Текст книги "Искушение государством. Человек и вертикаль власти 300 лет в России и мире"

Только не при нас. Через 100 лет – все то же. Ничто не изменишь. Уже веками.

Есть огромная группа людей, которые отрицают саму возможность изменений. Вы – мечтатель. Вы – Томмазо Кампанелла. У Вас – розовые очки. И так далее.

А кто сказал, что всё – неизменно? Что можно проснуться через сто лет и увидишь, что с людьми – одно и то же? Всего лишь 125 лет тому назад женщинам не полагалось чинов, орденов и, что хуже всего, разряда по шитью на мундир (по высочайше утвержденному мнению Госсовета от 23 февраля 1898 г.). При разводе они отлучаются от церкви на семь лет. Карьера только: а) телеграфисткой, б) аптекаршей, врачихой, повивальной бабкой, зубодером, в) письмоводителем, счетоводом, г) конторщицей, контролером, д) надзирательницей, воспитателем и учителем (Устав о службе гражданской, том III, ст. 157). Или служить при телефонах (Устав почтовый, том XII, часть первая). Будучи повивальной бабкой, должны быть благонравны, скромны и трезвы (Госсовет, 23 февраля 1898 г.).

В телеграфистки принимаются только вдовы и девицы. Число женщин-телеграфистов не может превышать 50 % в Москве и Петербурге, а за их пределами – 25 % (Устав почтовый, том XII, часть первая). Форма – пальто из драдедама черного цвета с белыми пуговицами, с желтою по бортам и обшлагам выпушкою.

Адвокатесса? На это есть специальный Указ Правительствующего Сената от 2.02.1876. «К вопросу о женской адвокатуре». Полный запрет. «Приведенное Высочайшее повеление вызвано было попыткой одной русской женщины, г-жи Е.О. Козьминой, практически освоившейся с юридическими вопросами в канцелярии А.О. Кони… применить свои познания на поприще адвокатуры». С успехом выдержала экзамены, подала жалобы, почти прорвалась через Сенат, но затем «последовало вышеприведенное Высочайшее решение». Полный запрет. Даже волостным писарем быть нельзя, потому что женщины не научены «административной работе».

Но могут быть продавцами винных лавок (Высочайшее повеление от 19 апреля 1896 г.). И есть прогресс. «Женщина за последний десяток лет бесспорно одержала над жизнью громадную победу. Она опростилась, сузила требования и, несмотря ни на какие препятствия, идет вперед. Слабые не выносят борьбы, им на смену идут другие, более смелые, более энергичные и горизонт все расчищается» (Лухманова. Недочеты современной женщины. 1904).

Между тем через 13 лет женщина первый раз стала министром. Коллонтай, нарком государственного призрения, 1917 г. Она писала так: «Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы – так называемых “холостых женщин”, для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий – их закаленная в жизненной борьбе воля. Пусть не скоро еще станут эти женщины явлением обычным… дорога найдена, вдали заманчиво светлеет широко раскрытая заповедная дверь» (Коллонтай. Новая мораль и рабочий класс. 1919).

Она была хорошим прогнозистом. Может меняться все. Мы меняемся, общество меняется, то, что было «нельзя», вдруг становится самым обычным, и наоборот. Главное, не потерять нашей ценности. Ценность личности, ценность человека – как смысл всего, что делается в обществе.

Пока же мы с женой решили прожить один месяц по брачному закону 1857 г. Для начала брак наш оказался недействительным, хотя он не был четвертым (такие браки запрещены, ст. 21 Свод законов Российской империи 1857 г., том 10–1), и нам нет еще 80 лет (браки запрещены, ст. 4), и родители наш брак дозволили (иное запрещено, ст. 6). Но брак наш был без письменного разрешения начальства (в госслужбе запрещен, ст. 9), с нехристианином, хотя и не язычником (запрещен, ст. 37, 85), к тому же не в церкви (запрещен, ст. 31).

– Что ж, – сказали мы себе, – все это суета сует. Должны же быть в нашем недействительном браке приятные стороны! Ага, «жена именуется по званию мужа» (ст. 101). Отлично! Профессорша, докторша, писательница, а, если очень постараться, то председательница чего-нибудь. «Обязаны жить вместе» (ст. 103). А то!

В случае ссылки на каторгу можно следовать за мужем (ст. 104). Нет большей привилегии для российской женщины! Обязанность супруга – любить жену как «собственное свое тело» (ст. 106). Это не Свод законов, а Свод поэзии Российской империи. «Уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи» (ст. 106). Так, преклоняем колена, читаем стихи и превозносим.

Наконец, обязанность «доставлять своей жене пропитание» (ст. 106). Но «по состоянию и возможности своей». Тут мы переглянулись, вздохнули – и побежали по законам дальше.

Боже мой, жизнь полна жестокостей! «Жена обязана повиноваться мужу» (ст. 107). Тут началась дискуссия. – Месяц! Ну потерпи еще месяц! – взмолился я. Что ж, взгляд женский бывает ласковым, бывает очень нежным, но иногда в нем проскальзывает сталь. «Пребывать к нему в любви (о да!), почтении (о да-да-да!) и неограниченном послушании» (всего лишь месяц!) (ст. 107).

– Не можешь ли ты, – сказал я барственно, – принести мне теплую, просушенную и проглаженную утюгом газету?

– Тем более что ты обязана, – я ткнул в статью 107, – оказывать мне всяческое «угождение и привязанность, как хозяйка дома».

– Так, – сказала жена, – месяц уже истек.

– А угождение и привязанность, – добавила она, – я тебе буду оказывать по естественному ходу жизни, а не человеческому закону, если ты, конечно, этого заслужишь. А пока, милый, налей нам два бокала красного вина. И запиши эти свои чудесные мысли, добавив, конечно, что женщина, шум вьюги и скрип дворника за окном лучше всего, что написано за двести лет.

Что ж, брачный закон этот давно отменен, жить по нему никак нельзя, и месяца не выдержишь со всеми этими обязанностями, а вот любовь никто не отменял. Ни сто лет назад, ни пятьдесят – она просто есть. И когда ты открываешь чужие письма – опубликованные, конечно – и читаешь, как двое любили друг друга, то нет больше ни свода законов, ни высочайших повелений, от кого бы они ни исходили – а есть только эти двое и, если быть честным, быть откровенным, – во веки веков.

«Молю Бога, чтобы ты услышала, что я скажу: детка моя, я без тебя не могу и не хочу, ты вся моя радость, ты родная моя, это для меня просто, как божий день. Ты мне сделалась до того родной, что все время я говорю с тобой, зову тебя, жалуюсь тебе. Обо всем, обо всем могу сказать только тебе. Радость моя бедная!.. Я радуюсь и Бога благодарю за то, что он дал мне тебя. Мне с тобой ничего не будет страшно, ничего не тяжело». Это Осип Мандельштам – своей будущей жене Надежде.

Что сказать? Всё меняется, и когда мы снова проснемся, то встанем во вновь изменившемся мире, но что никогда не изменится, что не подвержено ни статусам, ни законам – это жизнь вместе, жизнь по любви, жизнь для каждого из нас, если мы это сделаем сами.

Как сделаться мишенью

Обычно вас не замечают. Хотя, конечно, кажется, что именно на вас направлены прожекторы.

Как достать государство? Как сделать так, чтобы оно, наконец, повернулось к вам лицом?

Это доступно каждому, хотя и требует упражнений.

1) Подрывать. Громко сеять чуждые идеи. Быть «анти», быть «против», переворачивать всё, что составляет философию государства – сейчас и здесь.

2) Назвать всех, кого перестреляете, была бы ваша воля; и еще – кого пересажаете. Чу, не гром гремит – а колокол звонит.

3) Послать поименно – всех, кто виноват, что жизнь такая – куда-то туда; а для надежности послать еще сто раз, дав именам эпитеты. Эпитеты должны быть точными и ясно толковаться.

4) Быть идеальным – для зачистки, для бытия – щепкой, когда лес рубят; и не убраться заблаговременно.

5) Махать всем страждущим: мы, мы – тоже власть, сюда, сюда, а мускул наш – растет. Власть параллельная.

6) Звать на баррикады, желательно басом, но не в Париже, а по месту жительства.

7) Наступить кому-то на крупную ногу. И даже не заметить, что: а) наступил, б) было больно.

8) Стать козлом отпущения. Большим козлом. Нет, козлищем. Чтобы всё можно было спихнуть. На вас, козла, спокойно делающего круги у прикола.

9) Знать лишнее. Когда, с кем, почему, в какое время, что получилось и как все это не вяжется с новейшей картиной мира. Ага!

10) Говорить, как громкоговоритель. Желать общения. И радоваться: «Ну как сказал! С каким родился слогом!»

11) Вдруг стать пупом, с которым – никогда, ничто. Не может быть по смыслу. По жизни. Непоколебим, как мир. Нет сил, способных сдвинуть.

12) Быть, точнее, оказаться не там, не в тот момент, не с теми и не так. И озираться радостно: что вижу я! О, как я слышу! Какие хорошие уши!

13) Иметь, иметь все то, что требуется государству, и все это знают. Сверчок это знает. Шесток это чует. А ты портишься и трепещешь, как мотыль.

14) Не подходить по жизни. Цвет волос, корни, язык, на что молишься, во что веруешь– всё не то, чужой, другой, инакосложенный и мыслящий инако.

15) Быть триумфальным. Самой известностью внушать надежду на перемены, властям – опаску, ревность, дрожь. Быть замечательно беспомощным предметом, чтобы вас (действие) всем – в назидание.

16) Сачковать. Правила – побоку. Их посылать – подальше. Их обходить – наслаждаясь, как пьешь воду. Считать, что кот, котище – дремлет. Выпендриваться и не ждать доноса!

17) Не принимать. Не присягать. Не подчиняться. Не подписывать. И никогда не соглашаться.

18) Пытаться быть свободным – там, где от тебя этого не ожидают.

19) Прозевать. Букву, намек, имя, указующий палец. Честно и добросовестно – прозевать.

А как это бывает по жизни?

Истории?

Их много есть у нас.

Не оставляйте за собой плохих следов. Не оставляйте следов, которые бы казались вашим детям темными или пепельными. Жил-был когда-то Сергей Николаевич Тройницкий, правнук декабриста Якушкина, первый «красный директор» Эрмитажа – не комиссар, не матрос в бескозырке, а самый настоящий спец, работавший в нем с 1908 г. Спец, может быть, узкий, всё по геральдике да табакеркам, но преданный, образованный и – тогда это трудно прощалось – из старинной дворянской семьи. Если вам нужен каталог вееров XVIII века – это к нему. Если хотите знать всё о европейском фарфоре – читайте Тройницкого.

«Говорят, что много лет тому назад, когда проснувшийся Адам удивленно смотрел на впервые представшую его глазам красоту Евы, она, чтобы скрыть легкое смущение от пристального взгляда, сорвала зеленую ветвь и стала ею обмахиваться, с любопытством разглядывая окружавшие ее чудеса Эдема». Это из «Каталога вееров» Тройницкого, Брокгауз-Ефрон, Петроград, 1923 г.[33]33
   Тройницкий С. Каталог вееров XVIII века / Государственный Эрмитаж. Петербург: Изд-во Брокгауз – Ефрон, 1923. С. 7.


[Закрыть]

Впрочем, шутки в сторону! Он спас Эрмитаж! Он верой и правдой отстраивал его из разрушенного состояния в самые горячие годы, в 1918–1927 гг. Это он реэвакуировал коллекции из Москвы в ноябре 1920 г. (половина картин была отправлена туда Временным правительством). Это он принял на себя поток чужих ценностей из дворцов и фамильных усадеб, чтобы сохранить самое лучшее для нас. Конечно, не только он, но, как директор, всему – голова.

И он должен был быть вычищен из Эрмитажа как вредитель. «До последних лет директором Эрмитажа был С.Н. Тройницкий. Это, пожалуй, один из самых опасных вредителей в Эрмитаже» (Красная газета, Ленинград, 1931). Сопротивлялся «советизации Эрмитажа». Создавал в нем контрреволюционные группировки. Срывал «мероприятия Советской власти». «Содействовал укрытию от конфискации имущества бывших владельцев». «Был в тесной связи с белоэмигрантами». Снять с должности – по первой категории!

Это значит – «абсолютная невозможность исправления», социальная смерть. Слава Богу, Сергей Николаевич подал апелляцию – исправили, вычистили «всего лишь» по 3 категории (1931 г.). Повезло. Можно работать спецом, но никаких начальствующих должностей.[34]34
   Государственный Эрмитаж. Музейные распродажи. 1930–1931. Архивные документы (сост. Е. Соломаха) / Государственный Эрмитаж. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2016. С. 597.


[Закрыть]

На заседании Комиссии по чистке Эрмитажа от 18 апреля 1931 г.[35]35
   Там же. Все цитаты ниже по стенограмме заседания Комиссии по чистке Эрмитажа от 18 апреля 1931 г. (в части С. Н. Тройницого). С. 509–536.


[Закрыть] Сергей Николаевич честно признался, что: а) его выгнали из двух гимназий, б) он – сын сенатора, в) что у него было вначале отношение к Советской власти, «конечно, отрицательное». «Но потом я быстро оценил… Такая разруха была, что мне было жутко за страну, что пойдут со всех сторон враги. Я и тогда, и сейчас остался патриотом, для меня страна самое дорогое, что есть».[36]36
   Там же. С. 517.


[Закрыть]

– Страна – самое дорогое, что есть, – так он сказал. И еще потом долго объяснялся – спокойно, тихо, как обычный, разумный человек, как много им сделано. Или что геральдика тоже нужна, без нее в исторических исследованиях никак не обойтись. Даже странно, что ему нужно было что-то объяснять – все о нем и так всё знали, чистили недавнего директора, первое лицо, бывшее на должности 12 лет.

Но, когда нужно человека вычистить, чтобы он стал пустым местом, всегда найдется масса доказательств. Тройницкий был знаком с великими князьями. Тройницкий – типичный представитель тех, кто оказывался «за пределами Эрмитажа при содействии ОГПУ». Он жил за границей у эмигрантов. Он печатался за границей в журналах. Он был занят никому не нужными геральдикой, мемуарами и табакерками. Его книги – «дрянь», «не для нашего пролетарского чтения». В реконструкции Эрмитажа им не было сделано ровным счетом ничего.

Не оставляйте плохих следов! Такую речь произнес будущий доктор и профессор. Известный, не без имени. С университетским образованием историка по высшему разряду. Через 7 лет он будет сам арестован по обвинению в шпионаже. Выжил, выслан, вернулся, дожил до конца 1960-х.

А вот речь другого – на ту же тему. Тройницкий «умудрился сохранить классовое лицо Эрмитажа», каким он был до революции. Эрмитаж – по-прежнему не наш, он – «императорский, дворянский». Тройницкий – капиталист, «который существовал на прибавочную стоимость, которую он выкачивал из рабочих». «Тройницкий и вся его свора на протяжении всех этих лет активно боролись против Сов. власти. Теперь на чистке пролетариат СССР должен потребовать от Тройницкого за это ответ».

Сказавший всё это человек погиб в блокаду. Когда он «чистил» Тройницкого, ему был 21 год. Его давно нет – но его слова остались в стенограмме.

Да как же они? Речь за речью. Встают – и говорят. И ведь свои – из Эрмитажа. Тройницкий «совершенно не хотел делать так, как нужно». «Вредный человек для советской общественности». «Некоторые не понимают, что нельзя бороться с колесом истории». Эрмитаж продолжает выполнять роль «идеолога буржуазного общества».

Перед ними находится (то сидит, то встает) Сергей Николаевич Тройницкий, каждого он знает, всех он слушает, видимо, несколько растерян, дает на всё самые простые, исчерпывающие ответы, которые истолковать двойственно никак нельзя, никакого злого умысла или второго дна там даже не предвидится, а их все равно перетолковывают. Кто здесь судьи? И каков будет приговор?

И только один посторонний человек, от которого сохранилась только фамилия – Петров, нет ни званий, ни степеней, его судьба неизвестна, он сказал вот что: «В период стихийной борьбы за другой строй жизни Тройницкий не ушел с этого поста, он совершил большое великое дело для республики – Эрмитаж сохранил в целости. С первых годов борьбы он сохранил имущество, а имущество – это есть искусство, это есть состояние, если бы оно погибло, то. погибло бы полстраны… Заслугу эту ценить надо… Нельзя нападать на человека, который так много сделал для нашего государства, для нашей республики».[37]37
   Там же. С. 533.


[Закрыть] Хорошо бы, чтобы у каждого из нас был свой Петров.

А каков приговор? Его произнес некто Круглов, о нем тоже ничего неизвестно, кроме нескольких слов: «Я предлагаю вычистить по первой категории. Другого метода применения к нему не остается никакого».[38]38
   Там же. С. 536.


[Закрыть]

Не оставляйте плохих следов, ни темных, ни пепельных, не оставляйте никому, кто будет после вас. Сергей Николаевич Тройницкий выжил, хотя потом арестовывался по-настоящему. Вот выписка из его следственного дела: «арестован 28 февраля 1935 г. как социально опасный элемент». Сослан в Уфу на 3 года вместе с женой Марианной, дочерью Борисова-Мусатова.

В 1930-х – 1940-х много и тяжело работал как эксперт. После войны разбирался с немецкими трофеями в Пушкинском музее в Москве. Какой же след оставил именно он? Что было его целью? На «чистке» он ответил: «Хранить памятники». Так мы его и будем помнить – Хранитель.

Можно провести всю жизнь в стране, стоящей на крайностях, на мифах, пытаясь громко об этом говорить. Можно сделать так, что вас заставят замолчать, в раннем возрасте замолчать, когда вы полны сил, но вы все равно будете писать в стол, ужасаясь, но мыслить и заполнять его рукописями, потому что иначе вы просто не сможете жить. В 1930-м Алексей Лосев, знаменитый в будущем русский философ, был в 37 лет посажен, сначала на Лубянку, а потом отправлен в лагеря, потому что власть не смогла вынести его книги «Диалектика мифа». Власть и жены его, Валентины Михайловны, 33 лет, вынести не смогла, отправив ее вслед за ним.

Вряд ли могло быть иначе. В государстве «диктатуры пролетариата», в самом начале большой кампании репрессий, в подцензурной книге было сказано, что «социализм, т. е. материалистически-общественная стихия, данная в аспекте своего алогического, бесформенного, сплошного стремления, есть анархизм».[40]40
   Лосев А.Ф. Диалектика мифа. Дополнение к «Диалектике мифа». М.: Мысль, 2001. С. 432.


[Закрыть] А вот еще. «Собрание личностей, которое само по себе не-личностно, безличностно и, значит, безлично. Это и есть коллективизм, или социализм».[41]41
   Там же. С. 491–492.


[Закрыть]

И еще сказано: «Все бывшие и настоящие формы социализма, и «утопического» и «научного», есть всецело мифология».[42]42
   Там же. С. 496.


[Закрыть] Лосева что, любить за это будут? «Учение о всеобщем социальном уравнении… несет на себе все признаки мифологическисоциального нигилизма».[43]43
   Там же. С. 46.


[Закрыть] «С точки зрения христианства социализм есть также сатанизм».[44]44
   Там же. С. 501.


[Закрыть] И так далее.

Хорошо, что не расстреляли, не сгноили. «Вернемся к голосам, которые каждый слышит в своей душе… Иной раз вы с пафосом долбите: «Социализм возможен в одной стране. Социализм возможен в одной стране. Социализм возможен в одной стране». Не чувствуете ли вы в это время, что кто-то или что-то на очень высокой ноте пищит у вас в душе: «Н-е-е-е-е…», или «Н-и-и-и-и-и…», или просто «И-и-и-и-и-и…»».[45]45
   Там же. С. 107.


[Закрыть]

Но как же ему было написать иначе, когда сама жизнь вокруг буквально кричала о мифах, о мифологичном сознании. «С точки зрения коммунистической мифологии, не только «призрак ходит по Европе, призрак коммунизма» (начало «Коммунистического манифеста»), но при этом «копошатся гады контрреволюции», «воют шакалы империализма», «оскаливает зубы гидра буржуазии», «зияют пастью финансовые акулы», и т. д. Тут же снуют такие фигуры, как «бандиты во фраках», «разбойники с моноклем», «венценосные кровопускатели», «людоеды в митрах», «рясофорные скулодробители»… Везде тут «темные силы», «мрачная реакция», «черная рать мракобесов»; и в этой тьме – «красная заря» «мирового пожара», «красное знамя» восстаний… И после этого говорят, что тут нет никакой мифологии».[46]46
   Там же. С. 125.


[Закрыть]

Из него самого стали делать миф. «Последняя книга этого реакционера и черносотенца… «Диалектика мифа»… является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага».[47]47
   Доклад Л. Кагановича // XVI съезд ВКП (б). Стенограф. отчет. М.-Л.: Госиздат, 1930. С. 75.


[Закрыть] «Идеалист-реакционер, мракобес, некий профессор Лосев».[48]48
   Там же. С. 271.


[Закрыть] «Никогда идеализм не выступал в столь реакционной, претенциозной и воинственной форме, как теперь в лице Лосева».[49]49
  Гарбер Х. Против воинствующего мистицизма Лосева // Вестник Комакадемии. 1930. № 37–38. С. 124.


[Закрыть] «Его мракобесие тем более велико, что его устами глаголят господствующие классы былой России».[50]50
  Там же. С. 144.


[Закрыть] «Лосев является философом православия, апологетом крепостничества и защитником полицейщины».[51]51
  Там же. С. 144.


[Закрыть] Ну и так далее – именно в то время, когда машина подавления инакомыслия развертывалась в полную силу.

Как он смог выжить? Как его не перемолола диктатура пролетариата? Случайность? Многолетнее молчание? 23 года (1930–1953)[52]52
  Тахо-Годи А. Лосев. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 506.


[Закрыть] – ни одной статьи, ни одной опубликованной страницы для человека, который не мог не писать. Вот азбука его жизни. Прожил 95 лет, три изданных восьмикнижия, «восьмеричный путь»,[53]53
  Троицкий В. О Лосеве // Тахо-Годи А. Лосев. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 499–500.


[Закрыть] тысячи страниц текстов, 1930 г. – арест, 4,5 месяца в одиночке, 17 месяцев во внутренней тюрьме Лубянки, еще год (1931–1932) в лагерях, 1935–1940 гг. – запреты на занятия философией, вытеснение в античную эстетику и мифологию, в преподавание древних языков. Изгнания, увольнения, проработки – и «глубокий вход», как одного из авторов, в «Философскую энциклопедию», его личная, многотомная «История античной эстетики», его книги о Платоне, Аристотеле, Гомере. Не сосчитать идей и текстов. Нарастающая слепота со времен лагерей, когда писать – это значит диктовать накопленные, написанные внутри себя страницы. Его жены, его хранительницы, одна – безвременно ушедшая, другая – сохранившая, нашедшая каждую его уцелевшую строчку. Три разгрома написанного (1914, Германия; 1930, арест; 1941, гибель дома на Арбате, прямое попадание бомбы). И глубокая вера – в Бога и в мысль, вечно меняющуюся, прихотливую человеческую мысль.

В жизни Алексея Лосева, начавшейся «при царе» (1893) и закончившейся при «перестройке» (1988), есть свое торжество – ее признание как общей, всечеловеческой ценности, всеобщее признание ее спецами, философами и даже признание государством в самой фантастической форме. Его, всю жизнь находившегося под атакой людей государевых, всю жизнь оттесняемого от философии, наградили в 90 лет, в 1983 г. орденом Трудового Красного Знамени «за многолетнюю плодотворную подготовку философских кадров».[54]54
   Там же. С. 395.


[Закрыть]

«То» государство и фантасмагория – едины.