Текст книги "Чужое наследие"

«Я его уже сделал! – заупрямился Преображенский. – А вы, если не хотите, чтобы вам мешали, перенесите колыбель Последнего в другую Галактику! Ведь для вас это проще простого. Так что же вы привязались к нашим звездным мирам? Ведь Вселенная бесконечна!»

Высший тогда ничего ответил. Он просто «отключил связь». Словно не видел смысла убеждать упрямого человека в необходимости думать, прежде чем решаться на серьезные шаги. Так безрезультатно закончились единственные переговоры с главным противником. Сейчас-то князю стало понятно, что ситуация в смежных мирах действительно не столь однозначна, как ему казалось вначале. Но в тот момент он был в запале, а теперь пятиться поздно. Свой выбор он сделал и, похоже, обрек себя на одиночество, не доверяя даже ближайшему союзнику. А уж Тирану и технократам – подавно. Потому их тройственный союз и распадался на глазах…

– Ты с зарядами не перестарался? – негромко спросил князь у Горохова, когда эскорт остановился перед проломом в стене резервного хранилища. – Учения учениями, а в государстве кризис. Стройматериалы в дефиците. Без этой дыры было никак?

– Я… сам не пойму, ваша светлость, – Горохов лихорадочно порылся в карманах и вынул мятую бумажную схему. – Вот тут у меня все указано… Три хлопушки. Одна в подвале, одна напротив приемной, третья перед караулкой – вроде как чтобы охрану отсечь. Хранилища в плане не было!

– Но и дыры здесь тоже не было, – возразил Сергей.

– И дыры, – эхом ответил лейтенант. – Ерунда получается, ваш свет…

– Или утечка информации, – Преображенский задумался. – Кто знал о плане учений?

– Я и вы, – адъютант расстегнул воротник, но спохватился и застегнул снова. – Еще саперы. Двое. Только они наши, с Каллисто. Ветераны.

– И все?

– Да.

– А Катерина?

– Кто? Моя Катька? Не-ет… Ну то есть знала, что в три у меня «тревога», но в тонкости не вникала.

– Но о времени сболтнуть могла, – сделал вывод Сергей Павлович.

– Без умысла! – забеспокоился Горохов. – По безалаберности женской!

– Я понимаю, – успокоил его Преображенский. – А теперь подумай, кто мог знать, что здесь расположено спецхранилище?

– Вот уж точно – только свои! Мы ж его два дня назад оборудовали. И тоже силами наших саперов.

– Однако кто-то все же узнал и о том, что этот сейф построен специально для одного ценного предмета, – он поднял руку, демонстрируя перстень, – и о том, что взрывать следует именно в этом месте. Как это объяснить?

– За наших людей я готов поручиться, – уверенно отрезал Горохов.

– Здравая мысль, – князь перевел задумчивый взгляд на стоящих поодаль технократских роботов. – За людей… А за машины?

– На запчасти развинчу! – Лейтенант схватился за кобуру. – Пылесосы ходячие!

– Не спеши, – остановил его князь. – И не кричи так. Развинтить шпионов, если это действительно сделали роботы, мы всегда успеем. Сейчас будет полезнее использовать их в наших интересах.

– Какие тут интересы?! Они же скоро все государственные тайны разнюхают и технократам сольют!

– Вот мы и поможем им «разнюхать» то, что нам выгодно.

– Дезинформацию подкинем? Это я понимаю. Но вы не забывайте, что они еще и стрелять обучены. А вдруг им поступит приказ на вас покуситься?!

– А ты проследи, чтобы они его не получили, – Преображенский усмехнулся.

– Нет, все, ваша светлость! – Горохов поднял руки и шагнул назад. – Я, как временно исполняющий обязанности начальника вашей охраны, принимаю волевое решение!

– Любопытно, – Сергей Павлович сложил руки на груди и иронично улыбнулся.

– Я вызываю Воротова! С экономикой на Каллисто и без него справятся, армией Вяземский покомандует, от него не убудет, а в ваш фамильный дворец теперь сам шайтан не проникнет. Потому как его охраной Карим Мурза командует. Этого янычара даже бешеные псы стороной обходят… А здесь без Игоря Ярославича так и будет аврал за авралом.

– Волевое решение, ничего не скажешь, – Преображенский рассмеялся. – Свалить все проблемы на чужие плечи.

– А мне бы со своими проблемами разобраться! – в запале ответил Горохов. – Вот вы, ваша светлость, когда прилетел гонец из Пояса Освоения, поручали мне разобраться со странностями на Грации? Поручали. Я разобрался? Нет. Потому что в связи с дефицитом кадрового состава занялся не своим делом – начал командовать охраной Кремля. А поддерживать связи с Министерством Освоения и Комитетом по гражданской космонавтике, а координировать Чрезвычайную Службу и строительные бригады вы тоже мне поручали, или кому? Я их координирую? Нет! Поскольку ломаю голову над планами всяких учений! Которые в результате оказываются прикрытием для вражьих диверсий!

Он скомкал бумажку и швырнул ее в одного из роботов. Стальной воин даже не шелохнулся. Вот если бы комок бумаги бросил кто-то другой… Но лейтенант Горохов в его боевой программе числился под кодом «подлежит защите», вторым после князя.

– Что это ты разошелся? – князь нахмурился. – Нервы сдали?

– Виноват, ваша светлость, – лейтенант немного остыл. – Виноват… Только разжалуйте меня обратно, Богом прошу. Хоть в адъютанты, хоть снова в летный состав… Не гожусь я в начальники. Мозга тонка. Тоньше кишки.

– Ладно, – Преображенский рассмеялся. – Что с тобой делать? Вызывай Игоря, сдавай ему дела, а сам… Знаешь что, Горох, слетай-ка ты на Грацию. Совсем я закрутился и забыл, что после того гонца еще целых три рапорта с этой Колонии поступило. И все три какие-то странности описывают. Как бы там новая неприятность не сформировалась, пока мы тут завалы разгребаем.

– На Грацию? – адъютант почесал в затылке. – Планету вечного полдня? Это можно…

– Заодно и нервишки успокоишь, – Сергей Павлович похлопал его по плечу. – Можешь Катерину прокатить. Молоденьким фрейлинам на Грации нравится.

– Чего ж я в Тулу с самоваром-то? – буркнул Горохов.

– И то верно, – Преображенский снова рассмеялся и махнул рукой. – Трое суток командировки в рай. За верную службу. Совместишь полезное с приятным, позагораешь… но десятого как штык!

– Есть! – взбодрился Горохов.

Нет, все-таки напрасно он думал, что после потери любимой жены, кровопролитнейшей войны с чинидами, Катастрофы и множества других испытаний на прочность князь никогда не станет прежним. Вот же он, тот самый Сергей Павлович, спокойный и снисходительный, как когда-то на Каллисто. И ничего нет в нем от деспота и палача, коим его – если честно, не без оснований – считает половина подданных ОВК и Колоний…

* * *

Главная достопримечательность Грации, единственной обитаемой планеты в тесном звездном скоплении, вовсе не горы, как думают туристы-скалолазы. Самое впечатляющее – небо над планетой. Его украшают десятки крупных звезд, видимых даже в полдень. Плотность звездного скопления обеспечивает планете вечный день, и такое обилие света заражает местных жителей чуточку истеричной жизнерадостностью. А горы… Они красивы, спору нет, но считать их главным достоинством планеты по меньшей мере странно. Да, когда-то давно притяжение близких звезд повлияло на ее формирование. Так же, как, например, Луна повлияла на внешний вид и цикличность многих процессов на Земле. Близкие звездные массы тянули «одеяло» Грации каждая на себя, и в результате ландшафт на ней получился пересеченным. Это очень мягко выражаясь. Тот, кто дал планете название, наверное, желал пошутить. Или знал, что древнеримские грации – это те же греческие хариты, вечно юные, жизнерадостные богини, имеющие некоторое отношение к горам. Из множества покрытых густой растительностью отрогов особо выделялись три мощных хребта. Они разделяли главный континент планеты почти параллельными стенами на четыре части. Неудивительно, что каждый из хребтов получил имена трех наиболее известных граций-харит: сияющей Аглаи, цветущей Талии и благомыслящей Евфросины… Вот так романтично, хотя и опасно для ног.

Но так или иначе, Грация – не худшее место в Галактике. Пусть и гористая, зато богатая зеленью планета, купающаяся в жизнеутверждающем море солнечного и звездного света. И никаких тебе Катастроф и Метаморфоз, как в индустриальных секторах ОВК, никаких проблем и кризисов. Тихая, спокойная твердь на самой окраине. Официально – в Поясе Освоения. Неофициально – у черта на куличках.

Ну и ладно, ну и не важно, где… Особенно, когда тебе двадцать, ты красива и полна счастливых ожиданий, а размышляешь об этом, сидя в окружении цветущих кустов на теплом солнышке и звездочках. И болтаешь ногами в прозрачной воде горной, но вовсе не холодной речушки…

– Шура, идемте купаться, – Стас поправил очки.

Девушка прищурилась и взглянула на кавалера. В очках он выглядел забавным. Такие штучки не носил никто уже лет двести, но технику экспедиции они почему-то нравились. Наверное, ему казалось, что в очках он выглядит солиднее. Смешной. Лучше бы подстригся да спортом занялся. Например, этим… где тяжести поднимают, а после мажутся кремом и принимают всякие обалденные позы на сцене. Шура однажды побывала на таком соревновании. Сидела в третьем ряду и видела на телах атлетов каждую жилку. Вот это мужчины! А Стас…

– Мне еще посуду мыть, – Шура вспенила ногами воду и склонила голову чуть набок. – Вы идите…

– А, давайте, я помогу вам с посудой, – предложил парень.

Нет, как ни смотри, но Шуре, поварихе, а по совместительству – предмету обожания всей экспедиции, Стас не нравился. То есть как товарищ он ей конечно нравился, но как кандидата в кавалеры она его не воспринимала. В этом смысле ее вообще никто не интересовал. Ну разве что Павел Германович. Только в отличие от прочих мужчин научный руководитель экспедиции оказался неприступен, как скала. Даже как весь горный массив Аглая, у одной из пещер которого расположился лагерь. Его совершенно не волновали ни стройные ножки, ни талия, ни бюст поварихи, ни ее одухотворенное и потому вдвойне привлекательное личико с аккуратным чуть вздернутым носиком…

Шура взглянула на свое отражение в реке и вздохнула. Всего этого задумчивому ученому почему-то мало. Девушка никак не могла придумать, чем бы поразить Павла Германовича до такой степени, чтобы он хоть на минуту забыл о своих исследованиях. После долгих раздумий в голове осталась лишь одна мысль. Единственный выход – откровенный флирт. Сегодня же вечером.

Шура еще немного поболтала ногами в прозрачной воде и вновь подняла взгляд на все еще ожидающего ответа Стаса.

– Ой, я что-то замечталась… Что вы говорили?

– Давайте помогу, – парень улыбнулся.

Шурочку все именно так и называли – мечтательницей. Видимо, эта черта характера и являлась причиной того, что она иногда не успевала вовремя приготовить обед и все пересаливала, но возмущался по этому поводу лишь лохматый пес по кличке Барт.

– Я справлюсь, – Шура встала и потянулась.

Ее непосредственное поведение вызвало у Стаса новую улыбку.

– Ну ладно, – он покачал головой. – Может быть, вечером?

– Может быть, – девушка приставила ко лбу руку козырьком. – Кто это там не наелся?

– Смирнов, – взглянув в ту же сторону, определил Стас. – Ненасытное чудовище!

– Нет, он очень милый, просто еды ему действительно надо больше, чем другим, – Шура спрыгнула с мостков и пошла по дорожке к лагерю.

Экспедиция расположилась на небольшой площадке между двумя высоченными скалами. Они стояли, словно массивные колонны, по сторонам от входа в пещеру, где и пропадали весь рабочий день исследователи. В их отсутствие компанию Шуре составляли только Стас – специалист по электронике, постоянно дежуривший у аппаратуры спутниковой связи, и Барт – специалист по охране лагеря от мелких хищников и грызунов.

– Юра, давай я тебе еще первого налью, – предложила Шура, приблизившись к столовой: паре лавок и общему столу под длинным навесом.

Увлеченный едой Смирнов вздрогнул, словно его застали на месте преступления, и, быстро прожевывая, помотал головой.

– Я уже пошел… – сквозь набитый рот промычал он.

– Да ничего ты не пропустишь, – Шура добродушно улыбнулась. – Ну задержишься на пять минут. Павел Германович даже не заметит.

– Ровно в три запускаем главную установку, – сообщил Смирнов, зачарованно наблюдая, как девушка выливает остатки борща в его тарелку прямо через край кастрюли. – А Барту?

– А у него сегодня особое меню, – Шура потрепала высунувшего язык пса по загривку. – Стас разделал барашка, и все, чему я не нашла применения, досталось господину начальнику охраны.

– Это счастье, – серьезно заявил Юра, уплетая густые остатки борща с таким аппетитом, словно до этого и не обедал.

Шура сочувственно провела ладонью по его массивному, мягкому плечу.

– Второго не осталось. Зато компота сколько угодно. Налить?

– Угу, – Смирнов кивнул, не отрываясь от борща.

– Юрий… – ожил лежащий на столе приемопередатчик. – Заканчивай обед…

Голос руководителя экспедиции звучал очень строго.

– Павел Германович, он уже идет, – заверила Шура. – Только компот допьет…

– Весь?

Шутит руководитель или говорит серьезно, Шура, как всегда, не поняла. Он вообще очень сдержанный и даже мрачноватый для уроженца Грации, этот Павел Германович. Иногда он, конечно, улыбается и шутит, но это случается редко и зачастую оказывается за пределами Шуриного понимания. Другие участники экспедиции могли смеяться над шутками Павла Германовича до слез, и не из вежливости, а от чистого сердца, но Шура примерно в половине случаев лишь смущенно улыбалась. Особенно когда шутки касались специальных вещей или произносились вот как сейчас – серьезным и ровным тоном.

– Иду! – крикнул Смирнов.

– И… прихвати… – половину фразы руководителя поглотили странные помехи.

– Что прихватить? – Юра вытер губы посудным полотенцем и поднялся из-за стола.

– Смирнов… куда пропал? – сквозь эфирный треск пробился голос Павла Германовича. – Слышишь меня?

– Слышу! Что прихватить? – Смирнов удивленно взглянул на Шуру и пожал плечами. – Откуда такие помехи? Тут вокруг на десять километров никаких приборов, кроме наших…

– Юрий… слышишь меня?!

– Я-то слышу! – Смирнов повертел в пальцах-сосисках передатчик. – Вроде целый… Сейчас приду!

– Смирнов! Черт, что со связью?!

– Может, Стаса позвать? – забеспокоилась Шура.

– Да, – Юрий бросил приборчик на стол. – Пусть разберется. А я пойду…

– А что прихватить? Павел Германович что-то говорил… Мы же так и не выяснили…

– Ничего, разберемся, – Смирнов провел рукой по объемистому животу и довольно улыбнулся. – Спасибо, Шурочка.

– На здоровье, – девушка поставила тарелку Юрия в большой тазик с моющим раствором. Эти ученые не жалели денег на свои дорогущие приборы, но готовы удавиться, лишь бы не покупать практичную одноразовую посуду. Никакой заботы о нежных женских руках. Мужчины называется! – К ужину не опаздывайте. А то заработаетесь, как вчера. Я три раза разогревала.

– Можешь мне довериться, – Смирнов клятвенно приложил руку к груди. – Исследования исследованиями, а обед по расписанию. Ужин и завтрак – тем более.

Он надел панаму и, тяжело ступая, двинулся вверх по склону. При его весе каждый такой подъем мог считаться отчасти подвигом.

– Ладно, пойду за Стасом, – Шура покосилась на тазик с посудой. – Помыть всегда успею. Барт, охраняй!

Она погрозила собаке пальчиком и направилась по склону вниз, к большой отмели, где, сгоняя послеобеденную дрему, плескался Стас. За шумом бурлящей между валунами воды Шура не услышала нового вызова.

– Шура! Стас! – ожил оставленный на столе прибор. – Ответьте! – Голос Павла Германовича звучал тревожно и даже немного испуганно.

– Ребята! Срочно ответьте!

Барт подошел к столу и, нетерпеливо поплясав, несколько раз пролаял. Иначе ответить он не мог, а потому руководитель экспедиции продолжил вызывать Стаса и Шуру. Барт жалобно заскулил и заметался, словно разрываясь между инстинктивным желанием бежать вверх по тропинке, в пещеру, где явно что-то случилось, и неясным чувством, которое люди назвали бы проблеском мысли. Наконец, неведомое «мыслительное нечто» победило, и Барт, аккуратно взяв в зубы приемопередатчик, помчался вниз к реке.

– Что случилось? – высвободив приборчик из зубов Барта, спросил Стас.

На дисплее высвечивалась надпись «связь прервана».

– Вот, я же говорила, – Шура с тревогой взглянула в сторону пещеры. – Павел Германович был чем-то встревожен. Надо пойти посмотреть!

– Идем, – Стас быстро натянул штаны прямо на мокрые плавки. – Барт, вперед!

Пес умчался вверх по склону с такой прытью, будто преследовал дичь. Когда Шура и Стас, запыхавшись, добрались до пещеры, собака успела вернуться из прохладных лабиринтов и теперь тревожно поскуливала, сидя у входа.

– Где они, Барт? – Шура погладила пса. – В каком тоннеле?

Пес коротко гавкнул и метнулся в полумрак. Первым за ним пошел Стас. Девушка опасливо оглянулась и, вздохнув, двинулась следом. Темноту она не любила. Однажды, еще в школе, она летала с родителями на Медею. Там были настоящие темные ночи, а днем светили всего лишь два небольших солнца. Одно желтое, другое, поменьше, оранжевое. Такой тоски Шура не испытывала никогда в жизни. Воспоминания о неуютных сумерках и пугающих ночах еще долго преследовали ее в кошмарных снах, а потому за все время своего первого опыта самостоятельной трудовой деятельности она ни разу не заходила в темную пугающую пещеру. Да ей было и неинтересно, что за опыты ставят там мужчины. Слишком уж все это сложно.

Они прошли всего десяток шагов, когда Стас вдруг остановился и резко присел, рассматривая что-то на земле. Шура даже вздрогнула от неожиданности. Когда же техник вдруг вынул из чехла на поясе трубку спутникового передатчика и набрал аварийный код, девушка не на шутку испугалась.

– Что там, Стас? – громко прошептала она.

– Иди в лагерь, – приказал техник. – Немедленно! Барт, уведи Шуру!

Пес недоверчиво взглянул на Стаса, но приказ выполнил. Он ухватил замешкавшуюся девушку за штанину и потянул к выходу.

– Стас… зачем? – попыталась слабо сопротивляться Шура.

– Уходи! – Парень даже не обернулся. – Если я не вернусь через полчаса, отправляйся вниз по реке, в лагерь Краузе. Это километрах в десяти от нас. Скажешь Альфреду, чтобы вызывал главную базу по коду три ноля. Поняла?

– Да… но…

– Иди!

Стас выпрямился и расстегнул еще один поясной чехол. В нем лежал массивный складной нож. От этих приготовлений Шуре стало и вовсе не по себе. Она поежилась и, уступая настойчивости треплющего штанину Барта, попятилась…

…Стас не вернулся ни через полчаса, ни через час. Но Шура из лагеря не ушла. Она заперлась в пластиковой коробочке своего домика, села на низкую койку и, обняв за шею Барта, залилась горючими слезами… Сквозь молочно-белые пластмассовые стены она не могла видеть, как на площадку перед пещерой садятся армейские магнитопланы, как удивленно жестикулирует, стоя у гладкой отвесной скалы, руководитель соседней экспедиции Альфред Краузе и как недоверчиво ощупывает сплошную породу в том месте, где час назад была пещера, какой-то крепкий рыжеволосый офицер в униформе великокняжеской гвардии. Лишь когда мокрый от ее слез Барт наконец-то вырвался и с громким лаем выбежал из домика, Шура очнулась.

Поведение пса вселило в ее душу проблеск надежды. Она быстро вытерла слезы, мельком взглянула в зеркало и тоже выбежала на свежий воздух.

– Ты голову помыл, что ли? – обращаясь к настороженному Барту, спросил подошедший к домику офицер. – Хоть с шампунем? А чего не вытер?

– Ой, – Шура, на миг ослепнув от яркого солнца, едва не врезалась в его широкую грудь. – Извините…

– Шура! – Следом за военным к домикам спустился Краузе. – Что здесь произошло? Что за мистика?! Как Пауль умудрился зацементировать пещеру? И где он сам?

– Я не знаю, Альфред Максович, – Шура снова скуксилась и всхлипнула. – Там было так страшно…

– Где? В пещере?

– Да, мы со Стасом вошли, но он отправил меня обратно, а сам пошел дальше… Он ножик зачем-то достал!

Шура снова расплакалась.

– Угрожал вам ножом? – заинтересовался офицер.

– Нет… – девушка помотала головой. – Он дальше с ножиком пошел… А я… я… испугалась.

Она прикрыла лицо руками.

– Ну ничего, ничего, – военный обнял ее за плечи и осторожно прижал к себе. – Все нормально… Значит, это вы пса обрыдали?

– Об… чего? – Шура подняла на офицера удивленный взгляд.

– Ну слезами залили, – военный улыбнулся.

Шура тоже не удержалась и прыснула.

– Так-то лучше, – офицер покосился на Краузе. – Точно была пещера?

– На голову не жалуемся, – Альфред Максович ответил укоризненным взглядом. – Пауль… э-э… Павел Германович здесь третий месяц исследования проводит. Проводил, то есть…

– И что исследовал?

– Примерно те же явления.

– Выходит, это пятый случай? – Офицер усадил Шуру на ступеньки ее домика и вручил сухой платок. – Елецкая мануфактура. Лучшая на Земле и в окрестностях. Впитывает исключительно. Можно моря осушать.

– Спасибо, – Шура промокнула слезы и шмыгнула покрасневшим носиком. – Вы с Земли?

– Заметно? – Офицер снова улыбнулся. – Вообще-то, с Каллисто, но по долгу службы пришлось переехать на Землю.

– Службы? – Шура что-то сообразила и поинтересовалась: – А звание у вас какое?

– Лейтенант, – офицер чуть наклонился, демонстрируя погон. – Маловато?

– Нет, – Шура улыбнулась. – Лейтенант кремлевской гвардии, это в самый раз.

– Ого, – военный рассмеялся. – Разбираетесь?

– Мой отец тоже служит, только на Эйзене. Начальником охраны Седьмого Литейного. Правда, я не знаю… что там… после Катастрофы…

– Заводы «РУСТа»? – офицер кивнул. – Там все в порядке, не волнуйтесь. Ни Вспышка, ни Метаморфоза до Плутона-Харона не добрались. Эйзен живет и работает в обычном режиме.

– Слава богу, – вырвалось у Краузе. – Я ведь тоже оттуда. С Эйзена, после мятежа девяносто первого года, многие на Грацию переехали…

– Однако вернемся к нашим феноменам, – предложил офицер. – Резюме, профессор.

– Пять случаев произвольных изменений структуры абсолютно нормального вещества. Без внешних воздействий или иных причин. Сначала было превращение целого высокогорного озера в непонятный гель. Исследования доктора Рачковского показали, что по составу он напоминает силикон. Двести квадратных километров силиконовой глади… да-а… Затем абсолютно бесшумно и как-то незаметно исчез отрог Бергман. Теперь на его месте раскинулась поросшая свежей травой равнина. Площадь… э-э… воздействия… свыше трехсот тысяч квадратных километров. Мы просмотрели записи системы спутникового мониторинга, но ничего так и не поняли. Первоначально на том месте возвышались горные вершины, а затем в один миг появилась равнина. Теперь это, пожалуй, единственное ровное место на планете. Не считая моря, конечно. Можно даже назвать точное время, когда это произошло, но причина…

– Ясно, – перебил его офицер. – Дальше.

– Дальше – внезапно прекратилось извержение вулкана Эгла. Когда ученые спустились в кратер, обнаружилось множество свидетельств тому, что этот крупнейший на Грации вулкан потух не менее полутора тысяч лет назад!

– Может, так оно и было?

– Исключено! Мы располагаем морем доказательств его активности! Да что там?! У подножия Эглы расположился целый научный городок. Это просто Мекка для наших вулканологов. Еще месяц назад гора была готова взорваться, а сегодня это так же невозможно, как наступление ледникового периода!

– Не зарекайтесь, – лейтенант усмехнулся. – Четвертый случай – ваш. Так?

– Совершенно верно, – Краузе кивнул. – В одной из пещер мы обнаружили колодец немыслимой глубины. Тщательные исследования показали, что глубина этого загадочного провала превышает сорок три тысячи километров.

– Глубоко, – офицер усмехнулся.

– Глубоко?! – возмутился Альфред Максович. – Mein Gott! Да это в семь раз больше расстояния до центра планеты! Такой колодец должен был продырявить Грацию насквозь и… в три раза дальше!

– Куда дальше-то? – удивился лейтенант.

– Вот и я не понимаю, куда? – согласился Краузе. – И никто не понимает. У Павла была какая-то теория, но он не успел поделиться. Слишком был занят своей пещерой. Он обнаружил в ней какое-то свечение неизвестной природы, или излучение… я так и не разобрался…

– Свечение? – насторожился офицер. – Какого рода?

Ученый молча развел руками. Лейтенант с надеждой взглянул на Шуру. Девушка сначала пожала плечиками, но вдруг вспомнила.

– Юра Смирнов говорил, что там, наверное, золота много. Я даже обрадовалась сначала… Но ребята его обсмеяли.

– Золота? То есть свечение золотистое?

– Не знаю.

– Ла-адно, – задумчиво протянул офицер. – Значит, светилось-светилось, а потом вдруг р-раз и исчезло! Так? И вход сам по себе замуровался. Очень мило… Ну что ж, ситуация ясна. То есть ничего не ясно, кроме одного – что-то тут у вас нечисто. Может, кто-то запрещенные эксперименты ставит, а может, саму по себе Грацию лихорадит, но, если ориентироваться на известные нам законы природы, происходить такое не должно. Верно?

– Да, – согласился Краузе. – Проблема требует тщательного изучения. Наш научный потенциал… не всеобъемлющ, так сказать, и мы надеемся на помощь Академии Наук Земли или Марсианских университетов…

– Рассмотрим, – пообещал гвардеец. – Здесь у нас все? Тогда, летим на базу.

– А как же… ребята? – дрогнувшим голоском спросила Шура.

– Здесь останутся ученые и спасатели, – пообещал офицер. – Хотите остаться с ними?

– Нет… я, если можно, с вами…

– Можно, – разрешил лейтенант. – Пять минут на сборы вам хватит?

– Да! Спасибо, господин лейтенант… Я Шура, Ермакова.

Она протянула гвардейцу руку.

– Горохов. Тоже Александр, – ответно представился тот. – Адъютант его светлости Великого Князя Преображенского.

– Адъютант… самого… Преображенского? – Глаза у Шуры невольно округлились, а лицо порозовело.

– Так точно, – Горохов расплылся от уха до уха. – Прошу любить и, как говорится, жаловать.

Он мог бы и не просить. Даже думая, что Горохов простой лейтенант из Кремля, Шура была готова сделать для него все, что угодно, а уж теперь-то…

* * *

Старший техник Миллор стоял перед обзорным экраном на мостике флагмана испытательной эскадры и внимательно следил за подготовкой нового корабля к первому старту. Совместными усилиями двух военно-технических ведомств союзникам удалось, наконец, состыковать достижения инженерных школ технократов, землян и Тирании. Машина, которую испытывали неподалеку от планеты Натали – далекой, но верной спутницы сиятельного Арктура, – являлась почти точной копией великокняжеского крейсера «Каллисто», еще во время Кризиса собранного на секретных верфях ОВК специально для Преображенского. Конечно, на серийные машины не устанавливали некоторые особые приборы, да и комфортабельность обеспечили строго уставную, без роскоши, но главный принцип был соблюден. Ходовая часть, системы жизнеобеспечения и ракетно-лучевое вооружение остались земными. Сверхпрочные внешние корпуса делались из чинидской керамоброни, а вот программное обеспечение для «гибридных» компьютеров, совместивших все лучшее, что могли дать разные научные течения, поставляли технократы. В этом деле им не найти равных по обе стороны Рубежа. Так что гордиться новыми крейсерами могли в полной мере и земляне, и технократы, и подданные Тирана. Пока, правда, оставался без ответа вопрос – как будут распределяться новые машины между государствами? Ведь строили вместе, теперь вот вместе испытывали, продавать вроде бы нелогично; кто и кому их будет продавать? Оценить вклад и в соответствии с ним распределить квоты? Тоже скользкий вариант. С землянами договориться можно, а вот чиниды наверняка начнут искать подвох и маневрировать.

Миллор вздохнул. Как ни странно, приходилось признать печальный, но упрямый факт: люди из-за Рубежа понимают технократов лучше, чем соседи по пространству. Возможно, все дело в особой ментальности. Земляне называют ее «западной», в соответствии с исторически сложившимися реалиями на родной планете. Там у них тоже существовали две принципиально различные шкалы ценностей, два разных образа жизни. Так вот, «восточный» был похож на чинидский. Соответственно, людям «Запада» ближе модель технократического общества. Правда, на вопрос, какую же из систем предпочитает Великий Князь, Преображенский лишь рассмеялся и ответил: «русскую». Как понял Миллор, эта модель представляет собой нечто промежуточное, компромиссное. Старший техник не жаловал компромиссы, считая их признаком неверного решения, но у людей за Рубежом своя жизнь и свои алгоритмы процветания. Возможно, они правы. На своей территории, конечно. Ведь неправедные ядерные войны они вели исключительно за пределами Земли и чаще даже за пределами своего исконного пространства – за Рубежом…

Воспоминания оказались крайне неприятными и не к месту – ведь что было, прошло, следует жить настоящим и думать о будущем. А в настоящем все сомнения на тему, верна ли модель жизни землян, перечеркивал один-единственный, но неоспоримый факт: Тот, кто выжил, вручил перстень Сунджи не Главному инженеру Кноппусу и не Тирану Ергелану, а Преображенскому. Значит, земляне на верном пути. Они делают массу ошибок, несут огромные потери, но идут к Истине. А иначе быть не может. Тот, кто выжил, не мог ошибиться в выборе Того, кто идет. Это математически доказано и перепроверено в тысячах расчетов.

Специальная секретная комиссия при Верховном бюро Главного инженера Технократии сделала уже четыре больших доклада с учетом новых, появившихся в результате Катастрофы фактов, и выводы не оставляли сомнений: перстень Сунджи имеет прямое отношение к «Проекту ноль» и скорее всего является его наследием, сохраненным фигурантами «Проекта один» – так именовались эти секретнейшие гипотезы в сводках и расчетах. А раз так… дипломатам, военным и ученым предстоят напряженные дни. С окончанием вооруженного противостояния сопредельных государств и с отражением внешней агрессии ничего не кончилось. Главные события еще впереди…

Первый серийный крейсер класса «Великий Князь Гордеев», или, как его обозначали в своих документах технократы, «модель 635-11», развернулся в сторону ближайшего портала и включил маневровые двигатели. На мостик флагмана-наблюдателя тут же пошла телеметрия.

– Не предвижу проблем, – наконец нарушил молчание помощник Миллора инженер Гориннус.

– Почему вы это сказали? – Миллор удивленно взглянул на инженера.

– Вы напряжены, словно ждете, что корабль выкинет какой-нибудь фокус. Князь Сергей налетал на прототипе немало часов и прыгал в такие места…

– То был прототип, штучная работа, многократно проверенная наладка, – Миллор вернулся к экрану.

– Этот корабль не хуже, – убежденно возразил Гориннус.

– Почему же он… – Миллор подался вперед. – Вы видите?! Он отклоняется от курса!

– Навигатор утверждает, что все в порядке, – инженер мельком взглянул на данные телеметрии.

– Это видно невооруженным глазом!

– Я бы не стал так доверять органам чувств, Старший техник, – Гориннус взглянул в экран и чуть наклонил голову. – Я думаю, это сферическое искажение, вызванное конструкцией объектива. На этом флагмане еще масса недоработок. Земляне, что вы хотите… Я склонен опираться на данные нашего компьютера. Он делает поправки на искажения в земной оптике и…