Текст книги "Любовница лилий"

– Она не представилась? – поинтересовался Виктор и нахмурился.

Он практически был уверен, что это его давняя подружка-прилипала.

– Чудное у нее имя, заморское, такое сразу запоминаешь, – ответил Петр Иванович. – Моника!

«Так и есть! – подумал Виктор. – Кто бы сомневался! Она пасет Николая и наверняка таскает его на место преступления, чтобы выжимать из аморфа как можно больше негативных эмоций. Ничего-то не меняется в этом мире!»

– Ты ее выгнал? – сухо уточнил он.

– С трудом. Навязчивая такая девица, всякие глупости мне предлагала, – признался Петр Иванович. – Но я кремень, меня такими штучками, как красивые глазки и выпяченная грудь не возьмешь. Но эта Моника, скажу я вам, гипнотическая личность.

– Больше она не появлялась? – спросил Виктор.

– Нет, не видал. Заезжая какая-то девка, так мне показалось. На местных не очень похожа. Сказала, что любит достопримечательности и типа зашла сюда в боковую калитку заднего двора, дом понравился. А чего в нем особенного? Обычный загородный, таких тут полно. Кокетничала, мне льстила, не понять зачем, кое-как выпроводил. А калитка-то и правда оказалась открытой, за это простите, хозяин. А ближе к ночи мне будто показалось, что снова эта Моника тут шляется. Запах ее духов я почувствовал. Сладкие они у нее, аж приторные. Я ж давно не курю, вот обоняние полностью восстановилось и даже обострилось. Запахи отлично нос мой чует. Я обошел вокруг дома, но ее не было. А вот… призраков увидел. – Сторож перешел на шепот. – Будто мужчина какой-то, но не стоит, а ползет как бы на коленях, а ползет он к привидению… женщина во всем белом, чисто ангел, глаза светятся небесным огнем… протянула она руку к мужчине и будто волосы его гладит, а он весь трясется в беззвучных рыданиях. Такое вот я увидел, чуть с ума не сошел от страха. А потом раздался мерзкий смех, но я отчего-то узнал голос Моники, начал креститься и «Отче наш» читать. Тут-то все и пропало.

«Черт бы побрал прилипалу! – про себя выругался Виктор. – Это ее проделки. Назло мне решила поиздеваться над сторожем, возможно, свести его с ума».

Моника принадлежала к особому клану. Это были существа неясной для Виктора природы, их главная цель – найти человека, подверженного суициду и довести его до последней черты. Мир устроен так, что после физической смерти самоубийца превращается в аморфа, некий сгусток энергии, которым и питается прилипала. И в таком качестве он остается столько лет, сколько ему отпущено по судьбе земной жизни. Именно Моника в свое время подталкивала его к последнему шагу. И если бы вовремя не вмешался Идрис, то и Виктор сейчас служил бы кормом для этих существ.

– Я завтра же закажу молебен в Соборе Рождества Христова, – сказал он.

– Хорошая церковь! – оживился Петр Иванович.

– А что есть и плохие? – съязвил Виктор.

– Да как сказать, – замялся сторож. – Ну вот хоть церковь Иоанна Воина… ну вы знаете, это возле сквера поэту Пушкину.

– Припоминаю, – ответил Виктор, с любопытством глядя на собеседника. – И что же с ней не так?

– Я родился в Коврове, все мои предки отсюда, наверное поэтому всегда интересовался историей. Так доложу я вам, что раньше там находилась Покровская церковь при кладбище села Рождественское. Именно на нем хоронили местную знать. Еще моя бабушка называла его «кладбище князей Ковровых». При советской власти часовню и некрополь князей снесли, кладбище разорили. И плитами-то могильными даже мостили улицы, вот Абельмана, к примеру. И еще часть плит уехала в Москву, использовали для облицовки стен метро, это я в одном историческом журнале вычитал. А на месте кладбища разбили городской сквер. Ноги-то ныне живущих топчут могилки, а душам это не нравится. Ночью я туда даже соваться бы не стал.

– А мы подростками там спокойно гуляли, – сказал Виктор. – Но какой вы чувствительный, – заметил он.

– Это я мясо убиенных животных перестал есть, вот что-то в организме и меняется, – сообщил Петр Иванович. – Поэтому и опасаюсь тут находиться. Призраков-то видеть совсем неохота.

Они замолчали. Пауза показалась Виктору неприятной. Сторож мялся, опуская глаза, и словно не мог на что-то решиться.

– Виктор Викторович, – наконец проговорил он, – я, по правде говоря, и заявление уже вам написал «по собственному желанию». Увольте меня от этого дела! Боюсь и все тут! Платите вы, конечно, щедро, но уж лучше я на завод вернусь.

– Давайте не будем торопиться, – мягко произнес Виктор, глядя в глаза окончательно смутившегося сторожа. – Я верю, что существуют неупокоенные души. И завтра же с утра закажу молебен по рабе Божией Людмиле. Так звали мою мать.

– Всем привет! – раздался веселый голосок, и из-за дома появилась девушка.

Это была эффектная брюнетка в обтягивающем ее аппетитную фигуру красном брючном костюме. Загорелая гладкая кожа, янтарно-золотистые глаза придавали ей особую пикантность.

– Матерь Божья! – нервно проговорил сторож. – Снова она! Опять что ли калитка не заперта на заднем дворе? Но я проверял!

– Здравствуй, Моника, – спокойно поприветствовал ее Виктор.

– Рада снова тебя видеть, дружочек! – сказала она и широко улыбнулась, демонстрируя неестественно белые и ровные зубы.

– Так вы знакомы? – изумился Петр Иванович, во все глаза глядя на незваную гостью.

– А то! – задорно ответила девушка. – Причем узнали друг друга… во всех смыслах именно в этом городишке. Помнишь, милый?

И Моника кокетливо повела плечами и зажмурилась, словно кошка, поглощающая жирные сливки.

– Не буду вам мешать, – спохватился сторож и быстро направился в сторону ворот.

– Наш разговор не окончен, – громко сказал ему вслед Виктор.

Но Петр Иванович лишь махнул рукой и даже не обернулся.

– Чего приперлась? – грубо спросил Виктор, глядя на девушку с затаенной угрозой.

– А ты не рад? – ласково поинтересовалась прилипала и прижалась к нему всем телом.

Но он резко отстранился и поднялся на крыльцо. Открыв двери, вошел внутрь, но гостью не пригласил. Монику это не смутило, она неотступно следовала за ним.

В гостиной Виктор бросил сумку в кресло и сел на диван. Его вид не предвещал ничего хорошего. Он с трудом сдерживался, чтобы не вытолкать прилипалу из особняка, но понимал, что она здесь не просто так. Петр Иванович, напрочь лишенный каких-либо суицидальных наклонностей, не мог быть ее целью. Конечно, Моника таскала за собой аморфа Николая. Он был когда-то любовником матери Виктора, но польстившись на неожиданное богатство, убил ее в этом доме, инсценировав несчастный случай. Ему все сошло с рук, но Виктор, потеряв голову от горя – а он уже был ловцом и ощущал боль невероятно сильно – подговорил Монику довести его до самоубийства. И это было одним из его страшных преступлений против Ордена. Но оно пока оставалось тайной для всех, и Моника хранила молчание. Ей было выгодно держать одного из самых сильных ловцов на коротком поводке. Аморф Николай поступил в ее полное распоряжение, она всячески мучила его, вызывая эмоциональную боль и питаясь этим. И неудивительно, что она периодически приводила его на место преступления. Виктор не сомневался, что сторож каким-то образом увидел именно аморфа и призрак его матери, которая после насильственной смерти превратилась в ангела. Она не переходила на другой план, пряталась от проводников, ее крепко держала в этом мире ситуация с бывшим возлюбленным, и часто Людмила в виде призрака возникала возле мучающегося Николая и просила пощады для него. Возможно, Моника явилась сюда, чтобы наполнить аморфа негативными эмоциями, подпитать его угасающую энергию. Тогда ее появление было понятным Виктору. А то, что она застала его здесь, оказалось простым совпадением.

– Итак? – коротко бросил он и остро глянул в золотистые глаза прилипалы.

– Даже присесть не предложил даме, – капризно проговорила она. – А еще джентльмен!

– Не увиливай, – раздраженно ответил Виктор. – Зачем ты здесь? И что-то я не вижу твою кормушку. Ты ведь сюда только ради Николая таскаешься.

– Мы тут пирушку на днях устроили, – весело сообщила Моника и села на диван рядом с ним, – все соки из аморфов высосали. Обессилел и твой Николай.

– И вовсе он не мой! – резко ответил Виктор. – Так где он?

– В Париже, – невозмутимо ответила она. – Валяется на чердаке у Эда. Ты помнишь его? – сухо поинтересовалась Моника и прищурила глаза.

– Вас забудешь, – пробормотал Виктор.

Эдвард был прилипалой и постоянным спутником Моники. На пару они выискивали перспективных «клиентов» и мастерски доводили их до последней черты.

– А уж мы-то тебя как помним! – грозно произнесла она и раздула ноздри. – Ты доложил Идрису о своем преступлении?

– Ты о чем? – спокойно уточнил Виктор и сжался.

Он отлично понимал, что имела в виду Моника. Находясь в Венеции, он вмешался в ход событий и вернул к жизни аморфа Марию, которая служила кормом для этой парочки. Такие действия категорически запрещались правила Ордена. Но Виктор поддался эмоциям и нарушил запрет. Он часто вспоминал об этом событии, но оправдывал себя тем, что в то время был охвачен любовью и не ведал, что творил.

– Не притворяйся, – сказала Моника. – Все ты понимаешь. Ну да ладно, сделанного не воротишь.

– Так зачем ты сюда приехала? Вижу, мстить за потерянного аморфа вы мне не собираетесь… пока, по крайней мере… Николая ты не притащила. Что тебе нужно?

– Правду! – кратко ответила она.

Ее золотистые глаза потемнели и помутнели, словно в них насыпали серого песка.

– Не пойму, о чем вообще речь, – искренне сказал Виктор.

– Ты наш враг, хотя лично я к тебе хорошо отношусь, – серьезно начала Моника. – Не забывай, что именно я тогда, в день твоего семнадцатилетия, лишила тебя невинности. А девушки такие романтические моменты помнят.

– Прекрати! – оборвал он ее и поморщился. – И какая ты девушка! Ты не понять что, некая субстанция, существо из потустороннего мира.

– Это так! – кивнула она. – Но и мы способны на чувства.

– Ну, допустим. И что дальше?

Моника встала и подошла к окну. Виктор не мог сканировать ее поле, оно было не человеческой природы, но определенные вибрации он все же чувствовал. И сейчас с изумлением понял, что прилипала растеряна и сбита с толку. С Моникой это было впервые, а ведь он знал ее более десяти лет. Девушка стояла спиной к нему, ее плечи были опущены. Он молча ждал, зная по опыту, что это лучшая из тактик в подобной ситуации. Минут через десять она все же приняла решение, повернулась к нему и глухо проговорила:

– Я точно знаю, что ты нарушил еще один из запретов вашего Ордена. И он самый главный: не любить. А ты любишь. Эта девчонка Лиза… Я видела вас в Париже на прошлой неделе, вы сидели в кафешке на Монмартре и так мило чирикали, держась за руки и глядя в глаза друг другу. Ты был настолько увлечен, что даже не заметил меня, хотя я вошла в кафе и уселась за соседний столик. Но как верно подметил Шекспир: «Любовь слепа и нас лишает глаз…»

– Ты что-то путаешь, – сказал Виктор. – На прошлой неделе я был в Питере. И кстати, весьма успешно поработал. Идрис мной доволен.

Моника замерла, ее взгляд показался Виктору стальным и вскрывающим ему мозг. Он вздрогнул и поежился, невольно закрыв глаза. И через мгновение ощутил прохладные пальцы на своей щеке. Он глянул на Монику. Она присела к нему на диван и смотрела мягче, но с явным непониманием.

– То-то и оно, что сейчас ты выглядишь вполне нормальным ловцом со свободным сердцем и чистым разумом, – задумчиво проговорила Моника и убрала руку, гладившую щеку Виктора. – И я не ощущаю никакой любовной энергии. Ты холоден и прозрачен для меня.

– Может, у тебя развились какие-то галлюцинации? – предположил он. – У прилипал такое бывает?

– Никогда! – уверенно ответила она и откинулась на спинку дивана.

Виктор с любопытством наблюдал за выражением ее хорошенького личика. Моника не скрывала эмоций, она была в смятении, ее мозг отказывался верить происходящему, что-то шло не так в этом привычном для нее мире.

– Поэтому ты сюда и заявилась? – уточнил он.

– Несложно отследить твои перемещения, – сказала она.

– Тем более! – оживился он. – Ты разве не узнала, что я поначалу был на Ольхоне, затем прилетел в Москву, оттуда в Питер и сегодня утром прибыл в Ковров. И не был я во Франции! Глупо все это!

– Но я тебя видела, – устало проговорила Моника. – Причем, вместе с Лизой. Поверь мне на слово. Это не глюки. Это какая-то загадка. И вот что, позвони ей и спроси!

– У меня нет ее нового номера, – ответил Виктор. – Она же просто исчезла тогда в Венеции, ничего не захотела мне сообщить. Да и кто я для нее? Случайный секс.

– И ты не рассказал ей о своих чувствах? – с искренним любопытством проговорила Моника и повернулась к Виктору.

– А смысл? – спросил он и пожал плечами. – Ты же знаешь, нам любить запрещено. И я решил избавиться от этого наваждения. И, как видишь, с успехом это сделал. Так что верить тебе не могу. Ты несешь какой-то бред! Я был в Париже неделю назад, да еще и сидел в кафешке с Лизой?! Бред!

– Но я вас видела! – упрямо проговорила прилипала.

– Знаешь, я сейчас припоминаю, что одна ее подружка – модель предположила, что Лиза вернулась на родину. Она из Калининграда, – задумчиво произнес он.

– Странно все это, – сказала Моника.

– Правда, другая утверждала, что она скрылась в какой-то французской провинции, купила там небольшой домик и ушла из модельного бизнеса, – после паузы добавил он.

– Что-то мне не по себе, – призналась прилипала. – Ощущаю чье-то присутствие.

Виктор напрягся. Он тоже минуту назад почувствовал легкое дуновение, словно по гостиной пробежал слабый сквознячок. Его душа замерла. Он предполагал, кто может здесь появиться, но не хотел этого.

– Так я и знала! – нервно проговорила Моника.

Виктор проследил за ее взглядом, направленным в угол гостиной. Белый размытый силуэт колыхался возле темного шкафа и становился все отчетливее.

– Уходи, – раздраженно крикнула прилипала. – Николая здесь нет.

Виктор тихо застонал и закрыл лицо руками. Призрак матери приблизился.

– Ох, не люблю я ангельские сущности! Меня мутит от вас! – с отвращением сказала Моника и исчезла.

– Сыночек, – раздался еле слышный шелестящий голосок.

Виктор сидел, не шевелясь и не убирая рук от лица. Он все еще винил только себя в том, что произошло с его мамой. Если бы он не купил этот особняк и не дал матери крупную сумму денег, то она осталась бы жива. Именно так он думал. И то, что ее убийца Николай превратился в корм для прилипал и испытывал постоянные муки, его не утешало. Боль не уходила, и Виктор с трудом выносил присутствие матери в этом мире, пусть и в виде призрака. Он продолжал любить ее, но ему стало бы намного легче, если бы порядок вещей не нарушался, и душа матери ушла в другое измерение, подходящее ей по статусу ангела.

– Витенька, – вновь прошелестел голос, – я пришла, чтобы предупредить тебя. Происходит что-то неправильное в вашем мире. Ты раздвоился. Я сама видела твоего двойника, и у него точно твоя энергия.

Виктор вздрогнул и всмотрелся в призрачное лицо. Глаза Людмилы сияли, как всегда, словно изнутри их подсвечивал голубой небесный огонь.

– Но как такое может быть? – нервно спросил он. – Наверняка, просто похожий человек…

«Какие глупости я говорю! – изумился он в душе. – Ангел не может ошибаться, это не человек. Да и Моника только что вещала, что самолично видела меня в Париже, да еще и в компании Лизы».

– Это был ты. Но разница между вами огромная. Тот полон любовью.

– Спасибо, мама, – мягко ответил Виктор. – Я разберусь с этим. И где он был?

– В Париже. Ты же знаешь, что я не могу оставить бедного Колю, не могу уйти в сияющий чертог, пока он в руках прилипал.

– Ах да, Моника только что говорила, что аморфа она оставила у Эда в Париже…, – пробормотал Виктор и нахмурился.

– Я видела тебя, это был вечер. Ты шел по Монмартру с совершенно счастливым выражением лица. Это было три дня назад.

Кое-какие догадки начали появляться. Но пока выводы было делать рано.

Из записной книжки:

«Алхимия процветала в Египте с самых ранних времен, и даже царь Соломон занимался ею. Ее золотой век начался с завоеваний арабов в Азии и Африке во времена уничтожения Александрийской библиотеки. Легковерные сарацины, верящие в силу талисманов и небесных влияний, горячо по верили и в чудеса алхимии.

Затем крестоносцы привезли алхимию в Европу.

Парацельс (Филипп Ореол Теофраст Парацельс Бомбаст из Гогенгейма) ввел выражение alcahest (вероятно, извращение немецких слов all geist, („вседух“) как название всеобщего растворителя. Розенкрейцеры первые предъявили права на обладание алхимическими тайнами и действительно были потомками алхимиков.

После Парацельса алхимики разделились на два класса: одни занимались псевдонаучным, но полезным изучением явлений, тогда как другие погрузились в фантастическую сторону алхимии, писали книги. Язык их теперь непонятен. Достаточно одного краткого образчика текста тех времен: „На ложе Зеленого Льва родились солнце и луна; они сочетались браком и произвели короля. Тот питается кровью льва, который ему отец и мать, и в то же время его брат и сестра. Я опасаюсь, что обнаруживаю тайну, которую обещал моему господину скрыть в темных речах от всякого, кто не знает, как управлять философским огнем“.

Но этот язык адепты понимали, и он предназначался только для них».

Ч. У. Гекерторн

Виктор отдохнул немного и отправился в сторожку уговаривать Петра Ивановича не покидать пост хотя бы еще какое-то время. Он обещал повысить зарплату вдвое и посоветовал не обращать внимания на видения. Тот молча выслушал, но его глаза были грустными.

– А вы на ночь не останетесь? – после паузы уточнил он.

– Нет, вернусь в гостиницу.

– Ну, а я о чем? – сказал сторож. – Даже владелец не хочет здесь ночевать. Ох, не чисто тут! Кой черт приезжать в родной город и не жить в собственном доме?

Виктор опустил голову. Ему не хотелось обсуждать с посторонним человеком свои дела, но и промолчать сейчас было неразумно.

– Петр Иванович, вы должны меня понять, – тихо проговорил он. – Моя мама умерла здесь, и мне тяжело находиться в этом месте. Я подумываю о том, чтобы продать особняк, все равно жить в нем не могу.

– Хорошо, хорошо, – немного испуганно ответил сторож, глядя с сочувствием в повлажневшие глаза Виктора. – Не буду больше вас беспокоить. Идите с миром. А я пока останусь у вас, поработаю еще. Там видно будет. Но валерьянкой запасусь.

Виктор кивнул, улыбнулся ему и покинул сторожку.

До гостиницы он отправился пешком. Уже стемнело, город тонул в сиреневом тумане, огоньки слабо светящих фонарей придавали улицам таинственное очарование, но Виктор не замечал этого. Его настроение было отнюдь не романтичным, чтобы любоваться городским мягким теплым вечером. Он шел медленно, глубоко дыша и стараясь успокоиться. Виктор был на пике эмоций, мысли бродили словно крепкое вино и рождали самые невероятные фантазии. Он не сомневался, что в мире появился его двойник, его точная копия. Он верил и Монике и матери. Виктор интуитивно чувствовал, что все дело в неудавшемся обряде на Ольхоне. Соланж забрала энергию любви. И видимо, произошло что-то экстраординарное, но пока нужная информация к нему не приходила.

«Необходимо сделать две вещи: встретиться с Лизой и выяснить у нее, кого она видела и с кем общалась. И, конечно, найти Соланж и потребовать ответа за ее действия».

Мысли о Лизе не вызвали никакого жара души, он остался равнодушным.

Виктор настолько глубоко задумался, что очнулся, лишь оказавшись у реки. Ноги словно сами привели его к тому злополучному мосту через Клязьму, с которого он десять лет назад чуть не спрыгнул, подстрекаемый Моникой. От неожиданности он так сильно вздрогнул, что выронил сумку. А когда поднял ее, то первым делом увидел призрак матери. Она плавно плыла от него над мостом. Виктор нервно вглядывался в колышущийся силуэт, ему казалось, что мать появилась здесь не просто так и словно зовет его за собой.

Дальше события развивались стремительно. С другой стороны моста на Виктора будто пахнуло смертельной энергией. Он, даже не видя фиолетовых волн поля, нутром ощутил, что к нему приближается потенциальный самоубийца. Все его чувства моментально возбудились и обострились. Призрачный силуэт матери исчез посередине моста, а из тумана выдвинулась небольшая худенькая фигура, за ней тенью следовала более высокая и грузная. Виктор, не раздумывая, на максимальной скорости двинулся к ним. И успел вовремя. На ходу он услышал плачущий голосок девочки:

– Не могу больше… не могу. Не хочу. Мне страшно, мама умерла, не хочу в приют. А меня ведь точно отдадут туда. Там грязно, злые дети, злые воспитатели, там дерутся. И я не выдержу и умру.

– Бедняжка, – ответил ей глухой женский голос. – Такую крошку там забьют до смерти! Лучше сделать, как мы решили. Вода совсем не холодная, а мягкая и приятная. И ты сразу встретишься с мамочкой…

Виктор понял, что слышит вкрадчивый голос прилипалы и рывком бросился к девочке. Та уже стояла на парапете и смотрела вниз, в черную воду. Ее светлые длинные волосы упали, закрыв лицо. Виктор подхватил ее на последнем шаге вниз. Девочка обмякла в его руках. Она была в обмороке.

– Какого дьявола ты лезешь…, – злобно начала женщина.

Виктор развернулся к ней, не выпуская девочку из объятий, и остро глянул в глаза. Они были большими и зеленоватыми, но, как у всех голодных прилипал, мутными. Прилипала выглядела женщиной лет под сорок, это была красивая ухоженная шатенка с пышными формами. Ее внешний вид портила старая вязаная «бабушкина» шаль. Женщина куталась в нее, видимо, нарочито принимая вид бедной и несчастной. Виктор не знал, как она втерлась в доверие потенциального клиента, но то, что он услышал, давало пищу для размышлений.

– Пасешь детей? Неужели так сильно оголодала? – напрямую спросил он. – А ведь, насколько я знаю, у вас в клане дети-аморфы не очень приветствуются. И вовсе не по каким-то моральным принципам. Хотя даже смешно говорить, что у вас они могут быть. Просто малютки поставляют мало энергии для еды, не так ли?

– Ловец, – глухо констатировала она и скинула старую шаль.

Под ней оказалось дорогое кашемировое полупальто. Женщина выпрямилась и гневно посмотрела на Виктора.

– И как ты тут оказался? – продолжила она. – Девчонка сама шла мне в руки. Я ей купила чай и пирожное, она отиралась возле кафешки, тут неподалеку, обласкала ее, выслушала. Она была уже не в себе. Осталось чуть подтолкнуть и привести на мост. Но тут, как назло, какой-то заезжий ловец. Добычу прямо из рук вырвал! Но… вроде привидение над мостом болталось. Не иначе ангел вмешался в судьбу девчонки! Повезло ей.

– Иди отсюда, – посоветовал Виктор и прижал обмирающую девочку к себе.

Прилипалу, как ветром сдуло.

– Что же делать? – пробормотал он, глядя в бледное лицо спасенной. – Куда я с ней? Не в гостиницу же идти с такой спутницей. Вопросов не избежать.

Виктор спустился с моста и вышел на проезжую часть. Ему удалось быстро остановить машину. Он уложил девочку на заднее сидение, вскользь пояснив водителю, что его дочку сморил сон от усталости. Тот ничего выяснять не стал. Они благополучно доехали до особняка. Удивленный Петр Иванович встретил их у ворот. Виктор отпустил машину и понес девочку в дом. Сторож следовал за ними по пятам. Он помог открыть двери, включил в гостиной свет. С девочки сняли небольшой рюкзачок, потертую джинсовую курточку, уложили на диван. Ее щечки чуть порозовели, дышала она более ровно.

– Что это? – взволнованно спрашивал Петр Иванович. – Кто это? Ей плохо? Может, Скорую?

– Моя дальняя родственница, – на ходу придумал Виктор. – Случайно встретил…

– Так вы ж говорили, что у вас никого нет и вы один на белом свете, – удивленно ответил сторож, глядя на девочку.

Она открыла глаза и приподнялась. Слабая улыбка тронула ее бледно-розовые губы. Никакого испуга Виктор, к своему счастью, не заметил. По привычке он просканировал поле. Еще были кое-где выбросы фиолетового цвета, но они на глазах сменялись сиреневыми, затем розовыми с золотистой подсветкой. Но его удивило, что они довольно быстро начали заливаться синими тонами. И это было нестандартно. Виктор отнес такую ауру на глубинную печаль девочки и решил быть настороже.

– Пришла в себя, – удовлетворенно проговорил Петр Иванович. – Может, чаю сделать?

– Было бы отлично! – обрадовался Виктор.

Ему не терпелось остаться с девочкой наедине, чтобы кое-что прояснить.

– Схожу к себе в сторожку, – засуетился Петр Иванович. – Заварка здесь есть, но вот продуктов никаких. А у меня вафельный тортик припасен. Принесу, пожалуй, к чаю.

– Прекрасно! – одобрил Виктор.

Как только за сторожем закрылась входная дверь, он присел рядом с девочкой и взял ее руки в свои. Ее пальчики были холодными, они дрогнули, и он мягко сжал их.

– Как тебя зовут? – спросил Виктор.

– Ева, – ответила она.

– Красивое редкое имя, – с улыбкой заметил он.

– Мама так меня назвала, – сообщила девочка и посмотрела ему в глаза.

– А я Виктор, – сообщил он.

– Дядя Витя, – поправила она и застенчиво улыбнулась.

– Можно и так, – согласился он.

Несмотря на бледность, немного осунувшееся личико, темные круги под глазами, он видел, что Ева необычайно хороша собой, и уже начал подпадать под обаяние ее невинной прелести. Тонкое одухотворенное лицо с нежным овалом, большие красивой формы голубые глаза, длинные густые волосы цвета спелой пшеницы, чистая словно фарфоровая кожа с появившимся тонким румянцем радовали глаз совершенной гармонией.

– Вы же сказали тому мужчине, что я ваша родственница, – заметила она. – Так что будете дядей Витей!

И она задорно тряхнула волосами и снова заулыбалась.

– Ты права, – весело ответил Виктор. – Тогда давай сразу перейдем на «ты». И мне лучше все знать о тебе. Сколько тебе лет?

– Девять, но уже через два месяца будет десять, – торопливо ответила она.

– Я думал меньше, – удивленно заметил он. – Выглядишь лет на восемь.

– Просто пока маленькая, но я расту, – важно проговорила Ева. – А еще мама говорила, что у меня кость узкая, вот.

– Да, девочка ты не крупная, – сказал он. – Что стало с мамой? – осторожно добавил Виктор.

Ева опустила голову. Он машинально включил «второе зрение» и заметил появление сиреневых тонов в ее энергетическом поле.

– Мне нужно знать, – ласково произнес Виктор и погладил девочку по голове.

Она неожиданно прижалась к нему и крепко обняла, уткнув лицо в плечо. Виктора обдало волной нежности. Энергия девочки была так близка ему, словно они были родными по крови. И это немного пугало. Ловец только тогда идеально выполнял свои обязанности, когда был лишен каких-либо привязанностей. Мать Виктора умерла, женат он никогда не был, детей не имел, про отца вообще ничего не знал. Для Ордена такое положение вещей считалось идеальным. Виктор был свободен, ни о ком не болело его сердце, не нужно было заботиться о родных и близких. И весь жар души уходил в работу ловца.

Виктор мягко отстранился, посадил Еву перед собой и твердо проговорил:

– Расскажи мне все быстро и коротко. А то Петр Иванович сейчас вернется, и мы не сможем обсудить ситуацию. Он и так что-то задерживается.

– Мама… умерла девять дней назад, – тихо начала Ева, но вдруг уткнула лицо в ладони и расплакалась.

Виктор обнял ее и прижал к себе. Ему пришлось применить кое-какие тайные энергетические техники, чтобы привести девочку в уравновешенное состояние. И Ева успокоилась.

– Мы из Владимира, – тихо продолжила она. – Мама там работала в театре. Она актриса и певица. Я училась в школе, мы жили в комнате общежития.

– Своей квартиры не было? – уточнил он.

– Мама из детдома. Государство выделило квартиру, но она позже ее продала. Подробностей я не знаю. Кажется, маму обманули, и мы остались на улице. Театр дал комнату.

Ева замолчала и опустила голову. Виктор видел, насколько ей тяжело вспоминать обо всех этих событиях, но ему нужна была информация, и он мягко попросил девочку рассказывать дальше.

– Как-то мама разоткровенничалась, что ей не дают хороших ролей в театре, она очень обижалась на режиссера. Вообще она была нервной всегда. Я знала, что если мама начинает песню Эдит Пиаф, то к ней лучше не подходить. Для меня это был знак, что мама сильно взвинчена.

И Ева, к изумлению Виктора, вдруг запела красивым грудным голосом:

– Non, rien de rien / Non, je ne regrette rien /Ni le bien qu'on m'a fait, ni le mal /Tout ça m'est bien égal /Non, rien de rien /Non, je ne regrette rien /C'est payé, balayé, oublié /Je me fous du passé…

«Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чем. Ни о хорошем, ни о плохом. Мне уже все равно. Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чём. За это все заплачено, и мной забыто…», – машинально перевел он известный хит.

Ева замолчала и сильно покраснела.

– Ты отлично поешь, – похвалил он. – И французский на высоте.

– Я с семи лет занималась с педагогом по вокалу, и школа во Владимире была с углубленным изучением французского и английского. Я должна пойти в четвертый класс сейчас. – Ева вздохнула. – А мама, сколько я себя помню, старалась говорить со мной на французском. Она даже ввела свою систему: один день общаться на русском, второй на иностранном. Она была помешана на Франции, мечтала когда-нибудь туда уехать.

– Так что же случилось?

– Она со всеми разругалась и ушла из театра. Год назад мы переехали в Москву. Мама решила, что во Владимире ее недооценивают, искала счастье в другом месте. А дальше все как-то становилось хуже. Ее никуда не брали, деньги скоро кончились, мама все где-то пропадала даже ночами. Я сидела одна в комнате, которую мы снимали.

– Прости, твоя мама стала злоупотреблять… спиртным? – уточнил Виктор, хотя и так знал ответ на этот вопрос.

– Она была странной, то смеялась, то выглядела заторможенной… и от нее пахло противно, – тихо ответила Ева. – А пару месяцев назад она сказала, что пора бы и папаше поучаствовать в моей судьбе, и мы переехали сюда.

– Как раз хотел спросить, где же твой отец, – заметил Виктор.

– Я его никогда не видела, только на фото, – сообщила Ева.

– Оно у тебя с собой? – оживился он. – Хотелось бы взглянуть.

Ева кивнула и полезла в рюкзачок. Она достала папку.

– Это что? – заинтересовался Виктор. – Твои документы?

– Да, здесь все. Я когда решила сбежать, забрала их с собой, – откровенно сказала она.

– Предусмотрительно, – тихо проговорил Виктор.

– Здесь и мое свидетельство о рождении, и медполис, и даже личное дело из школы.

Девочка открыла папку, вынула небольшую ламинированную фотографию и протянула ее Виктору. Он увидел обнимающихся мужчину и женщину. Они были сняты на фоне какого-то пруда с плавающими белыми лебедями. Мужчина широко улыбался, это был брюнет с высоким лбом, зачесанными назад волосами, черными густыми бровями. Виктор дал ему под пятьдесят. А вот женщина выглядела намного моложе. Хрупкая утонченная блондинка с кудрявыми волосами, ясными глазами и обаятельной улыбкой притягивала взгляд. Ева разительно походила на мать.