Текст книги "Путешествие за кадром"

ЮЛ Киселев
Путешествие за кадром

© ЮЛ Киселев, 2023

* * *

Отрыв

 
Поедем домой
Самой длинной дорогой,
Поедем к себе,
Не считая затрат…
 
 
Поедем, поедем…
Нам тайные хлопоты
Намоленным летом
Уснуть не велят.
 
 
Поедем мы
Долгой плацкартной зимою,
Без спроса, под чайный
Наивной обряд.
 
 
Поедем к себе
Самой верной дорогой,
Поедем домой —
Не жалея затрат.
 

«А здесь не так уж плохо…»

 
А здесь не так уж плохо…
Какой-то господин
Несёт мне чай с востока,
Рахат-лукум – не жизнь.
И брошена монетка
В фонтан через плечо —
На счастье, на удачу…
Беспечное житьё
в бульварных откровеньях —
С вином и ни о чём.
Зато в тебя здесь верят —
Сначала и потом.
 
 
Черёмухи цветенье, велосипеда прыть
По уличному склону – нельзя остановить…
Открыто предложенье – до страшного суда,
До белого каленья вновь чистого листа.
 

Адамов след

 
Собачий холод… Пик Адама.
Разбужен за полночь – иду…
Иду к вершине, шаг за шагом,
Прикрывшись фиговым листком.
 
 
Ступени скользкие базальта,
Тут днём с огнём – колени в кровь.
Ребро, обугленное напрочь,
Не претендует на любовь.
 
 
И прахом грубого помола
Сквозь пальцы не за грош ушло
Добычи краткое веселье
К подножью пожелтевших рощ.
 
 
В расщелинах цвет родиолы…
Рассвета луч берёт своё.
Я на вершине… Плоть от плоти
Адам… и больше ничего.
 

«Мне знакомо его лицо…»

 
Мне знакомо его лицо,
Перепаханное однажды,
Пересыпанное мукой,
Где отдельно глаза-заплатки.
 
 
Он несёт мои дни на помол,
На прокорм жерновам бесстрастным.
Никого не винит и ни в чём —
Не грешит укоризной напрасно.
 
 
У него на плечах мешок —
Ловко высыпал зёрна в короб.
Перемелется и пройдёт —
Лишь ветра сединою в бороду.
 
 
У него за плечами поток —
Колесо крутит, вертит «по-чёрному».
Я пойду напишу стишок —
Мне для этого хватит удали.
 

Посадский круг

 
Мне только бы увидеть вечной город —
Я б все болезни вынес на ногах,
Чужого толка однотонный морок
Спалив в подлунных выцветших стогах.
 
 
На вдохе распахнулись окна,
На выдохе – сомненьям приговор.
И переборы разночинной конки —
Бессонницы измученный простор.
 
 
Окраин бледных скомканные лица
На сдачу покупают корм щеглам.
История – кормилица и жрица,
Тигрица, погибающая в нас.
 
 
На вдохе – не увидишь, не поверишь…
На выдохе – всему отпущен срок.
Мне только бы увидеть вечный город —
Алмазный круг посадских мастеров.
 
 
Создателем закат рукоположен…
И никуда не денешься, сирень
Изобличает свойство тонкой кожи —
Окраин незлопамятную месть.
 

«С тобой играют в поддавки…»

 
С тобой играют в поддавки,
Напялив маску с длинным клювом,
Чумные тропы проторив,
Вокруг развалин Трои водят.
 
 
Из снов, из караульных зим
Воспоминания приходят —
В раскрасках детских пережив
Наивность набуханья почек.
 
 
Но что-то заставляет вновь
Привычным жестом камень бросить
С обрыва и считать круги
В зеркальной чешуе потока.
 
 
В какой-то книге я прочёл,
И в памяти зависли строки:
Лишь отражение тебя —
Развалины погибшей Трои.
 

Бумажный мост

 
Вы убежали ночью,
Хоть выколи глаз – темно…
Не дожидаясь рассвета —
Едкого дыма в лицо.
 
 
Вы убежали ночью,
Так скоро, что даже смешно,
Немые признанья изведав
На зыбком бумажном мосту.
 
 
Вы убежали ночью —
Направленно – в никуда,
Стучаться в закрытые двери,
По кругу – не помня себя.
 
 
Вы убежали ночью,
И было тёмным-темно —
Строчкой по белому полю,
Отмычкой в вороньем рту.
 

«На фоне стен из чёрной черепицы…»

 
На фоне стен из чёрной черепицы —
Продутый ветром, солнцем уличён,
Чтоб обелить отпетые страницы —
Для фотоснимка делаю лицо:
Про то, что умудрён смешным законом
Вчерашнего без имени числа,
Где, с прямотой плацкартного вагона,
Чугунных рельс кривая пролегла.
 

Х

 
А где-то там война,
И все друг друга знают.
На выстрел от любви
На музыках играют.
 
 
Багровую луну
Сквозь тучи наблюдают.
Она и он в толпе,
Других не замечают.
 
 
И видно, как быльём
Дорогу заметает,
А жизнь наперекор
Минутами считают.
 
 
Кроваво-красный свет
За плечи обнимает.
Война берёт своё,
Где все друг друга знают.
 

ХI

 
Им воля была дана —
Путешествовать подо льдами.
Саблезубая стерва весна
Притаилась, забыв состраданье.
 
 
Мудрецу перемены в упрёк:
«Всё вернется на круги», – он скажет…
Лица впалые юных бойцов
И во снах не живут чудесами.
 
 
Вдоль излучин – торосы гурьбой,
Кровоточат под пристальным взглядом.
Захлебнуться тяжёлой водой
Им не кажется наказаньем.
 
 
Тело к телу – прошли перекат,
По цепочке своих окликая…
Впереди глубина, льдов накат
И слышней разговор с небесами.
 

XII

 
Нам эта непогодь – ничто…
Где берег выгнулся подковой,
Построим оловянный дом
Бесценной памяти походной —
 
 
Привал воскресшей тишины…
На безымянной точке сбора,
Мы строим оловянный дом,
На вырост – в летах беспокойных.
 
 
И, лёгкость на ветру добыв,
Жетонов гроздья соблазнённых
Перекликаются в тиши
Вечерним поминальным звоном.
 
 
По имени не знаем всех —
По святцам молимся походным.
И строим оловянный дом —
Во имя стойкости бездонной.
 

«Паутина летит…»

 
Паутина летит —
Тоска и предчувствие…
Дверь захлопну – «в сердцах» —
Кругового бесчувствия.
 
 
И уйду на постой
С корабельными соснами
За порог болевой
Настигающей осени.
 
 
И уймётся тоска
Отношений застуженных…
Паутина летит —
Значит, солнце без удержу.
 

«А в комнате под вечер покой и тишина…»

 
А в комнате под вечер покой и тишина…
На кружевной салфетке – механика певца:
Уложенные крылья блестят исподтишка,
Из сомкнутого клюва – ни песни, ни стишка.
 
 
Сандаловые звери освоили уют —
Крушеньям корабельным подсчёта не ведут.
Стеченье обстоятельств украдкой в уголке
Ждут случая в объятьях пропасть на кураже.
 
 
И вот уж акробаты под потолком снуют.
Тела кордебалетных – извивы – тут как тут,
В безумии жонглёры, властители колец,
Отбрасывают тени распада по стене.
 
 
И время созерцанья разомкнутых углов
Приходит с откровеньем заплечных мастеров.
И тяжба за наследство – обратной стороной —
Проявится внезапной сиротской наготой.
 

«Всю ночь мне снилось: дирижабль…»

 
Всю ночь мне снилось: дирижабль —
Не в небе замкнутое чрево,
А просто слово – девять букв,
Готовых для степных набегов
Кострами событийных орд,
Безбрежной жалостью закатов
И слёзами вослед имён —
Неприложимых к жизни нашей.
Уключин непрерывный скрип…
Размашисты движенья вёсел
За время тяжб и суеты
Гребцов, утративших ремёсла.
Вот охрой смазаны тела —
Блуждают танцы-обереги…
Лишь дисциплина рифм одна
Откроет правду в кои веки.
 

В помощь другу

 
Вечер,
Сентябрь,
Дворик,
Вязы рыжеют, домик.
Тюлевых окон дыханье
В помощь и в назиданье:
Не отлучайся надолго,
Гремя в подворотне стремянкой,
Вдоль улиц нагих и гулких
Не уходи на попятный…
Дай фонарям проснуться,
Набрать непорочной силы
И их потуши под утро —
Во имя Отца и Сына.
В вопросах таятся поступки,
Рождённые из состраданья,
Во имя Святого Духа,
Во имя окон дыханья.
Тяга земная, сознанье
Расшевели, измучай
Во имя отца и сына,
В помощь нищему духом.
 

«Только б ехать…»

 
Только б ехать
И чтоб огни…
Справа, слева – бесповоротно…
Без задумок докучных вослед,
Без отчаянья отголосков.
 
 
Ехать, ехать…
А когда-то снег или дождь…
Но уже неважно,
Что кричали тебе вослед,
Только б ехать – за всё поквитаться,
 
 
Безоглядно – в сквозную ночь…
Справа, слева – огней отрава.
Километры – стежок за стежком —
Белошвейки игра наудачу.
 

Просто

1

 
Он – ничего,
Он просто старый дворник —
Над городом хлопочет, хохоча.
Он знает, чем живёт первоисточник —
Случайного до дрожи бытия.
 
 
Когда-то он умён и обеспечен,
Когда-то трезв, когда-то в стельку пьян.
Он в рюмочной хранит своё эстетство,
Отмеченный поступками буян.
 
 
С собой в ладу – он улице угоден,
Любитель чёрно-белого кино.
Он ничего – он этим удостоен,
Достоинство скроив под ремесло.
 

2

 
Когда все против —
Он совсем не против.
Чечётку бьёт,
Ночами колобродит.
 
 
Душой и телом терпит и находит
Всё то, что не унять, что беспокоит,
Меж жерновов прирученных проходит,
Крупой осыпав город в Рождество.
 

«И снегом можно жить…»

 
И снегом можно жить,
Покой его приемля,
И в малом дорожить
Возможностью спасенья.
Возможностью – не зря,
Затейливо, тропинки
Меж сосен и осин
Прокладывать к калитке.
 

Совершенство круга

 
Из круга мелового зим —
Любви завещанной источник —
На память живо набросал:
Киоск «союзпечать» и ёлки.
 
 
И много снега в этот раз —
На свете нет важнее дела…
О, сколько раз ещё вот так
Простое станет совершенным?
 
 
А вкруг разбросаны огни гирлянд…
Спешим, торопимся – в надежде
На встречу личных перемен,
Не отметая жизни прежней.
 
 
И голос, тот, что не забыть, —
Он мне вослед, он мне вдогонку:
«Держись, старайся не упасть
На наледи у подворотни».
 

«Порядок действий водяных часов…»

 
Порядок действий водяных часов
Толпой беспечной праздно наблюдаем:
По желобам течение кружит
И каменную чашу обрушает.
Отмеченные властью катастроф,
В худой светильник масла подливаем.
Броженье сусла в душных закромах
Воображенье крови занимает.
Дожди дождями, и ничем другим,
Назойливо пороги обивают.
И время, проигравшись в пух и прах,
Нахохлилось под стрешней голубями.
 

Звуки

1

 
Под звуки флейт, свирелей и тимпанов,
Благоуханья мирта и огней —
Судьбою нам предложены котурны
Навеселе, среди тенистых дней.
Девицы, что пристойно дома пряли,
Одежды сбросив, выбежали прочь —
В нагие полуночные забавы,
Отмеченные полную луной.
Вакхические танцы до упада…
В свирепых масках хоры по холмам —
В финале легендарного сюжета
Заученно «пойдут по головам».
Природа, распахнувшая кулисы,
Приберегая тайны про себя,
Клянётся нам любовью Диониса —
Отважною дорогой в никуда.
 

2

 
Меж полей дорогой правлю…
Баба рядом – на возу,
В жемчугах льняны одежды,
Держит косу на весу.
Позади житьё в трущобах
И бытье – на грош свечей.
Почему ж так беспокойно
И тревожно в даль смотреть?
Почему так скоро споры
Тень наводят на плетень?
Болью в небе отзовётся
Жаворонка «канитель».
Колесо над горизонтом —
Что ни день, то был таков…
Ждём, себе не признаёмся,
Передел ржаных оков.
 

3

 
Пой мне, пой…
В этот вечер твой голос на диво…
Так никто не споёт – никогда —
О тревожных надеждах на милость
В замирании каждого дня.
Ты мне пой…
Я исполнен терпеньем
Одноногих песочных часов.
Голос сфинкса ты, камера пыток,
Не нашедшим дорогу домой.
Ты мне пой,
Я не жду оправданий —
К настоящему жалости нет.
Безраздельно царящую крайность
Умножает движение лет.
Пой мне, пой!
В этот вечер оплавленных статуй
Ты меня не посмеешь жалеть…
Месяц, вышедший из тумана, —
Я не вижу себя другим.
 

Негатив

 
Снег убыл, как и не был,
И стало вдруг темно…
Черным-черны деревья —
Все голы под одно.
 
 
И правдой, и неправдой
Набухшая земля
Пугает чернокнижным
Наброском на полях.
 
 
И видно в сотнях окон,
На сотнях этажей
Непогрешимо голых,
Проявленных людей.
 
 
Без сил к сопротивленью —
Все ночи напролёт,
Им кажется спасеньем
Отсутствие забот.
 
 
И правдой, и неправдой
Оттаяла земля,
Грачами набухая
Великого поста.
 

«У меня за голенищем – нож…»

 
У меня за голенищем – нож,
А в душе моей – шестой псалом…
На кого я мимоходом так похож
В зеркале расколотых времён.
 
 
Восемь струн уходят вкривь и вкось…
Как мне их нанизать на колки —
Свору одичавших гончих псов
Научить терпенью, приручив?
 
 
Я сыграю, может быть, спою —
Только б мастер хора разрешил…
За движеньем рук его слежу —
Продолженьем неустанных крыл.
 
 
Голенище, что твоя гармонь…
А в душе моей мятежный свет,
Свора одичавших гончих псов…
Утро вечера лишь в сказке мудреней.
 

Начало песни

1

 
Пророщено зерно в оправе
Оконных застеклённых рам.
Раскрыты ножницы крест-накрест,
Фамильный фотографий храм.
 
 
Живая пальмовая ветка
Для вербных дней принесена.
В забытых символах салфетка
Стекает на пол со стола.
 
 
Игра лучей в осколках вазы —
И брызжет бестолково кровь…
А кто-то, неслучайный, скажет:
«Случайной крови не бывает,
случайной кровь не назовёшь».
 

2

 
Начало песни колыбельной —
У тихой заводи баркас.
Из двери в дверь стучатся ветры —
Река на убыль собралась.
 
 
Босыми пятками по полу
Прошлась простоволоска ночь.
И канула, забрав с собою
Душистый праздничный пирог.
 
 
Осталось крошек милосердье
На радость бойким воробьям.
Природа тайного веселья —
Тугая ракушки спираль.
 

Пережитое

 
Мы с тобой пережили осень,
Пережили зиму, весну,
А под лето отправились в просинь
После дождичка поутру.
 
 
Принимая на веру дорогу,
Принимая себя, кто мы есть.
По обочинам странниц поклоны,
Огородами всходит теплынь.
 
 
Что отпущено – то случится,
А случится – держи ответ…
И ночами надуманный омут
Не ссутулит намокших плеч.
 
 
Ничего не придумав лучше,
Опоздав на последний паром,
Мы тропинкой взошли на кручу —
В нажитой нехитрый покой.
 

Позиция

 
День начат со спасения ужа
Из бочки вполовину полной
Водою, прочерневшей до глубин
Таких, что зеркала в почтении умолкли.
 
 
И дом, и сад стоят настороже,
Себя определив на грани света.
И видно мне, что им не по душе
Назойливость дыханья пустоцветов.
 
 
А на веранде чай уже простыл.
И день седьмой – сегодня воскресенье.
Пирог с начинкой, той, что я просил…
Уж греется у грядки на припеке.
 

«Отдав, найдёшь у лета на исходе…»

 
Отдав, найдёшь у лета на исходе:
Вдали от юбилейных дат
Внезапно полоснёт тебя по горлу
Антоновки вселенский аромат.
 
 
Облагородит яблока паденье
Мгновенье каждое, отпущенное нам.
И речь пойдёт о тонкости материй —
О нежности, пророщенной в стихах,
 
 
О древности мятежности поверий,
О кротости в заброшенных садах —
Преображённых радостью отдельной
У яблочного спаса на губах.
 

«Я собираю яблоки…»

 
Я собираю яблоки
На берегу под яблоней,
И время беспощадное
На время улеглось.
 
 
Но десятину требует
Реки движенье плавное —
Плодов, с горчинкой терпкою,
От яблоней дичков.
 
 
И не для сада райского —
Для бедного урочища,
Где люди, словно зяблики,
Окрашены чудно.
 
 
Растеряны, потеряны
В публичном одиночестве,
Ждут не дождутся милости…
Я с ними заодно…
 

«Может вся жизнь войти…»

 
Может вся жизнь войти
В одно лето —
В домик, где свет внутри,
Окна настежь открыты.
 
 
А может в зиму одну уйти
На мороз – красногрудой птахой
Иль раскатиться лыжнёй
По белому, наново, скату.
 
 
В слякоть осеннюю,
В весеннюю прыть —
Может… и так приключиться —
В старом пенале найти зелёный пятак
Для проходящей с сумою мимо.
 

Время отчаянных

 
В осенне-весенний период
Сюда очень сложно добраться:
Есть время заняться собою —
Не гнать от ворот святотатцев.
 
 
Не брать за охоту на зверя
Монету, на зуб проверив…
Шкура останется целой
Уснувшего сладко медведя.
 
 
И даже в отчаянных мыслях
Дыхание слышать леса…
Сухая осина нам в помощь —
Горбатой дороги сторож.
 
 
И к слову, на радость соседке
Опальной свистеть зимородком,
Когда так непросто добраться
К себе, а тогда уже к Богу.
 

«Снега, снега… Следов разбег…»

 
Снега, снега… Следов разбег…
За окнами плацкартного вагона —
Сторожка, стрелочник,
Убогий человек, как старый посох,
Промелькнул укором,
Всей жизнью порицая бег…
Огни – пронзительно —
Сигнальные зажгутся,
Назначенно определяя пункт
Отпетой невозврата точки.
 

Особенность значений

 
Течение поля под ветром,
Баржа в заросшем затоне,
Дощатых мостов отраженье —
Всё это имеет значенье.
 
 
И лень городков незабвенных
Полуденным куполом в небе
Над знойными скатами кровли
Особенным дышит значеньем.
 
 
Пытаясь извлечь занозу,
Мальчишка присел на скамейку —
Античность являет образ,
Исполненный вечным значеньем.
 
 
Крестом на поляне душистой
В блаженстве раскинуто тело…
Значенье, земною дрожью,
На завтра даёт надежду.
 

Прикосновение

 
Всех путешествий – это интересней,
Когда ещё и с пользой, с расстановкой,
Меж рыночных рядов несёшь кувшины —
С водой студёной, чисто родниковой.
 
 
Гречишным зноем, липовой прохладой
И разнотравьем певчим неподдельным
Тебя торговец мёда привечает —
Воды ему напиться ох как в радость.
 
 
Со знаньем дела жизнь на круг поставив,
Касаясь чаш от солнца золочёных,
Гончар охотно двери открывает
Собранью звуков, в глине обожжённых.
 
 
В торговках овощей и фруктов
Ты видишь повелительниц историй,
Рассказанных в таких чудесных красках, —
Художники вокруг, как подмастерья.
 
 
И в этой мирной радости, блаженной
Источника людских прикосновений,
Ты предлагаешь родников дыханье.
Скажи теперь, к чему ещё стремиться?
 
 
Но тут тебя старик окликнет,
Навскидку – озорней подростка,
К развалу книг с почтеньем приглашает…
Детгиз – смешное слово на обложках.
 
 
И наизусть отрывки он читает —
В них мудрость глубины библейской…
И кто из вас двоих напьётся вдоволь
Воды священной, ты уже не знаешь.
 
 
Пусты кувшины. Площадь перед рынком
Игрой на музыкальных инструментах
Тебя из путешествия встречает.
Пусть даже не тебя, но так случилось…
 
 
Нарядные гражданки и гуляки
Как старого знакомца обнимают.
И в стопку на подносе наливают…
Как ни крути, совсем другое дело.
 
 
И ты им благодарность выражаешь
Рассказами о странствиях завидных.
И как бы невзначай уходишь…
Нет ничего, помимо божьей воли.
 

Потери в лицах

 
Тот город уплыл —
Это видно по лицам прохожих,
По редким соседям,
По взглядам калик перехожих.
 
 
Он уплыл, растворился,
Нашёл для этого время,
По реке – в никуда,
Обнажая сиротское чувство потери.
 
 
Унося за собой
Скрип железных качелей
И гигантских канатных шагов
Круговое, не к месту, веселье.
 
 
В пустоте нам оставив
Бездомность собачьего лая;
Невозможность, как в детстве, в грозу
На себя натянуть с головой одеяло.
 

«Бывает так, что плохо…»

 
Бывает так, что плохо…
Меж четырёх углов
С поличным тебя ловят
На краже облаков.
Дождливых и не очень
Промокших облаков —
С поличным, ночь за ночью,
Меж четырёх углов.
 

Отраженье

 
Сколько погибельных смыслов
Зловеще кружится вокруг,
По-детски к нам беспощадных —
Изученных наизусть.
 
 
Янтарные чётки проснулись —
Теплом осыпаются рук.
И пропасть меж нами и жизнью —
Другой – возвращенье на круг…
 
 
Крылатой слюдой стрекозиной
Калинов качнётся мост,
Как только проявится птица
В оконном проёме – в дождь.
 
 
Усталость – соседка безверья:
Ступень за ступенькой вниз,
В зеркальном своём отраженье —
Верёвочных лестниц свист.
 

Лето благодарения

 
Так хочется лета,
Так хочется цвета его,
Надёжного света
И силы надёжной его.
Так хочется жить без страха,
Где липы высокий чин.
Так хочется ясных ответов
По ряду важных причин.
Так хочется, кроме ответов,
Ещё и просторных домов,
Где будут солдаты и дети
Жить на свирелях игрой.
А мы танцевать благодарно,
Не дав перезреть мехам…
Так хочется ясного света
И силы надёжной – нам.
 

«Эти долгие, долгие дни…»

 
Эти долгие, долгие дни
Распластались телячьей кожей.
Нарезаю по краю ремни
И вяжу их узлами до боли.
 
 
Можно много о чём пожалеть,
Но о том, что живёшь безвозвратно
Ночь и день, снова ночь и день —
Понаслышке узнаешь завтра.
 

За кадром

 
У переправы лошади стояли.
Срывалась фисгармонь навзрыд.
От берега до берега, за кадром,
Несла столетник женщина в платке.
 
 
С ней рядом ни души, ни птиц, ни света,
Лишь сладкий по лицу туман.
Хожденье новых правил, по приметам —
Вчерашний не отыгранный обман.
 
 
Морщинистой рекой беда сплавлялась —
Без страха нарушения добра…
В затылок пустота дышала,
Стекали змейки пота по вискам.
 
 
У переправы в мегафон кричали.
Творилась по наитию судьба:
От берега до берега слепая
В руках столетник девочка несла.
 

«Потери неизбежность…»

 
Потери неизбежность…
Сколько сил в попытках расплатиться
Шаг за шагом…
Радивая собака-поводырь —
Она всё видит, и печаль не прячь.
 
 
Пророщенное совести зерно
Ошейником измученных событий
Затягивает паузу хитро
И душит, не дыша, вопросом первобытным.
 
 
Когда же, если не сейчас?
В попытках расплатиться – неизбежность…
Грядущая над городом страда —
Надежда, что не будет так, как прежде.
 

«Буду я сплавляться по реке…»

 
Буду я сплавляться по реке,
По теченью открывая слово,
В одноместном утлом челноке,
Возлюбив волнистую природу,
 
 
Тишину великую холмов,
Принимая от истока волю,
Позабыв на вкус нехитрых снов
Каменные гроздья винограда.
 
 
Разделённых несколько хлебов —
Большего на свете и не надо…
Налегке сплавляюсь по реке,
Защищённый птичьими правами.
 

Сначала

 
Мой ангел оловянный
На полке за стеклом,
На кухоньке – у жизни
Сначала и потом…
 
 
Потом – всегда сначала,
На каждый день своё…
И ходики венчают
Такое вот житьё.
 
 
Мой ангел совершенный…
Ну что я без него?
Как усечённый месяц —
По первое число.
 
 
Просыпаны на полке
Шиповника плоды.
Багряный цвет настойки —
Предвестие зимы.
 
 
Мой ангел оловянный,
Под честный разговор
Тебе открою душу…
Ну, как я без него?
 

«Цени тепло, цени…»

 
Цени тепло, цени
В любом из проявлений.
Не бойся проявить сердечного усердья.
Движением руки избавься от запретов —
В жаровне поддержи угольев притяженье.
 
 
Надменности границ препятствие – орешник.
Там птица голосит с названием пересмешник,
И стужу ворожит, чтоб не погасли печки,
Камины, комельки, рождественские свечки.
 
 
По улице пройди, найди тот дом с верандой —
Черёмуха в цвету была тебе там рада…
И личных катастроф не бойся проявлений —
Там только для тебя подметены ступеньки.
 

«Мы не молоды столько лет…»

 
Мы не молоды столько лет,
И усталость проходит рефреном.
Коллективный висит портрет,
Для кого-то – смешной и отпетый.
 
 
В рамку горечи заключён
Из душистых терновых веток.
Шелестит гусиный поток
Белым пламенем по рассвету.
 
 
Равнодушие сводит с ума —
Мы на спрос не дождёмся ответа…
Коллективный распят портрет,
И нет выбора, только выход.
 
 
Столько лет, столько горьких лет
Не смиренной дождями боли…
И не кажется, так и есть —
Ей обязаны мы рожденьем.
 

Арабески

 
Живёшь в лесу, и нет другого дела,
Как только собирать валежник
В сухом остатке сокровенных мыслей,
Когда уже и птицы отгнездились.
 
 
И, не касаясь многого на свете,
Откуда ни возьмись, то волк, то овен
Перебегали просеку под солнцем,
Являя образ красоты нездешней.
 
 
Дышали кроны корабельных сосен
Заоблачным желаньем не иссякнуть,
смолой душистой проникая в почву.
И в капле муравей застыл отважно.
 
 
Присядешь на вязанку у дороги
Лесной… владельцем ясного решенья —
Из грубой перемётной сумки
Достанешь пистолет давнишний,
Тяжёлый и вполне пригодный, на рукоятке
вязь из арабесок.
 
 
На полку всыпешь серебристый порох…
Ну, что тут скажешь – с лесом шутки плохи…
И выстрелишь – туда, где неизвестность,
Внезапным разрастаясь эхом,
Окажется грибным дождём – прощённым.