Текст книги "Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали"

Сергей вздохнул, собрался с духом, направился к командиру бронепоезда и доложил причину задержки.

Старший лейтенант выслушал его внимательно и повернулся к политруку:

– Что делать будем?

– С одной стороны, виноваты. А вдруг, по боевой обстановке, потребовался бы паровоз? А с другой стороны посмотреть – немцев уничтожили, одного пленили даже. И эшелон из-под огня в тыл вывели. Не знаю, как быть. Лучше доложить командиру дивизиона.

– Идем.

Время было вечернее. Командир дивизиона сидел за столом, разглядывал карту и прихлебывал из кружки чай.

– А, дезертир? – встретил он Сергея.

– Разрешите доложить? – Командир дивизиона решил защитить машиниста и рассказал, почему случилась задержка.

– Да? Что-то на сказку похоже. Всю бригаду под замок, и пусть особый уполномоченный проверит правдивость их показаний.

Сергея под конвоем отвели в пустую теплушку и там закрыли. Через несколько минут туда же привели Василия и Виктора.

– Ну, говорил же я вам – влетит.

– Разберутся, – пробурчал Виктор. – Давайте спать ложиться, устал я что-то.

– А паровоз топить кто будет? – всполошился Василий. – Топка к утру погаснет…

– Не наше дело, уж в этом нас точно не обвинят. Сами посадили, вот пусть сами и топят.

– Верно. – Василий успокоился и стал укладываться в угол.

Испачкаться никто не боялся. Грязнее робы, чем у паровозников, на всем бронепоезде не сыщешь.

– Подожди, – вдруг сел на полу Сергей. – Мало того что топка погаснет, так ведь еще и зашлакуется.

– Брось! Небось кочегара с бронепаровоза поставят.

Сергей снова улегся, подложив руку под голову. Конечно, он не ожидал, что его встретят хлебом-солью, но и в кутузку попасть не думал.

Ночью на станции проходили поезда, но шум от них был привычным и спать не мешал.

Утром загремел замок, и дверь отъехала в сторону.

– Выходите!

У вагона стояли конвой и особист.

– Сведения проверены. Милиция факт доставки пленного и документов еще троих фашистов подтверждает. Военный комендант убит, но дежурный по станции свидетельствует, что к эшелону вас заставил прицепиться комендант.

– Можно подумать, мы в Тулу развлечься катались, – пробурчал Виктор.

– А оружие трофейное почему не сдали? Мы в тендере три автомата нашли.

– Не успели. Нас же в будке паровозной повязали – и сюда.

– Чтобы впредь такого не было. Свободны!

– Есть!

Когда они подошли к паровозу, Виктор вдруг сказал:

– Паровоз-то наш обшмонали.

– Топили, что ли?

– Не понял? Обыскали! Компромат искали.

В паровозе находился кочегар бронепаровоза.

– Принимайте свою машину! Все в целости! А я к себе пошел, больно много угля ваша «Эрка» жрет. Только забросил пару лопат, как снова кидать надо.

– Это тебе не «Овечка».

Сергей постучал пальцем по стеклу манометра. Семь атмосфер, вполне нормально. Стало быть, топил и воду в котел инжектором подкачивал, не волынил ночью и не спал.

Кочегар с «Овечки» ушел, а Виктор осмотрел тендер. Ни автоматов, ни подсумков с магазинами к ним не было.

– Мы еще легко отделались. Эка невидаль – ночь в теплушке на полу. Хотя могли бы и спасибо сказать – за тех же немцев, – тихо пробурчал Виктор.

– А я думаю, немцев надо было сюда привезти – и трупы, и пленного. Тогда бы оценили, – заметил Сергей. – Ну ничего, впредь умнее будем.

– Хотелось ведь как лучше. Станция-то рядом была, и бункероваться надо.

Василий попытался что-то вставить.

– А ты молчи, – отрезал Виктор. – Мы с механиком немца взяли, пока ты на паровозе отсиживался. Поэтому права голоса не имеешь.

– Ну да, а в теплушку всю бригаду затолкали. Я только и делал, что топил, наказали бы всех.

– А ты как думал? Мы бригада, все воедино. Если накажут, так всех, и награждать всех будут, если отличимся.

– Сказал тоже! У нас в дивизионе хоть одному медаль дали?

– Стало быть, не заслужили пока. А вот автоматы жалко. На бепо пушки есть, пулеметы, винтовки. А вот автоматов нет. Удобная, между прочим, штука.

Словечком «бело» сокращенно называли бронепоезда.

– Василий, иди на кухню, есть охота – сил нет. По времени завтрак уже прошел, но, может быть, хоть что-нибудь осталось?

Василий взял котелки и ушел. Вернулся он с пшенной кашей, хлебом и чаем.

– Сам-то на кухне подхарчился?

– Ты что, старшину нашего не знаешь? Еле кашу выпросил, говорит – для караулов оставляли.

– Ладно, давайте есть.

Ели из одного котелка, ложками работали по очереди. Каша была пустая, сварена на воде, без мяса и без масла. Но с голодухи пошла на ура – бригада уже сутки ничего не ела. Вчера позавтракали, потом происшествие с немцами, затем эшелон уводили… И никто нигде куска хлеба не дал. По прибытии же в теплушку заперли. И на паровозе ничего съестного в запасе.

Котелок быстро опустел, Виктор облизал ложку:

– Дураки мы все!

– Это почему? – Сергею стало интересно.

– При немцах ранцы были – из телячьей кожи. Мы же не посмотрели даже, что там.

– Да что интересного там может быть? Белье запасное, бритва…

– …и харчи, – подхватил Виктор. – Говорят, у немцев шоколад там, консервы…

Сергей и Василий невольно сглотнули слюну. О шоколаде они только слышали, но не пробовали никогда. Да, похоже, поторопились они. Небось все милиционеры забрали, если за убитыми ездили.

Днем проводили техническое обслуживание паровоза: смазывали, подтягивали, регулировали, чистили. На паровозе уйма сочлененных подвижных соединений, и все надо проверить. Так за работой и день прошел.

Боевая работа на бронепоездах начиналась по большей части ночью, когда не было угрозы со стороны немецкой авиации. Для бронепоезда самолеты – главнейшая угроза. Вот и вечером прибежал посыльный:

– Машиниста – к начальнику бепо.

– За меня остаешься, – ткнул пальцем в Виктора Сергей.

По расписанию старшим на паровозе должен остаться помощник машиниста, а не кочегар. Но Виктор проявил себя бойцом опытным, смелым, а Василий трусоват оказался, нерешителен.

У командира бронепоезда Сергей получил приказ – прицепить контрольную платформу с ремонтновосстановительными отделениями и проследовать на Белев. Жители видели вчера, как в сумерках с немецкого самолета сбрасывали парашютистов. Органы НКВД с ротой охраны тыла провели зачистку местности, и в перестрелке четыре диверсанта были убиты. В их вещмешках была найдена взрывчатка. Поскольку бронепоезд должен выдвигаться к Белеву, командование решило подстраховаться и пустить впереди контрольную платформу.

– Ты только от Горбачева, станции тебе известной, тихим ходом двигайся, километров двадцать. Если они мину установить успели, она сработает под платформой и паровоз не повредит.

– Слушаюсь.

– Бронепоезд будет ждать в Горбачево. От Белева однопутка идет, и, как возвратишься, мы двинемся.

После маневров Сергей прицепил впереди тендера контрольную платформу, а спереди – теплушку с ремонтниками. Ехать решил задним ходом. Случись взрыв – тендер отремонтировать недолго, если осколками посечет.

Они добрались до Горбачева. Дежурная по станции, уже предупрежденная по телефону, дала указания стрелочникам, куцый состав проследовал без остановки и свернул с главного хода налево, к Белеву.

Сергей сбросил ход до пятнадцати-двадцати километров на скоростемере. Кажется, пешком можно обогнать. Но быстро ехать нельзя. Случись подрыв, паровоз мгновенно не остановишь, и он в лучшем случае сойдет с рельсов, а в худшем – улетит под откос. Паровоз весит 72 тонны без тендера, и ставить его на рельсы хлопотно и долго. А уж если перевернется – под списание пойдет: раму поведет, дымогарные и водогрейные трубы лопнут, потекут. Да и из паровозных бригад мало кто выживает в таких случаях. В будку сразу перегретый пар врывается и кипяток, бригаду постигает мгновенная смерть от массивных ожогов. Потому Сергей и осторожничал.

На контрольной платформе на стопке шпал лежал ремонтник – он осматривал путь. Увидит свежий гравий на насыпи – даст условный сигнал. Тогда остановка.

С поездов-вагонов и паровозов на ходу капает смазка, и гравий выглядит темным. При установке мины под рельс между шпалами для маскировки ее присыпают сверху гравием. Но, как ни старайся, все равно потревоженный гравий будет выделяться светлым пятном на общем грязном фоне. Вот такие участки и высматривали. А еще – провода от рельсов, идущие в сторону от насыпи. Ведь мины могли быть как нажимного действия, так и с электрозапалом. Их применяли уже, и, значит, должен быть диверсант неподалеку, который замкнет цепь контактов. И после теракта надо уходить немедленно. Войска по охране тыла разворачивались после диверсии быстро, вылавливали всех и в лесу стреляли сразу, без предупреждения.

Бронепоездов Советским Союзом было потеряно много. Большинство – от действий авиации, меньшая часть – от артиллерийских обстрелов, но были и уничтоженные диверсантами. В 1941 году немцам удалось уничтожить 21 советский бронепоезд, в основном – старых типов, на которых воевали еще в Гражданскую. Они не имели зенитных платформ и были плохо бронированы. В 1942 году потери резко возросли и погибли уже 42 бронепоезда. В 1943-м – 2, а в 1944–1945 годах – и вовсе ни одного. Научились тактике применения в условиях действия авиации. На каждом бронепоезде были как минимум две платформы с сильным зенитным вооружением – и не только с «максимами», но и с крупнокалиберными пулеметами «ДШК», зенитными автоматическими пушками. Кроме того, при отступлениях наших войск в 1941–1942 годах бронепоезда зачастую прикрывали отход и уходили последними, фактически были смертниками. Так что за полтора года с сорок первого немцы выбили почти весь довоенный парк бронепоездов.

Начало смеркаться. Дозорный впереди поднял руку, и Сергей сразу применил экстренное торможение. На насыпь из теплушки высыпали ремонтники, с паровоза спустился Сергей. Под рельсом на первый взгляд – ничего необычного, но гравий светлее, чем лежащий рядом.

В отделении ремонтников был сапер.

– Так, состав отгоняем, и всем уйти.

Повторять два раза не пришлось, Сергей отъехал метров на сто назад. И так повезло, дозорный в сумерках успел заметить подозрительное место. Платформа не доехала до него каких-то пять метров.

Сапер возился долго. Потом поднялся с колен, держа в руке деревянную коробку. Это была немецкая мина с нажимным взрывателем. Благодаря внимательности дозорного взрыва удалось избежать.

Однако диверсанты оказались опытными, перехитрили их. Про свежий гравий они знали и поставили первую мину типично, так, что ее можно было легко обнаружить. Ее и обнаружили. А вот в десятке метров от нее поставили вторую, тщательно замаскированную. Осторожно сняли верхний слой гравия, отложили его в сторону, а после установки мины присыпали ее этим замазученным гравием, и внешне закладка ничем не отличалась от окружающего фона. И мину установили из новых, со взрывателем, имеющим кратность. Диверсант мог сам установить цифры – от одной до десяти. Один поезд или вагон мог проехать благополучно, другой… Поставил диверсант, скажем, семерку – вот седьмой вагон и подрывался. Тут уж никакая контрольная платформа не выручала.

В дальнейшем мины с взрывателем кратности применялись и в морском деле. По знакомому фарватеру шли суда – одно, второе, седьмое… А под восьмым – взрыв.

После удачного разминирования все расслабились, да еще сумерки в ночь перешли, и видимость резко ухудшилась. Кроме того, убитые диверсанты были бывшие русские, военнопленные, завербованные немцами. А руководитель группы, эстонец, уцелел. Он сам в свое время пришел к немцам, потому что яро ненавидел Советы. Диверсантом он был опытным, прошедшим не одну заброску в тыл и совершившим не одну акцию. Потерей своей группы он не был огорчен. Это было даже лучше, НКВД сочло, что группа уничтожена.

Эстонец был жесток, очень хитер и предприимчив. Он-то и заложил первую мину-обманку, придумав поставить рядом тщательно замаскированную, с взрывателем кратности.

И вот теперь он сидел в лесу в двух сотнях метров и наблюдал. Он понимал, что рискует, но сам хотел полюбоваться на дело рук своих, доложить высшему руководству об успехе. Успешная акция – это награды, премия. А он хотел купить домик с большим участком земли, чтобы после войны стать помещиком, поскольку в победе немецких войск он не сомневался. Немцы уже заняли значительную часть европейской территории СССР, кто их сможет остановить?

Вот и сейчас он сам видел, как русские нашли и обезвредили первую мину. Но он ждал продолжения, он вожделел кровавого спектакля. Короткий состав тронется, контрольная платформа минует мину спокойно, а под паровозом она взорвется – он сам ставил цифру «4» на взрывателе. Мина с таким взрывателем использовалась диверсантом впервые, и он не был уверен в результате, хотел увидеть все сам.

Паровоз тронулся без гудка, без прожектора, при подслеповатых фарах.

Диверсант знал место закладки. Вот по рельсам прошла платформа с запасными рельсами и шпалами – с дозорным впереди.

Эстонец затаил дыхание. Паровоз – отличная цель, русские их много потеряли при отступлении, да и самолеты люфтваффе в первую очередь целились по ним. Встанет паровоз – обездвижится состав, и тогда делай с ним что угодно.

Взрыв прозвучал неожиданно и для паровозников, и для самого диверсанта. Под второй ведущей парой колес, прямо под серединой котла сверкнуло, раздался грохот. Контрольная платформа, абсолютно неповрежденная, прокатилась по инерции несколько метров вперед и остановилась. Паровоз же, буквально разорванный пополам по котлу на уровне песочницы, завалился одной стороной набок, но не упал. Из разорванного котла вырвалось облако пара, потоками хлынул кипяток.

Бригаде еще повезло. Сработай мина под следующей, третьей, парой колес, разбило бы топку и пар с кипятком хлынули бы в будку.

Взрывом бригаду оглушило. Василия немного контузило – мина была с его стороны. Из ушей помощника текла кровь.

Теплушка на рельсах устояла, ведь состав только тронулся и шел со скоростью пешехода.

– Это что было? – прокричал Виктор.

– Откуда мне знать? Взрыв!

Никто не понял сначала – снаряд ли прилетел издалека, бомба упала? Про мину и не подумали, ведь впереди паровоза неповрежденной прошла платформа.

Из кабины паровоза выбрались через левую дверь. Паровоз имел правый наклон, и люди опасались, что он может в любой момент рухнуть и придавить их.

Даже в темноте Сергей, разглядев паровоз, ужаснулся. Железо котла было разорвано пополам, как кости, торчали трубы, журчала вода. Рама, мощная и крепкая, была скручена взрывом, как конфетный фантик. Было понятно – паровозу конец, никаким ремонтом его не восстановить! И счастье, что сами уцелели.

Сергею стало обидно. Контрольная платформа цела, теплушка – тоже. Тендер и тот цел! А паровоз в утиль. Да еще и путь загородил. Теперь его или саперам подрывать, или другим паровозом под откос сталкивать. У него едва слезы из глаз не потекли. Он сжился с паровозом, как с живым существом, сколько лет на «Эрке» отработал. И вот теперь «безлошадный». Конечно, он будет числиться в бронепоезде, вполне вероятно, в боевой части. Но кем? Подносчиком снарядов? Военным специальностям он не обучен, стрелять только из винтовки умеет. К тому же машинисты в дивизионе бронепоездов, как и на гражданке, пользовались уважением. Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове.

Виктор подошел, обнял.

– Не печалься. Главное – сами живы. А железяку тебе другую дадут.

– Сам ты железяка! – Сергей двинул плечом, сбрасывая руку Виктора. – Я с этим паровозом столько дней и ночей провел, проехал… – Сергей не закончил фразу. Для него потерять паровоз – как друга закадычного. Но разве Виктор поймет? Он кочегаром без году неделя, для него паровоз – тяжелая и грязная работа, не более.

Сергей стоял в растерянности. К нему подошел командир отделения ремонтников-путейцев, сержант Рябоконь.

– Да ты не убивайся так, механик. Понимаю, жалко машину. Там война идет, люди тысячами гибнут. А машинку новую дадут, еще краше будет.

– Такой уже не будет. Я на этой каждый винтик знал.

– Я на «чугунке» двадцать лет, сочувствую. А сейчас что делать будем? Миной этой в бронепоезд метили, считай, ты удар на себя принял, важную боевую часть для страны сохранил.

– Что делать? – в растерянности повторил Сергей. – Наверное, к Горбачеву идти. Туда бронепоезд прийти должен, мы путь проверить должны были.

– Пока мы назад не вернулись, бепо в нашу сторону не выпустят, ждать будут.

– Мы километров на двадцать отъехали. Пешком к утру вернемся, – сообразил Виктор.

– М-да, верно.

Неожиданно Рябоконь хлопнул себя по лбу:

– Нас же пятнадцать человек – вместе с паровозной бригадой!

– И что?

– Будем толкать теплушку, тут с километр ровного пути. Потом легкий уклон пойдет, но он длинный, километров пять. Как ветер проскочим, все легче.

Они посомневались: ну а какой выход? Только пешком.

Отцепив теплушку от тендера, уперлись в нее плечами. Понемногу теплушка поехала.

Метров через триста они выбились из сил и остановились передохнуть. А когда отдышались, стали толкать спиной. И то ли привыкли уже, то ли невидимый пока глазу уклон пошел, только толкать стало легче. Парни повеселели, а теплушка тем временем стала набирать ход. Ее уже и толкать перестали, а вагон катится.

По одному по лестнице они забрались в теплушку. Последний уже вскакивал на хорошем ходу, за руки втащили.

Непривычно было: колеса на стыках постукивают, ветерок в распахнутые двери врывается, остужая разгоряченные лица и тела, а ни паровоза, ни мотора нет, впрочем, как и тормозов. Неуправляемая рельсовая торпеда.

Один из ремонтников взял сигнальный рожок – у всех путейцев, стрелочников такие есть – и стал дуть в рожок. Зазевается кто на путях – под вагон попадет. Хоть так оповестить о грозящей опасности можно.

Странно было так ехать, непривычно.

Уклон оказался длиннее, чем говорил Рябоконь. Потом пошла ровная площадка. Вагон проехал по инерции еще немного и встал.

– Тормозные башмаки на рельсы! – приказал Рябоконь, а потом обратился к Сергею: – Кого посылать в Горбачево будем?

– По мне – так хоть все идем.

– Нельзя. У меня в теплушке инструменты, местные живо разберут.

– Тогда мы идем всей бригадой, у нас уже ничего нет.

– Не забудь сказать о теплушке на рельсах, в темноте запросто напорются.

– Не забуду.

Они пошли пешком. Ночь, по шпалам идти неудобно. То споткнешься, то между шпалами на гравий ступишь. Вроде бы и приловчились, но все равно шли часа два с половиной.

Впереди раздался ритмичный металлический стук.

– Ручная дрезина едет, – тут же определил кто-то.

Без команды бригада бросилась в кювет: – слишком свежи еще были впечатления о встрече с немцами.

Но это оказались наши. Они поняли это, когда до появления дрезины осталось метров пятьдесят – по русскому матерку, хорошо слышимому в ночном воздухе.

Выбравшись на рельсы, бригада закричала:

– Стой!

Дрезина медленно подкатила и остановилась. Это были бойцы с бронепоезда.

– О! А нас послали узнать, куда вы запропастились, – обрадовался боец.

– Как видишь, пешком топаем. Взорвали наш паровоз.

– Да ну! Вот дела! А бепо в Горбачеве стоит, под парами.

– Везите нас на станцию.

Кое-как паровозники умостились на маленькой двухместной дрезине. Хорошо еще, что на рельсах ухабов нет, иначе не удержались бы. Ехали стоя, держась друг за друга.

И вот последний поворот, колеса простучали по стрелке. Впереди показалась громада бронепоезда.

Сергей забрался в бронепоезд и увидел удивленные взгляды паровозников с «Овечки».

– Оглохли мы, что ли? Не слышали, как ты подъехал.

Сергей лишь рукой махнул:

– Взорвали наш паровоз. Командир у себя?

– У себя! – Паровозники были шокированы неожиданным известием.

Сергей прошел в тендер, где в броневой рубке был боевой пост командира поезда, и постучал в дверь. Рубка была высокой, с хорошим обзором через щели, с оптикой, но очень тесной.

Дверь открылась, и командир выбрался из рубки: вдвоем там было не поместиться.

– Заремба? Вернулся уже? А я навстречу вам дрезину послал.

– Плохо дело, товарищ командир!

– Снова на немцев нарвались?

– Паровоз взорвали!

– Как?! У вас ведь впереди контрольная платформа шла! А люди целы?

– Они целы, как и платформа. А паровоз – в металлолом.

– Подробнее…

– Дозорный увидел на рельсах подозрительное место, гравий светлый был. Остановились – ехали-то медленно. Сапер убрал мину, поехали дальше. Скорость толком набрать не успели, двигались буквально шагом. Платформа прошла нормально, первая пара ведущих колес паровоза – тоже. А под второй – взрыв! Паровоз на рельсах не устоял, накренился. Рама скручена, котел пополам разорван, одно слово – хлам. А тендер и теплушка – без единой царапины.

– Самих-то не обожгло?

– Целы.

– Наверное, мина с электровзрывателем была, контакт по проводам был, – высказал предположение командир.

– Уже темно было, но проводов мы не обнаружили.

– Странно. Доложу командиру дивизиона. Проехать можно?

– Нет. Надо другим паровозом мой с путей под насыпь столкнуть. Или трактором, танком.

– Где я тебе их возьму? А ведь у меня боевой приказ.

Командир задумался.

– Боевой приказ надо выполнить, до утра не так много времени. Как думаешь, бронепоездом столкнем паровоз?

– На путях теплушка стоит, – напомнил Сергей.

– Помню. Но надо пробовать. Едем. Все по местам!

Паровозная бригада Сергея забралась в «Овечку», машинист дал короткий гудок. Часовые забрались в бронеплощадки, и поезд тронулся. «Овечка» набирала ход медленно, не то что «Эрка».

– Километров через десять теплушка на путях будет, не огражденная, – предостерег Сергей машиниста.

– Понял, – отозвался тот и включил прожектор.

По ночам немцы практически не летали, до линии фронта еще далеко, а столкновение с теплушкой могло закончиться катастрофой. И потому из двух зол машинист выбрал меньшее. Ночью на поездах или отдельных вагонах с правой стороны должен гореть красный фонарь. Сейчас его не было. В боевых условиях бронепоезда не всегда выполняли все предписания МПС. В мирное время за такое нарушение голову бы сняли, но сейчас по этой ветке никакие поезда, кроме броневых, не ходили.

Командир отделения ремонтников был человеком опытным, и потому, заслышав звук паровоза и увидев свет прожектора, он выслал навстречу бойца. Тот карманным фонариком стал описывать круговые движения, давая знать об остановке.

Поезд снизил ход и приблизился к теплушке. Прицепились, скрутили сцепку. Командир приказал всем бойцам покинуть теплушку и перейти в броневагоны, и дальше поезд уже двигался медленно.

На путях, на месте подрыва паровоза оставался тендер. Он был черного цвета, и увидеть его в ночи было сложно.

Впереди легкий подъем, буквально – несколько градусов, но «Овечка» одышливо пыхтела. Будка ее по сравнению с паровозом Сергея темная, тем более что и народу в нее набилось много, две бригады.

Помощник увидел тендер первым.

– Тормози! Препятствие!

Поезд встал. На насыпь спустились обе паровозные бригады, командир и отделение ремонтников. При свете прожекторов осмотрели подорванный паровоз. Машинист «Овечки» предложил прицепить тендер к контрольной платформе бронепоезда и им же столкнуть паровоз, освободив пути.

Свой выход предложил сапер:

– Товарищ старший лейтенант! А давайте под правые колеса подложим взрывчатку. Как жахнем – паровоз сам и свалится.

– Рельсы повредим.

– Они и так повреждены, все равно менять. Зато быстро получится.

– Сумеешь?

– У меня мина немецкая есть, которую снял. Подложу, электродетонатор поставим – пять минут всех дел. Только бронепоезд отгоните.

Тендер прицепили к платформе, бронепоезд отъехал на полсотни метров назад.

Сапер возился недолго. Вот он отбежал, упал за насыпь с другой стороны и крутанул ручку «адской машинки». Вспышка, взрыв, облако пыли!

Паровоз Сергея стал медленно крениться на правый бок, потом рухнул.

К месту подрыва подошли ремонтники – надо было менять разбитые обоими взрывами рельсы. Работа знакомая, за час управились. Путь был исправен и свободен.

Бронепоезд двинулся в сторону Белева. Впереди был тендер, за ним – теплушка ремонтников, а уж затем – контрольная платформа. Порядок был нарушен, и в случае подрыва на мине первым взлетел бы довольно тяжелый тендер, а не легкая платформа.

Зазвонил телефон в будке:

– Остановка! – приказал машинист.

Бронепоезд встал. Довольно быстро определились на местности. Башни с пушками повернулись на левый борт, стволы орудий поднялись. И почти сразу грянул залп, через короткий промежуток – второй, третий… Грохот стоял сильный, клубилось облако пыли, стлался пороховой дым. А затем с пусковых установок сорвались реактивные снаряды и с воем огненными кометами ушли в ночное небо.

– Задний ход, уходим! – приказал командир.

Сергей в первый раз видел вблизи, как стреляют реактивные установки. Впечатлило!

Но по запуску реактивных снарядов немцы быстро засекали место пуска. И не успели они отъехать и километра, как по месту прежней стоянки ударили снаряды. Вспышки разрывов следовали одна за другой, а уж потом доносился звук.

– Каждый раз так, – в сердцах сказал машинист «Овечки». – Если промедлим с уходом, накроют.

До Горбачева добрались быстро, но у входной стрелки пришлось ждать: по главному пути шли эшелоны с техникой, войсками. Наконец дождались «окна», семафор поднял крыло, «Козьма Минин» въехал на станцию и проследовал без остановок до Черни.

Командир ушел к командиру бронедивизиона – доложить о выполненном задании, а Виктор еще некоторое время промаялся на чужом паровозе:

– Сергей, я пошел на базовый поезд. Паровоза больше нет, что мне здесь делать? Свидимся еще, прощевай!

Сергей и Василий чувствовали себя неприкаянными. Без паровоза делать нечего, и Сергей тоже ощущал свою ненужность. У всех на поезде есть свое дело – у артиллеристов, ремонтников, у поездной бригады.

Оба дожидались возвращения командира.

– Я командиру дивизиона о взорванном паровозе и о вас доложил. Приказано перевести вас на базовый поезд. У меня все люди по штату, лишних взять не могу. – Старший лейтенант развел руками. – Вот если ранят кого или кто-то заболеет, тогда возьму, хотя бы заряжающим к пушкам, – добавил он, глядя на их огорченные лица.

Оба поплелись к базовому эшелону. Конечно, лучше быть заряжающим, подносчиком или еще кем-либо на поезде, чем балластом. Понятное дело, старшина поезда работу найдет – что-нибудь чистить, грузы таскать. Но Сергей – паровозник и без машины себя не мыслил.

Спать улеглись в теплушке, на своих нарах. Василий уснул быстро, а Сергей еще долго ворочался.

А с утра – подъем, помывка, завтрак. Старшина определил их в караульную команду, с винтовками охранять эшелон. Сергею досадно было. Он машинист, специальность, востребованная и нужная и в мирное, и в военное время, – и вдруг с винтовкой в карауле. Такую службу может нести любой новобранец, особых знаний и умений не надо.

Сергей безропотно ходил в караул, стоял с винтовкой. Мимо него почти каждую ночь уходили на боевое задание бронепоезда – «Козьма Минин», «Илья Муромец», входящие в бронедивизион. В таких случаях Сергей отворачивался: обидно ему было, и не хотел, чтобы его видели на посту. Он выполнял приказ, но считал для себя караульную службу унизительной, ведь на паровозе он мог принести больше пользы. Но в войну место службы не выбирают.

Бронепоезда немцам мешали. Подкатят ночью на позиции, обстреляют – и тут же уходят. Немцы пытались их засечь, обстрелять, но безуспешно. Для вермахта бронепоезда были как заноза: не смертельно, но мешают. И немецкая разведка нацелила агентурную сеть на выявление их стоянок и путей передвижения. Были задействованы группы диверсантов, армейская разведка. Плохо и наспех подготовленные группы из числа предателей и перебежчиков быстро попадали в руки территориальных органов НКВД или войск по охране тыла. В результате их допросов удалось узнать главную цель – бронепоезда. На данном участке фронта их действовало около десятка.

Действуя по принципу «Предупрежден – значит вооружен», о диверсионных группах проинформировали командиров дивизионов. Командиры решили подстраховаться и в местах, где параллельно железной шла дорога автомобильная, пускали бронеавтомобили. За полчаса до прохождения бронепоезда стали выпускать по железной дороге бронедрезину или ручную дрезину. Бронедрезина имела автомобильный мотор, противопульное бронирование и отсутствием окон напоминала небольшой рефрижератор. Два пулемета располагались по бортам, башни не было. Такая бронедрезина могла брать на борт до восьми человек. Жаль только, что в дивизионе она была одна на два бепо.

Ручные дрезины бывали разные, на двух или четырех человек, и в движение приводились мускульной силой седоков. Чтобы ехать на ней, надо было качать вперед-назад длинный рычаг. На маленьких колесах, с деревянной лавочкой, открытая всем ветрам и дождям, она имела два плюса. Она почти бесшумно двигалась и была легкой. В случае необходимости седоки снимали ее с рельсов и убирали в сторону, скажем, для пропуска поезда. Потом возвращали дрезину на рельсы и ехали дальше. При активной работе рычагом-качалкой пассажиры дрезины вполне могли развивать скорость до двадцати километров, а на спусках – и больше. Ее переносили через разрушенные взрывами рельсы. И еще одно было: из-за малого веса под ручной дрезиной не срабатывали мины. Под вагонами или паровозом рельсы прогибались, и взрыватель нажимного действия срабатывал, а дрезина проезжала без ущерба. По аналогии: по противотанковым минам пехота проходила, а танки подрывались.

Когда старшина базового поезда получил приказ о выпуске дрезины, он сразу указал пальцем на Сергея:

– Вижу, не по нраву тебе караульная служба, тяготишься ты ею. А так все на колесах будешь. И Василия с собой забирай. Одна бригада вы, свыклись уже. Винтовки с собой брать непременно: всяко может случиться, не в шашки играем. Еще ракетницу обязательно. Красный сигнал – тревога, обнаружены диверсанты; желтая ракета – путь неисправен, подрыв или лопнувший рельс.

– Слушаюсь.

– Тогда принимай механизм.

«Механизм» оказался старой, не раз латанной, но исправной дрезиной. Рычаг-качалка с храповиком, рукоять тормоза и отполированная до блеска штанами деревянная скамейка. Просто, даже убого, но едет. От нее до паровоза – как от обычной иголки до швейной машинки. Но Сергей приободрился – снова какая-то свобода, ветер в лицо, «чугунка».

Первый выезд уже должен быть вечером, и снова на Белев. Дрезину погрузили на контрольную платформу, бронепоезд засветло вышел со станции Чернь и в сумерках прибыл в Горбачево.

Ремонтники сняли дрезину с платформы и поставили на рельсы.

– Ты путь осмотри, а потом остановись. Бронепоезд на позицию для стрельбы выйдет, подъедешь. Мы дрезину мигом на платформу забросим, все лучше, чем рычагом работать.