Текст книги "Ррроман Рай"

Ррроман Рай
Владимир Уаров

Редактор Оксана Ивановна Беляева

© Владимир Уаров, 2024

ISBN 978-5-0064-3109-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ррроман Рай и в раю… странное словосочетание, размышлял Роман, наблюдая за зеленой собакой. Она мирно паслась рядом с лошадьми, с аппетитом пощипывая травку, почесывая пятой ногой ухо на третьей голове.

Вот ведь бывает… – думал Роман – Зачем собаке пятая нога, когда есть и шестая и седьмая? А что будет, если каждой ноге придать особое положение, чтоб в итоге получился Шива мохноногий… или махнарукий?

Вдруг нервно моргнул третий глаз и Роман почувствовал чье-то присутствие. Это был Васька из соседнего подъезда, за ночь его уши покрылись отличной шелковистой шерстью и вытянулись в неописуемом заячьем восторге. Хвост нервно подрагивал в предвкушении серьезного разговора.

– ЗДАРОВа РоМаНиЩеееее!!! – Глаза Васьки в этот момент бегали по всему периметру лица, сталкиваясь и ругаясь матом.

– Угу… – сказала Незнакомая Невидимая Птица.

– Ни хрена се… – ответил Роман.

Тихо приближался какой-то неясный шум.

Через минуту уже отчетливо было слышно мерное цоканье копыт. Прямо по середине улицы к ним во весь опор скакал…

Пьяный Ванька-кентавр. Каждая из восьми его ног норовила наступить на предыдущую. Поэтому «весь опор» был похож на «мазурку в аллюре» или на «третью часть марлезонского балета», восьминогой, пьяной в хлам балерины.

Громко фыркнув для приличия, Ванька остановился как вкопаный… нууу «вкопанным», это можно было назвать с боооольшой натяжкой, ибо бремя выпитого коньячного пойла давало о себе знать. Ноги попеременно подгибались и от этого казалось, что партия «балерины» все никак не может закончится.

С трудом подогнув четыре задние ноги, Ванька плюхнулся на свой обширный зад. Потом, ещё раз фыркнув, уже для важности, он громогласно заявил:

– КАКОЙ ЧЁРТ ВАС ЗАНЁС В ЭТОТ ЧЕРНОБЫЛЬ?!

От зычного гласа вокруг на версту полегла трава, птицы падали замертво, сражённые невиданным оружием, грибы лопались как хлопушки. В соседнем квартале рухнуло две пятиэтажки. Роман медленно поднял голову и тихо так сказал:

– А вы знаете… сколько ангелов может поместится на кончике иглы?

Напряженная тишина опустилась на поляну. Только Ванька-кентавр бубнил затихающим эхом «быльбыльбыльбыль…". Это всегда с ним происходило. Когда внезапный вопрос застигал его врасплох, он повторял последнее слово предыдущей фразы, чтобы не потерять связь с реальностью. Если же он переставал это делать, то личная трансформация была непредсказуемой. В итоге он мог превратится во что угодно – власть формы безраздельна, огромна и если ее потерять, то вернутся почти невозможно…

Васька, яростно перекинув нос с левой стороны на правую, ударил кулаком в ладонь, сопроводив это движение вполне конкретным словом:

– БЛЯ! Прекратите вибрировать уважаемый Иван Кентаврович. Сколько можно?

Тут, словно по щелчку неведомого режиссера, Ванька начал переливаться всеми цветами радуги и…

Превратился в тысячу ангелов на кончике иглы… Они все спорили и орали, лягаясь всеми частями предыдущего тела. Переходный период при трасформации штука тонкая.

На поляне поднялся такой гвалт, что не Незнакомая Неведомая Птица выпорхнула из своей полудремы и с тихим всхлипом начала сползать с ветки на Землю Обетованную.

Это ж целое незабываемое зрелище – пьяные дерущиеся и грязно ругающиеся ангелы на кончике иглы. Васька оторопело сжимал ладонью кулак, от удивленья растопырив глаза аж до затылка. При чем в каждом глазу носились уже по два зрачка, словно шарики в арконоиде.

Роман достал сигареты и молча затянулся.

Задумчиво, выпустив струйку дыма, Роман вдруг произнес:

– Опуел – это состояние души… Как в детстве. – И улыбка тихой радости озарила его лицо.

Говорящие Ежики, Васьки с лохматыми ушами, бывшие Ваньки-кентавры… Все это сосуществует в великом единении. И только в детстве видишь все это широко раскрытыми глазами. И каждая пушинка имеет единственное, ни с чем не сравнимое предназначение.

И если было суждено претерпеть измену Жены, с этим писаным красавцем Васькой, значит это было необходимо в продолжении пути.

Роман чихнул и рассыпался в миллиард маленьких говорящих Ежиков. При этом сознание Романа разбежалось на миллиард маленьких частичек, осознающих свою истинную сущность. «Я – Роман.». Сигарета чуть повисела в воздухе и беззаботно плюхнулась в траву.

…Романа подотпустило. «Привидится же такое.» Он все так же сидел на поляне, а прикуренная сигарета сгорела всего лишь до половины. Давешние мысли о измене Жены нахлынули с новой силой.

Как странно, думал Роман, как бы я не глушил боль, она всегда возвращается и никуда не уходит, только периодически меняет окраску и форму. Почему так больно? Мне же было давно уже на нее наплевать. Почему то, что мы потеряли, начинает потом жечь сердце раскаленным железом? Ведь если бы это сделал я, то мне было бы может быть стыдно, или неудобно, но не долго. А если бы я это сделал в открытую? Откуда в человеке такая тяга к разрушению? Почему человек, достигнув вершины, вдруг бросается вниз сломя голову? Где тот момент в отношениях, когда все рухнуло и превратилось в фарс диких в своей ярости и безжалостных, мстительных животных? Где то, что до сих пор держало их вместе?

Только стрекот ночных цикад был ему ответом. Луна давно уже исчезла, провалившись в ночное небо. Горизонт окрасился предрассветной негой. Запоздалая ночная птица прокричала последнюю ноту неизъяснимой печали. Занимался новый день…

Дорога на работу заняла не много времени. Люди, с остатками сна на лицах и утренним кофе, спешили разбежаться по кабинетам. Офис просыпался. Звук работающего сканера, щелканье клавиш, утренняя почта на е-майле – вечный муравейник в потоке времени…

Секретарша Романа была вполне себе женщиной среднего возраста, без особых морщин. Новый «Космо» краем выглядывал из под стопки наваленных на столе бумаг и улыбался гламурной красавицей, бесстыдно выставившей грудь на всеобщее обозрение.

«Секс до победного конца», «Как сделать женщину неотразимой», «Женщина – это не только…»

Н-да… Суровая женская доля. Вот что превращает ее в целлулоидную куклу, с мечтой о силиконовых губах и туманом в голове.

– Доброе утро Роман Казимирович. Вам как всегда?

Этот вопрос ставил Романа в тупик, при чем каждое утро, словно день сурка. Что как всегда? И что всегда?

Он замер в пол оборота и произнес едва слышно.

– Как всегда отменяется, ну уж для меня точно! Алла Викторовна, – обратился он к секретарше уже в обычном своем тоне, – вы как-то говорили о чудном чае, который вам привезла подруга откуда-то… не помню откуда. А принесите сегодня мне его.

В его глазах заиграли озорные огоньки. Алла Викторовна немного прибалдела от такого, но виду не подала – сказывалась хорошая жизненная школа. «И что это с ним сегодня?» – только подумала она. Но думать «не о том» ей запрещалось должностной инструкцией, а ее она знала очень хорошо.

Роман вспомнил свое ночное озарение на счет опупения. И войдя в кабинет в приподнятом настроении, плюхнулся в кресло.

День неплохо начинался. Поставленная в тупик Алла Викторовна – хорошее начало дня.

Он включил комп. Вышел в интернет и нырнул «В Контакт». Как же интересно беседовать с людьми за тысячи километров, делится с ними своими горестями и печалями, либо тупо флудить, прикидываясь безумным шизой. Это целая жизнь, со своими героями и сумасшедшими. Эффектными дамами и высокими Лордами тьмы. Пальцы пробежали по клавиатуре и выдали: «Привет фсем!!! Я уже здесь!!!»

А за окном пошел дождь. Утро в легком миноре придавало настроению Романа состояние чуть приподнятой ненавязчивости. Блуждающая улыбка на его лице как будто говорила «ничего», исчезая и вновь появляясь.

Чай был как никогда кстати. Его аромат растекался по кабинету загадочно-экзотическими наплывами и приятно щекотал обоняние своим нежным горячим присутствием. Напиток действительно был экстраординарным. В темно-коричневом и одновременно прозрачном пространстве плавали жгутики, свернутые в спираль и со временем распускались, превращаясь в чаинки необычного размера. Кубики сахара, словно напоминание о быстротечности времени, рушились, на глазах превращаясь в бесформенные останки древних крепостей, исходя пузырьками, оставлявшими узор на поверхности воды. Роман сделал первый глоток…

…и голоса из небытия вдруг хлынули в его мысли. «Мир я вижу только вокруг себя и относительно себя. Очень узко и ограниченно. Только то, что меня касается и соприкасается.

Но ведь это не так. Почему я вижу только этот мир? Что мешает его видеть шире? Он что, для меня предназначен? Знаю, что нет. Не только для меня. Но смотрю только так. А кто я для мира? Песчинка? Очень малая его часть? Незначительная. Но ведь мир без меня не полон. И такого мира, без меня, не существует. Почему я либо вычеркиваю себя из него, считая себя незначительным, либо изобретаю мир, состоящий только из меня и того, что меня окружает непосредственно. Вот Солнце, это мой мир? И если да, то почему я его не замечаю? А воздух, деревья, птицы, люди? Какой мир на самом деле? Какой? Он любит? А я? Я люблю? Почему я вижу людей отдельно от себя? И себя отдельно от мира и от людей? Это же один мир. Я включил камин, и он работает, греет. Я изменил мир. И мир греет меня. Мы взаимодействуем. Мир родил меня, и я родил свой мир. И мой мир рождает меня. Он меня воспроизводит, а я его. Но я чем-то недоволен. Миром не доволен. Я включил недовольство, и оно работает. А могу я включить довольство, удовлетворение? Я задаю вопрос. Мир, ты любишь меня? И этот вопрос звучит. Где он звучит и кто его задает? Что будет ответом?

– Как ты решишь, так и будет.

– Это правда?

– Правда, если ты решишь, что это правда.

Тут нельзя, невозможно пробовать или пытаться. Все происходит сразу. Если ты решаешь сомневаться, то так оно и есть с самого начала как ты решаешь сомневаться. И мир становится сомнением. Если решаешь пытаться, то мир становится попыткой. Пыткой.

– И это всё?!

– Всё. Если ты не решаешь ещё что-нибудь.

Мир это то, что ты решил. Если ты решил быть слепым, то ты слеп и мир это отсутствие, темнота. Ты познаешь себя? Ты познающий? Ты так решил? Тогда мир для тебя – тайна, непознанное. Но решил ли ты на самом деле? Или ты делаешь вид, что познаешь? Тогда мир для тебя непознаваем или известен и познан. И познавать тут нечего. Всё известно.

– Похоже на то.

– Похоже?

– Да. Я врал. Себе. Миру.

– Что же ты хочешь?

– Жизни.

– Она у тебя есть.

– Чувства.

– Они даны тебе.

– Истины.

– Возьми ее.

– Как?

– Стань ей.

– Я – Истина?

– Да. Узнай себя. Не пробуй. Будь.

– Кто ты?

– А ты как думаешь?

– Я? – Да.

И через некоторое время снова: «Вот допустим, тебя обидели, и ты не можешь разобраться почему и за что. Но кто кроме тебя может это распутать и внести ясность? Очень часто желание связано с восстановлением нарушенной справедливости. Меня обидели, а я не понял за что. И почему. Может быть, напрасно обидели. Но почему это произошло?

Когда появляется ясность – обида уходит. Ты понимаешь, что не тебя обижали, а человек обидевший просто был не в себе. И к тебе это не относится.

Ты в себе эти скомканные обиды-желания-мечты-разочарования накопил, запутал. Теперь распутывать надо. Зачем? А затем. Решил ты так. И кто тебе в этом помешать может? Кто обидит или разочарует? Нет таких. Опять же кроме тебя самого. Ну а помочь может кто? Может и может. Если опять же ты сам решишь, что это твое дело, а не помогающего.»

Что это было? Кто это говорил? Вроде он говорил, что это я? Голос в голове появился и пропал… н-дааааа, чаек отменный, однако…

Роман долго еще в задумчивости пялился на потолок. И тут он вспомнил откуда это. Бродя в контакте, он наткнулся на одну давно уже мертвую группу и некто, Александр Ли, беседовал там сам с собой, пытаясь выбраться из петли реальности своих построений.

«К чему бы это?» – размышлял Роман. Но тут запел телефон и этот звонок вернул его к действительности. Это звонила его жена.

Телефон тянул какую-то грустную песню из этих дурацких рингтонов, что были популярны и надоедали через сутки после их закачки. Как же сложно взять трубку и услышать ее голос. Когда-то в нем было столько нежности. С каким сладким замиранием сердца он слушал его, когда первый раз назначал свидание. А как звучал ее смех… такой звонкий и откровенно веселый. А бархат голоса в неге ночи, переходящий в кошачье мурлыкание…

И сейчас. Сейчас этот голос как приговор. Приговор его прошлому. Безмятежной юности, его прошлому счастью. Ему казалось, что он услышит этот голос и мир рухнет. Тот мир, который они создали и в итоге забыли о его существовании.

А телефон все продолжал трезвонить… Роман в раздраженной решимости взял трубку.

– Да. – Грубо сказал он, нервно перебирая пальцами бумаги на столе.

– Привет. – Прозвучал ее ответ. Словно холод, сведенный в единое лезвие под ребра, подняло Романа, отпустив жаром воспоминаний.

Ася Демидовна Ад была миловидной девушкой «где-то в районе двадцати». Она всегда так отвечала, когда вопрос касался ее возраста.

Когда Ася познакомилась с Романом, ей было 18, он был старше на два года. Это казалось такой огромной разницей, а его жизненный опыт, закрепленный армией, был вообще неоспорим.

Какими наивными были взгляды девушки, впервые по-настоящему влюбившейся в молодого человека. Он казался ей единственным настоящим мужчиной. Она была влюблена по уши и знала, что это взаимно.

Какое счастье, лететь на крыльях к любимому, ради любого пустяка. С ним не было ни времени, ни расстояний. Лишь состояние безумной легкости и радости от осознания, что он есть.

Роман снова погрузился в работу, периодически посматривая в интернет. Перескакивая со страницы на страницу в «В Контакте», он наткнулся на текст:

«Ему было 21. Ей – 17.

Он уже познал и Ласку Жизни, и Лёд Смерти.

Она – заботу родителей и терзания книжных героев.

Он грыз всех за Себя и на улице, и в колонии.

Она читала книжки, смотрела сериалы и слушала восхитительные рассказы подруг.

Он с малых лет вставал против.

Она привыкла иметь то, что дают.

Он ценил каждый миг, но был безразличен к дням, месяцам, годам.

Она удивлялась тягучести вечеров и мимолётности вечеринок.

Он жил вспышкой, одержим задуманным.

Она ждала, надеялась и мечтала.

Он никогда не прощал предательства.

Она зачастую лукавила, подспудно замешивая ложь, сплетни и зависть.

Он не верил в Любовь.

Она её ждала, жила надеждой.

Он не боялся Смерти.

Она, с дрожью в хрупком тельце, прятала мысли о Смерти в пуховом одеяле.

Он никогда не просил, он шёл сам

Она привыкала к помощи.

Ему никто не нужен.

Она всегда была в компании.

Он и Она встретились. Вечер. Он не хочет быть Ей, Она не может быть Им. Но рука в руке. Глаза в глаза. Суровое и Трепетное, Честное и Лукавое, Грубое и Ласковое, Гранит и Песок.

Ход желваков до скрежета в зубах и Жгучая предательская слезинка на бархатной щёчке.

Он развернулся и, пружиня на молодых и крепких ногах, побежал прочь. В свою Жизнь.

Она обмякла, опустилась на мокрую от утренней росы июньскую траву. Это – Её Жизнь…».

Сердце защемило. Роман опять вспомнил утренний разговор с женой. А ведь все могло бы быть иначе, если бы он набрался решимости все прекратить еще тогда, в самом начале. Целый кусок жизни просто бы поменялся, и он бы смог прожить ее иначе. Уж точно не так как сейчас.

Больно. Тупая боль молоточками стучит в висках. Депрессия тонкими, холодными стальными пальцами начала влезать в душу.

Все и так уже кончилось, сейчас осталось самое неприятное. «Мирное» расставание. А может все еще можно изменить? Нет. И это приговор…

Глаза… Открыть или нет? Уже подступило утро или всё ещё продолжается бесноватая ночь?

Ночь… Утро… Глаза… Где-то, скрипнув, захлопнулась дверь. Начинается движение – значит ночь уходит. «Ещё несколько мгновений и открою.».

Голова гудит от ночного кошмара. Пульсирует иглами мысль. Сон. Он не приходит и не уходит. Он есть, но я не сплю. Я давно не сплю, или всё-таки Он вырывает мгновения из лап Безличия. Был, однозначно, Сон был и всё содеянное в нём – реально раскалывало Мозг.

Сумрак, лёгкий рисунок звуков Баха. Не романтИк. Как воем органа по нерву. Тени крадутся по мрачно окрашенным стенам.

«Но не ко мне, не за мной. Просто текут по времени, хаотично сплетаясь игрой Разума. Я – есть в этой безлико опостылевшей комнате, но я её не узнаю. Вот Стол, он уже десять лет стоит на этом Месте, но теперь, странно отсвечивая фиолетом, создаёт ощущение того, что это Место уже долгое время лежит под ним. Окно. Моё. И в то же время чужое. Я часто его распахивал навстречу светлеющей ниточке горизонта, вдыхая утреннюю, будоражащую кожу прохладу. Сейчас оно глубоко и бездонно. Это путь в Вечность? Подойти и открыть? Я смогу влиться в поток теней на стенах и потолке? Странно, все тени текут в Окно. Вот они подпрыгивают на оконной Раме и исчезают в пустоте Бездны. Что же там, что так манит их Абсолютной Теменью. Они уже знают. Но только пройдя последний прыжок на Раме, исчезнув в Бездне и осознаешь Вечное. Окно, родное Окно – путь в Никуда. Встать, сделать пять шагов и Ты – Вечность! Или бесконечное Забвение?»

Нерешительность сводит от напряжения ноги.

Диким холодом пронзает позвоночник. Удары сотен игл в Мозг! Жар!

«Глубоко внутри всё ещё теплится фиолетовый Огонь добра. Кому? Для чего? Почему и зачем? Мне нужны эти вопросы или ответы на них?

Комната, расползаясь и выгибаясь серыми безликими стенами, начинает пульсировать в такт Баху… или Это Орган вторит скомканным тактом, натягивающихся надрывом Стенам? Как тонки прожилки кирпичных стяжек, как призрачно вибрируют они под натиском бурлящих Мыслей. Почему Жар, разрастаясь, начинает обжигать губы, уши и щёки? Лицо полыхает! Вены на шее вздулись и трепетно переплелись от возбуждения. Как твёрд и горяч ком в горле. Фиолетовое пламя! Тело горит и блики этого Огня отражаются в зеркале мёртвых глаз. Они уже умерли, не вынесли этого жара. Но сколько ещё им предстоит быть Отражением? Им теперь не страшно! Нет силы, которая вернёт их из объятий Вечности… Бах! Иоганн Себастьян Бах! Пульс под ритм! То взлетая до чередования шестьдесят четвёртых, то падая в тягучесть целых…

Но Пульс есть Жизнь. Завершив одно из них, уйдёт и второе. Окно. Пять шагов. Вечность.»

Он пил уже неделю. По утрам, исправно глотая крепкий кофе и алкозельцер, ехал на работу. Если бы ее не было, он бы наверно сошел с ума.

Как еще избавится от мыслей о жизненных катастрофах? Друзья. Они не поймут, да и все их советы… ха! БРЕД! Что они могут посоветовать? ЭТО Я ПОПАЛ, а у них все хорошо. Вот поговорили они со мной и домой, в свою жизнь. А я один на один с бездной по имени одиночество. БОЛЬНО. Кричи не кричи, никто не услышит.

Дома Роман уничтожил все, что о ней напоминало. Вплоть до того, что продал мебель и ободрал обои.

Тихими вечерами он сидел, забившись в угол в обнимку с бутылкой и просто тупо молчал, наблюдая игру теней в свете фонарей за окном.

Ночи, ночи, ночи… НОЧНАЯ ИСТЕРИКА.

Мысли обуглились. Всё время чесались лопатки. Ему казалось, что за спиной начинают расти черные перепончатые крылья. Искаженный рот в рваном крике. Дымящийся красный взор. Рычание порожденное болью…

Белое лицо вынырнуло из туманного марева. Глаза, абсолютно белые, без зрачков. Длинные спутанные волосы альбиноса.

– ПОРА. – Произнесла голова и всё снова свалилось в кошмар бездонного колодца…

***

Багровое небо струилось облаками над гостиной. Пламя в камине лениво лизало обугленные головешки. Стены были увешаны старинными ветхими гобеленами. Сквозняк тихо шевелил играющие тени.

В зале сидели трое. Они не помнили, как здесь оказались. Время в принципе их не интересовало. Есть ли время для тех, кто его не замечает.

Они смотрели на играющее пламя, наблюдая как языки огня в танце лениво перескакивали с поленьев на поленья, улетая искрами в дымоход. Казалось, тишина навечно поселилась здесь. Только тихий шепот огня оглашал гостиную неимоверным грохотом.

Они были похожи на изваяния из какого-то кошмара. Тот, что сидел по середине, в огромном кресле с подлокотниками в виде золотых львов, был белым словно смерть. Он был одет в синюю, глубоких тонов, шубу с подбоем из чернобурки. Волосы белым потоком спускались на плечи. Тёмно-бордовая рубаха, расшитая потускневшим золотом, поблескивала гербом на груди. Мрачным оком на рукояти его меча горел рубин, отражая пламя. И имя его было Князь.

Того, что сидел слева, с головой выдавали рога. Сумеречной чернотой бездны горели его глаза. Во всей его позе читалась абсолютная уверенность в своих действиях и намерениях. Нервная рука твердо сжимала трезубец. Его кресло было похоже на трон, увенчанный перевернутой пентаграммой. И имя ему Люцифер.

Сидящий справа носил имя Михаил Архангел и имел меч огненный.

Вечность струилась меж ними багровым небом с облаками. Когда-то они были другими: шаман с плеером и оборотень в камзоле. Лишь Князь всегда оставался неизменен.

По лицу Люцифера пробежала улыбка и он произнес:

– Михась, чёй-то вид у тя сёдни больно стремный :) А слабо польку на баяне залабать?

Михаил Архангел удивленно поднял глаза.

– Что-то у вас настроение сегодня веселое, Люци. Не иначе какую-то игру задумали?

– А чё, вона их скока! Бери любого, да и развлекайся сколь угодно. Давай вон того сумеречного, что Князь в безвременньи отыскал, попробуем наставить на путь истинный :) Ты со своей стороны, а я ужо со своей.

– Князь его обнаружил ему и решать.

– Князь, а ты что скажешь?

Князь в тяжелой задумчивости перевел взгляд с одного на другого и произнес:

– Если он попал сюда, значит готов ко всему. Даю вам волю взглянуть в глаза смертному. Пусть он решает, что дальше. А вы, уважаемые, уже придумали что будет наградой? Всё прибывает в равновесии и к смертным это тоже относится.

– Ха! Ну чё, Мишаня! Фамилии заметил у него, да у его бывшей? Оч даже подходящие :) Рома Рай и Ася Ад :) Ты се чё берёшь-то, определился? :) Али может это… типа жребий кинем?

Веселость Люцифера начала раздражать Михаила Архангела. Струящийся огонь на мече стал ярче. Ну и что с того, что родственники, можно и по морде схлопотать.

– Ты, рогатый, явно что-то задумал. Что, так уверен в своей победе?

***

Она, как добрая фея, ловко кинула в стакан с водой таблетку алказельцера и подала ему.

– Полномочий для заключения договора…

– Пусть будет.

Он отпил из стакана, и ему полегчало.

– Доброе утро, Роман Казимирович. – Сказала Алла Викторовна и многозначительно улыбнулась. – Вы помните, у вас сегодня запланирована встреча с руководством компании «Люци анд Мигель инкорпарэйтед».

– Э, доброе утро, Алла Викторовна. Напомните пожалуйста, как их зовут?

– Люци Гипирионович Ван Дер Люхс и Мигель Суордович Эль Естратиго. Может быть чайку для начала?

– Хорошо. Да, чуть не забыл, сделку с представителями будет вести Ася Демидовна.

Рабочий день начался. Офисный муравейник пришел в движение, обозначившись суетой факсов и телефонных звонков.

В приемной раздался неясный шум, дверь отворилась. Голос Аллы Викторовны произнес:

– Роман Казимирович, к вам представители «Люци и Мигель инкарпарэйтед».

– Зовите… – Обреченно произнес Роман и легкий озноб, как дуновение ветерка, пробежал по его позвоночнику.

В дверях показалась весьма экзотическая парочка. Первым вошёл высокий, плотного телосложения мужчина в строгом сюртуке. Его черные волосы были заплетены в тугую косицу, свободно падавшую на спину. Чётко очерченные черты лица: высокие скулы, выдающийся подбородок, жесткая линия рта, нос чуть с горбинкой – выдавали в нём человека достаточно целеустремленного и временами жестокого. Жгуче черные, с легкой насмешкой глаза поблескивали неизмеримым лукавством. Весь образ подчеркивала длинная глиняная голландская трубка.

С ним была девушка. Необыкновенно красивая девушка. Белые локоны волос были закручены в довольно замысловатую прическу. Белый деловой костюм подчеркивал идеальную фигуру. Лицо освещали небывало голубого цвета глаза. В холеной и ухоженной ручке она держала прелестную лакированную белую сумочку, застежка которой была сделана в виде меча в огненном ореоле.

– Допры ден, уфашаемый Громэн Касемигрофич! – Сказал гость с улыбкой.

Представители компании «Люци энд…» удобно расположились в кожаных креслах за столом переговоров. И тут в кабинет вошла Ася.

«Да, ты действительно решительно настроена на этот контракт,» – подумал Роман, окинув её взглядом.

– Представляю Вам моего компаньона Асю Демидовну Ад. Сегодня переговоры будет вести она.

– Можно просто Ася, мы же люди творческие, так что к чему ненужные условности. Вы позволите, – Ася обратилась к «сладкой парочке», – обращаться к вам по именам, Люци и Мишель?

 
Люци рассмеялся.
– Разумеется!
 

Очаровательная блондинка дала понять, что не возражает.

– Итак, – продолжила Ася, – как мне известно, ваша фирма ищет писателя для создания одной Книги.

Ася передала две папки Люци и Мишель.

– В этих папках несколько произведений одного человека, чьи интересы я сегодня представляю. Он пока неизвестен, но именно это даст вам возможность получить то, что вы обозначили как интересы своей стороны в контракте. Условия нашей стороны – 50% всех гонораров. ВСЕХ. Предлагаю вам ознакомиться с содержанием папок. Уверена, оно вас устроит.

Ася улыбнулась так, что Романа передернуло. Люци уже с нескрываемым восхищением смотрел на Асю, а на лице Мишель, углубившейся в содержание папки, отражалось явное довольство.

– Что ты делаешь? – Роман всем видом пытался дать понять Асе, что это уже слишком. – Я не знаю твоего автора, откуда ты его выкопала?

– Ты мне не доверяешь? – Ася в ответ отправила ему мысленный посыл, который явно исключал для Романа всякую надежду на изменение чего-либо в ходе переговоров.

– Неплохо, неплохо… – Мишель закрыла папку и обратилась к Люци, – нам нужно еще 3 дня, чтобы принять окончательное решение.

– Всегда приятно иметь дело с компаньонами, которые могут так оперативно принимать решения, – Роман пытался быть «на уровне», вспоминая, что 3 года пытался наладить контакт с этой фирмой, а эта паразитка смогла сделать это за 30 минут.

Алла Викторовна принесла чай и кофе, а Ася широким жестом руки пригласила гостей в зону отдыха, где они продолжили мило общаться на темы погоды в Москве и Стокгольме.

– ЭЭЙ, автар!!!! Автар! Чё молчишь-то? КняАаАаАзь!

– Мигель! Чё орешь-то как оглушенный? Здесь я, чё хотел?

– Вот смотри, то я значит шаман, то я Ахангел Михаил… Ну это еще куда не шло. Но блин, в бабу-то зачем превратил? Ещё чё доброго придумаешь, чтоб Роман меня соблазнил или я Романа таким нехитрым способом попытался переманить на сторону света… Это ж прям насилие какое-то! И, прошу заметить, надругательство над моей персоной! Всё, я объявляю забастовку! Где каска, где асфальт? Ща пойду долбить и требовать равных прав! Мое основное требование – ХОЧУ БЫТЬ мужиком с мечем! Люци, а ты чего молчишь? А?

– А чё я? Меня всё устраивает :) Сначала оборотень, в смысле когда-то, теперь Люци :) Правда ещё и дети объявились, боюсь, как бы алименты не стали требовать. Я, конечно, понимаю, что в аду что на небесах – с членом больше никого нет… Но, как говорится, ребеночек не наш! Я не я и лошадь… в смысле конь… в смысле сын… ни хрена не мой!!! Ладна, Миха, ща тоже возьму каску и рядом с тобой сяду. Как шахтеры блин. Солидарность, мать ети :)

– Э! Стоп, стоп, стоп! Тормози! Вы чё совсем опупели? Кстати, а к какому Князю вы обращаетесь? Тут нас двое как минимум :) И это он решил условия интриги более круто замутить. Вас я придумал и его тоже. Ха! Добавлю, каждый из вас тоже является князем в своей епархии. Это я говорю с вами вашими голосами, печатая и перечитывая текст. Н-дааааааа И это не шиза какая-нибудь, а произведение. Причем общественное :) Вы, ещё, чего доброго, в реал поползете. А у вас планчики, извиняюсь, не захват ли мира через интернет? Мишель-Михаил-Мигель и не хрен здесь басом орать! Ты ж девушка небывалой красоты. Положение-то обязывает.

– Эй, Люци, он над нами издевается. Ты посмотри чё с Романом-то случилось… И в рожу плевали, и винищем накачали, и бабу отобрали, и крышка с глюками у него съезжала… пииииипец полный! А чё с нами будет представляешь? Хотя, плюсы безусловно есть. Мы уже в головах разговариваем. Ещё чуть-чуть и «В Контакте» материализуемся. А потом и до захвата мира недалеко. Ты смотри Князь, можем и армагедонец небольшой устроить в рамках человечества

Люци чуть задумался… И вывел на асфальте, высунув язык от старания «Долой Самодержавие!», «Свободу и демократию в массы», «Каждому герою – право на самоопределение». И довольный собой начал выстукивать ритм марсельезы.

– Эй! Революционеры хреновы! Я ведь и рассердицо могу! Ща как попревращаю всех в тараканов, да бегать с тапком за вами Романа приставлю, вот вам и демократия будет со свободой выбора! Кто первый на убой пойдет? :)

В воздухе замаячил огромный образ Романа с еще более огромным тапком в руке…

Мишель пискнула басом:

– Спасайся кто может!

У Люци от удивления отвисла челюсть. Он заорал благим матом:

– Ээй, автор!!! Автоор! Ну Автор же! Превеликий Княаазь! Ну, где пропал то! – Орал он, в то же время ловко уворачиваясь от Романова тапка.

***

Василий Никанорович Поц, был в хорошем расположении духа. «Ох уж эта Асенька. Ох уж бикса… огонь просто. А главное-то вообще не о чем… Просто дверь открыл, а дальше… ух понеслось…»

Он всегда по вечерам шлялся по кабакам в поисках девчушек на ночь. Приходил, садился в уголок и наблюдал. Кто сколько выпил, да кто в какой степени готовности. Потом подсаживался к «жертве», покупал широким жестом шампанское и конфеты. Пара фраз, вполне откровенно намекая на дальнейшее продолжение и всё, как говорится, дело в шляпе.

Ему давно нравилась девушка из соседнего подъезда. Эти ножки в чулочках, каблучки на шпильках, юбка чуть выше колена… ммм! А как она двигалась… цок-цок… ножки по линеечке. Ну, в общем, всё поднималось в душе Василия Никаноровича, когда он, даже из дали, наблюдал ее походку.

И тут вдруг звонок в дверь… А там она. Без разговоров целует прямо в губы с порога… «Во подарок-то судьбы… а горяча!» Так размышлял Василий Никанорович, выходя из церкви, с заутренней.

Так всегда было, вечером в кабак, утром в церковь. Василий Никонорович считал себя человеком глубоко верующим, набожным.

***

Неожиданно, из мерцающего небытия возникли огромные ворота. Рядом с ними сидел неказистый старичок. Рая робко подошла ближе.

Перед ней предстал совершенно старый черт, она предположила это, то ли по древним, изъеденным ржавчиной вилам, то ли по рожкам выглядывающим из седой копны волос. Глаза его мерцали блеклой синевой.