Текст книги "Визионер"

Поиски прелестной княжны также не увенчались успехом.

Через несколько минут невостребованную корону унесли за кулисы. Феерическая концовка вечера была скомкана окончательно. Гости – разгневанные, удивлённые, заинтригованные – потянулись к выходу, продолжая обсуждать произошедшее.

Софья поймала взгляд стоящего рядом сыщика. Вид у Мити был такой же озадаченный, как у Сони.

Глава 16,
в которой случается спонтанное стихийное бедствие

– Хэллоу! – Судя по голосу в телефонной трубке, Полина пребывала в прекрасном расположении духа. – Так в Америке говорят вместо «привет». Ну что там? Кому вручили этот убогий символ тщеславия?

– Никому, – ответила Соня. – После твоей шутки Тамара тоже отказалась и сбежала. Гости до сих пор эпатированы. Но как ты догадалась заранее?

– Секрет. Зато душегубу выбирать будет не из кого, разве не так? Думаю, ваши снобы должны сказать мне «спасибо» за это.

– Это вряд ли, скандал вышел слишком знатный.

– Ну и бог с ними. Как там ваше дело движется?

– Не знаю, – призналась Софья. – Мне мало сообщают, а если я сама хочу что-то сделать, то не дают. Вот, хотела пойти на курсы рисования, присмотреться там, а начальник Убойного отдела запрещает.

– Он разве твой начальник? – удивилась Полина.

– Нет.

– А на каком основании тогда распоряжается? Ох уж эти мужчины, им лишь бы власть показать.

– Возможно, он прав. Это рискованно.

– Кто не рискует – тот умирает со скуки. Где, говоришь, эти твои курсы и когда?

– Через неделю, в Московском училище живописи.

– Пойдём вместе. Не спорь! Пора взбодрить этих штукатуров.

* * *

– Митя, ты извини. Знаю, нельзя так про женщин, но это не барышня, а фатальное стихийное бедствие! – Обычно спокойный и невозмутимый Горбунов волновался и нервно курсировал по кабинету. – Она как нарочно глумится!

Приставленные неделю назад присмотреть за Полиной Нечаевой сотрудники уже в первые сутки были готовы сами незаметно избавиться от неутомимой девицы. В отличие от благонравной княжны Киприани, которая после фиаско на балу никуда из дома не выходила и собиралась уехать на воды для лечения нервов, дочь купца первой гильдии носилась по Москве, как лиса от стаи гончих – путая следы и вводя преследователей в заблуждение.

Была на скачках, где сбежала из именной ложи и еле нашлась на верхних ярусах – орала и свистела вместе с какими-то студентами.

Гоняла на автомобиле, нарушая правила и скоростной режим и не давая никакого шанса для погони.

В пассажах передвигалась стремительно и хаотично, несколько раз улизнула через ход для персонала.

Пыталась попасть в мужской клуб, переодевшись джентльменом.

Вышла из дома, прикинувшись прислугой, была обнаружена только к вечеру в каком-то дешёвом театре.

И прочая, и прочая.

Догадалась она, что ли, о слежке? Конечно, могла догадаться, когда узнала, что может заинтересовать убийцу. Другая бы после такой новости сидела дома тихо, как мышь, а эта…

– Семён, ты успокойся, присядь. – Мите было откровенно жаль сотрудника. – Вишневскому вон помоги со списками. А я сам за этим стихийным бедствием пригляжу. Времени совсем немного осталось. Предлагали же уехать! Ни в какую. Упрямая как…

Самарин не нашёл подходящего приличного выражения.

Несмотря на то, что цветочная корона так и не была вручена, полиция оставалась начеку. Очередная роковая дата неминуемо приближалась, и работа шла по всем фронтам. Здесь и прежние улики, зацепки и экспертизы, старые и новые подозреваемые, списки знакомых, постояльцев гостиницы, членов комитета, художников, меценатов, искусствоведов… Дело разбухало на глазах, рук не хватало катастрофически.

А тут ещё и две некоронованные барышни. Ладно, одна, если исключить княжну Тамару, дай бог ей крепкого здоровья, как можно дальше отсюда. Но вторая… От неё одного морального ущерба, как от банды малолетних хулиганов. Даже Горбунов капитулировал. А у него опыта сколько по воспитанию необузданной молодёжи!

Митя, как он полагал, подготовился хорошо, наняв знакомого «лихача» и ожидая появления своенравной девушки возле дома Нечаевых. А вот и она – садится в автомобиль. Через мгновение красный «Мерседес», яростно ревя мотором и сигналя, умчался вперёд. За ним рванул сыщик. «Лихач» не подвёл. Знай наших – не только купеческая дочка умеет пренебрегать правилами.

Гонка продолжалась недолго. С визгом притормозив автомобиль возле Училища живописи, Полина Нечаева взлетела по ступенькам и забежала внутрь. Извозчик с сыщиком благоразумно остановился поодаль. Кажется, не заметила.

Но что она, чёрт возьми, тут забыла?

А через несколько минут Дмитрия ждал ещё один сюрприз.

У крыльца остановилась коляска, из которой вышла очень уж знакомая рыжеволосая девушка с папкой в руках. И тоже скрылась внутри здания.

Да они издеваются!

Самарин был настолько ошарашен, что даже не успел окликнуть «напарницу».

* * *

Соня в этот раз умудрилась не опоздать, но зашла в класс минута в минуту и сразу заметила призывно машущую рукой Полину: «Садись тут! Я тебе место придержала». Соня заняла последний пустой стул и огляделась.

В подобных студиях она часто бывала и знала, как организован процесс. В середине помещения постамент. В зависимости от темы занятия на нём может стоять и человек, и какая-нибудь ваза с фруктами или вовсе гипсовая голова. Интересно, что будет сегодня?

Вокруг расставлены мольберты. Тут, пожалуй, человек десять-двенадцать собралось. И все мужского пола, не считая их с Полиной. А вот рисовальные принадлежности можно было не брать – какой-то растрёпанный студент уже разносит всё необходимое.

– Здравствуйте, уважаемые вольнослушатели! – Возле постамента появился крепкий мужчина с русыми волосами и аккуратной эспаньолкой, из карманов его зелёного жилета торчали наточенные карандаши. – Меня зовут Орест Максимович Ганеман, я преподаватель Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Я помогу вам подготовиться к вступительным экзаменам в наше учебное заведение или же просто улучшить ваши навыки рисования, ежели вы ставите перед собой такую цель. В любом случае, надеюсь, наше обучение будет плодотворным и полезным.

Будущие студенты внимали молча и сосредоточенно. Полина грызла карандаш.

– Разумеется, у каждого из вас уже есть уровень базовой подготовки, – продолжал Ганеман. – Но мы всё же начнём с азов. Академический рисунок является одной из базовых составляющих художественного образования. На его основе вы должны понимать объём, пространство и законы гармонии, создавать целостные и законченные композиции на заданном формате. Основа профессиональной культуры любого художника – это рисование с натуры. Мне хочется познакомиться с вами поближе и оценить уровень ваших умений. Поэтому сегодня мы начнём с самого сложного и одновременно самого простого – фигуры человека. Зиночка, прошу вас.

Из боковой двери вышла невысокая хрупкая натурщица-шатенка – босиком, в одном лёгком халатике. Буквально на цыпочках она пробежала в центр, одним движением сбросила накидку и вспрыгнула на постамент. Закинула левую руку за голову, а правую ногу присогнула в колене.

– Можете приступать, – предложил Орест Максимович. – Смена позы через пятнадцать минут.

Ох. Соня почувствовала, как щёки предательски заливаются краской. Нет, разумеется, она знала и видела в мастерских и студиях, что художники рисуют обнажённую натуру, но чтобы вот так оказаться в центре событий, да ещё и в компании молодых мужчин…

Хорошо всё-таки, что тут подготовленная публика. Вон, все работают, увлечённо шуршат карандашами. Никто не косится и не хихикает. Соберись, Соня.

Она украдкой взглянула на новую подругу. Та сидела с прямой спиной, губы были плотно сжаты, а глаза нехорошо сверкали. Ещё немного – и из них посыплются искры. Ой, что-то сейчас будет.

– Возмутительно! – вскочила Полина и с хрустом переломила карандаш. – Ты! – указала она на Зиночку. – Ты личность, а не вещь! Почему ты им потакаешь? Надо уважать себя, а не раздеваться по прихоти мужчин! Это дискриминация, я протестую!

Зиночка, к её профессиональной чести, не дрогнула ни одним мускулом и продолжала улыбаться, застыв в прежней позе.

– Мадемуазель Нечаева, если не ошибаюсь? – Ганеман возник возле возмущённой Полины и махнул рукой остальным ученикам: – Продолжайте работать, не отвлекайтесь.

– Вы шовинист! Вы её используете! – Полина чуть сбавила тон, но не градус негодования, и переключилась на учителя. – Женщина – не объект вожделения, не бездушный предмет! У нас тоже есть права!

– Полина, прежде всего, мы здесь художники, независимо от пола, – тембр у Ганемана был мягкий и успокаивающий. – А для художника любой объект рисования по сути есть предмет – будь то человек или горшок. Нам важны фактура, цвет, форма, игра света, объём, понимаете? Или вы предпочли бы натурщика-мужчину?

– Я не знаю, – смягчилась девушка, спокойный тон преподавателя её немного умиротворил. – Меня возмущает, когда с женщинами обращаются вот так – будто они куклы без характера и силы воли.

– Понимаю, у вас есть политические взгляды, я это уважаю. Но здесь принято политику оставлять за дверью и заниматься исключительно творчеством. Вы ведь пришли выразить себя в рисовании, так?

– Так. Но я не хочу рисовать обнажённую натуру. Мне претит это задание.

– Может быть, я смогу предложить вам особенное, персональное упражнение?

«А он молодец, – подумала Соня. – Сразу понял, что ей надо отличаться от всех».

– Какое? – заинтересовалась Полина.

– Скажите, что вы чувствуете, глядя на эту девушку на постаменте?

– Гнев. Ярость. Злость. Несправедливость.

– Нарисуйте это. Не рисуйте девушку. Нарисуйте свои эмоции, чувства. Как хотите, как видите. Сможете?

– Пожалуй, да. – Полина нахмурилась и прикусила губу.

– В выборе средств самовыражения я вас не ограничиваю. Творите. Анисим! Покажи барышне, где у нас краски, уголь, кисти, и выдай, будь добр, ей фартук. Продолжаем работать. Смена позы через восемь минут!

Тот же растрёпанный бледный студент недовольно принёс Полине плотный фартук, и через минуту она вернулась на своё место, нагруженная тюбиками и кистями.

В аудитории вновь воцарилась тишина. Лишь шелестели карандаши и мягко ступали ботинки Ореста Максимовича, который неспешно переходил от мольберта к мольберту.

* * *

Соня прекрасно понимала, что её собственные художественные способности ниже среднего, так что особенно не старалась. И всё же по истечении часа Ганеман озвучил пару одобрительных эпитетов в адрес её рисунков. В принципе, для каждого ученика у него нашлось благожелательное слово или поощрительный кивок. Преподаватель неумолимо продвигался к самой непредсказуемой ученице.

Там всё это время творилось нечто необъяснимое. Полина то хватала мелки и уголь, то махала кистью, стремительно смешивая цвета. Потом размазывала краски уже пальцами, с сосредоточенным выражением лица. Во все стороны шлёпались капли, сыпалась угольная крошка. Некогда чистый фартук и частично сама Полина были в цветных пятнах. Разобрать, какое изображение там выходит, было невозможно. Соню буквально рвало на части от любопытства.

Орест Максимович дошёл до мольберта барышни Нечаевой и остановился. Вид у преподавателя был задумчивый.

– Что ж, поздравляю, Полина. Вам удалось передать предмет беспредметно.

Заинтересованные ученики столпились вокруг. Соня, само собой, тоже заглянула.

Больше всего произведение напоминало взрыв. Полотно, поделённое вертикально напополам, слева отливало небесной лазурью, справа – непроглядной тьмой. Посередине – вспышка красного, разлетающиеся от центра брызги. Кажется, где-то угадывались глаза. Или зубы?

Картина, безусловно, производила впечатление. Было в ней что-то гипнотическое и немного пугающее. Ученики скупо обменивались мнениями, не решаясь громко и радикально высказывать критику. Желающих стать новой целью буйного нрава барышни не нашлось. Художница выглядела крайне довольной.

– Полина, за той дверью есть умывальник, можете привести себя в порядок, – предложил Ганеман. – Благодарю всех, вы молодцы, жду вас на следующем занятии.

Юноши быстро покинули класс, и Соня осталась одна, если не считать того самого студента-помощника. Анисим, кажется? Он собрал рисунки и карандаши и остановился возле картины Нечаевой. Лицо молодого человека приняло странное выражение. Соня не могла разобрать. Презрение? Зависть? Злорадство? Это продолжалось лишь пару мгновений, затем Анисим быстро вышел.

Через несколько минут, когда вернулась посвежевшая Полина, преподаватель выглянул из смежного кабинета.

– Мадемуазель Нечаева, вы не могли бы заглянуть на минутку? Можно с подругой, раз уж вы вместе.

Соня вслед за Полиной зашла в небольшой кабинет. Странно, что тут нет ни одной картины. Зато много книг, и между ними в шкафу чучело выдры в сарафане. Смешно. И куча фотографий. Миловидная женщина с тёмными волосами – одна и вместе с Орестом Максимовичем.

– Это ваша жена на фото? – поинтересовалась Софья.

– Моя прекрасная Регина. К сожалению, умерла от чахотки два года назад. – Ганеман отвечал, продолжая что-то искать на полках.

– Ох, простите, мне так жаль.

– Это невосполнимая утрата. В отличие от… Слава богу, нашёл. – Учитель достал книгу и протянул Полине. – Мне кажется, вас должно заинтересовать. Прислали друзья из Парижа. Уверен, французский вас не смутит. Ваш стиль крайне экзотичен, хотя и не нов. Призна́юсь, у нас в училище предпочитают академическую живопись, но лично я не чужд современных тенденций. Может быть, почерпнёте что-то любопытное для себя.

– Спасибо, вы очень любезны.

Полина взяла красочный том, на обложке которого было выведено: «L’innovation dans la peinture»[23]23
  «L’innovation dans la peinture» (фр.) – «Новаторские решения в живописи».


[Закрыть].

– На этом всё, барышни, не смею больше вас задерживать и жду на следующем занятии.

– Ну как, тебе понравилось? – спросила Соня новую подругу, когда они вышли из здания.

– Было весело, – пожала плечами та. – Академисты, ретрограды, им встряска на пользу. Держу пари, они делают всё, чтобы принимать в училище как можно меньше женщин, хотя по закону права у всех равные. Да у них в самом названии заложено мужское превосходство!

– Где? – удивилась Софья.

– Вот, смотри, – Полина указала на вывеску. – Московское училище живописи, ваяния и зодчества. МУЖВЗ!

Соня не придумала, что возразить против такого железобетонного аргумента.

– А мне показалось, что все были довольно дружелюбны. И преподаватель вроде благосклонный, книгу тебе дал.

– Да, неплохой. Но это всё равно не моё. Хотя я ещё приду, пока не наскучило. А вот Анисим нервный какой-то, заметила?

– Согласна, он странный. Тревожный.

– Тебя подвезти? Я на автомобиле. – Полина звонко хлопнула по капоту красного блестящего «Мерседеса».

– А где твой шоффер? – поразилась Софья.

– Я сама себе и шоффер, и механик.

– Спасибо, но я пешком пройдусь, мне недалеко.

– Тогда чао! Я телефонирую!

С ужасным рёвом автомобиль с подругой умчался вдаль.

– Здравствуй, Соня.

Ой. Как он так незаметно подкрался? По Митиному лицу Софья сразу догадалась, что он всё видел и всё знает. Неловко-то как.

– Привет. Будешь сердиться?

– Не буду. Уже прошло, – вздохнул Дмитрий. – Пойдём, провожу тебя домой.

– А Полина как же? Она важнее.

– За ней следят три человека. Не уверен, что этого достаточно, тут и пятидесяти, наверное, мало будет. Но у нас штат не резиновый.

– Я в самом деле хотела подумать, идти на курсы или нет, – начала всё же оправдываться Соня. – Ты сказал, что это рискованно, я понимаю. Но она такая… напористая, решительная. Это очень заразительно.

– Вы подружились?

– Пожалуй, да. С ней интересно.

– Понимаю, – невесело усмехнулся Митя.

Соня заметила, что у него тёмные круги под глазами и в целом очень уставший вид. Совсем заработался. Девушка чувствовала досаду и смущение. Выходит, у полиции столько забот из-за одной Полины, а они с подругой в это время в сыщиков играют. В кои-то веки Софья встретила человека ещё упрямее и взбалмошнее, чем она сама, и пришла в восторг. Но сейчас восхищение вдруг сменилось осознанием того, какие проблемы такой непредсказуемый характер может доставить.

– Мы будем осторожнее, – пообещала она.

– Не будете, – возразил Дмитрий. – Постарайтесь хотя бы оставаться на виду и желательно в компании. Никаких тёмных переулков, сомнительных мест и одиночных поездок. И тогда мы поймаем преступника и закроем дело через несколько дней, а вы с барышней Нечаевой будете дружить ещё много лет и радоваться жизни всеми доступными средствами.

Грустная ирония почудилась Софье в его голосе.

– Студент Анисим показался мне очень нервным, – перевела она разговор от скользкой темы.

– И мне. За ним тоже следят, не беспокойся.

Разговор выходил скомканный и напряжённый. Митя отвечал односложно и без энтузиазма. «Лучше бы он сердился, чем вот так», – пожалела Соня, прощаясь с сыщиком у ворот своего дома и провожая взглядом его худую, напряжённую фигуру.

Трое соглядатаев в очередной раз проворонили Полину Нечаеву утром тридцать первого марта.

Глава 17,
в которой очевидное оборачивается не тем, чем кажется

Больше других времён года Трошка любил весну.

Зимой шибко холодно в драных обносках, что дядька Евсей вместо одёжи пожаловал. А дров старый куркуль жадничает так, что к утру вода в кувшине покрывается ледяной коркой.

Летом в крохотной каморке дядьки-сапожника – зной и духовитость. Откроешь наружную дверь – и оттуда смрадом несёт. Сосед-мясник свои отбросы вываливает прямо на улицу.

Осень – вестница зимы. Памятка о том, что впереди только холод и темень.

А вот весна – другое дело. Весной Москва чистая и умытая. И солнышко тёплое, не палящее. И хочется задержаться подольше, подставив ему лицо, и помечтать.

Это была третья Трошкина весна в Москве. И мечты в голове у одиннадцатилетнего ученика сапожника были ясные и немудрёные.

За два с лишним года в большом городе бывший деревенский мальчик пообвыкся. В Москву его привёз отец и отдал дядьке Евсею в услужение. Он и не дядька вовсе – так, дальний родственник. Угрюмый и необщительный. И рука крепкая. К подзатыльникам-то Трошка привычный – ему и дома они частенько доставались. А вот когда «ведьмой»[24]24
  «Ведьма» – толстая железная лопатка, насаженная на палку, которую используют вместо обувной колодки.


[Закрыть] бьют – зело больно. Она железная, увесистая. А «ведьму» дядька Евсей доставал кажные пять дней, а то и чаще – когда много выпьет.

Первый год Трошка мечтал, что вернётся отец и заберёт его обратно в деревню, к братьям и сёстрам. Терпеливо сносил побои и непосильный труд. Отец и вправду заехал через год, потрепал светлые Трошкины вихры, сунул пряник, да и отбыл обратно.

Потом мальчик представлял, что закончит обучение и откроет собственную лавку. Уж получше, чем у дядьки Евсея, чтоб никакими зловонными мясниками по соседству не воняло.

Затем, пообщавшись с другими мальцами в округе, уразумел, что ничему-то новому он у дядьки не учится. Тот всё по старинке обувку делает и чинит – ножом, молотком, иглой да дратвой[25]25
  Дратва – толстая просмолённая или навощённая нитка для шитья обуви.


[Закрыть]. Сплошь дешёвые сапоги да рабочие ботинки. Иные клиенты редко водятся. А ведь в Москве столько примечательной обуви!

Трошка, поднабравшись учёности у других подмастерьев, сочинил себе игру. Идёшь по улице и смотришь только на ноги, а остальную внешность уже сам додумываешь. И так занимательно оказалось! Через несколько месяцев он почти безошибочно мог по обуви определить, кто там наверху.

Вот щёлкают хромовые «венские» штиблеты – чёрные, на двойной подошве, с медными крючками. Видать, молодой франт, намедни из Европ. Рядом с ним семенят женские туфельки шеврет[26]26
  Шеврет – вид кожи, выделанной из овечьих и бараньих шкур.


[Закрыть] цвету «бордо» – одна перекладинка, стальная пряжка, испанский каблучок-рюмочка. Барышня – наверняка малорослая и миловидная. А вот важно ступают огромные яловые сапоги с американским лаком. Такие купцы или фабриканты уважают.

В общем, много интересного нашлось в Москве, и всё – за пределами дядькиной лавки.

Трошка медленно жевал калач, только что купленный за пятак, и наблюдал с Устьинского моста, как разгорается на востоке небо, как солнечные лучи красят дома в оранжевый и розовый, вспыхивают на восьмигранниках церковных куполов и отбрасывают блики на воду. Яуза нынче разлилась широко. Большое половодье – не то что в прошлом году.

Пятачком от щедрот одарил лавочник, которому Трошка спозаранку вернул чинёную обувь. На чай, мол. На чай – значит, дядьке Евсею знать не обязательно. Оно-то, конечно, лучше было приберечь копеечку, но когда ещё выдастся такое солнечное и тёплое утро? И калачи у лоточницы так вкусно пахли. Так что ученик сапожника, поборов сомнения, смаковал нехитрое лакомство и радовался заре, размышляя о будущем.

Может, на фабрику пойти? Фабричных Трошка часто встречал – одеты они всяко получше были. И видно, что «ведьмой» не битые. Да возьмут ли его, такого мелкого и нескладного?

Или на Хитровку[27]27
  Хитровка – один из самых криминальных районов Москвы, пользующийся дурной славой.


[Закрыть] податься? Она вон рядом, за мостом начинается. Там таких, как Трошка, много – кто от хозяина сбёг, кто от отца-пьяницы. Жизнь у них весёлая, воровская, фартовая. Небогатая, но захватывающая.

Возвращаться к угрюмому дядьке таким прекрасным апрельским утром не хотелось совершенно, и Трошка растягивал завтрак как мог, откусывая потихоньку. Что же делать? «Богородица-Матушка, направь, дай знак», – мысленно попросил парнишка, как всегда молил в мудрёных ситуациях.

И Матушка на этот раз вдруг откликнулась.

Среди отблесков восхода на реке мелькнуло что-то светлое. Трошка пригляделся. Белая фигура приближалась, медленно плыла по воде в маленькой лодке прямо к мосту. Ближе, ещё ближе. Паренёк всмотрелся и ахнул. Ангел! Божественная посланница!

Ангельская дева была ослепительна. Утреннее солнце играло на её богатом алмазном венце, щедро рассыпая вокруг сверкающие искры и окутывая голову сияющим нимбом. Невесомое шёлковое одеяние летело по ветру, изгибаясь мягкими волнами, за спиной распластались огромные белоснежные крылья. Лицо ангела сияло небывалой красотой, синие глаза смотрели на мальчика с мягким упрёком и одновременно – с бесконечной, божественной любовью.

Трошка упал на колени, вцепился руками в чугунную ограду моста и заплакал от восторга.

(Жертва № 4. Михаил Врубель, «Царевна-Лебедь»)

* * *

– Мы ошиблись.

Первое, что малодушно почувствовал Митя, внимательно рассмотрев неизвестное «ангельское» лицо, – облегчение. Не Тамара. Не Полина. Значит, и она, и Соня в безопасности.

И тут же себя одёрнул. Не о том думаешь. Ещё одна девушка, пусть и незнакомая, убита. Значит, Визионер передумал? Или ему вообще не нужна была цветочная царевна? Из списка подозрительных лиц на балу никто замечен не был. Выходит, просчитались?

– А поганец вошёл во вкус. Вон какое шоу устроил, – проворчал Горбунов.

Приплытие «ангела» видели многие. Уж больно эффектное вышло зрелище. На мосту до сих пор толпились зеваки. Возле места, куда отбуксировали лодку с убитой, тоже собрался народ. И репортёры тут как тут. Огласки не избежать.

– Ты глянь, какая железная дева! – Кто-то из полицейских приподнял подол платья барышни, под которым обнаружился металлический каркас. – А я всё думал, как она в лодке стояла и не падала.

– Не Визионер, а инженер прям, – буркнул Семён. – Давайте-ка, ребятушки, освободим её от этой решётки.

С большим трудом барышню отделили от рамы и уложили на дно лодки.

– Глаза-то какие, ты посмотри! Как живая…

– А крылья! Лебяжьи вроде?

– Точно они. Это ж какая трудоёмкая работа.

– Ну надо же, Царица! – подошедший местный городовой вперился взглядом в лицо девушки.

– Царевна, – поправил Митя.

– Не. Это, брат, Царица! Её вся Хитровка под этим именем знает. А по паспорту – Анна Горелых.

– Так она местная знаменитость?

– Ещё какая! Известная на всю округу куртизанка. Девка простая, а замашки барские. Красивая очень. Была, – поправился городовой. – Когда ухажёр с деньгами попадётся – на широкую ногу жила. Пропивала всё – и опять по новой. Непутёвая. Ну хоть и вправду настоящей Царицей побыла напоследок. Упокой святой Орхус её беспутную душу. – Полицейский опустил голову и сложил пальцы пирамидкой.

Митя же, наклонившись, аккуратно отодвинул с шеи убитой край прозрачной фаты. Так и есть. След от укола. Всё, как и раньше. Знакомый почерк.

В Царицын флигелёк наведались чуть позже. Что там флигелёк – убогая деревянная хибара. Дорогие наряды вперемешку с рваным тряпьём. Битый хрусталь и дешёвая косметика. Пустые бутылки с окурками. Въевшийся в несвежее бельё запах табака, спирта и пота. Как можно прозябать в такой грязи? Самарин вспомнил детство. Они с папой тоже жили небогато, но в доме всегда был порядок. Отец на своём примере приучал Митю с малых лет держать в чистоте себя, вещи и жильё. Неплохо справлялись и без женских рук.

А тут… Сыщик считал себя небрезгливым человеком. В начале карьеры, помнится, вывернуло, когда впервые разложившегося утопленника увидел. На войне ещё, когда солдатику рядом голову разорвало, часть на Митю выплеснулась. Впрочем, тогда от неожиданности, скорее, стошнило. А в общем-то, на службе ко всякой мерзости привыкаешь. Но тут почему-то замутило.

Дмитрий вышел на улицу, вдохнул относительно чистый воздух. Горбунов понимающе протянул свою трубку: «На от, затянись, полегчает». Митя помотал головой.

– Снесут скоро эти развалюхи. – Семён обвёл взглядом хлипкие разномастные постройки вокруг. – Давно пора. Не та уже Хитровка, что в мою молодость. Злачное было место, опасное. То, что сейчас видишь – жалкие остатки. А всё равно живучая Хитровка, как клещ. Вцепилась и держится. Эх, надо было разом с ней покончить, а не отрезать хвост по частям.

Сыщик слушал Горбунова вполуха. Прав старый – хоть Хитровка уже и не та, а концы в воду прятать умеет мастерски. А тут и впрямь в воду получилось, не метафорически. В трущобах и не такие дела проворачиваются. А спросишь кого – никто не видел, не слышал, не знает. Круговая порука.

Митя мысленно представил себе чистоплюя Визионера в этих развалинах. Не сходится. Побрезговал бы. Или он расчётливее, чем представляется? Понял, что с Машей Барышкиной много шума вышло, и решил выбрать девушку попроще?

Одно понятно. Метод расследования «от жертвы» не годится. Пальцем в небо попали, сколько дней и сил потрачено зря.

Нет, лучше рассматривать дело «от преступника». Кто он и чего хочет. Мотив. Возможность. Средства. Если вошёл во вкус, то ради впечатляющего результата может стать не таким осторожным. Ошибётся. Обязательно ошибётся, это лишь вопрос времени.

А мы подождём.

* * *

– Он промахнулся.

Пару дней спустя Вишневский притащил в Митин кабинет «алмазную» корону и лупу.

– Еле обнаружил.

Тяжёлая серебряная корона, снятая с убитой девушки, выглядела помпезно и вычурно. Скорее, не корона даже – кокошник в русском стиле, щедро усыпанный драгоценными камнями.

– Она с виду роскошная, но по факту инкрустирована не бриллиантами, а горным хрусталём, – рассказывал Лев. – Однако топазы, гранаты, турмалины и жемчуг настоящие. Серебро высокой пробы. Сложная конфигурация. Штучная вещь. На уникальных изделиях обычно ставят клеймо. И оно есть.

Лев перевернул корону и навёл лупой на серебряное звено застёжки. Под увеличительным стеклом явственно проступила изящная монограмма из крохотных переплетённых букв «J» и «F». Редкая находка. До сих пор все вещи, которыми Визионер «одаривал» своих жертв, не имели ни бирок, ни вензелей, ни фабричных клейм. Молодец Вишневский.

– Я навёл справки, – продолжил Лев. – Эта вещь – из парюры[28]28
  Парюра – набор ювелирных украшений, подобранных по качеству и виду камней, по материалу или по единству художественного решения.


[Закрыть] кутюрье Жюля Франка. Он создал её десять лет назад, специально для «Русских сезонов» в Париже, вместе с коллекцией нарядов. Набор уникальный – включает корону, колье, серьги и браслет, всё в единственном экземпляре.

– Жюль Франк… – задумался Митя. – Француз?

– Нет, москвич. Полагаю, что это псевдоним.

– Вот как. А кому гарнитур был продан после показа?

– Набор не продавался. Весь комплект хранится у создателя.

– Ещё любопытнее. Если бы такую редкую вещь украли – он бы наверняка известил полицию.

– Я проверил. Заявлений о краже не было.

– С этим Франком непременно надо поговорить.

– Пока не получится. Месье второго апреля отбыл на две недели в Италию вместе с супругой.

– Чёрт, как не вовремя.

– Здравствуйте, извините! – Соня, запыхавшись, вбежала в кабинет и перевела дыхание. – Я не хотела мешать, но мне Полина телефонировала!

Соня последние несколько дней места себе не находила. Ни Полины, ни её отца опять не было дома, прислуга ничего не знала, а звонить Самарину после прошедшего уклончивого разговора девушка не решалась. А тут с утра нашлась пропажа! Пересилив неуверенность, Софья всё-таки решила сообщить лично.

– Она за город уехала, сказала, что утомилась от постоянного надзора.

– А как мы утомились, – не удержался от сарказма Вишневский.

– Я рад, что с вами обеими всё в порядке, – улыбнулся Митя. – Лев, спасибо, отличная работа, можешь идти.

Последние дни сыщик чувствовал себя измотанным. С Соней вон невежливо совсем пообщался, когда провожал домой от училища. До сих пор неловко. Она-то в чём виновата? Хочет помочь, просто действует по своему усмотрению.

Но происшествие на реке, как ни странно, Самарина растормошило, прогнав мрачное настроение. А находка Вишневского разбудила привычный детективный азарт. Потрясающая зацепка. Корону надо беречь как зеницу ока. Для кутюрье будет достаточно и детальных фотографий. Побеседовать с ним определённо стоит.

– А это… – Софья подошла поближе и уставилась на корону. – Ещё одна, да?

– К сожалению. Барышня далеко не из высшего света, но, увы…

– Выходит, я направила всех по ложному следу, – расстроилась девушка.

– Ошибки случаются, Соня. Твоё предположение было хорошим, но неверным. Не огорчайся, такое бывает.

– И что теперь?

– Искать дальше. Тебе, случайно, не известно имя Жюль Франк?

– Модельер? Нет, мы не знакомы и не заказываем у него. Мама говорит, его стиль слишком претенциозный и вычурный.

– Эта корона – его авторства и была на очередной жертве. Вопрос в том, как она туда попала. Это я и собираюсь выяснить. Хочешь помочь?

– Правда? – обрадовалась Соня. – А то ты всё время говоришь, что я действую самовольно.

– Поэтому и предлагаю, пока ты не начала что-то выяснять в одиночку. Когда модельер вернётся в Москву, поедем к нему вместе. Сыграешь роль помощницы, стенографистки. Справишься?

– Я пишу быстрее всех в классе.

«Уж лучше пусть будет под моим присмотром», – посчитал Митя. Идея взять Соню с собой возникла спонтанно. Сыщик убеждал себя, что из вежливости нужно реабилитироваться за последнюю неудачную встречу. Любопытно, заметит ли Софья что-то, чего не разглядит он сам? А ещё просто хотелось увидеться вне службы, пускай и по делу. Мысль была внезапной и удивила Дмитрия не меньше, чем невольно вырвавшееся предложение.

Но сначала, конечно, стоит навести справки об этом кутюрье. О предосторожности забывать не стоит, особенно в присутствии симпатичной барышни.