Текст книги "Лили сама по себе"

Жаклин Уилсон
Лили сама по себе

Jacqueline Wilson

Lily alone

Text copyright © Jacqueline Wilson, 2011 This edition is published by arrangement with David Higham Associates Ltd. and Synopsis Literary Agency.

Иллюстрация на обложке Валентины Яскиной

Иллюстрации Виктории Тимофеевой

© Шишкова И.А., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Глава 1

Это я виновата. В пятницу вечером, еле уместившись на диване, мы все смотрели очередную серию фильма «Улица Коронации»[1]1
  «Улица Коронации» – британский телесериал Тони Уоррена, вышедший в 1960 г. В настоящее время снято более 8000 серий.


[Закрыть]. Ну, скажем, никто из нас толком её и не смотрел. На подлокотнике на корточках примостилась Пикси и, размазывая вокруг рта томатный соус, лопотала, что у неё такая же помада, как у мамы. Моя самая младшая сестрёнка могла бы побить мировой рекорд, если бы как попугай повторяла одно и то же. Ей три года, и она трещит без умолку, хотя в основном болтает чепуху.

Блисс, другой моей сестрёнке, шесть лет, но она почти всё время молчит. В тот вечер она лежала на спине на диване, теребя свои длинные белёсые волосы и прижимаясь лицом к плюшевому мишке. Под боком у неё была припрятана любимая книга сказок. Бэкстер, её брат-близнец, нелепо завывая, подражая рёву гоночной машины, катал по её ногам спичечный коробок.

Я листала страницы одного из маминых журналов, гадая, каково это – быть богатой и знаменитой, и пытаясь разобраться, на месте какой из знаменитостей мне хотелось бы оказаться. Отнестись к ним всерьёз было трудно, потому что им всем успели подрисовать густые усы. Наверняка это Бэкстер поработал своей синей шариковой ручкой.

Мама была единственной среди нас, кто действительно сидел и смотрел на экран. Но я знала, что она не следит за тем, что происходит с персонажами фильма. Она не поменяла позы, когда пошла реклама. Так и сидела, подперев рукой подбородок и уставившись в никуда большими, ничего не выражающими глазами.

– Мам? – слегка толкнув, окликнула её я. – Мам, с тобой всё в порядке?

– Да.

– По твоему виду не скажешь.

– Ах, Лили, помолчи, – устало ответила мама.

С тех пор как умер Пол, она всегда притворялась усталой. У неё совсем не было сил ни вставать по утрам, ни ложиться спать ночью. Не было сил идти на работу в столовую и потом, когда она её потеряла, трудно было искать другую. Она просто сидела дома, уставившись в пространство, и курила.

Я заставила её пойти к врачу, потому что страшно за неё волновалась. Он выписал ей таблетки от депрессии. И сказал, что какое-то время погоревать, когда ты только что потеряла мужа, вполне естественно. Я этого не понимала. Когда Пол был рядом, он не очень нравился маме. Он не нравился никому из нас, даже Пикси, а ведь он был её отцом. Он либо кричал и распускал руки, даже маме доставалось, либо, отключившись от всего на свете, тупо лежал на диване в своих нелепых брюках, жилете и носках. А ещё нам не разрешалось сидеть на собственном диване при нём. Мама бормотала, что он её большая ошибка и только место зря занимает. Говорила, что, когда дело касается мужчин, вкус её всегда подводит. Вот этого я никак не могла понять. Без мужчины рядом она превращалась в зомби и вела себя так, словно вот-вот наступит конец света.

Я не могла на неё смотреть в подобном состоянии – такую неухоженную, в спортивных штанах и бесформенной футболке. Мама, если бы захотела, могла выглядеть великолепно, лучше любой модели из журнала. Когда она наряжалась, чтобы куда-нибудь выйти, у меня сердце замирало – так она была хороша. Вот поэтому и сказала:

– Мам, почему бы тебе не пойти куда-нибудь?

– Что?

– Давай сходи в «Фокс», повидайся со старыми друзьями!

«Фокс и хаундз»[2]2
  «Лиса и гончие» (англ.) – название паба.


[Закрыть]– это паб через дорогу от нашего дома. Около него есть садик, и летом мы с братишкой и сестрёнками часто торчали там с мамой и Полом, а до этого с Мики, отцом Бэкстера и Блисс. Мама говорит, что она брала меня с собой и когда мы жили только с ней вдвоём. Она привозила меня в коляске, и я, очень всем довольная, сидела, похрустывая чипсами. Мама вспоминала, что я всегда была спокойной малышкой. Со мной у неё было вдвое меньше проблем, чем с Бэкстером и Блисс. А уж Пикси не ребёнок, а сущий кошмар – и двух минут не может спокойно просидеть в коляске, выгибает спину и орёт, когда ты пытаешься её туда засунуть.

– Не говори ерунды, Лили. Я не могу пойти в «Фокс» – не брать же мне вас с собой!

– Я и не говорю. Я только хотела сказать: иди туда одна. С малышами будет всё в порядке, я за ними присмотрю.

Покусывая ногти, мама взглянула на меня:

– Правда?

– Да, конечно.

Мама продолжала грызть ногти, волосы лезли ей в глаза… Я понимала, что она обдумывает моё предложение. Она сто раз оставляла на меня малышей, когда ей нужно было пойти на почту, или в газетный киоск, или в бар (хотя за рыбой с картошкой она посылала меня).

– Вечером мне не стоит оставлять вас одних, – сказала мама.

– Но оставляла же, когда начала встречаться с Полом, – напомнила я ей.

– Да. Но не надо было этого делать. К тому же я уходила, когда вы уже крепко спали.

– Я уложу малышей. Всё равно я почти всегда укладываю их спать.

– Я знаю. Ты хорошая девочка, – пробормотала мама и, перегнувшись через Бэкстера с Блисс, погладила меня пальцем по щеке. – Иногда я забываю, что ты маленькая.

– Я не маленькая! Мне одиннадцать лет. Для своего возраста я взрослая!

– Да, ты часто ведёшь себя как маленькая старушка. Я тебя люблю, Лили.

– Я тебя тоже люблю, мама. Давай, иди приоденься! С нами всё будет хорошо.

– Ну разве что выпить один стаканчик для настроения?

– Давай иди!

Мама улыбнулась, прямо как Пикси, когда ей покупают мороженое, и умчалась в свою комнату. Пикси поковыляла за ней. Ей нравилось смотреть, как мама прихорашивается.

– Что, мама уходит? – спросил Бэкстер, проезжая мне по лицу своей «машинкой».

– Прекрати! – огрызнулась я. – И отдай мне спички! Ты же знаешь, что играть с ними опасно!

– А я и не играю со спичками. Я играю с коробком. Значит, можно будет лечь спать попозже? И посмотреть какой-нибудь фильм, да?

– Только не страшный, – сказала Блисс, сворачиваясь клубочком.

– Не страшный, – пообещала я, хотя найти такой было трудно. Блисс трясёт даже от мультика «Вверх». Я думаю, это у неё из-за собак. У Мики, её отца, была немецкая овчарка Рекс. Он не был свирепым, как ротвейлер или питбуль, но даже маленьким щенком порой вёл себя агрессивно. Рекс выглядел так мило и забавно, что Блисс относилась к нему как к одному из своих мишек и однажды попробовала его нарядить. Рексу это надоело, и он её укусил. Слегка, но так, что у неё на руке выступила кровь. И после этого случая она стала бояться собак.

– С тобой скучно, Блисс! Я хочу посмотреть страшный-престрашный фильм, – сказал Бэкстер. – Давайте поставим фильм про вампиров, а потом в них превратимся и будем кусаться!

И он притворился, будто хочет укусить Блисс в шею. Та завизжала, словно у неё из шеи и вправду полилась кровь.

– В чём дело? – спросила мама, выглянув из-за двери. Она подвела карандашом один глаз и наложила тени, но второй ещё не накрасила, поэтому глаза у неё казались разной величины. – Они не хотят, чтобы я уходила, да?

– C ними всё в порядке, мам. Они просто шалят. Замолчите, вы оба! – Я запустила подушкой в Бэкстера с Блисс. – Вы же хотите, чтобы мама вышла из дома и немного повеселилась, ведь так? Ну, хотите? – спросила я, легонько пиная их ногами.

– Да, Лили, – ответила Блисс, прикрыв руками воображаемую ранку на шее.

Я пихнула Бэкстера, на этот раз посильнее, положив руку на его спичечный коробок.

– Да, иди, мама, – пробубнил он, вырывая у меня свою «машинку».

– Ну ладно, пойду, – сказала мама. – Ты присмотришь за ними лучше меня, Лили. Когда-нибудь из тебя выйдет замечательная мама.

А вот и нет, а вот и не выйдет! Никогда не стану матерью! Не буду жить ни с одним мужчиной и кучей детей, которые всё время вопят. Не выношу всех мужчин, кроме мистера Эбботта, нашего учителя. Я бы ничего не имела против брака с мистером Эбботтом, но мама говорит, что такие мужчины не женятся. Если мне не удастся заполучить мистера Эбботта, никто другой мне не нужен. Заработаю кучу денег и буду жить одна в большом красивом доме. Никто не будет кидать игрушки на пол, или проливать сок на ковер, или стучать кулаком по телевизору, пока тот не сломается. Мой дом будет чистым, как дворец. Его снимки поместят во всех журналах, и маленькие девочки будут их вырезать и вклеивать в свои альбомы, потому что мой дом будет по-настоящему красивым. Я сама его спроектирую. Вот так я заработаю кучу денег. Стану знаменитым дизайнером по интерьеру и буду вести свою телевизионную программу.

Я пошла искать бумагу для рисования, решив начать тотчас же. Бэкстер с Блисс тоже хотели порисовать, но в старом альбоме остался только один лист.

– Это мой альбом, – сказала Блисс, что было истинной правдой. Среди прочих подарков на Рождество ей подарили альбом и толстые мягкие мелки.

– Да, и ты сможешь порисовать мелком на картонной обложке, там лучше всего получается, – солгала я.

– А как же я? – спросил Бэкстер, вырывая альбом у меня из рук.

– Я думала, тебе нравится рисовать в журналах. Почему бы тебе не подрисовать всем моделям не только усы, а ещё и бороду?

И Бэкстер отчаянно заработал ручкой, украшая каждую знаменитость густой бородой и волосами по всему телу. Блисс изобразила мелом большой розовый куб с торчащими из него маленькими проволочками, подрисовав к нему ещё четыре таких же маленьких кубика. Она сказала, что это наш семейный портрет, и нам ничего не оставалось, как ей поверить.

Я села положив ногу на ногу, разложила перед собой драгоценный лист и стала проектировать дом своей мечты. Я нарисовала его в разрезе, чтобы были видны все комнаты. Я не ограничилась только гостиной, кухней и спальней. Нарисовала студию с настоящим мольбертом и гончарным кругом, музыкальную комнату с пианино и ударной установкой, библиотеку, до потолка заставленную книжными полками, зимний сад, в котором среди цветов летали бабочки, и бассейн во всю длину подвала.

Пикси осталась наблюдать за мамой, и это было здорово. Когда мы рисовали, она становилась невыносимой. Ей не нравилось, что она ещё маленькая и не умеет красиво рисовать, и она вырывала у нас из рук ручки и мелки, калякая на наших альбомных листах всякую ерунду.

Наконец, впрыгнув в комнату на одной ножке, она закричала:

– Посмотрите на маму! Посмотрите на маму! Правда, она хорошенькая?

Мама выглядела чудесно: её длинные волосы были подобраны вверх, а на лоб спадали маленькие кудряшки. Глаза были подведены как у Клеопатры[3]3
  Как общепринято считать, моду подводить глаза для придания им особой выразительности завела царица Египта Клеопатра (69–30 гг. до н. э.).


[Закрыть], а губы накрашены блестящей ярко-красной помадой. Она надела узкий розовый топ, из-под которого чуть выглядывал красный лифчик, маленькую чёрную юбочку, чёрные колготки и её лучшие красные туфли на высоких каблуках.

Пикси, Блисс и я любим шаркать ногами по полу в маминых туфлях на высоких каблуках, изображая взрослых леди, решивших развлечься.

– Ты выглядишь сногсшибательно, мама! – воскликнула я, и Бэкстер заулюлюкал в знак согласия.

– Ты и вправду думаешь, что я нормально выгляжу? – взволнованно спросила мама. – Мне кажется, после рождения Пикси я слегка обрюзгла.

– Вовсе нет! Ты выглядишь потрясающе! – подтвердила я.

Мама критически оглядела свою грудь:

– С этим я ничего не смогла поделать. Там почти ничего нет.

– Засунь туда пару апельсинов, – предложил Бэкстер, покатываясь со смеху.

– Ты бы лучше помолчал, наглый маленький бесстыдник, – покачала головой мама.

Казалось, теперь, накрасившись и принарядившись, она преобразилась. Я обрадовалась, что придумала, как вернуть её к жизни.

– Иди и как следует повеселись, – сказала я.

– Ну, я вовсе не уверена, что там будет кто-нибудь из старых приятелей. Может быть, я выпью пару стаканчиков и сразу вернусь домой. Но даже если там будет очень весело, обещаю всё равно вернуться к полуночи. Я ведь не хочу превратиться в тыкву!

– Это карета Золушки превратилась в тыкву, – заметила Блисс.

«Золушка» – её любимая сказка. Каждый вечер мне приходится читать её Блисс из нашей большой книги сказок. Она всё воспринимает всерьёз.

Мама поцеловала Блисс в бледную щёку, нежно ущипнула Бэкстера за нос (он терпеть не может целоваться), подхватила Пикси и принялась её кружить, пока та не завизжала. Затем мама порывисто обняла меня.

– Спасибо, детка! – пробормотала она и умчалась на своих высоких каблуках.

Как только дверь за мамой захлопнулась, мы все на несколько секунд примолкли. В квартире вдруг стало очень тихо. Затем как-то странно и печально зазвучала музыка из фильма «Улица Коронации». Бэкстер вскочил на ноги и принялся носиться по комнате, завывая во всю мочь, как сирена на полицейской машине.

– Прекрати вопить, Бэкстер! – велела я.

– Я тебя поймаю, арестую, отведу в участок и изобью, – пообещал Бэкстер, «наезжая» прямо на меня.

– Нет, я главарь ужасно страшной банды преступников, и это от тебя только мокрое место останется, – парировала я.

Схватив братишку, я прижала его к полу. Мы дрались понарошку, но Блисс стала нас умолять не делать друг другу больно.

– Хватит, Бэкстер. Ладно, ты выиграл. Отведи меня в наручниках в участок, – предложила я, протягивая ему руки. – Всё в порядке, Блисс. Мы просто возимся. Эй, а где Пикси?

Я нашла её посередине кровати в маминой комнате. Сестрёнка размазывала по лицу губную помаду.

– Пикси! Ах ты озорница! – воскликнула я, еле удержавшись, чтобы не рассмеяться – такая она была смешная.

– Не озорница! Хочу настоящую помаду, как у мамы. Хочу стать хорошенькой леди!

– Мама очень рассердится, если узнает. Это её любимая помада. Ты только посмотри, на кого ты похожа! – я подняла её и поставила на туалетный столик. – Пошли! Давай всё смоем!

Пикси очень рассмешил её боевой раскрас:

– Нет, не надо! Мне нравится!

– Ну, перед сном ты всё равно всё смоешь. Тебе пора спать, Пикси, пошли!

Пикси и не думала ложиться. Она подпрыгнула и стала носиться по комнате, размахивая руками как ветряная мельница крыльями. Я никак не могла её догнать.

– А я ещё не устала! А я ещё не устала! – приговаривала она.

– Зато я устала за тобой гоняться. Давай это я сейчас лягу спать, – сказала я и, притворившись мёртвой, бросилась на мамину кровать и закрыла глаза.

Пикси испуганно хихикнула, пробежала ещё немного и остановилась.

– Лили! – позвала она.

Я не шевельнулась и вскоре услышала характерное причмокивание – это Пикси засунула большой палец в рот и, засопев, принялась его сосать. Затем до меня донеслось:

– Лили!

Я села, схватила её, притянула к себе на кровать и обняла. Она завизжала, попыталась вырваться и стала колотить меня маленькими кулачками.

– Ты меня напугала, злюка! – заявила она.

– Ах, Пикси, прости! Я забыла, что ты такая маленькая. Малюсенькая малышка! А давай-ка сделаем из тебя настоящую малютку!

Я сдернула с кровати мамино мягкое одеяло и, завернув в него Пикси, взяла её на руки.

– Вот так, – сказала я, внося её в гостиную.

Бэкстер изучал наши диски с фильмами, кидая через плечо те, которые ему не нравились. Блисс нашла скомканный лист с домом моей мечты и осторожно водила пальцем по комнатам.

– Бэкстер и Блисс, посмотрите на мою новорожденную. Правда, она миленькая? – спросила я. – Поздоровайся, малышка!

– Гу-гу-гу-гу-гу-гу! – завела Пикси, изо всех сил стараясь мне подыграть.

– Что она говорит? Пу-пу? – спросил, захихикав, Бэкстер. – Малышка обкакалась!

– А вот и нет! – возмутилась Пикси, пытаясь выкарабкаться из одеяла.

– Фу-фу! – зажав нос, нагло повторял Бэкстер.

– Прекрати её дразнить, Бэкстер! Это нехорошо! И перестань раскидывать диски! Выбирать буду я, – сказала я, усаживая Пикси на диван рядом с Блисс. – Ну вот, ты же присмотришь за моей малышкой, правда, Блисс?

– А можно она будет и моей малышкой тоже? Можно мне её покормить?

– Хочу бутылочку!

Пикси уже не играла. Ночью она до сих пор пила из своей бутылочки. В ней не обязательно должно быть молоко. Туда можно налить некрепкого чаю, или «Райбины» [4]4
  «Райбина» – витаминизированный напиток из чёрной смородины.


[Закрыть], или чего-нибудь ещё. Ей просто нравилось лежать на спине и в полусне что-нибудь посасывать.

– Хорошо, хорошо! Одну секунду, я принесу твою бутылочку. Мы будем смотреть… «Питера Пэна».

– Скучно! Это для малышей, – сказал Бэкстер.

– Нет. Там есть пираты, помнишь?

– Пираты страшные, – заявила Блисс.

– Не очень. И вспомни, там есть Динь-Динь и Питер Пэн, и тебе нравятся феи и русалки и домик Венди, – убеждала я сестрёнку.

Малышовое или нет – мне и самой до сих пор всё это нравилось, особенно тот отрывок, в котором персонажи летают. Я бы всё на свете отдала за возможность взмыть в небо. Мне снятся полёты, но даже во сне я не научилась летать по-настоящему. Я просто скольжу по поверхности, судорожно мельтеша ногами и руками, и будто плыву. Это не настоящие полёты – они больше похоже на трюки воздушных гимнастов.

А мне хочется взметнуть вверх и полететь легко-легко, как птица.

Думаю, всё, что мне на самом деле нужно, – это пара крыльев. Когда я была маленькой, я трогала себя за лопатки, проверяя, не растут ли у меня крылья… Я до сих пор иногда их себе представляю: раскрытые веером большие крылья с густыми белыми перьями. Я воображала, что в любой момент могу ими взмахнуть и улететь. Иногда после школы я шла не в нашу квартиру на втором этаже, а взбегала по ступенькам на последний этаж и стояла там на балконе, ухватившись за ржавые поручни и выглядывая на улицу, мечтая, что могу взмыть в небо и полететь над верхушками деревьев большого парка.

Насколько я помню, Питер Пэн, Венди, Джон и Майкл летали и без крыльев. Я мечтала разгадать секрет их приёмов, поэтому твёрдо отстояла свой выбор фильма перед Бэкстером и Блисс.

Пикси была слабым противником. Она унаследовала от Блисс старый костюм Динь-Динь и любила его надевать. Вот и сейчас сестрёнка убежала переодеваться. Это заняло довольно много времени, потому что она ещё не очень хорошо умела делать это самостоятельно – обычно всё заканчивалось тем, что её нога попадала в рукав, а руки оказывались в вырезе для головы. Костюм был очень липким (в последний раз, когда Пикси его надевала, она залила его соком), но её это не остановило. Я приготовила ей бутылочку со свежей смесью, чтобы она спокойно сидела во время просмотра, и наполнила большую миску кукурузными хлопьями.

– Это наш попкорн, как будто мы сидим в настоящем кинотеатре, – сказала я, включая плеер.

Я устроилась посреди дивана, в одном углу посадив рядом собой Бэкстера, чтобы он не мучил девчонок, и в качестве бонуса позволила ему держать миску с хлопьями. Блисс с её мишкой разместились в другом углу, и рядом с ней я втиснула Пикси, крепко обняв сестрёнку одной рукой. Первые десять минут они все ёрзали и спорили, просыпая хлопья, но вскоре угомонились и стали внимательно смотреть фильм. Казалось, будто сам диван расправил свои кожаные крылышки и унёс всех нас прямо в страну Нетландию.

Мы не пошевельнулись, пока на экране не появился список действующих лиц.

– Ещё! – попросила Пикси. – Поставь ещё разок!

– Не приставай, твоё время уже давно закончилось. – Я взглянула на часы. – Скорее! «Фокс» уже закрылся. Мама вернётся с минуты на минуту и, если увидит, что мы всё ещё не спим, очень рассердится. Ну-ка, кто ляжет спать первый?

Одна Пикси заковыляла к своей маленькой кроватке. Она из неё выросла, но визжала, если мы пытались заставить её спать с нами на матрасе. Она пролезла сквозь решётку, свернулась клубочком и, едва коснувшись головой подушки, сразу уснула. На ней всё ещё был костюм Динь-Динь и по лицу была размазана губная помада, но я не собиралась её мыть и переодевать.

С Бэкстером было сложнее.

– Бэкстер, давай ложись!

Подбоченившись, он принял боевую стойку.

– Кто это приказывает мне ложиться спать?! Нечего мной командовать! Ты не мама! – закричал он.

Он просто дурачился. Я говорю ему, что надо делать, гораздо чаще, чем мама, но ему захотелось похулиганить. Мне пришлось повалить его и, пока он брыкался, сдёрнуть с него джинсы и засунуть его в спальный мешок. Он тут же вскочил, хоть и был целиком в мешке.

– Бэкстер! Ложись!

– Я не Бэкстер. Я монстр спального мешка. Я вас всех задушу! – зарычал Бэкстер, шаркая ногами по спальне.

– Не надо превращаться в монстра! Я этого терпеть не могу! – взмолилась Блисс.

Казалось, с ней справиться легче всего. Она надела ночнушку, легла на наш матрас, свернулась клубочком, но ещё долго после того, как Бэкстер уснул, бодрствовала, уткнувшись лицом в пузо своего мишки. Я её тихонько окликнула и обняла, прошептав:

– Блисс, засыпай!

– Не могу, пока мама не вернётся.

– Она придёт с минуты на минуту, – пообещала я. Я не знала, где она может быть. «Фокс» уж точно давно закрылся. Она сказала, что выпьет только пару стаканчиков. Мне не очень в это верилось, но она обещала вернуться до полуночи.

Я лежала и прислушивалась, одной рукой обняв Блисс и обхватив ногами подрагивающие ступни Бэкстера. Со двора до меня доносились крики распетушившихся парней и глухой стук разбрасываемых пустых банок из-под пива. Орали явно молодые ребята. Вряд ли мама будет стоять с ними. Вдруг я услышала, как скандалит какая-то пара, и напряглась, но женский голос был слишком низким и хриплым, непохожим на мамин. Я слушала, как они ругаются, а затем раздался звук как от удара. Блисс напряглась.

– Ш-ш-ш, всё в порядке. Сейчас они разойдутся по домам, – успокоила я сестрёнку.

– А мама?

– Она скоро придёт. Наверное, пошла в гости к одному из друзей, чтобы ещё выпить. Не волнуйся! С ней всё будет хорошо.

– Вернётся к полуночи? – переспросила Блисс.

– Да, обязательно, – сказала я, хотя была совершенно уверена, что полночь давно наступила.

Когда Блисс наконец заснула, я осторожно слезла с матраса и пробралась в кухню. Щёлкнув выключателем, я зажгла свет. Часы показывали без десяти час. Меня начала бить дрожь, и я обхватила себя руками. Мама обещала вернуться к полуночи. В голове замелькал калейдоскоп страшных картин. Я увидела, как мама кричит в машине, а какой-то дядька её бьёт; представила маму плачущей и истекающей кровью в канаве; лежащей неподвижно, с открытыми глазами и белым, как полотно, лицом. Стукнув себя по лбу, я попыталась прогнать страшные мысли.

Налила стакан воды и стала медленно пить, но я продолжала дрожать, и стакан неприятно застучал о зубы.

– Возвращайся домой, мама, – шептала я.

Я сидела за кухонным столом, ковыряя его край, пока не сломала ноготь. Затем встала и начала ходить вокруг него, потому что от холода у меня онемели ступни. Было почти лето – мама вышла без пиджака, а я ужасно замёрзла. Мне хотелось вернуться в постель и согреться, но я боялась разбудить Блисс с Бэкстером. Жаль, что я была самой старшей. Лучше бы мне быть самой младшей, как Пикси, чтобы мною командовали. Вот почему вдруг стало страшно: я не знала, что делать, если мама не вернётся.

Снова стукнула себя по голове, изо всех сил стараясь отогнать дурные предчувствия. Подумала, может, стоит одеться и пойти поискать маму, но если бы дети проснулись, а меня рядом не оказалось, они бы испугались. Да и при одной только мысли о том, что придётся кружить вокруг наших домов, мне становилось страшно. И меня пугали не только кошмары с пьяницами, наркоманами и плохими парнями. Я боялась темноты. Представив, что придётся пройти по неосвещённой галерее, нащупывая дорогу сквозь очень тёмный лестничный проём, я задрожала ещё сильнее.

Я пошла в гостиную и легла на диван, подложив под голову мамину подушку. Почувствовав слабый мускусный запах маминых духов, я уткнулась в неё носом, как Блисс в своего плюшевого мишку. Острые края обложки книги сказок кололи мне грудь. Я водила пальцами по книге, думая обо всех странных персонажах, прикованных к ней: о Золушке с её розовым, голубым и белым бальными платьями, Белоснежке в её хрустальном гробу, трёх медведях – всех, кто застрял между страницами.

Помню, когда я была маленькой и мы жили только вдвоём с мамой, она вновь и вновь читала мне эти истории. Она показывала мне надпись на обороте передней стороны обложки:

Лили Грин, занявшей первое место за чтение, письмо и правописание.

В то время я ещё не умела читать, не говоря уж о письме и правописании, но знала форму буквы «Л» и косую палочку буквы «И».

– Тут написано «Лили». Это же меня так зовут! Это моя книжка, мам? – спрашивала я.

– Это книга моей бабушки. Я любила свою бабушку гораздо больше, чем маму, твою бабушку. Когда я её навещала, она читала мне истории из этой книги. Это её школьный приз. Она всегда была такой сообразительной, моя бабушка! Я назвала тебя в её честь, Лили, и ты тоже всегда будешь умницей.

Я была не настолько сообразительной. Никак не могла взять в толк, как это Лили может быть одновременно маленькой и ходить в школу и в то же время – довольно старой, чтобы быть бабушкой, но мне нравился звук этого имени, и я любила бабушкину книгу сказок. Мне хотелось пойти к ней в гости, но мама печально качала головой и говорила, что она умерла. А теперь и моя бабушка тоже умерла. Она заболела сразу после того, как родились близнецы.

– Вот мы и остались совсем одни, – сказала тогда мама.

На самом деле у нас был целый набор других бабушек, мам наших пап, но мы с ними никогда не встречались. Мама была права – мы были сами по себе… Как же нам быть, если с мамой что-нибудь случится?

Я была самой старшей и храброй. И нечего мне плакать в мамину подушку! Я её перевернула, вытерла глаза подолом ночной рубашки и снова в неё уткнулась. Наверное, через какое-то время я всё-таки уснула.