Текст книги "Сказочки не для детей"

Владислав Иванов
Сказочки не для детей

© Иванов В. Ю., 2024

© «Издание книг. ком», о-макет, 2024

Вариация на тему Буратино

 
Приходит как-то к Карло друган его Джузеппе
И предлагает Карлу дров на зиму купить.
«Помилуй, друг любезный, щас середина лета.
Зачем я буду загодя дрова твои хранить?»
 

Версия Джузеппе

 
«Нет, ты меня помилуй, мне надо похмелиться,
А то я чудным образом стал слышать голоса».
«Ага! Тебе, Джузеппе, что выпить, что напиться,
С утра и по субботу – всё божия роса».
Тут скинув с плеч вязанку дров,
Джузеппе хрипло простонал:
«Твой приговор ко мне суров,
И я проблему осознал.
О, друг мой Карло, я клянусь!
Да что там, встану на колено!
Я лишь чуток опохмелюсь,
Свидетелем тому – Полено!»
 

Версия Карло

 
«Я целый день шарманил, как ишак,
Стоптал все каблуки и пальцы стёр.
Пришёл к себе, поел и на гамак,
Но тут друган дрова свои припёр.
На жалость больше часа он давил,
Мол, вспомни, как дружны давно с тобой.
Ну а поскольку дрова ты не купил,
Займи хоть пять копеек на пропой.
И тут я, дурень, деньги показал.
Он начал клясться всем богам наперебой,
Ещё мне про полено рассказал,
Схватил деньгу и убежал домой.
 

Версия Буратино

 
«Я помню, как открыл глаза,
Сам как бревно – ничё не понимаю.
Из полумрака слышу голоса
И понемногу в разговор вникаю.
Один предмет другому говорит:
«Купи, пожалуйста, моё полено.
Оно прекрасненько горит», —
Икнул и рухнул на колено.
Другой, высокий, сказал ему в ответ,
Мол, Джузи, извини, но мы друзья.
Послушай и прими ты мой совет.
Нам вместе никак бухать нельзя…
И вот уже я третий день подряд
Стою возле стола на табурете.
Они о крепкой дружбе мне твердят
И умоляют, чтобы я стал третьим.
 

10.06.2023

Герасим

 
Однажды дворянка Герасиму сказала:
«Избавься от дворняги во что бы то ни стало».
Вот время пришло проститься с Муму.
Он с горечью думал: «Отчего, почему?»
Верёвку с гвоздя в сарае сорвал,
По дороге к реке кирпичи подобрал.
Спустившись на берег, долго в лодке сидел,
Гладил собаку, на воду глядел.
Герасим всё думал: «Нет в жизни добра.
С собакой улажу – уйду со двора».
Под парусом будто отчалила лодка,
Герасим молчал, но лужёная глотка
Мычала, рычала и выла, как волк
И даже охрипла, всё было не в толк.
Он вспомнил, как бабка в кресле сидела
И с прищуром мутным ему вслед глядела.
Последний взмах вёсел – реки середина,
И вот перед нами такая картина…
Герасим сидит, головою поник,
А пёс к бороде его мордой приник.
Мол, полно, Герасим, хватит тужить,
Мне повезло с тобой крепко дружить.
Пусть даже сейчас разойдутся пути,
Мы встретимся снова, крути ни крути,
Прощай, мой Герасим, если можешь, прости.
Скорее в путь долгий меня отпусти…
 
 
Но тут подплывает к ним в лодке старик.
«А я, видишь, зайцев везу на пикник».
Герасим смолчал, но старик увидал,
Что ИДОЛ к собаке кирпичи привязал.
«Ах ты Иуда!!!» – вскричал дед Мазай. —
Но-но, не шути, дурака не валяй!»
И дальше ругался: «Чтоб дух твой пропал!!!»
Герасим крестился в ответ и рыдал.
«Давай-ка поживше верёвку сымай
И собаку свою в мою лодку сажай.
 
 
Муму суетилась в руках старика,
Когда лодку Герасима сносила река.
Собака дрожала, Мазай уплывал.
В какой-то момент Герасим привстал,
Удавку, как нитку руками порвал
И что-то Муму вслед простонал.
Но вдруг сапогом о кирпич зацепился,
Ударился теменем и утопился.
 

14.06.2023

Емеля

Пролог

 
Ну, уж если к Магомету
Не пришла его гора,
Расскажу вам сказку эту,
Вам узнать её пора…
 

Сказка

 
Между Клязьмой и Москвой,
Где снега до пупа зимой.
Где-то там среди России,
Где черти грязи намесили,
На краю села глухого
Без названия какого
В однокомнатной избушке
Жил Емеля на опушке.
До тридцати годов дожил,
Но даже в баню не ходил.
Так что лодырь был такой,
Что не видал и мир честной.
Сидел он как-то на печи,
Считал от скуки кирпичи.
Мать ему, как человеку,
Говорит: «Сходи на реку,
Воду наноси попить.
Ведь надоело снег топить.
Да дров для печки наруби,
Чтобы каши наварить.
А то уже почти полгода
На печи лежишь, колода!»
«Ладно, ладно, не ворчи,
Нарублю дров для печи
И водицы принесу,
Если только не засну».
«Я не дам тебе дремать! —
Забранила его мать. —
Ну-ка, быстренько вставай,
Навоз из стойла выгребай.
А то ишь ты, развалился.
Даже мыться обленился!»
 
 
Только лишь после угроз
Емеля вышел на мороз.
Что за дивная пора!
На санках ездит детвора,
Друг дружку снегом осыпают
И устали в игре не знают.
Ну, а Емеля в армяке
Через село пошёл к реке.
Вёдра в прорубь окунул
И льда с водою зачерпнул.
Уж с коромыслом на плечах
В ведре увидел щуку, ах!
Емеля вдруг так подскочил,
Что даже лапти обмочил.
Опрокинул два ведра,
От щуки не ищи добра!
Схватил её и смотрит в пасть.
«Да, этой рыбке не пропасть!
Мамка страсть как рыбу любит,
И меня, чай, приголубит».
 
 
Но тут услышал рыбью речь
И нутро не смог сберечь.
Он крепче рыбину схватил
И ей на печень надавил.
«Ну-ка! Говори, карась!
Ты откуда здесь взялась?»
Щука молвила устало:
«Без тебя мне горя мало.
У меня такая грусть,
Что еле на ногах держусь.
И ты ещё на душу давишь,
Гляди, так к прадедам отправишь».
 
 
Проник Емеля в рыбью долю
И отпустил её на волю.
Снова в прорубь за водой,
А там щука, ой-ой-ой:
«Ты, Емеля, не серчай,
Меня слушать обещай.
Я тебя благословлю
И быть по-моему велю.
Тебе только загадать,
А я буду исполнять.
Мол, по щучьему веленью,
Ну, и твоему хотенью.
Например, чтоб два ведра
Дошли сами до двора».
«Ну что ж, исполни всё немедля», —
Сказал щуке вслух Емеля.
Тотчас вёдра поднялись
И галопом понеслись.
«Спаси бог, царица-мать,
Или как вас величать».
Щука молвила в ответ:
«Проси желанья не во вред,
А иначе в наказанье
Пропадут твои старанья».
 
 
Емельян махнул рукой:
«Ну, Царь-Щука, бог с тобой,
Побегу-ка я к мамаше,
Расскажу о сделке нашей».
Только он ступил на двор,
Мать даёт ему топор.
«За валежником в лесок
Ты быстрей ступай, сынок».
Емельян поворотился
Ну и к санкам обратился:
«Ну-ка, сани,
Едьте сами!
Всё по щучьему веленью,
Ну, и моему хотенью.
Ты, топорик дорогой,
Валежник наруби горой».
 
 
Только сумерки сгустились,
Из леса сани воротились.
Нарубил топорик дров
На полгода, будь здоров!
«Ну, мамаша, как вам это
Двадцать третье чудо света?
Вы подумайте пока,
Ну, а я вздремну слегка».
Сам на печку завалился
Да и спящим притворился.
 
 
А мамка без ума в рассудке
Просидела почти сутки.
Емеля видит – мать плоха,
Решил спровадить от греха.
И времени не тратя даром
В турне отправил по Канарам.
Конечно, с щучьего веленья
И Емельянова хотенья.
 
 
А село уже гудело.
Вот так диво, вот так дело!
Даже дьяк перекрестился,
Когда санкам подивился.
Ведь Емеля сгоряча
Гонял в санях, озорничал!
С горки на печи катался,
С детворой соревновался.
 
 
А в это время царь-отец
Давал дочку под венец.
И женихов на это дело
С мира куча налетело.
Все женихаться, вот ведь страсть,
Что негде яблоку упасть.
Ну что не граф,
То как жираф.
Ну что не князь,
Так просто мразь.
Царевна выбирать устала
Так, что смеяться перестала.
И царь развесил объявленья:
«Тому я дам благословенье,
Кто для дочери моей
Окажется всех веселей!»
Воеводу кликнул царь:
«Ну помоги мене, как встарь.
Моя дочь мозгов лишилась,
Благо хоть не утопилась.
Ты мне хоть из-под земли
Весельчаков сюда яви.
Пусть пляски, песни день-деньской
Орут у башни на Тверской».
«Всё исполню, царь-отец,
Притащу всех во дворец».
«Ты, давай, не бахваляйся,
Буди стрельцов и отправляйся.
Но цыганев не тащи.
У меня от их прыщи!»
 
 
А наш дьячок, увидев сани,
Что они в гору едут сами,
Всё воеводе рассказал
И на Емелю указал.
Мол, колдует сорванец,
Его б на дыбу во дворец.
Может статься, эта сволочь
Заколдовал царёву дочь.
«Да разве может этот тать
На государя колдовать?!» —
Воевода в тот же миг
Саблю в ножны, в двери – шмыг.
«Эй! Стрельцы! Айда за мной
Брать Емелю за разбой».
Избу кругом окружили,
К дверям сена подложили.
«Эй! Засранец! Просыпайся!
С печки слазь и одевайся!
Мы ещё тут подождём
И избу твою сожжём!»
 
 
Тут Емеля оклемался
И в окошке показался.
«Перед кем я провинился?
Что ты так сильно рассердился?»
«До меня добрался слух,
Что ты, Амелька, не лопух,
Даже склонен к колдовству,
То есть прямо к воровству».
«Ну, какой же я колдун?
Вам сказал всё дьяк-болтун?
Поглядите на меня.
В доме только печь и я.
Этот дьяк вам всё наврал,
Я его в тот день видал.
Он у бабки на виду
Самогон пил на меду.
Ну, а после, с пьяных глаз,
Он придумал сей рассказ.
Будто в санках я гоняю
По деревне разгуляем».
Воевода брови хмурит
И на Емелю глаза щурит:
«Ты со мной не пререкайся
И немедля одевайся!»
 
 
Вот так зимой в начале года
Пришёл к Емеле воевода.
И Емеля снарядился,
В тулуп бараний нарядился,
Лентой обвязал трубу
И дал ходу ко двору.
«Эй, стрельцы! Смотри, кричи,
Емеля едет на печи.
Ну, ротозеи, кыш с дороги,
Не то поотдавлю вам ноги!»
Так никто и не узнал,
Как ей Емелька управлял.
Даже в пыточный приказ
Его спускали много раз.
Но он оттуда подымался
И над попами издевался.
А караульная бригада
Была Амельке только рада,
Когда без всякого смущенья
Он раздавал всем угощенья.
 
 
Ну, а государь в то время
Почёсывал короной темя,
Как бы ему из женихов
Разузнать, кто есть каков.
Всё, конечно, без доносов
И бессовестных расспросов.
Царь-отец большой проказник —
Решил устроить светский праздник.
И назвал его потехи для
Двадцать третье февраля.
Разослав всем поздравленья
И царской воли изъявленье,
Иностранцев пригласил,
Царской водкой напоил.
А на пятый день веселья,
Когда все дохли от похмелья,
Царь орал лужёной глоткой,
Что это было тренировкой.
И, мол, лиха беда начало,
Тренировки одной мало,
Что ещё раз соберёмся
Перед свадьбой и напьёмся!
От такого позитива
Все гости перешли на пиво.
 
 
Тут скоморох к царю подкрался,
Об трон горбом чуть почесался
И молвил батюшке царю:
«Послушай, царь, что говорю.
Сказку баяли мне шведы,
Пока ты тут даёшь обеды.
К границам царства твоего
Крадётся войско кой-кого.
Уж я-то сразу разгадал,
Но просто виду не подал.
Да и лифляндцы удивили,
К нам все границы перекрыли».
«И что ты думаешь, горбун?»
«Так я ведь, батюшка, болтун.
Я просто знаю, кто стремится
За твой счёт обогатиться».
Царь взвёл свои очи к небу.
«Ну, что ж! Я сам к нему поеду.
Эй! Холопы! Вы что, спите?
Царя в палаты пропустите».
Расступился чёрный люд,
Безобразный, как верблюд.
«Вы, по совести, скажите
Или на тот свет спешите?
Что за смрад в моём дворце,
Как в испорченном яйце».
«Государь, казнить не думай,
Это всё шайтан придумал.
Тож женихи в дворец набились,
Да и полгода, как не мылись.
Мол, только в варварской стране
Нещадно хлещут по спине.
А ещё пытают паром,
Что, дескать, нам не надо даром».
И тут подумалось царю:
«За кого дочь отдаю?
За каких-то там пигмеев
В мятых фижмах и ливреях».
Царь воскликнул: «Кукиш вам!
Девку просто не отдам.
Кто не хочет в бане мыться,
Тому нехрен здесь крутиться».
Царь подьячих пригласил
И указ свой огласил.
Тот, кто в баню не идёт —
Того родина зовёт.
За ворота! Покрестите!
И в мир божий отпустите.
Так с тех пор за две недели
Все посольства обмелели.
Только два не сплоховали,
И в банях пару раз бывали
Представитель Занзибара
И два турка из Катара.
Но сколько в бане им ни мыться,
Им царевны не добиться.
При виде их она сказала
И нервно губы облизала:
«Как же смогут мои очи
Видеть то, что черней ночи?
Помилуй, батюшка-отец,
Ведь это… Это ведь конец».
«Но, дорогая, ты прикинь:
Я вдруг помру – ты в монастырь».
«Вас я что-то не пойму
Вы это клоните к чему?
У меня что, кривая рожа?
Иль я на дурочку похожа?
Чтоб сразу после смерти вашей
В скит отправиться монаший».
«Тут, видишь ли, какое дело…»
Царь руку взял её несмело.
«Давно хотел всё рассказать,
Но в двух словах не передать.
У меня есть младший брат.
Он на престол взобраться рад».
«Пардон, у брата есть жена и дети?»
«Один как перст на белом свете!»
«А он красив?» – спросила дочь.
«Настолько, что уснуть невмочь».
«Так, тятенька, к чему проблемы?
Престол не видит перемены.
Он только женится на мне,
Я покажу ему, кто где».
«Царевна, лебедь, дочь моя,
Послушай батюшку-царя:
Не в милость ему девы плоть».
«Как допустил сие Господь?»
«У него другие взгляды,
Он любит бабские наряды».
Царевна только всё узнала,
Чуть Богу душу не отдала.
«Я вас поняла, отец,
И готова под венец.
Но пока мороз ядрёный,
В башне посижу с Матрёной,
Поднимусь к себе в светёлку
И приберу в кладовку ёлку».
«Ну, поцелуй же меня, дочь.
Я на охоту съезжу в ночь».
За сим она с царём простилась
И к себе в башню удалилась.
 
 
«Эй, Матрёна, ну-ка, глянь!
Куда едет государь?»
«За Клейменовы болота
Через чудные ворота.
Да, если ватагу не стреножить,
То спьяну царь Казань взять сможет».
«Что-то скучно мне сидеть,
На мир из крепости смотреть».
«Ой, царевна, что же это?»
«Разуй глаза, ведь то карета».
«Ужели принц заморский, тать,
Приехал щастья попытать?»
«А ну, Матрёна, мне скажи,
Да всю правду доложи.
Кто из всех мирских принцесс
Лучше знает политес?
У какой ещё красотки
Шиты золотом колготки?
Ну да ладно, не крутись,
Сходи на улицу, спустись,
Поспрошай, чего им надо,
И прихвати-ка шоколада».
 
 
Матрёна вскоре воротилась
И на колени повалилась:
«Ох, царевна, эта дрянь,
Эта сволочь, эта пьянь,
Молвит, коли вы ещё девица,
То должны в него влюбиться.
Подозреваю, этот гад
На всё пуститься будет рад.
Станет с бубном танцевать
И песни пьяные орать.
А ещё этот дебил
Играть в загадки предложил.
Может, нам под двери наши
Пару человек из стражи?»
«Матрёна! Нечего теряться!
Мы сыграем! Чего бояться?»
«Ну уж, вы смотрите сами,
Чтоб не остаться нам с усами».
«Да только развлеченья ради.
Неси с загадками тетради».
«Взять бы нам какую тему
Про любовь или измену».
«Ах, неси что попадётся.
Глядишь, фортуна улыбнётся».
Матрёна вскоре притащила
И тетрадки, и чернила.
Загадку первую списала
И ниткой тонкой обвязала.
«На-ка, снеси её на двор.
Посмотрим, что ответит вор».
Матрёна быстро обернулась,
И царевна встрепенулась.
«Ну ты глянь, какой конфуз.
Загадку разгадал хранцуз».
«Да нет, скорее, он прусак».
«По мне, хоть лошадь в бубенцах».
«А он хоть что-то написал?»
«Свою загадку загадал».
«Ну, так что же ты молчишь,
Загадку мне не говоришь?»
«Ой, царевна, я теряюсь
И интимностей стесняюсь».
«Ну, хватит воду в ступе мять,
Пора загадку разгадать».
 
 
Чтобы спереди погладить,
Надо сзади полизать.
 
 
«Фу! – Матрёна морщит нос. —
Это даже не вопрос,
Это просто утвержденье,
Мол, прими как угощенье.
Я таких местов не знаю,
Хоть языком везде влезаю».
«А ну, Матрёна, рот закрой.
Как по мне – ответ простой».
И царевна без сомненья
Дала в ответ стихотворенье.
И забрав ответ с загадкой,
Матрёна вниз спустилась кадкой.
Царевна сердцем замерла,
Шаги Матрёны стерегла.
«А ну, Матрёна, глуха, что ли?
Терпенья нет держаться боле.
Мою загадку разгадал?»
«Да и в ответ вам написал.
Сей гад вам отписал листок
И смял его в резной цветок».
«Чтобы загадку разгадать,
Давай быстрей её читать».
 
 
Я не лаю, не кусаю…
 
 
«Ха, загадку эту знаю.
У меня уж мочи нет,
Давай быстрей писать ответ.
И ответ мой поскорей,
Снеси быстрее голубей.
Да и ему возьми вопрос,
Да чтоб не в бровь, а прямо в нос».
Долго ль, коротко ль ходила,
Матрёна вниз ответ носила.
Но царевна так устала,
Что легла и задремала.
 
 
С колокольни льётся звон,
А царевне снится сон…
Как по площади соборной,
Окружённый царской дворней,
На печи Емеля скачет,
А она от смеха плачет.
В тот же миг она проснулась
И всё вспомнив, улыбнулась.
Тут Матрёна дверь открыла:
«Ой! Я что-то пропустила?»
«Да, скорей садись ко мне,
Скажу, что видела во сне».
И всем своим собравшись духом,
Матрёна превратилась в УХО.
«Ах-ах, царевна, вот дела,
И я ваш сон увидела.
Но не во сне, а наяву
Примчалась печка ко двору».
«Ах, ну где же мой герой?»
«Играет с принцем в морской бой».
«Который пишет мне загадки?»
«Да-да, утёнок этот гадкий».
«Матрёна, мозг не выноси,
Бегом спустись и всё спроси.
Скажи, МЫ видели из башни,
Какой вы всадник бесшабашный.
И приглашает на приём
Вести беседу с ней вдвоём».
Матрёна сразу поняла,
Какие будут щас дела.
Перед этим незадолго,
Погоняв ещё без толку,
Емеля печь припарковал
И по площади шагал
Прямо к башне сквозь народ,
Что по площади снуёт.
«Что тут за столпотворенье?
А ну, по щучьему веленью, —
Выговаривал негромко
Он свою скороговорку. —
Народ, от башни расступись
И к своим делам вернись».
И как будто что нашли
Все от башни отошли.
Емеля замер от волненья,
Вот так будет щас веселье.
Зычно крикнул сквозь галдёж:
«Эй, ты, паря, чего ждёшь?
Что стоишь совсем не весел
И буйну голову повесил?
Повеселись чуток со мной,
Давай сыграем в морской бой».
 
 
В это время дверь открыли
И Емельяна поманили.
«Иди, тебя царевна ждёт,
Не ест уж месяц и не пьёт».
«Чем так царевна захворала,
Что пить напитки перестала?
У неё душевный кризис
Иль любовный катехизис?»
«Ну-ка стража, ходь отселя,
А ты за мной иди немедля.
Тебя как кличут, мальчуган?»
Он усмехнулся: «Емельян».
Прошептав: «Ты мне поверь»,
Она втолкнула его в двери.
Емеля был слегка сконфужен,
Мол, я зачем царевне нужен.
«Царевне очень скучно стало,
И вот она тебя позвала».
«Но мне к царевне неохота,
И дома ждёт меня работа».
«Ты баки мне не забивай,
Стучись к царевне и дерзай».
«Что, прям в лаптях и армяке?»
«Нет, блин, в тухлях и парике».
«Ну, дайте хоть кафтан стрельцовый,
А то я будто пёс дворовый».
«Ну ладно, скинь свой малахай.
Да ты ж в рубахе! Ну, ступай».
«Эх, раз царевна пригласила,
Пойду в чём мать меня родила».
«Давай, милок, ступай скорее,
А то гляди, уж вечереет».
«Я здесь готов потусоваться».
«Иди, не вздумай расслабляться.
Царевна в цитадели ждёт,
Не спит, не кушает, не пьёт!»
«Да что вы всё „не пьёт, не пьёт“.
Пусть забухает и забьёт!»
«Ты что, с ума сошёл, Емеля?
Ступай к царевне и немедля!
Пятьсот ступеней пред тобой,
Не будь тупицей, мальчик мой».
 
 
«Тук-тук, царевна, вы не спите?»
«О, нет, мой милый, проходите.
Будь как дома, не стесняйся,
Коли жарко – раздевайся».
«Но что же вы в такой печали?
Простите, отдышусь вначале».
«Смотрю, вас мучает одышка…»
«Пятьсот ступеней – это слишком».
«Вам что, Матрёна не сказала
Про лифт? Конечно, так и знала!
Ну, расскажи, как звать тебя?»
«Обычно кличут Емельян».
«А сколько полных тебе лет?»
«Дак тридцать было в тот обед».
«М-м-м. И что ты скажешь про меня,
Мой драгоценный Емельян?»
«Такой как вы ещё не видел,
Бог красотой вас не обидел».
«Ха-ха, я знаю, дурачок,
Мой деревенский мужичок.
А в остальном мои таланты
Ругают только музыканты.
Ну что ж, милочек дорогой,
Поговорим о нас с тобой».
«О чём мы будем говорить?»
«Как дальше быт будем делить».
«И чем же мне делиться с вами,
Коль у меня изба и сани».
«Ваня! Тьфу, прости, Емеля!
Я ведь, чай, не пустомеля.
У такой как я принцессы
Свои бывают интересы.
От тебя ничё не надо,
Ни избы, ни шоколада.
Молвлю батюшке царю,
Что тебе любовь дарю.
Он всплакнёт, благословит,
В чарке радость утолит.
Ну, а ты после венчанья
Скажешь бате до свиданья.
Ты с баблом в свою берлогу,
А я с принцем в путь-дорогу».
«Это с тем, что у дверей
Крошки ест, как воробей?
Или с тем, что у ворот
Сидит, открыв беззубый рот?»
«Емеля, право, не смешно,
И думать так о них грешно.
Ну да, в носу он ковыряет,
Чуток косит, ногой хромает,
Слегка плешив, немного странный,
На то и принц он иностранный.
А ты! Красив, умел и статен
И на лице не видно вмятин.
Но ты не принц, и потому
Отдам я сердце лишь тому,
Кто будет равен мне по сану,
Того любить до смерти стану».
«А зачем все эти встряски?
Вы поступите по-царски,
Если скажете отцу,
Какой из принцев вам к лицу».
«Мой папаша идиёт,
Визу мне не отдаёт,
Мол, ты замуж выходи,
Но за границу ни-ни-ни.
А с тобой, мой дорогой,
Он мне визу – я долой
Из страны к морям лазурным
С моим Генрихом Гламурным».
«План, царевна, высший сорт,
Прямо дембельский аккорд.
Я – в монастырь или в темницу,
А вы с принцем заграницу.
Вы кидаете царя,
А я на каторгу зазря!
Про всё узнав, царь просто ахнет,
Ведь дело виселицей пахнет.
А ваш любимый женишок,
Да что там, денежный мешок,
Предвидя эдакий конфуз,
Чухнет в свой Евросоюз.
Если нужно вам богатство,
Зачем в другое ехать царство?
Хоть я на вид и замухрышка,
Полным-полна моя кубышка.
Но я богатством не кичусь,
Пижоном я прослыть боюсь,
Да я и титлом не обижен
И к королям чуток приближен.
Поскольку сам турецкий хан
Навроде крёстный мне пахан.
Так что, царевна, вы зазря
Не злите батюшку царя».
«Ах! Емеля, уж пардоньте,
Объяснить мне всё дозвольте.
Вы – прекрасный кандидат,
И мой папуля будет рад.
Ему, так поняла навроде,
Чтоб я была на царском троне.
А муж для рода продолженья,
К нему не будет уваженья.
Ну да ладно, спать пора,
Поговорим ещё с утра».
 
 
Но только-только задремали,
Как в окна черти постучали.
Через площадь во дворец
Мчался загнанный гонец.
«Эй, вы, братцы-удальцы,
Разлюбезные стрельцы.
Становитесь в ряд скорей,
Едет к нам сам Ебундей.
Со всей свитою придворной,
А ещё с ним фаворит
Страшный, чёрный Троглодид.
В парике аж до пупа
И в колготках! Срамота!
Вдобавок с ними царь-отец,
Все дружно скачут во дворец».
Но стрельцы на всё забили
И у костров табак курили…
 
 
В это время не спеша,
По навозу чуть шурша,
На площадь въехала карета,
Красотой затмив полсвета.
Ебундей скакал верхом
На буланом коренном,
А глашатай не стеснялся
И зычно матерно ругался.
«Эгей! Столичные плебеи,
Тунеядцы, ротозеи!
Я, как ваш освободитель
И царской воли изъявитель,
Чтоб распрям положить конец,
Хочу проехать во дворец.
Мне нужен скипетр и трон,
Ведь я носитель трёх корон.
Чтоб закрепить сий хрупкий мир,
Всех приглашаю я на пир.
Знайте! Я не иностранец!
И не шляхтинский засранец!
Я властелин пяти морей,
Ампиратор Ебундей!»
«Ну, друзья, хорош томиться,
Пора и к чарке приложиться.
Ешьте, пейте, не скучайте,
Ебундея прославляйте!»
 
 
Царевна в слёзы. «Всё! Кранты!
На свалку все мои мечты.
Раз Ебундей царя стреножил,
То мне никто уж не поможет».
«А как же я?» – спросил, помедля,
Покраснев как рак Емеля.
«Ты, Емельян, уже свободен,
Ведь план с тобой уже не годен.
И Генрих мой без палача
Наверняка дал стрекача».
«Окей, царевна, я поехал,
Желаю вам во всём успеха,
Но если будет вам невмочь,
Я знаю, чем смогу помочь.
Благодаря моим талантам
Навскидку восемь вариантов.
Перечислять я их не буду,
Один хрен сразу позабуду.
Но с Ебундеем поквитаться
Мне что на печке покататься».
«Свои проблемы я решу,
И вашу помощь не прошу.
Но если вы из политеса
Нальёте коньяку от стресса,
Избавите нас от злодея,
Царёва брата Ебундея,
За подвиги лихие эти
Я повинуюсь вам навеки.
Так что не тратьте время зря,
Верните батюшку царя».
 
 
«Ну что ж, Емелька, поздравляю,
Любви и щастия желаю…»
Но тут мечты его прервались,
Потому что в дверь стучались.
«К тебе стучится дядька твой,
Игрок, распутник, гений злой».
«Ох, дядя, я совсем раздета».
«Я долго ждал на крае света,
Но, к счастью, уже близок час,
Когда господь соединит нас».
«Но вы же дядька мой родной».
«Да ладно, детка, бог с тобой.
Лишь по отцу нас вяжут узы,
И я не вижу в том обузы.
Давай же, милая, открой,
Мне покорись своей судьбой».
 
 
Царевна, испытав испуг,
Емельяну: «Лезь в сундук,
Разговор будет тернистым,
Ты будешь мне стенографистом».
Косу быстро распустила
И Ебундея пригласила.
«Ого, царевна, вы цветок!
Я трепещу как лепесток».
«Да ладно, дядя, ближе к делу,
Раскройте разговора тему.
Вы что? Решили вдруг жениться?»
«Ну нет уж, лучше утопиться».
«Так что вам нужно, милый дядька?»
«Ну-с… Взять деньжонок для порядка.
Ещё хочу, моя девица,
Чтоб твой папаша не скупился
И за свой убогий трончик
Выплатил мне миллиончик.
Пройдусь по вашим по церквям,
Пособираю тут да там,
Кресты, иконы посымаю
И за границу умотаю.
Я ведь, царевна, всё равно
Всё проиграю в казино.
Так что папашу уломайте
И долго ждать не заставляйте,
Потому как за бугром
Житьё без бабок просто в лом.
Ещё есть коллектора,
Ребята с ихнего двора.
Они вообще не любят ждать
И будут с вами воевать».
И Ебундей без лишних слов
Отдал поклон и был таков.
«Ну ты, Емеля, всё слыхал?!»
«Да-а-а, вот поистине нахал.
Возьмите, рукопись готова,
Я накарябал слово в слово».
«Ну ладно, Емельян, ступай
В Матрёнин угол, отдыхай,
А я пока в тюрьму пойду,
Там батюшку-царя найду.
Ну, Матрёна, помогай,
Царя со мной искать давай».
«Чур вы в тюрьму, а я в темницу,
А по пути куплю вам пиццу».
 
 
«Обошли всё почём зря,
Нету батюшки-царя.
Куда же батя испарился?»
«Так, может в банях схоронился?»
«А что, хорошая идея
Спасаться там от Ебундея.
И чтоб до этих бань добраться
Изрядно нужно постараться».
«Ну, так что? Кого мы ждём?
Давай извозчика наймём?»
«Да-да, беги, лови карету,
Чтоб привезли нас в баню эту.
Но только первых не бери,
А то вдруг это сыскари».
«Ты погляди вокруг, Матрёна.
Здесь тишь да благодать ядрёна.
Ни огоньков нет, ни следов
От лошадиных от подков.
Зато железная дорога
Доходит прямо до порога.
А вот и царская дрезина,
И рядом ходит образина.
А на стрельца-то не похожий».
«Ещё б, с такой чумазой рожей».
«Давай, пока ещё темно
Поищем, где у них тепло.
Глядишь, там батюшку найдём,
Освободим и отобьём».
 
 
Недолго пленника искали,
Он расслаблялся в царской зале.
И две пухлые матрёшки
Руками растирали ножки.
А Ебундей кругом ходил,
Царю что-то говорил.
«Давай, рассказывай мне, вор,
Кому шлешь деньги за бугор?»
«Да что ты, братец дорогой,
Какие деньги, бог с тобой».
«Говори, ядрёна вошь!
Кому деньги, сволочь, шлёшь?»
«Да я с зарплаты понемногу
Откладываю в путь-дорогу».
«Я про таких слыхал в народе,
Таких, как ты, зовут Мавроди.
И ты, Мирон, не изгаляйся.
Куда дел деньги? Признавайся!»
«Ну что поделаешь с тобой.
Ах, Ебундейчик, милый мой.
Ко мне уже подкралась старость,
На гроб коплю, чуток осталось».
«А что же ты, как лис, плутал
И всё мне раньше не сказал?
Я все твои бы сбереженья
Провёл в валютные вложенья».
«Прослышан я про бизнес твой,
Который все зовут игрой.
И что ты столько задолжал,
Что еле смерти избежал,
Хоть до границы дотянул
Не Ебундей ты, а Федул!»
«И ты, Мирон, хорош бодаться.
С деньгами нужно расставаться».
«Давай не сёдня, а в охотку
Скатаемся в одну слободку,
Там есть часовенка, а в ней
Весь золотой запас, ей-ей».
«Ну вот, другое дело, брат!
Конечно, буду очень рад».
«Вот нам ещё договориться,
Что ты уедешь за границу,
Там свои деньги тратить будешь,
Дорогу к нам совсем забудешь».
«Мирон, не стану обещать,
Что вас не буду навещать.
Ты помни, что за мной полцарства,
А это значит – и богатства.
Но если ты предложишь транш,
Чтоб завалить баблом Ла-Манш,
То от претензий на полцарства,
А значит – от всего богатства,
Не моргнув глазом откажусь
И в отказной той распишусь».
«Что за канава тот Ла-Манш
Куда отправить нужно транш?
Чай, хватит пары сундуков».
Навёл мосты и был таков.
Но Ебундей аж огорчился:
«Ты, что ли, в школе не учился?»
«Да ладно, бог с ним, давай спать,
Чтоб ночь быстрее скоротать».
«Но, кстати, где твоя прислуга?»
«Все разбежались от испуга».
Как только братья спать легли,
Девицы дух перевели.
 
 
«Что ж это деется, царевна?»
«Не хнычь, Матрёна, тут всё верно.
Я знаю, где та слобода».
«Но как добраться нам туда?»
«Ты в башню к нам беги давай
И там Емельку хомутай.
Он в санках стоя ездить может,
Глядишь, нам как-нибудь поможет.
Езжайте с ним к Чудным воротам
И ждите там за поворотом.
А я калитку подопру,
Чтоб не догнали поутру».
 
 
Матрёна, как ядро из пушки
Побегла к башне вдоль опушки.
«Емеля! Быстренько вставай!
И малахай свой надевай,
Царевну надо выручать,
А то и нам несдобровать».
«Постой, куда бежим, Матрёна?»
«В конюшню дядька Артамона».
«Ты погоди, успеем к месту,
Я щас отправлю эсэмэску,
Тем более что моя печка
Дымок пускает у крылечка…»
 
 
«Ну, что? Покажешь населенью?
Эх-ма, по щучьему веленью…
Конечно, и мене в охотку,
Мчись, дорогая печь, в слободку,
Да у ворот притормози,
Царевну с нами подвези».
«Царь, что ты сидишь не весел
И бороду на гвоздь повесил?»
«Дак мне сбежать была охота,
Но кто-то, блин, подпёр ворота.
И нам отсюдова теперь
Спешить уж некуда – поверь».
«И что, нам долго тут томиться?»
«Пока дьяк Тихон не проспится».
«Ну ты, Мирон, меня утешил,
А Тихон часом не помешан?
То может он закрыл нас, тать,
И ушёл в трактир бухать?»
«Да и такое может быть».
«Я Тихона готов прибить.
Да ладно, чё там вспоминать,
Людей на помощь надо звать.
Эй, вы! Люди, помогите!
Меня с царём освободите!»
«Чё разорался – видишь дыба.
Мы в подземелье». «Вот спасибо».
«Часок-другой здесь тусанёмся,
Глядишь и кто-нибудь пройдётся».
В двери звякнули ключи.
«Мирон, фонарик свой включи,
А то мы так и не узнаем,
Кто наши двери отмыкает».
«Я, если что, царёва дочь
И я царю хочу помочь.
А вы, Федул, в сторонку сядьте
И злые замыслы оставьте.
То я закрыла вашу дверь,
Но передумала теперь.
О, папуля, между прочим
За вас я выплакала очи.
А вы, смотрю, мой дорогой,
С матрёшками тут день-деньской,
Как кобель, машете хвостом,
Пока пустует ваш престол».
«Ты, дочь, смотри не зарывайся,
Хоть Ебундея постесняйся».
«Вот я и вижу, что Федул,
Меня завидя, чуть струхнул.
Вы знаете, что этот тать
Вас хочет в ссылку отослать?
Кресты с церквушек посымать
И образа попродавать.
Ещё хотел подстраховаться —
Со мной фиктивно обвенчаться».
«Вот это прикуп, а, Федул,
Ну, что ты губоньки надул?»
«Эх, что тебе сказать, Мирон,
Ей-богу, мне не нужен трон.
Средневековье тут развёл,
Что аж весь плесенью зацвёл.
Хотел вас с дочерью, прислугой
Свезти в поместье под Калугой.
Но ты, царевна, ну бесовка,
Как ты обстряпала всё ловко.
С церквями тоже ерунда.
С папашей ссориться – беда.
Ну, а насчёт женитьбы, что ж,
Раз дочку замуж выдаёшь —
Мои полцарства и твои.
Глядишь, кругом одни цари».
«Ты ерундой не занимайся.
Коль деньги выбрал – убирайся!»
«Тебе ведь дочка подсказала,
Что сундука мне будет мало.
Брат, ты от слов не отступай
И мне второй сундук давай».
«Но Ебундей, а уговор?»
«А, так ты про договор?
Давай я напишу расписку,
И укажу в ней всё по списку,
Но только после передачи денег.
Я не забыл, что ты затейник».
«Ебундей, сказать по чести,
Я б заколол тебя на месте.
А твою щуплую ватагу,
Как беспородную дворнягу,
На баржу молча посадил
И в первой луже утопил».
«Да, ты расставил сети ловко,
Но у меня есть подстраховка.
Мирон, не думай, что шучу.
Давай на ухо прошепчу.
Так что, Мирон, вези в село,
Туда, где спрятал всё бабло».
«Но, Ебундей, зарок такой —
Два сундука, и ты долой».
«Мирон, опять ты мелочишься?
Плюс-минус, чай, не разоришься».
Царевна шёпотом: «Отец!
А я пойду с чем под венец?
Ведь всё приданое моё
Одно лишь нижнее белье».
«Ты не забудь, что это Гуччи
Лиф и колготки отчебучил».
«И что, теперь мне век ходить
В одних колготках дорогих?
А платья, кольца, ожерелья?
«А миллион от ожиренья?
Кто фитнес-тренера связал
И своим видом истязал?
Ну-ну, не плачь, моя царевна,
Нас ждёт большая перемена».
 
 
«Ну вот, Федул, конец пути.
Осталось сто шагов пройти».
«Ах, вот так слобода какая,
Не видно ни конца ни края.
А злато что, в гнилой церквушке
Через дорогу на опушке?
Ну что, Мирон, веди давай
В согбенный караван-сарай…»
«Гляди, как раз напополам:
Мне три сундука и вам».
«Но, Ебундей, где справедливость?
Один оставь, пойди на милость».
«Ты вспомни, что я тебе шепнул, —
Сказал с ухмылкою Федул. —
Мирон, расписочку держи,
А сундук в сани положили
Как жалко с вами расставаться,
Но мне нельзя здесь оставаться.
Есть у меня одна мечта —
Начать всё с чистого листа.
Я уезжаю заграницу:
Париж, Милан, а дальше в Ниццу».
«Езжай спокойною душой.
Из сердца вон и с глаз долой».
 
 
Вот сани стали удаляться,
А царь с царевной осклабляться.
«Ну ты, папаня, не взыщи.
Со мной Емеля на печи.
Щас мы саночки догоним
И ебундейцев поразгоним».
«Ах, дочь, ну как же ты посмела?
Ведь то ответственное дело!»
«Это Емелина идея.
У него зуб на Ебундея».
«А силы есть у Емельяна?»
«С ним вся армия султана».
«Ну, Емеля, вот так птица,
А я хотел его в темницу.
А он – гляди! Султанов крестник!
Ну, прямо чистый буревестник!
Ах, голуби, быстрей, скачите,
Да золото в казну верните».
 
 
«Эгей, по щучьему веленью,
Эгей, по моему хотенью.
Ну-ка, войска, все по коням,
Ебундея щас погоним.
Чтоб справедливость соблюсти,
Его раздеть и отпустить».
Вся султанова ватага
От часовни до оврага
Помчалась пёстрою гурьбой
Дать Ебундею смертный бой.
Емеля, сидя на печи,
Жевал с маком калачи.
Кричит царевна: «Генерал!
А что ж ты сам не поскакал?»
Емельян сквозь рта щербину:
«Генералу не по чину,
Генерал должон сидеть,
Как кино бой лицезреть».
И добавил, всласть зевая,
Мол, диспозиция такая.
В меха закутавшийся царь
Говорит: «Ну, прям как встарь —
Конница, пищали, пушки…
В кустах засада на опушке.
Ну, Емеля, молодец!
Со мной поедешь во дворец!»
Емеля говорит царю:
«Во дворец или в тюрьму?»
«Да что ты, отрок, бог ты мой,
Поговорить хочу с тобой
На государственную тему,
Про Ебундееву измену.
Да, вот что, приоткрой завесу:
Царевну держишь за невесту?
По мне кажется, Емеля,
Смекалистый ты в царском деле,
Да и она не равнодушна,
Всегда во всём тебе послушна.
«Ох, батюшка, да что вы, право,
Не найти мне с ней управы.
Да и в делах царёвых тоже
Я уж никак не вышел рожей».
«Ну ладно, ты не горячись,
Ступай в палаты, отоспись.
А я с царевной поболтаю,
Про замыслы её узнаю».
 
 
«Тук-тук, царевна, почиваем
Или молитвенник читаем?
Пойдём на картах погадаем
Или о свадьбе поболтаем».
«По мне, пустые разговоры,
Кругом предатели и воры».
«Ты, голубка, строго судишь,
Поверь, всё вскоре позабудешь.
Есть у меня один сюрприз»,
«На белоснежном коне принц?»
«Да нет, чувак на русской печке».
«Неужто Емельян Овечкин?
А я при нём овечка Долли,
Царицей при царе – не боле.
Он что, одна кандидатура?»
«Царевна, ты же ведь не дура,
Пораскинь сама мозгами,
С кем породниться нам домами?
Так что на Пасху свадьбе быть.
Пойду скорей попов будить,
Чтоб колокола звенели
Без перерыва две недели.
Ещё бояр потереблю,
В казну чтоб сдали по рублю
Со скотины и холопов.
О, идёт навстречу поп Распопов.
Святой отец, ну подойди,
Знаменьем дочу освяти.
Ей скоро замуж выходить,
И надо бы благословить».
«Да-да, конечно, царь-отец».
«Благословишь и под венец».
«Ну, что ж, пока решилась дела суть,
Пойду попробую уснуть».
«И я, царевна, пойду спать
Или с шутом в лапту играть».
 
 
Емеля всё не мог уснуть:
«Маманю, что ль, с Канар вернуть?
Иль самому в турне скататься?
Уж надоело здесь метаться.
Царю скажу, что я в усадьбу,
А он опять начнёт про свадьбу.
Жениться, может, в самом деле?
Царевна хороша, при теле.
Но чё-та мне всё неохота.
Сидеть на троне ведь – работа.
А вдруг бояре чё замутят,
Прижмут в углу и руки скрутят.
Всё! Решено! Ну их в болото!
Дожить до старости охота.
Да ладно, чё там говорить,
Царём не каждый сможет быть.
И у царевны своя доля.
Захочет царь – ей будет воля.
А я устал в России жить,
Лаптями снег и грязь месить.
А ну, по щучьему веленью,
Большому моему хотенью,
Купцом по городам и странам
Пусть я отправлюсь с Магелланом!»
 

Конец

07.11.2019