Текст книги "Божья кара"

Женька вернулась в прихожую, распахнула внутреннюю дверь, взяла в руки огромные Владиковы ботинки и притаилась на пороге гостиной. Когда же ее чуткие уши уловили на лестнице грохот полицейских шагов, Женька выскочила из укрытия и молча метнула во Владика грязный здоровенный ботинок.

Владик нападения не ожидал, а сидел в трусах, развалясь на диване, довольный, слегка сомлевший от водки, а потому, получив ботинком точнехонько по лбу, разразился громкой отборной бранью, сопроводив ее неосуществимыми угрозами. Женя, не теряя времени даром, запустила в него вторым ботинком и кинулась к входной двери.

Когда ничего не понимающий, оскорбленный в лучших чувствах Владик Корытко, с перекошенным лицом, сжатыми кулаками и громогласными проклятьями, появился на пороге комнаты, Женя уже рыдала на широкой груди капитана Суровцева.

Дальнейшее было сном волшебным. По мановению капитанской руки Владик был скручен двумя бравыми молодцами с автоматами, получил по загривку и под возмущенные крики, бесплодные угрозы и отборный мат был выдворен из квартиры. В одних трусах. Ботинки Женя скинула ему следом на лестницу, вместе с курткой. Сама Женя млела от счастья. Капитан Суровцев счел это посттравматическим синдромом и предлагал вызвать неотложку.

«Мне не в травму, мне в ресторан надо, праздновать», – так и хотелось крикнуть Жене. Но все же, выдерживая роль до конца, она шмыгала носом, пускала клюквенные слюни и одергивала рваный свитер, пока за стражами порядка не захлопнулись обе двери. После чего она с визгом и гиканьем, выплюнув изо рта вату, пронеслась в победном танце по квартире. Потом, вытащив из-под дивана Сильвера с Корнишоном, котенок и правда был похож на маленький огурчик, зацеловала их до одурения и бросилась звонить Ольге. Триумфом хотелось поделиться и похвастаться.

Женя была уверена, что отныне ноги Владика Корытко на ее пороге не будет. При всех своих прочих многочисленных «достоинствах» он был еще и труслив, так что воспоминаний о ночи в кутузке ему хватит до скончания дней.

Глава 8

Утро следующего дня Женя начала с покупки нового свитера, строгого и элегантного. И жутко дорогого. И только облачившись в обновку, она отправилась в клинику «колоть» доктора Васильеву.

В кабинете, как и в предыдущий Женин визит, царили какие-то особые покой и умиротворение, они сразу же окутывали входящего, словно одурманивали восточными благовониями. А между тем в кабинете пахло, как и положено, стерильными инструментами, резиновыми перчатками, бумагой, лекарствами и казенной мебелью.

Женя прошла и села на прежнее место перед доктором, и снова они остались одни. Женя отметила, что, как и в прошлый раз, доктор работала одна, а медсестра должна была вот-вот вернуться. Только теперь Женя усмотрела в этом обстоятельстве особый смысл. Нет медсестры, нет свидетеля.

Доктор Васильева, как и в прошлый раз, была доброжелательна без излишней слащавости, внимательна без навязчивости, и вообще, как ни старалась Женя, придраться к ней она не могла. А вскоре вновь поймала себя на мысли о том, что так ли уж велика вина Галины Борисовны? Не оклеветали ли ее недруги, не напутала ли чего больная Лосева? Но какие бы сомнения ни витали в Жениной голове, выданные Труппом сто тысяч требовали отработки, а приобретенный на часть этих денег новый свитер тормошил Женину совесть, заставляя добросовестно отрабатывать подозреваемую, изыскивая доказательства и добывая улики.

– Галина Борисовна, у меня муж очень переживает, не заразно ли мое воспаление, и вообще, не венерическое ли оно? Вчера весь вечер психовал, денег на уколы не дал, сказал, пока назначение врача не принесу и не докажу, что я не заразная, вообще разговаривать со мной не будет! – Сегодня слезы из Жениных глаз текли рекой, история, придуманная на ходу, вызывала сочувствие у нее самой. Она так и видела жестокосердного гада, ждущего ее дома и не доверяющего собственной законной супруге. Видимо, вчера, в исторический момент изгнания Владика Корытко, ее угнетенный дух вырвался на свободу, расправил крылья и поднял Женю на небывалые высоты, раскрыв дремавшие доселе в ней таланты, в том числе и актерский. Ах, как обрадовалась бы она этому перерождению год, два назад, и как незначительно это событие было для нее сегодня. Актерские подмостки перестали быть желанны, актеры сошли с пьедестала и из служителей храма превратились в уличных скоморохов, потешающих толпу. Зато журналист из досужего сплетника, тщащегося позабавить пустыми байками обывателя, в мгновение ока превратился в поборника истины, в заступника и радетеля униженных и оскорбленных.

Все эти мысли плавно текли в Жениной голове, не мешая ей фиглярствовать.

Галина Борисовна слушала ее с искренним сочувствием, понимающе кивала:

– Я думаю, ваш муж может подойти ко мне, и я все ему объясню. Или, если хотите, я оставлю вам номер своего мобильного, пусть позвонит, я все расскажу ему в подробностях.

– Ну что вы! Он в жизни не признается никому, что не доверяет мне, и такие вещи, как гинекология, не будет обсуждать! – краснея, замахала руками Женя. – Вы лучше напишите мне справку, что я не больна венерическими заболеваниями и мой диагноз.

На лице доктора отразилось глубокое сожаление.

– Можно на разных бумажках. Но обязательно с печатью. Особенно про венерологию, – молитвенно сложила руки Женя. – Он псих, но не жадный. Ему не двадцать тысяч жаль, бери хоть сто. На здоровье жены он экономить не станет. Просто очень подозрительный и ревнивый. – Женя покраснела и потупила очи.

Если Васильева откажется от фактически предложенных ей ста тысяч, значит, она не виновата, решила Женя, с замиранием сердца ожидая реакции докторши.

– Даже не знаю, чем вам помочь, – задумчиво смотрела на Женю докторша. – Понимаете, мы частная клиника и просто не имеем права давать справки.

– Но ведь мы делали анализы, почему нельзя сделать по ним заключение? – удивленно спросила Женя.

Васильева улыбнулась. В ее улыбке были сочувствие, дружеское участие, снисходительное понимание. Докторша поправила тоненький ободок, поддерживающий ее темные, слегка вьющиеся волосы, и предложила.

– Ваш муж простужается? Ему шею иногда продувает? Или, может, у него ангина бывает, насморк? – неожиданно спросила Галина Борисовна.

– Ну конечно, – согласно кивнула Женя. Что мы, в Египте живем, чтоб у нас соплей не было?

– Любое из этих заболеваний связано с воспалительным процессом. Воспаление горла, аденоидов, слизистых оболочек, гайморовых пазух, воспаление суставов. Да мало ли есть на свете воспалений, и ни одно из них не имеет отношения к венерологии. Так что вашему мужу можно сказать, что ваш воспалительный процесс скорее простудного свойства. Посидели на холодном камне, или на земле, или ноги промочили, и вот, пожалуйста.

– И все? – с удивлением переспросила Женя. – То есть ничего серьезного у меня нет?

– Ну, разумеется. Можно пропить курс обычных антибиотиков, но они убьют микрофлору, придется долго восстанавливаться. А вы хотите забеременеть. Уколы, которые я вам предложила, дороже, но безопаснее для организма, меньше побочных эффектов и воздействуют непосредственно на воспаленную зону, – доброжелательно пояснила Васильева. – Так что посоветуйтесь с мужем, обсудите, объясните ему, что ничего «такого» в вашем заболевании нет. И если надумаете делать уколы, добро пожаловать. А если нет, попробуем обычный курс лекарств.

Из кабинета Женя выходила в твердой уверенности, что уколы хоть и дороже, но явно предпочтительнее, и придется ее благоверному раскошелиться. Лишь добравшись до гардероба, надев куртку, накрутив шарф и взглянув в зеркало на собственное отражение, Женя опомнилась.

Какие уколы, какой благоверный? Она совершенно здорова! А здорова ли? – тут же засомневалась Женя. Ведь она уже больше года не обследовалась, и с чего это она вдруг решила, что Васильева ее обманывает? Эта мысль показалась Жене более чем здравой. Если она ведет серьезное расследование, то должна быть объективной. Надо пройти независимое обследование, но не у Ганелиной, она тоже лицо заинтересованное, а в государственной женской консультации, получить на руки все результаты анализов и медкарту. А потом сравнить с теми, что остались у Васильевой. Да, но ведь она не получила ни анализов, ни карту. Ей даже диагноз не назвали! Какая же она дура! Женя хлопнула себя по лбу.

За время размышлений она успела дойти до автобусной остановки и теперь стояла в недоумении, а что делать дальше? Нет, надо возвращаться. Она страшно сглупила, надо выправлять ситуацию, а не то придется Труппу деньги за новый свитер возвращать.

Свитер она купила еще утром, в МЕХХ, был он очень мягенький, уютный, строгий и дорогой. Надо идти его отрабатывать. И Женя поплелась назад в клинику.

– Здравствуйте еще раз, – заглянула она в окошко регистратуры. – Совершенно забыла, что собиралась к окулисту зайти. К нему большая очередь?

Окулиста Женя выбрала специально. Во-первых, Ганелина ее предупредила, что Васильева иногда ведет прием и как уролог, а вдруг она у них и хирурга, и невропатолога заменяет. А вот окулист от гинекологии страшно далек. К тому же у Жени недавно конъюнктивит был. Во всяком случае, так ей на работе объяснили, к врачу она тогда не пошла, а просто прокапала альбуцид, да и дело с концом. Так что не мешало бы провериться.

– Да, окулист принимает. Сейчас я вам карточку оформлю и номерок дам.

– А зачем мне карточку оформлять? – удивилась Женя. – У меня уже есть карточка.

– Та у гинеколога осталась. Я вам другую оформлю, – отмахнулась от нее девица в окошке.

– Зачем? – На этот раз Женя была собранна и настороженна. – К чему мне две карточки?

– Это будет удобнее для вас. Не будут путаться записи, – укоризненно посмотрела на Женю девица, так, словно это именно она, Женя, сморозила какую-то глупость.

– А если я потом захочу посетить ортопеда, или терапевта, или лора, мне еще пять карточек заводить? – строго свела брови Женя. – Знаете, девушка, мне отчего-то кажется, что вам просто лень зад оторвать, чтобы сбегать к гинекологу за моей картой. А раз так, думаю, мне будет проще попросить об этом вашего директора или главврача. – И Женя с решительным видом оторвалась от стойки регистратуры.

Как и предполагалось, после такого демарша девица проявила удивительную подвижность и, бубня себе под нос что-то неразборчивое про капризных клиентов, которые сами не знают, чего хотят, унеслась за карточкой.

Окулиста Женя благополучно посетила и свою карточку у него забрала, хотя и не без боя. Выдача карточек на руки пациентам в этом заведении, вероятно, каралась смертью.

Вооруженная документом, Женя позвонила Ганелиной поделиться успехами.

– Отлично! – одобрила Виктория Игоревна. – Везите ее ко мне, я посмотрю, что там, и сделаю копию, а завтра вы ее назад вернете. Скажете, случайно унесли, по ошибке.

– А зачем ее возвращать? Разве она не нужна нам для дела? – насторожилась Женька, так до конца и не решившая, кому же из врачей верить.

– Нужна. Но сейчас для нас главное, не вызывая подозрений, достать ампулу с лекарством. Когда вы сможете ко мне приехать?

– Думаю, часа через три, – рассудила Женя, делая скидку на очередь в женской консультации.

Обследования она прошла, но результаты анализов обещали только через три дня. Хотя на глаз врач из консультации никаких воспалений определить не смог, но до конца такую возможность отметать не стал. И Женя, по-прежнему мучимая сомнениями, отправилась к Ганелиной.

– Знаете, Виктория, – обратилась к Ганелиной Женя, когда та сделала копию ее тощенькой медкарты. – Может, мне пройти обследование и у вас, для чистоты эксперимента, а вдруг Васильева поставила мне правильный диагноз?

– Давайте. Но знаете, Женя, странно уже то, что ни одного результата из оплаченных вами анализов здесь нет. Я вообще не уверена, что она их брала. А если и брала, то посылала в лабораторию. Спросите ее завтра, где они. Скажите, случайно пролистала карточку, пока ждала окулиста, и не нашла.

– Ладно.

– Ну а теперь в смотровую. Анализы у вас возьму все. Только знаете что, чтобы все было официально, вам придется за них заплатить, – смущенно пояснила Виктория Игоревна.

– Не вопрос. Шеф меня спонсирует, так что где у вас касса, – небрежно расстегивая старенький потертый кошелек, спросила Женя.

Когда неприятная процедура была пройдена, а Женя, морщась и кряхтя, слезла с кресла, Виктория Игоревна обратилась к ней из-за ширмы:

– Я вчера порылась в Интернете и кое-что нашла. Сейчас я вам дам ссылки на нужные форумы. Или, если это удобнее, оставьте мне свою электронку, я вам скину. Но я смогла обнаружить двух пациенток Васильевой. И знаете, учитывая распространенность фамилии, у меня появилась идея, а не опубликовать ли в Инете ее фото? Возможно, она раньше работала в другой клинике и там тоже наследила. Просто люди не связали мой вопрос именно с этой Васильевой.

Женя вышла из-за ширмы. Доктор сидела у стола и ждала ответа.

– Давайте попробуем. Можно зайти на сайт клиники, скопировать там фото и выложить в Интернете. Только надо сперва зарегистрироваться под чужим именем, – предложила Женя.

– Разумеется, – согласилась Ганелина и вернулась к Жениной карточке.

– Ну и что у меня там? – полюбопытствовала Женя.

– Все абсолютно замечательно. Можно хоть завтра детей рожать, – откидываясь на спинку стула, бодро заверила ее Ганелина.

– А анализы?

– Анализы будут завтра. Но поверьте мне, чисто у вас все.

– И в карточке так и записано? – решила уточнить Женя.

– Вот, – насмешливо протянула Виктория Игоревна. – И вообще, давай по имени и на «ты». Мы же теперь товарищи по оружию.

– Давай, – согласилась Женя, решив, что в случае чего всегда сможет пойти на попятную.

– Кстати, тебя же наш зав. отделением ждет, – спохватилась Виктория. – Иди скорее, он тебя уже час, наверное, дожидается. Я его уговорила. Он дал официальное разрешение на сотрудничество. Я убедила его, что слава нашего заведения как надежной, солидной клиники с опытным профессиональным штатом только возрастет после вашего эфира.

– Спасибо, – искренне обрадовалась Женя и помчалась к заведующему.

Был вечер. Женя сидела в редакции с чашкой остывшего кофе в руках перед пестрившим строчками и смайликами экраном ноутбука и смотрела остановившимся взглядом в черную гладь оконного стекла. Коллеги уже разбежались по домам, и в комнате было тихо и пусто. Женьке тоже следовало давно идти домой, но было лень шевелиться. Все последние дни были наполнены беготней и непривычной суетой. Следствие бойко шло вперед, правда, в какую-то совершенно непонятную сторону. Никакого расследования самоубийств не велось, а шла разработка какого-то неизвестного миру гинеколога из маленькой частной клиники.

Гм. Почему так произошло? Вроде началось все правильно, а потом в какой-то момент появились новые, дополнительные вопросы, требующие разъяснения, и следствие ушло в сторону. И Женька отчего-то забыла и Ирину Коваленко, и прочих, пока еще неизвестных ей погибших девушек и занялась гинекологической проблемой.

Нет. История врача-вредителя это, конечно, интересно, при условии, что Женя докажет ее вину. А если нет? Почему она так быстро отказалась от первоначальной идеи? Почему решила, что судьба жертв врачебных ошибок важнее судьбы молодых успешных женщин, решившихся на самоубийство?

Потому, что попала под влияние Виктории Ганелиной? Женя отхлебнула отвратительной бурой жижи из чашки и поморщилась. Конечно, Ганелина насильно ее ни к чему не принуждала, она просто предложила провести другое расследование, и Женя легко согласилась. Вопрос, почему она согласилась так быстро?

Женя поставила на стол остывшую чашку. Проблема, всплывшая совершенно случайно, оказалось вдруг вовсе не шуточной. И дело было не в расследовании. Дело было в ней, в Жене. Почему она так легко меняет свои планы и мнения? Потому что она по-прежнему осталась бесхребетной, легковнушаемой тряпкой? Или потому, что она чутко прислушивается к доводам здравого смысла и нутром чувствует наиболее острую, скандальную, перспективную с репортерской точки зрения тему? Второй вариант был значительно привлекательнее, но Жене сейчас была важна не привлекательность, а правда. После стольких лет, проведенных ею в плену иллюзий и под гнетом чужой, эгоистичной, недоброй воли, ей было важно убедиться, что она еще способна мыслить самостоятельно, самостоятельно принимать решения. Объективно, здраво оценивать ситуации, анализировать чужие мнения и мысли, а не принимать их как данность, как неоспоримую истину. Не прогибаться перед более стойким, напористым и сильным духом оппонентом, другом, врагом.

Женя взглянула на свое отражение в черном стекле. Прямая спина, наследство увлечения танцами. Тощая шея. Коротенькая мальчишеская стрижка. Прямые, похожие на тире брови, ровненький, чуть вздернутый нос, широкие скулы и большие розовые уши. Таким ушам позавидовала бы японская гейша, усмехнулась про себя Женя. Большие розовые уши доставляли ей столько переживаний в пору отрочества и юности, что наконец выжали из нее все мыслимые эмоции. И в одно прекрасное утро Женя проснулась, взглянула на себя в зеркало и подумала: «Уши как уши, все равно не отвалятся и другие на их месте не вырастут, а значит, и расстраиваться нечего. Надо жить дальше». Эта внутренняя метаморфоза почему-то быстро забылась, а жаль. Ведь если она смогла преодолеть такой существенный комплекс, значит, ей по силам и большее. Женя встрепенулась. Значит, она может избавиться и от неуверенности в себе, и от позиции «жертвы». Выгнала же она вчера Владика, да еще с каким треском!

Сегодня утром, по пути на работу, Женя заскочила в отделение и передала арестованному джинсы и свитер, бедняга всю ночь провел в трусах, куртке и ботинках. Хорошо в отделении было не холодно. И тут ее мыслительный поток был прерван телефонной трелью.

Просто мистика какая-то, отметила про себя Женя, беря в руки мобильник. Только вспомнишь, и вот он тут как тут. Сивка-Бурка вещая каурка, не иначе.

– Чего тебе? – нелюбезно, но на удивление спокойно спросила Женя, минуя приветствие.

– Немедленно верни мне вещи! – приказным, не терпящим возражений тоном произнес Владик Корытко. – Все до единой! Сегодня же привези их в театр, не позже десяти!

– Да? А не то что? В полицию пожалуешься? – насмешливо спросила Женя. – Вот что, голубчик. Ничего я тебе не повезу. – Голос ее звучал на удивление спокойно, даже несколько утомленно. – Пришли кого-нибудь за ними, сам не приезжай. Сегодня я буду дома, – Женя задумчиво взглянула на часы, – часов в десять. Значит, с половины одиннадцатого до одиннадцати можешь присылать. – И повесила трубку.

Нет. Все же не так просто ею теперь помыкать. Дудки, усмехнулась взбодрившаяся Женя. А что касается расследования, то она вполне в состоянии провести оба расследования параллельно. В конце концов, если материал будет интересным, запустят две передачи. А может, ей вообще собственную передачу поручат вести. Что-то типа «Журналистских расследований», или, например, «Потапова обвиняет», или «Поиск истины с Евгенией Потаповой». С такими заголовками она сможет сперва получить премию телеакадемии, а потом и перейти на один из центральных каналов. Перспективы, нарисовавшиеся в Женькиной голове, были такими головокружительными, такими манящими, такими реалистичными, что вместо дальнейшего штудирования блогов она открыла новое окно и принялась выбирать себе вечернее платье для торжественной церемонии. А спустя полчаса, убедившись, что голова ее реалистично мыслить и здраво рассуждать уже отказалась, Женя сочла за лучшее отправиться домой.

И все же до звонка Владика она успела почерпнуть кое-что дельное. Помимо уже найденных Викторией пациенток доктора Васильевой, Женя сумела найти еще троих пострадавших. Точнее, двоих, третья женщина недавно скончалась от запущенного рака. На форуме Женя общалась с ее сестрой. Судя по найденным Женей отзывам, Виктория Ганелина была абсолютно права, и милейшая Галина Борисовна Васильева злонамеренно и расчетливо губила чужие жизни, неплохо при этом наживаясь на чужой беде. Теперь перед Женей стояла непростая задача убедить всех откликнувшихся женщин встретиться с ней, а затем принять участие в передаче или хотя бы дать интервью. Первое, конечно, предпочтительнее.

Глава 9

Женя торопливо шагала к дому, надвинув капюшон куртки на самый нос и засунув руки в карманы. Холодный промозглый ветер, задувавший с Невы, наводил на мысль, что пора бы уже найти перчатки и шарф. Золотая осень с теплыми, тихими вечерами и россыпями ярких звезд на небе закончилась, уступив месте слякотной, дождливой поре, неласковой и неуютной, с ночными заморозками, холодными дождями и пасмурным сизо-серым небом. Перепрыгивая через лужи, Женя сама не заметила, как добралась до знакомого отделения полиции. Свет в окошках свежевыкрашенного в веселенький желтый цвет старого здания еще горел, и Жене вдруг подумалось, а не заглянуть ли ей на огонек к капитану Суровцеву. Надо же ей раздобыть данные по Ирине Ковальчук, а капитан Суровцев – это простейший и кратчайший путь к ее цели. К тому же они теперь так сдружились. И Женя решительно потянула на себя тяжелую казенную дверь.

– Потапова? Теперь чего? – едва увидев в дверях знакомую личность, не скрывая раздражения, спросил Петр Леонидович, который, как всегда, оказался на месте, и, как всегда, был не в духе.

– Здравия желаю! – насмешливо, по-военному поздоровалась Женя, совершенно не смущенная нелюбезным приемом. После задержания Владика она испытывала к капитану почти родственные чувства. Да и бояться его перестала, потому как поняла, все его хамство и грубость – следствие тяжелой жизни, нерегулярного питания и скверной компании. А на какую еще может рассчитывать сотрудник следственного отдела? А потому Женя смело прошла в кабинет и дружелюбно спросила: – А вы почему до сих пор на работе? Вот сидели бы по вечерам, как все люди, дома перед телевизором, и не пришлось бы так часто со мной видеться.

– У меня теща в гости приехала, на две недели, – буркнул капитан, и его небритое, брюзгливое лицо залилось свекольным румянцем.

Надо же, умилилась Женя, оказывается, и суровому капитану не чужды простые человеческие эмоции. Например, смущение и стыд. Боитесь вы, голубчик капитан Суровцев, собственной тещи. Бандитов не боитесь, а тещи боитесь. Наверное, и жены тоже опасаетесь. А значит, вы не кто иной, как обыкновенный подкаблучник. Осознав самую суть личности грозного капитана, Женя окончательно утратила перед ним всякую робость и по-хозяйски устроилась на стуле, закинув ногу на ногу, расстегнув куртку и бросив на пол пестренький лоскутный баул. Надо будет завтра же купить приличную сумку, отметила мимоходом она.

– Гражданочка, а что это вы тут располагаетесь? – нахмурил недоуменно брови капитан Петр Леонидович, и не догадывающийся, какие крамольные мысли витают в Жениной голове. – Вам что, собственно, надо? Опять сожитель в квартире буянит или на этот раз к вам насильник на улице пристал?

– Да нет. Я насчет погибшей Коваленко, – растирая озябшие руки, пояснила Женя. – Хорошо у вас тут, тепло. А на улице такой холод, влажность, ветер до самых костей пробирает. Еле-еле до вас добежала. Сейчас погреюсь немного, данные на Коваленко запишу и домой.

Во время этого полного искренней наивности диалога капитанские глаза успели выкатиться из-под вечно прищуренных век и уставиться на Женю, балансируя в очень опасном положении, рискуя вовсе вывалиться из глазниц.

– Вы что, сюда погреться зашли? – тихим, каким-то подчеркнуто ласковым голосом спросил он.

– Нет. Я же говорю, мне сведения о Коваленко нужны. Хотя, – пожав легкомысленно плечами, продолжила после недолгой паузы Женя, – если бы на улице не было так холодно, может, я бы и поленилась сегодня к вам идти. Ну так что? Продиктуете ее адрес и место работы или на бумажке напишете?

– Потапова, ты понимаешь, где ты находишься? Ты себе отчет отдаешь, с кем беседуешь? – прежним проникновенным голосом спросил капитан, глядя на Женю, как на заморского кенгуру.

– Да ладно вам, Петр Леонидович, – успокаивающе проговорила Женя. – Я вас больше не боюсь, так что шипеть на меня не надо. Зато, если вы сейчас быстренько все сведения выдадите, я вас к себе в гости приглашу. У меня сегодня тушеные баклажаны с чесноком, свиные отбивные. – О том, что и баклажаны, и отбивные были ею только что куплены в ближайшей кулинарии, Женя решила не рассказывать. – Картошка в мундире, потому что чистить долго и муторно, и, кажется, осталась банка соленых огурцов. Бабушкиных. Она, знаете, как их вкусно солит? Они у нее всегда хрустящими остаются. Ну что, идем?

– Низко это, Потапова, человека по больным точкам бить, – тяжело вздыхая, проговорил Суровцев.

– Вам виднее, вы же полицейский, – двусмысленно заметила Женя.

– Ну, знаешь, Потапова, а вот это уже наглость, – вспыхнул правильно понявший ее намек капитан.

– Да ладно вам, – примирительно улыбнулась Женя. – Давайте распечатку и пошли ужинать. Если поторопитесь, через двадцать минут уже за столом сидеть будем.

– Так быстро картошка не сварится, – открывая данные в компьютере, пробубнил капитан.

– Моя сварится, она у меня мелкая, – успокоила его Женя.

– А теперь расскажите мне об Ирине Коваленко, почему она спрыгнула с моста? – с набитым ртом спросила Женя у Петра Леонидовича, которого все же сумела заманить к себе на ужин.

Теперь они сидели на маленькой Жениной кухне и ели кулинарные деликатесы. Правда, сперва девушке пришлось ликвидировать в прихожей следы пребывания в доме маленького невоспитанного котенка Корнишона. Жене отчего-то понравилось брошенное Владиком вскользь словечко, и она то ли в отместку ему, то ли от того, что котенку и правда подходило это имя, назвала его Корнишоном. Так вот, Корнишон к Жениному приходу успел сложить на полу крохотную пахучую кучку и оставить множество мелких лужиц. Сильвер на Женю очень ругался, даже клюнул ее за ногу, после чего скрылся в щели за диваном и больше оттуда не показывался. Мол, сами разбирайтесь со своими котятами. Зато Корнишон Жене очень обрадовался, ходил за ней по пятам и просился на ручки.

– Кем работала Коваленко, где жила, с кем жила? – подталкивала Женя капитана наводящими вопросами.

– Одна она жила, на проспекте Энгельса в новом доме, – проглотив кусок мяса, рассказал Суровцев. – Работала в новой сети отелей «Нева Stars» директором по продажам.

– А из-за чего она покончила с собой? – отложив вилку, спросила Женя.

– Не известно. На работе у Коваленко неприятностей не было. В личной жизни тоже. Потому что ни о какой личной жизни никто из ее знакомых не знал. Возможно, прыгнула от скуки, – пожал плечами Суровцев. – А вообще, определенно я могу сказать только одно – это было самоубийство.

– Это я и без вас знаю. Мне важно понять, почему она это сделала?

– Причины и обстоятельство – это уже не наше дело. Для нас главное сам факт, – снова принимаясь за еду, пояснил Суровцев. – Вот было бы это убийство, тогда конечно. Я бы землю носом рыл. Кто ей что сказал, с кем она встречалась и так далее. А добровольный уход граждан из жизни от меня подобных усилий не требует.

– А жаль, – с чувством сказала Женя. – Иногда бывает, что роковой шаг человек делает самостоятельно, но толкают его на этот шаг определенные люди. И иногда не без умысла. И то, что они делают, – самое настоящее преступление. Но поскольку вы, наша доблестная полиция, не считаете нужным расследовать самоубийства, эти сволочи остаются безнаказанными и продолжают губить чьи-то жизни. Цинично, нагло, в полной уверенности, что отвечать за свои делишки не придется. Потому что у нашей полиции и без того дел хватает, – неожиданно пылко, прочувствованно проговорила Женя, прожигая капитана обличительным взглядом. Потом вдруг спохватилась и, сморщив презрительно нос, отвернулась к окну. С чего ее понесло, она и сама потом понять не могла.

Повисла неловкая пауза, прервал которую капитан.

– Я смотрю, вы быстро после вчерашнего скандала восстановились, – проговорил он, с прищуром рассматривая Женю.

– Некогда мне по таким пустякам переживать, – буркнула в ответ еще не остывшая и смущенная собственной неуместной выходкой девушка. – Мне работать надо.

– И отек со щеки полностью сошел, – как ни в чем не бывало, продолжал капитан.

Женя заволновалась и поскорее затолкала за щеку кусок баклажана.

– Ледяной компресс помог.

– Гм. То-то я и смотрю, – покивал капитан. – И ссадина на голове уже затянулась?

– Да, затянулась, – вызывающе ответила Женя, глядя капитану в глаза. – А что, это плохо?

– Да нет, – улыбнулся капитан ехидно. – Наоборот. А оказывается, ваш бывший приятель актером служит в театре? – продолжил он светскую беседу, уходя в сторону от неприятной темы.

– Ну да, – кивнула Женя, снова возвращаясь к еде.

– И вы, кажется, пытались в театральное поступать? – не отставал Суровцев.

– А при чем тут это? – снова насторожилась девушка.

– А при том, гражданка, несостоявшаяся актриса. Нечего других судить, коли у самой рыльце в пушку. А что касается моих профессиональных обязанностей и того, как я с ними справляюсь, так на то начальство имеется. Оно за мной очень внимательно следит, не беспокойтесь. – После этого пространного заявления Петр Леонидович промокнул рот салфеткой и, чинно раскланявшись, удалился, хлопнув входной дверью и затаив в душе по-детски наивную обиду. Ибо считал себя честным профессионалом, добросовестным и ответственным, а еще порядочным человеком, добрым, отзывчивым, и… Что «и», он придумать так и не смог, а только очень сожалел, что принял приглашение и повелся из-за тарелки горячей пищи. Скорее бы теща домой уехала, подумал он, с тоской глядя на большую, пугающе оранжевую луну, низко висящую над крышей Женькиного флигеля.

Коваленко Женя так и не занялась, поскольку с ней согласилась встретиться родственница умершей от рака женщины. Родственница работала в центре города в туристической фирме, и Женя договорилась приехать к ней прямо на работу.

В маленьком офисе турфирмы, расположившейся в подвале недалеко от станции метро «Чернышевская», не было ни одного посетителя. Лишь три оператора скучали, глядя в экраны компьютеров. Заваленные буклетами рабочие столы и обклеенные яркими, с солнцем, морем и пальмами, плакатами стены должны были создать легкую, располагающую к отдыху и путешествиям обстановку. Но атмосфера турагентства скорее располагала ко сну и унынию. Скука витала в воздухе, запах банкротства щекотал ноздри. Даже растения в горшках на подоконнике выглядели вяло и подавленно, их листья печально свисали вдоль горшков, ни один цветок не оживлял мрачной зелени.