Текст книги "Колесничие Фортуны"

Глава шестая

Нет оружия более коварного, чем правда, сказанная в нужное время в нужном месте.

Лорд Сен-Джон Болингброк

Стоило мне только переступить порог – и Его Высочество принц Джон устремился мне навстречу, весь лучась приветливостью и протягивая руку для пожатия. Пламя факелов испуганно метнулось в сторону от неожиданности, и я разглядел богато сервированный стол на двоих. Не замечая протянутой руки, я инстинктивно сжал рукоять кинжала и склонился в традиционном учтивом поклоне. От принца Джона не укрылось движение моей руки, но он лишь печально усмехнулся и покачал головой.

– Ах, сэр Вальдар, сэр Вальдар! Досадно, что вы не слишком настроены доверять мне.

Мое лицо выразило деланное удивление.

– Да что вы говорите?

– Только то, что вижу своими глазами, мой дорогой друг. А вижу я то, что вы абсолютно не склонны мне доверять. Право же, зря! Вы и не представляете, видимо, насколько велико мое уважение к вам, ибо я стольким вам обязан!..

Отблеск свечей зажег драгоценные искры в камнях перстней принца, они плеснули этот блеск прямо мне в лицо. Пальцы моего собеседника нервно переплелись.

– Да-да, – продолжал он. – Незачем притворяться. Я отнюдь не слепой. Вы не верите ни одному моему слову, не так ли, досточтимый рыцарь?

Мы заняли места за столом и Его Высочество самолично наполнил вином два чеканных кубка.

– Попробуйте хиосское. Поверьте мне, это настоящий шедевр виноделов. Мессир Вальдар, допустим, вы правы, не доверяя моим словам. Что ж, будем рассуждать вместе с вами.

Я немного расслабился и поудобнее устроился за столом.

– Не сомневаюсь, мой друг, что вы видите во мне братоубийцу, которому только чудо, совершенное вашими руками, помешало выполнить свой гнусный замысел.

– У меня есть все основания полагать именно так, принц, – ответил я, не особенно кривя душой.

– Несомненно, мессир Вальдар. Ведь вы спасли моего брата именно в тот момент, когда мои посланцы договаривались о его смерти.

– Разве это не так?

– Так. Однако здесь есть несколько «но». Например, статьи этого договора: «Смерть Ричарда не должна выглядеть насильственной, более того, должна казаться естественной. Второе: после смерти тело короля должно быть возвращено в Англию для захоронения».

– И в чем же тут загвоздка?

– Загвоздка в том, что люди подчас называют смертью лишь ее видимость, сиречь иллюзию.

– То есть? – спросил я, уже начиная кое о чем догадываться.

– То есть королю Ричарду вовсе не обязательно было умирать. Ему достаточно было выглядеть мертвым.

«Смерть есть сон», – вновь прозвучали у меня в мозгу последние слова Джорджа Талбота. Наконец мне стал ясен их скрытый смысл! От неожиданности я едва не прикусил язык.

– Неужели вы считаете, Ваше Высочество, что герцог Оттон не смог бы отличить живого человека от мертвого?

– Ну что вы, конечно, может! На совести этого негодяя добрая половина всех таинственных смертей Европы. Ему ли не знать, как выглядят мертвецы?! Но в том-то и вся прелесть. Давайте посмотрим: король Ричард не должен умереть от удара кинжалом, ибо подобное нарушает наше соглашение; он не может случайно упасть с коня и сломать себе шею, ибо свет еще не видел столь ловкого наездника. Что же остается?

– Яд? – заинтересовываясь все больше, спросил я.

– Вы абсолютно правы! Однако здесь появляется еще одно «но». При всей своей кровожадности Оттон Лейтонбургский терпеть не может, когда таинственная смерть врага может быть как-то связана с его именем. Как вы понимаете, мне это тоже ни к чему. А значит, должен найтись третий, достаточно могущественный враг.

«И кто же этот счастливец? Или несчастный?» – промелькнуло у меня в голове.

– Ну, на эту завидную должность могло бы претендовать множество народу. У моего братца наблюдается редкостный талант портить отношения с людьми. Но я остановился на самой экзотической фигуре. – Принц Джон сделал эффектную паузу. – Хасан, Старец Горы.

Надо сказать, желаемый эффект был достигнут. Я зафиксировал прямое попадание. Об этих ближневосточных ниндзя мне не доводилось слышать ни одного доброго слова. Действительно, идеальная кандидатура для зверского убийства.

– И?..

– А далее мне оставалось только связаться с Саллах-ад-Дином и попросить его оказать мне маленькую любезность, придя на помощь его другу. Надо сказать, мой брат умеет находить себе друзей не менее успешно, чем наживать врагов. Оплот Ислама, наследник Магомета был столь любезен, что моему послу стоило больших трудов убедить его не посылать двадцать тысяч всадников на помощь своему августейшему другу, а взамен этого направить в наши края лишь одного человека – Иркена Аль-Хатина, искуснейшего медика, как никто сведущего в науке составления лекарств из всевозможных трав и минералов. Снадобье, изготовленное им, способно погрузить человека в глубочайший сон, неотличимый от смерти. Такой сон может длиться до тридцати суток. За это время мы бы спокойно переправили Ричарда в Англию, сведя на нет все попытки Лейтонбурга использовать моего брата как орудие для достижения своих замыслов. Согласитесь, план был хорош. И тут появились вы…

– Но к чему было затевать такие сложные игры? – горько усмехнулся я.

– К чему? – Принц встал, подошел к массивному сундуку, стоявшему у стены, откинул крышку и щедро выгреб из него ворох разнокалиберных пергаментов. Ровным слоем распределив их по столу, он пустился в объяснения.

– Вот заемное письмо лондонским купцам, вот долговая расписка на сорок тысяч солидов, взятых у ломбардцев, вот счет от венецианских корабелов, а вот это, обратите внимание, мой друг, этот интереснейший документ недвусмысленно свидетельствует о том, что наш дражайший братец занял у еврейских ростовщиков сумму, которой с лихвой хватило бы на то, чтобы заново отстроить Сионский храм. Все это – счета, счета, счета… И заметьте, то, что вы увидели, лишь малая толика того, что покоится в сундуке.

Я посмотрел на этот сундук, служивший своеобразным мемориалом идее крестовых походов, и мне стало нехорошо. Он был велик, я бы даже сказал, очень велик.

Если бы все счета и расписки когда-либо были бы предъявлены к оплате, английским королям пришлось бы сменить порфиру на рубище и просидеть на паперти Кентерберийского аббатства скорбный остаток дней своих, передавая сие малопочетное ремесло потомкам вместо короны.

– Видите ли, мессир Вальдар, – прервал затянувшуюся паузу принц Джон, – последние полвека этому королевству чертовски не везло на правителей. Отец наш, урожденный граф Анжуйский, принял корону Англии в тягчайшие для страны дни. Междоусобицы и безвластье поставили ее на край гибели… И только железная воля и не менее железная рука способны были навести в ней порядок. Оба эти качества были присущи моему бедному отцу. Вскоре могучую его хватку почувствовали едва ли не все жители страны. Смута, казалось, была прекращена навечно. Однако вышло по-иному…

Мне было трудно понять, чего же больше в словах принца Джона – восхищения волею отца или невысказанной боли. Он продолжал для меня исторический экскурс.

– Грубостью и жестокостью своей Генрих настроил против себя многих вчерашних соратников. И хотя это нисколько не пугало его, но все же значительно ослабляло силу королевской власти. Тем не менее король Генрих продолжал неуемные бесчинства, повергавшие в трепет всю страну. Никто и ничто не могло остановить его. По природе своей он был так же бесстрашен, как и мой брат Ричард. Ни башни неприступных замков, ни стены святых храмов не могли служить надежной защитой от безудержного гнева моего отца. Любой бы, кто выступил против него, расстался с головой прежде, чем успел прочитать покаянную молитву. Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, был близким другом короля и считался одним из самых приближенных к нему людей до того самого дня, когда ему вздумалось сказать слово против его тирании – тогда его не спасли ни старая дружба, ни духовный сан. И так могло быть с любым. И так оно и было, покуда не вырос Ричард и покуда Его Величеству королю Генриху II не пришла в голову светлая мысль расстаться с нашей матушкой и жениться вновь… на невесте собственного сына. Что было дальше, вы, конечно, знаете?

Я утвердительно кивнул. Отец воевал с собственными сыновьями и женой два года и одно время даже немало в этом преуспел, изловив свою некогда пылкую возлюбленную и заточив ее в крепость. Видимо, именно за это военная фортуна, разгневанная недостойным отношением к даме, лишила его всех плодов победы, и он скончался от изнурительной горячки, разбитый и затравленный, покинутый всеми былыми сподвижниками и окруженный на смертном своем одре лишь скопищем ликующих врагов.

«В какой-то из этих часов перебежал к молодому льву от старого лорд Томас Эйстон», – внезапно вспомнилось мне. Не знаю уж, почему в голове вдруг всплыл изможденный узник замка Ройхенбах, умирающий на наших руках, но в этот час чувство жалости ни на секунду не шевельнулось в моей душе.

– Помнится, Ваше Высочество, вы тоже принимали участие в заговоре?

– Вы напрасно иронизируете, мессир Вальдар. Я действительно принимал в нем участие. Мне тяжко сознавать, что человек, против которого мне пришлось бороться, был моим отцом, но голос моей матушки, взывавший из заточения о справедливом возмездии, требовал сделать свой выбор.

Но сейчас я говорю о другом. Война, прокатившаяся по всему королевству, вновь опустошила страну. Все, что удалось скопить за несколько лет мира, было начисто промотано в два года войны.

Быть может, вам известно, что лорд Томас Эйстон, бывший в те смутные дни помощником казначея короля Генриха, перешел на сторону моего брата и передал в его распоряжение немалую сумму денег. Однако мой брат умеет их тратить с поистине королевской щедростью. Какие празднества он устроил по поводу своей коронации! Лондонцы детям и внукам будут рассказывать об этих великолепных торжествах! А что в результате? Пустая казна! Новые налоги и займы!

А потом этот поход. Да простит меня Их Святейшество со всем своим синклитом, но меня более всего беспокоит судьба этого королевства, чуть менее – нашего домена во Франции и уж совсем никак не волнуют какие-то там обетованные земли за тремя морями!

– Но святыни веры?

– Бросьте, мессир Вальдар, не повторяйте этот поповский вздор мне! Вы производите впечатление умного человека, а это, увы, большая редкость в наши дни. Не заставляйте же меня думать, что вы – зауряднейший безмозглый рубака, виртуозно владеющий мечом и хранимый судьбой для одной только ей известной цели.

Избыток горячей крови, жажда подвигов, желание поправить свои дела богатыми трофеями и захватами, быть может, даже просто желание повидать мир – это да. В это я верю. А какие-то там мощи и гробы?! Готов поклясться чем угодно, готов держать любое пари, что ни один гроб, будь он даже трижды Господний, не заставит английского барона вылезти из своей замшелой каменной берлоги и очертя голову мчаться бог весть куда, за тридевять земель к черту на кулички, жариться в тамошних песках, как карась на сковороде, если только этот гроб не заполнен золотом до самого края, а врожденное его рыцарское чванство не будет утешено десятком ран и иссеченным наметом.[16]16
  Намет – небольшой плащик, надеваемый рыцарями в Святой Земле поверх шлема, чтобы избежать перегревания.


[Закрыть]

– Да что я вам рассказываю, – распаляясь все больше, продолжал принц Джон. – Вы же сами побывали в этом аду. Ну и как вам центр мироздания?

– Не богохульствуйте, принц, – попытался уйти от ответа я.

– Оставьте, ради Бога! В моих словах не больше богохульства, чем в Нагорной проповеди. Я говорю правду. Правду, как бы горька она ни была. Если это богохульство – то к чему такой Бог?

Скажите мне, мессир Вальдар, что лично вам до святынь, которые вы клялись освободить, но так и не освободили? Сарацины, конечно, гнусные язычники, однако до того, как первый крестоносец ступил на их землю, ни одна из них не знала поругания и все святыни были целехонькими. А что теперь? Ваши подвиги, как и подвиги моего брата, на все лады воспеваются менестрелями, и герольды ведут скрупулезный учет вашим победам, но зачем? Зачем и кому они нужны? Кому от них стало легче? – Его Высочество замолчал, переводя дух и пристально глядя на меня.

Мне нечего было ответить, он, безусловно, был прав. В той игре, которую вел младший Плантагенет, рыцарство со своей бессмысленной и неуемной жаждой подвигов было непростительной блажью, но именно эти правила толкали принца Джона к однозначному и неминуемому проигрышу. Ибо ничто не могло свести роль благородных рыцарей к роли тяжелой кавалерии, подвластной приказам единого командования, а следовательно, все попытки что-либо менять в стране неминуемо бы натыкались на глухое сопротивление номинально подвластного дворянства.

– Когда мой брат отправился сражаться в Святую Землю, – продолжил принц Джон, несколько успокаиваясь, – он вновь вытряс Англию, словно кошелек в придорожном трактире. «Я бы продал Лондон, если бы нашел кому!» – это его слова. На наше счастье, покупателей не нашлось.

Вместе с королем в этот загробный поход отправился весь цвет нашего рыцарства, а вместе с ними – тысячи здоровых и крепких мужчин, способных держать в руках не только оружие. Что же осталось здесь? Нищая страна, со всех сторон окруженная врагами. Кого тут только не было: шотландцы, валлийцы, ганзейцы, каталунские пираты! Все эти годы я только и делал, что старался залатать дыры, проделанные в нашем кармане за последние полвека, да отгонял врагов от границ Англии.

В довершение ко всему моего любезного братца угораздило попасться в плен. Вот уж этого от него я никак не мог ожидать! Вы знаете, какой выкуп назначил император за голову своего вчерашнего союзника? Пусть будет проклят тот учитель арифметики, который рассказал ему, что в мире существуют такие числа! И что бы вы думали сотворила наша матушка, мир праху ее?

– Она начала собирать требуемый выкуп, – предположил я.

Принц Джон печально посмотрел на меня и отхлебнул из стоявшего перед ним кубка.

– Вы правы, мой друг, абсолютно правы. Во всех ее владениях, я думаю, не осталось ни одной мало-мальски ценной вещи. Как вы сами понимаете, выплата такого выкупа означала катастрофу для моей страны. Я не мог допустить этого, а потому пошел на риск, решив обвести вокруг пальца и императора, и его хитроумного дядюшку, а вместе с ними и весь голодный рой заимодавцев, ждавший только момента, чтобы вцепиться нам в горло.

Я преднамеренно распустил слух, что намереваюсь убить своего брата. Чернь не любит меня, ибо в ее глазах я значительно проигрываю Ричарду в осанке, храбрости и щедрости, а поскольку для блага страны я порой вынужден действовать жестоко и вероломно, то никто не удивился, узнав о моих замыслах.

Я невольно прикусил губу, вспоминая текст донесения, послужившего причиной нашего первого появления здесь.

– И что же?

– Чем больше ширился слух, тем дешевле становилось все это наследие. – Он указал рукой на свитки, содержащие в себе финансовую бомбу огромной разрушительной силы. – Под конец они продавались по цене пергамента. А что же касается дипломатической миссии Лоншана, на которой вы столь успешно поставили крест, то он имел право от моего имени давать любые обязательства и соглашаться на самые дикие условия. Естественно, уступая после долгой борьбы. Это понятно. Ведь все они вступали в силу в случае смерти Ричарда. После возвращения его к жизни обо всех этих договорах можно было со спокойной совестью забыть.

Я невольно поймал себя на том, что испытываю чувство восхищения разыгранной комбинацией.

Раздался негромкий стук в дверь. Виденный уже мною дворецкий, кланяясь, подошел к принцу Джону и что-то прошептал ему на ухо. По мере нашептывания лицо Его Высочества принимало все более озабоченное выражение.

– Прошу простить меня, мессир Вальдар, – принц, извиняясь, развел руками, – государственные дела вынуждают прервать нашу беседу. Надеюсь, однако, что нам еще удастся поговорить на пиру.

Вернувшись в свои апартаменты, я застал там Виконта, колдующего над приемником. Шервудские лучники обалдело взирали на это чудо техники, пытаясь понять, что, собственно, происходит.

– Ну, что передает Би-би-си? – осведомился я. Судя по доносившимся звукам, «жучок», установленный мною под столом принца, работал великолепно.

– А вот послушай!.. – Крис протянул мне наушники.

Оттуда доносились немного приглушенные расстоянием голоса. Я нажал кнопку тонкой плавающей настройки.

– …Откуда он здесь взялся?

– Не имею ни малейшего представления. Однако его появление здесь не предвещает ничего хорошего.

– Так убейте его, черт возьми.

– Убить? – Я узнал мягкий густой баритон принца Джона. – Что ж, неплохое предложение. Вот только ответьте мне, будьте любезны, на несколько вопросов. Вопрос первый. Он отсутствовал более трех лет. С тех пор как мой брат вернул себе престол, этого славного рыцаря никто не видел. Обратите особое внимание – никто не видел. Ответьте мне: где он был все это время, откуда он здесь взялся и что ему нужно? Можете смело рассматривать эти три вопроса как один. Все равно, я полагаю, у вас нет на него сколь-нибудь вразумительного ответа. И вопрос второй: что даст мне его смерть?

– Спокойствие.

– Даже так? Увы, у меня на этот счет есть большие сомнения, и пока они не рассеются, не думаю, чтобы смерть была хорошим решением данной проблемы.

– А когда они рассеются?

Да, один из голосов я узнал сразу и с легкостью. Всего несколько минут тому назад он убеждал меня в чистоте своих намерений. Второй мне тоже был смутно знаком, но я никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах мог встречать его обладателя.

– А что вообще известно об этом зерцале рыцарства? – Принц Джон старательно уводил разговор в сторону от прямо поставленного вопроса.

– Родители его вам хорошо известны, нет смысла на них останавливаться. Участник крестового похода. Весьма искусный и опытный боец. Отважен до дерзости и в то же время осторожен.

– Разве такое может быть?

– Как видим, может. Вообще очень экстравагантный характер. Ему бы родиться не в наш просвещенный двенадцатый век, а в темные времена короля Артура. После возвращения из Святой Земли носится взад-вперед по Европе, совершая ряд «чудачеств», одно из которых вам хорошо известно.

– Воистину.

– Что еще? Имеет двух братьев и сестру. Средний его брат известен как умелый правитель и полководец, весьма, правда, неравнодушный к золоту, в особенности чужому. Бывает горяч и жесток, особенно когда пьян.

– И как часто это бывает?

– Всегда.

– Хорошо. А младший?

– Младший в юные годы тоже слыл неплохим воином, однако внезапно стал набожен и, того и гляди, примет сан.

– Конечно, не обошлось без чьих-то прекрасных глаз? Не может же, право слово, вестфольдинг в здравом уме мечтать о посте и молитве?

– Сие никому неведомо. Сестру же его вы вполне можете знать лично, Ваше Высочество.

– Даже так?

– Надо сказать, девица под стать своему братцу. Сейчас она проживает в замке Шангайл на границе с Шотландией.

– Да, припоминаю, Шангайл – такая полуразвалившаяся башня на спорных территориях.

– Ну башня, положим, уже вполне целая, а на землю вокруг нее, во всяком случае, Шотландия больше не претендует. Но речь сейчас не об этом.

Пятнадцати лет от роду сия красавица, переодевшись, как водится, пажом, сбежала в Святую Землю совершать подвиги, что, надо отметить, ей блестяще удалось. Несмотря на свой юный возраст, она была удостоена чести получить рыцарское звание за подвиги на поле боя и вот, когда на ногах у нее уже позвякивали золотые шпоры, она нежданно была изловлена своим старшим братом и со скандалом отправлена домой, к родительскому очагу. Однако там она долго не задержалась. Рассорившись со всеми родственниками, она удалилась в Шангайл, принадлежащий ей через родство с Невиллами, и теперь обретается в этом разбойничьем гнезде, наводя ужас на округу по обе стороны границы.

– М-да, веселая семейка.

– Что вы хотите, принц? В их жилах смешалась кровь вестфольдингов и гасконцев. Однако вернемся к делу. Мой господин настаивает на том, что король Ричард не должен умереть ранее того, как будет подписана капитуляция Франции. Потому ваше выступление должно быть отложено минимум на полгода.

– Вряд ли это возможно. К тому же появление Камдила здесь и сейчас – очень опасный признак. Мы должны спешить, если не желаем опоздать навсегда.

– Ни о какой спешке речи быть не может. Вы ведь не хотите, чтобы известное вам послание, где вы предлагаете пятьдесят тысяч солидов за голову своего брата, стало известно во всех городах и замках ваших владений? Что же касается Вальдара Камдила, думаю, что мой господин будет крайне удивлен, узнав, что этот авантюрист помешал осуществлению ваших планов, тем более что сейчас вы держите его в руках.

– Наших планов, – спокойно поправил принц Джон, – наших планов. К тому же, помнится, подобная неприятность уже произошла однажды с вашим господином, причем в удивительно схожей ситуации.

– Тем более.

И тут я наконец понял, кто был собеседником принца Джона.

– Лис, ты знаешь, кто в гостях в этом замке?

– Мы!

– Правильно. А еще здесь имеет честь обретаться герольд Лейтонбург.

– А вот тут ты не совсем прав, Капитан. Здесь имеет честь обретаться, как ты выражаешься, герольд Императора Священной Римской империи Оттона II.

– Ну да, конечно, что в общем-то ситуации не меняет. А она такова: сказать, что пахнет паленым, значит всенародно признать, что у нас плохо с обонянием. Мы пылаем, как олимпийский факел.

– Ша, кабан, не кипешуй. Сейчас ты пойдешь к Джону, напоешь ему военных песен за любовь, а я пока Виконта энд компани, как говорят у вас на Диком Западе, выведу из Ноттингема. А потом мы сами тихо-тихо сделаем отсюда ноги – в общем, как обычно: волка ноги кормят – солдата они спасают.

– Ладно. Убедил, черт языкатый. Пойду выпью-закушу.

– Все б так убеждались. Давно бы на «линкольне» за картошкой ездили.

– А мне с тобой можно? – жалобно посмотрел на меня Крис, отчаянно сознавая, какое пиршество от него ускользает.

– На твой век, боец, сухпая хватит, – оборвал последние надежды стажера мой доблестный напарник. – В бой идут одни старики!

– Вот так мы и живем, – обреченно вздохнул де Монгийе и стал укладывать приемник.