Текст книги "Круги на воде"

4. Год 445 от Великого Раскола

Лес встречал привычным и уютным шепотом. Если честно, раньше меня никогда не тянуло спросить у соплеменников, говорит ли лес с ними. Я был уверен, что слышать его может каждый. И все предыдущие годы, охотясь вместе, никогда не обращал внимания, как беспокойно ведут себя мои люди, едва ступив под тень чащи. Я подмечал любые изменения в их настроении, когда мы начинали приближаться к стаду. Слаженная работа на охоте – обязательное условие успеха. Но до самой охоты еще далеко, мы просто идем вперед, и я позволил себе побыть всего-лишь-Улаком-в-лесу. Думал о своем, слушал голос чащи… Взгляд случайно упал на лицо Со́лоха, второго охотника поселения, и с удивлением я обнаружил, что друг напряжен. Он тревожно вглядывался в просветы деревьев, прислушиваясь с таким усердием, что даже наклонил голову к плечу. Он был похож на белку, и я едва сдержал смех. Беспокойная белка. Неужели он не слышит, что на много верст вокруг – ни единой живой души? Лес приветствует нас, с радостью приняв подношение крови у корней старого дуба. Все оставшиеся дни пути я внимательно вглядывался в лица соплеменников. Насторожены, не расслабляются ни на миг. Не испуганы, но немного взвинчены, их тела – словно стрелы, уже вложенные в туго натянутую тетиву. Для них охота – полное опасностей испытание. Странно, но в тот же миг я припомнил, что если мы и теряли людей на охоте, то лишь после того, как разделялись для загонки стада. Никогда еще при мне в лесу не умер ни один охотник.

– Солох, – позвал я друга, когда мы расположились на ночлег. – Хотел спросить. В прошлом году мы потеряли двоих во время большой охоты?

– Точно.

– Я… – мне было непривычно делиться чувствами с кем-то, кроме Уллы. – Я вдруг понял, что за всё время не видел лично ни одного нападения и беды во время охоты.

– Так это всем известно, – усмехнулся Солох и сразу же кивнул в сторону охотников, тянущих жребий, кому заступать первому в ночное дежурство. – Все их молитвы с начала вылазки о том, чтобы попасть с тобой в группу.

– Что? – я спросил, просто чтобы заполнить повисшую тишину, хотя догадка уже оформилась в четкую мысль.

– Они верят, что для леса ты особенный. И лес сохранит тебя и всех, кто рядом, – Солох подтвердил мои предположения. – И, знаешь, так всегда и бывает.

Я потрясенно замолчал. Мои люди возносят молитвы, чтобы я взял их в свою группу, потому что хотят быть в безопасности? Верят, что моя воля и тайное везение сохранят им жизнь? И все эти годы я не догадывался, что мой голос и выбор – благословение для одних, а для других – повод начать молиться о выживании. Конечно, это суеверная чушь. Но хороший вождь должен ведать, во что верят и чему молятся его люди. Солох знал эту традицию, а я столько лет был слеп.

– Спасибо, что рассказал, – я пытался подавить недовольство самим собой, стараясь, чтобы голос звучал тепло и ровно.

Друг лишь усмехнулся и кивнул в ответ.

Конечно, я не собирался позволять глупому суеверию руководить своими поступками, но, когда пришло время разделяться, с раздражением заметил, что пытаюсь мысленно определить в свою группу тех, кто только недавно начал охотиться и был неопытен. Мне хотелось сберечь всех. Но неужели и я на короткий миг поверил в свою магическую связь с лесом? У всех нас равные шансы сохранить жизнь. И они зависят от наших умений. От выдержки, осторожности, терпения. А не от мистической связи с лесом. Я слышал лес и общался с ним, но всё объяснялось просто. Я принадлежал к роду вождей, за мной стояли поколения и поколения сильных умелых охотников, плюс собственное развитое чутье и смекалка. Вот что на самом деле есть связь с лесом. Мои же люди вкладывали совсем другой смысл. Будто бы лес выбрал меня. Допустим, я немного верил в это лет в двенадцать. Но я давно мужчина и вождь, и во мне прибавилось здравого смысла.

Я снова мысленно перетасовал людей и создал группы, которые будут равны по возможностям. Неопытные новички с матерыми охотниками. По одному быстрому бегуну – если придется гнать добычу. Почти все были меткими стрелками, но кто-то умел идеально выслеживать, другой мог подкрадываться к животным почти вплотную, третий – попадать точно в глаз даже с дальнего расстояния. Каждая тройка охотников включала людей с разными умениями, чтобы уравновесить шансы. И никакой магии – только навыки и опыт.

В этот раз в мою команду попал первоходок Йелле. На прошлой седмице ему сравнялось четырнадцать. Я в таком возрасте уже охотился полноценно, но его мать долго не хотела отлучать мальчишку от себя. Я не поощрял. Чем дольше он сидит в поселении, тем выше шанс, что из него вырастет трусливый мужчина. Но Йелле не производил впечатление напуганного юнца. Вокруг он смотрел с детским любопытством, а на лице застыл восторг. Я мог читать его как открытую книгу. Третьим в нашей группе был верный и надежный Осак. Один из самых уважаемых и старых охотников. Лицо его пестрело шрамами, он был молчаливым и неулыбчивым. Но не от злости – от жизненных тягот. В один год он схоронил всю семью, полегшую от незнакомого поветрия, и остался лишь с годовалой внучкой. Сейчас девочке шел восьмой год, и непоседливый ребенок – непростая ноша для такого почтенного возраста. Но Осак не допускал до девочки никого, участвуя во всех играх и проказах озорницы, и только в эти редкие моменты лицо его освещала кривая улыбка, будто бы превращая и без того неровную кожу в смятый тонкий лист веленя[4]4
  Веле́нь – материал для письма или книгопечатания из шкур млекопитающих, изначально – телят коровы или оленя.


[Закрыть].

Я задумал, что мы втроем сделаем крюк к северу. Оставлю спутников на ночлег, а сам отслежу оленьи тропы. Если идти всем вместе, то наверняка – а Йелле будет издавать много шума. Осак же присмотрит за мальчишкой ночью. Мы двигались без длительных остановок до самой темноты. Я было думал, что Йелле будет жалиться и просить привал, воды или еды. Но парень шел, упрямо сжав губы, и, хотя веселости и энтузиазма на лице его поубавилось, я не замечал страдания или недовольства. Пожалуй, из него выйдет толк.

– Помоги Осаку расставить вежу, – я указал Йелле на старика, который уже принялся мастерить временное убежище, стоило нам сделать привал с приходом темноты.

– Добро, Вождь! – мальчишка так произнес мое звание, словно я не поселение небольшое возглавлял, а на троне в Столице просиживал. Впору смеяться, сколько в юнце почтительности. Ничего, корона с меня разом слетит, как только он увидит своего вождя, на корточках справляющего нужду, как все прочие.

Осак бормотал себе под нос наставления, но Йелле не переспрашивал его и даже в точности выполнял указания. Работа у них ладилась. Я расчистил место для костра и обошел кругом. Было сыро, и ветки будут больше дымить, чем греть, но и на том спасибо. Проследив, чтобы снега натопилось вдоволь, а костер было еще чем кормить, я засобирался в дорогу. Спутникам должно хватить всего до моего возвращения, чтобы не разделяться опытному и молодому в ночном почти зимнем лесу.

Я уже было открыл рот, чтобы дать последние указания, да так и застыл. Между деревьев, в метре над землей, горели два желтых глаза. Быть может, я долго смотрел на костер? Для верности сморгнул несколько раз и снова уставился в темноту. Костер нещадно чадил, мешая обзору. Йелле что-то рассказывал Осаку, но опытный охотник, увидев мое замешательство, закрыл мальчишке ладонью рот, а после приложил палец к губам. Йелле испуганно закивал. Я же смотрел кругом и видел соплеменников лишь краем глаза. Ничего. Темнота так и осталась темнотой. Я почти поверил, что мне показалось. Расслабив плечи, повернулся к Йелле и Осаку, желая успокоить их, и замер.

За их спинами стоял волк. И я бы хотел возликовать и преклонить колено перед священным животным, да только это был волк из моего сна. Огромный, черный, обнаживший клыки в угрожающем рыке. Время потекло словно густой отвар калины, настоянной в патоке. Я хотел быть быстрым, я должен быть быстрым. Мозг сопротивлялся, не в силах поверить, что оружие можно использовать против волка. Но тело знает лучше. Тело чувствует смертельную угрозу даже сквозь заветы предков.

Я прыгнул, кувыркнувшись через правое плечо. Прямо к вещевому мешку, рядом с которым торчало мое копье. Но волк бросился вперед одновременно со мной. Еще в движении я схватил копье и, мягко перекатившись по земле, вскочил навстречу волку – и одновременно услышал страшный хруст. Начало прыжка зверя я не видел, но, как только взгляд нашел черное мохнатое тело, я с ужасом понял, что не только люди умеют бить в полете. Волк еще только приземлялся на четыре лапы, а рядом с ним уже падал обезглавленный Йелле. Зверь одним безумным рывком оторвал голову мальчику! Осака окатило кровью, но старик не растерялся: откинувшись назад, покатился кубарем, сминая вежу и выламывая из-под основания шатра палку. Я метнул копье, но зверь, будто усмехнувшись, увернулся. Казалось, он не обращает никакого внимания на обходящего со спины Осака. Зверь смотрел мне в глаза, и во взгляде его я видел насмешку. Словно хищник потешался надо мной. Кто теперь добыча? – спрашивал он.

– Улак! – Осак привлек мое внимание коротким окриком, а следом прямо в раскрытую ладонь мне прилетела палка с обломанным острым концом.

Волк громко зарычал, щелкнув зубами. Теперь с его морды капала кровь, совсем как в моем сне. Осак, решив, что хищник отвлекся на меня, сделал отчаянный рывок. Я инстинктивно проследил за его движением взглядом, выдав старого охотника с потрохами. Осак тянулся к костру – выхватить горящую головню и ткнуть зверю в глаз, – но не успел. Волк прыгнул медленно, почти лениво, не сводя с меня взгляда. Он убил матерого охотника и неплохого воина – играючи, забавляясь, как забавляются щенки волкособов в шуточной борьбе. Только пасть зверя клацнула на горле Осака совершенно нешуточно. Волк перекусил шею охотника и отшвырнул тело. Матерый сильный охотник пролетел сажень, врезался с треском в ствол дерева и приземлился на снег бесформенной кучей, будто кто-то скинул на землю старую, потертую и оттого бесполезную звериную шкуру. Я остался один. Всё, что у меня было, – заточенная палка против острых клыков. Бесславная смерть. Для остолопа вроде меня.

Что это за чудовище? Убил двух детей Велеса, не моргнув и глазом. Неужели бог оставил нас?! Думать времени не было. Я пригнулся, изготовившись к прыжку. Бросок мы со зверем совершили одновременно, сталкиваясь в воздухе, и, сплетясь в клубок, полетели на землю. Я приземлился на спину, от удара вышибло дух. А после раздался тошнотворный хруст. Волк навалился сверху всем весом, вгоняя самодельное копье еще глубже в свое тело. Меня обдало вонью из пасти зверя, и на ладони, сжимающие палку, хлынула кровь. Я возликовал, проворачивая оружие, вкручивая его в плоть животного до основания. Но не учел одного: чем сильнее протыкала заостренная палка тушу волка, тем ближе его пасть была ко мне. Клыки сомкнулись на моей шее внезапно, а после была лишь боль. Я закричал и провалился в черное спасительное забытье.

Сознание возвращалось рывками. Просвет мысли на мгновение-другое, а потом снова пустота. В очередной раз придя в себя, я с усилием разлепил глаза. С неба валили крупные белые хлопья. Я глупо поморгал, сосредотачиваясь на столь обыденном событии. Очередной снегопад поздней осени. Справа раздался хрип. Умирал волк. Но и я умирал тоже. Жизнь горячими слабыми толчками выходила из меня с каждым ударом сердца. Я умру здесь, вдали от дома, и мое тело скроют снега́. Никто не обмоет меня, не завернет в саван и не поместит в дупло дерева, чтобы душа переродилась.

Я обречен на вечные скитания неприкаянного вдали от дома. Найдет ли мой смертный дух покой? Смогу ли я из царства теней наблюдать за рождением дочери, взрослением сына? Увижу ли, как волосы Уллы засеребрятся сединой? Почувствует ли моя семья, что я не покинул их?

– Улак, – раздался мелодичный голос, и я решил, что началась горячка. – Ну и забрался ты в этот раз. Насилу отыскали.

– Хватит, Мара, – ответил мужской голос. – Сейчас не время для шуток.

– Любое время подходит для шуток, когда проторчал в этом холоде четыреста лет кряду, – возразила девушка с досадой. – Иногда, милый, ты сущий зануда.

Меня подхватили сильные руки и потащили. Я хотел было выдавить название поселения и умолять отнести домой, но сознание снова ускользнуло.

Сильный болезненный шлепок по щеке привел меня в чувство.

– Наконец! – произнес мужчина. – Боялся, что мы появились слишком поздно.

Я с усилием сосредоточил взгляд на говорившем. Это был сухой молодой мужчина с выбеленными волосами. По его голосу мне показалось, что он гораздо старше.

– Откуда… имя мое знаете? – язык еле ворочался, но страх, что незнакомцы обладают тайным знанием имени, придал сил.

– Домой хочешь, Улак? – спросил мужчина.

Я кивнул и обессиленно прикрыл глаза, почти уверившись, что это не враги и душа моя спасена. Парень опять похлопал меня по лицу, и я нехотя снова приподнял веки. Пусть же оставит меня в покое, мне хочется спать.

– Живым домой хочешь? На своих ногах? – еще раз спросил голос, и, будь у меня силы, я бы засмеялся.

– Кален, – нетерпеливо проговорила девушка. – Он умрет, пока ты будешь ходить вокруг да около.

Моего лица коснулась рука, обернутая скользкой, приятной на ощупь тканью, легко погладив. Я не чувствовал кожи девушки, но на меня повеяло таким мертвенным холодом, что глаза против воли широко раскрылись. Словно ведро ледяной воды вылили на голову. Я смотрел на лицо этой Мары и не сразу смог собрать в голове, что к чему. Мысли путались, и она в первый миг показалась мне уродливой, но потом я понял, что всего лишь смотрю на нее вверх ногами.

– Есть обряд, что поможет остаться в живых, – скороговоркой произнесла девушка, губы ее быстро шевелились. – Но это страшная магия, ты станешь зверем. Бессмертным и беспощадным. Подумай, готов ли ты заплатить такую цену и служить своему богу вечно?

– Вы… вы слуги Велеса? – я не понимал точно, что она предлагает. Никто не оборачивается зверем. Это лишь легенда нашего племени.

– Ты теряешь время, Улак, – нервно пробормотала Мара. – Мы слишком долго тебя ждали, и я спрашиваю еще раз. Готов ли ты стать зверем и служить своему Господину вечность в обмен на жизнь?

Я вспомнил, как волосы жены струятся между моими пальцами. Как смеется маленький сын и как нетерпеливо дочь хочет войти в этот мир, толкая утробу матери ручками и ножками. Я не мог оставить свою семью, что бы ни стояло за этой сделкой. Неужели… легенды о превращении правдивы? Неужто мы утеряли наследие предков? И сейчас, здесь эти двое странных людей предлагают мне обратить легенду в явь?

– Я со… – рот не желал произносить длинные речи, а потому я собрал последние силы и прошептал: – Да…

Мужчина, которого девушка звала Кален, резко кивнул, и взгляд его желтых глаз потух. Я хотел спросить, чем его так расстроило мое решение, но не успел. Ладони исчезли с моего лица, сбоку завозились. Кален же достал непонятного вида кошель. И пока я пытался подивиться, до чего обыденно начался этот обряд – без песнопений и курения трав, – парень выудил из кошеля что-то металлическое и сверкающее. И воткнул мне прямо в грудь. До этой секунды я думал, что знаю боль. Боль идет с тобой рука об руку по жизни. И мгновение назад я умирал. Но сейчас наступила агония. Я закричал, а боль всё длилась, не прекращаясь. Когда словно вечность спустя наступило благословенное облегчение, я попытался приподнять голову. Но не смог пошевелиться.

– Что… что ты творишь? – прохрипел кто-то моим голосом.

– Тут придется немного потерпеть, – буднично заметил Кален, и боль вернулась.

Раздался странный хруст, и я почувствовал, как ребра распирает, будто их раздвигают неведомые силы. Боль пульсировала, стреляла, давила, лишая последних сил. Последнее, что увидел, прежде чем провалиться в зияющую черноту беспамятства, – окровавленные руки Калена, сжимающие пульсирующее человеческое сердце. Я хотел закричать, но тело обмякло, а глаза мои закатились.

Кажется, после такого я никогда не должен был прийти в себя. Но звуки начали снова проникать в голову, и именно возвращающийся слух вселил в меня надежду, что я еще жив. Я слышал плохо, словно приглушенно. Всё затмевал равномерный ритмичный стук. Он отдавался в ушах и каждой конечности, бил набатом.

– Мы успели? – взволнованно спросила Мара откуда-то издалека, и тут же я снова почувствовал ее ледяное и пугающее прикосновение.

«Как кожа может быть такой холодной даже через ткань?» – обескураженно спросил я сам себя. Но возможность вновь ощущать прикосновения дала мне веру в то, что худшее позади. Я справился с этим чудовищным обрядом.

– Впереди самое сложное, – ответил девушке Кален.

А мне захотелось заорать во всю мощь легких: «Это что, было только начало?!» Но я не успел, потому что набат в моем теле стих и накатила новая волна боли. О-о-о! Это была боль совершенно нового рода. Выкручивающая кости, выворачивающая нутро, скребущая когтями внутренние органы. Теперь боль кусала, рвала на части, перемалывала меня в мелкий порошок. Я не мог кричать, не мог дышать, не мог быть. Сознание расщепилось на мелкие осколки, и я решил, что вот-вот сойду с ума. Тогда раздался мелодичный нежный голос Мары.

– Давай я расскажу тебе легенду, – пропела она. – Хорошая история всегда может облегчить страдания…

5. Время Старых богов

Люди живут в опасном и непростом мире Яви и пересказывают из поколения в поколение легенду о Великом Расколе и Войне Богов, но мало кто знает, что же произошло на самом деле.

Началась эта история давным-давно, когда мир был цельным и бескрайним, и даже еще раньше. У Верховного Бога и Богини-Матери родились два сына в один и тот же день. И были они как две капли воды похожи друг на друга. Старшего близнеца нарекли Велесом, а того, что родился сразу после, – Перуном. Радовались Бог и Богиня славным сыновьям, и покой царил в мире богов.

Подрастали Молодые боги, и нельзя было разделить их ничем. Братская любовь горела в сердце Велеса. Сердце же Перуна было не столь щедрым на добрые чувства. Злился младший брат и порою ревновал старшего за ловкость в тренировках и легкость, с которой он овладевал божественным учением. А там, где посеяно зерно тьмы, прорастают богатые побеги истинного зла. Год за годом, столетие за столетием шутливо соперничали братья за первенство в играх и волшбе. Но если для Велеса это противостояние так и осталось игрой, то Перун к моменту вхождения в пору юности ненавидел брата всем своим почерневшим от злых намерений сердцем.

В ту пору немало народилось Молодых богов, и задумали Старые боги уйти на покой. Никто не выказывал сомнений, что Велесу по старшинству наследовать трон Верховного Бога. Именно старшему сыну желал передать отец Молот и Лук, в которых заключалась истинная сила. Но прежде отправил он сыновей и прочих Молодых богов в путешествие по миру людей. Юным небожителям следовало изучить смертных, понять страсти, что обуревают людьми, радости, которыми человеческий род живет. Взглянуть на мир, которым Молодым богам предстояло править, было необходимым условием.

Разошлись юные боги в разные стороны и отправились бродить по свету тридцать лет и три года. И кто знает, как повернулась бы судьба мира, если бы Велес не забрел в места, где теплое море ласкает погруженные в его воды ступни, а солнце жарко греет обнаженную кожу. Люди в этих землях вели неспешный образ жизни, читали поэмы, писали пьесы, изучали звезды. Обрабатывали почву, курили травы и всюду выращивали виноград, из которого делали изысканный хмельной напиток цвета крови. Задержался бог Велес в этом месте, по душе ему пришелся уклад жизни местных людей. И однажды в жаркий полдень повстречал он в поле смертную девушку, собирающую тра́вы.

Дева была настоящей жительницей этих земель. Пышная крепкая фигура, курчавые золотые локоны, спадающие до самых колен, да золотисто-карие глаза. Но не красота девушки пленила сердце бога, а веселый легкий нрав и доброе сердце. Впервые за свою долгую жизнь бог полюбил.

Прервал Велес исследование мира и остался с возлюбленной, позабыв о наказе, который дал ему отец.

Перун же исследовал мир жадно и со вкусом. Он выпивал все людские страсти, наслаждения, впитывал горести и печали, познал жажду власти над людскими душами. И без того порочное сердце бога налилось воистину черной злобой. Он никого не любил, а о светлых чувствах детства и отрочества позабыл вовсе. Лишь жажда обладать жгла душу Перуна. Обойдя все темные места мира, изучив таинства опасных ритуалов, Перун отправился на поиски Велеса. Каково же было удивление и презрение младшего брата, когда он застал старшего за вполне смертной жизнью. Долго следил Перун за Велесом и возлюбленной его Корой, и наконец коварный план созрел в голове младшего брата.

Перун дождался, когда странствия Молодых богов подойдут к концу, и объявился перед братом и женой его, фальшиво радуясь встрече после долгой разлуки. Обманом он заманил Велеса и Кору на пустынную возвышенность и заключил несчастных в ловушку. Сам же отправился к отцу и матери, облачившись в одежды Велеса, выдавая себя за старшего близнеца.

Так Перун солгал Верховному Богу и Богине-Матери и обманом заполучил Молот и Лук во время Обряда Посвящения. Наконец мечта алчного бога осуществилась: власть была в его руках, и он собирался править и наслаждаться каждым мгновением.

Но самое страшное ждало впереди. Велес и Кора, как ни старались, не могли выбраться из ловушки. Невидимые путы били и жгли их, стоило лишь коснуться стен призрачной тюрьмы. Слабая смертная Кора, носившая дитя Велеса, бросилась вперед, надеясь желанием жить сломить темную сущность ловушки. Бог не успел остановить возлюбленную, и разряд молнии жалящим ударом великой силы пронзил девушку, отбросив.

– Кора! – вскричал Велес.

Но было поздно. Девушка содрогнулась, из лона ее хлынула кровь. Велес кричал и звал на помощь, пока не сорвал голос. Кора истекала кровью на руках молодого бога. Когда умер их преждевременно появившийся на свет ребенок, девушка заплакала. Слезы скатывались по щекам Коры и падали оземь, обращаясь в прозрачные кристаллы. Кора желала попрощаться, бог же не хотел отпускать ее. Собрав все свои силы, он творил волшбу. Но его умений не хватило на сильную магию. Кора, вскинув окровавленную ладонь, нежно провела ею по щеке любимого, а после навеки закрыла глаза. Крик, которого никогда не слышали эти земли, разорвал небеса. Велес стенал, рычал и бросался на стены ловушки снова и снова, пока не выбился из сил.

Рядом с остывшими телами жены и сына и нашел брата торжествующий победу Перун.

– Брат мой, – молвил Верховный Бог, ловко прикоснувшись к оболочке ловушки извне, после чего та рассыпалась мелкими искрами. – Всего-то и нужно было, чтобы надежный человек или близкий друг начал искать вас с…

Перун небрежно махнул в сторону Коры, неспособный вспомнить имя простой смертной. Велес лишь безучастно наблюдал за братом, и тот насмешливо продолжил:

– Хотя постой… у тебя же нет друзей. Ты был слишком занят своей маленькой смертной, чтобы думать головой.

Велес с недоумением поднял взгляд на Перуна. Казалось, жизнь покинула молодого бога: глаза его были мертвыми и потухшими.

– Ну-ну-ну, – протянул Перун. – Девчонка не стоит такого внимания. Но ты должен признать: трон не может занимать слабый и никчемный бог, отдавший свою любовь ничтожному созданию.

Эти полные высокомерия и жестокости слова определили судьбу мира. Велес ничего не сказал в ответ брату, лишь поднялся с земли, похоронил жену с сыном и пустился в путь не оглядываясь. Но прежде, разгребая пальцами песок, он нашел слезы Коры, ставшие кристаллами, и собрал все до единой. Он уносил с собой память о светлых временах и жажду мести, навсегда омрачившую его душу.

Дойдя до чертога отца, Велес раскрыл обман Перуна. Старые боги были возмущены поведением самозваного Верховного Бога. Так завязалась вражда, которую смертные зовут Войной Богов. На стороне Велеса сражались Старые боги. Перун же привлек в свои ряды Молодых, пообещав разделить с ними власть над освободившимся миром. Битвы одна кровопролитнее другой гремели по миру целое столетие. Человечество пришло в упадок, вынужденное решать, чью сторону принять в битве. Война длилась и длилась. Десять кровопролитных десятилетий истощили мир.

Но всему в мире – хорошему ли, ужасному ли – приходит конец. И Война Богов закончилась. Это случилось в день Великого Раскола. На поле битвы собрались силы сторон. Бой не умолкал ни на миг. Но Перун, призвав тайные темные знания, сотворил колдовство, которого еще не видело небо. Это навсегда изменило облик нового Верховного Бога. Красота и молодость оставили его, волосы побелели, и он никак не напоминал себя прежнего.

Страшная магия, что выпустил Верховный Бог, была такой силы и тьмы, что поразила не только врагов его, но и земную твердь, воздух и всё сущее. На глазах обезумевших от страха богов и вопящих от ужаса людей мир начало разрывать. Жадная черная Бездна засасывала пласты земли, исчезали города, умирали народы. Большинство богов, Молодые и Старые, в попытках спасти человечество и мир сгинули в Бездне навсегда. Перун же, устрашившись мощи темного колдовства, попытался обернуть заклинание вспять. Но это было уже невозможно. Тогда, призвав на помощь оставшихся в живых врагов и соратников, Верховный Бог создал магический купол, который защищал оставшийся клочок земли от обступившей его Бездны, и сотворил Столпы, что держали купол и питали его жизнью и энергией.

Война была окончена. Почти всё человечество погибло. Велес и его отец – вот и всё, что осталось от армии истинного наследника богов. Перун и его Молодые боги пленили обоих и заточили в Подземный Мир – мир Нави. В разрушении мироздания Верховный Бог обвинил Велеса. И его возненавидели, последователи отрекались от него, культ стал запретным. Но не все смертные с легкостью перешли в новую веру, забыв заветы предков. Тех, кто воспротивился и остался верным Велесу, изгнали далеко на север, почти к краю мира и зияющей Бездне. Имя Молодого бога упоминали лишь в проклятиях.

Перун же и Молодые боги приступили к созданию нового мира. Так родилась Явь и до сих пор процветает под предводительством славного и милосердного Бога Перуна.