Текст книги "Красный Герцог"

Пролог

Раннее Солнце озаряет своим ярким светом каждую травинку, каждый листик, что находились под открытым небом, даруя своё тепло и заботу всему живому. Лучи утренней звезды отражались от росы на траве и проецировались на потолке маленькой комнаты, такой разноцветной и яркой даже в ночное время суток. В этой комнатушке жил Генрих, голубые глаза и светлые волосы которого, были главным его атрибутом что завораживал всех. Именно на это, в первую очередь обращали внимание люди, которые могли сравнить юношу, по красоте с небесным серафимом из старых мозаик. Генрих почти никогда не понимал других людей, именно тех что отличались от его семьи. Их мысли, идеологии, попытки повелевать и подчиняться. Для него все они – рычаги управления социумом. Но как это может затронуть простого паренька, из обычной крестьянской семьи в глубине страны? Далеко от его дома, он видел город, где обитают высокомерные люди, которые как крысы лезут друг на друга, пытаясь быть выше и главнее остальных. На жизнь стоит смотреть иначе – проще, если ты живешь в загородном доме, то для тебя самое главное, чтобы огород был богат и свеж, а лесная живность обходила твой маленький рай стороной.

Каждое летнее утро, отражение солнечных лучей попадало в комнату Генриха, говоря о том, что начался новый день, чтобы узнать много нового о мире и возможность сделать своих родных более счастливыми. Для Генриха не было ничего дороже, чем его семья.

Людвиг – глава семейства, был отцом Генриха и его сестры Анны. Он был сильным человеком и хорошим семьянином. пятнадцать лет назад, когда его сын был еще совсем маленьким, он купил землю вдали от городской суеты и грязи. Отец всегда умел смотреть в будущее и, скорее всего, предвидел возможную опасность городской жизни, поэтому и решил, что лучше будет им жить вдали от всех. До переезда, в городе он был простым работником на заводе, в его обязанности входила загрузка ненужных и сломанных деталей в плавильню, которые после переплавки уходили на детали для гражданской техники и другим устройствам. Ему не нравилась эта работа, никому из семьи не нравилась эта работа, потому что после неё он приходил уставшим. Однажды он вернулся домой в сопровождении врачей, будучи перемотанный бинтами. Оказалось, что старый котёл с расплавленным железом обрушился, и небольшая часть попала на лицо Людвига, оставив посмертный след. Теперь он всегда был узнаваем, по большому ожогу в четыре сантиметра диаметром на левой щеке, и трём маленьким пятнышкам на лбу. Ко всему этому, страдали и его легкие, поэтому после того, как он накопил денег на землю, он не задумываясь купил её. Продав вскоре городскую квартиру, они смогли нанять рабочих для постройки дома. Отец любит свою землю, это самое безопасное место для взросления сына и рождения дочери. Здесь есть огород, который является важной частью для жизни, он даёт пищу для всей семьи, и его нужно поддерживать, чтобы вся семья была жива и здорова.

Петра – молодая и добрая мать. Она – шея всего семейства. Она держит голову – отца, и сердце – ангелочков-детей вместе. Занимается готовкой и уборкой в доме. Встретила Людвига в городе, когда её учебный класс находился на металлургическом заводе на экскурсии, где юношам показывали принцип работы плавильни и то, чем занимаются рабочие. На ней в приоритете были немолодые мальчики, но руководитель посчитал, что и наличие девушек не помешает, ибо любая сила на работе, будь она мужская или женская – тоже сила. Она увидела Людвига, когда он рассказывал о нужной температуре для работы плавильни и способах её поддержки. Искра сверкнула между ними, и она была не от работы пилы по металлу, это была любовь. Оба субъекта испытывающие это чувство, все поняли сразу. С выходом замуж, можно было позабыть о педагогическом образовании, т.к. вскоре должен был появиться ребенок – новый член семьи, и тогда времени на все бы попросту не хватало. Мужу она доверяла с самого начала их знакомства, и когда он сказал, что им нужно будет переехать из города, она пошла за ним, пошла так же верно, как и шла под венец в местной церкви.

После переезда, всей семье было тяжело. Новая обстановка, отсутствие старых друзей, и необходимость ухаживать за огородом – все это было ужасно незнакомо для них. Первые два года семьи были самыми тяжелыми, поскольку они ничего не знали о том, как правильно выращивать овощи и травы, как запасать их на зиму и как правильно готовить. Семья чудом выжила и продержалась, ведь были они не одни, в двух километрах от них обитала другая семья, которая более пяти поколений обитала в старом доме. Они были добрыми соседями, и видя тяжелое положение новоиспеченных друзей, помогали им безвозмездно, пока те не встали на ноги. Это ценила вся семья, поэтому помогала своим спасителям в ответ.

Последние семь лет жизнь в доме загорелась новыми красками, потому что в семье было пополнение – родилась Анна. Вся семья была рада её рождению. Удручало лишь то, что маленький ребенок имеет множество опасностей в новом мире. Например, насекомые, которые могли атаковать ребенка и вызвать аллергическую реакцию, ведь никто бы не смог идеально вылечить рану и прописать нужный курс витаминов и добавок. Страшнее всего было заражение, которое мог подцепить ребенок, ведь в доме средств для лечения не было. Сначала семья прибегала к мазям и травам, но что лучше для младенца мог знать только городской доктор, который находился слишком далеко, чтобы можно было до него быстро добраться или вызвать его на дом. Телефонные линии не доходили до дома, а письмо было настолько абсурдной идеей, что казалось злой шуткой. Этот период давно прошел, но страх остался у всех, кроме самой Анны. Её волнительное окружение и всеобщая расторопность забавляла.

Пятнадцать лет длились долго. Генрих прожил это время в однотипной рутине как пару веков. В начале горы и поля вдохновляли его и вели к чему-то прекрасному, даже были попытки заняться живописью, благо для этого пейзажей было предостаточно. Но чем старше становился Генрих, тем сильнее становилось его душевное спокойствие. Далекий и тихий оазис, в крупной и опасной пустыне.

Глава 1. Оазис

Скрип половицы и громкий топот босых ног раздавались по всему дому, они были слышны как в старом погребе, так и покидали не широкие стены дома, и могли разносится на несколько метров от уютной хижины. Каждая частица этого здания почти незаметно содрогалась от столь неосторожных действий. От такого бега вибрация расходилась по всем углам, и тихо затихали под полами.

– Когда-нибудь ты точно сломаешь или ноги, или все полы. – с небольшой улыбкой и усталым взглядом сказал Людвиг, стараясь сделать сыну замечание, но не пытаясь напугать или расстроить его.

– Кто бы не сломал полы, это буду точно не я! – Как герой старого романа, гордо и громко проговорил Генрих. Он знал, что толк в эффектном появлении, и всегда любил громко заявить о себе своей семье.

– Посмотрим. Иначе мне придётся переделать все всё в доме. Кто знает, что спрятано под старой половицей? – Произнес Людвиг протяжно и тихо. Он ожидал ответной реакции от сына, на такой детальный план.

Немного покраснев, Генрих опустил глаза вниз и тихо извинился перед отцом за свои действия. Людвиг не знал, что может прятать от него его собственный сын, но догадывался по реакции, и тому что в один “прекрасный” день одна из досок второго этажа начала скрипеть под любым весом. Получив широкий опыт после переезда, и ремонту всего что можно было найти, он знал – что-то там точно есть. Он тоже в его возрасте делал тайники от своих родителей и прятал там то, что было бы стыдно выставить на всеобщее обозрение, или случайно забыть на видном месте, это могло сильно повлиять на непосвящённого человека. У каждого ребёнка, должны быть свои тайны. В основном это был запас карманных денег на разные случаи жизни, резные фигурки обнаженных девушек и черно-белые фотографии, более реалистичные, чем их деревянные копии. Если его сын так походит на своего отца, кем он сам был в детстве, то, было сильно вероятно, что он также вырастет хорошим семьянином, который в свою молодость пройдёт не лёгкий, но укрепляющий характер путь. Если только взросление за пределами города, вдали от большого скопления людей, и возможности легко найти себе занятие или друга, не скажется отрицательно. Как бы долго Людвиг не работал с разными людьми, ему никогда не доводилось встречать тех, кто никогда не жил в городе. Видел ли его сын обнаженную деву? А если и видел, то где? Как? Может, сорванец Вольфганг тянет лапу к тому, чтобы испортить его сына? Последняя мысль навела на Людвига лёгкую дрожь. Вопросы давались сложно, их было много, и Людвиг тонул в них как в океане без спасательного круга. На некоторые вопросы он не хотел получать ответ, но чувствовал что рано или поздно всё узнает сам, он хотел быть ближе к сыну, чтобы помочь ему там, где сам раньше не получал помощи.

– Где все? – неожиданно спросил Генрих. Этот вопрос вывел Людвига из оцепенения, это был тот самый спасательный круг, который хоть и на время, но вытянул его из неукротимых вод мыслей.

– Мать ушла к колодцу за водой, Анна, наверное, спит, я её ещё не видел этим утром. Можешь проверить? – Людвиг с трудом собрался с мыслями, от резкой смены обстановки. Но смог выдать ответ, и заодно, нашел способ на время занял сына.

Генрих развернулся и пошел обратно наверх по старой деревянной лестнице, каждая ступень которой скрипела под его весом. Но самый запоминающийся звук издавала последняя ступень, при нажатии на неё помимо скрипа было слышно как трясутся гвозди, что были ненадежно в неё забиты. Была ли это лень отца при обустройстве дома или же это последствие долгого и неуважительного использования, они оставались на своём прежнем месте, создавая приятный антураж всему строению. Поднявшись, юноша смотрел вдаль коридора на закрытую дверь, она была на пару голов выше Генриха. Имела бурый древесный цвет по бокам и в самой двери, в щели досок были заложены цветы: лилии, ромашки и орхидеи. На втором этаже дома, эта дверь сильно выделялась, она не выглядела как дверь ни в одно из помещений здания, а как дверь в другой мир. И казалось, что если её открыть, за ней можно увидеть красивый сад, где летают пчелы, опыляя растущие там цветы, и бабочки перепархивают с одного цветка на другой, в поисках сладкого нектара. Даже слабо ощущаемый запах цветов, продолжал играть воображении, уже рисуя где-то вдали красивый водопад.

Эти приятные мысли покинули голову Генриха, они были уничтожены противным звуком движения металлических петель, создавая лёгкий, но неприятный скрип. Магия цветов улетучилась и её заменила полутемная комната, легко освещённая синим цветом, что излучали шторы, которые закрывают окно от яркого света. Теперь это уже был не сад, а одно сплошное океанское дно.

“Ну да, работники давно проснулись, не просыпаются только те, кто не работает” – подумал Генрих, слегка закатывая глаза в бок, и медленно продвигаясь ближе к окну. Осторожно ступая по полу в надежде ничего не пнуть и не сломать, Генрих всё же что-то задел, он наступил на что-то маленькое и хрупкое, что под его весом захрустело. Замерев на секунду, он не понимал, что лежало под его ногой, что это было и что оно делало на полу. Особенно в полутьме, где ничего не видно, а легкий синий цвет уходил вниз и становился сплошным чёрным. Убрав ногу в сторону, а так же надеясь, что это был последний сюрприз от сестры, Генрих продолжил путь к окну. Подойдя вплотную и крепко сжав грубую ткань в руках, он резко раздвинул шторы в разные стороны и солнечный свет моментально наполнил всю комнату, сильно ослепив молодого человека. Поморщившись с закрытыми глазами, он уже представлял события, что происходят за его спиной. Ориентируясь по знакомым звукам, он создавал в своём воображении подробную картину происходящего.

Медленное и неловкое движение в кровати, звук трения одеяла о наволочку говорили о том, что Анна повернулась к окну или наоборот отвернулась от него. Но учитывая звуки негодования, которые она издавала, скорее всего, отвернулась. Генрих давно заметил, что если дать его сестре волю, и не разбудить её окончательно, то она будет спать еще дольше и начнёт не реагировать на окружающие раздражители, что сильно будет мешать в дальнейших ее пробуждениях. Взяв двумя руками тяжелое одеяло, под которым укрылась Анна, он одним ловких движением смог его поднять и откинуть в сторону. Под одеялом лежало тело маленькой девочки, согнув колени и положив кисти рук под щеку, она лежала на кровати, закрыв глаза. Темно-зеленая пижама и черные распущенные волосы создавали вид того, что вместо хрупкой маленькой девочки на кровати лежит очень большой цветок, словно королева своего сада. Мягкие очертания лица, карие глаза что она унаследовала от матери и хрупкое телосложение вызывало умиление у всех, кто смотрел на Анну, еще сильнее оно возникало, когда она наряжалась в своё платье, которое у неё было только одно. Его специально купили Анне на день рождения, тогда Генрих поехал с матерью в город, чтобы ей помочь по “особым делам”.

Анна уже пару минут дальше лежала без движения. “Уснула?” – удивился Генрих, и стоило ему сделать только шаг к кровати, как в него с изголовья сразу же полетела одна из подушек.

– Что я тебе сделала, Генрих?! – Анна была шокирована такой наглостью со стороны родного брата, что её так грубо разбудил. – Убирайся прочь! – кричала она, вслед уже летели и другие подушки. Несмотря на небольшие размеры, и слабую физическую силу, девочка превосходная сконцентрировала все свои параметры, для сильных и метких бросков.

Генрих не собирался просто стоять под градом из постельной принадлежности. Ибо стоя как статуя на одном месте, он казался глупым и слабым, не способным на “громкий” ответ. Вытянув руки вперед, он ждал начало своего хода, как в шахматах, главное выбрать правильное время для совершения важного стратегического манёвра, идеально сочетая атаку и защиту. Такое действие будет неожиданным для противника, потому что он не будет ждать действий, которые его оппонент ранее не совершал. Летит следующая подушка, укутанная в белую наволочку, с вышитыми рисунками листьев. Как грубо Анна относится к тому, что делала её мать для всей семьи. Вот и пришло время для хода Генриха. Поймав летящую подушку в руки, он заводит её через голову за спину, принимает стойкое положение ног, и концентрирует точки опоры чтобы не упасть, и уже сосредоточившись на мишени в виде головы своей сестры, приготовился отпустить крепкую хватку сжавшую бедную ткань. Юноша резко замер. Его отвлёк пронзительный хлопок со стороны двери.

Тишина и неловкость заполнила всю комнату, полностью уничтожив прежнюю атмосферу. Людвиг стоял на пороге комнаты, уперевшись рукой о дверную раму, полусогнувшись, он переводил дыхание. Анна и Генрих замерли и пристально смотрели на отца. Мужчина стоял неподвижно в дверном проеме и сверлил взглядом своего сына. Всем было понятно, что сейчас будет долгий разговор на не самые приятные темы. “Нельзя потакать детскому поведение сестры, ты так поощряешь маленькую девочку, а не воспитываешь её.” – уже прозвучал голос отца в голове Генриха, осознавая, что именно так всё и будет.

– Пойдем вниз. – сказал грубым голосом Людвиг. По его тону было понятно, что он уже не собирается быть столь добрым и ласковым, каким он был около пять минут назад на кухне. Опустив подушку на пол и стиснув зубы, Генрих пошел вслед за отцом, он не боялся его, а любил и уважал, но когда его самого ругали – это создавало сильное и жгущее чувство собственной вины. Но нужно терпеть, и идти к трудностям с высоко поставленной головой. Если ты проявляешь грубое поведение по отношению к любимым или же нарушаешь правила, то надо платить за свои поступки. Эта простая истина была известна Генриху, это было еще давно, когда ему было лень поливать огород, и половина растительности погибла под палящим Солнцем. Тогда им приходилось есть меньше, это было ужасно, но хуже было то, что от этих действий, семья страдала больше, чем Генрих, сильнее всего доставалось матери. Петра не могла смотреть как её чадо голодало, поэтому половину своей порции отдавала сыну. Из-за чего сильно не доедала, а потом болела – именно этот урок стал для Генриха самым главным. Но иногда эмоции брали верх над логикой, как сейчас, когда он баловался с Анной мамиными подушками. Уже зная заранее, о чем пойдёт речь. Как только они спустили вниз, решив не затягивать, Генрих начал говорить раньше отца, пытаясь сгладить свою вину.

– Я опять всё порчу, да? – поднимая взгляд с пола на отца, Генрих смотрел прямо в его голубые глаза.

– Если ты уже понимаешь, что натворил, то всё не так уж и плохо. Главное, чтобы ты это помнил. – как лекцию в учебном классе, начал причитать Людвиг. – Что у вас стряслось? – пытаясь уже загладить своё любопытство, мужчина начал менять тему. Потому что не каждое утро он мог услышать крик собственной дочери.

– Анне не понравилось то, что я её разбудил, и она начала в меня кидать подушки… – со стыдом начал рассказывать Генрих, опасаясь того, что его начнет высмеивать отец за поражение ребенку.

– Не ранен? – с удивлением, и лёгкой насмешкой в голосе спросил Людвиг.

– Не сильно, пару дней без тяжелого труда и постельный режим – поставят меня на ноги. – пытаясь спрятать улыбку говорил Генрих.

– Ой, не заставляй меня подниматься за подушками, чтобы тебя, такого мучающегося бедолагу, добить… – подыгрывая сыну говорил Людвиг.

И кухня заполнилась легкими смешками, которые унесли с собой за пределы дома грубую атмосферу, что царила там минуту назад.

– А что у нас на завтрак? – спускаясь по лестнице спросила Анна своим нежным, бархатным голоском. – Я проснулась и хочу кушать. – продолжала она, протирая слипающиеся глаза.

– Кушать мы все хотим. Я достану заготовки, а вы пока подумайте, что скажете маме насчёт подушек. – вставая со стула, Людвиг продолжал поучительную беседу, имея в своей учебной аудитории нового студента. Он действительно представлял себя учителем, ибо его жена не один раз говорила, что его грубый и властный голос привлекает к себе внимание.

– Конечно же, мне отвечать. Я это начала – я и закончу – сказала Анна, слегка приободрившись.

– А ты у нас растёшь. – повернувшись к сестре, заметил Генрих.

– Ну, после папы в семье же нужен еще хоть один взрослый человек. – с насмешкой сказала Анна, будто пропевая эту фразу. Где-то из угла кухни раздался слабый смешок Людвига.

“Где она научилась таким ехидным шуткам?” – подумал Генрих. Он конечно, слышал от матери, что девочки растут быстрее, но чтобы настолько! Она уже шутит, как шутил он в свои пятнадцать лет. Когда сама в два раза моложе этого возраста. Уже открыв рот, чтобы попытаться также ехидно ответить своей сестре-зазнайке, он был грубо прерван отцом, который решил своевременно остановить на корню новый детский конфликт. Хлопнув ладонью по мебели, он привлёк к себе всеобщее внимание.

– Сейчас самое время ответственному семьянину проверить грядки, заодно и Петру позови к завтраку. – с эхом доносился голос Людвига из-за шкафа с посудой и крупой.

– Мама, еще не ела? – удивился юноша.

– Нет, ждала вас.

Услышав это, Генрих сжал кулак, вспоминая ту холодную осень, когда по его халатности и лени голодала мать. Сейчас, даже если в доме останется последняя крупинка каши, он отдаст её матери и сестре. Он собрался идти и звать Петру к завтраку.

На улице было прохладнее, чем дома. Конечно, ведь дом обогревался печь, что находилась на первом этаже, на улицу такой предмет будет полностью бесполезный. Несмотря на новую прохладу, то самое Солнце, что знаменовало начало нового дня, своими тёплыми лучами, начинало согревать рубашку Генриха и землю по всему огороду. Приглядевшись к рабочей территории, Генрих высматривал свою мать, которая должна в полуприседе собирать созревшие овощи. Возможно, морковь или картофель. Точное местоположение было сложно узнать, так как высокие зелёные клубни закрывали обзор и прятали нужные для ориентиров тропинки между ними. “Значит, придётся прибегнуть к плану Б” – подумал Генрих, и вдохнув полную грудь воздуха, крикнул: "Мама!".

Не прошло и минуты, как среди множества кустов началось движение – поднималась Петра. Возвышаясь над растительностью, что служила пищей для всей семьи. Её светлые волосы были заплетены в одну длинную косу, которая едва дотягивалась до таза. Мать семейства не так сильно ухаживала за волосами, как это делала Анна. По сравнению с ней, её волосы были жесткие и грубые, единственную помощь, что они получали – полив водой раз в неделю. Но когда она встала, ветер поднял эту косу и позволил той плыть в своём извечном течении. Тогда, на ветру она казалось легкой, и солнечные лучи делали их не просто русого цвета, а полностью белыми и полупрозрачными. Это выглядело так, будто бы Солнце отрастило длинные локоны, которые при взгляде на них, ослепляли смотрящего.

Мать семейства медленно шла к своему сыну, и с каждым ее шагом, Генрих мог более внимательно приглядется к своей матери, к тому, как она выглядит этим летним утром. Он увидел, что её карие глаза выглядели уставшими, и под ними красовались слабовидимые фиолетовые мешки. “Опять мало спала” – подумал он, уже смотря на неё с меньшей радостью. Он жалел, и сочувствовал ей. Ему было тяжело видеть как она отдаёт себя всю для семьи. Поэтому он пытался помочь матери во всем. Вместо неё, хотел жертвовать собою, но не дать сделать это матери.

– Ты опять не спала… – произнёс с небольшой грустью в голосе Герних.

– Я спала. Просто, меньше чем обычно.

– И что ты делала ночью? – начал расспрос юноша.

– Я подумала, что нам вскоре нужны будут новые носки на зиму, говорят, что эта зима будет холодной.

– Кто говорит?

– Приметы.

Услышав это, Генрих замер, он знал что в его семье есть человек, который мог будто смотреть в будущее, и имеет идеально точное чутьё на события. Но его мать решила не спрашивать совета мужа, а смотреть, что скажут приметы. Будучи озадаченным данным ответом, Генрих стоял и думал, что его мать немного устала от того, что она не способна на многие вещи для своей семьи. Никто не способен на это, в этом и есть суть семьи, что её члены дополняют друг друга, и их узы создают прочные взаимоотношения между ними, что помогает им в различных бедах. “Нужно будет спросить у отца, что он думает, может, мама зря старается” – к такому умозаключениею пришел Генрих, выслушивая слова своей матери.

– Ты наверное еще не завтракал, надо пойти поесть. – прервав его размышления сказала Петра.

Она медленно продолжила свой шаг, пытаясь обойти сына и не наступить на грядки. Уже будучи за спиной Генриха, она почувствовала, как её сзади обнимают тёплые руки, и остановилась, ей были приятны эти объятия, она таяла в них, чувствовала себя защищенной и нужной. Бережно поглаживая мягкие руки своего сына, она успокаивала его, потому что как настоящая мать, она нутром ощущала, как её сына что-то тревожит.

– Мама, я знаю, что я не на многое способен, но, если тебе в следующий раз понадобится помощь, хоть даже в вязании, пожалуйста… Пожалуйста, позови меня, или Анну, или папу, не зачем всё делать самостоятельно, мы же есть друг у друга не просто так. – наконец выдавил из себя Генрих.

Эти слова растрогали Петру, она повернулась лицом к сыну и увидела как из его голубых глаз текли ручьи солёных слёз. Она не выдержала тех слов, что услышала, и вид плачущего сына, вид который она не видела уже очень давно давили на неё. Это было как удар в самое слабое место, и ей потребовалось утешение, которое она нашла в объятиях Генриха. Так они стояли несколько минут, они могли простоять и дольше, если бы не заурчали их животы. Эта неловкость позабавила обоих, и они тихо рассмеялись над тем, что так сильно испортило столь трогательный момент семейной любви.

– Пошли, Генрих. Утром у нас будет вкусный суп из гороха и картошки. – улыбаясь сказала Петра, вытирая слезы с щек своего ребёнка.

– Все твои супы вкусные, мама. – сияя глазами ответил ей Генрих.

Они высвободили друг друга из крепких объятий, но их поддержка на этом не закончилась, погладив по светлой голове своего сына, Петра вместе с ним пошли в сторону дома. Зайдя внутрь, и переступив порог, они поймали на себе взгляд остальных членов семьи: Людвига и Анны. Они вместе удивлённо смотрели на прибывших, вернувшийся Генрих и Петра тоже уставились в ответ. Одни не понимали, почему у других красные глаза, другие не понимали причины пристальных взглядов.

– Что у вас случилось? – спросил их Людвиг, наконец прервал минуту молчания.

– Всё в порядке, просто обсуждали планы на день. – ответила ему Петра, вытирая свои глаза от слёз.

Данного ответа для Людвига было недостаточно, но он чувствовал, как обычно, что всё не так критично как может казаться на первый взгляд. Генрих и Петра прошли за стол, и вся семья уже смотрела друг на друга, и ощущала приятный запах вареного картофеля и гороха. Суп действительно был вкусным. Был ли он таким из-за того, что его делала любящая мать или же потому что в нем были специи, которые идеально гармонируют с основными ингридиентами? Генрих надеялся, что когда-нибудь и Анна сможет так же готовить. Время трапезы проходило тихо, все спокойно и молча ели, один раз Анна просила хлеб у отца, иногда можно было слышать то, как Петра остужает часть супа в ложке, чтобы тот не обжигал рот и не вызывал дискомфорт. Такое же поведение, и особенности чувствительного рта имел сам Генрих.

– Мама… – раздался тонкий, и слегка жалобный голосок Анны.

Все замолчали в ожидании продолжения, но Анна не спешила, точнее, она поспешила с началом, и не знала какие стоит подобрать слова, чтобы признаться маме в недавнем происшествии. Заметно для всех, девочка начала нервно ковыряться в пустой тарелке.

– Что такое, деточка? – спросила ее Петра, не дожидаясь продолжения фразы дочери.

– Сегодня утром я кидалась твоими подушками, и боюсь, что, наверное, порвала их. Прости меня, пожалуйста… – поднимая взгляд с тарелки на мать, грустно говорила Анна.

– Ну, ничего страшного, я посмотрю на подушки, и проверю всё ли с ними в порядке. Их всё равно надо было давно заменить на новые. – Петра не осуждая своего ребёнка за обычные шалости, говорила с ней ласково.

Наличие дополнительной работы для Петры не понравилось Людвигу, но стиснув зубы и крепче сжав ложку, он молча сидел дальше, не смея оспаривать осмысленные решения его жены – матери его детей. Но параллельно этому, Петра уловила взгляд своего сына на себе, в этом взгляде читалась просьба или даже мольба. Она понимала, что хочет от неё Генрих и вскоре добавила: “Можешь мне с этим помочь, мы посмотрим на подушки и зашьем их при необходимости, если что, сможешь даже их сделать красивее или приготовить новые для своей спальни”.

Эта необычная новость обрадовала Анну, она была счастлива от того, что мама попросила её о помощи, ведь она взрослая, а взрослых часто просят о помощи с полезными и важными делами.

Конец завтрака был уже менее эмоциональным, все спокойно сидели за едой, иногда спрашивали друг у друга что-то новое. Уже после завтрака Генрих знал что его ждёт несколько часов полевых работ. Он встал из-за стола, убрал свою тарелку в тазик с водой, и поблагодарил свою мать, за столь вкусный гороховый суп. Выйдя на крыльцо, он встал рядом с отцом, что своим взглядом осматривал поле.

– Сегодня, всё как обычно. – сказал Людвиг, поворачивая голову в сторону Генриха.

– Полить сорняки, вырвать грядки, закопать забор вдоль оврага и проверить целостность дыр под домом? – улыбчиво спросил Генрих, поворачивая голову в сторону отцу.

– Я, вроде, не был комиком, в кого ты у нас такой шутник?

– Чистый воздух и теплое Солнце позволяют вырасти самым разным плодам. – театрально ответил Генрих.

Этот небольшой диалог позволил Людвигу опять вспомнить старые мысли, с рассуждением о том, как может повлиять на взросление его сына столь длительное взросление за пределами города.

Людвиг начал спускаться по ступеням веранды вниз, и спустившись пошел в сторону гигантского, серого и грязного тента, под которой была семейная машина.

– Ты куда? – удивленно спросил Генрих. Он не часто видит то, что его отец собирается в город. Обычно он это делает раз в две или три недели. Только туда и ехала эта колымага, потому что в лес на ней – громко, а к соседям – дорого.

Касательно денег семья могла не беспокоится, ибо после переезда у них была возможность сохранить некоторые средства. В самые богатые на урожай года, они даже отправлялись в город, где продавали свежие и самые сочные овощи.

– Я должен навестить друга в городе, есть к нему одна просьба и пара вопросов. – произнёс Людвиг.

– Сейчас? Не проще написать письмо, и отправить через неделю с почтальоном?

– Сейчас. Нужна ещё будет овчина, попрошу потом Петру сделать к осени тёплую одежду.

То же самое говорила и Петра. “Неужели отец тоже по приметам смотрит свои “прогнозы”, или мать юноши посредством долгого общения с мужем научилась некоторым приёмчикам?” – подумал Генрих.

Перед крыльцом они разделились, отец пошел в противоположную от сына сторону. Генриха ждали старая деревянная мотыга, два ведра, молоток и небольшая коробка ржавых гвоздей. Отец же нашел в своём направлении старый автомобиль фирмы Brennabor, который мирно ожидал его под тяжелым и толстым тентом, эту машину Людвиг несколько лет назад смог воскресить из мёртвых. Её ему дали даром, точнее то, что от неё осталось. Она попала в аварию по абсолютной нелепице, так как ей управлял один пьяный водитель. В ходе происшествия, человек и его железная колесница оказались в плачевном состоянии. Её должны были сдать на металлургический завод для переработки, но Людвиг уговорил отдать её ему. Больше года он потратил на её восстановление, и в конечном итоге у него получилось. Этот автомобиль уже давно служит ему и его семье верой и правдой.

Когда Генрих выходил из сарая с инструментами в руках, он видел как вздымается в небо огромный тент, и Людвиг освобождал свою красавицу для проверки перед поездкой. Это зрелище остановило Генриха, он смотрел на то, как его отец бережно относиться к своей машине, словно к хрупкому хрусталю. Людвиг подробно осматривал каждый сантиметр, проверял шины, окна и механизмы под капотом. Генрих надеялся что когда нибудь он сможет на ней прокатиться, взяться руками за её кожанный руль, и колесить куда глаза глядят. Только для этого нужно будет получить кучу новых знаний об устройстве машины, её управлении и ремонте. Для этого нужно будет попросить отца обучить его, сам Людвиг пока что не горел идеей учить сына. “Самое ли сейчас для этого время? Или лучше подождать пока отец сам ему предложит?” – размышлял Генрих, не зная, как более грамотно подойти к такому вопросу. Каким бы не было прекрасным столь заботливое зрелище, юноше стоит работать в огороде, о машине он сможет подумать еще много-много раз.