Текст книги "США во Второй мировой войне. Мифы и реальность"

Глава 2
Находящаяся у власти в Америке элита и фашизм

Обоснованно или неправомерно, но Соединенные Штаты уже давно считаются – и сами считают себя – колыбелью свободы и демократии. В силу этого понятно, почему традиционная историческая наука, как правило, предполагает, что в кризисе, кульминацией которого стала Вторая мировая война, Америка с самого начала была на стороне свободы, демократии и справедливости, противостояв фашистской диктатуре, хотя почему-то она не вступила в войну вплоть до довольно поздней ее стадии. И хотя бесчисленное множество людей по обе стороны Атлантический океан принимают эту точку зрения просто потому, что она вызывает у них такие приятные чувства, более внимательное рассмотрение проблемы показывает, что историческая реальность этому совершенно не соответствует.

Прежде всего, хотя американские власти всегда заявляли о своей любви к демократии в теории, они частенько проявляли предпочтение диктатуре на практике. В одной только Латинской Америке, задолго до Второй мировой Войны, смогли начать свою длительную карьеру благодаря активной поддержке, полученной ими от дяди Сэма, многочисленные диктаторы, такие, как Трухильо (в Доминиканской Республике) и Сомоса (Никарагуа). Более того, даже после Второй мировой войны и травмирующего опыта с фашистами вроде Гитлераи Муссолини, в то время, когда Америка стала лидером международного сообщества, с гордостью именующего себя «свободный мир», Вашингтон вполне терпимо относился к присутствию в этом сообществе таких жестоких гражданских и военных диктатур, как, например, в Испании, Португалии, Греции, Турции, Иране, на Тайване, в Индонезии, на Филиппинах, в Аргентине и Чили (а также в Южной Корее. – Прим. перев.). В действительности многие из этих диктаторских режимов были бы не состоянии выжить так долго, как им это удалось, без активной поддержки американского правительства и его «экспертов по борьбе с повстанцами»¹⁷.

Перейдем к делу немецких и итальянских фашистских диктатур в тридцатые годы, которые имеют гораздо большее отношение к теме данной работы. К сожалению, эти диктатуры пользовались гораздо большей симпатией и даже восхищением в Америке, чем обычно принято считать, причем не только в тридцатые годы, но и вплоть до самого момента провозглашения Гитлером войны против США в конце 1941 года. Вряд ли является секретом, что многие американцы немецкого или итальянского происхождения обожали фюрера и дуче. Гораздо меньше известно, однако, о том, что фашизмом была очень увлечена католическая часть американцев и, что более важно, американская верхушка.

На миллионы американских католиков – большинство из них ирландского, польского и итальянского происхождения, – несомненно, повлиял пример Рима. Уже в двадцатые годы Ватикан с энтузиазмом одобрил режим Муссолини. Приход дуче к власти произошел не в результате широко разрекламированного «марша на Рим», который на самом деле был фарсом, а с помощью активной поддержки Папы Римского, а также итальянского короля, армии, крупных землевладельцев и других столпов итальянской правящей элиты. Путем учреждения фашистской диктатуры эта элита пыталась подавить революционное движение, которое угрожало изменить коренным образом Италию и положить конец власти и привилегиям элиты страны. Благоприятное отношение Ватикана к фашизму также резко проявилось в конкордате, заключенном им с нацистской Германией еще 20 июля 1933, спустя лишь полгода после прихода Гитлера к власти. Это была инициатива кардинала Эудженио Пачелли, бывшего папского нунция в Германии, который позже стал Папой Пием XII. Этот конкордат стал первым крупным дипломатическим триумфом Гитлера, и это узаконило его режим в глазах католической части немцев; а также совершенно естественно было воспринято американскими католиками как своего рода Nihil obstat («зеленый свет») для национал-социализма и фашизма в целом. Кроме того, многие влиятельные американские прелаты последовали примеру Ватикана и открыто провозгласили свои симпатии к Муссолини и Гитлеру; так было в случае с Джорджем Мунделейном, архиепископом Чикаго, и с Фрэнсисом Спеллманом, помощником епископа Бостона начиная с 1932 года, который затем стал известным архиепископом Нью-Йорка. Если католические американцы, как правило, имели благоприятное мнение о фашистских диктаторах, то, безусловно, это было потому, что католической церковной элите нравился фашизм, и она поддерживала его. Гораздо более важным, с нашей точки зрения, однако, является тот факт, что многие члены социальной, экономической и политической элиты США также проявили себя поклонниками Муссолини и Гитлера¹⁸.

Как и их немецкие «собратья», богатые и консервативные американцы первоначально с подозрением отнеслись к Гитлеру, плебейской выскочке, чья идеология называлась «национал-социализмом», чья партия определила себя как Рабочая партия, и кто говорил грозно об осуществлении «революционных» перемен. Однако опять же, подобно своим немецким «собратьям», они скоро поняли, что фашизм «тевтонского типа» Гитлера, как и любая другая разновидность фашизма, является не революционным, а консервативным и даже реакционным по своей природе и, следовательно, потенциально может быть чрезвычайно полезен для их целей. Более того, после массивной финансовой и политической поддержки со стороны немецкого эстеблишмента, которая сделала возможным приход Гитлера к власти¹⁹, американская и международные элиты обнаружили, к своему большому удовлетворению, что Гитлер в самом деле повел себя крайне консервативно в социальном и экономическом отношениях. Так называемая нацисткая «революция» не сделала ничего угрожающего социальным и экономическим привилегиям немецких элит, а за потерю своей политической власти эти элиты получили более чем достаточную компенсацию в виде безжалостной ликвидации профсоюзов и всех левых политических партий. «Богемский Капрал», как президент Германии фон Гинденбург снисходительно называл Гитлера, прежде чем его полезность была открыта для себя немецким эстеблишментом, оказалось, не имеет ничего против принципа частной собственности – краеугольного камня капиталистической системы. Не случайно огромная надпись над главными воротами в концлагере Бухенвальд, где заключенные якобы «перевоспитывались» в духе доктрины национал-социализма, гласила: «Jedem Das Seine», то есть «каждому – свое».

Такой лозунг произвел бы хорошее впечатление на собственников, акционеров, и менеджеров бесчисленных фирм Америки, больших и малых. Большинство американских компаний переживали очень трудные времена в тридцатые годы, то есть во время тяжелого экономического кризиса, который вошел в историю как Великая депрессия. Вину за эти тяжелые времена часто возлагали на якобы «жадные» профсоюзы, на чернокожих, которые, как утверждалось, «крадут» рабочие места у белых, или на «алчных» евреев. Американцы, которые видели мир через такую призму, ощущали родственную душу в Гитлере, который так же обвинял «козлов отпущения» во всех бедах Германии, и, таким образом, они восхищались им как проницательным человеком, политиком, который осмелился говорить правду, и лидером, который, не колеблясь, прибегал к жестким мерам, необходимым в данной ситуации.

На американских бизнесменов особое впечатление произвели два «достижения» Гитлера. Во-первых, после прихода к власти в начале 1933 года он сразу же запретил социалистические и коммунистические партии и распустил профсоюзы. Во-вторых, в течение последующих лет он вывел Германию из пустыни Великой депрессии с помощью необычных, но казавшихся очень эффективными методов, таких, как строительство автомобильных дорог и другие общественные работы, и, прежде всего, крупное перевооружение страны. Немецкий диктатор и его фашистские идеи особенно нравились и вызывали восхищение у собственников, менеджеров и акционеров тех американских предприятий, которые уже сделали значительные инвестиции в Германии или вступили в совместные предприятия или стратегическое партнерство с немецкими фирмами в 1920-х годах. Их немецкие дочерние компании и (или) партнерские фирмы, например: завод по розливу кока-колы в Эссене, автомобильный завод Opel General Motors в Рюссельсхайме недалеко от Майнца, завод Форда Ford-Werke в Кельне, объекты IBM в Берлине или печально известной немецкий партнер Standard Oil, IG Farben, процветали в годы гитлеровского режима, уничтожившего профсоюзы и вызвавшего поток заказов своей программой перевооружения, с которым можно было заключать все виды высокоприбыльных сделок благодаря услугам таких коррумпированных нацистских бонз, как Герман Геринг, недобросовестных банкиров, таких, как печально известный Яльмар Шахт, и финансовых учреждений в самой Германии или в Швейцарии²⁰. Немецкий филиал Coca-Cola, например, увеличил свои продажи с 243.000 ящиков в 1934 году до 4,5 миллиона ящиков к 1939. Этот успех во многом объяснялся тем, что, как объяснял любовавшийся Гитлером и подражавший ему национальный менеджер Макс Кит, безалкогольный напиток с кофеином показал себя функциональной альтернативой пиву для освежения рабочих в Германии, от которых требовалось, чтобы они «работали все упорнее и быстрее». В гитлеровском Третьем рейхе, где профсоюзы и политические партии рабочего класса были запрещены, рабочие «немногим отличались от крепостных, было запрещено не только бастовать, но и менять работу, и их заработная плата была преднамеренно довольно низкой». Это, как пишет Марк Пендерграст, в сочетании с увеличением объема продаж значительно повысило рентабельность Coca Cola, как и в случае со всеми корпорациями, которые действовали в Германии²¹.

Немецкий филиал Форда, Ford-Werke, который нес тяжелые финансовые потери в начале тридцатых годов, впечатляюще увеличил свою годовую прибыль под эгидой гитлеровского режима – с жалких 63,000 RM (рейхсмарок) в 1935 году до вызывающих уважение цифр в 1.287.800 РМ в 1939-м. Этот успех объясняется не только прибыльными государственными контрактами в рамках гитлеровской программы перевооружения Германии, но и ликвидацией Гитлером профсоюзов и партий рабочего класса, что позволило сократить затраты на рабочую силу от 15 процентов всего объема бизнеса в 1933 году до всего лишь 11 процентов в 1938 году. Что касается общего объема активов Ford-Werke, они между 1933 и 1939 годами росли как грибы – с 25.8 до 60.4 миллионов РМ. (Официальный обменный курс на то время был 2.5 РМ за один доллар, а курс доллара в конце тридцатых годов был примерно в семь раз выше, чем в настоящее время).

Заводу Opel, принадлежавшему GM, в Третьем рейхе повезло еще больше. Доля компании Opel на германском автомобильном рынке выросла с 35 процентов в 1933 году до более чем 50 процентов в 1935 году, и немецкая дочерняя компания General Motors, которая несла потери в начале тридцатых годов, стала чрезвычайно прибыльной благодаря экономическому буму, вызванному программой перевооружения Гитлера. Прибыль в размере 35 млн. РМ – почти 14 миллионов долларов! – была получена ею в 1938 году, через год после этого общая стоимость Opel оценивалась в 86.7 миллионов долларов, более чем в два раза больше суммы, которую GM вложила в фирму десятилетием ранее, а именно 33,3 млн. долларов²². «Немецкий филиал американского бизнеса, который несколько лет назад был почти банкротом, со временем превратился в курицу, несущую золотые яйца», – писал Генри Эшби Тернер, известный американский историк, которого General Motors попросила написать историю ее немецкого отделения во время Третьего рейха и который опубликовал книгу на эту тему²³.

В 1939 году, накануне войны, председатель General Motors Альфред П. Слоун публично защищал ведение бизнеса в гитлеровской Германии, указывая на высокорентабельный характер операций GM в Третьем рейхе. В том же году GM и Форд вместе контроливовали 70 процентов немецкого автомобильного рынка и были готовы поставлять немецкой армии все виды оборудования, необходимые в предстоящей войне²⁴.

Еще одна американская корпорация, которая процветала в гитлеровском Третьем Рейхе, – это IBM. Ее немецкий филиал, Dehomag, поставил нацистам технологию перфокарт, предшественника компьютеров, небходимую для автоматизации производства в стране, начиная от хождения поездов по графику и кончая идентификацией евреев с целью конфискации их имущества и в конечном счете их уничтожения. Эдвин Блэк документально описал эту постыдную корпоративную сагу очень подробно в своей книге «IBM и Холокост». Однако все, что было важно для IBM, – это то, что в Германии она «делала деньги», и много денег. Уже в 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, Dehomag получила прибыль в размере $ 1 миллиона, а в первые годы его правления немецкий филиал должен был заплатить IBM в Соединенных Штатах около 4,5 миллиона долларов в виде дивидендов. К концу 1938 года, когда депрессия еще была в полном разгаре, «чистая стоимость компании [Dehomag], по существу, выросла в два раза по сравнению с общим объемом инвестиций в 1934 году (с 7.7. миллионов до более чем 14 миллионов рейсхмарок), – пишет Блэк, – и ежегодный доход был в 2,3 млн. РМ, или 16 процентов рентабельности чистых активов» В 1939 прибыль Dehomag снова впечатляюще увеличилась – до около 4 млн. RM²⁵. Если основатель и председатель IBM Томас Уотсон, как и многие другие американские магнаты с активами в Германии, восхищался Гитлером, то вовсе не из-за якобы неотразимого обаяния или харизмы фюрера, а просто потому, что с Гитлером можно было «делать бизнес», и потому, что ведение бизнеса с Гитлером было очень прибыльным. Многие американские корпорации впервые инвестировали в Германии, когда эта страна был еще парламентской демократией, известной как Веймарская республика. Тем не менее число американских инвестиций в Германии значительно выросло после прихода Гитлера к власти в 1933 году и преобразования демократической Веймарской республики в фашистскую диктатуру, известную как Третий рейх. Одной из причин для этого растущего как грибы американского капиталовложения было то, что прибыль, полученная зарубежными фирмами, уже не могла быть ими вывезена, по крайней мере, в теории. В действительности это эмбарго можно было обойти с помощью таких хитростей, как выписывание немецким филиалам счетов за «роялти» и всевозможных «сборов», как мы увидим позже. В любом случае это ограничение означает, что прибыль в значительной степени реинвестировалась в Германии, например, в модернизацию существующих объектов, в строительство или приобретение новых заводов, а также в покупку облигаций Рейха и приобретение недвижимости. IBM, например, реинвестировала свою значительную прибыль в новый завод в Берлин-Лихтерфельде, в расширение своих объектов в Зиндельфингене возле Штутгарта, в многочисленные филиалы по всему Рейху, и в покупку арендной недвижимости в Берлине и другого недвижимого имущества, и в значительные активы²⁶. Американское корпоративное присутствие в Германии, таким образом, продолжало расширяться при Гитлере, и ко времени Перл-Харбора общий размер американских инвестиций в гитлеровском Третьем Рейхе оценивался в 475 миллионов долларов²⁷. Элита около двадцати крупных и мощных американских корпораций получила огромные прибыли от связи с Германией в тридцатые годы. Эта элита включает Ford, GM, Standard Oil of New Jersey (по выражению Чарльза Хайэма, главный драгоценный камень в короне империи Рокфеллера, в настоящее время известный как Exxon)²⁸, Du Pont, Union Carbide, Westinghouse, General Electric, Goodrich, Singer, Eastman Kodak, Coca-Cola, IBM и – в последнюю очередь, но от этого не менее важную – ITT. Кроме того, американские корпорации также вложили сотни миллионов долларов в фашистскую Италию. Наконец, значительное число американских адвокватских контор, инвестиционных компаний и банков также активно и прибыльно участвовали в «инвестиционном наступлении» Америки в фашистских странах, среди них банки JP Morgan and Dillon, Read and Company, а также известная на Уолл-стрит юридическая фирма Sullivan and Cromwell. В числе «звезд» Sullivan and Cromwell были два брата, Джон Фостер и Аллен Даллес, о которых мы услышим позднее. Еще одним игроком в прибыльной инвестиционной «игре» США в Германии (и наоборот) был относительно небольшой и малоизвестный банк под названием Union Bank of New York. Он был тесно связано с финансово-промышленной империей Тиссена, немецкого «стального барона», без значительной финансовой поддержки которого, как известно, Гитлер никогда не смог бы прийти к власти. Этим банком руководил Прескотт Буш, отец президента Джорджа Буша-старшего и дед президента Джорджа Дабл Ю Буша. Утверждают, что Прескотт Буш был также ярым сторонником Гитлера, которому он посылал деньги через Тиссена, и что он был вознагражден за это бизнес-сделками с фашистской Германией. Он заполучил много денег в этом процессе и использовал часть этой прибыли для того, чтобы обеспечить своему сыну Джорджу место в техасской нефтяной промышленности²⁹.

Гигантский трест Du Pont, финансовый родитель General Motors, инвестировал значительные средства в немецкую военную промышленность. Он также занимался контрабандой оружия и боеприпасов в Германию через Нидерланды и, возможно, получил прибыль больше, чем любая другая американская фирма от агрессивной политики Гитлера и его программы перевооружения. В этом контексте не удивительно, что председатель Du Pont обожал Гитлера. Однако так же, как Форд и Рокфеллер, он уже предоставлял щедрую финансовую поддержку нацистскому движению задолго до прихода Гитлера к власти в 1933 году. Другой американской корпорацией, которая пользовалась интимными отношениями с нацистским режимом, была ITT, чей основатель и президент, Сосфенес Бен, не скрывал своей симпатии к Гитлеру. (ITT сохранила свою склонность к фашистским диктаторам надолго после исчезновения Бена со сцены; ее связь с режимом Пиночета в Чили хорошо известна). Босс нефтяного гиганта Texaco, Торкилд Рибер, был еще одним влиятельным американским предпринимателем, который восхищался Гитлером, и он был также личным другом Геринга; под его руководством Texaco не только получала прибыль от всякого рода коммерческих сделок с фашистской Германией, но также помогла фашистам Франко победить в гражданской войне в Испании с помощью поставок нефти, которые противоречили американским законам о нейтралитете³⁰. Агент немецкой разведки сообщал о Рибере, что он был «абсолютно прогерманским» и «искренним поклонником фюрера»³¹.

Конечно, был и предел любви американских бизнесменов к Гитлеру и его нацистскому режиму. Например, как традиционные сторонники свободного предпринимательства, они были принципиально против того, что нацисты регламентировали деятельность фирм в Германии, в том числе американских дочерних компаний, например, путем ограничения репатриации прибыли, и того, что принадлежавшие германским собственникам предприятия часто пользовались привилегиями по сравнению с конкурирующими предприятиями американских и других иностранных владельцев. Но это были мелкие неприятности. Высшая заслуга Гитлера в глазах практически всех лидеров корпоративной Америки была в том, что благодаря буму перевооружения их немецкие активы принесли им огромные богатства, о которых они могли только мечтать в условиях американской депрессии, и что в Третьем рейхе их не беспокоили профсоюзы, ибо они, конечно же, мешали им дома. Забастовка в американском филиале в Германии сразу же вызывала вооруженную реакцию гестапо и волну арестов и увольнений, как это было на заводе Opel в Рюссельсхайме в июне 1936³². (Как писал после войны учитель и член антифашистского сопротивления в Тюрингии Отто Йенссен, корпоративные лидеры Германии были счастливы, «что страх перед концлагерями сделал немецких рабочих кроткими, как домашние собачки»³³). В свете этого можно понять, почему председатель General Motors, Уильям Кнудсен, описывал нацистскую Германию после своего визита в 1933 году, как «чудо ХХ века», и тот факт, что у многих других представителей американской правящей элиты нашлись слова высшей похвалы для Гитлера и его нацистского государства. Довольно многие из них даже мечтали, открыто или тайно, о появлении аналогичного фашистского «спасителя» на их стороне Атлантического океана³⁴.

Du Pont и многие другие корпорации, даже оказывали щедрую финансовую поддержку фашистским организациям в самой Америке, таким, как печально известный «Черный легион»³⁵. Расовая ненависть, пропагандируемая Гитлером, не ранила чувства американцев в двадцатые и тридцатые годы в такой степени, как это было бы в настоящее время. После отмены рабства во время Гражданской войны негры продолжали считаться низшими существами со стороны многих, которые и обращались с ними соответсвующим образом, и расизм отнюдь не был универсально осуждаемым, а оставался социально приемлемым. Линчевания были обычным явлением в южных штатах в двадцатые и тридцатые годы, даже за только предполагаемые мелкие правонарушения, и даже умеренные предложения о введении законов, запрещающих линчевание, были неоднократно отклонены Конгрессом. Строгая расовая сегрегация между белыми и черными осуществлялась не только к югу от линии Мейсона – Диксона, но и в Вашингтоне, округ Колумбия, и пережила даже Вторую мировую войну. Во время войны чернокожие были вынуждены сидеть в задней части трамваев и театров в южных штатах, иногда позади немецких военнопленных. Американская армия сама изобиловала расизмом. «Белая» и «черная» плазма крови строго разделялись в больницах, и довольно многие генералы, в том числе Эйзенхауэр, Маршалл, и Паттон, были убеждены, как и нацисты, в превосходстве белой расы. После войны черные ветераны, привезшие с войны белых жен, или, раз уж об этом зашла речь, белые ветераны, вернувшиеся с азиатскими невестами, не имели права поселиться во многих штатах, где продолжали действовать законы, запрещающие смешанные, межрасовые браки. Что касается крайне расистских теорий евгеники, которые в нацистской Германии привели ко всевозможным бесчеловечным экспериментам по «расовой гигиене», «в том числе стерилизации и эвтаназии», они нашли широкое понимание в Соединенных Штатах тридцатых годов, где иммиграционные законы, например, официально дискриминировали в отношении лиц «ненордического» происхождения»³⁶. Это «ирония истории», как пишет известный американский историк Стивен Эмброуз, что «мы боролись в самой значительной для нас войне самого расистского в мире государства при помощи расово сегрегированной армии и, сохраняя у себя дома, при помощи законов либо традиций, систему расовой сегрегации»³⁷. Так что в 1930-е годы слишком многие американцы не возражали против расизма нацистов, как было выявлено в «опросах, показывающих близость взглядов американцев к немецким понятиям расовой иерархии»³⁸. Антисемитизм Гитлера и его фашистских приспешников тоже не был для Америки большой проблемой. Антисемитизм был довольно модным в двадцатые и тридцатые годы не только в Германии, но и во многих других странах, в том числе в США. В 1930-е годы, да и позднее, слишком многие американцы сами были антисемитами и поэтому терпимо относились к нацистским антисемитским действиям, а то и симпатизировали им³⁹. Американские промышленники и банкиры и элита страны в целом не представляла собой исключения из этого общего правила. В эксклюзивные клубы и прекрасные отели, которым они покровительствовали, например, евреи, как правило, не допускались.

Самым известным антисемитом Америки был промышленник Генри Форд, влиятельный человек, который восхищался Гитлером, поддерживал его материально и вдохновил его своей антисемитской книгой «Международное еврейство», которая была опубликована в начале двадцатых годов. Восхищение было взаимным; фюрер повесил портрет Форда в своем кабинете, признал его источником своего антисемитского вдохновения, а в 1938 году удостоил его самой высшей награды, которую нацистская Германия могла даровать иностранцу.

Форд также финансировал пронацистскую пропагандистскую кампанию, которую активно вел по всем Соединенным Штатам известный авиатор Чарльз Линдберг, друг Геринга. Еще одним страстным и влиятельным американским антисемитом был Чарльз Е. Кохлин, католический священник из Мичигана, настраивавший в ежедневной радиопередаче миллионы своих слушателей против иудаизма, который он приравнивал к большевизму точно так же, как это делал Гитлер. Что касается американских бизнесменов, то значительное их число, возможно, большинство из них, глубоко презирало политику президента Рузвельта, известную под названием «Новый курс», которую эти бизнесмены осуждали как «социалистическое» вмешательство в экономику страны. Антисемиты считали это частью еврейского заговора и клеймили «Новый курс» как «курс еврейский». Они также считали президента тайным коммунистом и, следовательно, агентом евреев, или тайным евреем, и часто называли его «Розенфельд»⁴⁰. Американские банкиры, которые посетили Германию в июне 1934 года, пожаловались послу своей страны в Берлине, что администрация Рузвельта была «полна евреев».

Очевидно, что американские бизнесмены и банкиры не презирали нацизм или фашизм в целом за его антисемитизм; напротив, они с симпатией относились к фашистам и к Гитлеру, в частности из-за их антисемитизма. Руководимая, прямо или косвенно, такими людьми, Америка не была готова начать крестовый поход в Европе из-за гитлеровского антисемитизма. Хотя надпись на постаменте Статуи Свободы приглашает в «гавань Америки всех уставших, бедных, неприкаянных людей Земли, жаждущих дышать свободно» и хотя правительство США и считало время от времени нужным выразить свое недовольство некоторыми аспектами антисемитской политики Гитлера, очень и очень немногие еврейские беженцы из Германии получили документы, позволившие им въехать в США⁴¹. Весной 1939 года кораблю, полному беженцев из Германии, в Сент-Луисе было отказано в разрешении на высадку пассажиров в Америке или хотя бы на Кубе, которая тогда еще де-факто была протекторатом США. Корабль был вынужден вернуться в Германию, но получил разрешение в крайнем случае взять курс на Антверпен, и его еврейские пассажиры получили убежище в Бельгии, Нидерландах, Франции и Великобритании⁴². Во время войны Вашингтон также мало беспокоился о судьбе евреев в Германии и в оккупированной ею Европе, несмотря на то, что становилось все более очевидным, что осуществляется систематический геноцид. В 1945 году, во время американской оккупации Германии и непосредственно после капитуляции Германии, многочисленные выжившие в Холокосте держались в концлагерях уже американскими властями, которые систематически плохо и даже жестоко обращались с ними там. Эта прискорбная ситуация подошла к концу только после того, как президент Трумэн был вынужден признать в сентябре 1946 года, что «мы, по-видимому, обращаемся с евреями так же, как это делали нацисты, с той единственной разницей, что мы не убиваем их», и отдал приказ вмешаться генералу Эйзенхауэру⁴³. Только уже спустя годы после окончания войны евреи начали пользоваться определенной мерой уважения в Соединенных Штатах Америки, а именно после того, как новое государство Израиль, который с его кибуцами первоначально напугал их как нежелательного рода социалистический эксперимент, проявил себя как очень полезный союзник Америки в осином гнезде Ближнего Востока⁴⁴.

Также заслуживает упоминания, что Гитлер далеко не сразу лишился значительной симпатии, которую к нему питали высшие круги в Соединенных Штатах, после того как он развязал войну, атаковав Польшу 1 сентября 1939 года, или когда в 1940 году его армия захватила Нидерланды, Бельгию, Люксембург и Францию.

Когда 26 июня 1940 года немецкий торговый представитель организовал ужин в Уолдорф-Астория в Нью-Йорке, чтобы отпраздновать победы вермахта в Западной Европе, в этом вечере приняли участие ведущие промышленники, такие, как Джеймс Д. Муни, топ-менеджер из General Motors. За услуги GM нацистской Германии Муни уже был удостоен Гитлером той же медали, которую Генри Форд получил от фюрера. (Еще одним американским магнатом, который отличился заслугами перед Третьим рейхом и в результате этого получил медаль от Гитлера во время его визита в Германию в 1937 году, был Томас Уотсон из IBM.) Пять дней спустя немецкие победы снова отмечались в Нью-Йорке, на этот раз на вечеринке, организованной упоминавшимся уже профашистским боссом Texaco Рибером. Среди лидеров корпоративной Америки, которые присутствовали на этой вечеринке, были те же Джеймс Д. Муни и сын Генри Форда, Эдсель. Тем же самым летом, которое было зенитом гитлеровской карьеры, Рибер также предоставил щедрую моральную и материальную поддержку германскому посланнику, который посетил Соединенные Штаты для того, чтобы вести пропаганду дела Третьего рейха⁴⁵.

Американские автомобильные и нефтяные магнаты праздновали триумф Германии не без причины. Без грузовиков, танков, самолетов и другого оборудования, поставлявшегося немецкими филиалами Ford и GM, и без большого количества стратегического сырья, в частности резины, а также дизельного топлива, смазочных масел и других видов горючего, поставлявшихся Texaco и Standard Oil через испанские порты, немецкие воздушные силы и пехота не смогли бы так легко победить своих противников в 1939 и 1940 годах. Альберт Шпеер, архитектор Гитлера и его министр вооружения во время войны, позже заявил, что без определенных видов синтетического топлива, которые стали доступны при помощи американских фирм, Гитлер «никогда бы не решился на вторжение в Польшу». Американский историк Брэдфорд Снелл согласен с этим; намекая на сомнительную роль швейцарских банков во время войны, он отмечает, что «нацисты смогли бы напасть на Польшу и Россию без швейцарских банков, но не без General Motors». Военные успехи Гитлера основывались на новой форме войны, блицкриге, состоявшем из чрезвычайно быстрых и сильно синхронизированных нападений по воздуху и по земле. Но без вышеупомянутой американской поддержки и без самых современных коммуникаций и информационной технологии, которую обеспечили ITT и IBM, фюрер мог только мечтать о blitzkriege и blitzsiege («молниеносной войне» и затем «молниеносной победе»)⁴⁶.

Гитлером восхищались отнюдь не все американцы. Как и в случае с другими странами, в том числе с самой Германией, мнения о Гитлере и о фашизме в целом разделились. В Соединенных Штатах тоже было огромное количество людей, презиравших немецкого диктатора, некоторым гражданам США нравились определенные аспекты политики Гитлера, но не нравились другие ее аспекты, а были, как и сейчас, многочисленные американцы, которые просто мало или вообще не интересовались делами других стран и международными отношениями и поэтому не имели никакого особого мнения по поводу фюрера и его фашистских коллег. Кроме того, мнения о Гитлере колебались по мере взлета и падения его карьеры. После нападения на Польшу, к примеру, его престиж значительно пошел на спад в США, где в таких городах, как Чикаго, многие люди гордятся своими польскими корнями. Важно, однако, то, что до и даже после начала войны в Европе Гитлер и его национал-социализм и фашизм, в общем, пользовались непропорционально большой симпатией в рядах американской правящей элиты.