Текст книги "Марш обреченных"

– Куда едем, красавица?

– Сокольники, – коротко отзывается девица.

– Нет проблем. Залазь.

– Сколько будет стоить?

– А это уже как решим. Можно по счетчику, можно – по справедливости.

Ну что, «господа сопровождающие его лица», в дорогу. Надеюсь, вы ничего не имеете против Сокольников?

– А вам господа куда? К трем вокзалам и побыстрее? Да что я, не понимаю? Прокатимся с ветерком…

Катимся к Казанскому вокзалу. Почти как правительственный кортеж. «Волга» – «Жигуль», «BMW» – «Опель», «Опель» – «BMW».

– Мадам, не просите и не уговаривайте, я не поеду в Черемушки. Почему? Потому что смена у меня заканчивается, а до Черемушек чесать и чесать. А вы, монсеньер в тюбетейке, чего желаете? Арбат? Это правильно. Арбат – одно из самых величайших достопримечательностей нашей, а бывшей и вашей Родины. Согласно книге рекордов Гиннеса, по количеству матрешек на душу населения, она превосходит всю остальную Европу вместе взятую. Что? Вы говорите, там такого нету? Видимо, вам попалось устаревшее издание. Пожалуйста, вот вам Арбат… и вот нам ресторан «Прага».

Без пяти три. Успел. Прекрасно. И вся моя рать в сборе. Снова Валерин голос:

– Ну что, командир? Что с хвостом делаем?

– Рубим по самые уши. Работаем так: я сейчас ставлю машину и навожу марафет. В салоне протру, чтобы пальчиков не было. Салон окроплю внутри, ну, и там стекло, зеркала, как положено. Если джентльмены захотят познакомится – схема «захват», нет – я банально уведу их за собой и потеряюсь по дороге.

Ну вот и приехали. Ищу свободное место для стоянки… Внутренняя приборка. Одеколон. Запах его – гениальное изобретение наших парфюмеров. Люди от него нос воротят, а собаки, так те просто в обморок падают. Ну вот, вроде бы никаких следов моего пребывания не осталось. Исключая, конечно, запах. Но его, как говорится, к делу не подошьешь. Выхожу из машины. Запираю дверь. Протираю лобовое стекло. Зеркало заднего вида. Ну что? Подойдут или не подойдут? А! Вот они движутся. Холеные, самоуверенные. явно не топтуны. Ребята из наружки эдак «королями жизни» не ходят. Их без должной сноровки и одного из десяти в толпе не разглядишь. Ничего. Сейчас у вас спеси поубавится.

Вот старший в карман полез. Сейчас ксивой светить будет. Тру себе зеркало, да насвистываю мотив из «Красотки». Вот она, отеческая рука Госбезопасности на непутевом плече! Поехали! Правой рукой запястье незваного гостя в захват, локтем левой ему – под ребра. Поворот вокруг своей оси и голова преследователя, с выпученными глазами и открытым ртом, бьется о капот «Волги». Напарник его пытается поднять руку, чтобы выхватить пистолет, спрятанный в наплечной кобуре, но валится, не охнув, получив удар основанием ладони по ушам от капитана Насурутдинова.

– Спокойно, спокойно граждане. Не толпитесь, – вещает майор Пластун, размахивая в воздухе закрытым удостоверением. – Операция ФСБ.

Ну что ж, чистая правда. Встревоженный было обыватель, удовлетворенно шествует по своим делам. И ему будет что рассказать дома. Он воочию наблюдал несокрушимую мощь наших карателей. «Щелк, щелк». Наручники намертво схватывают запястья незваных визитеров. Тагир, жестом фокусника, извлекает табельные стволы моих преследователей, как бы демонстрируя явную злонамеренность поверженных темных личностей. Задержанные влетают на заднее сидение собственных «Жигулей». Мы следуем за ними. Вся операция заняла чуть больше минуты. Хороший результат! В дальнейшем путешествии мы составим компанию нашим приятным, хотя ещё не знакомым почитателям. Кстати, самое время познакомится. Совершаю экскурсию по карманам, в поисках удостоверений. Капитан Калмыков, старший лейтенант Нечитайло. Ну что ж, приятно познакомится. Надеюсь, взаимно.

– Куда едем? – поворачивается ко мне Валера.

– На полигон.

Я кладу руку на плечо Тагира:

– Нам понадобится хорошая машина. «Вольво» или что-нибудь из последних моделей «Дженерал Моторс»

– Понятно, – кивает головой он, принимаясь высматривать потенциальную жертву.

– С иностранными номерами подойдет?

– Выше крыши.

У 590-й «Вольво», стоящего на обочине, в номере гордо высвечивает буква «S» – Швеция. То, что надо. Сейчас мы устроим коллегам небольшой скандал. «Жигуль» притормаживает, и Тагир, походкой легкой, как шаг честного человека, выходит на «зверя». Когда капитан Насурутдинов уйдет в отставку, я уверен, ему найдется место, в качестве эксперта фирмы, выпускающей замки и противоугонные устройства. Во всяком случае, я не встречал ещё ни одного подобного изделия, которое бы не сумел бы уговорить за время горения одной сигарету. Надеюсь, что владелец автомобиля от возмущения не забудет заявить в милицию о пропаже. Ну вот, так и есть. Поблескивающий лаком и никелем суперавтомобиль догоняет видавший виды трофейный «жигуленок» и прямо сказать, смотрится рядом с ним примерно как дог-медалист с помойным кабыздохом. Тонированное стекло легко уползает вниз, и из окна высовывается рука нашего термезского Барса.

– Прекрасно, Тагир, прекрасно!

Тормозим и перегружаем пленников в «Вольво». А теперь очень быстро, пока не хватился хозяин, к выходу из Москвы.

Вот он долгожданный пост ГАИ. Парни в бронежилетах с АКСУ[13]13
  АКСУ – автомат Калашникова, складывающийся, укороченный.


[Закрыть] на плечах, бдительно озирают трассу. Невзрачный драндулет с Валерой за рулем, не вызывает у них ни малейших эмоций. То ли дело наш дорожный линкор… О! Замахал, замахал!

– Сержант Болдырев, – подошедший гаишник поднимает руку к козырьку кепи.

Из водительского окошка «Вольво» появляется удостоверение капитана ФСБ Калмыкова, вслед доносится шипение.

– Сержант, растворись, ты срываешь операцию!

Сработало! Вот у нас уже есть свидетели по делу об угоне сотрудниками ФСБ шведского автомобиля «Вольво»

– Все в порядке, проезжайте.

Ну, вот и славно. Дальше уже все спокойно. Дальше – уже сплошные запретные зоны. Вообще, понятие это так же характерно для Подмосковья, как табличка «Не курить» для склада горюче-смазочных материалов. Словно крепости времен былинных, стоят вокруг белокаменной военные и военно-промышленные города, городки, поселки и уж такие глухоманные места, куда ни один Макар без особого допуска никогда телят не гонял. Жуковский, Пущино, Обнинск, Дубна, Долгопрудный, Дзержинск, Красноармейск, Зеленоград, а ещё Голицыно-2, Дмитров-2, а еще, а еще, а еще… И это все не считая, скажем, наших родных и до боли знакомых полигонов в Балашихе и Суханово.

В первый год после формирования нашего подразделения именно там протекали суровые будни изнурительных тренировок и изматывающего обучения языкам, нравам народов мира, манерам и многому, многому другому, что не входило в программу обучения советских офицеров. Мы тренировались плечом к плечу с представителями едва ли не всех стран и народов, борющихся за что-нибудь или против кого-нибудь. Здесь были ливийцы, пакистанцы, латиноамериканцы, корейцы, в общем, все флаги в гости… Потом, видимо, эта ситуация несколько смутила кого-то из военного начальства и нам был выделен отдельный полигон неподалеку от столицы российского православия.

Нельзя сказать, чтобы до нас здесь никогда не ступала нога современного человека. Боле того, тут, как ни где, чувствовалось его грозная поступь. Кроме тренажеров и времянок, построенных нами, в этих местах имелся ещё целый архитектурный комплекс, не доступный, правда, любопытному глазу. Этажи этого величественного сооружения из монолитного бетона уходили глубоко под землю, образуя сложную систему жилых помещений, залов, переходов, огневых точек, складов – в общем, всего того, что нужно для резервного командного пункта, скажем, на уровне группы армий. Сверху, как я уже говорил, шелестит вековечный лес, в который были аккуратно вписаны наши убогие, в сравнении с подземным великолепием, учебные корпуса. Сюда и лежал наш путь.

Сотрудники охраны заученно попросили выйти всех из машины и, сверив наши документы, дали добро на проезд. Офицеры ФСБ в наручниках и «Вольво» со шведскими номерами не вызывают у них ни малейшего интереса. То есть, не совсем так. Рабочий интерес, конечно же, есть. Но, проверив чистоту от жучков, скрытых камер и прочих тому подобных сюрпризов, они тут же скрываются в служебном помещении, оставляя нас самих разбираться с нашими делами.

* * *

Валера с трудом поворачивает давно не смазывавшийся штурвал, и с натугой открывает тяжеленную броневую дверь. ФСБшники, подгоняемые Тагиром, понуро заходят внутрь. Кроме них, в помещении нет ничего, голый бетон. О мебели бывшие хозяева как-то не позаботились. Тагир снимает с них наручники, отклеивает лейкопластырь, которым для предотвращения излишних разговоров заклеены рты пленников. Похоже «друзья народа» хорошо осознают глубину задницы, в которой они очутились. Во всяком случае, традиционных вопросов – «кто вы такие?» и «как вы смеете» – не слышно. Оно и к лучшему. Сразу перехожу к делу.

– Ребята, в передрягу вы попали в пресквернейшую. Мы ничего не имеем лично против вас, но нас очень интересует ряд вопросов. В частности: кто и почему отдал приказ следить за вдовой генерала Рыбакова, что вообще из себя представляет дело Рыбакова. Четко и подробно: что, почему, что слышали, кто сказал. В общем, факты, имена даты, не мне вас учить. Пишите все по установленной форме, на имя начальника Федеральной Службы Контрразведки. Чтоб у вас не было никаких иллюзий. Сейчас я выдам вам бумагу и ручки, а так же запас сухарей на один день. У вас есть выбор. Либо вы пишите все, что знаете, тогда у вас появляется шанс сохранить себе жизнь, либо играете в героев-подпольщиков, тогда я закрываю эту дверь, и больше о ней не вспоминаю. Через сколько лет её откроют вновь – одному Богу известно.

В глазах у Калмыкова я читаю ужас. Похоже, они не склонны сомневаться в искренности моей речи. При случае они поступили бы точно так же. Ибо, как гласит железный закон любой секретной службы: «Никогда не убивай человека, если того не требует дело, и никогда не щади его, если дело этого требует».

– Надеюсь, до завтрашнего утра у вас хватит времени, чтобы связано изложить свои мысли. А сейчас – я кладу перед ними на пол стопку бумаги, пару авторучек, десяток сухарей и два пластиковых стакана. Тагир молча подает мне принесенную заранее бутыль «Абсолюта», откручивает крышку и прозрачная струя устремляется в одноразовый стаканчик. – Это хоть как-то предаст вам сил и скрасит одиночество. Пейте спокойно. Это не отрава. Чистейшая водка. Счастливо оставаться. До завтра.

Завтра водка уже не будет чистейшей. Это факт. Но что делать? Таковы правила игры. Попался – терпи. Если дырка в голове – поздно пить зеленку.

Глава 7

Я въехал в Москву со стороны Шереметьева-2. Оставив серый «жигуль» ФСБшников на стоянке возле аэропорта, я сдался на уговоры одного из частных водил, предлагающих пулей доставить в любой конец Москвы, и, войдя в долю с парой челноков, возвращавшихся из забугорной поездки покатил в первопристольную, растворяясь в нескончаемом потоке приезжающих и провожающих. Я помог своим соседям разместить в багажнике и салоне неподъемные баулы с товаром, вполне пригодные для баррикадных боев и откинулся на сиденье, расслаблено слушая болтовню своих попутчиков. Судя по долетавшим до меня фразам, их поездка вполне могла считаться удачной. Но, что бы ни везли они в своих объемистых сумках, несколько листков бумаги, лежавших в обыкновенной кожаной папке у меня на коленях, стоили гораздо больше. Во всяком случае для меня и моих друзей. В этих нескольких листках содержались откровения Калмыкова и Нечитайло, прямо и недвусмысленно указывающие на человека, отдававшего им приказ. Это было крупной удачей. Пожалуй, самой крупной с начала нашей операции. Человека, чье имя содержалось в этих чистосердечных признаниях, я знал. Знал не то чтобы близко, но давно. Его карьера была так сказать, воплощением заветной мечты того самого солдата, который мечтает стать генералом. Наш новый пациент таковым уже был, и звали его Тимофей Банников.

В начале восьмидесятых, уж и не знаю, по каким причинам, Фортуна улыбнулась молодому особисту капитану Банникову, и с тех пор до нынешнего дна эта улыбка не сходила с лица богини удачи.

Одним росчерком кадрового пера Тимофей Прокофьевич Банников сменил северное сияние Северодвинска на белые ночи Ленинграда и, утешившись по случаю такой потери майорскими звездами, рьяно взялся за дело искоренения скверны инакомыслия в рядах Балтийского Флота. Охотничьи инстинкты верного дзержинца привели его к воротам Михайловского замка[14]14
  Михайловский замок – место убийства имп. Павла I.


[Закрыть], но отнюдь не для того, чтобы воочию полюбоваться немым свидетелем заговора времен былых, а с целью вскрыть ростки нового заговора против всего того, что было дорого сердцу каждого честного коммуниста.

После выходки капитана III ранга Саблина, пытавшегося угнать в Швецию большой противолодочный корабль, компетентные органы настороженно поглядывали на балтийское морское офицерство, пуще всякого урагана опасаясь нового скандала в «колыбели революции». Поэтому лозунг: «Бди!» был горящими буквами запечатлен в сердце каждого военного чекиста, словно слова древнего библейского пророчества.

Неуемная бдительность помогла вновь прибывшему майору Банникову разглядеть то, что укрылось от неусыпного ока его коллег. В двух шагах от Ленинградской военной комендатуры, под сводами Михайловского замка располагалась литературная студия, носившая горделивое название: «Путь на моря». В стенах её собирались офицеры Балтийского флота, Ленинградской Военно-Морской базы и округа – все те, кому не давал покоя несмолкающий стук копыт легкокрылого Пегаса. Уж и не знаю, висит ли там мемориальная доска в честь того, что из её стен вышел один из основателей куртуазного маньеризма Константин Григорьев, но дело в сущности не в этом.

Одному из посещавших эту студию молодых капитан-лейтенантов пришла в голову светлая мысль в стройных рифмованных строфах отразить образы императоров и императриц всея Руси от Петра I и вверх, до Николая II. Не ведаю, как обольстительно улыбалась морскому волку ветреная муза, не знаю, о чем он думал, сочиняя эту «социально чуждую фальшивку» и раздавая участникам обсуждения распечатки стихов, но уже на следующее утро один из экземпляров их лежал на столе у майора Банникова, который, как и положено, делал «соответствующие выводы».

Все осложнялось тем, что в число участников студии входил ряд высокопоставленных офицеров политотдела базы, в литературоведческом запале обративших большее внимание на огрехи в рифмах и образах, чем на политическую подоплеку этих произведений.

И полились чернила. До крови, правда, дело не дошло. Слава Богу. А не то имелось бы у нас что-нибудь вроде «второго кронштадтского заговора». В середине восьмидесятых, при вольнодумном Михаиле Сергеевиче дело прекращено «за отсутствием состава преступления», но высокий профессионализм Тимофея Банникова был по заслугам оценен руководством. Одна звезда, украшавшая лыжню на его погонах потеснилась, давая место второй, а когда нанятый КГБ ас-недоучка Матиас Руст устроил авиашоу на Красной Площади, расчищая дорогу очередной команде, желающей проводить «генеральскую линию партии», то поднаторевший в раскрытии военных заговоров подполковник был переведен в Москву, в третье главное управление для продолжения своей бескомпромиссной борьбы с внутренними врагами Отечества.

Август девяносто первого уже застал Тимофея Прокофьевича обремененного полковничьими звездами, но, невзирая на высокий пост и ранг, он участвует в «танковом десанте», расположившись на броне рядом с первым российским президентом и генералом Бумазеевым. Поговаривали, что именно звонок этого генерала определил политические убеждения Банникова в тот день, но это были только разговоры.

Мы встретились с ним 19 августа 1991 года. Там же, у президентского танка, и это была вторая наша встреча. Первая состоялась почти десять лет назад, в Питере, все из-за того же злополучного дела «флотских монархистов». Дело в том, что командир моей роты, капитан Завгородний, так же страдал поэтическим зудом и время от времени проводил свободные часы в студии Михайловского замка.

Как оказалось, профессиональная память молодого особиста на веки запечатлела мой образ в своих бескрайних закромах. Разглядев меня в толпе всевозможных солдат и офицеров, окружавших танк, он на секунду сдвинул брови на своем фокстерьерьем лице и тут же по братски хлопнул меня по плечу.

– Постой-постой, капитан, ты часом не с Балтики?

– С Балтики… – несколько замявшись, ответил я, с трудом сопоставляя образ пламенного радетеля Коммунистической партии, в кабинете которого мне как-то пришлось провести три часа кряду, с образом стойкого борца за Свободу и Демократию, оборонявшего нынче Белый Дом.

– Лукин, спецназовец! – продолжал демонстрировать свои профессиональные качества Банников.

– Так точно, товарищ полковник.

– Вот и отлично, мне как раз такие ребята и нужны. Я тут, видишь ли, отвечаю за безопасность правительства России. А подготовленных людей, вроде тебя – раз-два и обчелся. Так что считай, что поступаешь под мое командование. Набери себе группу человек десять. Где оружие получать, знаешь?

– Так точно.

– Молодец. Чувствуется хватка. В общем, снаряжайтесь. Я укажу вам ваш сектор обороны. Власенко! – позвал он. Откуда то из под танка выскочил молоденький гэбэшный лейтенант. – Сопроводи капитана. Пусть ему выдадут все, что надлежит.

Ситуация складывалась презабавнейшая. Утром 19 августа в Фарисеевский переулок прибыл вот так же вышколенный адъютант Крючкова с приказом спешно подготовить и провести операцию по захвату Белого Дома. Наш генерал хмуро выслушал штабного хлыща и четко заявил ему, что, во-первых, возглавляемый им Центр подобными вещами не занимается, а, во-вторых, он подчинен непосредственно Президенту страны, и приказы мятежников, в каком бы высоком они ранге не находились, выполнять не намерен. Тогда адъютант пригрозил, что Центр будет блокирован танками. «Ну, ну», – сказал генерал, и приказал взять изменника Родины под стражу. И каждый из нас понимал, что это «ну, ну» весит больше всех сановных угроз. Сменив обычные гражданские костюмы на военную форму, часть наших офицеров, в том числе и я, отправились в город на разведку. Пару раз меня останавливали военные патрули, но, проверив документы, пропускали, не сказав ни слова. Создавалось впечатление, что они сами четко не представляют, что должны делать и кого ловить. В городе, в котором было сконцентрировано военное руководство Вооруженными Силами страны, в городе с огромным гарнизоном и десятком новых свежевведеных дивизий, похоже, отсутствовало что-либо, похожее на единое командование. Вообще же этот, с позволения сказать, путч оставлял в душе неизгладимое впечатление чего-то бутафорского. Такая себе грандиозная комедия… Если бы не невинные жертвы, если бы не далеко идущие последствия.

Полковник Банников, получивший за победу над несметными полчищами ГКЧП генеральские эполеты, провозглашал тосты на сабантуе воинов-защитников Белого Дома и приглашал их всех, «ежели что – по любому вопросу лично к нему».

Похоже, вопросы накапливались.

* * *

Капитана Бирюкова на месте не было. Впрочем, как и майора Пластуна. Голодный Раджив возмущенно верещал, требуя если не дежурный сухпай, то хотя бы кобру на растерзание. Оставленная моими друзьями записка, содержащая обещание явится к вечеру, немногое прибавила к пониманию ситуации. Офицер, дежуривший по Центру, заявил, что капитан Бирюков разоделся как на свадьбу, и убыл вместе с майором Пластуном в неизвестном направлении, прихватив с собой служебный «Мерседес». Я озадаченно почесал голову. Судя по антуражу, мои друзья собирались погрузится на самое дно нашего нового экономического Олимпа. (Если вы думаете, что я не знаю, что Олимп – гора, то глубоко ошибаетесь. Но наш, российский, вместе с его обитателями неотвратимо хочется поместить значительно ниже уровня моря).

Так вот, взяв породистого рысака, из опять же «барских конюшен», господа офицеры отправились по следам команды Кусто, щупать за жабры одного из толстых пальцевеерных сазанов. Я подозреваю – Тараса Горелова. Мне ничего не оставалось, как, передохнув с полчаса и выпив дежурную чашечку кофе, отправится к начальству с докладом. Выслушав изложенную мной информацию, полковник Талалай на пару минут задумался и, устало потеряв виски, произнес:

– Саша, вся операция распадается на два основных стратегических направления. Направление первое. – Он взял со стола авторучку, и сделав ей неопределенное движение в воздухе, словно указывая это самое направление, положил её обратно. – Кто стоит за убийством генерала Рыбакова? Я более чем уверен, что зде* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * и отчасти работали вместе, ещё ни чего не значит. Таких людей в управлении десятки. Но – это на ваше усмотрение.

– Виктор Федорович, – поспешил вставить я свою фразу в речь начальства, – вы не знаете, у кого в конце семидесятых и в начале восьмидесятых был позывной «Жером»?

Талалай испытующе посмотрел на меня:

– Шутишь? Если он не засветился, то все сведения о нем лежат под грифом «сов. секретно», и уж если когда и всплывут, то можешь смело считать, что ни кого из агентурной сети этого самого «Жерома» в живых уже нет. Хотя, – он печально вздохнул, – нынче это не факт. Нынче торгуют всем. Ладно. Оставим в стороне безрадостные картины нашего бытия, и вернемся к делу. Направление второе. Убийца. Здесь вам в помощь этот парень из прокуратуры. Как, бишь, его фамилия?

– Стрельцов, – подсказал я.

– Стрельцов. Одинцов рекомендовал его, как следователя упорного и сообразительного. Надеюсь, что он не ошибся. Во всяком случае, с Одинцовым я договорился. С сегодняшнего дня Стрельцову предоставлен двухнедельный отпуск по семейным обстоятельствам. За это время убийцу надо найти. Вынуть из него все, что он знает. И уничтожить. Все понятно?

– Так точно, товарищ полковник! – вытянулся я.

– Не безобразничай. Садись, – остановил меня отец-командир. – Для успешного решения поставленных перед твоей группой задач, в твоем распоряжении все средства и возможности Центра. Не жмотись. Если нужно, то нужно. Но и попусту деньгами не сори. Нам все эти купеческие навороты не по чину. Ладно. Действуй. Я в тебя верю.

Разрешение пользоваться всеми средствами Центра во многом развязывало руки. Мысль о том, что Комитет Государственной Безопасности и Главное Разведывательное Управление являются своеобразными государствами в государстве, давно уже стала общепринятой. Это не совсем верно. Обе эти организации ни коим образом не замыкаются в границах бывшего Советского Союза, а, следовательно, являются сверхдержавами. По всему миру им принадлежат банки и отели, корабли и самолеты, газеты и телеканалы и многое другое. Можно было бы, конечно, сослаться на отсутствие территории у этих государств, но если учесть, что обе эти государства-призрака являются крупнейшими земельными собственниками в мире, подобные доводы звучат как-то хлипко.

На фоне этих гигантов наш Центр несколько терялся. Но, тем не менее, его «суверенитет» поддерживался вполне солидной финансовой базой, своей движимостью и недвижимостью. Как я уже говорил, изначально наше спецподразделение не было рассчитано для ведения боевых действий внутри страны. Согласно замыслам руководства Союза, мы должны были решать «наболевшие» вопросы любыми удобными для этого средствами вне его границ. Естественно, для этого нужны были средства, и не менее естественно, для этого нужны были люди, никоим образом не связанные с «Союзом нерушимым республик свободных». Для того, чтобы отправить в отставку правительство, подвести под монастырь не в меру бойкий концерн, устроить небольшой переворот, нужны были люди, носящие фамилии Джонс или Смит, но уже никак ни Лукин, или Пластун. Поэтому и приходилось жить нам двойной, а то и тройной жизнью, время от времени, появляясь в рубрике «Светской хроники», различных газет мира.

В отличие от нас, наши западные двойники были вполне состоятельными людьми. Скажем, то же майор Пластун в бытность свою преуспевающим западными бизнесменом владел ранчо в Техасе и лесопилкой в Квебеке.

По ряду причин, бухгалтерия не начисляла доходы от всех этих «объектов предпринимательской деятельности» нам в зарплату. Но в сумме, они составляли финансовые возможности Центра. Возможности, как я уже говорил, не малые.

Бирюков и Пластун ввалились ко мне, когда я досматривал криминальные новости. На этот раз телевизионщики порадовали жителей столицы свеженькой сенсацией: «На тридцатом километре Успенского шоссе пьяный водитель не справился с управлением „Вольво-590“, на полной скорости слетел с трассы и врезался в дерево». Банальное, в сущности, дорожно-транспортное происшествие осложнялось некоторыми «но». Во-первых: автомобиль был угнан, и принадлежал крупному шведскому предпринимателю. Во-вторых: сидевшие в машине водитель и пассажир, были офицерами ФСБ. Их документы и оружие были обнаружены там же в машине. Было и в-третьих, он об этом дотошные журналисты ещё не знали.

Позвонивший с трассы Тагир сообщил, что все в порядке. Оба пострадавших доставлены в Склифосовку с повреждениями средней тяжести, так что наступившую амнезию можно вполне списать на последствия черепно-мозговой травмы.

«Такие вот дела», – как говорил один мудрец. Что толку пенять на суровость законов тайной войны. Когда-нибудь придет час, и мы сами сполна хлебнем этой суровости. Поднявший меч от меча и погибнет.

Пластун и Бирюков ввалились в комнату, радостные и явно удовлетворенные результатами своей поездки.

– Это наши, что ли? – ткнул пальцем Валера в экран телевизора.

– Они, – подтвердил я.

– Живы?

– Да. Побились чуток. «Вольво» – хорошая машина, безопасная.

– Ну, и слава Богу! Жаль, конечно, ребят. Они, в сущности, на подхвате. Но, что поделаешь, за ошибки бьют.

Слава Бирюков возник в дверях моей холостяцкой хибары, излучая свет и великолепие. Он был импозантен, словно яхта британской королевы, среди рыбачьих лодок. Его темно-синий костюм, казалось, был только что похищен с выставки последней парижской моды, и запонки на манжетах сверкали бриллиантовым блеском, неуловимо напоминая о морозах и северном сиянии Якутии.

– По какому поводу маскарад? – поинтересовался я, оглядывая своего друга с ног до головы.

– Паргдон? – произнес капитан Бирюков, невыразимо грассируя на букве «р».

– От «пардона» слышу, – буркнул я.

– Все требьен, друзья мои.

– То есть – шерами! – вмешался Валера. – Ладно, Славон, прекращай изображать Дюка Ришелье, и поведай командиру о наших похождениях.

– Хорошо, – Бирюков уселся на диван и с видимым удовольствием начал стаскивать до одури изящную удавку галстука. – Пока вы там джеймсбондовали, громили феэсбешников и угоняли иномарки, я сидел в конторе и размышлял о Гореловых.

– Да, кстати, – перебил я. – Ты был прав. Алексей Горелов действительно из «кротов»[15]15
  Крот – сленговое название разведчиков-нелегалов.


[Закрыть].

– Вот и прекрасно. Так вот. Меня заинтересовала схема экономического устройства Дома «Горелов и сын».

– И как успехи?

Слава пожал плечами.

– Довольно посредственно. Я просидел целый день, изучая архивы, пытаясь восстановить последовательность действий, приведших Тараса Горелова на вершину коммерческого Олимпа. Сведения, прямо скажем, скудные. После измены отца, Тарас Горелов меняет фамилию отца на фамилию матери. Становится Лаврентьев.

– Это для нас важно?

– Как оказалось – да. Он оканчивает Бауманку и, получив диплом инженера-механика, распределяется на номерной завод в Тенишево.

– Тенишево, Тенишево… Это танкоремонтный, что ли?

– Он самый. В начале восемьдесят девятого главный механик завода Т.А.Лаврентьев становится его «красным директором».

– На выборных началах?

– Именно. Для военного завода – нонсенс, но на верху, похоже, никто не возражал. Чем он занимался дальнейшие полтора года, я сказать пока не могу. Но в дальнейшем, его фамилия всплывает в списке соучредителей «Мегаполис Банка». Так же, соучредителем этого банка является российское представительство кипрской фирмы «Оушен меканик индастриал».

– Ну и что?

– Да, в общем-то, ничего, – глядя на меня с нескрываемым превосходством хорошо информированного человека, произнес капитан Бирюков, – кроме того, что в восемьдесят седьмом году она была куплена американским концерном…

– «Эй Джи спешел меканикс», – догадался я.

– Верно. И так, в начале девяносто первого года «Мегаполис Банк» выдает крупные кредиты под правительственную программу конверсии.

– Понятно, – прервал его я. – Август девяносто первого, нет правительства, нет возврата кредитов.

– Ясновидец, – усмехнулся Бирюков. – Но я тебе скажу ещё об одном исчезновении. В это же время из всех коммерческих изданий исчезает фамилия Лаврентьев.

– И появляется фамилия Горелов.

– Именно. Причем, заметь, генеральный директор «Мегаполис банка» через неделю после банкротства получает пулю в затылок у входа в подъезд собственного дома, главный бухгалтер исчезает бесследно. А новоиспеченный Тарас Горелов становится председателем правления инновационного коммерческого банка «Росконверсия».

– Ты подозреваешь его…

– Нет. Для этого у меня нет весомых оснований, а уж тем более, никаких улик. Я просто обращаю твое внимание на имеющуюся в деле цепь совпадений.

Это вообще особенность мышления Славы Бирюкова. Любой факт, а уж тем более цепочка фактов, попав в его поле зрения, обречены быть объектом пристальнейшей разработки вплоть до выжимания из них последней капли информации.

– Хорошо, продолжай, – поощряю я умственные изыски нашего аналитика.

– Продолжаю. Банк уже в открытую сотрудничает с концерном Горелова-старшего. В частности, он имеет лицензию на продажу «Эй Джи спешел меканикс» списанной военной техники Северной и Западной группы войск… Понятное дело, что вырученные деньги идут на финансирование конверсионных программ. На прямую этими программами занимается фирма «Приватир-Инвест».

– Генеральный директор – Тарас Горелов.

– Браво. Твоя логика безупречна. Так вот. Меня очень заинтересовало, какие именно программы курируют с этой фирмой.

– И что? – с замиранием сердца спросил я, понимая, что мой друг нащупал нечто весьма важное.

– Я решил провести разведку боем.

– Это понятно.

– Мне пришло в голову, почему бы моей консалтинговой фирме «Даймонд лей», Антверпен, Бельгия, не заинтересоваться российскими рынками.

– Ты решил помочь Горелову с иностранными инвестициями?

– Да, что то в этом роде. Я с моим водителем, телохранителем и переводчиком приехал в банк и провел первый раунд переговоров, – держа пальцы для ориентировки по трем векторам, как бы невзначай роняет мсье Бирюков.