Текст книги "Касторка"

Юрий Вячеславович СОТНИК
КАСТОРКА

В нашем доме моими сверстниками были только Антошка Дудкин, Аглая да Зина и Вася Брыкины. Но после истории с козлом я с ними долго не водился. Зато деревянные, предназначенные к сносу развалюшки, среди которых громоздился наш дом, так и кишели ребятами моего возраста и еще помладше. Вот там я и познакомился с Бармалеем.

Случилось это на следующий день после истории с козлом. Я вышел во двор и увидел Аглаю и всех ее друзей. Аглая окликнула меня, спросила, очень ли мне попало за вчерашнее, но я был слишком обижен на нее. Я молча повернулся и неторопливо стал удаляться в противоположную сторону. В этой противоположной стороне были ворота. Ничего не оставалось, как пройти под ними. Я все думал, что Аглая смотрит мне вслед, что она, может быть, собирается догнать меня и попросить прощения. Поэтому, даже выйдя на улицу, я продолжал вышагивать с таким достоинством, что у меня шею ломило от напряжения. Так прошагал я довольно долго и вдруг почувствовал, что меня схватили за оба локтя, за шиворот и сзади за штаны.

– Попался, гад! – послышалось справа.

Я оглянулся и увидел пухлогубого, с насупленными бровями мальчишку. Ростом он был с меня, только плотнее и шире в плечах.

– Вот пойдем теперь! Вот пойдем теперь! – сказал другой мальчишка, поменьше меня. Стриженная под машинку голова его была с нескольких местах намазана зеленкой.

Я, конечно, стал вырываться, говорить: «Пустите, что я вам такого сделал», но тут появились еще двое ребят и все четверо поволокли меня куда-то по немощеной улочке мимо деревянных домиков с тесными палисадниками под окнами.

Скоро мы прибыли в закоулок между глухими бревенчатыми стенами. Он упирался в тесовые ворота с открытой калиткой. Здесь стояли козла для пилки дров и лежала куча толстых сосновых плах. Не меньше дюжины мальчишек и девчонок сидели на плахах или вертелись возле них.

– Бармалей! Еще привели! – сообщил мальчишка с зеленкой на голове.

– Во-о! Ура-а! Попался! – закричали ребята и окружили меня. – Бармалей! Давай! Еще один попался!

Кто-то обхватил меня за шею, кто-то пытался вскочить на меня верхом… Я согнулся и поэтому не сразу разглядел Бармалея. Сначала я увидел смуглые босые ноги, свисавшие с козел, потом коричневые вельветовые штаны с манжетами под коленками, потом грязную желтую майку, наконец, худенькие плечи и само лицо Бармалея. Не знаю, какой он был национальности, только он сильно походил на цыганенка. Нос у него был большой и острый, рот тоже большой, черные глаза совсем огромные, а волосы густые, прямые, торчащие во все стороны.

Он подался вперед, держась руками за перекладину козел, на которых сидел, и вытаращил на меня свои глазищи.

– Ты чего это, а? – прокричал он резким, как у грача, голосом и страшно оскалил зубы.

– Ой! – испуганно пискнула какая-то девчонка, а кто-то боязливо хихикнул.

Бармалей спрыгнул с козел и стал передо мной, упершись кулаками в бока.

– Ты что наделал, а? Говори!

Чувствуя, что мне все равно ничего не поможет, я забормотал:

– А что я сделал? Я ничего не сделал… Я просто шел… Ну, шел и… ничего не делал…

– Ага-а! – протянул Бармалей таким тоном, словно я сознался в страшном преступлении. – Ты, значит, шел, да? Ты, значит, шел, да? Вот теперь мы тебе покажем, как ходить! Вот теперь ты будешь знать, как ходить! – Он повернулся к мальчишке с зеленкой на голове и приказал: – Борька!.. Погляди!

Борька добежал до угла и выглянул из нашего закоулка на улицу.

– Нельзя, – сказал он. – Теть Марина там.

Бармалей замолчал, выжидающе поглядывая на Борю. Ребята вокруг негромко, со смаком приговаривали:

– Вот сейчас узнаешь!

– Вот сейчас тебе будет!

Меня уже не держали. Я смог выпрямиться. Я машинально отметил одно странное обстоятельство: почти все мальчишки и девчонки вокруг были мокрые. Некоторые, правда, успели уже подсохнуть, на одежде у них лишь кое-где темнели влажные пятна, но другие имели такой вид, словно их сию минуту выловили из реки. Передо мной, например, приплясывала некая Тоська – девочка лет восьми. Синий сарафанчик прилип у нее к телу, а мокрые прядки волос прилипли ко лбу; капельки воды бежали от этих прядок по лицу, задерживаясь на кончике носа, на подбородке. Она вся дрожала, но почему-то пищала особенно радостно:

– Ой, чего тебе сейчас будет! Ой, мамочки, тебе сейчас такое будет!

Самыми сухими были Бармалей да Ромка – так звали мальчишку с пухлыми губами. У этих только штаны были забрызганы.

Борька между тем все смотрел из-за угла на улицу и время от времени приговаривал:

– Нельзя… еще нельзя… Нельзя… Нельзя!.. – Вдруг он обернулся и крикнул: – Бармалей! Можно!

– Пошли! – сказал Бармалей и деловито зашагал на улицу.

Ромка опять взял меня за шиворот и за штаны, другие потащили за руки. Я упирался, поэтому мы отстали от Бармалея. Когда мы вышли на улицу, я понял, что мне предстоит.

Недалеко была водопроводная колонка, а возле нее стоял Бармалей. Правая рука его лежала на чугунной рукоятке, левый кулак упирался в бедро.

– Скорей, а то придут! – крикнул Бармалей своим грачиным голосом.

Ребята с гомоном подтащили меня к колонке. Оскалив зубы, Бармалей повис на тугой рукоятке. Из широкого крана хлынула сильная струя, и меня сунули под нее. Я упал на бок, я брыкался, я захлебывался, я колотил ребят по ногам, но мне не давали вырваться. Вдруг кто-то крикнул:

– Атас!

Струя оборвалась, и стало вдруг очень тихо. Когда я опомнился и встал, я увидел, что улочка пуста, лишь вдали идет какой-то старик с двумя ведрами.

Стараясь не зареветь, я поплелся к дому. Проходя мимо закоулка с козлами, я покосился туда. Вся компания была уже там.

– Эй! – крикнул мне Борька. – Иди сюда! Мы сейчас еще кого-нибудь поймаем.

Только тут я понял, как остроумна и увлекательна затея с обливанием. Я свернул в закоулок и уже больше не отставал от Бармалея и его компании.

У него была мама – полная русоволосая женщина, совсем на сына не похожая. Только она одна звала Бармалея Алькой. Взрослые еще называли его хулиганом, а мы с гордостью говорили о нем, что это наш самый главный хулиган. Нам с ним было очень интересно.

Ему нравилось строить из себя страшилище, которого все боятся, а нам нравилось бояться его. Если он задерживался дома, нам чего-то не хватало, мы томились, околачивались возле его крыльца, ожидая, когда он соизволит появиться. Бармалей любил обставить свое появление так, чтобы оно тут же привело нас в трепет. Помню, он выскочил на крыльцо, оскалив зубы, вытаращив глаза, держа за кончик хвоста живую мышь. Мы с воплями пустились убегать, даже те, кто мышей не боялся. В другой раз он принялся гоняться за нами с горящим самодельным факелом. Он никого не обжег и не собирался обжечь, но он загнал Тоську в угол и прыгал перед ней с факелом, пока та не охрипла от визга. Сбежались взрослые, вызвали Бармалееву маму и долго отчитывали ее за сына, который чуть не устроил пожар.

Иногда Бармалей заставлял каждого из нас трепетать не за себя лично, а за его персону. Например, он полез на тонкий и высокий шест телевизионной антенны, довольно плохо укрепленный на крыше. Шест кренился, кренился и, наконец, рухнул. Бармалей не полетел с крыши лишь потому, что пробил ногами толь на самом ее краю и застрял в нем. Снова сбежались соседи: одни бранили Бармалееву маму, другие называли ее мученицей.

Однажды я простудился и три дня просидел дома. На четвертый день меня выпустили гулять только под вечер, потому что днем было ветрено. Выйдя на улицу, освещенную заходящим солнцем, я ждал, что услышу крики ребят, которые бегут куда-нибудь за Бармалеем. Ничего подобного не было. В одном месте девочки играли в классы, в другом – мальчик и девочка крутили веревку, а еще одна девочка прыгала через нее. Несколько ребят по очереди катались на маленьком двухколесном велосипеде. Непривычно тихо было на улице.

Я подошел к дому Бармалея и увидел на крыльце Борьку и Романа. Ромка держал на коленях журнал «Советский Союз», и оба рассматривали картинки. Я поздоровался и спросил:

– А где Бармалей?

– В клубе, – ответил Ромка.

– В каком клубе?

– Ну, в нашем, имени Полины Кожемякиной.

– А что он там делает?

– Во! – вскрикнул Ромка. – Ты с Луны свалился? Репетирует, конечно.

– Он же больной был, не знает, – вступился за меня Борька и рассказал, что произошло с Бармалеем.

Однажды мама отвела его в местный клуб и попыталась устроить в драматический кружок, в котором играла Аглая. В кружок Бармалея записали, но сказали, что подходящей роли для него пока нет. Тут его увидел руководитель другого драматического кружка – взрослого. Он ставил пьесу из времен гражданской войны. По ходу действия там на рынке появлялся маленький беспризорник и просил милостыню, распевая грустную песню. Слух у Бармалея оказался хорошим. Он стал артистом, и притом не детского драмкружка, а взрослого.

Свой рассказ Борька закончил довольно странно.

– Теперь Бармалей совсем перевоспитался, – сказал он.

– Как это – перевоспитался? – не понял я.

– А вот так: теперь ни капельки не хулиганит.

Я вопросительно посмотрел на Ромку.

– Не веришь? – сказал он. – Спроси кого хочешь! В

...

конец ознакомительного фрагмента