Текст книги "Манифест криптоанархиста"

Д. Г.: Прямо сейчас у нас что есть? Пять главных компаний: Amazon, Apple, Google, Facebook, Microsoft. Сейчас сложно представить, чтобы одна какая-то поглотила все четыре остальные и стала абсолютной монополией. Но я уверен, что каждую из них уже можно назвать монополией. И это пугает. У них во многом уже есть квазигосударственная власть. А в некоторых случаях они даже сильнее государства. Цукерберг же сам вышел из этой хакерской тусовки. Он лучше остальных высказывается о демократических ценностях, но я думаю, что его видение сферы, в которой его компания заняла такую значительную нишу, очень ограничено. Недавно он выступил в речью в [Гарвардском] университете и сказал там что-то типа «мы сделали Фейсбук, чтобы сделать этот мир лучше». Он так часто говорит, но в последний раз это было прямо явно.

Но вообще-то это не то, для чего люди создают компании. Они существуют не чтобы сделать мир лучше, они существуют для того, чтобы продавать продукты и получать за это деньги. И Цукерберг понятия не имеет, что нужно миру для того, чтобы мир стал лучше. Я не считаю, что он вообще вдумывался в это или изучал вопрос. Вообще-то многие годы люди говорят о том, насколько его продукт деструктивен. И каждый раз Цукерберг говорит: «нет, этого не происходит, мы делаем мир только лучше». А потом оказывается, что критики были правы, и он вынужден это признавать. Он ведь изначально отрицал и то, что «Фейсбук» как-то замешан в предвыборной гонке в США и в кампании за «брекзит» в Великобритании. И в итоге это признали, хотя Цукерберг довольно долго все отрицал. Я думаю, это его типичное отношение ко всему подобному.

Конечно, у этого есть свои плюсы, но есть и минусы, которые обычно и сам Цукерберг, и его сторонники недооценивают. Не должно быть у одной компании столько мощи в международной политике. Она разрушает институциональный механизм, который был изобретен для того, чтобы сдерживать такую силу.

BBC: Все это очень напомнило мне фильм «Сфера», где идет речь о компании – IT-гиганте, фактически об Apple, которая в итоге предлагает голосовать на выборах через свой аккаунт – тут можно провести параллель с голосованием через Apple ID. Что, если правительства осознают такой потенциал этих технологий и станут использовать их в управлении страной?

Д. Г.: Ну, что касается, например, блокчейна… Правительства и корпорации сейчас думают об этом беспрестанно, изучая любую возможность, где эту технологию можно применить. И это идеальный пример такого вот чистейшего хайпа. Честно говоря, на данный момент еще не найдено достаточно интересного применения блокчейна кроме как системы для платежей. Вы и правда можете осуществлять трансфер токенов, но больше особенно ничего и не можете. И это, конечно, совершенно удивительно – то, сколько в разработку блокчейн-платформ сейчас вкладывают денег и сил, причем границы их использования пока еще узкие. Но даже вне зависимости от этого, если от этой технологии будет польза, правительства и корпорации обязательно станут ее использовать. В нее вливаются огромные деньги. К чему их останавливать?

Что забавно, многие, кто прославляет биткоины, почему-то думают, что в блокчейн как будто «вшита» автоматическая защита от использования государством и корпорациями. Поэтому я вижу проблему в риторике хакерской общины. Они волшебным образом представляют себе, что правительство даже не будет пытаться использовать блокчейн или шифрование, или хакерство. А почему нет-то?

ВВС: То есть ваше настроение по поводу всего этого негативное?

Д. Г.: В целом я думаю, что все это не очень хорошо. Мы движемся слишком быстро и в опасном направлении.

BBC: Смотрите, ведь вокруг темы криптовалюты и блокчейна сейчас развели большой ажиотаж. Уже даже видеокарты в дефиците – все хотят майнить биткоины у себя дома. Как вы считаете, является ли это таким трендом, которого нам всем не избежать и за которым лучше последовать? Каким, например, стал для нас «Фейсбук». Или лучше, по-вашему, воздержаться?

Д. Г.: Ох, знаете… Дело в том, что эти криптовалюты – это во многом лишь способ быстро разбогатеть. Все это очень похоже на пузырь доткомов в 1990-х, когда были компании, которые выходили на IPO даже еще не имея продукта. Но там были хотя бы компании, которые в теории могли что-то создать. А криптовалюты ничего не создают. Это просто токены. И их сейчас уже буквально сотни. И правда в том, что на этом можно очень хорошо заработать. Можно заработать на трейдинге, можно заработать на майнинге. И кто я такой – советовать людям в это не ввязываться?.. Очень рискованно: вы можете как потерять на этом деньги, так и заработать. Это очень опасно, и я бы сам не стал в это вкладываться. Это не как на бирже, где вы можете потерять деньги лишь в случае, если акции упадут. В случае с криптовалютами способов может быть очень много. Их у вас могут просто украсть, и обратно уже не вернешь.

А в случае майнинга… На данный момент вы не можете майнить основные криптовалюты самостоятельно, и со временем их становится все сложнее майнить. Для этого нужны все более и более мощные компьютеры. И теперь в одиночку их не получится майнить. Можно вложиться в пул и заработать несколько пенни, но это же почти ничто. Я уверен, что кто-то разбогатеет на майнинге менее известных криптовалют, будет майнить тысячи таких, они в итоге станут дороже на пару центов, и эти люди разбогатеют. Но я не думаю, что это хорошо. Я думаю, больше людей будет терять на этом деньги, чем зарабатывать. Рынки криптовалют, которые определяют их ценность через продажу, подвержены сильному влиянию людей с набитыми кошельками, которые могут просто взять и купить целые «мешки» этих валют и начать манипулировать рынком. Люди, изучающие финансы, прекрасно знают, как это происходит. А этот рынок сейчас совершенно не регулируется. И нет возможности оградить людей от мошенников, которые там промышляют.

BBC: Давайте представим такое: вся наша экономика ушла в блокчейн, вся наша политическая система – в веб, где мы голосуем через наши Apple ID, и так далее. Как вы думаете, насколько это реалистичная картина?

Д. Г.: Вы сейчас задали, наверное, самый важный вопрос на нынешний момент. Я считаю, что в соцсетях есть много хорошего, но что мне кажется сейчас абсолютно точным, это то, что соцсети и гаджеты направлены на самые эмоциональные структуры нашего мозга. На те его части, которые не задействованы в более глубоком, спокойном мышлении. И мы видим это в «Твиттере» – он «общается» с той частью нашего мозга, которая быстро вспыхивает гневом или впадает в панику, и так далее. Лауреат Нобелевской премии экономист Даниэл Канеман говорил об этом быстром и медленном мышлении: до последнего трудно достучаться, но именно благодаря ему и происходит все самое главное – поэтому мы с вами хотим, чтобы важные решения принимались «медленными» частями нашего мозга. А все соцсети аппелируют к «быстрым» его частям. И это не то, чем вы хотите обдумывать политику.

Когда я смотрю на историю американской политики за последние сто лет, я вижу, что в ней бывали волны как быстрого, так и медленного мышления. И сейчас, кажется, мы достигли вершины быстроты – у нас президент только и занят тем, что сидит в «Твиттере». Именно это волнует меня и по поводу Цукерберга, и по поводу «Твиттера», и по поводу всего остального. Я не понимаю, как засунуть этого джинна обратно в бутылку! Мы просто обязаны понять, как замедлиться, чтобы уметь принимать важные политические решения. Дело не только в соцсетях, тут еще много чего сыграло роль и надавило на людские эмоции, вместо того чтобы помочь им думать более ясно. Но соцсети, в частности, я думаю, в этом точно не помогают.

В своих работах и университетских курсах Дэвид Голамбия часто касается популярных ныне digital humanities, то есть цифровых гуманитарных наук. В книге The Politics of Bitcoin («Политика биткоина», вышла на английском языке в 2016 году) он рассматривает явления современной цифровой культуры – такие как блокчейн или хакерство, – и пытается разобраться в том, к чему они действительно нас ведут (в противовес тому представлению, которое внушают ее проповедники). В данный момент Голамбия работает над книгой Cyberlibertarianism: The False Promise of Digital Freedom («Киберлибертарианство: ложные обещания цифровой свободы»).

Как видим, эксперты расходятся во мнениях относительно целей и задач «строителей цифрового общества будущего», взгляды на то, хороша ли идеология криптоанархизма, или плоха, разделились. Однако одно можно сказать твердо: на сегодняшний день криптоанархисты, в отличие от анархистов «традиционной школы», пока еще не убили ни одного человека.

Тимоти Мэй. Криптоанархия и виртуальные сообщества

Тимоти Мэй – американский технический и политический писатель, бывший сотрудник корпорации Intel, которую покинул в 2003 году. С тех пор он полностью посвятил себя защите криптоправ. Мэй был одним из основателей и самых активных участников списка электронной рассылки «Cypherpunks».

Современная криптография

За два прошедших десятилетия в криптографии (сокращенно крипто), науке создания шифров и кодов, произошла революция. Помимо обычных шифров, полезных, главным образом, для сохранения секретности передаваемой информации, современная криптография включает в себя разнообразные инструменты для аутентификации сообщений, создания цифровых временных меток для документов, сокрытия сообщений в других документах (стеганография) и даже для систем электронной наличности.

Уитфилд Диффи и Мартин Хеллман – авторы криптографического алгоритма Диффи – Хеллмана, позволяющего безопасно обмениваться данными в незащищенной от прослушивания среде, используя общий секретный ключ, – удостоились премии Тьюринга «за фундаментальный вклад в криптографию».

Криптография с открытым ключом, детище Диффи и Хеллмана[2]2
  Протокол Диффи – Хеллмана (англ. Diffie-Hellman, DH) – криптографический протокол, позволяющий двум и более сторонам получить общий секретный ключ, используя незащищенный от прослушивания канал связи. Полученный ключ используется для шифрования дальнейшего обмена с помощью алгоритмов симметричного шифрования.


[Закрыть], драматически изменила роль крипто. Появившаяся одновременно с широким распространением компьютерных сетей и всемирных коммуникаций, она стала ключевым элементом безопасности, конфиденциальности и успеха. В следующем десятилетии роль крипто только возросла. Появилась Pretty Good Privacy (PGP) – популярная версия алгоритма (известного как RSA), разработанного Ривестом, Шамиром и Эдльманом[3]3
  RSA (аббревиатура от фамилий Rivest, Shamir и Adleman) – криптографический алгоритм с открытым ключом, основывающийся на вычислительной сложности задачи факторизации больших целых чисел. Криптосистема RSA стала первой, пригодной и для шифрования, и для цифровой подписи. Алгоритм используется в большом числе криптографических приложений.


[Закрыть]. Алгоритм RSA был запатентован в США, но ни в одной европейской стране, и имеет коммерческую лицензию.

Эти инструменты описаны в различных текстах и отчетах с конференций и не являются темой для обсуждения в этой главе. Центр внимания здесь – влияние сильной криптографии на киберпространство, в особенности на виртуальные сообщества. Следует упомянуть о роли Дэвида Чома[4]4
  Дэвид Ли Чом – американский криптографист и специалист по компьютерным технологиям. Известен как один из первых разработчиков приложения для электронных платежных систем, обеспечивающих анонимность транзакций. Также разработал множество криптографических протоколов и основал электронную финансовую корпорацию DigiCash.


[Закрыть] в определении ключевых понятий. В нескольких новаторских работах Чом представил идеи использования открытого ключа для анонимных электронных сообщений, путь передачи которых невозможно отследить, для систем электронной наличности, не раскрывающих личность покупателя, и схем, связанных с ними. (Я не утверждаю, что Чом согласен с моими выводами о политических и социально-экономических последствиях использования этих технологий. – Т. М.)

Виртуальные сообщества представляют собой сети, в которые входят отдельные пользователи или группы пользователей, не обязательно находящиеся близко друг к другу географически. Термин «виртуальные» подразумевает нефизическую связь, но не следует думать, что виртуальное сообщество меньше похоже на сообщество, чем обычное физическое.

Примерами виртуальных сообществ могут служить церковь, сервисные организации, клубы, криминальные структуры, картели, клубы фанатов и так далее. Католическая церковь и бойскауты – примеры виртуальных сообществ, которые охватывают весь мир, разрушают национальные барьеры и создают ощущение привязанности, принадлежности и общности. Мафия тоже виртуальное сообщество со своим подчиняющим устройством и собственными незаконными правилами. Можно привести еще огромное количество примеров: масоны, триады, Красный Крест, Интерпол, ислам, иудаизм, мормоны, «Сендеро Луминосо» (Sendero Luminoso)[5]5
  Коммунистическая партия Перу – Сияющий путь (исп. Partido Comunista del Peru’ – Sendero Luminoso), более известная, как «Сендеро Луминосо» (исп. Sendero Luminoso) – перуанская маоистская организация, основанная в 1960 году Абимаэлем Гусманом и перешедшая к вооруженной партизанской борьбе 17 мая 1980 года.


[Закрыть], террористические организации, «Арийская нация», «Гринпис», «Фронт освобождения животных» и прочие. Несомненно, подобных виртуальных сообществ больше, чем государств, и узы, связывающие их, куда прочнее шовинистических и националистических чувств. Общих интересов, будь то идеологические или какие-то иные интересы, достаточно, чтобы превратить группу в сплоченное сообщество.

Корпорации с их собственными целями и средствами, с их географически разбросанными офисами, закрытыми каналами коммуникации, в основном недоступными для внешнего мира, в том числе и для властей, – еще один существенный пример виртуального сообщества. В сущности, многие авторы киберпанковской (не шифропанковской) фантастики ошибочно, на мой взгляд, полагают, что в будущем власть сосредоточится в руках транснациональных мега-корпоративных «государств». Корпорации – всего лишь один из примеров виртуального сообщества, которое будет находиться на равных правах с государством. (Обратите внимание на то, что законы, ограничивающие использование крипто, немедленно влекут за собой глубокие проблемы для корпораций, и когда в таких странах, как Франция и Филиппины, была предпринята попытка ограничить использование крипто, корпорации ее проигнорировали. Любая попытка объявить крипто вне закона вызовет волну непредсказуемых «слияний», и таким образом новым членам корпораций будет обеспечена защита корпоративных секретов.)

В академических кругах существуют сообщества исследователей – «невидимые колледжи». Эти виртуальные сообщества обычно «непрозрачны» для посторонних. Попытки получить доступ к внутренним делам этих сообществ очень редко бывают успешными. Правоохранительные и разведывательные организации, такие как Агентство национальной безопасности в США, Чобецу в Японии, SDECE во Франции и многие другие, могут проникать в такие группы и вести электронное наблюдение для надзора за подобными виртуальными сообществами. Неудивительно, что эти сообщества быстро приняли на вооружение технологии шифрования, начиная от шифрующих мобильных телефонов и заканчивая полнофункциональным PGP-шифрованием.

Использование шифрования «плохими» группами, например, изготовителями детской порнографии, террористами, врачами, незаконно делающими аборты, или противниками абортов, – аргумент, постоянно приводимый теми, кто стремится ограничить гражданский доступ к инструментам шифрования. Мы называем такие группы четырьмя всадниками инфокалипсиса, так как они зачастую являются причиной, по которой обычные граждане государства не могут получить доступ к крипто.

Ясно, что по многим существенным причинам это очень опасный аргумент. Фундаментальное право на свободу слова – это право говорить на языке, возможно, непонятном соседям или властьимущим, на зашифрованном языке. Здесь недостаточно места для детального обсуждения большого количества веских аргументов против ограничения хранения частной информации и доступа к средствам коммуникации и крипто.

Появление полнофункциональных систем коммуникаций будет иметь еще более глубокие последствия для компьютеризированных виртуальных сообществ. MUDs и MOOs (мультипользовательские домены и т. д.) и трехмерные виртуальные реальности, с одной стороны, и текстовые сетевые коммуникации – с другой. Однажды в недалеком будущем они сольются, как описано в пророческом романе Вернора Винджа 1980 года «Истинные имена».

Возможность наблюдения и слежки

Интересно взглянуть на вопрос о сетевой видимости с точки зрения прозрачности узлов и каналов, связывающих эти узлы. Прозрачный – значит видимый для посторонних, возможно, для сил правопорядка или разведки. Непрозрачный – значит непроницаемый, невидимый.

♦ Открытка прозрачна, письмо в конверте непрозрачно.

Изобретатель PGP Фил Циммерман сравнил требование прозрачности с приказом использовать открытки для всей корреспонденции, где шифрование подобно запечатанному конверту (конверты, безусловно, можно вскрывать, – так было всегда).

♦ Прозрачные каналы и узлы – норма для полицейских государств, таких как бывший Советский Союз, Ирак, Китай и многих других.

Каналы коммуникации просматриваются, а частное использование компьютеров ограничено. Однако это становится сложным даже в полицейских государствах; многие называют распространение средств коммуникации непосредственной причиной коллапса коммунистических государств в последние годы.

Существует интересная «химия» или «алгебра» прозрачных каналов и узлов в сравнении с непрозрачными. Что произойдет, если каналы прозрачны, а узлы нет? Ответ: то же самое, как если бы непрозрачными были и каналы и узлы, – вот они, результаты сильной крипто. Следовательно, любая попытка запретить криптокоммуникации, пока существуют процессоры, принадлежащие частным лицам, обречена…

Если Алиса и Боб свободны общаться и выбирать маршруты для сообщений, Алиса может использовать «криптоарбитраж» для связи с сайтами, возможно, в других странах, которые работают так, как ей хочется (другой вариант этого понятия – «регулирующий арбитраж» – Эрик Хьюз[6]6
  Эрик Хьюз – автор «Манифеста шифропанка», электронного документа, декларирующего идеологию шифропанков – неформальной группы людей, заинтересованных в сохранении анонимности и интересующихся криптографией.


[Закрыть] употребляет для перенесения транзакций в другие юрисдикции). Это может подразумевать использование ремэйлера, компьютера-ретранслятора и так далее. Например, гражданам Канады запрещен доступ к делу Гомолки (судья, ведущий это противоречивое дело, приказал канадским и работающим в Канаде медиа не обсуждать кровавые подробности), но, несмотря на запрет, у них есть масса средств, включая telnet, gopher, ftp, web и проч., позволяющих получить доступ к сайтам, находящимся в других странах или даже не находящимся ни в какой определенной стране.

Большинство описанных здесь последствий возникают из-за «химии» каналов и узлов: пока не все узлы и каналы прозрачны, включая каналы связи с другими странами и узлы в этих странах, всегда могут возникнуть тайные коммуникации. Вот результаты криптоанархии.

Криптоанархия

«Сеть – это анархия». Этот трюизм – ядро криптоанархии: никакого центрального контроля, никакого правителя, никакого лидера (исключение – люди, являющиеся примером для подражания или пользующиеся хорошие репутацией), никаких «законов». Аятолла в Иране так же бессилен запретить новостные группы alt.wanted.moslem.women и alt.wanted.moslem.gay, которые ему не по нраву, как, скажем, президент Франции бессилен остановить оскорбление французского языка в soc.culture.french. Также и ЦРУ не может запретить новостные группы, сайты и веб-страницы, которые раскрывают его секреты. По крайней мере, в Сети как таковой. Размышления о том, какие несетевые меры могут быть предприняты, остаются для упражнений параноикам и просто осторожным.

Эта неизбежная анархия распространена намного шире, чем предполагает большинство. Анархия (отсутствие правителя, указывающего другим людям, что делать) характерна для многих занятий: выбор книг для чтения, фильмов для просмотра, друзей для общения и т. д. Анархия вовсе не означает полную свободу (в конце концов, мы можем читать только те книги, которые написаны и изданы), но она подразумевает свободу от принуждения. Идея анархии, однако, испорчена многими ассоциациями.

Прежде всего, анархия – это не анархия в обычном понимании беззакония, беспорядка и хаоса. Это также и не анархия бросавших бомбы «черных» анархистов XIX века, обычно ассоциирующаяся с Россией и пролетарским движением. И это не анархия «черного флага» анархо-синдикалистов и писателей вроде Прудона[7]7
  Пьер-Жозеф Прудон (1809–1865) – французский политик, публицист, экономист, философ-мютюэлист и социолог. Был членом французского парламента и первым человеком, назвавшим себя анархистом. Считается одним из наиболее влиятельных теоретиков анархизма.


[Закрыть]. Анархия, о которой здесь говорится, – это анархия «отсутствия руководства» (в буквальном смысле слова «арха» – правитель, глава).

Анархия имеет здесь то же значение, что и в слове «анархокапитализм», идеология свободного рынка, пропагандирующая добровольные, ненасильственные экономические транзакции. Я придумал термин «криптоанархия» как каламбур, связывая значение крипто – «скрытый» – с политическими убеждениями (подобно знаменитому обвинению Гора Видала[8]8
  Юджин Лютер Гор Видал (1925–2012) – американский писатель, эссеист, кино– и театральный драматург, признанный классик американской литературы второй половины XX века. Заметная фигура культурной и политической жизни США.


[Закрыть] в адрес Уильяма Бакли[9]9
  Уильям Фрэнк Бакли (1925–2008) – американский писатель и политический обозреватель, основатель правоконсервативного журнала National Review.


[Закрыть]: «Вы криптофашист!») и, конечно, имея в виду, что технология криптографии делает эту форму анархии возможной. Впервые этот термин был представлен в Манифесте 1988 года, причудливо имитирующем другой знаменитый манифест. Быть может, более доступный для понимания термин, такой как «киберсвобода», имел бы ряд преимуществ, но у «криптоанархии», как мне кажется, есть свой шарм.

И слово «анархия» в том смысле, в каком оно здесь употребляется, не означает, что не существует локальных иерархий и руководителей. Группы, не находящиеся под непосредственным контролем властей, могут иметь своих лидеров, правителей, президентов клубов, выборные органы и т. д. Однако многие обходятся без них.

С политической точки зрения виртуальные сообщества, находящиеся вне поля зрения местных органов государства, могут представлять проблему для обеспечения правопорядка и сбора налогов (некоторым из нас нравится такое положение). Уклонение от принудительных транзакций может подразумевать уклонение от налогов, законов, в которых сказано, кто может что-либо продавать, а кто нет, и т. д. Вероятно, многим не понравится, что кто-то уклоняется от законов, созданных для контроля поведения.

Государственные границы становятся более прозрачными для информации, чем когда-либо. Потоки битов несутся по телефонным линиям, кабелям, оптоволокну, каналам спутниковой связи, миллионам дискет, кассет, CD-дисков и т. д. Нет совершенно никакой надежды остановить информацию на границе.

В конечном счете возможность по своему желанию передавать данные в любую точку мира и связываться с удаленными сайтами подразумевает возможность использования «регулирующего арбитража» для преодоления законных контрольно-пропускных пунктов. Например, при отправке сообщения в США с сайта в Нидерландах какие законы следует применять? (Если кто-то полагает, что американские законы применимы к сайтам в Нидерландах, тогда почему бы не применять иракские законы в США?)

Кроме того, регулирующий арбитраж позволит избежать путаницы в законах и постановлениях, с которыми можно столкнуться, ведя деятельность в определенной стране, включая судебные тяжбы с «глубокими карманами», которых так много в США. Перенос операций в Сеть за пределы судебной юрисдикции – уникальный способ уменьшить деловую задолженность. Как швейцарские банки, только по-другому.