Текст книги "Долго тебя ждала"

Глава 7

Он не узнал. Потому что, мать его так, это было попросту невозможно! Кравец остановился прямо посреди улицы, уперся ладонями чуть повыше колен и, сделав шумный вдох, огляделся исподлобья. А ведь было логично, что она изменятся, да. В конце концов, за прошедшее время изменилось едва ли не всё – они, время, сам город… Здесь столько всего понастроили, что, не знай он этих улочек как свои пять пальцев, не исколеси он их вдоль и поперек на велосипеде – через силу в горку, чтобы потом, отпустив педали – мчаться сломя голову вниз, наверняка бы потерялся. Неизменным оставался, пожалуй, воздух – нежный, звенящий кристальной чистотой воздух, который шел на него с гор, и что-то такое было в нем, в этом воздухе, необъяснимое, будто предчувствие чего-то важного. И так каждый раз весной.

Кравец свернул, вниз по узкой улице, между кое-как понатыканными домами, через старый парк, почему-то перекрытый заборами из сетки-рабицы с прикрепленными на них табличками «Частная собственность. Посторонним вход воспрещен». И вот с чего она вдруг стала частной?! Хоть бы кто ему объяснил.

Женя прошелся вдоль ограды. Нашел в одном месте щель – видать, не он один возмущался отсутствием доступа к морю, протиснулся, осторожно ступая по скользким камням, опустился еще на несколько лестничных пролетов, и только тогда, наконец, его взгляду открылся знакомый вид на неспокойную лазурную гладь с кучерявыми барашками бегущих по ней волн. Где-то вдалеке прощально и так до боли знакомо прогудел теплоход. Теперь уж не мамин, чей-то…

Что его погнало сюда? Память… Перед глазами в хаотичном порядке мелькали цветные кадры из казалось бы давно забытого прошлого. Почему он практически никогда не возвращался к этому времени? Счастливому времени, когда они с Кешкой Коганом, Ромкой Быком и Семой Красновым купались здесь голышом, или когда они в том же составе шатались по раскаленному городу на каникулах, не зная, чем бы еще заняться (время в детстве тянулось жвачкой, не то что сейчас), или школьные дискотеки, или, там, первый звонок? Все их подвиги! Например, операцию по спасению цесарок Мариам, с которых потом началась животноводческая империя Быка. Или же часы, которые они с ним или Коганом проводили, рубясь в компьютерные игры… И ту же Мариам. Почему он практически никогда не вспоминал? Неужели он так хотел стать своим там, за тысячи километров, что перечеркнул всю свою прошлую жизнь, будто она ничего не стоила? Или это было все же неминуемо?

Нет. Скорее всего, нет. Ведь остальные как-то умудрились поддерживать связь. В том же чате в аське. Господи, оказывается, ей еще кто-то пользуется!

– Эй! Мужик, те че, не видишь, что это частная территория? Ну-ка давай, вали отсюда.

Женя обернулся. Перед ним стоял быдловатого вида мужичок в форме какого-то ЧОПа. Спорить с таким было себе дороже. Как и доказывать, что не может стать частной собственностью место, которое еще недавно принадлежало народу. Место, с которым у этого самого народа было связано столько воспоминаний! Кто-то здесь назначал свидания, влюблялся, у кого-то именно здесь случился первый поцелуй, или, напротив, было разбито сердце, кто-то катал в коляске первенца, кто-то прогуливался с пожилыми родителями… Вот кому принадлежал этот старый парк на самом деле. Но черт с ним, как говорится. Он уже насмотрелся. И вспомнил, и заново прочувствовал.

Дорожки здесь были неровными всегда. Какого черта Кравец решил именно здесь прокатиться на новеньких роликах – непонятно. Может, потому, что хороших дорог в их городе в принципе не было. Поначалу как-то еще выходило, а потом колесико попало в выбоину, и он в одну секунду очутился на земле. Сила удара была такой, что Женя, приложившись о землю головой, даже ненадолго потерял сознание. А когда открыл глаза, встретился взглядом с нависающей над ним девочкой.

– Ты живой? – спросила она, хлопнув длинными, как метелки, ресницами.

– Кажется, да.

– И голова цела?

Женька приподнялся на локте, свезенном буквально до мяса. Потрогал свою черепушку и уверенно заявил:

– Ага. Но шишка, наверное, будет.

– Не будет. Пойдем, приложим лед. У моего отца здесь неподалеку ресторан, – похвалилась девочка, поднимаясь на крепкие ножки и подавая ему руку.

– Я Женя.

– А я – Мариам.

– Красивое имя, – ляпнул он и, не сообразив сразу, что делать девочкам комплименты совсем не круто и не по-взрослому, смутился. Бронзовые от загара щечки девочки заалели. Она пробормотала, что ему лучше переобуться. Он так и сделал. Потом они вместе спустились на набережную (Кравец, возомнив себя раненым на войне героем и войдя в роль, стал припадать на здоровую ногу), юркнули в узкий проулок. Через несколько метров очутились перед кафе «У Рубена». Завидев детей, к ним тут же ринулись взрослые. Стали расспрашивать, что да как. Подбадривать… Мать Мариам Лали обработала его боевые раны, отец Рубен в награду за стойкость (еще бы, он не заплакал, хотя было очень больно, и свезенный локоть щипал), угостил Женю сразу тремя шариками мороженого. Пока Кравец уплетал угощение за обе щеки, выяснилось, что они с Мариам зачислены в один класс.

– Как было бы хорошо, если бы нас посадили за одну парту! – мечтательно вздохнула Мариам. Женя облизал ложку и чуть повнимательнее присмотрелся к своей новой знакомой. Глаза у той, конечно, были удивительными. На пол-лица. И такие черные-е-е. А еще косы… Женя ни разу не видел, чтобы они были такими длинными и толстыми.

– Я бы хотел сидеть с Кешей Коганом.

– Никто не посадит мальчика с мальчиком, – авторитетно заявила Мариам.

– Ну, тогда ладно.

Они просидели за одной партой с Мариам до седьмого класса, потом у них сменился классный руководитель, и вдруг оказалось, что они, почти старшеклассники, могут сидеть где им заблагорассудится. И с кем.

Да-да, он просидел с ней до седьмого класса, а при первой же возможности пересел за другую парту. Со свойственной детям жестокостью не подумав о том, каково будет ей.

А теперь, вот, оттрахал.

Казалось бы, ну, и что в этом такого? Они же взрослые люди! Но… Ладно. Он мужик, и известно на что повелся. А она?! Господи, да это же Мариам! Когда она из приличной девушки превратилась в… в… У него даже слов не находилось. В женщину, готовую на первом же свидании переспать с первым встречным? Так, выходит?

В этих раздумьях Женя поднялся в квартиру. Зашел в спальню. Простыни он сменить не успел, и царящий в комнате аромат ударил под дых. Кравец открыл Т*, оба его сообщения так и оставались не отвеченными. Ах вот, значит, как она теперь ведет себя с мужиками? Получила свое, и аривидерчи? «Интересно, что бы на это сказал дядя Рубен?» – мелькнула гаденькая мыслишка. Ну, хороша! И он тоже… хорош. Как он мог не разглядеть в ней девочку, которую видел ежедневно на протяжении десяти лет?! А она, как?!

Не находя себе места – воспоминания о минувшей ночи не давали ему расслабиться, Кравец сдернул провонявшие сексом простыни, включил стирку, застелил новое белье. После, не выдержав, достал из ящика свои старые фотографии. Мать обычно хранила их в бумажных пакетах, в которых те отдавали заказчикам на руки из печати, а теперь, вот, разложила по красивым альбомам. Может, она и впрямь чувствовала свое одиночество гораздо острей, чем думал Женя. Он представил мать перебирающей эти старые, изменившие цвет фотографии и ощутил острый укол вины.

Женя листал страницы альбома, пристально вглядываясь в лица. Неужели они в самом деле так изменились, что могли друг друга не узнать? Ну, да. На фото они как будто другие. Да все вообще другое. И нет… Например, эта комната – родом из детства. Та же кровать, те же обои, тот же комп! Как она могла не узнать их?! Нет. Быть такого не может!

Пролистав альбом до конца, уделив особое внимание фотографиям с выпускного, которые он, надо же, видел, кажется, в первый раз, Женя отложил альбомы в сторону и подошел к письменному столу.

Представив, сколько пыли за это время, скопилось в системном блоке, Кравец взялся за отвертку. Открутил крышку, осторожно тот прочистил и снова закрутил. На кнопку пуска он нажал скорее от нечего делать. Не особенно надеясь на то, что комп заработает. Но тот, к удивлению, загрузился. И (чудо чудное!) пиликнула аська.

На одной из крупных конференций из тех, которые он посещал с завидной регулярностью, как-то всерьез обсуждалась возможность путешествия во времени. Тогда он пропустил эту тему мимо ушей, подумал что-то вроде – вот идиоты, как можно тратить время на эти глупости?! И вот теперь он сидел абсолютно огорошенный, с полным ощущением того, что ему семнадцать, и впереди вся жизнь. И если этот старый комп не машина времени, то что тогда?

Он почему-то не посмел открыть чат. Чувствуя себя так, будто утратил на это право. Улегся в постель. Вот почему номер mari_am показался ему таким до боли знакомым. Он много раз его набирал в прошлом…

Испытывая ненормальный, болезненный интерес, он ввел в поисковик mari_am, первая же ссылка выбросила его в Инстаграм и… Да, это был ее Инстаграм. Определенно. И не ее – судя по всему, от неуверенной в себе девочки, которую он знал с детства, ничего не осталось. С каждого фото на него смотрела шикарная, сексуальная, знающая себе цену женщина.

– Срамота-то какая, – прошептал Кравец, не замечая, что брюзжит, как столетний дед, воспитанный, когда секса не было. – Ну, нет. Вы только посмотрите… Куда мир катится?

Особенно ему понравилась фотография, на которой Мариам что-то там якобы готовила. На щеке след от муки – во рту указательный палец, с которого она, смеясь, что-то слизывает. Шикарная грудь распирает серую меланжевую водолазу под горло. И все прилично вроде, если бы не торчащие под этой водолазкой соски… И так на каждом, на каждом, блин, фото. Мельчайшая деталь, которая, вероятно, кому-то другому, не такому озабоченному придурку, как он, может даже в глаза не бросалась.

– Вот тебе и приличная девочка! Тьфу… – фыркнул Кравец, почему-то ужасно-ужасно разочарованный. И заведенный до предела буквально. И злой. Куда только дядя Рубен смотрел?! Потому как остальные – понятно. Вон, сколько на ее фотках просмотров. А впрочем, ему-то какое дело? Казалось бы, никакого, так какого же черта он вскочил? Натянул куртку и поплелся по знакомому до боли адресу, тем же маршрутом, что и пятнадцать лет назад. Очень уж ему хотелось понять, какого черта случилось! Заглянуть в ее бесстыжие глаза и понять, ага. Посмотреть, как она отреагирует и что скажет. Кравцу не давал покоя вопрос, действительно ли она понимала, под кого ложится? А если да, на кой ей это было нужно? После стольких лет… Что-то себе доказать? Смешно. Чтоб ему доказать? Еще смешнее. Как будто ему не все равно! Пф-ф-ф.

Дом Омоянов за пятнадцать лет, кажется, ничуть не изменился. Все такой же основательный, из красивого красного кирпича, с высоким цоколем и большими окнами в ряд. Двор под куполом из винограда, который зацветет ближе к маю, и тогда здесь будет стоять такой непередаваемый аромат, что ух! Женя решительно открыл калитку и, пройдя под виноградной аркой к крыльцу, громко забарабанил в окно. Секунду ничего не происходило. А потом дверь открылась. Свет ударил по глазам, к тому моменту солнце уже практически село, и под аркой было совсем темно.

– Здравствуйте. Вам кого? – пробасил застывший в дверях мужик. Огромный такой детина.

– Мне… – сказать, Мариам? Нет, пожалуй, опасно. – Рубена. Ну, или Лали.

– Они уехали в отпуск. В Ереван. Мы тут одни на хозяйстве.

– Ах вот как. А… Мариам?

– Она в душе… – мужик почесал огромной лапой живот. Свет падал на него со спины, и сколько бы Женя не всматривался в его лицо, разглядеть его черты не получалось. – Я, кстати, Левон. – Рука, которая только что почесывала живот, потянулась к Жене, очевидно, для рукопожатия.

Так-так, Мариам в душе, мужик полугол. Картина маслом. А тут еще он – ну, не идиот ли? Приперся!

– Очень приятно.

– Да вы заходите…

– Нет-нет. Я лучше потом. Когда Рубен с Лали вернутся.

– Так это нескоро, – широко зевнул Левон. В глубине дома послышался звук захлопнувшейся двери и следом – нежный голос Мариам:

– Левон, сладкий мой, ты с кем там разговариваешь?

– Ничего, я не спешу. Хорошего вечера.

Чувствуя себя полным кретином, Женя крутанулся на пятках и растворился в темноте. Где-то во дворах, как и пятнадцать лет назад, заходились лаем собаки, звенела цепь, в отдалении шумело море, предвосхищая надвигающийся шторм. Женя остановился. Вслушиваясь в этот рокот. Заглушая им прокатывающееся в голове «ну, ты, Кравец, и дебил».

Глава 8

– И какой падают соус из мацуна с чэсноком! Палчики оближешь… И долма! М-м-м, с гаважьей вырэзкой! В Армэнии никто не падает вэгетарианский! Толко ми! А я гаворыл? Гаворыл!

Мариам закатила глаза. Вегетарианские блюда в меню их ресторана появились лет пять назад, благодаря, конечно же, ее настойчивости и терпению. Да только и спустя пять лет отец не унимался. И при каждом удобном случае возвращался к своей любимой песне о том, что армянская кухня – это мясо, мясо и еще раз мясо. Ну, может быть, лаваш.

– Наша вегетарианская долма пользуется большим спросом. Я мониторю этот вопрос. Как, впрочем, и все остальное. Да что мы все о работе? Как вам отдыхается?

– Вай, харашо! Правда, Лали?! Она с Гануш лэпит лепешки.

– Ты можешь поставить телефон на громкую связь.

– Нэ работает у миня эта связь! – возмутился отец, экспрессивно встряхнув руками. Конечно, видеть этого Мариам не могла. Очевидно, камера у отца на телефоне тоже не работала (три раза ха! – он просто не мог разобраться в том, как подключить эти опции), но чтобы явно представить Рубена, ей не нужно было устанавливать с ним видеосвязь. Достаточно было закрыть глаза. И вот он – ее папа-папочка. В свои семьдесят три тот держался бодрячком. Конечно, Мариам радовал и его темперамент, и жажда жизни, но, если честно, она бы многое отдала, чтобы отец направил свою энергию в какое-то другое русло. И, наконец, позволил ей руководить их семейным бизнесом, без оглядки на свои довольно устаревшие представления о том, каким должен быть ресторан. Мариам хотела, чтобы тот доверял ей! Чтобы он признал ее мастерство. Да, она была девочкой (будто желая в том убедиться, Мариам заглянула в зеркало), но даже если бы вместо нее родился мальчик, которого отец так ждал, вряд ли бы он дал ей фору в плане профессионализма!

– Ну, конечно. Тебе легко говорить. Правды-то мы не узнаем, – в голове Мариам гаденько хихикнул Гурген.

– Заткнись, – по привычке отмахнувшись от голоса своего альтер эго, Мариам бросила в трубку: – Ты маме телефон все же дай. Она разберется.

У Лали с современными гаджетами и впрямь дела обстояли гораздо лучше, чем у Рубена. Быстро сориентировавшись, она настроила картинку, и еще примерно минут двадцать Мариам болтала со своими армянскими тетушками, дядюшками, сестрами, братьями и их многочисленными детьми. Конечно, не обошлось без вопросов о личной жизни. Мариам к ним давно привыкла и даже выработала некую тактику, как от них поскорее отделаться.

– Ну, где же мне взять мужа, тетя Каринэ? Всех наших давно разобрали. Да и папа опять же…

– А что он? – тетя Каринэ подбоченилась. – Ты что, Рубен?!

– Он меня на свидания не пускает.

– Да что же это такое?! Ты что же девочку мучаешь? Вай, извэрг!

За отбивающимся от старшей сестрицы отцом наблюдать было весело. Как и за набирающим обороты скандалом. Добрым таким, хорошим скандалом, который в большой дружной, любящей друг друга семье может вспухнуть за секунду, разгореться до неба и так же быстро сойти на нет.

– А я вот что скажу! Кому к нам нужно было приехать, так это тибэ! Есть у меня на примете парочка хароших парнэй. Гогик Амарян. Ты знаешь Гогика?

– Мама, Гогик по малчикам.

– Да это он – патаму шта нашу Мариам нэ встрэтил!

– Это генетика! – робко вставила свои пять копеек двоюродная сестра Мариам Сатеник.

– Гэнетика – шмэнетика! – блестяще парировала тётя Каринэ. И ведь с таким заявлением фиг поспоришь. Мариам улыбнулась краешками губ. Хотя, конечно, ничего смешного в происходящем не было. Если ей уже геев начинают в мужья сватать – дело плохо.

– Я уж думаю, нам не стоит зацикливаться исключительно на своих, – мягко заметила Лали и, будто это не она только что бросила в толпу свето-шумовую гранату, как ни в чем не бывало, стала делить вымешанное только что тесто на части.

– А что ж ты предлагаешь?! Встречаться… встречаться нашей дочэры с каким-нибудь Ярополком?!

– Ну почему сразу Ярополком? С Александром, там, или Сергеем.

– Толко чэрэз мой труп!

– У нас уже был Рафик. Чем это закончилось, мы тоже знаем.

О, черт! Не хватало только снова обсуждать ее неудавшийся брак! И почему тот не удался. Трясущимися руками Мариам схватила телефон.

– Дорогие, тут мне с работы звонят! Вынуждена отключиться. Хорошо вам повеселиться. Угу? – послышался стройный хор голосов, желающих и ей всего доброго. Мариам выдавила из себя улыбку, беспечно взмахнула рукой и торопливо сбросила вызов.

Вспоминать Рафика она не хотела. Как и видеть того. Это было неправильно, но в глубине души Мариам даже радовалась, что тот и думать о них забыл. Ни алиментов, ни звонков сыну… Конечно, Левон заслуживал лучшего. И она была неправа. Но какое же это счастье – не видеть рожи его папаши!

В глубине дома хлопнула входная дверь. Хлопнула так, будто тот, кто вошел, приложил несколько больше усилий, чем требовалось.

– Левон? Сынок, это ты?

– Угу.

– Есть хочешь? – улыбнулась Мариам, заглянув в коридор, где ее сынок разувался. Одна найковская кроссовка осталась валяться прямо на входе, вторая отлетела к стене. Так-так, похоже, свет ее очей был не в духе. – Что-то случилось?

– Ничего, – буркнул парень.

– Я думала, вы собирались с Кирой в кино.

– Ага. Я тоже так думал.

– Она что, не пришла?

– Пришла. И притащила с собой еще полкласса.

Сердце Мариам мучительно сжалась. Она очень хорошо помнила, как больно, когда твои чувства остаются безответными. Особенно в таком возрасте. Кира хоть и была хорошей девочкой, вила из Левона веревки. То ли не замечая его чувств, то ли не воспринимая те всерьез.

– И ты ушел?

– Угу. А вот и она, опомнилась! – улыбнулся Левон, когда у него зазвонил телефон. Его мрачное лицо просияло. Он так легко готов был простить Кире все свои обиды, что материнское сердце Мариам не выдержало. Она рванула вперед и, забрав из рук сына гаджет, воскликнула:

– Нет!

– Нет? – изумился ее такой маленький, но уже такой большой мальчик.

– Нет! Не отвечай.

– Почему? – Левон свел темные широкие брови. К счастью, он совершенно не был похож на своего отца. Ни внешне, ни душой, что еще более важно.

– Потому что не надо вот так бежать к ней по первому зову.

– Я и не бегу, – набычился сын.

– Бежишь. А она этого не ценит. Ты для нее как будто что-то само собой разумеющееся, – понимая, что давит на больную мозоль, Мариам закусила губу. Левон вздохнул. Пнул ни в чем не повинную кроссовку и уставился на мать из-подо лба.

– Ну, и что мне с этим делать?

Вот ведь спросил! Она в отношениях, считай, профан. Но раз уж назвался груздем…

– Напиши ей что-то вроде «Сорри. Не могу говорить. Я тут кое-кого встретил».

На лице Левона отразился не абы какой мыслительный процесс.

– Кого встретил?

– Да какая разница? Главное, чтобы Кира, наконец, поняла, что на ней свет не сошелся клином. Потом поигнорь ее с недельку. Перестань провожать. Портфель ее таскать, как вьючный ослик.

Глаза Левона потрясенно расширились:

– Думаешь, это сработает? Ей же и дела до меня нет… – скис тут же.

– Это пока она не поняла, что может тебя потерять! – уверенно кивнула Мариам. О чем о чем, а об эффективности техники игнора она могла убедиться на собственном опыте. Об этом свидетельствовали сообщения от Кравца, на которые она так и не ответила! Хотя руки свербели. И… не только руки. Щеки Мариам обжег румянец.

– А если это не сработает? – даже показное равнодушие в голосе не могло заглушить в нем страх.

– Не попробуешь – не узнаешь, так ведь?

На этот раз телефон пиликнул у Мариам. Звонила Юль Санна. Мариам взмахнула трубкой и удалилась к себе, плотно прикрыв дверь в спальню.

– Да, Юль, привет.

– Привет! Ты чего в аську не заглядываешь?!

– А что там?

– Что-что! Там Семен! Он завтра приезжает. Так что все, Мариам. Хочешь – не хочешь, а решено – встречаемся завтра. Ромка мой уже скорректировал расписание, я пока в процессе, но справлюсь. Тамерлан отчитался, что поменялся сменами. И даже Сандалова обещала быть. Ну, еще бы. Ту, небось, любопытство одолело. Ну, или хочет Сивакова позлить. Тот, кстати, тоже обещал явиться. Представляешь?!

– Нет!

– Не представляешь?!

– Нет, я не могу! Точнее, вы, конечно, встречайтесь, но я не смогу подъехать. У меня на это время запланировано куча дел, и вообще…

– На какое время? – поймала Мариам Юль Санна. Та мысленно чертыхнулась. Отвела трубку от уха, чтобы подружка не узнала, как здорово она овладела искусством матерщины, и прижала к груди. Словно сбившиеся с ритма, хаотичные удары ее сердца были не менее говорящими!

– Я буду занята весь завтрашний день.

– Да ты просто трусишь!

– Ничего подобного, – пролепетала Мариам.

– Ага. Как же. Поверить не могу, что ты готова так легко сдаться!

– Послушай, как ты себе это представляешь?! Да он ни за что не поверит, что я его не узнала.

– Он же тебя не узнал!

– Да. Но он бы наверняка что-то заподозрил, если бы я привела его к себе домой.

– Скажешь, что была им так ослеплена, что ничего не видела. И только утром поняла, с кем провела ночь. Испугалась и убежала.

– Звучит, мягко скажем, неправдоподобно. И по-детски!

– По-детски – прятаться от последствий собственных же поступков. А что, если он решит здесь задержаться?

– А что, если он решит уехать на следующий день?! – повысила голос Мариам, выдавая на гора свой главный страх.

Что… если… он… уедет?

Она и теперь не знала, как жить, а если сблизится с ним еще больше?! Что она будет делать тогда? Умирать если только.

– Извини, Юль, я, конечно, вам устрою встречу на самом высшем уровне, не сомневайся. Но сама не приду.

К удивлению, Юлька спорить не стала. Наверное, поняла, что Мариам не уступит. В некоторых вопросах та проявляла поистине баранье упрямство. Это был один из таких… Распрощавшись с подружкой, Мариам все же накормила сына, посидела с ним в надежде, что пустая болтовня, на которую Левон был щедр, поможет ей отвлечься, но из-за переживаний по поводу Киры тот был непривычно тих. В общем, ее план провалился. Ночка у Мариам выдалась адской. Да и следующий день, как на грех, с самого утра не задался. Сначала сорвалась поставка морепродуктов, потом в кафе на набережной кто-то из гостей умудрился забить канализацию. Пришлось вызывать сантехника. Тот явился явно навеселе. Мариам попыталась выпроводить незадачливого пропойцу, но тот никак не мог взять в толк, почему его не пускают к месту поломки. Так что свою изумительную, выписанную из Италии сантехнику от нападок бухого специалиста Мариам пришлось защищать грудью. Вот почему до своего устричного бара в горах она добралась гораздо позже, чем рассчитывала. Проверила работу кухни, заглянула в зал. Еще раз прошлась по банкетному меню, которое утвердила Юль Санна, скосила взгляд на часы – до этого самого банкета оставалось всего ничего, и засобиралась домой. Игнорируя тоненький голос, нашептывающий «ну, останься, попробуй, что тебе стоит?!».

Мариам прогрела мотор, сдала задом и чуть было не зацепила выбежавшую ей навстречу Наталью.

– Ты в своем уме? Что случилось?!

– Катастрофа! Этот… этот безрукий идиот… бармен… упустил банку на мой торт!

– Какую банку?

– С опятами! Ты только представь! Я украшала его всю ночь, эта гадская мастика никак не хотела ложиться как следует. А он… Он все испортил! Одним неверным движением руки. Вот скажи мне, какого черта он полез в мою холодильную камеру?! Как вообще он управляется с шейкером, если не в состоянии удержать в руках чертову банку?!

– Так, стоп. Прекрати. От твоих криков ситуация не изменится. – Мариам отстегнула ремень, понимая, что ее отъезд отменяется. – Давай так, ты возвращайся на кухню, а я попытаюсь исправить последствия падения банки. Это вообще реально?

– Да прямо посреди торта огромная вмятина!

– Эм… Может быть, мы это как-нибудь обыграем? Торт, кажется, заказали в форме сердца? Может, пусть оно будет разбитым?!

– Это свадебный торт! – сощурилась Наталья.

– Вот же черт. Ладно. Я… что-нибудь придумаю.

На самом деле Наталья несколько преувеличила проблему, но, конечно, Мариам пришлось попотеть, пряча вмятину под новыми кремовыми розочками. Эскиз торта их наличия не предполагал, но делать было нечего. На все про все у нее ушло почти два часа. Мариам взглянула на часики и чертыхнулась. Тайком осмотревшись по сторонам, она вышла из холодильной камеры и на носочках прокралась к черному ходу. Где ее и поймал…

– Семен! Господи, ты напугал меня! Привет! Как же я рада тебя видеть, – ничуть не соврав, выпалила Мариам, разглядывая своего лучшего друга. Детство у него было совсем невеселое, с ранних лет Сема был вынужден подрабатывать в баре ее отца. Поэтому с Красновым Мариам проводила гораздо больше времени, чем с остальными одноклассниками.

– А если рада, то почему не вышла поздороваться?

– Да у нас на кухне ЧП, – отмахнулась Мариам, прикидывая, как бы ей теперь сбежать.

– ЧП – это плохо. Но, как я понимаю, последствия устранены?

– Не то чтобы до конца… – занервничала Мариам.

– Так давай я подсоблю! Не бросать же тебя в беде! – Краснов обнял Мариам за плечи, а следом, дурачась, приподнял ее над землей. Мариам захохотала. Ударила его кулачком в плечо, повернула голову и… наткнулась взглядом на застывшего в проходе Кравца.