Текст книги "Адмирал Конон Зотов – ученик Петра Великого"

Юрий Зеленин
Адмирал Коион Зотов – ученик Петра Великого

© Юрий Зеленин, 2022

Конон Никитич Зотов
1690–1742 г. г

Родился будущий адмирал в эпоху бурных перемен в России, в семье Тайного Советника Канцелярии, графа Никиты Моисеевича Зотова (1645–1718 г.) Никита Зотов, был к тому же учителем и наставником Петра Первого с 1677 года.

Русский дворянский род Зотовых существовал ещё в XVI веке. Боярин Зотов был одним из чиновников двора царевича Дмитрия Ивановича в Угличе и пострадал за дачу показаний, не совпадавших с мнением Василия Шуйского, на следствии об убийстве царевича 15 мая 1591 года.

Никита Моисеевич Зотов (1644–1718) родился в семье дьяка Моисея Васильевича Зотова. (Дьяк – чин начальника приказа). Биограф Никиты Зотова писал: «Это был человек с большим природным умом и с хорошим сердцем…». Когда в марте 1677 года царь Фёдор III предложил царице Наталье начать ученье младшего брата Петра Алексеевича, то по совету боярина Федора Соковнина учителем был выбран дьяк Челобитного приказа Никита Моисеевич Зотов – правнук угличского вельможи. При отборе Зотова в учителя к пятилетнему царевичу Петру его знания были испытаны Симеоном Полоцким, одним из столпов просвещения и богословия в Москве 1670-х годов.

Дьяк Никита Зотов обучает царевича Петра Алексеевича грамоте. Худ. К. Лебедев. 1903 г.

Интересна выписка из рукописи, принадлежащей Князю Михаилу Андреевичу Оболенскому…

«Егда Великому Государю Царевичу Петру Алексtевичу приспѣло время книжнаго ученiя и писанія, аще же отъ рождения и пяти льтъ, но возврастомъ и остротою разума одаренъ оть Бога. Великій Государь Царь и Великій Князь Феодоръ Алексѣевичь любяше Великаго Государя Царевича; изученія ради его приходя къ вдовствующей Великой Государын Царицѣ и Великой Книгинѣ Натальи Кириловнѣ и глагол: яко время приспб ученію Царевичу Петру Алексtевичу; Великая Государыня проси Великаго Царя, чтобъ сыскать учителя кроткаго, смиреннаго и вѣдущаго Божественное писаніе, и бѣ тогда съ Великимъ Государемъ у Великой Государына Бояринъ Oедоръ Соковнинь; оной доноситъ ихъ Величеству, что имѣется мужъ кроткій и смиренный и всякихъ добродѣ телей исполненъ въ грамотѣ и писаніи искусень, изЪ приказныхъ Никита Моісtевъ сынъ Зотовъ. Он же, принявъ Государя Царевича, посади на мѣсто, сотвори Государю Царевичу земное поклоненіе, нача ученіе. Сіе бысть отъ первaго дня отъ Адама 7185, по спасительномъ воплощеніи 1677, отъ рож денія Государя Царевича въ пятое лѣто, Марта въ 12 день.

Святѣйшій Патріархъ пожалова. д. Зотову сто рублевъ, Государь пожаловалъ дворъ, Великая Государыня две пары верхняго платья богатаго и исподняго и уборъ весь. Государь Царевич охотно учася, 3отовъ усмотрѣвъ остроту разума и охоту ученія Государя Царевича, доносилъ Великой Государынѣ Царицѣ и Великой Княгины Натальѣ Кириловнѣ, что Государь Царевичь одаренъ отъ Бога разумомъ и охотою ученія; на праздныя времена имѣетъ забаву въ слушаніи истории и часто изволить смотрѣть книги съ куншты о здании и о взятье городовъ обоихъ и прочихъ наукъ, чтобъ соблаговолила искустныхъ мастеровъ и знающихъ истину опредѣлить, и Государь Царевичь праздныя часы вмѣсто забавы по природной своей остротѣ разума охотою можетъ обучить.

Великая Государыня рада cему бысть, повелѣ отдать всѣ историческiя книги съ куншутами и всея Россіи книги с рисунками градовъ и книги многія знатныхъ во вселенней градовъ и опредѣлін искусныя учители, и вручи Зотову.

Зотовъ книги училища распредѣли въ разныхъ покояхъ, и приказалъ чистымъ мастерствомъ и драгими красками грады и полаты зданiя и дѣло военное и великія корабли и истории лицевыя съ прописьмин самымъ лучшимъ мастерствомъ писать.»

Н. Иванчинъ – Писаревъ. Журнал МОСКВИТЯНИН 1845 год.№ 6 стр 83–94.

В итоге Никите Моисеевичу было поручено обучать царского сына чтению и грамоте, истории и географии. По установившейся издавна на Руси системе, учение было начато с чтения Часослова, Псалтири, Евангелия, а затем и заучивания их наизусть. Зотов рассказывал царевичу о лицах и событиях прошлого Руси, пользуясь в качестве иллюстраций к своим рассказам нарочно изготовленными для того «потешными книгами с картинками», показывал ему «Артикул со всеми военными экзерцициями», составленный еще при царе Алексее Михайловиче, знакомил отчасти и с жизнью Западной Европы по картинкам, изображавшим «знатные европейские города, великолепные здания, корабли и прочее». Именно эти занятия и пробудили у царевича интерес к наукам и освоению различных ремесел, а также внушили Петру, что «без знания истории невозможно государю достойно царствовать». В августе 1680 года царем Федором Алексеевичем дьяк Зотов был отправлен с посольством в Крым вместе со стольником Василием Тяпкиным для окончания мирных переговоров с ханом Мурадом Гиреем и принял участие в заключении Бахчисарайского мира. С воцарением Петра I Зотов занял видное место в совете государя. В 1695 году вместе с Петром он участвовал в походе на Азов; с 1699 по 1701 годы – возглавлял Ближнюю канцелярию в качестве ближнего советника и генерал-президента. Принимал участие Никита Моисеевич и в строительстве Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге – один из бастионов до сих пор носит имя Зотова.

Рескриптом царя Петра I от 8 июля 1710 года Н.М. Зотов был возведен в графское Российского царства дворянство: «Нашей властью его Никиту Моисеевича Российского Нашего царствия на степень графского достоинства возводим, и сим Нашим Царского Величества дипломом утверждаем дабы в государствах Наших он и потомки его обоих родов нисходящей линии права, привилегии и преимущества, яко же достоинству сему принадлежат от прочих получали, и сами употребляли…»

Фамильный герб рода Зотовых.

В 1711 году для контроля за соблюдением законности в Петербурге был создан фискальный аппарат при учреждении Сената, в котором Н.М. Зотов состоял государственным фискалом. Близкие отношения Петра с первым учителем сохранялись на протяжении всей его жизни, он очень дорожил Зотовым и почти не разлучался с ним.

В 1699 году Петр Алексеевич «пожаловали думного дьяка Никиту Моисеевича Зотова за ево многую службу и работу… сельцом Алчево со крестъяны и с пустошми и со всеми угодьи дать в вотчину…». Через три года, в 1702 году, Никита Моисеевич решил купить близлежащее сельцо Лыткарино – владение Чудова монастыря. Зотов обратился к царю с просьбой о продаже, но своему наставнику государь подарил деревню «безденежно».

Главный дом в усадьбе Лыткарино.

Никита Моисеевич женат был дважды. От первой супруги имел он трёх сыновей: Василия, Конона и Ивана.

Он участвовал во всех начинаниях Императора, как созидательных, так и сумасбродных. Так, Никита Зотов носил неофициальное звание «Князь-Папа» потешного Собора Петра Алексеевича. Троих сыновей воспитал для служения России граф Зотов. Иван и Василий служили в армии, а Коион был определён в Навигацкую Школу Петра. Откуда был направлен в возрасте 14 лет на учёбу в Англию, в составе группы курсантов.

По окончании курса наук, в 1907 году, Конон направил отцу письмо, с просьбой остаться в Англии для практического плавания на английских и голландских кораблях. На что получил не только отцовское добро, но и благословление Императора.

Письмо сыну Конону с разрешением на практику.

Первым российским солдатом Петр назвал Сергея Бухвостова – первым записавшегося в 1683 году в «потешного строя люди». Из которых выросли Преображенский и Семеновский полки, ставшие ядром новой русской армии. А первый российский моряк-доброволец – Конон Зотов.

Получил юный гардемарин и личное послание от Петра Алексеевича – 10 сентября 1707 г. тот отправил юноше в Лондон, «или где обретаетца», следующее послание:

«Вчерашнего дня я видел писмо у отца вашего от вас ко оному писанное, в котором сенц тот есть, что вам обучитца службе, на море принадлежащей. Которое ваше желание зело мы любезно принели и, можем так сказать, что мы ни от единого человека из Россиян такова подобного прошения не слыхали, в котором вы первый объявились, понеже зело ретко случаетца, дабы кто из младых, оставя в компаниях забавы, своею волею шуму морского слушать хотел. В протчем желаем, дабы Господь Бог вам в сем зело изрядном и едва не первом на свете почитаемом деле благословил и счасливо в свое время к отечеству возвратил. Пётр.»

Со временем выяснилось, что Конон был умен и любил не только «шуму морского» слушать, но и обладал даром переводчика (знал английский, французский, голландский языки), при этом хорошо владея пером. В феврале 1711 г. командировка Конона, уже ставшего поручиком, «для пребывания его в науках в окрестных государствах» была вновь продлена, однако осенью того же года Конона неожиданно отозвали на родину. 7 ноября Петр писал ему из Эльбинга: – «Господин Зотов. Понеже мы надеемся, что уже вы, чрез такое время будучи в тамошних краех, практику в морском хождении приняли, того для, по получении сего писма, надобно вам возвратитца в свое отечество, ибо мынынче в морских офицерах имеем нужду. Пётр.»

Император Пётр Алексеевич.

Английский флот был тогда самым плавающим и самым боевым флотом мира. И закалялся в горниле шедшей с 1701 года войны за испанское наследство. Четыре года практики в нем дали Конону Зотову столько, что к февралю 1712-го курировавший русских учеников-навигаторов в Англии князь Иван Борисович Львов считал его уже капитаном способным командовать крупными судами – фрегатами и линейными кораблями. И притом таким, «который свое дело знает»

В 1712 г. К.Н. Зотов вернулся в Россию с группой практикантов, и тогда-то он и подвергся самому строгому экзамену. Как происходило такое испытание, видно из «Записок» И.И. Неплюева: царь «… мне сказал: «Встань, братец, и дай ответ, о чем тебя спросят, но не робей, буде что знаешь, сказывай, а чего не знаешь, так и скажи»…

Худ. Юрий Кушевский «Экзамен Петра Первого».

… И, оборотясь к шаутбенахту Змаевичу. Приказал расспросить меня, а как я давал ответы, то он изволил сказать Змаевичу: «Расспрашивай о высших знаниях». И по окончании у всех расспросов тут же пожаловал меня в поручики». Один Зотов смог подтвердить это звание из всей группы практикантов, остальные остались матросами.

Служба поручика К.Н. Зотова в молодом русском флоте началась с того, что назначенный офицером на корабль «Эсперанс» к капитану Н.А. Сенявину, он, во время крейсирования корабля в Финском заливе, выпал за борт, но не утонул, а был подобран вовремя спущенной на воду шлюпкой. При этом, несмотря на переделки, в которые он регулярно попадал К.Н. Зотов благополучно выходил сухим из воды, что в Петровскую эпоху людям его круга удавалось нечасто.

На флоте он выполнял разные поручения Петра, в том числе и весьма сложные. Как известно, царь, торопясь пополнить флот крупными кораблями, с 1712 г. начал заказывать в Голландии и Англии боевые корабли. Затем их под флагами нейтральных стран в качестве торговых судов, снабженных фальшивыми документами, перегоняли в Кронштадт.

Шведы быстро раскусили уловку русских и открыли за такими кораблями настоящую охоту. В 1714 г. в г. Пернов (ныне Пярну) прорвался купленный в Англии корабль «Перл». К.Н. Зотову и капитану Эдварду Вогану с командой было предписано прибыть в Пернов, расплатиться с английским экипажем, пригнавшим корабль, усовершенствовать оснастку корабля и затем провести его в Ревель, да так, чтобы не напороться на шведские каперы, шнырявшие в море. После этой, вполне успешно закончившейся операции, Конон Никитич продолжал служить на флоте и тогда же был привлечен царем к созданию русского военно-морского законодательства.

В октябре 1713 г. Петр, в ответ на просьбу Н.М. Зотова отпустить Конона к нему в Москву, писал: «Сына Вашего отпустить невозможно – переводит Артикул морской к весне». С тех пор и до конца жизни в 1742 г. Конон систематически занимался переводами с иностранных языков военно-морских, торговых регламентов и уставов различных государств, а затем, взяв их за основу, компилировал, при непосредственном участии Петра, их главные положения, составляя таким образом новое Российское законодательство.

Так рождалось российское военно-морское законодательство. По тем временам подобный подход являлся наиболее рациональным для страны, ранее не имевшей своего флота. Французский «Артикул морской» – это Ордонанс Людовика XIV 1681 года. Для перевода Ордонанса царь 13 сентября 1713 г. срочно вызвал Конона с Котлина и предписал ему закончить эту работу к весне 1714 г., однако задача оказалась сложной и текст был готов лишь поздней осенью.

Французским языком и принципами перевода Конон овладел, вероятнее всего, под началом своего брата Ивана Никитича, профессионального переводчика с французского, долгое время служившего в русском посольстве в Париже. В 1708 г. по заданию царя Иван переводил книгу Никола-Франсуа Блонделя «Nouvelle maniere de fortifier les places» (1683), изданную в 1711 г. под названием «Новая манера укреплению городов», причем сам царь подверг перевод придирчивому редактированию.

Ордонанс Людовика XIV

To, что Петр поручил Конону перевод Ордонанса, лишний раз подчеркивало его профессионализм и как переводчика, и как моряка, по достоинству оцененный царем. Государь был убежден, что переводами в каждой области знаний должны заниматься люди, глубоко постигшие суть дела.

* * *

Потешная свадьба

Граф Н.М. Зотов.

В 1713 г., достигнув 70 лет, Н.М. Зотов попросился у Петра на покой – по обычаям старины он хотел постричься в монахи. Но царь, привыкший видеть незаменимого «святейшего» в своем «Всепьянейшем соборе», пострижение запретил…

и, наоборот (как цитировал царя сам Н.М. Зотов в письме из Москвы от 2 октября 1713 г.), «указал мне для домового осмотрения иметь в супружестве жену, избрав добрую средовечную, дабы старость мою покоила». Царь твёрдо решил влить свежую, игривую струю в «Шутейный Собор».

При этом Зотов, не без привычного в ближнем окружении царя шутовства, просил Петра разрешить ему венчаться с ней в Москве, скромно, без особой огласки: «Супружество принять неразгласителъное и от разбивки злых человек петербургским жителем, сокровенное». А после этого, уже с молодой женой, по зимнему пути, «князь-папа» готов был явиться в Петербург «для увеселения вашего государского», чтобы «радостною охотою вас, государей, тешить готов, только б бабу супружеством с Москвы уволочь, а бес того никакая вдова з женихом без супружества ехать не похочет по замерзлому своему стыду».

Однако намерения Зотова государь не одобрил, обвинил «святейшего» в том, что тот хочет устроить свадьбу воровски, «татски», и сразу же решил организовать своему сподвижнику грандиозную шутовскую свадьбу-карнавал.

Для начала Зотову нашли подходящую вдову. Ею оказалась Анна Стремоухова, урожденная Пашкова, тетка петровского денщика Егора Пашкова. Царь приказал всем участникам позорища, не мешкая, явиться к Рождеству в Петербург, а сам засел за сочинение сценария потешной свадьбы, состоявшей из карнавальных шествий, шутовских церемоний, повального пьянства и непристойных, с эротическим подтекстом, мизансцен.

Анна Еремеевна, урожденная Пашкова, являлась, можно сказать, плодом Петровской эпохи. Волею судеб, а точнее, самого царя она стала действующим лицом многих Петровых забав, озорных и эпатировавших тогдашних россиян. Она же оказывалась и жертвой этих, подчас весьма жестоких, проделок.

В 1714 г., будучи молодой вдовой (Стремоуховой по первому мужу), Анна Еремеевна была облюбована самим государем как невеста для Никиты Моисеевича Зотова. Дядьке юного царевича Петра, затем ставшему знаменитым «князем-папой», патриархом «всесумасброднейшего, всешутейшего и всепьянейшего собора. Петр решил влить молодое вино в старые мехи и женить Зотова на Анне Еремеевне, которой тогда едва перевалило за 30 лет, и сделал он это так шумно и озорно, даже непристойно, как любил это делать, – свадьба «князь-папы» стала кульминацией огромного маскарада. Вот как описал это событие современник: «Большой маскарад, к которому весь Двор готовился уже три месяца, праздновался, наконец, 27 и 28 января. По случаю этой свадьбы и назначен был маскарад из 400 человек обоего пола, в котором каждые четыре лица должны были иметь свой костюм и особый музыкальный инструмент, таким образом, что все вместе должны были представить 100 различных костюмов и звуков всех, преимущественно Азиатских, наций.

Дворцовый маскарад.

Те четыре особы, которые должны были приглашать на свадьбу, выбраны из самых сильных заик, каких только можно было отыскать в России. Свадебным маршалом, шаферами, дружками и другими свадебными прислужниками выбраны окаменевшие уже от лет старики, которые не могли ни стоять, ни видеть что-либо, а в скороходы назначены такие тучные особы, которых нужно было водить (по тяжести их тела) и которые почти всю жизнь возились с подагрою. Подставной царь Московский – «князь-кесарь» Ф. Ю. Ромодановский, по одежде представлял собою царя Давида, но вместо арфы ему дана была обтянутая медвежьей кожей лира, которою он должен был потрясать в поезде. Как важнейшее лицо, его везли на особых козлах, приделанных к огромным саням, и на четырех концах этих козел посажено столько же огромных диких медведей, которых, приставленные нарочно для того люди, кололи острыми рогатинами и заставляли страшно реветь, как только царь Давид, а по его примеру и все остальное общество, начинали свою дикую музыку, неистово заглушая друг друга. Сам царь одет был Фризским крестьянином и вместе с тремя другими генералами искусно выколачивал на барабане.

В. Суриков. «Маскарад Петра I и Ф. Ромодановского»

При такой обстановке и под звон колоколов маски сопроводили неравную пару в главную церковь и поставили ее пред алтарем, где и обвенчал ее столетний священник. Из церкви процессия отправилась в царский дворец, где веселое пиршество продолжалось несколько дней и сопровождалось катаньем на санях, во время которого также проделывались разные забавные потехи. Дополним воспоминание еще одного очевидца: " В специально сделанных для этого случая приподнятых санях ехали жених и невеста, окруженные купидонами, у каждого из которых в руке был большой рог. На передок саней вместо кучера был посажен баран с очень большими рогами, а сзади вместо лакея – козел.

Свадебный поезд «Шутейной свадьбы».

За этими ехало еще несколько других саней, их тащили разные животные, по четыре в упряжке – бараны, козлы, олени, быки, медведи, собаки, волки, свиньи, ослы. (…) Едва процессия тронулась, зазвонили все городские колокола и с валов крепости, к которой они направлялись, забили барабаны; разных животных заставляли кричать. Все общество играло или бренчало на различных инструментах, и вместе это производило такой ужасный оглушительный шум, что описать невозможно. От церкви процессия вернулась во дворец, где все общество развлекалось до полуночи, после чего та же процессия при свете факелов отправилась в дом невесты смотреть, чтобы новобрачные надлежаще улеглись в постель. Этот карнавал продолжался 10 дней, общество всякий день переходило из одного дома в другой, и в каждом накрывались столы со всевозможными холодными закусками и таким количеством крепких напитков, что в Петербурге тогда было трудно встретить трезвого человека».

Помимо воспоминаний мемуаристов об этой свадьбе сохранились и подлинные документы того времени. Из них видно, как Петр I серьезно относился к «шуточным» свадьбам, как нешуточно занимался их подготовкой, «вколачивая» в своих подданных, не считаясь с их родовитостью, титулами, заслугами, возрастом, физическим состоянием, вкус и желание к веселью на новый манер.

«Шуточная» свадьба Н. М. Зотова не была последней в этом ряду. Упоминается свадьба Петра Бутурлина, являвшегося «архиеерем» во «всешутейшем соборе», а его жена названа «архиерейшей». Несмотря на «шуточность» устраиваемой свадьбы и маскарада, исторический и этнографический интерес к костюмам персонажей и их музыкальным инструментам был весьма серьезным: «Для управления новгородской игры, как у них обычно играют, сыскать из новгородцев, и о том надлежит послать к дьяку Якимову». На свадьбе Н. М. Зотова князем-кесарем был Ф. Ю. Ромодановский. На свадьбе Бутурлина в этой же роли выступал его сын, И. Ф. Ромодановский.

Тогда-то Конон Зотов обратился к царю с необычной челобитной, ярко характеризующей его как человека. Конон просил государя отменить задуманную свадьбу отца. Мотивы этого поступка ясны. Сыну, достигшему значительных служебных успехов, моряку, ценимому самим Петром, было стыдно за ту клоунаду, которую собирался устроить царь с участием его старика-отца. Челобитная была выдержана в стиле традиционных прошений, по форме – слезная, уничижительная, изобилующая любимыми Петром библейскими образами, а по содержанию – дерзкая, оспаривающая волю самодержца. По сути она являлась выражением протеста нового, европейски воспитанного человека Петровской эпохи против привычного для России унижения чести, достоинства и имени. 28-летний Конон Никитич писал: – «Умилосердись, государь! Предвари искушению дьявольскому и хотящей нам быти наглой напасти, подлежит убо сие вашей премудрости и милости. Таким ли венцом пристоит короновать конец своей жизни, яко ныне приведен отец мой чрез искушение? Смело называю искушением, понеже премудрость Соломонова таковым гнушается, написавши яко трех вещей возсмерде его совесть, из них же гнуснейшее бысть перед ним старых прелюбодейство, суще умаленных смыслу. По сей пункт отдаю мой сыновский долг, душевным плачем моля Ваше величество, дабы изволение Ваше причинствовало его совести умному о себе расположению».

Впрочем, существовала и другая, более прозаичная причина протеста Конона (поддержанная его братьями): они подозревали, что невестой, согласившейся выйти за дряхлого старика, движут банальные, корыстные побуждения: «…еще я верю, что она для того идет в замужество, чтоб ей нас, детей его, лишить наследства». Петр оставил просьбу К.Н. Зотова без внимания: воля его оставалась, как всегда, непреклонной; шутовское празднество, длившееся много дней, было пышным и безобразным. Как и во многих других публичных действах петровской поры, царь видел в этой свадьбе не только традиционно грубое развлечение, но, согласно принципам культуры барокко, вкладывал в нее определенный символический смысл. Возможно, прав был английский дипломат Джордж Маккензи, заметивший о шутовской свадьбе Н.М. Зотова, что царь «…намеревается, являя самые радостные зрелища, сделать все возможное, чтобы вдохнуть в них веру в то, что люди во всякие годы могут быть молодыми». И правда, как раз накануне, в 1712 г. сам Петр, достигший сорокалетнего рубежа (возраст, в котором умер его отец, царь Алексей Михайлович) венчался с Екатериной. Для братьев Зотовых (старший брат Василий был комендантом Ревеля) это мероприятие было, конечно же, оскорбительным и угнетающим, а когда в 1718 г. Н.М. Зотов умер, началась предсказанная Кононом свара за наследство. Вдова, следуя букве закона, требовала себе четверть довольно значительного состояния покойного мужа. Это, естественно, не устраивало сыновей Н.М. Зотова. В 1720 г. Конон Зотов, будучи уже капитаном второго ранга и командуя линейным кораблем «Девоншир», послал царю челобитную, в которой писал, что расценивает выделение вдове доли владений отца как кражу и что вдова в принципе виновата в смерти Н.М. Зотова. Там же Конон приводит слышанную им лично ироническую шутку царя: «…отец наш скорея от нея умер, сам ты, премудрой Государь, изволил сказать отцу моему, когда он занемог вскоре после своей женидбы, что совокупление с женою старого мужа есть ему отрава». 27 июня 1720 г. на лоскутке бумаги Петр ответил на челобитную К.Н. Зотова, отказав братьям Зотовым в их прошении: «Учинить по старому Уложенью и по духовной, только впредь никто да не женитца, и никто замуж да нейдет с сего числа без контракту, учиненному прежде, такого, чтоб муж знал, что жена ему оставит, также и жена знала б, что муж ей оставит после смерти». Последняя сентенция премудрого государя, фактически вводящего в России институт брачного контракта, так и не была никогда оформлена в виде закона.

В 1718 г. Н. М. Зотов умер. Его место «князь-папы» заступил Петр Иванович Бутурлин (бывший «архиереем» и овдовевший к этому времени). Петр I, очень любивший всяческие рискованные эксперименты (в том числе и с живым человеческим «материалом», задумал водворить Анну Еремеевну на прежнее место – жены «князь-папы». Но она, дважды вдова, «целый год не соглашалась выходить за него», однако в конце концов «должна была повиноваться воле царя».

Свадьбу П. И. Бутурлина и А. Е. Зотовой приурочили к большому маскараду и праздновали 10 сентября 1721 г. В этом грандиозном маскараде участвовало уже около 1000 масок.

Костюмированный бал XVIII века.

В назначенный день в 8 часов утра «по сигнальному выстрелу из пушки» все участники церемонии, скрывавшие свои лица под масками, а костюмы под плащами, собрались на площади перед Сенатом и Троицкой церковью, где происходило (как ив 1715 г.) венчание новобрачных, во время которого «маршалы» на площади разделяли и расставляли маски «по группам». После окончания бракосочетания («князь-папу венчали в полном его костюме»), когда жених с невестой вышли из церкви, сам царь «ударил в барабаны», его величество представлял корабельного барабанщика и не жалел старой телячьей кожи инструмента, будучи мастером своего дела» – все костюмированные сбросили плащи, и взорам предстало необыкновенное разнообразие маскарадных персонажей: «Царь, одетый, как сказано, Голландским матросом или Французским крестьянином и в то же время корабельным барабанщиком.

Перед ним шли три трубача, одетые Арабами, с белыми повязками на головах, в белых фартуках и в костюмах, обложенных серебряным галуном, а возле него три другие барабанщика, именно: генерал-лейтенант Бутурлин, генерал-майор Чернышев и гвардии майор Мамонов, из которых оба первые были одеты как его величество. За ними следовал князь-кесарь И. Ф. Ромодановский в костюме древних царей, в бархатной мантии, подбитой горностаем, в золотой короне и со скипетром в руках, окруженные толпою слуг в старинной русской одежде. Царица, заключавшая со всеми дамами процессию, была одета Голландскою или Фризскою крестьянкою в душегрейке и юбке из черного бархата, обложенных красною тафтою, в простом чепце из Голландского полотна и держала под рукою небольшую корзинку. Этот костюм ей очень шел. Перед нею шли ее гобоисты и три камер-юнкера, а по обеим сторонам 8 арабов в Индийской одежде из черного бархата и с большими цветами на головах. За государынею следовали две девицы Нарышкины, одетые точно так же, как она, а за ними все дамы, именно: сперва придворные также в крестьянских платьях, но не из бархата, а из белого полотна и тафты, красиво обшитых красными, зелеными и желтыми лентами; потом все остальные, переодетые пастушками, нимфами, негритянками, монахинями, арлекинами, Скарамушами; некоторые имели старинный русский костюм, испанский и другие – и все были очень милы. Все шествие заключал большой толстый Францисканец в своем орденском одеянии и с странническим посохом в руке. За группою царицы, как и за царем, шла княгиня-кесарша Ромодановская в костюме древних цариц, в длинной красной бархатной мантии, отороченной золотом, и в короне из драгоценных камней и жемчуга. Женщины ее свиты имели также старинную русскую одежду. Его королевское высочество герцог Голштинский был со своею группою в костюме Французских виноградарей. (…) Другие, именно: гвардейские офицеры – как римские воины в размалеванных латах, в шлемах и с цветами на головах; третьи – как турки, индейцы, испанцы, персияне, китайцы, епископы, прелаты, каноники, аббаты, капуцины, доминиканцы, иезуиты; некоторые как государственные министры в шелковых мантиях и больших париках или как Венецианские nobili, наконец, многие были наряжены жидами (здешние купцы), корабельщиками, рудокопами и другими ремесленниками. Кроме названных масок были еще в разных уморительных нарядах: сотни других, бегавших с бичами, пузырями, наполненными горохом, погремушками и свистками и делавших множество шалостей. Были некоторые и отдельные смешные маски, как, например, Бахус в тигровой шкуре и увешанный виноградными лозами, очень натуральный потому, что его представлял человек приземистый, необыкновенно толстый и с распухшим лицом. Говорят, его перед тем целые три дня постоянно поили, причем ни на минуту не давали ему заснуть. Погуляв при стечении тысяч народа часа два по площади и рассмотрев хорошенько друг друга, все маски в том же порядке отправились в здание Сената и Коллегий, где за множеством приготовленных столов князь-папа должен был угощать их свадебным обедом.

«Потчевание гостя кубком Большого Орла», Худ. Н.Д. Дмитриев-Оренбургский.

Новобрачный и его молодая сидели за столом под прекрасными балдахинами, он с царем и господами кардиналами, она с дамами. Над головою князь-папы висел серебряный Бахус, сидящий на бочке с водкой, которую тот цедил в свой стакан и пил. После обеда сначала танцевали; потом царь и царица в сопровождении множества масок отвели молодых к брачному ложу. Жених в особенности был невообразимо пьян. Брачная комната находилась в упомянутой широкой и большой деревянной пирамиде, стоявшей перед домом Сената. Внутри её нарочно осветили свечами, а ложе молодых обложили хмелем и обставили кругом бочками, наполненными вином, пивом, водкой. В постели новобрачные в присутствии царя должны были еще раз пить водку из сосудов, имевших форму partium genitalium гениталий для мужа – женского, для жены – мужского, и притом довольно больших.

Шутейный сосуд.

Затем их оставили одних; но в пирамиде были дыры, в которые все гости могли видеть, что делали молодые в своем опьянении.

На следующий день, после обеда все маски по данному сигналу собрались опять на вчерашнее место, чтобы проводить новобрачных через реку в Почтовый дом, где положено было праздновать другой день свадьбы. Карета, на которой переехали через реку князь-папа и кардиналы, была особеннаго, страннаго изобретения.

Затем их оставили одних; но в пирамиде были дыры, в которые все гости могли видеть, что делали молодые в своем опьянении.

Сделан был плот из пустых, но хорошо закупоренных бочек, связанных по две вместе. Все они в известном расстоянии составляли шесть пар. Сверху на каждой паре больших бочек были прикреплены посередине еще бочки поменьше или ушаты, на которых сидели верхом кардиналы, крепко привязанные, чтоб не могли упасть в воду. В этом виде они плыли один за другим, как гуси. Перед ними ехал большой пивной котел с широким дощатым бортом снаружи, поставленный также на пустые бочки, чтоб лучше держаться на воде, и привязанный канатами к задним бочкам, на которых сидели кардиналы. В этом-то котле, наполненном крепким пивом, плавал князь-папа в большой деревянной чаше, как в лодке, так что видна была почти одна только голова. (…) Когда князь-папа хотел выйти из своего котла на берег, несколько человек, нарочно подосланных царем, как бы желая помочь ему, окунули его совсем с чашею в пиво, за что он страшно рассердился и немилосердно бранил царя».