Текст книги "Черная метка"

– Ну как завтрак?

Сторож поморщился, помолчал, потом процитировал.

– Хозяин плут,

– Пирог дерьмо,

– Едал я ваши именины,

– Подайте шляпу и пальто.

И пошел дальше. Хасан раскрыл было рот, но промолчал. Его в общем-то мало интересовало мнение старика.

– Я свой миллион так и так возьму, пока лох-директор поймет, что к чему, смена и кончится. Связываться с судом никто не станет, все доказательства похеряны в шестистах желудков русских ублюдков.

Так, или примерно так, думал Хасан, глядя вслед удаляющемуся старику.

Никто продуктов не крал, в раздевалках у поваров не пряталось ни масло, ни мясо, ни пачки творога или сосисек. Просто технология воровства, в обильном масштабе, была другой. Как воруют шофера?

Получает водитель утром сто рублей на бензин. Заправляется на сорок пять. За пять рублей покупает, для отчета, чек на сто рублей, а пятьдесят кладет в карман. Вечером накручивает моторчиком километраж на спидометре на сто рублей. Точно такой же технологией воровства, как два маковых зернышка, похожая на только что приведенную, использовал и Хасан, только с сотнями тысяч рублей. Ежедневно Хасан крал больше шестидесяти тысяч рублей, не вынося с кухни ни кусочка.

Очевидность мошенничества Хасана стала общедоступной по кормежке в столовой. Зловещий ропот мог перерасти в серьезный скандал, но смена кончилась. Хасана убрали, да и он с удовольствием убрался от греха подальше с миллионом с лишним в кармане, да еще погрузил в машину и увез остатки продуктов со склада. И здесь, добрейший Иван Леонидович уступил, позволил забрать остатки.

Следующая, последняя смена, кормилась кухонной бригадой собранной заново. Нормальная, допустимая утечка продуктов с кухни продолжилась.

И все таки Иван Леонидович никак не мог успокоиться, избавиться от комплекса по воровству с кухни. И что ему так втемяшилось? Да пусть бы тащили повара, нормальная, естественная, допустимая утечка. Опять же надо менять поваров, другие придут, тоже захотят взять и так до бесконечности. Закон природы – его не переделаешь. Но Леопольда заклинило, зациклило, как заноза, маленькая, а житья не дает. И придумал таки.

Скорее не он, а его жена. Сам Иван Леонидович видный мужик и жена под стать ему. Женщина еще не достигшая бальзаковского возраста, выглядела очень молодо. Отлично сложенная, не крупная и не мелкая блондинка, с прекрасным бюстом и стройными ногами. Утром, спокойная и свежая, отправлялась на велосипедную прогулку с мужем или одна. Безукоризненно со вкусом одетая, с обтягивающими бедра брюками, прямо сидела в седле велосипеда, сама наслаждаясь своим видом. Присутствующие при выезде мужчины, невольно поворачивали головы в ее сторону, что б насладиться великолепным видом сзади.

Иван Леонидович стал советоваться с женой. Кому он мог доверить, терзающий его комплекс по воровству с кухни. В советское время ему не приходилось сталкиваться с такой проблемой, ему и сейчас невдомек, что кухонное воровство, это укоренившаяся привычка, пустившая очень глубокие корни, при развитом социализме. Тащили, иначе крали или воровали все. Даже официально было введено понятие – несун. Объявляли борьбу с несунами, которая кончилась ничем, даже не начавшись. Тащили рабочие, инженеры и колхозники, начальники и подчиненные, государственные, мелкие и крупные, служащие, министры и бомжи. А что говорить о работниках торговли или питания. Конечно, сам бог велел.

– Дорогая, – сказал Иван – что делать, коль с кухни работники тащат продукты?

– Уж если это явление неистребимо – констатировала Марина – надо вышибать клин, клином.

– Это как? – не понял Иван.

– Надо самим воровать, участвовать в этом процессе, возглавить его.

– Ты что хочешь? Что б я пошел на кухню работать?

– Зачем ты, у тебя хватит дел директорских, – я пойду.

– Ты что, хочешь стать поваром, шеф-поваром?

– Нет, дорогой, я не собираюсь работать, я буду следить. Ты оформишь меня, – ну скажем – заведующей, что б все мне подчинялись, выполняли все мои указания, без моего разрешения ни шага, ни в лево ни в право. А воровать будем не так как Хасан, но достаточно будет на безбедную жизнь. Милый, чо нужно сделать, что б стать богатым, ну хотя бы иметь деньги, которых будет много проходить через наши руки. Или больше получать или экономить. – Последнее слово она растянула по слогам.

– Каждый день выкидывается сотни килограмм помоев – их количество надо уменьшить втрое, а сэкономленные помои – деньги. Корова, проданная целиком, стоит в три раза дешевле, чем проданная по килограмму. Надо делать меньше порции. Строжайшая экономия во всем. От соли и хлеба до паюсной икры и стерляди. Каждому ребенку положено еды на сто шестьдесят рублей, он и не заметит, если будет на сто сорок. А это десять тысяч в день. В котлах, после раздачи, ничего не должно оставаться. Оставшиеся продукты пустим потом, документы будут те, что нужны. Я возьму это на себя, дорогой.

– Ну кем я тебя оформлю? Не работающей единицы нет.

– Придумай, создай, напиши приказ. Я заставлю всех работать с максимальной отдачей. Если кто возмутится или не дай бог, что-то возьмет. Немедленное увольнение, без объяснения причин. Желающих работать полно, кризис, и другим урок. Все молчать будут.

– Хорошо, деловая ты моя.

На том и порешили.

В следующую, третью директорскую оздоровительную компанию, набранному штату кухонных рабочих, была представлена заведующая столовой Марина Ивановна. Что она жена директора безусловно знали все. Если заведующую можно бояться, уважать или нет за деловые качества, то с начальницей, еще одновременно и директорской женой – придется считаться по всем пунктам, но только тихо, про себя, как говорится только на кухне дома.

Даже между собой, в столовой кухне стали бояться и друг друга, так сказать – молчали в тряпочку. Марина Ивановна бескомпромиссно начала выполнять, поставленную ей самой задачу – жесткую экономию, беспрекословное подчинение.

Большинство руководителей-начальников, больших и маленьких, хотели бы вести себя так, подчинить себе полностью своих подданных, но мало кому удается этого добиться. А директрисе-управляющей лагерной кухней это удалось в полной мере. Она не кричала, не ругалась, только смотрела, но так, как смотрит змея, собирающаяся проглотить кролика. Ее холодные глаза были повсюду. Рано утром она открывала кухонные двери, но не все, а только те, которые требовались в данный момент. Присутствовала при получении продуктов, разделке мяса, порционной нарезке колбасы, сыра, фруктов и всего остального. Она была повсюду. Стояла на раздаче и без всякого стеснения и внутреннего беспокойства говорила.

– По одному кусочку колбасы и масла.

А колечки колбасы были нарезаны так тонко, что через них можно было читать газету, а порции масла были с детский ноготь. И все молчали – сказать даже соседу, может стать себе дороже. И не без оснований. Увольнялись сотрудницы за малейшее нарушение. Кому кризис, а кому мать родная. Даже зарплаты были уменьшены – кризис. За летний период, с подачи директрисы, кухонный состав сменился полностью не раз. Она безжалостно, не моргнув глазом, уволила сотрудницу только за то, что та на ее глазах съела лишнюю сосиску. Под этот жернов попала и сожительница Ахмета. Ахмет очень расстроился и даже хотел уйти из лагеря, но поразмыслив, не решился, стерпел и остался. Порой порционных блюд не хватало поварихам и посудомойкам. Абсурд – повара не доедали. Остающиеся иногда продукты – нарезка, фрукты, сладости, немедленно, под пристальным присмотром Марины Ивановны отправлялись на склад. С ее подачи, родители могли посещать своих чад с шести утра до поздней ночи ежедневно, пронося на территорию огромные баулы со сладостями. Нахватавшись подарков, дети меньше ели в столовой или пропускали кормежку вообще. Обслуживающий персонал – обслуга, питалась в столовой, но рацион отличался от детского в сторону уменьшения. Марина Ивановна без всякого стеснения заявляла.

– Это только детям, сотрудникам не положено.

Однажды на кухню заглянула, бывшая в прошлом году, повариха. Ее знакомая, обрадовавшись встрече сказала.

– В прошлом году на кухне было весело. На что тут же среагировала Марина Ивановна.

– У нас тоже смеха хватает за рабочий день.

Видимо сорвавшись, молоденькая посудомойка добавила.

– Так весело, что просто обхохочешься. Этот сарказм Марина Ивановна пропустила мимо ушей. Опытная повариха, повидавшая много кухонь на своем веку, едва доработав смену, уволилась по собственному желанию и уходя с территории лагеря не удержалась и пожаловалась пожилой сторожихе.

– На кухне, как в тюрьме, куда не сунься ее глаза, ну прямо шаг вправо, шаг влево – побег-увольнение, губы улыбаются, а взгляд ледяной, змеиный. Едва смену доработала.

Единственным и непримиримым, открытым противником директрисы – стала бухгалтер. Их война началась с самого начала, как только Марина Ивановна появилась на кухне. Ее должность, по мнению бухгалтерши незаконна, не предусмотрена штатным расписанием и хотя директор своим распоряжением как бы узаконил пребывание жены на кухне, но с этим согласиться Валентина Егоровна не могла и не хотела. Две женщины в борьбе за приобретением, распределением и расходованием продуктов сцепились мертвой схваткой. Обе примерно одного возраста, обе не зависимые друг от друга, или хотели быть таковыми, стали злейшими врагами. За спиной Марины Ивановны послушный муж-директор, за Валентиной Егоровной, как она считала – право. Никто не хотел уступать. Они перестали здороваться, избегали, по мере возможности общения и ненавидели друг друга лютой ненавистью. Дело приближалось к банальной женской драке, бессмысленной и беспощадной. В конфликт был втянут и директор, у которого тоже было полно не вполне законных дел. Война готова была выйти на уровень руководства всего оборонного комплекса, чего очень не хотелось директору, да и бухгалтерша не знала, чем все это может кончиться. Так и воевали женщины все лето с переменным успехом. Марина Ивановна с нетерпением ждала конца сезона, а Валентина Егоровна надеялась доказать свою правоту или хотя бы крупно навредить и после отдыха детей.

Самой Марине Ивановне летняя компания на кухне досталась не легко. В минуту откровения она все же пожаловалась знакомой, может единственной, кто относился к ней с участием.

– Устала, сил больше нет, не дождусь, когда кончится эта каторга.

И внешний вид ее изменился, она уже не выглядела такой молодой и свежей. Ее полтинник стал проглядываться более отчетливо, велосипедные прогулки прекратились и после обеда Марина иногда запиралась у себя в комнате, с тоской глядела на себя в зеркало и ложилась отдохнуть. Вместе с тем, хотя оклад ей муж положил и не большой, от греха подальше, она регулярно получала повышенную премию и на складе скопилось много продуктов, которые реализовывались для питания приезжающих осенью пенсионеров и сезонных рабочих, нанятых для ремонта коммуникаций. В общем за летний период Марина Ивановна и Иван Леонидович положили на свои раздельные счета в банке по приличной сумме. Компенсировали их нервные затраты эти деньги или нет? На это они скорее ответили бы утвердительно, нежели нет.

Иван Леонидович, удалив кухонную занозу, не избавился от других своих забот и комплексов. По-прежнему болезненно реагировал на включенный в дневное время свет, хилые цветочки, не подобранные фантики от конфет, расхлябанность недобросовестных сотрудников. Тем не менее, руководя лагерем третий год, набрался опыта, решив с помощью жены проблему с кухней, стал спокойней и уверенней. Оставалась главная, не решенная задача с кадрами. Иваныч ушел, другой подходящей кандидатуры на горизонте не проявлялось. Но летний сезон кончился, в ближайший месяц топить не нужно, можно расслабиться, съездить в отпуск, отдохнуть. Иван Леонидович, вместе с женой, отправился к морю и лагерь погрузился в полудрему до весны.

Нельзя сказать, что лагерь засыпал мертвым сном. Выдавались дни и довольно часто, когда на всей территории оставалось всего два человек – – кочегар, топивший один котел, что б не разморозились трубы в трех корпусах, да сторож. Но все же чаще в лагере было еще несколько человек, кроме кочегара и сторожа. Это гастербайтеры, рабочие подрядных организаций, редкие и малочисленные, так называемые, дикие отдыхающие. Отдохнуть приезжали, бывшие летние вожатые, на осенние, зимние и весенние каникулы дети, но их было не много. Директор наведывался частенько, обычно с кем-нибудь из своих. Ночует одну, две ночи и опять пропадет на несколько дней.

В двадцатых числах декабря, в субботний вечер, пятеро отдыхающих-вожатых лагеря решили поехать в ближайший магазин за вином и продуктами. Приехали они в пятницу и выпивки, конечно, не хватило, что брали с собой, а домой собирались лишь вечером в воскресенье.

Шумной компанией он выпорхнули с территории. У ворот их встретил сторож, дед Игнат, семидесятилетний старик из ближайшего поселка. Вообще-то этот дед был раньше ведущим конструктором, но нанялся сторожем в оздоровительный комплекс или как его звали по привычке лагерь, подработать к пенсии. Приветливо махнув деду они втиснулись в Жигули и уехали. За рулем сидел Вадим, он был абсолютно трезвый, рядом с ним высокий парень, а сзади разместились два молодых человека и между ними девушка. Молодежь весело шутила и друзья подтрунивали друг над другом.

Было уже около восьми часов вечера, и Игнат решил прилечь на кровать. Он включил телевизор, ноги положил на стул у кровати и под шум телевизора, задремал.

До магазина было недалеко. Два километра до федеральной трассы по заснеженной дороге и метров пятьсот по почти сухому шоссе. На выезде на трассу стояла ГИБДД – шная ракушка и два сотрудника топтались с радаром, надеясь нарубить перед новым годом денег для шикарного празднования нового года. Когда ребята в Жигулях проезжали мимо, один из них заметил.

– Эти точно едут за водкой в наш магазин. Надо их на обратном пути пощипать. Подкрути радар на сотку.

Они проследили за машиной, причем один их них вышел на проезжую часть шоссе.

– Точно, у магазина остановились. Но подкрутить радар не удастся, новый получил, он опечатан.

– Ладно, обойдемся и без него.

– В это время Вадим тоже заметил ястребов на перекрестке, и на обратном пути велел пристегнуться сидящему с ним рядом и сам накинул ремень.

Милиционеры ждали, ждали Жигули, замерзли и залезли в машину. Как раз в это время Вадим включил в последний момент левый поворот, повернул и поехал по второстепенной, белой дороге. В зеркало заднего вида он увидел, что гаишники выскочили из машины и замахали своей полосатой палкой. Но Вадим утопил педаль газа и машина умчалась в ночь. Пока милиционеры ругаясь матом, завели, развернули машину, ребята уже стояли у ворот лагеря около машины.

Игнат проснулся от яркого света фар в сторожке, поднялся с кровати и выглянул в окно. У сторожки стояли две машины. Жигули вожатых и милиции. Один из сотрудников ГИБДД вылез из машины и подошел к ребятам.

– Кто водитель машины? Прошу предъявить документы.

– Я водитель – сказал Вадим – представьтесь пожалуйста.

– Перебьешься щенок. Давай документы, нарушили правила дорожного движения, ехали со скоростью сто километров в час.

Милиционер, молодой и наглый, бесцеремонно почти выхватил документы у Вадима и ничего не сказав, полез в свою машину, а Вадиму бросил.

– Садись сзади.

Вадим уселся на заднее сиденье.

– Дверь закрой. Пьяный, что ли?

– Почему пьяный? – Трезвый

– Наркотики, оружие есть в машине есть?

– Нет, ничего.

– Нам все равно всю ночь дежурить на дороге, а тебе молодой мы устроим веселую ночку. Сейчас отвезем, проверим тебя, пил или не пил, потом составим протокол, но можно договориться по хорошему.

Милиционер замолчал, а Вадим опешил от такой наглости.

– Совсем оборзели сволочи. -. Но сдержался.

– Командир, я ничего не нарушал и вообще с утра стоит машина здесь и никуда я не ездил.

Его прорвало.

– Вы грубите, хамите, без всяких на то оснований, не представились, взятку вымогаете. Совсем обнаглели.

– Ах, ты так заговорил – взъерепенился гаишник. Пожалеешь. Права получишь после суда, а протокол сейчас подпишешь.

Он долго и зло возился с протоколом.

– Там по трассе бесконечный поток машин и с каждой можно поиметь, а тут стой в лесу и пиши протокол.

Наконец он протянул протокол и ручку.

– Подписывай вот здесь.

– Ничего я не буду подписывать, я ничего не нарушал и моя машина никуда не ездила. У меня вон стоят четыре свидетеля.– Обозлился и Вадим.

Совсем совесть потеряли.

Он вышел из машины и все ребята ушли на территорию лагеря.

Дед Игнат тоже хотел уйти в сторожку, но милиционеры пригласили его в машину.

– Дед, присядь на заднее сиденье.

Игнат сел в машину.

– Дед, скажи свою фамилию и подпиши протокол, подтверди, что Жигули только что подъехали, прямо перед нами.

Сторож попал в неудобное положение. С одной стороны он не хотел помогать взяточникам, а с другой стороны не мог давать ложные показания. Поэтому он сказал.

– В мои обязанности не входит следить за машинами. Уезжали эти Жигули или нет – мне до фонаря. Я отдыхал, а когда встал, то увидел стоят две машины – ваша и Жигули. Ваша только что подъехала и разбудила меня, а Жигули стоят здесь с утра, а уезжали они или нет, не мое дело.

Милиционеры поняли, что дед им не союзник и отпустили его.

По рации они стали связываться с другими сотрудниками. Где-то через час приехала еще одна машина ГИБДД и эвакуатор. Снова подошли вожатые, все пятеро.

Не обращая внимания на молодежь, водитель эвакуатора опустил платформу, зацепил тросом машину и втянул ее к себе на кузов. Поднял платформу и уехал. За ним укатили и гаишники.

Было уже далеко за полночь.

– Сволочи – протянул дед. Плюнул в сторону милиционеров и зашел в сторожку.

Через две недели к Игнату в квартиру постучался Вадим, поздоровался и попросил.

– Съездите с нами в суд.

– Хорошо, но только довезите меня потом обратно, чем у вас дело кончилось?

– Еще не кончилось, должен быть суд, на нем и будут решать – лишат меня прав или нет. Я и так уже пострадал из-за этих тварей. Отдал шесть с половиной тысяч рублей за эвакуацию и до сих пор езжу без прав. А назад после суда обязательно довезу.

– Сволочи, взяточники, что б им пусто было, я обязательно поеду с вами.

В ресторане Сказка, на 94 километре федеральной трассы, в уютном уголке сидели трое мужчин. Двое молодые, третий явно за пятьдесят. Все трое были сотрудники ГИБДД, Семен Соколов, Фома Неверов и их начальник Першин Михаил Афонасьевич. Последний начал.

– Дураки, чем будете доказывать в суде, что этот молокосос нарушал правила? Если не подписывал протокол, то это полная лажа, надо что-то от чего он не отвертится. В протоколе какую скорость указал

– Сто десять.

– Пиши сто двадцать. А с судьей я договорюсь, сам побеседую. Он будет на нашей стороне, но его тоже надо смазывать. Так что раскошеливайтесь, я тоже добавлю. Нельзя допускать слабину. Быстро слух разойдется, все начнут правоту доказывать. Нам всем придется жить на одну зарплату. Ладно, давай разливай Семен.

– Командир, а нельзя фотографию слепить с его номером и скоростью сто двадцать.

– Ночь же была, но поговорю с экспертами, может что и придумаю.

Гаишники выпили и стали закусывать.

Начальник ГИБДД Першин сидел в своем кабинете злой и недовольный. Только что ушли сержанты, приносили мзду. Суммы были меньше, чем он ожидал.

– Или сами сержанты стали хапать больше, или перед очередным повышением штрафов аккуратнее стали ездить автолюбители, но денег стало намного меньше. Да еще эта борьба с коррупцией, когда же наконец, примут закон о повышении штрафов? Надо своим накрутить хвосты, не жить же в самом деле на зарплату. Дачу достраивать надо, а туда как ни крути три лимона потребуется.– Невесело думал про себя полковник.

– Надо судье позвонить.

Он набрал номер.

– Николай, это Михаил. Выбери время, подскочи, дело есть.

– Какое дело?

– Да, мелочь разная, но не по телефону же.

– Хорошо, сегодня же во второй половине дня подъеду.

– Окей.

Судья без стука вошел в кабинет.

– Привет Михаил. – – протянул и пожал руку,

– В чем дело, выкладывай.

– Двое моих застранцев хотели пощипать заезжих московских молокососов. Те уехали, а пока мои их догнали, москвичи уже стояли и бежать не собирались. Уперлись и все. Не были мы, ни в какой магазин не ездили и на дороге не были, стоим здесь целый день.

– А сколько было москвичей?

– Да, в одних Жигулях пятеро, а моих двое.

– Свидетели есть?

– Да нет, ночью дело было, уже около десяти, темно.

– А в магазине не опросили продавцов?

– Нет, не до них было. Все произошло перед самым новым годом.

Судья задумался.

– Два твоих, пятеро их, без свидетелей, не на чем строить обвинение.

– Сотрудники составили протокол, обвиняли молодых, что были пьяны, что скорость была сто двадцать. Но водитель, москвич, молодой пацан, да ранний. Ничего подписывать не стал, на освидетельствование ехать отказался. Идет в полный отказ.

– Можно вменить не подчинение, можно упереться пьяный и все тут, но этого мало. Показания радара есть?

– Нет, ночь, да они олухи и не успели.

– Значит надо успеть теперь. Показания радара со скоростью сто двадцать и номером их машины сделаешь?

– Придется, сделаю.

– Тогда я ничего проверять не буду, лишу прав на два года и штраф припаяю. Да еще есть безотказное средство. Они живут в Москве?

– Да.

– Отлично, назначу заседание суда, они приедут, а я отменю. Потом второй раз, третий. Им надоест ездить сюда за сто десять километров, а без них решим без проблем. Но показания радара организуй.

– Лады.

Начальник передал судье конверт.

– Извини, пока вот это. После суда добавлю, своих обдеру. Слышал, скоро штрафы в разы увеличат, тогда побанкуем.

– Не сомневаюсь, и про меня не забудешь?

– Без вопросов. Ну пока.

Полковник пожал руку судье и последний покинул кабинет.

Заседание суда было назначено на десять часов. Вадим получил повестку по почте и в девять часов заехал за сторожем.

– Игнат Савельевич, сегодня суд,? через час должен начаться. Поедемте?

– Хорошо. Две минуты и я буду готов.

Когда судья пришел было уже десять часов пятнадцать минут.

– Проходите стороны, а свидетели останьтесь в коридоре.

Судья уселся за стол, а гаишники и Вадим устроились на длинную скамейку напротив. Судья полистал бумаги и предложил.

– Сотрудники ГИБДД – он назвал их по фамилиям – изложите дело, как оно вам представляется.

Соколов поднялся и начал.

– Вечером, двадцать шестого декабря прошлого года, мы с напарником стояли на перекрестке второстепенной дороги к оздоровительному комплексу Ёлочка и федеральной трассы. Со стороны Москвы, на бешеной скорости ехал вот этот тип – он указал на Вадима.

Судья перебил его.

– Прошу соблюдать приличия и не оскорблять вашего оппонента. С какой скоростью ехал обвиняемый?

– Со скоростью сто двадцать километров в час.

– Чем вы можете это подтвердить?

– У нас есть показания радара, где показана скорость и номер – вот его.– Он показал на Вадима.

– Где ваш радар? Покажите?

– С собой нету.

– А вы куда пришли? Здесь нужно доказывать, что и кто нарушал – выговаривал судья гаишнику.

Соколов молчал, а про себя подумал.

– Тоже мразь, свой зад защищает.

Опять заговорил судья.

– Я переношу заседание на две недели, принесите показания радара и тогда продолжим рассмотрение дела. – Он хлопнул ладонью по столу. Вадим не выдержал и аж закричал.

– Да вранье все это.

– Обвиняемый успокойтесь. Заседание окончено.

Следующее рассмотрение – судья стал следить по календарю – шестнадцатого в десять часов. Прошу освободить помещение.

Все вышли в коридор. Вадим рассказал своим четверым друзьям и Игнату, чем кончилось дело.

– Сволочи, паразиты, но я это дело так не оставлю. Они у меня еще покрутятся вместе с судьей, как вши на гребешке. Твари.– Никак не мог успокоиться Вадим.

Ребята отвезли сторожа в лагерь, он в этот день сторожил, а сами отправились в Москву.

Отец Вадима – Переверзев Иван Николаевич, был председателем совета директоров крупной торговой фирмы. Вадим заехал в его офис.

– Папа, эти паскудники, видимо заодно с судьей, перенесли рассмотрение дела на две недели.

– Ничего сынок, езди пока со справкой, а я что-нибудь придумаю, подключу специалистов. И самое главное запомни раз и навсегда. Начал драку, доводи ее до конца, бей со всей силы, рви зубами и ногтями, не отступай никогда. Один раз спасуешь – грош тебе цена. На первых парах я тебе помогу. Не жалей денег, но и зря не сори. С законом поосторожней, посоветуйся со мной.

Вечером отец пригласил Вадима к себе в домашний кабинет.

– Сынок, я уже в курсе твоего дела, но попробуем закон пока не нарушать. На следующее заседание с тобой поедет мой адвокат. Ты провези его по маршруту, пусть посмотрит место, где тебя пытались грабить сотрудники МВД, в лагерь заехайте, а ты можешь отдохнуть пару дней.

– Хорошо папа, я тебя не подведу.

– Надеюсь, сын.

В своем городишке Капров и гаишники и судья даже и не подозревали с какими людьми они связались. А если бы знали, то немедленно бы вернули права Вадима и долго, до противности извинялись бы и просили прощения. Но им это пока было неведомо и они по-прежнему беззаботно работали и отдыхали. Сержанты и полковник – их непосредственный начальник, больше не встречались. Много чести для рядовых с полковником якшаться. Это он сделал исключение, что бы быть ближе к коллективу и на дармовщинку напиться и нажраться. Зато сержанты увеличили подношения. Сами младшие сотрудники тоже хотели денег и наглели на дороге еще больше.

Прошло две недели и опять состоялось заседание суда. На этот раз сержанты принесли распечатку с радара, где четко проглядывалась цифра 120 и рядом номер машины Вадима. Но из Москвы приехали только два парня свидетеля и адвокат. Судья пригласил обе стороны в зал заседания. Он увидел, что у ответчика всего два свидетеля, а на третьего, адвоката он не обратил внимания. Когда все вошли в зал, судья сказал.

– Попрошу посторонних покинуть зал заседаний.

Адвокат Вадима поднялся и представился.

– Арон Моисеевич Шлиберзон – адвокат обвиняемого.

У судьи от одной фамилии засосало под ложечкой. Этот из Москвы будет копать глубоко. Надо выносить решение, а потом уничтожить основное доказательство. Будь, что будет, а то с полковником спорить, терять отношения себе дороже.– Рассуждая про себя так, он успокоился и открыл заседание.

– Прошу встать. Приступаем к судебному разбирательству. На прошлом заседании мы заслушали работников ГИБДД, только они не представили показания радара – и обращаясь к Соколову добавил – принесли показания?

– Да, принес.

– Передайте.

– Ответчик и адвокат ознакомьтесь с документом.

Арон Моисеевич и Вадим посмотрели распечатку.

– Липа. – Шепнул Вадим адвокату.

– Молчи., пока не время.

– Ответчик. – Обратился судья к Вадиму.

– Встаньте и расскажите свою версию происшествия.

– Ваша честь, все, что здесь докладывал Соколов, ложь с самого начала и до конца. У меня нет слов. Мой адвокат скажет за меня.

– Это ваше право. Слушаем адвоката, не без ехидства проговорил судья.

Арон Моисеевич не встал, а произнес.

– С вашего разрешения, ваша честь, я доложу суть дела сидя – и не давая вставить слово судье начал.

– От вашей распечатки господа гаишники за версту пахнет липой. Развить скорость на указанных отрезках дорог невозможно, ни физически и не теоретически. Это было бы невозможно и Шумахеру на Феррари, не то, что этому мальчику – он кивнул на Вадима – на наших Жигулях. Я лично наблюдал, как на гоночном автомобиле, где за рулем сидел мастер международного класса по шоссейным гонкам, не сумел, с риском для жизни, развить скорость сто двадцать километров в час. Липа – господин судья.

– Это первое. Второе. Как известно, не пойман, не вор. Хотя, как говорил товарищ Жиглов – вор должен сидеть в тюрьме. То, что работники ГИБДД взяточники, известно всем. По социологическому опросу 99 процентов россиян считают, что работники ГАИ берут взятки. Один процент опрошенных – это попались сами работники ГАИ. Красноречивые цифры.

У судьи отвисла челюсть и похолодело внутри, но он не подал вида и перебил адвоката.

– Прошу ближе к делу, господин адвокат Моисей как будто и не слышал судью, продолжал.

– Я не обвиняю этих двух молодых сотрудников, их еще не поймали, но я могу это организовать. Их слова – это только всего на всего слова. Их двое, говорят одно, а пятеро говорят другое. Вывод очевиден. И наконец, третье. Совершенно выпало из поля зрения суда вопиющее беззаконие этих двух государственных служащих.

Для судьи это оказалось убийственным известием. О том, что гаишники увезли жигули на эвакуаторе он слышал впервые.

– Они вызвали эвакуатор и увезли машину моего подзащитного помимо его воли, без его согласия, на штрафную стоянку. Это подпадает под несколько статей уголовного кодекса Российской федерации. А именно, – неприкосновенность частной собственности, превышение должностных полномочий и самоуправство. В общей сложности, путем полного сложения наказаний, за подобные действия государственным служащим – вот им – повернулся к полумертвым гаишникам адвокат – до семи лет лишения свободы. Доказательства – пожалуйста. Во первых, во вторых, в третьих и так далее – – показания сторожа, водителя эвакуатора, Вадима Переверзева и четверых его товарищей. Все эти доказательства будут представлены хоть сейчас, а работники ГИБДД, здесь же подтвердят. – И обращаясь к сержантам адвокат коротко бросил.

– Было?

– Да – ответили по очереди Соколов и Неверов, надеясь теперь только на чудо.

– В связи с этим выдвигаю от имени моего подзащитного встречный иск, а именно. Взыскать с работников ГИБДД, Соколова и Неверова десять тысяч рублей за расходы связанные с эвакуацией машины, а также возместить моральный ущерб с каждого по сто тысяч рублей. У меня все.

Как туман, по залу ползла тишина. Гаишники сидели молча, прощаясь со своими разрисованными палками-наживалками. Судья был тоже близок к панике.

– Сука, еврей, как разложил, не дай Бог, подаст апелляцию в московский суд, это будет катастрофа. Лишат насиженного места. Мерзавец-полковник, подвел под монастырь, а сам в стороне, чистенький останется, надо сегодня же с ним встретиться.

Поборов оцепенение, судья довольно бодро произнес.

– В связи с новыми открывшимися обстоятельствами, решение суда переносится на завтра. Прошу к десяти не опаздывать.

Моисей поднялся и попросил.

– Два слова, господин судья.

– Говорите.

– Я завтра улетаю в Амстердам, поэтому не смогу присутствовать завтра на оглашении решения, но надеюсь на единственно верный вердикт в пользу моего подзащитного.

– Завтра к десяти – напомнил судья и хлопнул ладонью по столу.