Текст книги "Мемуары голодной попаданки"

Глава 1

Ночью я проснулась от жуткого голода. Ненакормленный желудок громко взывал к моей совести и требовал пищи. Увы, не духовной. Оно и понятно, согласно правилам новой диеты, легкий ужин из овощного постного салатика был в 17:30, а теперь – глубоко за полночь. Голодный живот ходил ходуном. Спать хотелось неимоверно, однако я прекрасно понимала – в любом случае не засну, лучше поскорее что-нибудь сжевать, чем до утра маяться.

Не разлепляя глаз, привычным маршрутом босиком пошлепала на кухню. Даже в кромешной темноте заблудиться в крошечной однокомнатной квартирке, доставшейся в наследство от двоюродной бабки, просто невозможно. Два шага от кровати – и вот ты в тесном коридоре, поворот налево – здравствуй, лучший друг мой древний холодильник времен СССР. Это чудо техники мне также перепало от бабы Мани, которая за неимением других родственников вспомнила перед смертью о существовании «бедной сироты» и забрала от тетки, где я жила с тех пор, как погибли в автокатастрофе родители. Бабка вскоре умерла, а я так и не смогла купить замену этому рыдвану. В отличие от бабы Мани меня терзала не ностальгия, а острая нехватка финансов. Несмотря на то, что я окончила кулинарный техникум на одни пятерки, брать меня на работу без связей и опыта даже самым младшим поваренком никто не желал. Впрочем, с моей внешностью в официантки тоже не принимали (им, видите ли, требовались юркие стройные девочки). А на зарплату посудомойки и уборщицы, увы, много не приобретёшь.

Потянув за ручку, раскрыла отчаянно сопротивляющуюся дверку. Старенький «Мир» недовольно хлюпнул, но позволил проникнуть в свое тёмное нутро. Лампочка внутри давно не работала, потому ничто не потревожило мою дремоту сквозь смеженные веки. Бездумно засунула руку и стала шлепать по пустым полкам в поиске яблока или моркови. Обычно они лежали у меня мытыми и готовенькими как раз на такой случай. Мечтала я правда в этот момент совсем о другом. Мне грезился толстый ломоть белого хлеба, свежего, пористого, с хрустящей корочкой. Умеренный слой сливочного масла, слатимого, мягкого, м-м-м. Щедрый кус вареной колбаски, нереально нежной, ароматной, с жирком. И как последняя нота, без которой теряется вся прелесть кулинарной композиции, прозрачный ломтик желтого сыра, с дырками и тонким запахом молока. Словно наяву увидев столь вожделенный бутерброд, я потянулась дальше, и…

Нет, мое лицо не встретилось с железными полками холодильника, как справедливо было бы ожидать. Я просто провалилась… вот даже не знаю куда. Приоткрыв на миг глаза и ослепнув от чрезмерно яркого, неестественного света, тут же сильно зажмурилась. Потоком шквального ветра меня несло неизвестно куда-то, воздушные завихрения с легкостью кружили мою тяжеловесную тушку. Счет времени я потеряла. А прейдя в себя, оказалась лежащей на достаточно твердой поверхности.

Слегка приподняв одно веко, сквозь ресницы убедилась, что свет больше не слепит и не режет глаза, после чего позволила себе нормально осмотреться.

Я лежала в густой и высокой траве придорожной поляны. Запах сочной зелени был по-летнему насыщенным, с примесью пыли и навоза. И никакого амбре бензина. Что подсказывало мне – дорога используется по назначению, причем преимущественно животным транспортом. Чуть приподнявшись на локтях, немного дальше обнаружила густой лиственный лес, а на достаточно большом расстоянии, у самой линии горизонта возвышалась каменная стена с башенками, как на старинных картинах. Пение птиц и стрекот кузнечиков дополняли идеалистический пейзаж, делая более объемным и реальным.

О, да! Боженька, ты меня услышал! Спасибо тебе огромное! Я – попаданка в иной мир!

В отличие от глупых девиц из любимых фэнтезийных романов не верить очевидным вещам я не собиралась, как и сомневаться в собственной адекватности. Да! Да! Да! Со мной произошло то, о чем столько лет мечтала. Я снова упала на спину, раскинув в траве ноги и руки в разные стороны и наслаждаясь происходящим каждой клеточкой своего тела.

В прежнем унылом мире меня ничего не держало, ни ненавистная работа посудомойки & уборщицы в местной забегаловке, ни старенькая квартирка в бандитском районе на окраине города, ни тетка, которая хоть и приютила меня сиротинушку на 4 года, держала в черном теле хуже Золушки. Единственной отдушиной были книги. Самые разные, но большей частью любовные романы и фэнтези. Но что за беда, если, лишившись дорогих сердцу книг, я стану героиней одной из них.

Это, наконец, случилось! Я в ином мире. Вдохнула полной грудью незагазованный цивилизацией воздух. Согласно всем известным законам жанра при переходе я непременно была наделена какими-нибудь сверхспособностями. Интересно, что я теперь умею? Обращать одним взглядом врага в золотой слиток? Или возможно прикосновением лечить страждущих? Хотя какая разница, потом разберемся. Главное сейчас дождаться своего принца, или князя, а может самого властелина этого мира. Знаю, попаданкам иначе не положено. Только лучшее из лучшего. Толпы красавцев в поклонниках и один-единственный-неповторимый в роли суженого. А еще всевозможные блага: наряды, замки, кареты. И все это на блюдечке с голубой каемочкой. Что ж, полежим, подождем. Мне не к спеху. Скоро моя половинка проедет по дороге, увидит бедную девушку, попавшую в беду, подойдет. А как разглядит ждущую его красу неземную… Да, в своем мире я – пышка, которая толстеет только от одного запаха еды и вечно сидит на диетах, при этом мужские взгляды проходят либо мимо меня, либо насквозь. Здесь же все иначе, здесь подобные пышные формы, уверена, ценят. И на меня местным мужичкам смотреть одно удовольствие. Ведь это мой фэнтезийный мир, где я – лучшее, что у них могло появиться в жизни!

Вот так широко улыбаясь и мечтая, я задремала. А вернул меня с облаков на бренную землю поток ледяной воды, коварно обрушившийся откуда-то сверху.

– Тону! – заголосила я во все горло, вскочив на ноги, и обнаружила подле себя напуганного старичка. Низенького роста, сухонький такой, он стоял, широко расставив кривые ноги и вцепившись узловатыми пальцами в деревянное ведро. Так вот откуда вода!

– Это… вы зачем меня так-то? – нашлась, наконец, я, отбивая зубами дробь под палящим солнцем и отряхиваясь.

– Так я это…, – в тон мне ответил мужичок, – мимо проезжал. Гляжу – девица без чувств валяется. Знамо дело – беда приключилась. Помочь, думаю, надо. В чувства, так сказать, привесть. Да ты не благодари, уважаемая, вода туточки рядом оказалась, по ту сторону от дороги колодец.

– Ну, да. Спасибо, – вот мли-ин, и как я в таком виде теперь жениху-то своему покажусь? Словно мокрая дворовая кошка выгляжу, не лучше.

– А что произошло-то? Напал на тебя кто? Или голову припекло, и в обморок свалилась?

– Да не. Это я устала, прилегла, и заснула.

– А-а. Ну, тогда извиняй, уважаемая, оплошал.

– Бывает.

– Ты вообще куда шла-то? В город? Он скоро закрывается на ночь. А то может, садись со мной на телегу, подвезу, пока ворота открыты.

Я в удивлении оглянулась, и поняла, что действительно, солнце до того бывшее в зените, теперь прячется за лесом. М-да, запаздывает мой суженый. Придется самостоятельно устраиваться, а то ночевать без крыши над головой не особо хочется.

– Было бы здорово!

– Чёй говоришь-то?

– Спасибо, говорю. Выручите очень, – а потом, немного подумав, добавила, – уважаемый.

Сверкая на солнце лысой головой, старичок шустро поковылял к дороге. Там и стоял его транспорт вместе с клячей, повидавшей нелегкую, видать, жизнь. Повесив на крючок телеги пустое ведро, старичок уселся сам и махнул рукой мне, приглашая устраиваться удобнее на соломенной подстилке. Вот так вот, ждала принца на белом коне, а приехал старик на дряхлой лошаденке. Ладно, мы не гордые, пока и этому буду рада.

– Давай знакомиться, уважаемая. Я дед Матвей. А тебя как величать?

Как-то уж больно официально. Хотелось в ответ назваться каким-нибудь пафосным и красивым именем, но все что-то в голову приходило не то. Пришлось сказать родное имечко.

– Аня я.

– И то хорошо. А чего в городе забыла Аня? – поинтересовался любопытный человек.

– Работу ищу, дудесь.

– От горемычная, – вздохнул старичок. Вот тут я с ним совершенно согласна, это лошади рождены для работы, а девушки – чтобы украшать жизнь достойных мужчин. Ну, ничего не поделаешь, раз пока такой мне не встретился. Но у меня все еще впереди. А сейчас нужно же на что-то жить, питаться.

– Ага, – поддержала разговор я, – поварихой хочу устроиться. Я знаете, как вкусно готовлю! Пальчики оближите! Не слышали, есть ли в городе какой приличный ресторан, где требовался бы профессиональный кулинар?

– Так ты что же – стряпуха, значить? – удивленно воззрился на меня дед Матвей.

– Ну, можно сказать и так. Но готовлю не просто, а на высшем профессиональном уровне! – я представила, как сейчас выяснится, что лучшему ресторану города требуется шеф-повар, и до чего обрадуется хозяин заведения, стоит только появиться мне собственной персоной. В фантазии пролетали рецепты сложных изысканных блюд и образ меня, колдующей над ними, когда старческий голос вторгся и развеял пряные мечты:

– Во дела… А я уж грешным делом подумал… Что ж ты, девка, разоделась так непотребно, раз в стряпухи-то подалась? Чать не телеса свои продавать собралась, а умение кашеварить.

– Непотребно? – я только сейчас обратила внимание на то, во что была одета.

Старенький летний сарафан яркой расцветки с глубоким декольте, в котором, как на витрине, красовалось все, чем так щедро меня одарила мать-природа. Подол чуть ниже колена и слегка протертые бока. Именно из-за явно намечающихся дыр и пришлось потратиться и купить новую вещь на лето. А сарафанчик собиралась выбросить, но все никак не поднималась рука, потому решила носить вместо ночной сорочки. Но, похоже, в подобном здесь не принято ходить.

– Так с мачехой живу, – взялась я самозабвенно врать, – в чем выпроводила, в том и пошла. Родителей у меня давно нет, наряжать некому. Хорошо хоть не голышом, и на том спасибо.

– Верно, верно, – закивал старичок. – Я и смотрю, ни одежи, ни узелка с собой. Ох, горемычная.

– Ну, так что, дедусь, на счет ресторана?

– Нетусь в городе у нас никаких рестораций.

– Это как так – нет. А куда же тогда приличные люди обедать ходят? – поразилась я новости, спускающей меня на бренную землю с кулинарных облаков.

– А вот так. Чать не столица. Приличные люди дома обедают. Жены им готовят или стряпухи. И еще есть единственная на весь город таверня. Хозяйка там готовит вкусно, и берет, конечно, дорого. Но ей помощники не надобны. У нее пять дочек на подхвате.

От услышанного я и вовсе скисла. В животе громко заурчало.

– От голода, – как бы извиняясь, пояснила я, – со вчерашнего вечера не ела.

– Ну, в этой беде я тебе легко помогу, – обрадовался дедок и откуда-то из глубин телеги выудил большой полотняной узел, который словно фокусник с особым пиететом раскрыл передо мной. Я чуть собственной слюной не захлебнулась: румяные пирожки, ломти домашнего ржаного хлеба с салом, головки белого лука. Съесть захотелось все и сразу.

– Угощайся красавица, – подбодрил меня дед Матвей, отправляя пирожок в рот прямо целиком.

Даром, что старичок мелкий, а еду принялся заглатывать, будто всю жизнь этому специально обучался. А я чего теряюсь? Так ведь мне ничего и не останется! Схватила и с жадностью вцепилась зубами в кусок хлеба с салом. М-м-м. Душистое, пряное, нашпигованное чесночком. Вкуснотища!

– Шпашибо, – пробормотала я с набитым ртом.

– Ешь-ешь, – усмехнулся дедок в жидкую бороденку, – красоту такую поддерживать нужно.

Ну, хоть в этом не ошиблась! Видать мужики здесь знают толк в богатых женских формах. Не то, что в моем мире – всем худышек подавай, да таких, которых ветром качает от хронического недоедания. Я гордо огладила круглые бока. Эх, сколько слез я из-за вас выплакала, пытаясь хоть на сантиметрик-другой скинуть. Теперь уж заживу!

– И куда ж мне тебя свезти? – между тем размышлял дед Матвей, уписывая который уже по счету пирожок. – Кашеварить-то кажная баба умеет, потому в кажном хорошем доме имеется, а то и не одна. А че еще делать могешь?

Я пожала плечами. Так сразу и не вспомнить всех своих талантов. Заса-ада.

– Всего понемножку. Петь могу, у меня замечательный контральто. В кружок по рисованию ходила. Еще танец живота…, – я осеклась, при виде все более округлявшихся глаз старичка. Подавился, что ли? Моя ладонь скорее на инстинктах, нежели обдуманно, несколько раз прошлась по щуплой костлявой спине.

– Чево это? – отмахиваясь от меня, закашлялся дед Матвей. Теперь точно подавился. Но от руки помощи шарахнулся, как нашкодивший котенок от тапка. Ну и ладно.

– Талантливая, говорю со всех сторон.

– Ага-ага, хм, хм. Это хорошо, – задумчиво пожевал губами. И тут его лицо посветлело. – А знаешь чевось, отвезу-ка я тебя к Захарию.

Это что еще за фрукт? Но поинтересовалась, конечно, вежливо:

– Кто это, дедусь, такой?

– Знакомец мой. Хозяин кабака. В городе бываю – обязательно к нему заглядываю пропустить стаканчик-другой. Стряпуха ему, знамо дело, не нужна, самогоном да винишком торгует, но думаю, баба для уборки не помешает. Давно жалится, что после клиентов сра…, хм-хм, безобразие самому прибирать приходиться.

– Забегаловка для пьяниц? – хмуро уточнила я.

– Да всяки люди к нему заходят. Но ты не думай, он человек порядочный. И сам не забижает, и другим не позволит. Главное теперь самого уговорить, а то не на улице же тебя оставлять. Девка справная, ночь наступит, и найдутся люди-добрые пригреют, да так, что во век не отмоешься, по притонам мотаться будешь. Уж лучше полы драить от нечистот, чем телом торговать. Аль не прав, красавица?

– Прав, дедусь, – вздохнула. – Благодарна я.

– То-то же.

Мы проехали подъемный мост на гигантских железных цепях без какого-либо досмотра. Стража возле городских ворот вовсе отсутствовала. Лишь в караульной светил огонек, указывая на то, что за порядком здесь все-таки кто-то следит. Миновали несколько улиц окраины, не углубляясь к центру, и добрались до покосившегося двухэтажного дома. Просторного, но уж больно запущенного без любящей и мастеровой руки хозяина.

Крыша, как у лихого паренька картуз, была заломлена набок. Дверь, не закрываясь, повисла на ржавых сломанных петлях. Плетень лежал на заросшей малине, не доставая до земли лишь благодаря настырному кусту, который тянулся вверх вопреки всему, заодно подпирая хлипкую ограду.

– Кажется, Захарий не только торгует самогоном, но и сам не прочь к нему приложиться? – вырвалось у меня.

Дед Матвей хитро хмыкнул в бороденку:

– Ты девка умная, разберешься.

–Ага, – деваться-то некуда. Спрыгнула с повозки и чуть не упала, поскользнувшись на помойной жиже, разлитой на и без того разухабистой дороге. Просто блеск! Здесь кто живет, что подобное свинство творится прямо возле жилых домов? Осмотреться не получилось, солнце уже зашло за горизонт, и город постепенно укутывался в ночную тьму. Я отошла к траве, старательно вытирая об нее голые пятки.

Из кабака шум разносился по всей неосвещенной улице. Слышались мужские голоса, мат, хохот, ругань. Стоял устойчивый запах перегара в радиусе ста метров. Окна заведения скупо проливали на дорогу немного света, которого хватало лишь на то, чтобы дойти до дома, не наступив в нечистоты.

Я сделала шаг в направлении кабака, но сухонькая ручка меня остановила, ухватив за локоток.

– Мы с тобой, девонька с другой стороны зайдем. Негоже тебе в таком виде пред честным народом показываться.

Ну да, ну да. Еще оскорблю взор благородных пьяниц и местных бомжей. Впрочем, дед Матвей, конечно же, прав. Полуголой не стоит дефилировать перед носом у разогретых алкоголем мужиков, особенно если они недостаточно воспитаны, чтобы уважать женский пол. Лучше уж с черного хода. Мы не гордые.

Старичок взял лошадку под уздцы и повел за дом. Там оказались хозяйственные постройки, тоже, как все здесь, запущенные. Распрягать животное дед Матвей не стал, лишь хорошенько привязал к шаткой перекладине.

– Как-нибудь уж потерпишь до утра, Красотка, – прокряхтел он, хлопая по шее серую клячу и отмеряя ей щедрую порцию овса, припасенного в телеге. – А то не ровен час позарится кто, я ж без тебя совсем пропаду.

Он трогательно извинялся перед лошадью за то, что не дает ей отдохнуть после долгого пути, и та понятливо кивала, кося лиловым глазом, не отрываясь от кормушки и ни на миг не переставая жевать.

– Ну, все. Теперь пошли тебя пристраивать, – наконец махнул мне рукой и зашагал к дому.

Хотелось бы мне сказать, что сердце затрепетало в предвкушении новых приключений, или замерло, испуганной птицей, предчувствуя скорую встречу с возлюбленным. Но нет. И внутренние органы вели себя по-прежнему, и события развивались, противореча желанному сценарию.

Дверь черного хода, а вернее сказать «для своих» оказалась в гораздо лучшем состоянии, нежели парадная. Видимо, ею нечасто пользовались. С опаской перешагнув через грязный порог, ожидала увидеть помещение, наполненное дебоширами и выпивохами, а оказалась на маленькой пыльной кухоньке. Свет из общего зала свозь раскрытую дверь скудно освещал комнатку, в которой царил невероятный беспорядок. Всюду наставлена грязная посуда, валялись воняющие объедки и пустые бутылки, с потолка провисала паутина.

– Опустился мужик, да, – кряхтел дед Матвей, сгребая ладонью со стола слой пыли, – раньше как-то еще держался, а последнее время вообще пошел вразнос.

Прошаркал к освещенному входу в зал:

– Захарий! За-аха-ари-ий!

– Кто там? – в кухню ввалился здоровый бугай, почти полностью заслоняя собой дверной проем и падающий оттуда свет. Он долго вглядывался в темноту и соображал, кто же к нему пожаловал, пока наконец определил. – А-а-а! Матвей! Вот это сюрприз! Где же ты пропадал старый черт? Я уж думал, ты давно окочурился.

Меня передернуло от громоподобного голоса и грубых слов. Но старика подобный прием не смутил.

– Да стар я уже для путешествий, редко бываю в городе. Вот приехал, дай думаю зайду, как обычно, угоститься первачком да заночевать у тебя в сарае. Пустишь?

– Отчего же не пустить. Спи, жалко, что ль, – Захарий со скучной миной почесал оголенную в распахнутом вороте волосатую грудь. – А чего не идешь к народу? С каких это пор по углам прячешься?

– Так дело у меня к тебе есть, – дед Матвей помялся. – Ты бы свечку принес, а?

– Принесу, раз уж надо.

Мужик надолго ушёл, а вернувшись с зажженным огарком, так и замер, обнаружив на своей кухне меня.

Мы уставились друг на друга, разглядывая с большим любопытством. Захарий оказался колоритной личностью. Под два метра росту, широченный в плечах, он напомнил мне сказочных богатырей, не хватало только на голове шишака со смешной пипочкой в навершии. Буйная бурая грива нечёсаных волос торчала во все стороны. Всклоченная борода с застрявшим в ней мусором, если и стриглась когда-нибудь, то исключительно на скорую руку, чтоб не мешала. Широкие скулы и крупный нос с горбинкой выделялись на фоне волосяной растительности и придавали облику некую ожесточенность. Густые черные брови и хмурые колючие глаза также не добавляли немолодому лицу привлекательности. Крестьянская рубаха оказалась заношенной настолько, что о первоначальном цвете оставалось только догадываться. О штанах, впрочем, можно было сказать то же самое. А сапоги, похоже, не снимались ни в какую погоду и постепенно разваливались прямо на ногах.

Первым отмер Захарий, недовольно сдвинув брови к переносице:

– А это что еще за пампушка? А, Матвей?

Как он меня назвал? Пампушкой? А как же мир, в котором поклоняются дамам с пышными формами? И снова я получается в пролете? Даже этому уроду не нравлюсь? Ну, все! Враг номер один для меня определен!

– Никак на старость лет решил гульнуть?

– Скажешь тоже, Захарий! – старичок замахал руками. – Это и есть мое к тебе дело. Аней зовут.

Мужик шлепнул плошку со свечным огарком на стол и с отвращением сплюнул на пол:

– Борделя у меня здесь не будет, – он уже повернулся к нам широченной спиной, чтоб уйти, как дед Матвей проворно преградил громиле путь отступления. Во дает! И не боится же.

– Как у тебя язык повернулся такое сказать, окаянный, – зашипел старик. – Девчонка в беду попала, помочь нужно, а ты… Эх, Захарий, Захарий, не таким я тебя знал, не таким.

– Тот Захарий давно умер, – буркнул мужик, но повернулся ко мне, снова недобро разглядывая. Он сложил руки на груди, и меня пробрал озноб: огромные кулачищи и мощные предплечья, перевитые веревками вен, внушали серьезную опаску, что если хозяину вздумается пустить в ход силу, то от бедной Анечки только мокрое место и останется.

– Да еже ли бы мне бордель нужен был, не к тебе бы обратился. Тут видишь, како дело, девку в чем мать родила из дома выгнали, в город работать отправили. А куда ж ее возьмут-то, да еще в таком виде?

– Ясно дело куда…

– Вот и я о том же. Помоги.

– А я тут причем? – кустистые брови взлетели вверх. – У меня не богадельня.

– А тебя никто и не просит нахлебников привечать. Ты ж хотел помощника – полы драить, вот и возьми.

– Так пацана собирался брать. На кой ляд мне баба среди мужиков? – он оглянулся на распахнутую дверь в общий зал и тихо прикрыл.

– Ну и что, что баба. Баба она и лучше даже – все тебе как надо по-людски вымоет да приберет. А то, что народ у тебя тут всякий ошивается, так защитишь. Разве кто против тебя пойдет?

Захарий несогласно замотал головой. А я почувствовала сильное облегчение. Уж я точно не мечтаю остаться в этом свинарнике, да еще под патронажем монстроподобного типа. Выразительно глянула на дедка, пытаясь состроить как можно более жалостливую мордочку, мол «пошли отсюда, дедусь, чего-нибудь другое придумаем, побезопаснее». Но старичок, видно, мою клоунаду совсем по-другому понял и принялся еще активнее меня навязывать.

– А не придется девка ко двору, так хоть пообтешется в городе. На первое время будет, где голову приклонить – уже хорошо. А там глядишь, и найдет себе друго место, более подходявое.

Последний аргумент видимо возымело действие, Захарий глянул в мою сторону без прежнего отвращения, задумчиво так. А дед Матвей, почуяв слабину хозяина кабака, усилил напор.

– Помоги девчонке, Захарий. Перед богами воздастся, чать, не святой по земле ходишь, будет, чем искупить грехи прежние. Ну, куда она на ночь глядя в подобной одёже? Не вводи ребенка в грех!

– Да ей и спать-то у меня негде, – в последней попытке отвертеться от навязанной обузы прохрипел здоровяк.

– А любой уголок за дворец сойдет. Она девчонка неприхотливая, у мачехи росла. Все не на улице. Сам чать слышал про убийства в городе.

Захарий тяжело вздохнул и устало махнул рукой, соглашаясь.

– Ну, вот и ладненько, – расслабился дедок. – А теперь угости старика своим первачком.

Недовольный мужик кивнул:

– Сейчас подойду, – и уже мне, – топай за мной, пампушка.

Вот ведь… нехороший человек! Я обижено засопела, а дед Матвей меня погладил по голове.

– А он не…? Он меня …? – зашептала испуганно я, по-родственному обнимая сухонькое тельце.

– Не бойся, он только с виду такой суровый, а так добрейшей души человек.

Ох, что-то не верится мне. Но податься действительно больше некуда.

– Спасибо, дедусь, выручил.

– Будет, будет, – смахнул старичок непрошеную слезу в уголке глаза. – Иди уже, а то неровен час передумает.

Я бросилась догонять хозяина, который забрав свечу и оставив нас в потемках, уже почти поднялся по крутой скрипучей лестнице на второй этаж. Шлепая босыми пятками, я ощутила склизкое засаленное дерево ступенек и содрогнулась от отвращения. Перил предусмотрительно даже касаться не стала.

Но самое интересное ждало меня наверху.

Глава 2

Второй этаж оказался практически полностью погребен под провалившейся крышей. Лишь небольшой закуток по правую руку не был завален упавшими досками и балками. Туда мужчина и завернул. Распахнув перед моим носом одну из двух скособоченных дверей, сам зашел в другую и вышел, держа в руках тонкое одеяло. Сунул мне в руки вместе с плошкой, на которой догорал оплывший остаток свечки.

– Располагайся, – только и сказал он, протиснувшись мимо меня и спускаясь обратно в шумный зал.

Я осторожно шагнула внутрь предложенной мне коморки, освещая путь и заодно осматриваясь. М-да. Это помещение не пострадало от обрушения кровли, но и на жилую комнату не тянуло, причем не только из-за скромных размеров, но и по причине отсутствия окна. Раньше здесь, скорее всего, был чулан. Вон полки пустые остались, наверняка на них белье чистое хранилось. А в углу какие-то тряпки – должно быть, ветошь для хозяйственных работ. На стенных крючках с кружевами паутины соседствует засохшая косица незнакомых трав – уверена, именно от нее стоит такой резкий невыносимый запах, завтра обязательно выкину эту «красоту». Кровати, разумеется, нет, собственно, как и места, где можно устроить лежанку. Придется на пол между стеллажами и стеной лечь, скрючившись в загогулину. О-хо-хо-юшки.

Я поставила плошку со свечкой на одну из полок и развернула одеяло настолько замызганное и вонючее, что захотелось немедленно выкинуть эту гадость. Но пол, покрытый толстым слоем грязи и пыли, не позволил мне подобной роскоши. Пришлось кинуть на подгнившие доски и улечься поверх. Не так я представляла попадание в чужой мир. Совсем не так. Даже нет возможности власть погрустить о прошлом и будущем как полагается, глядя в окно на звезды.

Снизу послышалась громкая брань и звуки ломаемой мебели. Пьяная драка. Ужас! Надеюсь, никто не додумается забраться сюда. Дед Матвей обещал, что Захарий защитит. Но как бы сам этот хозяин спьяну чего не удумал. Так зыркал на меня, словно я во всех его несчастиях виновата.

Огарок закончился, предательски потухнув и оставив меня в кромешной тьме. Вот непруха! На дальнейшие размышления о собственной невезучести меня просто не хватило, так как, несмотря на непривычные условия, шум, доносившийся с первого этажа, и незнакомое место, заснула я на несколько часов прямо-таки беспробудным сном.

А проснулась, когда уже светало. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом из соседнего угла, там, где я вечером заметила ветошь. Еще толком не придя в себя, протянула руку и встряхнула старое тряпье. Из него посыпалось что-то мелкое, серое и … живое! Потревоженное мышиное семейство бросилось в рассыпную, а я дурью заголосила на весь дом, пятясь к стеллажу и пытаясь при этом запихнуть на полку свою малограциозную тушку.

Мой визг еще не успел утихнуть, в каморку ввалился сонный Захарий с еще более встрепанной шевелюрой, чем вчера и выпученными глазами, как у безумца. Этого выдержать моя психика просто не могла.

– Деду-у-усь! – заорала я так, как только позволили ненатренированные подобными упражнениями легкие, и чудесным образом оказалась на самой верхотуре.

– Матве-е-ей! – взревел трубным голосом во всю свою мощь Захарий, ни на миллиметр не приближаясь ко мне. – Мать твою за ногу! Кого ты мне всучил?! – Казалось стены и без того полуразрушенного здания не выдержат и сложатся сейчас, как карточный домик.

Осознав, что этот бугай с помятым лицом и одеждой – верно так и спал, не раздеваясь – моей безопасности вовсе не угрожает, я закрыла рот и ошалело уставилась на него. Он – на меня, вопросительно и зло.

– Ну? – не выдержал мужик. – Чего орем?

– Мы-мыши.

– И???

– И вы.

– А что я?

– Вбежали и кричите.

– Вообще-то, пампушка, кричишь у нас ты. Башка и без того словно ведро с камнями, а ты будишь своим визгом. Я уж думал, что-то стряслось, а тут…, – он зло сплюнул и развернулся уходить. – Пойду спать, раз все нормально.

– А я? – жалко пролепетала, уставившись в широкую спину рассерженного хозяина.

– А ты полы на первом этаже помой, раз не спится.

– Чем?

– Чего чем?

– Чем мыть?

– Ты издеваешься? – он все-таки повернул ко мне бородатое лицо, сверкая недобрым взглядом. – Водой и тряпкой!

– Где взять?

– Тряпку с ведром под крыльцом. Воду в колодце, – Захарий говорил свозь зубы, явно теряя терпение. Наверно он считал, я должна сама догадаться, где у него что лежит. Вот только от здешних реалий я далека, а потому вряд ли отыскала бы сама нужные мне вещи.

– Хорошо.

– И да, – бросил напоследок, – Ты б не сидела там, доски, небось, совсем прогнившие…

И тут подо мной подозрительно крякнуло. Я не успела даже сообразить, что это злополучная полка не выдержала-таки моего веса, как полетела вниз. Реакция Захария поразила молниеносностью. Мгновение – я на руках гиганта, еще миг – и стою на полу, а мужик уходит от меня, грозно хлопнув дверью.

– Сы-спасибо, – шепчу в пустоту и понимаю, что хозяин невзлюбил меня еще больше прежнего. Разбудила я его! Сам виноват, развел тут целый зверинец! Поворчав немного про себя, решила, что заглажу вину, наготовив ему всякой вкуснятины. Мне ли не знать, как мужской пол падок на еду.

Покосившись в угол с тряпками и мышиным пометом, бочком вышла из комнаты. Вот кто бы мог подумать, что мне, городской жительнице, придется столкнуться нос к носу с мышами, которые будут не в аквариуме в зоомагазине, а спать рядышком по соседству? Наверняка это от них так ужасно пахнет в коморке.

Мои осторожные шаги по скрипучим ступням раздавались набатом по всему притихшему дому. Что тут у нас? На первом этаже небольшой коридор от лестницы вел в кухню, и я решила сначала исследовать крыльцо черного хода на наличие необходимых мне для уборки предметов. К сожалению, ничего подобного там не оказалось, дверь прямиком выходила на заросший бурьяном огород, а петляющая от порога тропинка вела к хозяйственным постройкам. Пришлось взять курс на парадное крыльцо и выйти в зал. Посетители, разумеется, помещение давно покинули, разойдясь под утро и оставив после себя крепкий дух перегара. Я шла по липкому полу, залитому спиртным, затоптанному грязью, заплеванному местными пьянчугами – не похоже, что вообще его когда-нибудь мыли – и поднимала, попадавшиеся мне по пути, табуреты. Вот даже не знаю с чего лучше начать – всюду валяются перевернутые лавки и столы, обломки мебели, пустые деревянные кружки и неуцелевшие после ночных разборок глиняные черепки. Начинать нужно явно не с мытья полов. Повезло, что под пресловутым крыльцом отыскалась обтрепанная метла с редкими прутьями, а не только обещанные ведро с тряпкой. Совок, к сожалению, не обнаружился. Ну, да ладно, что-нибудь приспособлю.

Я принялась старательно выметать мусор из первого попавшегося угла. Не знаю, когда Захарий последний раз тут прибирался, но грязи оказалось даже больше, чем мне показалось поначалу. Сдвигая в кучу плоды вчерашней попойки, я нашла отличный кусок половицы, на который сгребла ближайшие ко мне черепки и щепки, чтобы вынести в мусорный бак. Ну, или куда обычно складывают отбросы. Вот только выйдя на улицу и оглядевшись, выяснила, что склад мусора здесь… везде. Дом Захария стоял не просто на отшибе, а на приличном расстоянии от окраины города, и ведущая к нему дорога, если вообще можно так назвать две длинные выбоины в земляном месиве, словно постовыми сопровождалась то тут, то там помойными горками.