Текст книги "Мой папа – идеальный семьянин"

Яна Дубинянская
Мой папа – идеальный семьянин

Вот! Мой родной отец. В стране с почти полумиллиардным населением. Меня впечатлило, честное слово!

Мне сказал об этом дядя Алекс, папин заместитель. Он позвонил, когда я только-только вошла в прихожую и закинула в угол дорожную сумку. Я выждала звонков пять-шесть, но дома явно никого не было, и я подбежала к телефону сама.

– Кристина? Вот здорово, что ты дома! – обрадовался дядя Алекс. – Ты единственный разумный человек в этой семье, с кем можно поговорить по делу. Кристи, поздравляю, твой отец, похоже, выиграл премию «Идеальный семьянин»! Да, кстати, почему ты приехала? Разве у вас в университете каникулы?

– Не-а, – дяде Алексу я с детства привыкла рассказывать всю правду. – Просто мы с Бертом поссорились, Берт – это мой новый друг. Я ему наврала, что беременна, и укатила домой. Дня через два-три заявится, как миленький.

– Никому не говори об этом, Кристина, и особенно журналистам, – вдруг забеспокоился дядя Алекс. – Это может серьезно навредить отцу, – он понизил голос до шепота. Дядя Алекс всегда говорит шепотом по телефону, если подозревает, что линия прослушивается. – Ты можешь сейчас приехать в отдел? Есть одно дело, это не телефонный разговор…

Я пообещала выехать немедленно, но про себя решила, что имею право на десятиминутный душ с дороги. И переодеться. Пока я это делала, вернулась мама – правда, кажется, ненадолго. Я застала ее сидящей перед зеркалом за туалетным столиком. Мама сняла с губ ярко-красную помаду и осторожно накладывала пурпурную. Можно было, конечно, заявить, что пурпурная ее старит, и выслушать потрясающий монолог о безнадежном отставании современной молодежи от новейших тенденций парижских подиумов. После чего мама, конечно, поменяла бы пурпурный тон на абрикосовый. И стало бы ясно, что ее теперешний любовник тоже относится к категории «современной молодежи». Но я торопилась и потому сказала только:

– Знаешь, ма, а наш папа выиграл «Идеального семьянина»!

Мамино отражение в зеркале слегка приподняло выщипанные брови.

– Этот тюфяк? Странно. А что ты здесь делаешь, Кристина? Каникулы в университете?

– Да, – я не стала вдаваться в подробности. – Ма, это сто тысяч!

Я сделала эффектную паузу, на протяжении которой мамино лицо под слоем тонального крема довольно заметно пошло пятнами. И только потом выдала информацию, которой мама и сама бы владела, если бы хоть иногда читала газеты:

– И потратить их он обязан на семью!

Мамины глаза вспыхнули, а я накинула плащ и поехала к дяде Алексу.

Дядя Алекс – это просто чудо. Никак не пойму, почему он до сих пор не президент страны, а всего лишь папин заместитель в рекламном отделе. Кстати, не помню, чтобы я хоть раз, позвонив отцу на работу, застала на месте кого-нибудь кроме дяди Алекса. Без него не то что отдел – вся фирма давно бы вылетела в трубу. А вот отсутствие в природе папы навряд ли кто-то бы вообще заметил, на работе, я имею в виду. На дяде Алексе держится абсолютно все. Дядя Алекс лично знаком с абсолютно всеми нужными людьми: от пресс-секретаря премьер-министра до хозяина недорогой пиццерии через дорогу. Дядя Алекс не женат – а иначе я первая возмутилась бы, что это моему отцу дают «Идеального семьянина».

Да, может быть, кто-то не знает. «Идеальный семьянин» – это премия, которую лет десять назад учредил один компьютерный магнат, кажется, глубоко несчастный в личной жизни. Целых сто тысяч – любому мужику (естественно, женатому и обремененному хотя бы одним ребенком), анкету которого выберет любимый персональный компьютер того миллионера. Потом, кажется, еще какие-то собеседования и психологические тесты, но это уже формальность, компьютер – главное. Как он это делает, не знает никто, но ежегодно миллионы семейных мужчин направляют на конкурс свои анкеты. А то маленькое условие, которым я повергла в транс мою любимую маму, естественно, никого не останавливает. На сто штук можно спокойно всю жизнь содержать три-четыре семьи, не то что каких-то жалких жену и пару-тройку детей.

Я подозревала, что папину анкету на конкурс послал дядя Алекс. Разумеется, так оно и оказалось.

– Заходи, заходи, – заторопил он меня с порога. – Как ты вовремя приехала, девочка, ты даже представить себе не можешь! Ну к кому бы еще я мог обратиться, в вашей-то семейке? Садись вон в то кресло, Кристина, тут нас никто не должен услышать.

Естественно, в отделе никого не было. Ни начальника – он же мой отец, – ни рекламных агентов, ни даже той белобрысой голенастой девчонки, папиной секретарши. Не понимаю, на кой черт фирма вообще их держит, для нормальной работы отдела вполне бы хватило одного дяди Алекса.

В двух словах он разъяснил мне суть дела. Папина анкета вроде бы прошла, но для полной победы ему надо еще заполнить какой-то там дурацкий тест. Задания страшно засекречены, сегодня их пришлют папе на его личный электронный адрес. Рассказывая об этом, дядя Алекс положил на стол передо мной пачку компьютерных распечаток.

– Тут уже подчеркнуты правильные ответы, – сказал он. – Ради бога, проследи, Кристина, чтобы он все заполнил как надо. А лучше сама это сделай, твой отец такой безалаберный…

Он нетерпеливо махнул рукой в ответ на мой ошарашенный взгляд. А впрочем, с моей стороны было глупо так удивляться. Для дяди Алекса нет ничего невозможного, а знакомых психологов и компьютерщиков у него хоть отбавляй. Странно другое: все же знают, что эти психологические выверты – просто формальность, так чего же дядя Алекс так волнуется?

– Это очень важно, Кристи, – еще и повторил он. – Дело в том… в общем, в этом году компьютер выдал имена двух претендентов. Сначала хотели разделить премию, но это как-то не принято… и будут выбирать. Так что имеет значение не только этот тест, но и вообще каждая мелочь. Тем более, что второй – Спригглз.

– Тот самый?!

Дядя Алекс скорбно кивнул головой, и в этот момент входная дверь распахнулась.

– Крис!!!

И я очутилась в полуметре над землей в объятиях идеального семьянина. При этом раздался довольно ощутимый грохот – белобрысая секретарша, талия которой неожиданно лишилась поддержки, не удержала равновесия и рухнула на ящики в углу. Краем глаза я видела, как дядя Алекс рыцарски помогал ей встать. Папа минуты две покружил меня по отделу, а потом то ли устал, то ли решил все-таки посмотреть на родную дочь. Я снова оказалась на твердой земле.

– Что тут без меня? Ты надолго домой? – спросил он по неопределенному адресу. Мы с дядей Алексом честно поделили вопросы, и право первого ответа я предоставила ему.

– Звонили от Смита насчет поставок, – начал перечислять он. Дядя Алекс почему-то считал своим долгом держать папу в курсе всех дел. – «Нью-вуди» все-таки отказываются от рекламы. Пришло четыре факса от северо-западных компаний, кажется, ничего интересного, но проверить стоит. Да, и босс требует отчета за месяц.

Папа перестал его слушать где-то на «Нью-вуди», если не раньше.

– Разберешься сам, хорошо? Ко мне дочка приехала!!! Диди, солнышко, свари-ка нам кофе!

Папина секретарша – лет семнадцать, не больше, плоская и большеногая акселератка, на ее неприкрытом юбкой бедре уже начал проступать конкретный синяк, – явно не больше жаждала варить кофе, чем я – пить его. Я благородно озвучила ее стремления и сказала папе, что иду домой. Надо было раньше него залезть в электронную почту и сделать этот чертов тест. Папа к тому времени уже с интересом листал какой-то иллюстрированный журнал и неопределенно махнул рукой, а дядя Алекс проводил меня до дверей.

– Я только на тебя и надеюсь, Кристи. И никому ни одного лишнего слова. Помни о Спригглзе!

Я помнила и, честное слово, легче мне от этого не становилось. Спригглз держал «Мир скандалов» – самую желтую в стране газетенку. Если кому-либо надо было собрать и обнародовать несмываемый компромат на кого-либо, и первый кто-либо имел на это дело достаточную сумму, он мог смело идти прямиком к Спригглзу. Лучше него с подобным делом не справился бы никто. А я подозревала, что сто тысяч – вполне достаточная сумма.

В общем, действовать надо было быстро. То есть немедленно отправить ответы на тесты – я свято верила, что дядя Алекс раздобыл их раньше, чем Спригглз. И уповать на такую же оперативность со стороны комитета по премиям. Пост-фактум, то есть когда папу уже объявят Идеальным семьянином, даже Спригглз уже ничего не сможет поделать. К тому же его еженедельник выходил только в следующую среду.

Дома ждала записка от мамы: «Кристина, отнеси передачу Майклу, с 17.00 до

17.30, она на тумбочке. Если позвонит Уильям, я умерла или уехала за границу навсегда. Если кто-нибудь еще – ты ничего не знаешь. Целую.»

В передаче были носки, шоколадка и сигареты, и я решила, что Майкл без них обойдется. Он бы меня понял. Сто штук для его родного отца куда дороже. Кстати, вопросы на первой распечатке касались как раз Майкла. Образчик стиля: «Когда ваш сын в возрасте пяти лет просился на прогулку, вы отвечали ему: а) иди, сынок; б) иди гуляй; в) сходи, проветрись; г) давай, но к обеду возвращайся; д) дуй, сына; е) вперед! (нужное подчеркнуть)" К счастью, нужное уже было подчеркнуто. Я тщательно перекопировала правильные ответы, даже не пытаясь вникнуть в систему – если таковая вообще была. Сомневаюсь, что я определила бы самостоятельно правильную версию ответа на вопрос вроде «Что вы сказали, когда ваш сын в возрасте пятнадцати лет угодил за решетку?» Но подобное весьма актуальное любопытство в тестах не фигурировало. К счастью, конечно.

Я дозаполняла последнюю страницу тестов (относительно папиных взглядов на семейный отдых), когда позвонила мама. Маме не терпелось знать, интересовался ли ее судьбой некий Уильям. Фоном к маминому голосу в трубке раздавались покашливание и нетерпеливые вздохи. Через пару минут все это трансформировалось в мамино признание, что ночевать она домой не придет и вообще затрудняется назвать время своего возвращения.

Мама явно не владела ситуацией.

Я сказала в трубку как можно жестче и громче, чтобы было слышно всем желающим:

– Мы все тебя ждем, мамочка, возвращайся скорее. Целую, – и чуть потише:

– Сто тысяч! Немедленно домой, или я плохо объяснила?

Я отправила тесты и взглянула на часы. Было четверть пятого, так что я еще успевала занести Майклу передачу, городская тюрьма располагалась через дорогу. Тем более что их принимали только по пятницам, а оставлять родного брата на целую неделю без носков и сигарет было бы негуманно.

…Следующий день начался препаршиво. Папа и мама еще дрыхли без задних ног в супружеской постели, и открывать дверь назойливо трезвонящему почтальону пришлось мне. Большой пакет наводил на мысли о какой-нибудь почетной грамоте, прилагаемой к чеку, но вместо этого тут был листок издевательски-желтой газетной бумаги.

Я прочитала:

«Мир скандалов». Внеочередной экстренный выпуск. Сенсация! Претендент на звание «Идеальный семьянин» – отец малолетнего уголовника!!!» Всю полосу под шапкой занимала фотография, на которой я в весьма сексуальной позе наклонялась к окошку тюремного отделения приема передач. Я вышла совсем неплохо, даже захотелось попросить у Спригглза негатив. Текстовка под фотографией объясняла, кто я такая и чем в данный момент занимаюсь. На развороте листка размещался длинный материал о «вопиющем преступлении некоего Майкла В.»

Цитирую выборочно:

«Стая молодых мордоворотов, увешанных флагами и непристойными транспарантами»; «угроза не только покою, но и жизни мирных жителей»; «на крики фашиствующих молодчиков»; «героизм простого полицейского Д.»; «камень, пущенный не дрогнувшей рукой юнца В.»; «скромной зарплаты героя

Д. не хватает на лекарство от головной боли»; «недопустимо мягкий приговор окружного суда»; «без сомнения, тлетворное влияние семьи»; «до каких пор мы будем терпеть» и все в том же духе. Спригглз свое дело знал. Папина премия самым грустным образом растворялась в воздухе.

Тут из пакета выпала записка. Не от Спригглза, как я подумала, а от дяди Алекса.

«Кристи, еще не все потеряно. Майклом я займусь сам, а ты следи за своими. Прими меры, чтобы Спригглз больше ничего на вас не откопал.» Я вздохнула и направилась в родительскую спальню принимать меры.

– Крис!!! – восторженно заорал папа при моем появлении. На эту секунду мама еще спала, но в следующую она уже взвилась, как на пружинах. Ее глаза и волосы сильно напоминали Медузу-горгону.

Я предупредила поток маминых ругательств приветливым и лаконичным:

– Сто тысяч.

После чего ознакомила родителей с распорядком субботнего дня. Его психологические тесты рекомендовали провести согласно пункта б) отправиться на пикник (а) выбраться на природу и в) поехать за город почему-то не подходили). Папу эта идея очень вдохновила, и теперь мне оставалось только поддерживать огонь в очаге. То есть, проследить, чтобы в процессе чищения зубов отец не забыл о ней напрочь.

С мамой было сложнее.

С ее помощью, непрестанно повторяя волшебные слова, я составила список из Дэна, Джорджа, Густава, Энрике, Джона, Скотта, Ма-Бганги и Уильяма, для которого мама умерла, но, которому, тем не менее, обязана была позвонить, как и всем остальным. С каждым из перечисленных юношей мы, несмотря на бурные протесты мамы, обещали честно поделиться будущей премией. Естественно, только в том случае, если они будут правдоподобно объяснять всем любопытным, что с моей мамой их связывают сугубо косметические, стоматологические, лингвистические, юридические, ремонтные, коммерческие и

– уже не помню, что я придумала для Ма-Бганги, – прочие деловые отношения.

Поскольку наш домашний телефон почти наверняка прослушивался, я послала маму для переговоров на почтамт.

Тем временем папа, конечно, и не думал укладывать для пикника мясо в рассол, как я ему поручила. Вместо этого он удобно разлегся перед телевизором. Я собралась было вырубить ящик без разговоров, но неожиданно заинтересовалась словами комментатора:

– Студенты клянутся, что не уйдут из-под стен тюрьмы, пока не будет освобожден их незаконно арестованный товарищ, юный Майкл В.

И на экране, да и в нашем окне было неплохо видно довольно солидную толпу серьезных мальчиков и девочек в белых повязках на головах и с транспарантами «Свободу герою!» Демонстранты вели себя тихо, не кричали и не бушевали, – словом, вызывали живую симпатию прохожих и журналистов. Из телерепортажа я узнала, что два месяца назад героический Майкл в одиночку пытался оказать сопротивление орде озверевших полицейских, напавших с дубинками на мирную студенческую демонстрацию. На допросе юный герой сказал только: «Я поступил так, как учил меня мой отец».

Честное слово, я сама чуть не прослезилась – естественно, от благодарности дяде Алексу. А папа – тот по-настоящему утер слезу и проговорил:

– Молодчина все-таки наш Майк, а? Он всегда меня слушался.

Через полчаса мы с родителями встретили Майкла у стен тюрьмы, дали интервью многочисленной прессе – не было только «Мира скандалов», ха-ха! – а потом все вместе поехали на пикник. Оказалось, что это довольно хорошая вещь, даже стало жалко, что мы ни разу в жизни не проводили так выходные. Конечно, предки и братец то и дело оказывались на грани склоки, но слова «сто тысяч» их удивительно быстро успокаивали. Папа с Майклом наловили рыбы, мы сварили уху и зажарили принесенные с собой шашлыки, мы до полуночи сидели у костра, а мама даже спела что-то очень душевное…

…Вернувшись в город после обеда в воскресенье, мы с первых же окраинных кварталов напоролись на крики мальчишек-продавцов газет:

– Внеочередной выпуск «Мира скандалов»! Сенсация! Покупайте «Мир скандалов»!

Черт побери! Похоже, этот листок вышел вдесятеро большим против обычного тиражом. Спригглз не мелочился.

Всю первую страницу снова занимала фотография – разумеется, далеко не такая красивая, как в прошлый раз. Белобрысая девица из папиного рекламного отдела, вытаращив бессмысленные круглые глаза, прижимала к плоской груди такого же бессмысленно таращегося младенца. Интервью с этой барышней начиналось словами: «Босс обещал на мне жениться…» Мама отвернулась и презрительно поджала губы, Майкл пронзительно захохотал, а я тоскливо прокляла Спригглза и спросила:

– Папа, это правда?

Мой папа был сам праведный гнев.

– Я? Конечно, нет! Я сразу говорил, что у меня семья. Диди же умненькая девочка, она все прекрасно понимала… Я ей снял квартиру в предместье, я ей зарплату вдвое увеличил, я…

– Так это правда твой ребенок?

И вот попробовал бы кто-нибудь так очаровательно и наивно пожать плечами, как мой папа!

…Я уже ни во что не верила, у меня наворачивались слезы и дрожали руки, когда я набирала номер дяди Алекса.

– Это я, Кристина. Все пропало, да?

На том конце провода послышался тяжелый вздох.

– Это все выходные, Кристи. Иначе они бы уже присудили премию, да и дело с концом. Но не переживай, я уже разослал по всем газетам объявление о свадьбе. Завтра утром я на ней женюсь.

– Что?!

– Почитай внимательно то интервью. Диди ведь нигде не называет твоего отца по имени, она говорит «босс». Завтра она сделает большие глазки и заявит, что имела в виду меня. И что ей вообще стыдно за такие последствия нашей мимолетной ссоры. Кстати, вы все, конечно, приглашены на свадьбу.

– Дядя Алекс…

Он уловил слезы в моем голосе и сказал ободряюще:

– Да не расстраивайся ты. Эта глупышка не так уж много запросила.

…В десять утра мы дружной толпой выходили из мэрии под марш Мендельсона. В одиннадцать папа получил по электронной почте поздравления со званием «Идеального семьянина», а с одиннадцати до двенадцати мы с ужасом ожидали выхода очередного внеочередного номера «Мира скандалов». Наконец, в полдень приехал представитель комитета, и весь город собрался на центральной площади посмотреть на торжественное вручение награды.

– Вот Спригглз, – шепнул мне дядя Алекс.

Это был маленький тщедушный человечек, поддерживаемый под локоть огромных размеров матроной и окруженный выводком из пяти-шести тщедушных ребятишек.

За его спиной стояли несколько человек, подозрительно вооруженных диктофонами, фотокамерами и громкоговорителями. Не знаю, может, дядя Алекс после свадьбы и утратил бдительность – а я сразу поняла, что Спригглз все еще что-то замышляет.

И действительно, как только представитель комитета взошел на трибуну и приготовил почетную грамоту, в толпе раздался крик: «Подождите!» Самое смешное, что голос был до боли знакомый.

Народ расступился, и к нашему семейству пробрался взмыленный, растрепанный и вообще по жизни слегка придурковатый мой последний приятель Берт. Он бросился к моему отцу и, глотая воздух, словно рыба на берегу, прерывающимся голосом сообщил:

– Мистер В., я хочу… я прошу… руки Вашей дочери… Кристины.

Репортеры наставили диктофоны и фотоаппараты, а Спригглз противно ухмыльнулся.

– Чтобы вы не подумали, что это из-за денег, – продолжал Берт, – просто мы… я и Кристина… уже давно… обстоятельства… она не может ждать…

Мерзавец Спригглз точно знал, что я сейчас расхохочусь в лицо этому лопуху. Знал и только ждал моего смеха и моих слов, чтобы тут же сообщить на всю площадь о неизмеримой порочности дочери предполагаемого Идеального семьянина – понятное дело, недостойного этого титула.

Спригглз просчитался.

Со словами «ты пришел, любовь моя» я схватила Берта за руку, с силой дернула вниз, и мы бухнулись на колени прямо перед папиными ботинками. Папа, конечно, только глупо вытаращил глаза, но дядя Алекс уже пробрался ему за плечо и вовремя шепнул на ухо: «Благословляй».

Честное слово, у моего любимого папы очень трогательно получилось пожелать нам счастья. А еще трогательнее прозвучали слова с трибуны о почетном звании и небольшой премии, которую Идеальный семьянин, естественно, обязан потратить на семью.

Так что теперь наша семья ни в чем не знает недостатка. Наша семья – это мама, ее приятели Дэн, Джордж, Густав, Энрике, Джон, Скотт, Ма-Бганга и Уильям, мой брат Майкл, триста студентов из его колледжа, папина секретарша Диди, ее сын Бони и ее муж дядя Алекс. Да, и, конечно, мы с моим мужем Бертом. Все мы очень счастливы.

Кстати, на следующий год «Идеального семьянина» таки дали мистеру Спригглзу. Подозреваю, что его счастливая семья еще больше.

А вот в будущем году у меня родится ребенок, и я тут же пошлю на конкурс анкету Берта. Почему бы и нет, в конце концов?