Текст книги "Прозрачные стены"

Прозрачные стены
Юлия Давыдова

© Юлия Давыдова, 2016

© Юлия Давыдова, иллюстрации, 2016

ISBN 978-5-4483-0714-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Там сейчас ночь. Я чувствовал это очень отчетливо. Краски и свет совсем другие. В небе фиолетовый смешивался с черным, вдруг желтел и опять темнел, наполняясь грязно-розовым… И вот снова фиолетовый. А в сумраке моего мира было видно, как в стволах деревьев течет сияющий сок их жизни. Также росла трава, освещая собой землю под ногами, несла мерцающие воды река, и ходили люди.

Но сейчас люди были далеко. Я сидел на вершине холма прямо под телевышкой. У подножия ютилось множество домиков. Электрический свет почти не разгонял темноту сумеречного мира, поэтому казалось, что слепые глазницы окон затянуты серо-фиолетовой дымкой.

Ветер закружился над моей головой и по спирали опустился рядом.

– Где был? – усмехнулся я.

– Купался.

Ветер стряхнул с себя капли речной воды. Такой полупрозрачный туман в размытой человеческой фигуре. Даже здесь он не мог обрести окончательную форму. Волна энергии, бесформенная и сильная, свободно струящаяся между миром живых и мертвых.

Он расположился вокруг меня и созерцательно уставился вниз. В нескольких местах сияли яркие точки. Могила, а точнее моя могила, отмеченная чистейшим белым светом, наша деревенская церковь, окруженная теплыми золотыми кругами, и еще один сияющий огонек в домиках у подножия, рассеянного голубого цвета с искорками серебра.

Ветер покачался в воздухе, привычно прошел сквозь меня, слегка приподняв:

– Ну что, пойдем?

– Пойдем…

Наверное, у меня получилось слишком мрачно. Ветер сочувственно заструился под мои руки.

– Что ты Вик, опять отчаялся? Арим сказал надо держаться.

– Он бы еще уточнил за что.

– Что ты все на него переводишь?

Я даже фыркнул:

– Кто тут у нас ангел?

Человеческая фигура приняла форму дерева и покачала ветками.

– Ш-Ш-Ш…

То есть сам себя изобразил – ветер качает ветки.

– Придурок, – улыбнулся я.

– Знаю! – веселился тот.

Вот кто никогда ни о чем не тужит. Люди всю жизнь говорят о свободе, понятия не имея, что это, стараются найти определение этого состояния, хотя стоит взглянуть на ветер и вот она – самое простое и гениальное ее воплощение. Не иметь тела, и при этом обладать чудовищной силой – ломать и вырывать деревья с корнем, не иметь дома и спать, свернувшись в невесомых листьях среди ветвей, направлять птицу в полете, гнать по воде рябь… Но самое главное – скольжение, то чего делать не может никто, кроме ветра. Даже ангелам, при всей их силе трудно выходить из сумрачной тени мира в свободный слой света – туда, где сияет наше солнце, и обитают живые люди, а ветру открыты все миры, самые светлые и темные.

Мы где-то посередине между вечной ночью и светом – основанием и верхушкой пирамиды мироздания. Даже избавившись от телесной оболочки, мы все равно продолжаем оставаться в средних слоях. И только после сорока дней отбываем в высший свет, либо уходим во тьму, если собранный за всю жизнь груз трагедий и расстройств слишком велик.

Мне повезло. Я всегда был темной душой, но два года назад исправился. Не знаю что случилось, только однажды мимо меня прошла девушка по имени Таня. Тоже не ангел, сказал бы я, но с потрясающим умением гасить все мои плохие начинания.

Я вздохнул при мысли о ней. В сумрачной средней тени дыхание было явлением необычным, я словно втягивал в себя часть воздуха, если это был воздух, прямо через грудь. Но не успел я вздохнуть, как вокруг меня потемнело. Конечно, ведь при выдохе вышла моя печаль.

Нельзя так. Мы с Таней связаны. Связь настолько тонкая, что невидима даже здесь, но ощутима потрясающе. Стоит мне расстроиться, как на нее дома нападает такое…

Арим объяснил мне это в первый день. Первый день… Помню первый миг и первый призрачный вздох уже здесь – в средней тени. Но это произошло в больнице, после тридцати минут в коме, а до этого…

– Виктор, вдохни, твоя последняя вспышка не будет яркой.

За секунды до удара со мной уже говорили. Я видел приближение грузовика, я его ощущал, вибрация двигателя ударила раньше, чем он сам. Водитель Максим повернул голову, в глазах мелькнуло удивление, потом страх. Он что-то закричал.

– Все хорошо, Виктор, боль ненадолго…

И удар!

Боль ненадолго, но, боже, как больно. Наверное, в один миг до потери сознания влилась она вся. Все, что испытывает человек, когда его перемалывает вместе с машиной. Тридцать две секунды ломания костей, разрывания мышц и сухожилий и…

– Боль ушла, Виктор, все хорошо.

Глаза застилает туман. Я сижу в машине, как и был на заднем сидении. Впереди стонет Максим, свидетель Сашка без сознания. Одни размытые очертания, будто смотрю сквозь сильные очки под водой. Кажется, вокруг сотни прожекторов, все тонет в ярком свете, даже звуки приглушены, словно не могут пробиться сквозь этот слепящий ком.

– Санек… – тянусь к нему рукой, – Сашка…

Что-то светящееся рядом с ним и с Максимом с другой стороны. Оно двигается, перемещается. Ничего не могу понять. Санек мне не отвечает.

– Что с тобой?.. – спрашиваю я.

– Все в порядке, Виктор, он жив.

Меня подтолкнули, и я оказался на улице в то же мгновение. Наша покореженная «Волга» стояла на дороге. Врезавшийся в неё грузовик, проехав метров пятьдесят на тормозах, остановился на обочине.

– Что случилось? – пораженно спросил я.

Мне никто не ответил. Над мостом, который мы только что проехали, вращался гигантский шар. При каждом обороте из него выплескивалось что-то похожее на смолу, такое же черное и вязкое. Источая дымок, жижа медленно растекалась в разные стороны.

И я вдруг заметил, что повсюду вокруг движение. Трудно было понять это сразу из-за яркого света, но, наверное, мои глаза привыкали и я различил множество черных фигур, со всех сторон стекающихся к шару. В небе вокруг него полыхали вспышки, чертились линии света, стремительно пролетало что-то светящееся, оставляя за собой след реактивных самолетов.

В гладкой поверхности шара внезапно прорезалась трещина, раскрылась, и я увидел за ней коридор. Он был прямо напротив меня – страшный, глубокий, и словно образованный кишащими змеями. Его круглые стены вращались. А там, в самой глубине…

Не знаю что именно я увидел, но с приближением того существа я почувствовал, что все во мне растекается, и я просто перестаю существовать от ужаса. В воздухе нарастала дрожь, а вместе с ней густел и наливался мощью окружающий звук. Рычание, вой, множество голосов и странный звон. Мост и небо над ним сотрясало сражение.

Сквозь слепую дымку перед моими глазами казалось, что темные фигуры перемалывают друг друга. В воздух взвивалось белое пламя и черные брызги. И над всем этим безумным коктейлем вращался зловещий шар. Но свет все больше завладевал им, покрывая собой, словно пленкой.

Мимо промчался Алексей Андреевич – мой тесть, его брат и все мои друзья.

У машины кричали:

– Саня! Вик!

– Серега, лезь в окно, ты мелкий!

Я смотрел на них и понимал – они не видят того, что вижу я. Рядом со мной даже не было света, который окружал моих друзей в машине. Я был совершенно один между ними и картиной апокалипсиса с разломом пространства, глубиной до самого ада на переднем плане.

Сергей пролез в окно, начал отстегивать ремни.

– Сашка жив! – кричал он. – Жив, черт, вытащить не могу!

– Не трогай! Проверь Вика!

Серега перелез на заднее сидение, и я глянул туда.

– Тихо, тихо… – только этот настойчивый, очень мягкий и властный в то же время шепот и помог мне не сойти с ума.

Свет возник позади и обнял, нашептывая спасительные слова. Серей тряс меня на заднем сидении, всего залитого кровью.

– Вик! Да что ж ты!… Ты не можешь! Не сейчас!

Алексей Андреевич тоже просунулся в разбитое окно машины:

– Виктор, сынок, держись!

Я повернулся к шару. Его вращение замедлялось, трещина склеивалась, будто её заливали чем-то жидким, прозрачным. Существо, лезущее из глубин, ударилось о преграду. Звук даже не сравнить с громом. Это был беззвучный удар, одной вибрацией, и в то же время я слышал его – звук чистой, абсолютной ярости.

Шар начал быстро уменьшаться. Казалось, свет просто растворял его, сам постепенно угасая.

И черная масса сражающихся стремительно потекла в разные стороны. В мою, в том числе. Из пелены света возникла фигура. Я успел увидеть очертания головы с огромными рогами. Загнутые черные когти выплыли прямо к моим глазам, хищно нацеливаясь. Но внезапно за спиной этого монстра возник кто-то еще. Я пока не пришел в себя от шара, так что распростертые крылья меня не впечатлили. Атака крылатого существа была свирепой и мощной. От него прямо изошла ударная волна, а рогатый монстр провалился под асфальт, наверное, в преисподнюю.

И все исчезли. Все разом. Небо и видимое пространство моста очистилось. Тишина наконец позволила мне услышать голоса друзей и начать соображать.

Первой осознанной мыслью было мчаться ко второй «Волге». Ведь там Таня! Я не успел сделать и шага, как увидел её. Она сама неслась к нам, окруженная красивым голубовато-серебристым сиянием. Мария Федоровна – её мама успела что-то крикнуть, за ней кинулись подружки, но поймал её Алексей Андреевич буквально за метр до машины.

– Таня, тебе туда нельзя! – говорил он, отчаянно пытаясь её удержать, а та вырывалась, как загнанная в охотничью яму, тигрица.

– Виктор! Вик! – она звала меня, все пытаясь заглянуть в машину через его плечо.

– Таня, не смотри туда!

Но она все-таки увидела меня. Застыла, медленно, опуская руки, а потом…

Я никогда не забуду этого крика – черную молнию, прожигающую пространство раскаленным сломанным лезвием. От её удара волна черного пламени разорвала воздух и огненным покрывалом накрыла Таню.

Потом уже кричал я.

Она горела так страшно, безумно воя от боли. Свет вокруг неё трескался, осыпаясь обожженными обломками, и оставалась только мертвая прогоревшая пустота.

Нас везли в больницу на разных машинах, но я сидел возле Тани. Пытался что-нибудь ей сказать, еще не осознавая, что никто меня уже не слышит и не видит. Её серебристо-голубое сияние меркло с каждой секундой, словно в него заливалась грязная вода. На белой коже вспыхивали язычки черного пламени, прожигали и уходили под неё, а я ничего не мог сделать.

– Это боль, – шептал мой свет позади, – она родилась только что, поэтому такая сильная, такая обжигающая.

– Сделай что-нибудь! – я просил, сам не зная кого от отчаяния.

Таня мучилась страшно. Я все пытался обнять ее, но как ни странно, меня отталкивал свет.

– Не надо, Виктор, ты делаешь хуже, Сафэн справится.

– Кто? Кто справится? Она умирает!

– Нет, страдает, но не умирает.

Больница. Пространство перед глазами стало немного четче, когда мы приехали, но краски и цвета еще больше поблекли. Я мельком взглянул, как санитары скорой вытаскивают из машины меня и помчался за Таней.

Страшное место. Пока ее везли в травматологию, я шарахался из стороны в сторону от чего-то черного, стремительно летящего по коридору, растопырив утыканные шипами щупальца. Полы тонули в жидкой грязи, кишащей змеями, правда, то тут, то там вспыхивал неяркий свет.

– Осторожно! – доносилось до меня. – Виктор! Вик! Да подожди ты! Арим, останови его! Он же без щита!

– Еще рано.

– Сейчас его сеть поймает! Глянь вон, летит за нами, голодная, голодная.

Поначалу я вообще не обратил внимания на эти голоса.

– Уворачивайся! – требовал кто-то и меня отклоняло от курса движения легким толчком в бок.

Но краем глаза я видел, как свет позади меня короткими вспышками отгоняет черных «осьминогов» и, поджав щупальца, они уползают на потолок.

Таню катили вперед под шапкой белого сияния. Оно и правда защищало её. Новые молнии вспыхивали, но ударялись о него, впитывались и растворялись.

Мой свет вдруг придержал меня:

– Ты должен пойти со мной.

– Что?! О чем ты?! Оставить её сейчас?! Я не могу!

– Виктор, остановись.

Я встал. Сам не знаю почему. Свет остановил меня.

– Её ангел справится, ты сейчас должен вернуться к себе.

В раскрытые двери операционной как раз завозили меня.

– Не упирайся, – второй голос прямо взвился вокруг, – это важно, последний удар.

Они оба развернули меня, и мы влетели следом за каталкой. Врачи трудились надо мной, все тело опутано трубками, в грудь уже вбили расширитель. Я все смотрел на свое сердце, крови в нем почти не было, вся осталась в машине.

Бух…

Глухой звук, приятный, но тревожный. Пространство покачнулось.

– Что происходит? – зашептал я.

Бух…

– Это твое сердце.

Мое сердце, последние удары моего сердца.

– Разряд! Разряд!

Чем больше кричали доктора, тем яснее становилось мое зрение, только совсем и окончательно пропали все краски. Осталось объемное, прозрачно-серое повторение предметов, такие же стены. А вот люди…

Вот, что значит видеть человека насквозь! Несколько оболочек друг в друге, как матрешки. Самая первая похожа на просвечивающую серую ткань, а дальше тонкие прозрачные слои, сквозь которые проходит сеть тонких светящихся нитей.

Со ступней ног к животу поднимаются большие трубки, по которым мчится свет. Они идут через грудь вдоль позвоночного столба, который, кстати, тоже видно, в голове сливаются воедино и выходят открытыми прямо через затылок.

– А я?..

На столе осталась первая внешняя оболочка, пустая, безжизненная. Меня же словно протянуло через прозрачную преграду назад, при этом, не сдвинув с места. Я тут, на том же самом клочке пространства, но уже в другом слое тени, уже в среднем. Там, где и положено быть душам.

– Здравствуй, Виктор.

Я обернулся к белой светящейся фигуре. Такой яркой, что свет едва давал возможность разглядеть развивающиеся полы одежды, красивые черты лица и крылья. По сверкающим перьям плыло что-то прозрачное, бесформенное. Пока я пораженно разглядывал светящееся существо перед собой, это бесформенное скользнуло вниз и стало человеческой фигурой. В ней тоже был свет, но он тек не по сетке сосудов, а просто клубился, то тая, то нарастая.

– Ты умчался без метки! – прозрачное существо раздулось от волнения. – Вокруг дети тонкой ночи, а у тебя нет ангельского щита! Никакой защиты!

Я молчал. Чтобы говорить, надо хоть что-то понимать.

Белое создание с крыльями очень напомнило мне ангела и он, похоже, читал мысли, потому что утвердительно кивнул и сказал:

– Так и есть, Виктор, Меня зовут Арим, я твой страж и проводник.

Я все еще молчал.

– Все в порядке, Виктор, я здесь, чтобы помочь тебе.

– Что с Таней? – спросил я.

– Она жива.

– Пострадала?

– Если ты о её теле, то нет.

– Хорошо… А со мной что случилось?

– Ты умер Виктор, через тридцать две минуты после аварии.

Я не поверил. Так просто? Я умер и все? Стою в странном месте, вокруг все прозрачно, напротив меня ангел и…

– А ты кто?

– Я? – прозрачное существо растеклось в непонятную форму. – Я ветер.

– Что? Кто?!

– Ветер. Ты же чувствовал меня в свободном свете!

– Свободный свет?

– Да, слой, в котором вы обитаете, пока в телесной оболочке, счастливчики.

– Почему счастливчики?

– Единственный слой, в котором рождается свет.

Ветер, кажется, возмутился этим.

– Вы и не подозреваете, каким богатством обладаете! В остальных слоях только тени и отражения света. Разве что ангелы в средней тени дарят свое сияние некоторым, а в основном везде сумрак.

Я собрался с мыслями и уточнил:

– В основном? Это где?

Ветер отвечал мне с потрясающей готовностью. Я еще не произнес последнего слова, а он уже торопливо начал:

– Везде за свободным светом и до глубокой ночи на последнем этаже пирамиды. Сразу за вашим светом, или измерением, как хочешь, светлая тень – обитель снов. Потом глубокая светлая тень – то место, в котором вы существуете, когда в коме, ты как раз был там сейчас. А дальше средняя тень – временное пристанище освобожденных душ. Вообще-то, мало кто попадает в светлые слои тени. Последний удар сердца дает вспышку света, которая пробивает прямой коридор прямо сюда. Но ты был в коме, а в этом слое свет буквально высасывается из всего, что туда попадает. У твоего сердца просто не хватило сил на вспышку, поэтому я втянул тебя сюда так, без неё.

– А так можно?

Это я не в смысле что-то понял, просто надо было, что-то спросить.

– Это, конечно, против правил, но только для них…, – ветер махнул на ангела. – Для меня нет, так что все в порядке. К тому же, нарушение пошло всем на пользу, иначе тебя сожрали бы ночные сетки… Те черные, со щупальцами.

Наверное, мое лицо выражало всю степень непонимания происходящего. Ангел усмехнулся, поймал неугомонного прозрачного человечка и скатал в шарик.

– Не мельтеши, – произнес он.

Мы помолчали. Я стоял, не понимая, что же мне сейчас надо делать.

– Не пытайся осмыслить все сразу, – успокаивающе произнес ангел. – О чем ты думаешь?

– Таня…

– Конечно, – вздохнул он.

Впервые я почувствовал полноценное прикосновение ветра. Он обнял меня и поднял над полом.

– Там, наверное, сейчас крику… – заметил ангел. – Сафэн был в бешенстве на мосту.

– И не говори, – согласился ветер.

Мелькнули двери операционной, коридор, полный прозрачных людей, стены. Мы оказались в помещении, где осматривали Таню. За ее головой стоял высокий ангел, держа руки на ее щеках. С его белых пальцев струился свет, проникая под кожу. Это было похоже на переливание, только вместо крови он вливал свет.

Я уже шагнул к Тане, но меня остановили слова Арима:

– Если приблизишься, ей станет хуже.

– Почему?.. – начал было я и замолк.

Потому что заметил, что в комнате есть еще кое-кто. Тоже ангел, только с кожей черно-фиолетового цвета и мощными крыльями в гладких, сверкающих, как снег на морозе перьях. Его одеяние разительно отличалось от легких туник его белых собратьев. Грудь закрывал панцирь доспех. Казалось, черная пластина, четко повторявшая рельеф тела, была просто приложена к нему и намертво приклеена к коже, потому что её ничего не держало, никаких ремней или перевязок. Отдельные пластины облегали плечи и бедра. А за спиной ангела, под правым крылом поблескивали рукоять и лезвие полутораметрового меча. Похоже, впаянного в спину также, как и пластинки. Хотя сразу было видно, что это не доставляет ему никаких неудобств. Я мог бы принять его за ангела смерти, но своим, внушающим легкую дрожь в коленях видом, он больше походил на ангела разрушителя.

Однако, страшней всех был все-таки Танин ангел, уже хотя бы потому, что он бешено срывался на темного:

– Где вас носило?!

– Прости, Сафэн, – оправдывался тот, – место было чистейшим буквально за секунду до прорыва, заметить что-то было невозможно.

– Дисбаланс света в десяти местах возле дороги! – совсем раскричался ангел. – А вы не поняли что это прорыв?!

– О чем это он? – шепнул я своему.

– Десять предотвращенных бед. Когда идет давление на внутреннюю оболочку тьмы, то есть, когда что-то идет на прорыв, темнота выделяется во внешние слои. Из-за этого происходят разломы света. Когда на них наезжает машина, случается авария. За несколько секунд до вашей, стражи предотвратили десять таких бед.

Я даже замер. Как я в этот момент понял Таниного ангела. Предотвратили десять возможных аварий и не догадались, что будет что-то серьезное!

– Ты же знаешь, это невозможно, – продолжал оправдываться черный ангел, – на то и несчастный случай, нельзя узнать заранее, где граница света будет нарушена.

– Павел! Вы стражники! Вы должны ощущать колебания света и тьмы!

– Мы ощутили…

– Только поздно! И не там где надо!

Павел замолчал, внимательно глядя на разъяренного Сафэна.

– Не смотри на меня так! – отрезал тот. – Из-за того, что вы опоздали к месту прорыва, мы не спасли охраняемых.

– Ты успел, – заметил темный ангел.

Сафэн вместо ответа кивнул на меня. Павел обернулся. Секунду его напряженный взгляд скользил по мне и сразу смягчился.

– Прости, Виктор, – произнес он.

Вот так просто, да? Прости и все? За то, что я теперь… А что я теперь вообще такое?

– Темные создания проделывают это каждую минуту, – сказал Павел. – То, что ты видел на мосту – это прорыв из самого глубокого слоя тьмы – абсолютной, самой опасной. И все твари, оказавшиеся рядом, ринулись защищать его отчаянно. Мы не справились бы сами, поэтому ангелы-хранители покинули вас.

– Что? Что значит, покинули? – я опешил.

Павел пристально посмотрел на моего ангела.

– Арим, ты не сказал ему?

Тот стоял, опустив крылья.

– Прости, Виктор, – прошептал он, – мне пришлось, иначе…

– Ты что… бросил меня там? – крикнул я, не дослушав.

Арим сдавлено ответил:

– Да.

– Почему?

Я почувствовал слабость во всем своем призрачном теле.

– Во время таких прорывов в свободный свет выходят не простые темные существа, выходят демоны, а это куда серьезней, чем…

– Вот как! Значит я – это не серьезно!

– Ты не понимаешь, Виктор, – в голосе моего ангела слышалось отчаяние, – если бы мы не бросились к месту прорыва, вышел бы один из демонов. А это новая война или новый смертельный вирус или катаклизм. Таких, как ты…

– Таких, как я?! – я почувствовал злость. – Таких, на которых можно наплевать?!

Арим посмотрел так обиженно, что я разъяренно отвернулся. Он еще обижается!

– Не кричи, Виктор, – попытался Павел, – выбор у светлых ангелов был совсем не велик: либо оставить охраняемых и помочь нам спасти свободный свет, либо остаться на местах и содействовать проникновению демонов.

Даже здесь, в этой странной средней тени я чувствовал, что дышу взволнованно, зло. Мой ангел меня бросил! Помчался спасать мир ценой моей жизни! А почему, интересно, тогда Сашка жив? И Максим тоже. Их ангелы, значит, остались на месте! А этот!

– Прости, Виктор, – прошептал Арим.

– Отвали, – бросил я через плечо.

– Прости.

– Отвали!

– Прости меня…

– Вот гад, а!.. – я развернулся в бешенстве, намереваясь заорать в лицо ангелу какая он сволочь, но вся моя злоба вдруг иссякла.

Он стоял передо мной на коленях, низко опустив голову. По щекам текли сверкающие слезы.

– Прости меня, но я действительно не мог остаться с тобой, – прошептал Арим, – я буду оплакивать этот миг все столетия, отпущенные мне, прости меня…

Я пораженно молчал, созерцая лицо ангела. Сколько сожаления, боли, сколько искренности и чистоты. Я невольно ужаснулся своей угасшей злобе. Кто я такой по сравнению с этим сияющим существом? Кто я, что бы обвинять его в чем-то?

– Что это было? – спросил я. – Что выходило из этой абсолютной тьмы, или как её там?

Павел, наблюдавший за сценой, ответил:

– Нельзя сказать наверняка что этот демон нес сюда, но судя по размеру прорыва…

– Нет, не надо…

Я вдруг понял, что не хочу этого знать. Вспомнил ощущения, которые испытал в тот момент, когда увидел лезущее из преисподней существо. Ни лица, ни морды, ни глаз, одно лишь месиво из уродств и желчи. Оно источало отравляющий ужас, как радиацию, готовясь жестоко убивать. Этих воспоминаний более, чем достаточно.

Мой несчастный ангел все еще стоял на коленях. Павел, сложив мощные руки на груди, ждал развязки. Даже Сафэн отвлекся от Тани, чтобы посмотреть чем закончится мое знакомство с ангелом хранителем. Наверное, обычно все протекало не так, как у нас с ним.

Но я, наконец, осознал то, что Арим пытался мне сказать – если бы он остался со мной, я был бы жив, но завтра в мире погибли бы тысячи других людей, чье время уходить, еще не пришло.

– На то и несчастный случай, – мрачно сказал я.

Павел кивнул, окинув нас обоих примирительным взглядом.

Мы не разговаривали с Аримом три дня.

Мы сидели напротив друг друга рядом с Таниной кроватью и оба смотрели на нее. Сафэн то появлялся, то куда-то исчезал, но жаловаться на него было грех. Он сделал возле Тани такой щит света, что черные сетки, курсирующие по коридорам и палатам, к нам даже не совались. Вокруг неё светился настоящий белый шар.

По сути, щит должен был питать Таню ангельским светом, но уже на третий день он просто перестал в неё проникать. Она менялась. Её собственный свет густел, замедлялся, разрывался темными тромбами, которые образовывались и разрастались с ужасающей скоростью прямо на глазах, и вопреки всему с ангельским светом не смешивался.

В палату все время заходили родители и друзья. Из их разговоров я узнал, что Сашка пришел в себя, у него все хорошо. Его ангел тоже заглянул к нам. Оказалось, это его я увидел первым, когда удар грузовика вышиб меня в глубокую светлую тень, это он тогда был светом. Молодец! Заодно мне помогал и за Максом смотрел, пока остальные были у шара.

Павел больше не появлялся. Наверное, был слишком занят, гоняясь за монстрами. Трудно было принять то, что черные ангелы на самом деле те же белые, только специально впустившие в себя тьму, чтобы уметь бороться с ней. То, что они словно ртуть в градуснике чувствуют повышение уровня тьмы в общем балансе и предугадывают место и время очередного прорыва с самого дна пирамиды.

А сама пирамида – структура, вместившая в себе вселенную, разделенная на три этажа и огромное количество прослоек на каждом из них, изолированных прозрачными стенами. Верхний свет, средний свет и тьма – это вертикаль, разделенная абсолютными барьерами для таких, как я. Я могу пройти только в определенное время, выделенное для прохода, через специальный коридор.

Среди множества тех, кто обитает в разных слоях света, пожалуй, лишь ангелы могут беспрепятственно путешествовать между этажами пирамиды.

Я дней десять путался, что можно, а что нельзя, какие стенки и для кого прозрачны, какие не очень, пересечение каких вообще под запретом. Хотя о том, что стена между внешней светлой тенью и свободным светом для меня более, чем закрыта наглухо, я догадался сразу. Мертвые не воскресают.

Моя зависть к ветру после этого возросла. К нему и всем остальным стихиям. Они были сами по себе, ни от кого не зависели, для них не было ни одного правила, ни одного ограничения. Они существовали в том слое, в каком хотели, и даже перейти прямо с места на следующий этаж для них не составляло никакого труда.

Как много всего надо было понять. Арим не торопил меня. У нас с ним было сорок дней. Сорок дней на то, чтобы он передал мне новые знания о мире, помог завершить все дела и уточнить неясные вопросы.

Единственное, что он попросил усвоить сразу – у меня почти нет своего света. Моя вспышка ничего мне дала, её ведь практически не было, меня спас ветер. Так что я теперь был полностью на обеспечении ангела. К роли кровососа на его шее пришлось привыкать уже с первого дня. Арим дотрагивался до моей спины, подключался к позвоночнику и его свет наполнял меня, словно пустой сосуд. Поэтому он и сделал метку с его светом на моей могиле для экстренных случаев.

На пятый день Таню выписали из больницы. Но лучше ей не стало. Даже врач, провожавший их с Марией Федоровной по коридору, тихо сказал последней, что у ее дочери очень плохая кардиограмма и нужно провести полное обследование. Но Таня слишком хотела домой, она же просто ненавидела больницы.

Если бы она увидела то, что увидел здесь я, она вообще никогда больше не зашла бы ни в одно здание больницы. Да я бы и сам ее не пустил. Дело даже не в черной жиже под ногами и не в ночных сетках, напоминающих осьминогов с щупальцами, присасывающихся к стенам коридоров и процедурных кабинетов, где берут кровь и ставят уколы.

В стены больницы впитывается весь страх, вся боль и злоба. Каждое плохое слово, сказанное больному, остается в воздухе помещений и коридоров. Сначала это просто слово, словно написанное в воздухе черными чернилами и лениво летящее под потолком, но потом оно тяжелеет, обрастает шипами и опускается вниз. И вот здесь от него уже нет спасения.

Страх остается черной лужей под стульчиком процедурного кабинета, боль – сажей, размазанной по стене. А все вместе они создают густую, всенаполняющую темноту. Поэтому, когда человек входит в фойе здания больницы и еще только осматривается, он уже чувствует, как тело хочет развернуться и мчаться отсюда на всех парусах.

Я сам ходил по здесь, как по темному подвалу, старательно обходя сетки, жадно раскинувшие щупальца. Хотя уже прекрасно знал, что теперь, когда на мне ангельская печать, на меня они даже не взглянут.

Больница убивает, причем, чем сильнее ты болен, тем сильнее её удушающая хватка. На пятый день мы все поехали с Таней домой, весьма довольные тем, что наконец выбрались из этого страшного места.

Ветер мчал нас над машиной, издавая звук вертолета. Сам, конечно, этому радовался больше всех. Тогда Арим, наблюдая сквозь прозрачную крышу за сидящими в салоне, предупредил меня:

– Тане будет хуже.

В тот момент я даже не мог предположить насколько!

Ветер толкнул меня, возвращая из воспоминаний в среднюю тень.

– Просыпайся, Вик, что делать будем? – весело спросил он.

Я усмехнулся:

– Что и всегда.

У меня, собственно, не осталось никаких не законченных дел в свободном свете. Я ушел в самый главный и счастливый момент жизни, без горя, без ненависти, без мести. Посетил друзей и всех, кого хотел увидеть за первые девять дней и простился с ними как раз на девятый, когда они собирались, чтобы помянуть меня. А мои родители ушли гораздо раньше. Их могилы тоже были на нашем кладбище, но я, конечно, не чувствовал никакой связи с железными крестами и могильными плитами за красивой низкой оградой. Мама и отец ушли в верхний свет через сорок дней после своей смерти десять лет назад. Встреча с ними еще впереди, так что…

Ветер с готовностью подхватил меня, едва я поднялся.

– Полетели, друг, у нас с тобой только одно дело.

Улица, на которой жила Таня, была совсем новой. На домах даже не успели нарасти «ковры» – видимая только здесь серая травка на подоконниках, порогах и даже на стенах. Кое-где светящаяся, или наоборот, темнеющая пойманным домом злом. Сразу можно сказать, где скандалы, а где живут счастливо. Серая травка впитывает в себя все, и по стенам и окнам можно читать, как по строчкам жизнь обитателей дома.

Ухоженные сады сверкали. В тонких жилках листьев тек свет, распыляясь при дыхании растений в воздух. Так что даже самую малой травинку окружало сияние, а с яблонь и черноплодной рябины, да и вообще с любого большого куста невесомо струился зеленый туман. Там кружили стаи ночных бабочек. Серые и бесцветные для человеческого взгляда, здесь они легко набирали блеск и разные оттенки.

В сумрачном пространстве прошла вибрация. Гром. Над крышами домов небо разломили его серебряные полосы. Сама гроза еще далеко, но эхо ее шагов летит перед ней. Здесь это видно, а в мире живых людей только ощущается. Тяжелеет воздух, приятно давя на плечи, замедляются и стихают звуки, и лишь зеленая листва отчаянно шепчется, волнуясь перед грозой.

Черные облачка, проплывающие по улице, пугливо прилегли к земле. То ли еще будет, когда начнется дождь. Но это минут через двадцать, а пока улица еще полна. Черные лужицы повсюду – это оставленное на улице горе и мрачные размышления людей. Черные облачка опасные твари, если собираются вместе, но по одиночке – это просто грусть. Когда вдруг нападает что-то, вспоминается плохое, страшное или напомнит о себе старая боль… А на самом деле, ты всего лишь наступил ногой на заснувшее облако или въехал в него лицом. Надо быстро отвести от себя эти мысли, и оно отстанет, а если захочешь себя помучить, высосет все и загонит в депрессию. Но убить оно не может. В принципе, даже вампиры не могут. Темная фигурка как раз маячила впереди.