Текст книги "Досье моих ошибок, или Как я завела себе мужичка"

– Дочка, да ты что такое говоришь? Я тебя столько времени выхаживаю! Ты будешь жить.

– Больше не вижу смысла. Зачем, если дорогой мне человек, которому я так верила, обошёлся со мной подобным образом? У меня была лёгкая жизнь. Хватит. Не знаю, кто вы, но очень прошу: помогите мне умереть.

– Нет, – покачала головой старушка. – Если Бог оставил тебя в живых, значит, так надо. Жизнь – это не игрушка. Я знаю, ты чувствуешь не только физическую боль, но и душевную. Понимаю твоё отчаяние, но смерть – не спасение. Даже если будешь колоть себя иголками и жечь кожу огнём, всё равно не сможешь заглушить душевную боль. На это нужно время. Смерть – не выход.

– И как мне жить со всем этим? После того, что произошло?

– Собрать волю в кулак. У тебя ещё будут события, которые отдалят источник страданий и залечат душу. Пройдёт время, и ты вновь начнёшь открывать для себя новые горизонты. Не думай, что со смертью придёт долгожданное облегчение. Никто наверняка не знает, есть ли жизнь после смерти и куда ты попадёшь – в рай или в ад. Нельзя быть уверенной на сто процентов, что со смертью всё кончается. Где гарантия, что по ту сторону ты не только не прекратишь страдать, но и останешься со своими страхами, болью и ужасом навечно. Там уже ничего нельзя изменить. А здесь, в реальной жизни, у тебя есть шанс всё исправить. И пусть тебе сейчас кажется, что это невозможно, вот увидишь, всё изменится. Вспомни своё состояние, когда ты больна, у тебя температура. Становится нестерпимо себя жаль, правда? Сознание подсказывает, что всё плохо. Но стоит только поправиться, и все проблемы, от которых градом текли слёзы, кажутся несущественными. Вот и тебе сейчас просто нужно поправиться. Спи, дочка, – прошептала старушка и влила в меня какой-то травяной настой. Я моментально уснула.

Глава 6

Когда я вновь пришла в себя и слегка приоткрыла глаза, то увидела сидящую рядом старушку. Она разговаривала с каким-то старичком.

– Прасковья, ну я бутылочку-то приговорю за здоровье нашей незваной гостьи.

– Да пей ты, хрыч старый. Вон, картошка варёная на плите да огурцы малосольные. Закусывай хоть, а то опять наквасишься, ирод царя небесного.

– Да ладно тебе, Прасковья, я меру знаю.

– Да уж, знаешь. В прошлый раз бревном рухнул, еле откачала.

– Прасковья, ну а как вообще она? Ты же у нас знахарка от бога, лучше врача любого разбираешься. – Дед налил себе рюмочку и с удовольствием крякнул.

– Жить будет, да толку мало.

Я закрыла глаза и почувствовала, как бешено застучало моё сердце.

– Что значит «толку мало»? Ты имеешь в виду – долго не проживёт?

– Я же сказала – жить будет. Да только кому такая жизнь нужна… Переломанная она вся. Позвоночник поврежден. Руками двигать будет, а вот ходить точно нет. Калека на всю жизнь.

– Жалко девку. Молодая ещё…

– Вообще непонятно, как она выжила? Столько времени по лесу ползла, откуда только силы брались. Если бы ты, Петрович, её в лесу на несколько часов позже нашёл, я бы её вряд ли выходила. Слабая она совсем была… Можно сказать, родилась в рубашке.

– Да я когда её увидел, сам ошалел. Думал, труп, честное слово. Даже представить не мог, что она живая. Вся в кровищи. Удивился, когда почувствовал, что у неё хоть и слабенько, но пульс бьётся. Надо же как в жизни бывает.

– Она говорит, что была женой очень богатого человека, и он её «заказал».

– «Заказал»… это решил убить, что ли?

– Петрович, ну ты как маленький, ей-богу. Муж её приговорил. Только вот не знаю, что над ней сотворили. А она осталась жива.

– Я слышал – там, за лесом, с обрыва автомобиль слетел и взорвался. Правда, толком не понял, кто был в машине.

– Так, может, она и была. Выжила, но теперь калека обречённая. Выходить-то я её выхожу, но поставить на ноги не смогу. Вот несчастье какое…

– А что с ней делать будем? В милицию отвезём, чтобы она на мужа заявление написала про то, что он хотел её убить?

– Я нашему сыночку Василию в Москву позвонила. Он велел ни в какую милицию не ходить. Сейчас ведь милиция знаешь какая продажная. Если у дамочки муж богатый, ему ничего не стоит её добить и нас как свидетелей вместе с ней. Василий сказал, сам приедет и решит, что делать.

– И скоро ли Васька явится?

– Сказал скоро, но число не назвал. Дамочка-то совсем слабая. Представляю, как ей, бедняжке, узнать будет тяжело, что больше не встанет на ноги. Левая рука так-сяк, я проверяла, а вот правая плохая. Но её со временем, бог даст, можно наладить.

Шло время… Я приходила в себя и постоянно думала об Игоре, пытаясь понять, как у него хватило совести так со мной поступить. Когда я более-менее окрепла, старушка дала мне в правую руку резиновую клизму и заставила её сжимать, руку разрабатывать. Я рыдала от боли, но всё же сжимала грушу в надежде, что мои пальцы начнут оживать. К счастью, однажды это случилось.

– Я когда-нибудь смогу двигаться? – посмотрела я на старушку взглядом, полным надежды.

– Нет, – печально ответила женщина. – Я сделала всё, что могла. Если только твой подлый муж захочет искупить свою вину и начнёт возить тебя по различным клиникам, то, возможно, там помогут. Сейчас сильная медицина. Но для этого нужны деньги. У тебя хоть свой счёт есть в банке?

– Нет. Все деньги у мужа.

– Что ж ты так жила-то?..

– Так получилось… Может, если бы наследника родила, муж был бы щедрее. А так у меня была только кредитка на необходимые расходы, а все крупные покупки я должна была согласовывать с мужем.

Через пару недель из Москвы приехал сын знахарки Василий. Мне он сразу не понравился. Хитрые, бегающие глазки, тонкогубый рот кривится в ухмылке. Складывалось впечатление, что он под дозой. Единственная радость – Василий привёз инвалидную коляску, и теперь все трое пытались меня в неё усадить.

Я всячески старалась им помочь, но при этом не могла сдержать рыданий: моё тело совершенно меня не слушалось. Оно было словно каменное. Я его не чувствовала.

Наконец, очутившись в коляске, я улыбнулась сквозь слёзы и рассказала Василию о себе. Он записал данные моего мужа и пообещал навести справки о нём и ищет ли меня кто-нибудь.

Если честно, в глубине души я не доверяла Василию. Боялась, что он свяжется с Игорем, раскроет моё местонахождение, тот найдёт меня, чтобы добить. Я высказала свои подозрения Прасковье, она взялась меня успокаивать. Сказала, что родители Васи погибли, она – его бабушка, и он для неё теперь сын родной.

– Ты не смотри, что Вася немного странный. На самом деле он очень хороший человек. Разве он нелюдь, чтобы тебя твоему извергу выдать? Просто разузнает, что к чему, чтобы ты могла дальше решить, как действовать. Васенька даже на свои собственные деньги тебе коляску купил.

– За коляску спасибо огромное. Даже не верится, что я теперь смогу бывать на улице, дышать свежим воздухом. Я всё понимаю, просто на душе неспокойно. Мне кажется, я теперь и шороха листьев боюсь.

– Оно и понятно, такое пережить. Ты давай колёса катай, руки разрабатывай.

Я выкатила коляску на крыльцо и глубоко вздохнула. От чистого воздуха даже закружилась голова. Я вновь подумала об Игоре и сжала кулаки что было сил. Столько лет мы были вместе… Их не сотрёшь ластиком и не выкинешь за обочину жизни. Слишком много вместе пережито, сказано и обдумано. За эти годы я ни разу не пожалела о своём выборе…

В детстве я мечтала о прекрасном принце из сказки, и когда судьба подарила мне Игоря, наивно решила, что исполнились мои детские мечты. Я не могла представить, как можно жить без его улыбки, дыхания, поцелуев, сильных и тёплых рук. Я постоянно осознавала, насколько он для меня важен… Что бы между нами ни происходило, всегда относилась к нему с уважением. Научилась мириться с его недостатками. Я слишком долго его искала и верила в то, что нашла идеал.

Печально, но я стала для Игоря прочитанной книгой, которую ему всё меньше и меньше хотелось листать. Он с лёгкостью читал мои мысли и даже знал все мои самые сокровенные желания. Я признавала, что он первый, а я вторая, он ведущий, а я ведомая. Мне хотелось стать для него незаменимой. Чувствуя на себе его взгляд, полный удивления и восхищения, я готова была прыгать как девчонка и громко хлопать в ладоши. Для женщины нет слаще минут, когда на тебя смотрят как на богиню.

Если девушки и просили небеса послать им принца, благородного рыцаря, то это о нём, о моём Игоре. И пусть он далеко не идеален, но я всегда училась принимать его таким, как он есть, и не строить иллюзий. Как и у любой пары, у нас случались кризисные моменты, и я отчётливо понимала: их надо пережить, чтобы не накалять обстановку до предела. Мне хотелось стать его пристанью или спасательным кругом.

А ещё я знала, что в любви нельзя расслабляться, ведь это ежедневная борьба. Я находила в себе мужество сохранить эту любовь. Я прошла и через соперничество, и через ощущение ненужности и заброшенности. Я прошла через это с высоко поднятой головой. Боялась разбить наш хрупкий семейный мир. Для меня была намного важнее его жизнь, чем моя. Когда мне казалось, что Игорь может уйти, мир вокруг словно замирал, время останавливалось, сердце замедляло ход, дыхание готово было прекратиться. Да, спустя годы наши отношения стали другими, но мне верилось, что мы НАВСЕГДА вместе… Господи, как же я ошибалась…

Глава 7

– О чём думаешь? – спросила Прасковья, присев рядом с моей коляской на крыльцо.

– О муже думаю. Мы с ним прошли через многие трудности, всякое пережили. Очень часто он делал мне больно, но я прощала. Я хорошо понимала, что семейная жизнь состоит из компромиссов, и от меня не убудет, если уступлю, не стану настаивать на своём. Одному богу известно, как я боялась его потерять. Мне всегда хотелось ему подчиняться, стать ему необходимой и делать всё, что доставит ему удовольствие. Хотелось отдать себя всю, без остатка, и плевать, что на каждом углу твердили: «Нельзя растворяться в мужчине, это чревато нежелательными последствиями». Я растворилась в Игоре полностью, и меня не интересовало чужое мнение на этот счёт. Если Игорь исчезнет из моей жизни, я просто перестану существовать. Я любила его всей душой. А теперь… мне сложно его ненавидеть… До сих пор не верится, что это он всё сделал со мной.

– Любишь, любишь, а сидишь в инвалидной коляске! Твой мужик сволочь редкостной породы. Тьфу! Только вот как ты с ним столько лет прожила и не разглядела? Непонятно, я вон своего деда никогда не любила и не боюсь сказать ему это в лицо.

– Почему?

– Потому что пьёт постоянно. Напьётся и захрапит так, что стёкла дрожат. Я от злобы трясуся вся. Хочется его поленом прибить.

– А мой не пил, не храпел. – Я попыталась не разрыдаться. – Просто его испортили деньги. А так я всегда считала его хорошим человеком. Он целыми днями пропадал на работе, чтобы в нашей семье был не просто сытый достаток, но и роскошь. Ведь все думают, что я вышла замуж за деньги. А это неправда, я Игоря очень любила. Любят ведь не за что-то, а вопреки. Я часто вспоминаю наши первые ночи любви, ещё до ЗАГСа, и его клятвы, что он никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах меня не бросит. А если потребуется, не раздумывая, отдаст за меня жизнь. Оказалось, это пустые слова… В любовные ночи его силы были неистощимы. Я горела, дрожала и подчинялась ему в постели. Смаковала его тело, неистово поглощая истому и ласку, исходящие от него. Я чувствовала только наши тела, биение наших сердец и огромное желание быть вместе до самого последнего часа. Это было как наваждение, потому что ничего больше не имело значения. Усталые, мокрые тела и безумно счастливые лица… Для нас изначально не существовало запретов. Мы оба считали, что жизнью правит грех искушения, и с неописуемой самоотдачей отдавались бешеной гонке. Когда поженились, он был такой нежный, заботливый, ласковый, понимающий. Просто у него работа такая… Она его так сильно изматывала… Но он всегда был для меня настоящим мужчиной. У него прекрасные манеры, он очень сдержанный. Что бы между нами ни происходило, я всегда любила его таким, какой он есть. Даже терпела то, что мы жили по правилам, где ему можно всё, а мне – ничего.

– Чудна´я ты, – задумчиво произнесла старушка. – Даже после того, что этот стервец с тобой сотворил, ты про него словечка дурного не бросишь. А я вот толком и не знала, что такое любовь. Просто сошлась со своим Петровичем, родила ему сына. Он мне даже в молодости ни цветка, ни конфетки не подарил. Никогда ни в чём не помогал. Всё хозяйство я тащила на своих плечах. А он всю жизнь только пьёт, змей поганый. Хорошо хоть Василий вырос, уехал в Москву, выбился в люди и нам помогает. Старый хрыч ест, спит, пьёт, работать сроду не дозовёшься. Я всю жизнь зарабатывала тем, что людей травами лечила. Я бы с них денег вообще не брала, но не объяснишь же людям, что тебе внука растить, а муж тунеядец. Жизнь прожила и не познала нормального женского счастья. Если я своего лихоимца о чём-то попрошу, он тут же дело откладывает на завтра. Такому, как он, ничего поручить нельзя. Даже розетку починить не может.

– Мой, конечно, тоже розетки сам не чинил. У нас для этого специальные люди были.

– Сравнила, девка! Твой муж тыщами ворочает, а мой топор удержать не могёт.

– Мне всегда казалось, что до встречи с Игорем я успела пропустить больше половины жизни между пальцами как песок. – Я смахивала слёзы и понимала, что мне сейчас необходимо выговориться. – До него я не жила, а существовала. Игорь дал мне возможность ощутить себя нужной, а точнее, любимой… В моей жизненной пустоте появился яркий свет, и он сразу меня ослепил. Стало так светло… Хотелось, чтобы Игорь всегда был рядом, ведь он был самым близким человеком в жизни. Я жила его настроением, прихотями и желаниями, которые научилась чувствовать сразу, как только они появлялись. Старалась не нарушать гармонию нашего пространства бессмысленными истериками и скандалами. Пыталась держать себя в руках и покорялась его власти. Когда он приходил не в настроении, то сознательно делал мне больно, а я прятала слёзы – не хотела, чтобы он видел меня беспомощной. Но Игорю моя беспомощность доставляла удовольствие. Ему нравилось меня унижать и показывать свою власть. Я, как могла, сопротивлялась его нападкам. Хотела, чтобы он видел меня сильной, но муж вытаскивал из меня мои слабости и оставлял с ними один на один. Когда он уходил, внутри меня словно что-то обрывалось и становилось трудно дышать. Я оживала, когда он ложился рядом со мной спать и очень нежно накрывал одеялом. И пусть у нас не стало яркого секса, но я где-то слышала, что самый хороший секс с тем, с кем хорошо и без секса. Что бы между нами ни происходило, я всегда любила своего мужа за то, что он чётко выполнял все свои обязанности. Мне казалось, его во мне всё устраивало.

– Теперь понимаешь, что надоела ты ему, дочка? Знаешь, я вот сижу и думаю: уж лучше с таким, как мой, жить. Пусть разбойник, лентяй, пьяница и захребетник, зато никогда не ударит ножом в спину. У каждого, дочка, в этой жизни свои беды. Ещё Лев Толстой сказал: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему», – неожиданно проявила эрудицию бабка.

– Теперь, после всего, что произошло, я поняла: мы с мужем абсолютно разные, даже чужие люди. Любовь с годами трансформируется. Меняются сами любящие, меняются их чувства – они переходят в другую стадию. Говорят, страсть живет всего три года. Но ведь должно же остаться взаимное уважение. В голове не укладывается, как мой дорогой, любимый и родной человек решился отправить меня на тот свет. Даже если я надоела и он решил круто изменить жизнь, неужели ему проще меня убить, чем цивилизованно развестись? За что? Может быть, его новая пассия забеременела и у него должен появиться долгожданный наследник? Но ведь это не повод для убийства. Я стала калекой не только физически, я стала инвалидом любви.

– Крепись, дочка. Крепись, бог поможет. – Старушка приставила ладонь ко лбу и обрадованно вскрикнула: – Василий приехал! Интересно, какие новости он привёз?

Глава 8

Василий вышел из машины красный как рак и, упрямо отводя от меня взгляд, стал рыться в багажнике.

– Как коляска? – неожиданно спросил он.

– Нормально, – на автомате отозвалась я.

Он кивком позвал старушку в дом. Я почувствовала неладное и покатилась следом за ними. Василий сел рядом с пьяным дедом, налил себе стопку и как-то недобро покосился на меня.

– Послушай, я, конечно, в ваших делах плохо понимаю, но чем ты так мужу насолила, что он решил тебя убрать?

– Да что я могла сделать? Мы столько лет жили душа в душу. Он работал, я вела дом.

– Ладно, ты это кому-нибудь другому рассказывай. Мы тут все взрослые люди и хорошо понимаем, что за просто так жён на тот свет не отправляют. Ноги, наверное, перед кем-нибудь от скуки расставила? Мужик у тебя крутой, серьёзный. Простить подобное не смог и решил с тобой расправиться именно таким способом.

– Но это неправда!

– Да что ты к девчонке пристал, – заступилась за меня Прасковья. – Какая теперь разница, гуляла или не гуляла? Дело-то сделано. Даже если и гуляла, что теперь? От хороших мужиков не гуляют. Если женщина изменяет, значит, мужик дерьмо. Ты нам лучше расскажи, что про Наташкиного мужа узнал? Спохватились, ищут её?

– В том-то и дело, что её никто не ищет. – Василий скривил рот.

– Почему? – растерялась я.

– Потому что тебя уже давно похоронили.

– Как похоронили? Трупа же нет.

– Да у вас, у богачей, всё возможно. Были бы деньги. Кто знает, что трупа на месте аварии не было: я да ты? И знаем мы это только по той причине, что ты в этом доме в инвалидной коляске сидишь. А другие откуда узнать могут? Ниоткуда! Твой муж всех подкупил. Он же миллионер. Что ему стоит похоронить жену, сочинив легенду? Хоронили, скорее всего, в закрытом гробу. Сказали, мол, тело обожжено до неузнаваемости, в морг везти не стали. Достаточно было его слов, что он узнал тебя.

– Да как же… Я ведь живая…

– Ты так думаешь? Я сам сегодня твой памятник видел. На кладбище к тебе приходил. Кстати, могилка ухоженная. Цветов много. Видно, твой муженек очень о ней заботится. Красивый венок с ленточкой: «Любимой жене от преданного мужа. Люблю. Скорблю. Твой Игорь». Страсть, как трогательно. Я чуть было не прослезился.

– Как же так… – шептала я словно во сне. Глаза застила пелена слёз. – Как же можно живого человека похоронить?

– А никто не знает, что ты живая. Скорее всего, твой супруг на всякий случай послал своих людей лес прочесать, труп не нашли, он успокоил себя тем, что ты где-то сдохла и тебя звери растерзали.

– А он не боится, что я могу объявиться, пойти в полицию и упрятать его за решётку?

– Думаю, нет, – спокойно ответил Василий. – А чего ему полицию-то бояться, если эта самая полиция и сделала ему акт, что обгорелый труп находился в машине? Да если только ты туда сунешься, тебя либо муж, либо сами менты уберут, чтобы звёздочки на погонах не потерять. Что ты можешь?! Тем более в инвалидной коляске. Ты с мужем сколько прожила, а личных бабок нажить не сумела. Твой благоверный – миллионер, а миллионерам закон не писан. Я наводил справки, сказали, что он очень крутой чувак. Круче только яйца Фаберже.

Ночью я долго не могла уснуть: ворочалась и прислушивалась, о чём шепчутся Василий, дед и Прасковья.

– Родоки, вот вы верите, что у этой богатой сучки денег на счетах нет? – слышался заметно пьяненький голос Василия.

– Вася, прекрати так о ней отзываться, – урезонивала его Прасковья. – Бедная женщина, ей пришлось столько пережить, врагу не пожелаешь.

– Я всё не могу успокоиться. Что это она столько лет с таким крутым перцем прожила и ничего за душой не имеет? Может, какие счета зарубежные есть, а она молчит? Деньги жмёт и за то, что ей жизнь спасли, отблагодарить не хочет?

– Да нет у неё никаких счетов, – гнула своё Прасковья.

– Откуда тебе знать?

– Да богатые мужики думаешь такие дураки? Они к своим деньгам никого не подпускают.

– Тогда за что он её убил?

– Может, она в доме прописана. А у них дома знаешь какие! Особняки! Если разводиться задумал, пришлось бы особняк распиливать. А ему это надо?

– И что мы теперь с ней делать будем? Возвращаться ей нельзя, она ж похороненная. И не просто нельзя возвращаться, а очень опасно. Что она здесь, у нас, всю жизнь торчать будет? На фиг нам нужен инвалид в доме?!

– Да пусть живёт, господь с тобой, – ворковала Прасковья. – Я всегда мечтала о дочке.

– Ну не о калеке же. Мало того что я вас кормлю, так ещё инвалидка на мою голову. С какой стати?! Это же чужой человек.

– Ну и что ты нас кормишь? Много ли нам нужно? У нас хозяйство своё, огород. Ну если только деду бутылку привезёшь из своей Москвы. Да можешь не привозить, поживёт подольше.

– Мать, что ты говоришь?! Я же перед тем как к вам ехать, в магазине затариваюсь. Полные сумки тащу. А почему я эту уродину кормить должен?

– Сынок, ну какая она уродина? Просто несчастная женщина, с которой жестоко обошлись. Куда же мы её, на улицу, что ли, выгоним?

– Она мне деньги за инвалидную коляску не отдала!

– Где ж она возьмёт деньги, у неё за душой ничего. Василий, почему у тебя такое чёрствое сердце? Разве я тебя так воспитывала? Должно же быть хоть какое-то сострадание. Прояви благородство. Ты же мужчина…

– Да какие, к чёрту, сострадание и благородство? Она же с золотой ложкой во рту родилась. Содержанка хренова! То муж её содержал, а теперь мы должны. Чего ради?

– Сынок, откуда в тебе столько ненависти!

– Мама, ты же знаешь, как сильно я ненавижу богатых! Такие, как её муж, разворовали страну. На работу, уроды, не берут! Моя бы воля, я бы всех богатых расстрелял. К стенке и прямо по ним очередью, чтобы другие побоялись из своих бронированных дверей высунуться! Мерзкие твари! Они же к таким, как мы, относятся как к скоту, просто как к рабочей силе. А сами поднялись благодаря связям, разжирели благодаря влиятельным родственничкам, а теперь, суки, позволяют себе смотреть на нас как на быдло. Сортируют людей по количеству денег. По принципу: если у тебя есть деньги – ты человек, нет денег – ты быдло. Думают, они здесь хозяева. У них же крутые тачки и недвижимость куры не клюют. Построили дворцы за высокими заборами. На какие шиши? Они считают, весь мир лежит у их ног! Живут по своим правилам, по непонятным принципам. Уверен, у этой богатой сучки, которая у вас тут на халяву поселилась, было немерено машин и несколько десятков шуб. Ездила, наверное, по разным там соляриям, салонам, СПА-центрам. Она же тупая овца, с которой, кроме обсуждения шмоток, поговорить не о чем.

– Сынок, почему ты так? Я с ней разговаривала. Очень приятная женщина. Страшно переживает из-за того, что с ней произошло, – пыталась успокоить разошедшегося не на шутку внука Прасковья.

– Переживает она! Она нам денег должна за то, что мы ей жизни спасли! Нет, ты мне, мать, объясни: почему она у нас жить должна? Когда мы сидели на воде и картошке, ей личный повар всякие деликатесы готовил. И она ими обжиралась в буквальном смысле слова. Это сейчас она такая ласковая и пушистая. Потому что в полном дерьме и никому не нужна. А если бы ты в то время, когда она крутая была, проходила мимо её особняка и, держась за сердце, попросила воды, она бы её тебе хрен дала. А ты говоришь, благородство и сострадание… У богатых нет ни того, ни другого… Если разобраться, бабы этой уже нет: умерла, похоронена. Вот она тише воды, ниже травы. Готова от безысходности нашу картошечку жрать и про чёрную икру забыла. А нутро её совсем другое. Уж мы-то знаем, что деньги человека портят. Ни для кого не секрет, что богатство одних ведёт к бедности других.

– В этом ты, сынок, неправ. Богатые люди, наоборот, создают рабочие места.

– Не говори, чего не знаешь! Я вот к одному богачу хотел водилой пойти, так он на собеседовании брезгливо меня окинул взглядом и сказал, что рожа, видишь ли, пропитая.

– Сынок, но ведь ты действительно много пьёшь. В деда пошёл.

– А пью потому, что жизнь скотская. Кручусь, зарабатываю как могу. Ты видела, какие нежные руки у этой сучки?

– Сынок, да ты бы видел, какая она была, когда её дед нашёл. Краше в гроб кладут, прости господи. Смотреть страшно.

– А ты видела руки женщин, которые работают на фабриках и заводах, подрывают здоровье за жалкие гроши?! А эта сука работать не захотела. Пошла другим путём и нашла себе «денежного мешка». А все «денежные мешки» – обыкновенное ворьё. Может, ты думаешь, богатые налоги платят? Если бы платили – не были бы богатыми. Бедность – удел неудачников? Богатство тогда – удел моральных уродов! Я вот недавно картинку наблюдал: перед троллейбусом из крутой тачки вылезает вонючая гнида. Дверцу открыл, да ещё и отошёл в сторонку, болтает по мобильнику. Его не волнует, что троллейбус не может проехать. А в троллейбусе обычные люди едут в скотских условиях, между прочим… И молодец женщина, которая вела троллейбус. Она один раз посигналила – гнида не реагирует. Она вышла и… так обложила матом, что только держись: гнида капитулировала почти мгновенно! Сел в свой вонючий драндулет и уехал. Видимо, туда, куда его послали. Смешно смотреть, как богачи передвигаются. Нижние конечности словно атрофировались. Идут, как в штаны наложили. Зажравшиеся, заплывшие жиром моральные уроды. Заставили своими драндулетами все тротуары. Нормальным людям ни пройти ни проехать. Куда ни плюнь – одни жирные морды. Я не встречал богатых, которые бы не задирали нос перед бедными. Зайдут в магазин, пальцы веером и начинают: «Покажите мне-то, покажите это, ой, а это мне не нравится, тут нитка торчит». Бесятся с жиру, издеваются и унижают людей как только могут. У тебя денег мало – ты не человек! Ни хрена себе…

– Сынок, прошу тебя, успокойся.

Но успокоить Василия было нереально: он очень сильно перебрал и требовал непонятной справедливости… Я попыталась заснуть, но минут через пятнадцать снова проснулась от горячечного монолога.