Текст книги "Если бы не генералы!"

Вот маршал Конев в своих воспоминаниях описывает дни последней декады апреля 1945 года, до конца войны оставалось две недели.

«Вражеская авиация не могла действовать большими группами, но одиночные разведывательные самолеты все время летали над полем боя, в том числе летал и наш старый враг – разведчик «Фокке-Вульф», или, как мы его называли, «рама». Так что возможности для наблюдения, хоть и ограниченные, у немцев еще оставались.

«Рама» доживала тогда свои последние дни. Но те, кто видел ее, не могли забыть, сколько неприятностей она доставила нам на войне. Я не раз наблюдал на разных фронтах действия этих самолетов – они были и разведчиками, и корректировщиками артиллерийского огня – и, скажу откровенно, очень жалел, что на всем протяжении войны мы так и не завели у себя ничего подобного этой «раме». А как нам нужен был хороший, специальный самолет для выполнения аналогичных задач!»

А за 5 лет до этого, в декабре 1940 года, генерал-лейтенант Конев выступал на Совещании высшего руководящего состава РККА (23–31 декабря 1940 г.), на котором обсуждалось, что еще нужно Красной Армии, чтобы выиграть войну и не понести больших потерь. Командующий Забайкальским военным округом генерал-лейтенант Конев не скрыл этого от присутствующих, более того, не пожалел слов о том, что для победы главное – это точно исполнять приказы нашего мудрого наркома обороны т. Тимошенко, который руководствуется указаниями еще более мудрой Ленинско-Сталинской партии. В промежутках между обоснованием этой тонкой мысли он также пояснил, что все, кто еще не успел получить звание генерал-лейтенанта, обязаны учиться, в том числе:

«Я ставлю вопрос об обязательном изучении истории партии, об изучении марксизма-ленинизма, об изучении военной истории, изучении географии как обязательного предмета для командного состава. А у нас еще существует такое положение, когда изучение марксизма-ленинизма поставлено в зависимости от настроения. Мы не можем позволить, чтобы наши командиры были бы политически неграмотными, в таком случае они не могут воспитывать бойцов Красной Армии. Изучение истории партии, изучение марксизма-ленинизма является государственной доктриной и обязательно для всех нас».

Вот при помощи этой доктрины наши генералы огонь артиллерии и вели. И на совещании никто, ни один генерал не озаботился тем, что советская артиллерия накануне войны не имеет практически никаких средств разведки и корректирования огня, кроме оставшихся с Первой мировой биноклей и стереотруб.

А ведь упомянутый самолет-разведчик, прозванный нашими войсками «рамой», а немцами названный «Фокке-Вульф-189», Красная Армия могла бы иметь с первых дней войны, заикнись Конев на Совещании об этом, а не об изучении истории партии.

Дело в том, что на взятые у немцев в 1939 году кредиты мы закупили у них чертежи и технологию постройки целого ряда боевых самолетов, в том числе и этого FW-189, а к июню 1940 года получили и образцы самолетов. Авиаконструктор Петляков в июне 1940 года перерисовал чертежи истребителя-бомбардировщика «Мессершмитт-110» с небольшими изменениями, и промышленность СССР по этим чертежам и образцу успела изготовить к концу года уже два серийных самолета, названных Пе-2, а в первом полугодии 1941 года их было выпущено уже 458. (FW-189 немцы за всю войну построили всего 846 машин, большего количества этих разведчиков и корректировщиков артиллерийского огня им просто не потребовалось.)

А Г.К. Жуков на упомянутом совещании жаловался на сложности пользования радиосвязью ввиду того, что передаваемые тексты нужно кодировать, а это для генеральского ума очень сложно: «…Принятая система кодирования приводит к большим искажениям и перепутыванию текста и к задержке в передаче сведений. Зачастую проще и быстрее послать делегатов, чем прибегать к передаче по радио. Необходимо ограничить засекречивание, точно указать, что следует засекречивать и что можно передавать открыто. Упростить систему кодирования». И добились-таки генералы, что кодирование в Красной, а потом Советской армии было очень простым, я сам это простое кодирование изучал в начале 70-х на военной кафедре. Тут что нужно понять. Передавая боевые распоряжения по радио, т. е. в условиях, когда противник их тоже слушает, нужно, по сути, скрыть от него две вещи: координаты местности, на которой ты будешь действовать, и способ твоих действий. Но сначала пара слов о топографических картах.

Местность отображена на карте, а вот с чтением карт в Красной Армии было не очень чтоб уж. Даже народная примета существует: «Раз генералы достали карту, значит, сейчас будут расспрашивать дорогу». Но если местных жителей нет и дорогу расспросить не у кого, то тогда дело плохо. В походных дневниках П.А. Белова есть такие строки:

«15 ноября 1941 года. Верхнее Шахлово… Состояние приданной мне 415-й стрелковой дивизии крайне жуткое… Бойцы и командиры с трудом ориентируются на местности и часто сбиваются с направления». Между прочим, это дивизия знаменитых сибиряков, которые приехали с Дальнего Востока защищать Москву. Правда, командовал ею не генерал, а полковник Г.А. Латышев.

«16 ноября 1941 года. Верхнее Шахлово. 415 сд наступает правее, но что делается в этой дивизии, никто не знает. Ни командир, ни штаб дивизии не могут организовать управление боем. Однако один заблудившийся полк 415 сд случайно ночью вошел в деревню Тростье, в которой оказался штаб 55-го пехотного полка немцев, и разгромил штаб. Но после этого случая незначительной контратакой немцы выбили наш полк, и полк рассеялся в лесу».

Учитывая то обстоятельство, что генералы и офицеры Красной Армии, даже имея карту, все равно могут заблудиться, Жуков предлагал не их обучать чтению карт и ориентированию на местности, а максимально упростить кодирование карт. В результате на военной кафедре меня научили такому приему кодирования. На карте нанесена координатная сетка, и кодируются образованные ею квадраты. Вверху каждый столбик сетки нумеруется, начиная с какого-либо случайного двухзначного числа, и сбоку делается то же самое. Получается нечто вроде сетки для игры в «морской бой», только если в игре координаты квадрата называют, к примеру, «квадрат А-7», то на карте – «квадрат 34–47». Но квадрат, отображенный координатной сеткой на карте, на местности может иметь размеры и 2 × 2 км, и 20 × 20 км (в зависимости от масштаба карты). Деваться, однако, некуда – при такой простой системе кодирования координаты точки указать нельзя, можно указать только координаты квадрата. Правда, каждый квадрат на карте мысленно или карандашом делится еще на 9 квадратов, но все равно это дает возможность указать всего лишь не квадрат, скажем, 2 × 2 км, а 0,7 × 0,7 км, а это тоже приличная площадь. Но на какие неудобства не пойдешь, чтобы таким нашим генералам, как Жуков, было попроще!

Кодирование карты советским способом.

Кодирование карты немецким способом.

Теперь смотрите, что получается при такой простой системе кодирования. Предположим, у противника имеется образец советской карты поля боя, а уж у немцев наши карты точно были, поскольку в качестве трофеев мы им оставляли этих карт достаточное количество. Вы по радио передаете приказ, положим, «три осколочных по квадрату 34-37-9». Подслушав это, немцы смотрят, в какой квадрат упадут три снаряда, и, зная, что это квадрат 34-47-9, немедленно проведут раскодировку всей карты. Теперь, если вы передадите «отойти в квадрат 28–35», они будут знать, куда направлять бомбардировщики.

А вот немцы еще в ту войну кодировали свои карты чуть-чуть сложнее, но зато они могли указать на местности точку, и раскодировать их карту было невозможно. Г. Гудериан в своей книге «Танки – вперед!», изданной в 1957 году, объяснял, что в ходе войны они кодировали карты с помощью условной линии: «Условная линия… представляла собой линию между двумя точками на карте на направлении наступления. На эту линию наносились деления в сантиметрах, причем первая точка обозначалась любым двузначным числом. Для указания ориентира на местности от него опускался на условную линию перпендикуляр, на который также наносились деления в сантиметрах. Когда направление наступления изменялось, наносилась новая условная линия, которая обозначалась другой буквой, чтобы отличить ее от прежней. Одновременно с указанием условной линии давался масштаб карты, по которой следовало составлять донесение».

Метод кодирования очень простой, но для наших генералов он и в 70-х был ненужной заумью.

Что же касается высказанного на Совещании предложения Жукова «ограничить засекречивание», то немцы отнеслись к этому с большим одобрением. К примеру, в дневниковой записи начальника Генштаба Сухопутных войск Германии Ф. Гальдера за 18 июля 1941 года читаем такую запись: «Перехвачена радиограмма штаба 26-й русской армии, в которой говорится, что на завтра намечено наступление четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий противника из района южнее Киева».

ВОПРОСЫ ОРУЖИЯ

А возьмите наркома Военно-морского флота, нашего «прославленного флотоводца» Н.Г. Кузнецова. За всю войну самыми крупными военными кораблями немцев, с которыми приходилось вести бой советским кораблям, были эсминцы и подводные лодки. Единственный раз, когда советский боевой корабль вел бой с немецким линейным кораблем, была атака советской подводной лодки К-21 немецкого линкора «Тирпиц». Командир К-21 капитан 2-го ранга H.A. Лунин и офицеры лодки написали подробный рапорт о бое, в котором объяснили, почему в принципе удачная атака К-21 окончилась ничем. А Кузнецову это было неинтересно, как я писал ранее, он и не знал, почему взрывы двух советских торпед не утопили «Тирпиц».

А вот еще один профессионал, о котором я уже написал выше. Маршал Конев в упомянутых мемуарах вспоминает:

«Во время Берлинской операции гитлеровцам удалось уничтожить и подбить 800 с лишним наших танков и самоходок. Причем основная часть этих потерь приходится на бои в самом городе.

Стремясь уменьшить потери от фаустпатронов, мы в ходе боев ввели простое, но очень эффективное средство – создали вокруг танков так называемую экранировку: навешивали поверх брони листы жести или листового железа. Фаустпатроны, попадая в танк, сначала пробивали это первое незначительное препятствие, но за этим препятствием была пустота, и патрон, натыкаясь на броню танка и уже потеряв свою реактивную силу, чаще всего рикошетировал, не нанося ущерба.

Почему эту экранировку применили так поздно? Видимо, потому, что практически не сталкивались с таким широким применением фаустпатронов в уличных боях, а в полевых условиях не особенно с ними считались».

Выше написаны ужасные по своему смыслу слова, но они требуют пояснения.

Есть два способа пробить броню. По одному – броню пробивает твердый и тяжелый снаряд, который в стволе пушки разгоняют до очень большой скорости. Сегодня в таких снарядах применяют урановые сердечники, плотность которых в 2,5 раза выше, чем у стали, а разгоняют их до скорости выше 1100 м/сек. За счет высокой энергии они и пробивают броню.

По второму способу броню пробивают высоким давлением кумулятивного взрыва. Для этого во взрывчатке снаряда делают кумулятивную выемку в виде конуса. При взрыве ударная волна в этой выемке идет навстречу друг другу, и в точке, в которой сходятся волны со всей поверхности, образуется очень высокое давление. Если разместить эту точку на броне, то давление взрыва ее проломит. Но если эту точку отодвинуть от брони, то взрывная волна рассеется и броню не пробьет. Для кумулятивных снарядов очень важно, чтобы они взрывались точно на броне и были по отношению к ней строго ориентированы, иначе толку от такого взрыва не будет никакого.

Откуда я это знаю? Из детства, из начала 60-х. В школе ежегодно собирали бумажную макулатуру, а в это время уже отменили допризывную подготовку. Поэтому в макулатуре я нашел старый школьный учебник допризывной подготовки, прочел его и понял, как действуют кумулятивные снаряды и что делать, чтобы они не сожгли танк. Нужно между ними и броней поставить препятствие, тогда они взорвутся на препятствии, взрывная волна за ним рассеется, и танку ничего не будет. Именно этой цели служат описываемые Коневым экраны, а не тому бреду, что был у него в голове, когда он диктовал свои мемуары.

То, что я пацаном знал, как действует кумулятивный снаряд, в этом ничего странного нет – мало ли чем любопытные пацаны интересуются. А вот почему этого не знал маршал Конев, которого Хрущев назначил главнокомандующим сухопутных войск, а потом – Варшавского договора? Почему он не знал о своей профессии того, что уже знали пацаны?

Ведь немцы применяли кумулятивные снаряды в артиллерии с начала войны, свою пехоту вооружали сперва магнитными противотанковыми кумулятивными минами, а затем, с конца 1943 года, – одноразовым гранатометом с кумулятивной гранатой, который получил название «фаустпатрон». Этими фаустпатронами широчайшим образом снабдили всю немецкую армию, даже танкистов, и только Конев этого не знал. В Красной Армии тоже, примерно с 1943 года, самым широким образом в артиллерии использовались кумулятивные снаряды, авиация применяет против немецких танков описанные выше кумулятивные бомбочки, которых в 1943–1944 годах изготовили почти 13 млн. штук. С весны 1943 года на вооружение советской пехоты поступила ручная противотанковая кумулятивная граната РПГ-43, а с осени такая же, но усовершенствованная, РПГ-6. Одновременно немцы с этого же времени стали ставить экраны на свои танки прямо на заводах при их постройке. Но Конев был «не в курсе дела».

И погнал на улицы Берлина под выстрелы фаустников незаэкранированные танки. Надо же, 800 танков сгорело, минимум 2 тысячи танкистов погибло, кто бы мог подумать?! Да, думать было некому – Сталин абсолютно за всех советских генералов думать до войны не догадался, а в ходе войны уже не успевал.

Мне могут сказать, что маршал Конев не артиллерист и вообще из комиссаров. Мог бы ответить, что этот комиссар является гордостью Военной академии им. Фрунзе, поскольку Конев окончил ее в 1934 году. Но хорошо, давайте возьмем артиллериста.

Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев всю войну был начальником Главного артиллерийского управления (ГАУ), т. е. заказывал у конструкторов и промышленности для Красной Армии стрелковое оружие, артиллерию и боеприпасы, во многом определяя, какими они должны быть. Написал коротенькие мемуары «Об артиллерии и немного о себе», хотя следовало бы их назвать наоборот. В мемуарах, тем не менее, есть и несколько технических моментов, касающихся устройства артиллерийских снарядов. Эти места в мемуарах лучше не читать, чтобы сохранить хотя бы какие-то остатки уважения к советскому генералитету. Вот он, к примеру, пишет.

«Естественно, большую изобретательность проявили в этом деле инженеры ГАУ. По их предложению у устаревших зенитных 76-мм шрапнелей Р-2 были сняты вторые ведущие пояски, а затем эти шрапнели (без взрывчатки и без взрывателей) собирались в выстрелы и использовались вместо недостающих штатных бронебойных снарядов».

Шрапнель – это название артиллерийского снаряда, изобретенного в 1803 году английским офицером Г. Шрапнелем. По существу он представляет из себя короткий пушечный ствол, называемый стаканом шрапнели, на дно которого уложен вышибной заряд из дымного пороха с веществом, увеличивающим количество дыма; пыж (диафрагма) и свинцовые шарики картечи, 3-дюймовая шрапнель снаряжалась, к примеру, 260 шариками диаметром 12,7 мм. (В зенитной шрапнели вместо шариков уложены стальные стержни.) Сверху снаряд закрывается дистанционным взрывателем (трубкой). При подлете к цели дистанционный взрыватель воспламеняет вышибной заряд, тот выбивает взрыватель вперед и выбрасывает вслед за ним из стакана картечь или стержни навстречу цели. Этими убойными элементами цель и поражается. На месте срабатывания шрапнели должно оставаться хорошо видимое дымное облачко, чтобы артиллерийский офицер мог корректировать орудийный огонь.

А бронебойный снаряд – это болванка из прочной стали. При большом калибре в ней может быть небольшая полость с бризантным взрывчатым веществом и донный взрыватель, срабатывающий при полной остановке снаряда внутри танка.

Как с описанными маршалом Яковлевым переделками использовать стакан с прутками в качестве «штатного бронебойного снаряда»?

Кроме этого, «шрапнель Р-2» – это шрапнель Розенберга с 48 стержнями половинной длины стакана. Эта шрапнель имела один ведущий поясок, а не два.

Маршал совершенно не владеет никакой технической терминологией, называя черный порох шрапнели «взрывчаткой», а так называют только бризантные ВВ. А вот несколько выше он пишет об артиллерийских выстрелах с дефектами: «В некоторые их виды мы внесли небольшие конструктивные изменения – в основном произвели перекомплектацию некоторых элементов выстрела». Но «конструктивные изменения» и «перекомплектация» — это, как говорят в Одессе, две большие и принципиальные разницы.

Однако Яковлев продолжает удивлять нас своими знаниями артиллерии:

«Были использованы и оставшиеся еще со времен Первой мировой войны 76-мм и 122-мм шрапнели с подмоченными пороховыми столбиками и вышибными зарядами, не поддававшиеся, казалось бы, ремонту. Эти негодные шрапнели были исправлены методом, разработанным одним из наших инженеров (этот метод я раскрывать не буду), а затем собраны в выстрелы. Их тоже с успехом применяли наши артиллеристы вместо осколочно-фугасных снарядов».

Основой осколочно-фугасного снаряда является бризантное ВВ внутри его корпуса, но в шрапнели такого ВВ нет. Как шрапнель использовать «вместо осколочно-фугасных снарядов»?

Далее он пишет:

«Кроме того, были пущены в дело и 76-мм полковые артвыстрелы. Их применяли взамен недостающих унитарных патронов. Для этого гильзы (с трещинами по дульцу) обрезались, и они становились годными для артвыстрелов раздельно-гильзового заряжания».

Но русские и советские 76-мм полковые артвыстрелы всю свою историю были унитарными, т. е. у них гильза была жестко соединена со снарядом. Вместо каких «унитарных патронов» их использовали и зачем их для этого делали выстрелами раздельно-гильзового заряжания, т. е. такими, у которых снаряд и гильза подаются в зарядную камору пушки отдельно? Если этот бред передать более знакомыми читателю образами, то он будет звучать так: «Вместо бутылок, закрытых пробками, использовались бутылки, закрытые пробками, для чего им отбивались горлышки и использовались бутылки отдельно, а пробки отдельно».

Описание рационализаторских предложений ГАУ во время войны Яковлев заканчивает так: «А к 76-мм дивизионным артвыстрелам приспособили заряды из пороха, взятого из снарядов устаревших зенитных пушек, в смеси с порохом, предназначенным для артвыстрелов 122-мм гаубиц.

Да, времена были очень трудные. Но, как видите, мы находили выход, чтобы эти трудности преодолеть».

Но в XX веке в снарядах использовался не порох, а, как минимум, тринитротолуол, и использовать его в артиллерийских зарядах вместо пороха самоубийственно. Можно согласиться с тем, что специалисты ГАУ «находили выход, чтобы эти трудности преодолеть», что все выше процитированное имело какой-то смысл, но начальник ГАУ маршал Яковлев тут ни при чем (разве что ордена за это получил). Поскольку он и к моменту написания мемуаров не разобрался, как же выкручивались советские артиллеристы в условиях ужасающего недостатка боеприпасов, в связи с чем и не смог нам объяснить, что именно они делали.

Удивляет маршальская наглость – ведь не понимает, о чем пишет, а пишет!

Вот еще один перл, правда, по моей части. Маршал Яковлев опять демонстрирует знание деталей: «А стали из ковкого чугуна шли, например, вместо цветных сплавов». Мне остается только плечами пожать – маршал! Что с него возьмешь? И сталь, и чугун – это сплавы железа с углеродом, причем эти сплавы с содержанием углерода до 2 % называются сталями, а с содержанием углерода выше 2 % – чугунами. Это все равно что написать: «Пиво из водки применяется вместо молока».

Маршал Москаленко, с которым нам придется встречаться ниже, написал два тома воспоминаний «На юго-западном направлении». Даже не читая трудно скрыть удивление. На одном фото батарея 122-мм гаубиц М-30 ведет огонь с закрытых позиций, что хорошо видно по поднятым стволам и незамаскированным, открыто стоящим орудиям. Но подпись под фото гласит: «Огневая позиция артиллерии на танкоопасном направлении». При чем тут танкоопасное направление? А вот фото 203-мм буксируемой гаубицы Б-4. Под ней надпись: «Эта самоходка прошла от Сталинграда до Германии». Какая самоходка? А ведь Москаленко артиллерист по образованию, в войну был командующим танковой армией, т. е. должен был как будто разбираться и в артиллерии, и в самоходных артиллерийских установках.

А вот доктор исторических наук, профессор Г.А. Куманев получил в письменном виде ответы на свои вопросы от главнокомандующего военно-воздушными силами РККА в годы войны, главного маршала авиации A.A. Новикова. Тот рассказывает: «Но в последний момент оружие отказало, и тогда пилот, зайдя в хвост противнику, ударом винта своей машины снес его руль глубины. «Юнкере» рухнул на землю. Так на боевом счету ленинградских летчиков появился первый воздушный таран». Ну откуда у самолета «руль глубины»? Это же не подводная лодка! Доктору исторических наук, конечно, без разницы, какой там руль, но главный маршал авиации мог бы знать устройство самолета, хотя бы в принципе? Да, Новиков не летчик, пришел в авиацию из пехоты, но ведь прокомандовал в авиации 20 лет!

Эту книгу будут читать и люди, которые не привыкли сами разбираться в вопросах, а привыкли во всем полагаться на авторитеты, на «профессионалов». И они мне скажут: как ты смеешь так плохо отзываться о наших прославленных маршалах? У тебя и звание всего ничего, и медали-то ни одной нет! А у них вон какие звезды на погонах и орденов до пупа!

Специально для таких читателей я приведу мнение маршала СССР, у которого орденов было до колена.

Когда по незаконченному роману Михаила Шолохова «Они сражались за Родину» был снят одноименный фильм, то отдел пропаганды ЦК КПСС запретил выпускать его на экраны из-за того, что в этом фильме не показан ни один генерал. Даже в эпизоде со знаменем участвует всего лишь полковник. Дискредитировали авторы фильма наших прославленных полководцев! Начался спор со съемочным коллективом, и сотрудники ЦК решили подпереть свое мнение авторитетом Генерального секретаря ЦК КПСС, маршала СССР Л.И. Брежнева. Брежнев закончил войну генералом и, как полагало ЦК, не должен был дать своих коллег в обиду, должен был в этом вопросе поставить Шолохова на место.

Однако в ЦК недоучли, каким генералом был Брежнев. Он был начальником политотдела, а затем членом Военного совета армии, т. е. комиссаром. К нему всю войну (а он провоевал от выстрела до выстрела) стекалась вся информация как о подвигах и заслугах, так и о подлости и преступлениях. Кто-кто, а он прекрасно знал, что собой представляли и генералы, и офицеры той войны. И к тому же старик совесть полностью не потерял.

Леонид Ильич распорядился выпустить фильм на экраны со словами: «Войну выиграли не генералы, ее выиграли полковники».

ОДИН ЗА ВСЕХ

Ученые, занимающиеся проблемами мыслительной деятельности человека, нашли, что люди в своей оперативной памяти могут удержать от 3-х до 7-ми мыслей одновременно, могут оперировать и искать варианты решения среди такого количества идей. Введение в мыслительный процесс новой мысли стирает какую-то старую. Причем люди не очень сильного ума оперируют тремя мыслями сразу, а люди умные – семью. Это было известно со стародавних времен, практика доказала, что у начальника должно быть именно столько непосредственных подчиненных. Поскольку дураков в начальники стараются не назначать, то оптимальным считается число 5 для мирного времени и число 3 для армии, где решение приходится принимать очень быстро.

Исходя из этого, первоначально у Верховного Главнокомандующего РККА во время войны должно было быть примерно столько же непосредственных подчиненных – командующих Главными командованиями направлений, в которые были объединены по нескольку фронтов. Маршал Ворошилов возглавил Северо-Западное направление, маршал Тимошенко (начальник штаба маршал Шапошников) – Западное, маршал Буденный – Юго-Западное, маршал Кулик возглавлял одно время войска Крыма и Кавказа. И в целом маршалы делали немало, а иногда и очень успешно воевали для тех условий. Ворошилов и Буденный не дали Гитлеру разгромить свои войска на флангах операции «Барбаросса», чем сорвали ее и остановили практически на два месяца наступление на Москву. Маршал Тимошенко поздней осенью 1941 года фронтами своего Юго-Западного направления нанес тяжелейшие поражения войскам немецкой группы армий «Юг», что привело к снятию Гитлером ее командующего фельдмаршала Рундштедта. Но в дальнейшем Главные командования направлениями были упразднены, и Сталин сам начал командовать всеми фронтами сразу. Почему?

Ведь этих фронтов было в разные периоды от 10 до 15. А командовать фронтом – это значит командовать армиями, входящими во фронт. А их, только действующих, на фронтах находилось 50–60. Сталин принял на себя неимоверную мыслительную нагрузку. В связи с чем?

Сталин любил Родину и был ей предан всецело. Он мог бы облегчить себе работу и опереться на главнокомандующих направлениями и на командующих фронтами, если бы все эти должности тоже занимали Сталины во всех отношениях – и по уму, и по преданности Родине. Но Сталиных было мало. А доверить судьбу Родины негодному человеку – это халатность. Сталин не мог себе позволить быть преступно халатным Верховным Главнокомандующим. Он вынужден был вникать в дела каждого фронта сам. Вы же видите, что происходило, когда он пробовал доверяться. Доверился уверениям командующего Юго-Западным фронтом Кирпоноса и начальника Генштаба Шапошникова, что они отобьют удар Гудериана и не дадут окружить фронт, и что получил? Доверил Жукову провести второй этап Московской битвы, а тот ни за что отдал немцам 33-ю армию генерала Ефремова, не дал корпусу Белова замкнуть фактическое окружение 4-й немецкой армии.

Куда было Сталину деваться? Вот он и взял на себя командование фронтами, т. е. командование через голову главнокомандующих направлениями, в связи с чем направления стали не нужны и их упразднили. Теоретически и «по науке» это было неправильно, но куда было деваться на практике?

Возникает вопрос – тогда в чем роль в войне маршалов Жукова, Василевского и других, которых Сталин так щедро награждал?

БРЕХУНЫ И ХИТРЫЕ

Дело в том, что для принятия правильного решения по тому или иному фронту Сталину нужно было получать точную информацию об обстановке на нем. А точную информацию получить очень сложно, поскольку люди, чтобы обелить себя, врут очень часто и даже тогда, когда это им во вред. (Вспомним еще раз Кирпоноса, вспомним то, что директивы Ставки от 23–24 июня 1941 года базировались на донесениях предателя Павлова.) А на войне такое вранье генералов очень дорого стоит солдатам.

Чтобы было понятно, о чем речь, приведу два примера из воспоминаний генерал-полковника А.Т. Стученко, который начинал войну командиром кавалерийского полка, а затем – кавалерийской дивизии. Прошу прощения за длинные цитаты, но из них трудно что-либо выбросить:

«К 3 сентября наша 19-я армия вынуждена была правым флангом перейти к обороне. Левым флангом она во взаимодействии с левым соседом – 16-й армией – продолжала наступать в общем направлении на Духовщину.

45-я кавалерийская дивизия получила задачу быть готовой войти в прорыв на участке одной из стрелковых дивизий. Ранним утром 3 сентября мы начали выдвижение к линии фронта.

– Ну, Андрей Трофимович, – сказал мне Дрейер, – тебе опять быть в голове. Прорывайся с ходу. Пятьдесят пятый кавполк развернется вслед за тобой. Пехота должна сделать для нас «дырку», а расширять ее придется нам самим.

Я ввел полк в лощину. До переднего края противника оставалось километра полтора. Слева от нас на большом бугре стояли несколько командиров и в бинокль наблюдали за боем.

– Кто ведет конницу? – послышался голос с бугра. – Быстро к командарму!

Передаю командование начальнику штаба и, пришпорив коня, галопом взлетаю по склону холма. Ищу глазами командарма.

– Я Конев, – сказал один из командиров. Представляюсь ему и докладываю полученную мною задачу.

– Правильно, – подтвердил он. – «Коридор» вам пехота сделала, овладев вон тем хутором и рощей левее, – командарм показал рукой. – Дело теперь за вами. Прорывайтесь.

А я, слыша оживленную автоматную и пулеметную стрельбу в этом направлении, замечаю:

– Но на этом участке все еще идет бой. Значит, проход не сделан…

– Повторяю: «дырку» вам пробили. Можете встретить только отдельные, разрозненные группы противника. Вот командир стрелковой дивизии подтвердит.

– Так точно! Пехота прорвала передний край немцев и вышла на указанный вами рубеж, товарищ командарм, – отчеканил стоявший рядом с И.С. Коневым командир дивизии.

– Вот видите, – сказал командарм. – Не теряйте времени, смелее прорывайтесь. – И неожиданно отрывисто резко, со свойственной ему решительностью, добавил: – Назад вам пути нет, только вперед!

Отдав честь, я галопом догнал свой полк. До переднего края оставалось метров пятьсот, когда на нас обрушились мины. Послышались стоны раненых.

Надо развертываться для атаки. Но как? Лощина узкая, с крутыми, почти отвесными берегами. Здесь и одному эскадрону не развернуться. Что ж, будем атаковать поэскадронно. Командую построиться в три эшелона.

– Шашки к бою! За мной в атаку… За Родину… марш, ма-аррш!

Эскадроны уже шли галопом, когда с «прорванного» переднего края обороны противника застрочили пулеметы. Все смешалось. Передние лошади падали, переворачиваясь через голову. На них наскакивали скачущие сзади и тоже падали. Уцелевших всадников вражеский огонь прижал к обрывистым берегам лощины. Такая картина представилась моим глазам, когда я оглянулся назад. Видя, что за мной уже никого нет, перевожу коня на рысь, на шаг и поворачиваю назад. Пытаюсь восстановить строй. Вдали показался головной эскадрон следующего за нами 55-го кавалерийского полка. Он тоже уже начал нести потери. Мои команды никто не выполняет. Видимо, люди просто не слышат их в грохоте стрельбы. Слева от меня сгрудилось человек 50 всадников. Спешившись, они пытаются укрыться от пуль. Подскакиваю к ним:

– Садись!

Возле меня весь вымазанный в глине пеший стоит комсорг полка Фабрикантов. Под ним убили коня. Приказываю ему садиться на свободного. Под огнем кое-как собираем людей. Их уже больше сотни. Нельзя терять ни секунды – град пуль продолжает осыпать нас. Подняв над головой шашки, скачем в новую атаку. Вот и вражеская траншея, но не пустая. В лицо полыхнуло жаром от автоматных и пулеметных очередей. Несколько взмахов шашками – и мы по ту сторону траншеи. Топот сзади ослабевает, чувствую, что за мной следует совсем мало всадников. Дрожь охватила меня. С кем же атаковать дальше? Оглядываться не хочу – боюсь. Скачу, помня слова командарма: «Только вперед!» Метрах в трехстах от траншеи все же оглядываюсь. За мной скачут только несколько всадников, видимо, остальные вышли из строя уже за передним краем противника. Все… Конец… Перевожу коня в рысь, а затем, повернув кругом, возвращаюсь в лощину. Мимо меня, поддерживая друг друга, идут раненые. Кругом трупы лошадей.