Текст книги "Баймер"

ГЛАВА 9

Звезды рассыпались по темнеющему небу, как мельчайшие осколки гигантского айсберга. В черном, как предательство, космосе сияла вмерзшая половинка луны. Я выбежал напрямую к автобусной остановке, успел увидеть в ночи пурпурные огни уходящего экспресса.

Помятая жестяная табличка злорадно сообщила, что автобус только что ушел, следующий будет только через сорок минут. Я прождал эти сорок, потом еще четверть часа. Автобус приволокся, шофер чуть было не проехал мимо, но я с отчаяния едва не выскочил прямо под колеса.

Потом час тащились до метро, а оттуда я с пересадкой, а потом на ночном автобусе добрался уже до дому до хаты. Отец посмотрел на мой измученный лик, покачал головой.

– Я тебе постелил, – сообщил он заботливо. – Есть хочешь?

– На ночь вредно, – ответил я. – А что есть?

– Приготовил бутерброды…

– Давай.

– С молоком?

– Да все, что есть.

Пока он готовил, я сидел на уголке, вместо головы на плечах – улей с разъяренными пчелами. Все сдуру бьются тупыми головами в черепные кости, шум, треск, шелест мириадов крыльев, а от растрепанных мыслей летят клочья, перья, хитин и даже чешуя.

Для отца, к примеру, немыслима другая работа, кроме как на государство. Для моих сверстников работа в частной фирме предпочтительнее, но даже они посмотрят на меня как на придурка… если не с опаской, если я скажу, на кого работаю.

Правда, на кого – сам не знаю. Более того, этот Конон мне даже смутно нравится.

Похоже, я заснул с бутербродом с руке…

…потому что проснулся одетый, на неразобранном диване. На голове полотенце, спасибо, отец. Если не может уберечь мои глаза от монитора, то хотя бы спасает от солнечного света. Я только «за», у меня глаза чересчур чувствительные, не могу спать при свете, даже с задвинутыми шторами и опущенными жалюзи.

У подъезда, ессно, никакой машины, я не та персона, а дорогу мне уже показали. Сперва автобус, метро, пересадка, другая линия, снова автобус, скоростной экспресс, что связывает удаленные спальные районы, но этот пронес меня мимо всех окабеленных спален, недолго пилил по Окружной, затем вышел на прямую и еще с полчаса гнал по прямой на север.

На остановке я вышел один. Шофер посмотрел подозрительно, а я в самом деле ощутил себя подозрительным элементом, когда углубился в лес, будто белорусский партизан. Подошвы моих адидасок шлепают по хорошо уложенному почти городскому асфальту, но все равно по обе стороны тянутся робингудовские деревья. Толстые стволы поднимаются на немыслимую высоту, горожане не привыкли задирать головы, для нас любая высота нечто чужемарсианское, у горожанина глаза как у бекаса: смотрят только вперед, взад и по сторонам в единой плоскости.

Через асфальтовое плато быстрые лазиусы с торжеством волокли огромного расплющенного жука. Это шоссе для муравьев что русская рулетка: велика опасность попасть под колеса, но зато есть шанс наткнуться на жука с сокрушенным панцирем или на раздавленную гусеницу, которым в обычных условиях не заломить лапы за спину.

Рубашка на спине взмокла. С утра не жарко, но я страдаю географическим идиотизмом, есть такая болезнь: не могу запомнить, где юг, где север, а найти дорогу для меня задача потруднее, чем разобраться в написанной умником программе на ассемблере. И хотя вчера на обратном пути я осматривал каждый поворот, запоминал, чуть ли не записывал, но сейчас страх делает ватными колени: вроде бы вчера здесь не шел… Этих деревьев не было… И вообще я сошел не на той остановке!

И только когда за очередным поворотом открылся простор, огороженный забором из кованых прутьев, а в глубине блеснул этот средневековый замок герцога, гора с грохотом рухнула с плеч.

На воротах новый парень, тоже в пятнистой одежде, поджарый и накачанный. Обычно в такой вот форме видим охранников плюгавеньких и тощих, соплей перешибешь, а здесь ребята что надо, то есть либо Конон в состоянии набирать к себе по конкурсу, либо эти крутые парни не только груши околачивают по охране.

– Андрий? – спросил он. – Знаю, предупреждали. Проходи, вот калитка.

Он даже не посмотрел в список, зато внимательным взглядом обшарил меня с головы до ног, охлопал на предмет спрятанного пистолета. Я вообще-то по летней жаре в шортах и маечке, зубочистку спрятать негде, и когда прошел калитку, охранник уже забыл о моем существовании.

На крыльце особняка стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, Козаровский. Он смотрел на меня немигающим взором. И хотя я вроде бы иду сам по себе, но ощутил себя так, будто как загипнотизированная лягушка приближаюсь к змее с уже распахнутой пастью.

На ступеньке ниже сидел Сергей. В руках у бота зажата, как граната, коробочка сотового. Он что-то говорил, тряс, снова говорил, лицо было красным от злости. На миг оторвавшись от мобильника, поднял голову, спросил еще сердито:

– Ну как? Голова не болит?

Я ответил растерянно:

– Да вроде нет.

– А как дома? Если утром жена с тобой не разговаривает – значит, пьянка удалась!

– У меня пока нет жены, – сообщил я. – Да и не пил… почти.

– Хорошо, – одобрил он. – В меру выпитая водка хороша в любых количествах. Как и коньяк. Непьющий человек на Руси вызывает естественное подозрение… Наш шеф говорит, якщо людына не п’е, вона або хвора, або падлюка.

Из мобильника доносился писк. Сергей со злостью вдавил кнопку сброса, сунул в нагрудный карман. Я сказал осторожно:

– Так он вроде бы тоже не пил. По крайней мере, не особенно.

Сергей поднялся на ноги.

– Ну, – произнес он значительно, – гусь свинье – не товарищ майор! Ему можно. А вот мы все должны по правилам, усекаешь? Конечно, в действительности все не так просто, как на самом деле! Но, думаю, для тебя вчерашний день пропал не зря. Ты верно решил: мауглей бояться – в лес не ходить. Ну что, шеф, ведем его к Конону?

Я удивленно дернулся, Сергей шефом назвал этого Козаровского. Все страннее и страннее, как говорил мартовский заяц.

– Я сам, – отрезал Козаровский сухо. – А ты побудь здесь.

Он сказал, словно лязгнул стальным капканом. На меня пахнуло холодком, будто Козаровский накануне проглотил тонну «зимней свежести». Сергей вытянулся, едва не прищелкнул каблуками.

Я послушно двинулся за Козаровским. Чувствуется, что ему привычнее идти сзади, как за арестованным, а то и подгонять ударами приклада или рукоятью пистолета, но тогда не так будет видна его роль вожака, и он пошел через холл, ни разу не оглянулся, резво начал подниматься по лестнице.

Когда архангел Гавриил разбирал генетический код Адама, как я часто разбираю написанные Аверьяном программные коды, то явно же натыкался на комментарий /* A eti geny nado by ubrat nahren. God Iegova-Jahve */. Hо Гавриил схалтурил, не убрал, и вот теперь на свете, кроме нормальных людей, есть и Козаровский… Да не просто есть, а еще и начальник!

В холле на этот раз полутьма, камин не горит, прохладно. Тускло поблескивают перила, я на ходу касался кончиками пальцев дерева, все добротно, надежно. В кино то и дело видишь, как в падении герой или злодей, круша перила, падает сверху в холл, но здесь такое не пройдет, эти перила удержат и разбежавшегося слона или даже пьяного Паваротти.

Козаровский провел по второму этажу, здесь тоже по немалому холлу справа и слева, на ходу бросил в мобильник:

– Илья Юрьевич, это я, Козаровский. Веду яйцеголового. Придержать пока… или к вам сразу? К вам?.. Ясно.

Кивнул мне коротко, мобильник сунул так, что я как воочию увидел мелькнувший в его ладони пистолет. В конце просторного коридора, который я упорно называл про себя холлом, обитая кожей массивная дверь. Козаровский потянул за ручку, мне почудился аромат легких духов.

Когда переступили порог, запах духов стал сильнее. Следом за Козаровским я вошел в просторную светлую комнату. В воздухе, в самом деле, витал запах легких духов, пахло цветами. Много живой зелени, цветы на тумбочках, свешиваются с подставок на стене, захватили весь подоконник, и даже на единственном столе, где нашлось место компу, факсу и принтеру, три крохотных горшочка с цветами.

– Здесь Вероника, – бросил Козаровский. – Секретарь.

Я осмелился спросить:

– А где она?.. Там, где и бывший программист?

Этот вопрос явно очень не понравится Козаровскому. Он нахмурился, ответил очень резко:

– Сдает экзамены. Скоро вернется!

В три быстрых шага пересек эту приемную, остановился перед добротной дверью, где и ручка – произведение искусства, и кожа явно стоит недешево, постучал рядом в деревянный косяк.

– Илья Юрьевич, – сказал он громко, – программист.

Отступил от двери, я нерешительно тронул дверную ручку. Козаровский не двигался, я приоткрыл дверь, еще не зная, открываю для него или идти первым. Козаровский все еще не шевелился, я осторожно ступил через порог. Козаровский вошел следом, и я наконец сообразил, что я не сам пришел, а был доставлен.

Кабинет Конона не кабинет, а апартаменты. Я не знаю, что такое апартаменты, но при этом слове всегда представлял нечто подобное, где, если убрать эти дурацкие диваны и журнальные столики с журналами… порнуха, наверное, – можно играть в мини-футбол. Темная мебель под стенами, в воздухе слабый запах крепкого кофе. Широкие окна, под дальней стеной огромный длинный стол, столешницы не видать под грудой бумаг, книг, брошюр. На столе монитор и комп, ну без компа сейчас не фотографируется ни один руководитель, даже самый мелкий. Обычно стоят выключенные, «чтобы не облучаться», но перед приходом корреспондента могут и включить, где сразу же начинает крутиться шарик скринсейвера. Из простых, встроенных в операционку.

Конон сидел с мобильником возле уха, пальцы перебирали бумаги. При моем появлении подниматься из-за стола не стал, я ж не посетитель, а нанятое, кивнул, сказал приветливо:

– Ты пока осмотрись здесь. Я закончу.

Я пошел через это огромное цивилизованное пространство, глаза не отрываются от компа, остальное меня не интересует, даже если на стенах развесить все золотые мечи и секиры Тутанхаима. На столе, который в этом Т главный, нагло высится огромный монитор. Самый-самый из существующих, двадцать один дюйм по диагонали. Еще одна глупость, для Конона больше подошел бы LCD-шник, намного красивее, изячнее. Правда, старомодные крупнее и дешевле, но дешевизна для Конона не играет роли, а размеры… не думаю, что два дюйма имеют для него значение… По крайней мере, в размере монитора.

Рядом с монитором, почти теряясь перед его величием, – изящный ящик. Дизайнер поработал над формой, поработал. Даже цвет под травленый металл, в то время как все компы как будто вышли из больничных палат, настолько подходят по цвету, форме и дизайну как всем этим аппаратам искусственного дыхания, так и застиранным халатам санитарок.

Мои пальцы сами по себе тронули боковую панель, она тут же снялась, теперь они все на простейших защелках, а внутри… Круто! Действительно, сбалансировано, подогнано.

Конон выругался, встал и в раздражении принялся ходить по кабинету. Мобильник по-прежнему возле уха, Конон говорит негромко, но с нажимом. На столе два телефона, но такие люди не желают быть привязанными к телефонному шнуру. И, понятно, не считаются, что нащелкает лишняя сотня долларов.

Козаровский выждал, пока я смиренненько прошел на указанное место, только после этого сам сел так, что между нами оставалось свободное сиденье. Хозяин всегда пропускает гостя вперед и садится после него, но здесь мне почудилось настойчивое подчеркивание, что он может не выполнять указания Конона… а если и выполняет, то лишь по своей воле.

Меня огромные кабинеты подавляют, я из тех, кто в Средневековье делал кровати с пологом, чтобы потолок пониже и занавеси со всех сторон, ненавижу такие открытые пространства, а здесь как в зале, хоть атрибуты кабинета налицо, налицо.

Конон выглядел озабоченным, недовольно взрыкивал, сопел, слушал с неудовольствием, наконец сказал сухо:

– По-моему, вы что-то не поняли… Я сказал: надо! Все, разговор окончен.

Он небрежно бросил мобильник на стол. Я сжался, после таких бросков платы разбалтываются за неделю. Хотя Конон, возможно, покупает сотовые телефоны ящиками, как картошку.

– Привет, Андрий, – сказал он все еще хмуро. – Погляди, погляди на мое оборудование. Оцени с точки зрения профессионала.

– Да вот, – ответил я осторожно, – любуюсь.

Конон спросил удивленно:

– Может быть, тебе включить хоть?

– Ага, – сказал я, – включите.

Он ткнул пальцем в Power, дикарь, теперь все запускаются от any key с клавиатуры, комп довольно быстро пересчитал драйверы… еще бы, если пересчитывать почти нечего, проверил на вирусы и выдал на экран табличку с просьбой ввести пароль. Я ожидал, что Конон, как русский шпион, так и напишет добросовестно: «пароль», опустил глаза, чтобы не смотреть в его сторону даже краем глаза. Большинство относятся к процедуре набирания пароля очень серьезно, не понимают, что обойти его до смешного просто.

Экран засветился, музыка грянула из двух встроенных динамиков. Понятно, Конону наплевать на музыку, на прекрасное звучание, оттого и встроенные… А что же он вообще хочет от компа?

Когда высветился desktop, я поискал тестовые программы, не нашел, что и понятно, зачем они простому юзеру, а компу по фигу количество акций и вес в обществе, влез в виндусячьи. Все верно, комп купили элитный и в элитном магазине от элитной фирмы. А это значит, в стандартном исполнении. Но комп – не телевизор, а детский конструктор, он весь из множества частей, юзер то и дело одни части вынимает, а другие вставляет. Здесь же все всобачено на века. Красиво, внушительно, добротно, надежно.

– Ну как? – спросил Конон.

– Красиво, – сказал я искренне. – Именно такой комп и должен быть у крупного руководителя.

Он посмотрел с подозрением.

– Какой?

– Внушительный, – ответил я. – Блестящий. С брандовской наклейкой. Неважно, что внутри, но смотрится – класс!

Он кивнул.

– Ну-ну, а что внутри?

– Стандарт, – ответил я. – Зато самого высшего класса. Все сбалансировано, подогнано. И программы старые, проверенные. С этим компом сто лет ничего не случится.

Я уловил злой взгляд Козаровского. Шеф службы безопасности смотрит с явной неприязнью. Такие не терпят ни малейшего противоречия, дурное наследие армии. Конон тоже смотрел, набычившись, недовольно. Этот еще хуже: и армия, и партруководство, и сегодняшняя власть тугого кошелька.

– Это ж хорошо? Ты хвалишь, но мне чуется что-то другое. Нехорошее. У тебя самого какой компьютер?

– Попроще, намного проще. Но, конечно же, намного мощнее.

Он спросил с недоверием:

– Мощнее?

– Ну да, – ответил я. – Хоть для моей работы не нужна особая мощь, но все-таки…

Он буркнул:

– По Москве можно и на запорожце, все равно больше семидесяти нельзя, ГАИ остановит, но зачем-то покупают мощные мерсы… А что в твоем компе круче?

Я ответил с удовольствием:

– Хотя бы джифорс – это новейшая крутейшая видеокарта. Еще у меня директ Икс-7, а здесь все еще 6-й… Да и много других примочек. Конечно, это головная боль: к новейшим картам нет драйверов, надо отслеживать и вовремя скачивать из Интернета, в то время как вы купили готовый комп со всем готовым софтом… Софт – это программы. Все отлажено, все проверено, ни во что не надо влезать, подправлять, апгрейдить. Включай и пользуйся.

Он мрачнел все больше, наконец заявил:

– Знаешь, я когда-то жил в однокомнатной квартире впятером. Потом в трехкомнатной хрущобе и был счастлив. Но сейчас у меня это чудовище… в иных комнатах я вообще не был. Но зачем-то ж я его построил? И даже апгрейдю, как ты говоришь?

– Понял, – ответил я. – Если хотите, берусь сделать из этой машины гоночного монстра. И еще… Я там заметил одну директорию… Там квака… то есть Quake, стрелялочка. Эта случайно попала или как-то ваш программер вписал?

Он поморщился, понял, почему я смотрю в его лицо с таким напряженным вниманием, сказал с неохотой:

– Да, как-то продемонстрировал мне возможности компа. Мол, и работать, и играть можно.

Я кивал, делал вид, что верю, хотя если не лох, то сразу видно: сэйвов многовато, да и в кваке такая особенность, что сэйвы не сам называешь, а дата ставится автоматом. А по датам судя, кто-то режется в кваку четыре месяца кряду…

– Как раз для игр и требуется комп помощнее, – сказал я. – Для работы большинству юзеров хватило бы и трешки, первый пень – супер. А играм нужны акселераторы, большие харды… Компом только вы интересуетесь? Ваша супруга… нет?

Он отмахнулся:

– Она на компьютер смотрит, как священник на дьявола. Женские романы – вот ее жизнь.

– А вы знаете, – сказал я, – только что вышла первая игра… как раз для любительниц женских романов.

Он уставился с недоверием:

– Ты… серьезно?

– Абсолютно, – сказал я. – Есть фирмы, что не хотят упускать домохозяек… Вернее, хотят привлечь их.

Он сказал все еще с недоверием:

– Если ты сумеешь усадить ее за комп, то я… тут же удваиваю тебе жалованье!

Я вроде бы не боец, фигурой не вышел, да и зрение у меня минус семь, без очков все расплывается… и хотя мелочи меня не интересуют, но из-за зрения меня освободили от уроков физкультуры, ибо от нагрузки может отслоиться сетчатка глаза. С близорукими это сплошь да рядом. Словом, где другие не могут подтянуться на перекладине, я не могу даже провисеть пару секунд, зад как у бегемота, но вот сейчас ощутил себя на коне и с копьем наперевес, а в воздухе все еще звучит хриплый рев боевого рога… Вызов!

Я опустил забрало, повел могучими плечами, проверяя, как сидят на мне доспехи, весят два пуда, а как легкая майка, взял турнирное копье покрепче и сказал:

– Сумею!

Конон смотрел подозрительно, я постарался ответить таким же уверенным взглядом. На самом деле этот мужик нравится, хотя все время настраиваю себя против него: и мафиози, и бывший военный, и партийный работник, да еще и коммунист – все это тяжкие обвинения для демократа, а я все-таки демократ, хотя и очень пассивный демократ. Демократ в душе, очень глубоко в душе, на площадь никогда не выйду. Не из трусости, а так, вообще. Не пойду, и все.

– Что ж, берись, – сказал он. – Берись…

Но даже на хорошем рыцарском коне и в надежных доспехах профессионала я чувствовал, что бросаюсь в воду вместе с конем, не умея плавать. К тому же не просто в летнюю прогретую солнцем воду, а в прорубь, где по краям мерзлые наледи.

– Берусь, – повторил я. – Здесь слишком много дерьма, извините… а я как раз такой вот компьютерный разгребатель.

– Что тебе для этого нужно?

– Позвольте, – сказал я, – комп для Светланы Васильевны я куплю сам.

От двери громко кашлянуло, словно раздался выстрел из гранатомета с глушителем. Козаровский поднялся, подошел, оглядел меня с головы до ног. Я молчал, он наконец сказал неприятным голосом:

– А почему нельзя взять один из этих? Дело не в экономии денег, просто здесь, как я знаю, самые дорогие и современные. Валёк покупал самое, как он говорил, крутое. Даже крутейшее.

Я указал на яркие коробки с лицензионными программами.

– Что самое дорогое, вижу… Мне по фигу, сколько у вас денег. Вы на скачках за раз проигрываете больше, чем я зарабатываю за всю жизнь, но когда нелепо уж чересчур, то как не сказать? В банке или в офисе надо держать такие коробки на видном месте, чтоб иностранные партнеры видели, что пиратским софтом не пользуетесь, но здесь зачем?.. Дома вас не проверяют. Мы и так вкладываем в экономику Юсы столько миллиардов долларов ежемесячно, что… К тому же эти программы делали сбежавшие из России программеры.

Козаровский сказал подозрительно:

– Ты хочешь сказать, что Илья Юрьевич должен пользоваться ворованными программами? Да еще воровать по мелочи, как какая-нибудь шестерка?

Я ощутил, как под копытами моего коня затрещал молодой лед. Во все стороны побежали черные ветвистые трещины, кое-где начала выступать темная вода.

– Я хочу сказать, что есть вариант все это покупать дешевле. В сотни раз! Но вы… как хотите. Я только предложил.

Козаровский хотел сказать что-то резкое, Конон сказал примирительно:

– Мы выходим из тени, но и в теневом бизнесе есть кое-что привлекательное, не так ли?

Козаровский нахмурился, потом спохватился, пожал плечами. Но взгляд, которым меня наградил, был прицельным и запоминающим.

ГЛАВА 10

Я дозвонился в фирму, где работают мои знакомые ребята. Вообще-то, хотя я не очень контактный персонаж, но у меня много NPCов в таких фирмах. Для работы их надо много, чтобы вовремя достать нужную плату, обменять, перепродать. Да и вообще, это ж свои…

Только наивные думают, что если западное, то в избытке. Вот в Джапии сейчас остановили прием заказов на приставки Playstation-2, заводы-де не справляются с нагрузкой, хоть и пашут в три смены, все распродано на полгода вперед, народ в очередях, а в Юсе записываются на Хbox по блату… Своим не хватает многих чипов, плат, акселераторов. Какой идиот в таких условиях станет поставлять дефицитные платы гребаной России, здесь вся надежда на челноков и контрабандистов.

Конон отправил со мной Сергея. Вернее, меня при Сергее. На мощном мерсе за четверть часа до Окружной, затем с черепашьей скоростью по городу, и вот она, фирма. Комп уже на столе, собранный, отлаженный, только что не перевязанный красной лентой. Сергей с некоторым недоверием расплатился, NPCы помогли даже погрузить, довольные как слоны, три сотни лишних наварили, а мы снова как будто на 286-м по городу, затем как на третьем пне с джифорсом по Кольцу, красота, немерено гигапикселей в секунду, динамичное освещение, лишь на выезде с Кольца на дорогу к особняку снова вышли в обычную скорость третьего пня на восемьсот с тээнтэ или с простеньким вуду.

Конон удивился:

– Уже?.. Быстро очень.

– Быстро только раки зимуют, – ответил я с досадой. – Последний джифорс поставили! А то бы пришлось искать в другом месте. Но теперь все в порядке.

– Сколько заплатили?

Сергей сказал, Конон вскинул брови:

– А эта штука будет работать?

Сергей повел башней в мою сторону. В глазницах вспыхнули красные огоньки лазерных прицелов. Я развел руками.

– А что не так? Этот зверь помощнее вашего.

– Да ну? А почему такой дешевый?

– Компы все время дешевеют, – ответил я, хотя, понятно, покупать в фирме почти на треть дешевле, чем в арендуемом магазине, где надо выплачивать зарплату, платить налоги, а Сергей заплатил черным налом. – Да и железо здесь простое, тайваньское да корейское.

Анна Каренина, она же Светлана Васильевна, встретила нас в коридоре. Я в очередной раз убедился, что Толстой с нее писал свою героиню, она в самом деле «с легкостью носит свое пышное тело», но на огромные ящики в наших руках посмотрела с немым отвращением.

Я все понял, едва переступил порог. Так вот он каков, переходный век между современным и компьюторно-интернетным! В эпоху Толстого, как известно, был нелепый мир с париками, пышными платьями, прическами, альковами и прочими амурами. Даже запах здесь толстовский, хоть и приятный, без привычной резкости современных дезодорантов. Мебель под Тургенева, приятный розовый свет, розовые шторы и розовые занавески. Огромный красивый стол ручной работы: резные ножки с фигурками амуров, даже не представляю, как с них вытирать пыль, во всем добротность, надежность, которую женщины ценят больше, чем мужчины.

Мы опустили коробки на пол. Я быстро распаковал ту, в которой экран, он смотрится лучше. Светлана Васильевна взглянула с отвращением и поморщила свое полное красивое лицо.

– Как он безобразен!

LCD-шный экран на двадцать один дюйм и с разрешением в тысяча двести восемьдесят на тысячу двадцать четыре есть на сегодня высшее, что в состоянии создать высокая технология. Плюс поворотник и прочие навороты: за розничную цену в пять тысяч баксов дизайнеры потрудились вовсю. Этот экран хоть щас на выставку высокого прикладного искусства, но Светлана Васильевна все морщила нос, вздыхала, потом села на диван и смотрела на нас, варваров будущего, с беспомощной покорностью расстреливаемых или растлеваемых красными комиссарами девиц из Благородного Пансиона.

Да, подумал я с растущим чувством безнадежности, это как в покои Людовика Третьего с компом. Или Четырнадцатого, один хрен. Тут звон бокалов и шпаги звон, бриллиантовые подвески, кто с кем спит, начинать ли войну за испанское наследство, а я с таким непонятным чудовищем… Даже любимый нами д’Артаньян не одобрил бы это в спальне королевы или своей любимой мадам Бонасье… Еще и шпагой бы лихо засадил в экран по самые… по самый эфес. Или привел бы коня, чтобы тот подкованным копытом.

Я невольно прикрыл экран ладонью. Лучше уж по пальцам, чем по такому сокровищу.

– Это самый лучший в мире дизайн, – сказал я. – Сам великий Гавгамел разрабатывал!

Она спросила озадаченно:

– Сам Гавгамел? А кто это?

Черт, подумал я расстроенно. Нормальная женщина постеснялась бы признаться, что чего-то не знает, кивнула бы просто с понимающим видом, а эта как из деревни.

– Он конструировал мебель для Мадонны, – нашелся я. – Или не для Мадонны, а для Томми Круза?.. Словом, великий дизайнер.

– Ну… тогда ладно.

Последний раз я был в таком помещении, когда со школьной экскурсией бродил по музею. Даже не помню, какому, но там эта вычурная мебель, над которой художники по дереву трудились веками, эти столы, на которые страшно поставить горячий чайник, эти картины, похожие на иконы, и иконы, похожие на картины, там эта же торжественно-похоронная тишина.

Я торопливо распаковывал сам комп, подключил. Оперативку ребята закачали сразу, даже сами выставили все основные параметры. Проблем нет, кроме того пустячка, что комп выглядит, как современный автомобиль среди королевских карет: украшенных золотом, с резными ручками на дверцах, ажурными ступеньками, богатыми и роскошными. В таких каретах нет ни дюйма гладкого пространства, все покрыто узорами, украшено серебром и золотом, самый современный автомобиль рядом выглядел бы непристойно голым. И нищим, что еще хуже.

Включенный комп с огромной скоростью проверился и доложил, что готов к работе. Я пустил его по тестам, а пока он тестировал себя и докладывал, какие платы в нем и хвастался расширенной до упора памятью, я говорил как можно ровнее и будничнее:

– Светлана Васильевна… вы в своих романах часто остаетесь недовольны, что героиню обижают, что она не за того выходит замуж?.. Так вот написан такой роман… где вы сами будете подсказывать бедной красивой девушке… Кстати, вы сами выберете ей лицо, фигуру, одежду, сами обустроите ей домик… Правда, денег хватит только на однокомнатную с самой простенькой обстановкой, надо сразу же устраиваться на работу, чтобы платить квартплату, но вы в тот же день познакомитесь с разными людьми, соседями, среди них будут красивые значительные мужчины…

Она слушала с брезгливым вниманием. Конон просил ее послушать, вот она и слушала. Я вставил диск, пошел автозапуск, стал прокручиваться ролик, пошли милые картинки домика, целующихся парочек, объятия, купание в бассейне…

Она смотрела без интереса, сказала нехотя:

– Меня компьютеры не интересуют. Это все что-то бездушное.

– Как? – изумился я. – Да это… это… Смотрите!

Я вошел в «Купить участок», нажал. В животе у меня напряглось, а ощущение поражения уже поднялось по горлу, свело челюсти так, что заныли зубы. В лобных пазухах стало тяжело, как при затяжном гайморите, а в мозгу повисла черная пелена. Мои пальцы двигались все медленнее.

Светлана Васильевна смотрела рыбьими глазами. Так смотрят на экран кошки, собаки и люди двадцатого века, замечая лишь перемещение световых пятен.

– Вот тут надо нажать, – объяснял я жалким заискивающим голосом. – Берете в ладонь вот это милое устройство… Здесь три кнопочки… Указательным пальцем зависаете над крайней слева… Даже опускаете пальчик… какой у вас великолепный маникюр!.. но не жмите, не жмите…

На дисплее высветился зеленый участок с редкими деревцами, одной лужицей и безобразным голым пригорком. Справа дорога – шоссе, автобус отошел, фыркнул черным дымом. На краю дороги сиротливо стояла молодая женщина с маленьким саквояжиком в руках и растерянно смотрела на пустой участок.

Я жадно всматривался в лицо хозяйки могущественного босса. В ее глазах большой породистой рыбы появился некий интерес. На экране в позе сиротки стоит она сама. В ее нынешнем платье. Дело в том, что я вчера получил от Конона ее фото, выбрал подходящие, натянул skin, это все умеют, поставил ее лицо, а затем, когда покупал комп, прямо там, в фирме, инсталлировал уже подготовленную игру. И вот теперь она на краю тротуара, только что высаженная из автобуса, отрешенно смотрит на зеленый газон, участок земли, который она купила. У нее осталось всего семь тысяч долларов на мебель, кухню, холодильник, спальню…

– Обустраивайтесь, – сказал я заботливо. – Сейчас вы в порядке, но скоро захотите кушать, устанете. Вам понадобится холодильник, кресло или кушетка для отдыха…

Она тупо смотрела в экран. Иногда мне казалось, что изображение для нее исчезает, она видит только цветовые пятна, но глазные яблоки в орбитах все же двигаются, зрачки за чем-то следят…

Ее умело накрашенный рот изогнулся в брезгливой гримасе.

– Но это же компьютер! – произнесла она протяжно. – А я не знаю, как он работает.

– А как работает телевизор? – спросил я торопливо. – Даже я не знаю! А я ремонтировал все марки. Это тот же телевизор, только управляете собой сами. Берите мышку в правую руку… вот это устройство и есть мышка…

Она сказала с недовольной гримаской:

– Ну, знаете ли… Илья Юрьевич что только не придумает!

Я сказал уважительно:

– Илья Юрьевич очень хотел, чтобы вы попробовали…

Это было рискованно, Конон такого не говорил, но мне надо спасать шкуру, сейчас моя карьера не просто зашаталась, а затряслась, как при землетрясении.

– Ну, знаете ли, – повторила она еще недовольнее, – Илья вечно что-то придумает. То самолетики в дом таскал, то модели двигателей… Он вынужден был возиться с техникой, работа такая, а я… я человек искусства, для меня Пикассо – бог…

Однако если Пикассо бог, то Конон – полбога, и она не осмелилась встать и уйти, смотрела, как я вожу мышкой, потом взяла ее в ладошку сама. Держала мышь брезгливо и очень цепко, будто это и в самом деле живой грызун, вот-вот извернется и вцепится в палец длинными отравленными зубами, на которых микробы, потому надо держать крепко, даже душить, чтобы не вырвалась. Курсор ползал по экрану везде, но только не там, где надо, а так как я настроил все три кнопки и даже колесико, то по пути ставились на газон холодильники, кусты, даже стены…

На экране цифра, означающая сумму в долларах, обнулилась. Светлана Васильевна сказала с досадой:

– Вот видите! Ничего не получается.

– У вас получается намного лучше, чем у большинства, – похвалил я, это надо делать обязательно, иначе начинающие совсем падают духом и бросают это дело, «чтобы не позориться», – другие вовсе не попадают курсором в экран! Теперь делаем так… Выходим без сохранения… вот снова вы у обочины, смотрите на свой участок, у вас прежние семь тысяч.