Текст книги "Оливье, или Сокровища тамплиеров"

Часть первая
Именем короля!

Глава I
Крипта под водами пруда

Начинаясь в массивной стене, лестница уходила прямо в подпол. Ее ступеньки, слегка выщербленные из-за множества хождений вверх и вниз, слегка кривились под ногами, но спуск не представлял ни малейших трудностей, ибо здесь все освещалось факелом, прикрепленным к стене кольцом, и не было следов сырости. Так и должно было быть, ведь лестница вела в подвал, где хранились бочки, кадки, мешки с солью, горшки с оливковым маслом и прочая провизия! Брат Рауль прошел по ней до огромной бочки, которая была придвинута вплотную к стене. Здесь он передал Оливье факел, зажженный от плошки с огнем на лестнице, и наклонился, чтобы нажать нечто, невидимое для его спутников. Гигантская бочка отошла от стены с поразительной легкостью, открыв отверстие, в которое решительно направился монах.

– Идемте, – сказал он, – и запаситесь терпением! Нам предстоит небольшая прогулка…

Не ответив, но одобрительно кивнув в знак согласия, Оливье и Эрве последовали за ним. Сначала они спустились на несколько ступенек, ведущих в подземелье с крутым каменным сводом, которое терялось во мраке, куда уже не проникал свет факела. Из осторожности брат Рауль дал рыцарям дополнительные факелы. Они двинулись вперед и шли какое-то время, которое казалось посетителям бесконечным, но на самом деле заняло всего пять минут. Удивительная вещь: в подполе дома, окруженного лесом с многочисленными прудами, было абсолютно сухо. Как и в следующей пещере, куда брат Рауль свернул, описав круг.

Пещера была пуста. Здесь не было ничего, кроме поставленных в круг плит песчаника. Подойдя к нему, оба тамплиера увидели, что это колодец, но совсем не похожий на обычный. Его каменное дно без малейших признаков воды находилось в футах пятнадцати от пола. Еще одна особенность: внутри, недалеко от края, находились железные скобы.

– Вот тут и нужно спуститься, – объявил брат Рауль.

Не дожидаясь вопросов от двух своих спутников, он направился к темному углу пещеры, а затем вернулся оттуда с веревочной лестницей и лампой с толстой свечой, которую он зажег. Повесив лампу себе на шею, он закрепил края лестницы за скобы и стал спускаться. Тамплиеры следили за ним с некоторой тревогой. Лестница была длиннее колодца, и ее веревочные ступени образовали на дне небольшую горку.

– Что он собирается там делать? – прошептал Эрве д’Ольнэ, на что Оливье ответил легким пожатием плеч, а его друг продолжал, вытаращив от изумления глаза: – О господи!

Действительно, когда брат Рауль достиг дна, он уцепился за лестницу еще крепче, а дно вдруг зашаталось под его ногами и исчезло в темноте. Брат Рауль опустился глубже, придержав предварительно каменный диск, толстый, как мельничное колесо. Это было не очень глубоко, и тамплиеры увидели, что он стоит на каком-то подобии каменной лестницы.

– Ваша очередь, – крикнул он. – Я подержу для вас веревку.

– Предоставляю эту честь тебе! – улыбнулся Эрве, отступая перед Оливье, который совершил свой спуск за несколько секунд и встал рядом с братом Раулем на площадке.

Лестница шла вниз, но слабый свет не позволял определить глубину. Глава тамплиерского дома подождал присоединившегося к ним Эрве, потом попросил их оставаться на месте и полез вниз. Они смогли увидеть, как он, оказавшись внизу, зажег три факела, также прикрепленных к стене.

– Теперь спускайтесь и смотрите! – крикнул он.

Когда юноши присоединились к нему, на их лицах отобразилось изумление, рты раскрылись, словно им хотелось сказать «о!», но получился у них, скорее, выдох, чем ясно произнесенное слово. Ведь они, выполняя возложенную на них миссию, знали только, что им придется вывезти некий священный объект, но никто не предупредил их, о каком именно объекте идет речь. А то, что они увидели, было и в самом деле чем-то невероятным: на столе из резного камня стояло нечто вроде раки или, скорее, саркофага, потому что стенки его были непрозрачными. На каждом крае этого саркофага, вытесанного из дерева, – как им объяснили, из кедра, – и полностью покрытого золотом, были расположены серафимы с шестью развернутыми крыльями и львиными когтями изумительной работы. От света факелов в драгоценных камнях вспыхивали молнии – особенно на крыльях ангелов первой иерархии[19]19
  Согласно классификации Дионисия Ареопагита, ангельские лица имели три иерархии.


[Закрыть]. И Оливье понял, что стоит у него перед глазами, потому что эта вещь, пришедшая из глубины веков, некоторым образом принадлежала к его семейной традиции!

– Ковчег Завета! – выдохнул он. – Так вот где находится это сокровище!

– Именно здесь, вы правы. Сюда его некогда поместил брат Адам Пелликорн. Для этого в известковой скале под водами пруда была вытесана специальная крипта.

Это и в самом деле была крипта, с мощными колоннами, возведенными в явной манере романских зодчих. Стены были покрыты яркими фресками с библейскими сюжетами, которые были разукрашены цветами и фантастическими животными, столь дорогими художникам предшествующего века. Вокруг Ковчега в канделябры из кованого железа были вставлены массивные свечи из желтого воска, которые зажигал брат, и вместилище Слова осветилось – казалось, словно взлетело над своей опорой, как если бы унесла его эта золотая слава в божественную бездонность неба через открытый для этого свод. Ослепленные рыцари упали на колени и стали молиться: Эрве громко голосом, Оливье безмолвно, ибо молчание было его второй натурой. Некоторые обманывались на его счет. Называли высокомерным, а он был серьезен; расчетливым, а он был задумчивым; видели презрение в том, как гордо поднимал он светлокудрую голову с лицом, будто вылепленным искусным скульптором, и светлым взором грустных глаз, в которых иногда, в зависимости от обстоятельств, вспыхивали свирепые молнии. Но даже если и порицали его, то втихомолку, никто не посмел бы высказать вслух то, что было не больше чем кривотолками, ибо все знали, как грозен он в бою, какой могучей силой обладает, несмотря на свою худощавость, как неутомимо пускает в ход меч, копье или боевой топор. Вместе с тем, он был верен своему религиозному долгу, не выставляя это напоказ, прилежен в учении. Он испытывал тягу, после долгого пребывания на Кипре и общения с боговдохновенным братом, к исцелению земных страданий и тем самым повторял образ жизни своего прадеда Тибо, исключенного из тамплиеров, отшельника Забытой башни, которому лес открыл все свои тайны. Что касается женщин, он им не доверял и ни одну не любил – исключая мать, перед которой благоговел! – и на все их попытки завлечь его отвечал ледяной надменностью серо-зеленых глаз…

Эрве д’Ольнэ был совсем другим. Он был того же роста, но в два раза полнее, с могучими плечами и ляжками, напоминавшими стволы деревьев, при этом – без единой унции жира. Его семья жила в Гранмулене, он был младшим сыном. Всем нравилось его широкое лицо с тонкими чертами, увенчанное пышной шапкой волос красивого светло-шатенового оттенка. В ореховых глазах сверкали яркие веселые огоньки, что чудесно совпадало с привычным выражением его приветливой физиономии. Приветливости этой, впрочем, не следовало слишком доверяться, ибо добродушный Эрве порой впадал в дикий гнев, вспышки которого могли закончиться самым печальным образом для того, кто стал его причиной. Добрый и общительный в обычное время, в момент битвы он испытывал нечто вроде священной ярости, подобно древним норманнам, владыкам моря, которые пришли с холодного Севера. Тогда Эрве превращался в военную машину, одаренную разумом и способную сокрушать на своем пути все подряд. Несмотря на явные различия, этих молодых мужчин связывала тесная дружба, которая началась еще на «Соколе», военном корабле Храма, доставившем их в Сен-Жан-д’Акр.

У них были общие идеалы: оба они жаждали прожить жизнь, расчищая свой путь острым мечом, посвященным Господу. Они хотели жить и умереть ради Него, будь то в пылу битвы, в тени лесов или на дороге, усеянной могилами паломников. Поэтому их сразу потянуло друг к другу, и они поняли, что говорят на одном языке, хотя один из них был уроженцем Севера, а другой – Юга. Еще больше сблизило их братство Храма. В те времена рыцари-тамплиеры уже не ели вдвоем из одной миски и не делили одну лошадь на двоих, как в дни святой бедности, о чем напоминала и печатка Ордена. Но по-прежнему братьям предписывалось всегда ходить по двое. Они и стали братьями – в большей степени, как если бы их связывали семейные узы, и их различия прекрасно дополняли друг друга. Для Оливье, единственного ребенка, следовательно, одинокого изначально, это был неоценимый опыт, нечто вроде откровения, которое он в своей скрытной манере хранил в сердце.

В разных тамплиерских домах, будь то Вут д’Акр[20]20
  Буквальное значение: Свод д’Акр, т. е. командорство в Сен-Жан-д’Акр.


[Закрыть], потом Лимасол на Кипре, а сейчас Париж, куда их устроил брат Клеман, ставший настоятелем Франции, сохранив при этом главенство и в Провансе, их могучая пара стала легендарной. Именно этой паре доверяли самые деликатные поручения, самые важные и опасные эскорты, потому что все были уверены, что они – если судьба вдруг не подставит им подножку – выполнят свое дело наилучшим образом.

Вот почему в этот прохладный весенний день 1307 года они оказались в бревенчатом домике, затерянном в самой чаще Восточного леса, чтобы забрать оттуда некий священный предмет, о природе которого они до последнего мгновения не ведали. Его следовало доставить в полной тайне в Прованс, в то место, которое в нужный момент будет им указано. И, чтобы добраться сюда, они проделали нелегкий путь: без карты, которую тщательно нарисовал для них брат Клеман, они не сумели бы добраться до места назначения. Да и как прикажете ориентироваться в этом зачарованном лесу, где больше десятка прудов с болотистыми берегами, как найти верный путь среди бесчисленных деревьев и зарослей кустарников? И какую из трех дорог – по направлению к Труа, к терновнику и к птичьему водоему – следовало выбрать? Горе тому, кто случайно углублялся, шагая по одной из многочисленных троп, в тупики и овраги, особенно во время проливных осенних и весенних дождей, – такой человек рисковал остаться здесь навсегда. Но этот таинственный лес, расположенный к северу от дороги из Труа в Бар, был детально изучен монахами Святого Бернара, чье аббатство Клерво находилось недалеко отсюда: они устроили хитроумные ловушки, призванные оградить чащу от любопытных глаз и скрыть тамплиерские дома, которых было очень много, ибо это была настоящая колыбель Ордена. Гуго де Пэн, создатель и первый магистр, уехавший однажды в Палестину с восемью другими рыцарями, имел в лесу – у самой его кромки – свое родовое поместье, превращенное в бальяж. Дом, в который отправились оба друга, был особым: он носил имя Лесного командорства Храма, но здесь жили только семь братьев, занимаясь охотой и рыбной ловлей. Под черными рясами монахов скрывались крепкие тела тех, кто умел и валить деревья, и справляться с врагом силой оружия. Эти семеро молчаливых мужчин подчинялись брату Раулю.

Отыскав его после изнурительной и медленной скачки (поскольку всадники следовали от одной указанной им приметы до другой), Оливье вручил ему письмо с семью печатями. О содержании послания он ничего не знал. Брат Рауль, прежде чем взять письмо, преклонил колени и отошел в сторону, чтобы спокойно его прочитать. Обоих посланцев он поручил заботам двух своих братьев, которые должны были обеспечить им стол и кров. Увидели они брата Рауля только на вечерней службе, а утром он повел их в эту так хорошо скрытую от глаз крипту…

Они долго молились, испытывая как величайшее почтение, так и смутный страх перед этой святыней, пришедшей из глубины веков, для которой возводили храмы, и чью утрату по-прежнему оплакивал еврейский народ, рассматривавший ее всегда как свою собственность. Как будто слово Господа, закон Господа, написанный незримой Божьей рукой, мог быть адресован только одному народу! Вся вселенная ждала от Него помощи и возлагала на Него надежду.

Наконец, в последний раз осенив себя крестным знамением, Эрве поднялся и заговорил. От имени обоих, как он часто делал, поскольку был уверен, что Оливье, по своему обыкновению, промолчит.

– Великая честь, – сказал он, – выпала нам, коль скоро именно мы должны позаботиться об этом бесценном сокровище. Но я не могу понять, как вынести его из этой потаенной крипты? Я не понимаю даже, как удалось его сюда спустить: ведь крипта так хорошо укрыта!

– Крипту возвели специально для Ковчега и, поместив его сюда, закрыли доступ, но, поверьте мне, мы сможем безопасно вынести его, не повредив, и эту тайну я, с вашего позволения, сохраню. Знайте только, что завтра на восходе солнца я отведу вас к месту, где вы сможете его взять. Тогда же вы получите новые инструкции – все уже будет готово, и вы сможете сразу же отправиться в путь…

Оливье поднялся и, вытянув шею, внимательно рассматривал свод: в одном углу он заметил нечто особенное – выбитое в стене углубление.

– Что это? – спросил он.

– Это последнее убежище, которым мы воспользуемся в случае крайней опасности, когда мы с братьями утратим надежду защитить сокровище. Эта крипта, как вы могли убедиться, вырезана в известковой скале, непроницаемой для воды, но если я приведу в действие спусковой механизм, который на самом деле представляет собой заслонку, вода хлынет сюда и все затопит.

– Это означает, что мы находимся под прудом.

– Так и есть.

– Тогда я не понимаю, зачем вытаскивать неоценимое сокровище из такого хорошего тайника и подвергать его опасностям долгого пути в Прованс. Ведь мы должны его доставить именно туда?

Давно скрытный Оливье не произносил такой длинной речи, и Эрве слушал его с веселым удивлением. Брат Рауль, втянув голову в плечи и сложив руки на животе, ответил не сразу.

– Дело в том, – произнес он наконец, – что времена изменились. Брату Клеману стали известны дурные предзнаменования и пророчества. Он знает, что наш густой лес – колыбель Ордена Храма! – будет обыскан с величайшим тщанием. Если сокровище обнаружат, а мы не сумеем его затопить, Ордену будет нанесен невосполнимый ущерб. Нас могут обвинить в склонности к иудаизму. Это смертельный удар для всех братьев! Брат Клеман полагает, что мы должны действовать, пока еще есть время.

Оливье кивнул, считая это объяснение удовлетворительным, однако Эрве думал иначе и в свою очередь спросил:

– Как случилось, что именно брат Клеман, хоть он и занимает высокий пост в иерархии Ордена, принимает такие решения? Ведь Великий магистр Жак де Моле уже почти год как покинул Кипр и явился во Францию, чтобы повидать нашего сира Филиппа и Его Святейшество Папу Климента?

– В этом все и дело. Резиденция Великого магистра находится в Лимасоле, поэтому он не слишком озабочен судьбой французского Храма, хотя ждет от него помощи для нового крестового похода. В королевстве брат Клеман пользуется бо€льшим авторитетом, чем он. Этому человеку можно доверять, он знает все!

– Но почему Прованс, ведь это далеко?

– На сей счет я не получил никаких объяснений, – сухо ответил брат Рауль. – Мне, как и вам, следует исполнить полученный приказ. Завтра вы узнаете точное место следования и дороги, по которым нужно ехать.

Разговор исчерпал себя, все встали. Нужно было вернуться в часовню, где должна была начаться одна из дневных служб… Над их головами тонко звенел колокол, и, когда брат Рауль на время оставил своих гостей, чтобы облачиться в священнические ризы, Эрве снова повторил шепотом:

– Но почему же Прованс, а не одна из наших крепостей над морем или на берегу?

Оливье бросил на него веселый взгляд:

– У Прованса тоже есть берега и крепости над морем, друг мой. Ты этого не знал?

– Пожалуй, нет…

– Кроме того, Прованс принадлежит королю Карлу II Неаполитанскому, он же герцог Анжуйский… и формально король Иерусалимский, откуда и был доставлен Ковчег. Хотя он и близок к французскому престолу, с ним необходимо считаться. А теперь давай помолимся!

Однако на сей раз Оливье не обрел в молитве ни укрепляющей силы, ни привычного для себя сердечного порыва к Господу. Как ни был он обращен к духовности, его томила важность миссии – сопровождать Ковчег. Как перевезти через всю Францию, Бургундию, папские государства и Прованс – и куда именно? – этот сундук с ангелами по бокам, не пробудив любопытства и, главное, фанатизма людей, населяющих эти края? Ковчег Завета упоминался в Библии, но не в Евангелиях. Это могло вызвать драматические события. Быть может, кто-то захочет поближе рассмотреть таблицы Закона, принесенные Моисеем с горы Синай. Оливье судил по себе, признаваясь, что сам жаждет взглянуть, прикоснуться к тому, что написано Богом! Благодаря привычке владеть собой, он находил утешение в мысли, что девять тамплиеров Святого Бернара сумели тайно доставить в лес бесценный саркофаг и что еще раньше Адам Пелликорн, можно сказать, в одиночку, вывез из Иерусалима таблицы, хранившиеся в Ковчеге и извлеченные из него осмотрительным первосвященником во времена римских войн. Это вносило успокоение в душу юноши. Но, несмотря на эти утешительные мысли, Оливье так и не смог заснуть в эту ночь. И Эрве тоже, ведь едва они все-таки задремали, как колокол, призывавший на первую утреннюю молитву, заставил их броситься с кровати на пол: братья, где бы они не находились, неколебимо соблюдали устав Ордена.

После рассветной мессы брат Рауль принял их в своем кабинете.

– Все готово, – сказал он, – и сейчас я отведу вас на место, где ожидает повозка с саркофагом.

Эрве тут же осведомился:

– Значит, вы подняли Ковчег? Как же вы это сделали?

На утомленном лице приора мелькнула легкая улыбка:

– Позвольте мне сохранить эту тайну! А сейчас выслушайте то, что я должен вам сказать: ожидающую вас повозку повезут две крепкие лошади, вам следует говорить всем, что вы должны доставить в Динь гроб с телом одного из наших братьев, Мартена де Фенестреля, который недавно скончался в нашем командорстве Бонлье, но был уроженцем Прованса. Его Святейшество Папа, с которым он некогда был дружен, оказал ему особую милость и разрешил похоронить его прах в родной земле.

Он повернулся к скромному деревянному столику, за которым составлял счета на содержание дома, и взял с него небольшой пергаментный свиток.

– Это официальное разрешение, подписанное нашим командором. Согласно ему, вы имеете право отвезти в Прованс останки и алхимический инструментарий – брат Мартен, дожив до преклонного возраста, очень давно посвятил себя Великому деянию[21]21
  Утвердившееся со Средних веков название алхимии.


[Закрыть]. Если я правильно понял содержание доставленного вами письма, таково требование Парижа. И мы с командором сделали все от нас зависящее. Теперь дело за вами. Вы будете передвигаться только в дневное время и останавливаться на ночлег в наших домах: их более чем достаточно в тех краях, по которым вы будете держать путь – слава богу! – так что никаких проблем с этим у вас не возникнет.

– Кто поведет повозку? – спросил Оливье.

– Брат Анисе, один из наших, он будет одет в рясу монаха-августинца для пущего уважения. Он родом из Прованса и сможет войти в одно из местных командорств или вернуться обратно, хотя, – добавил он с немного грустной улыбкой, – наш дом утратил смысл своего существования. А теперь пойдемте!

Он провел их по насыпи, пересекавшей пруд, затем по тропинке, огибавшей заросший деревьями холм, к перекрестку двух дорог, где стояла крепкая повозка, тщательно укрытая мешковиной. Их ждал монах в черной рясе, который как будто бы беседовал с парой серых першеронов, призывая их к терпению. Монах улыбнулся подошедшим и, потрепав одну из лошадей по холке, забрался на козлы, взял в руки вожжи и замер в ожидании. Это был человек невзрачный, небольшого росточка, с острым, словно нож, лицом, с очень живыми карими круглыми глазами. Но его руки и ноги, приоткрывшиеся в момент, когда он забирался на облучок, были весьма мускулистыми, что было заметно даже под обильным волосяным покровом.

Под мешковиной, закрывавшей повозку, стоял огромный гроб, столь же высокий, как саркофаг, но без всяких украшений, за исключением деревянного креста и печати Храма – большого красного пятна.

– Наш брат Мартен – да хранит его Господь! – был очень крепкого телосложения, – объяснил брат Рауль не без лукавства. – Этим и объясняются размеры его последнего пристанища. Кроме гроба, вы, наверное, заметили ящики – в них лежат серафимы: мы их свинтили и обернули холстиной, чтобы уберечь от толчков, но официально в них содержатся перегонный аппарат, хрупкие реторты и другие инструменты, поэтому никто не удивится.

– Однако кажется странным, что тамплиер, который при жизни не должен обладать ничем, кроме ножа и пояса, отправляется в последний путь с таким имуществом, – заметил Эрве.

– Конечно, но имущество это, как вы его назвали, принадлежит Храму: его отправляют с тем, кто его использовал. Но не для того, что похоронить вместе с ним, но чтобы передать командорству, которое примет останки. В Провансе у брата Мартена есть родные, которые тоже занимаются алхимией…

Положительно, брат Рауль на все имел ответ. Он даже не считал нужным делать вид, будто сам верит в свои слова, подумал Оливье, надеясь все же, что подобное объяснение окажется достаточным. Верному хранителю, должно быть, нелегко расстаться с этим невероятным символом божественного могущества, появившимся на заре времен, расстаться с тем, что было величайшим сокровищем народа, который строил для него мраморные храмы. Тяжело было видеть, как покидает Ковчег свое скромное, но мирное святилище под прикрытием воды и деревьев – свое давнишнее прибежище. Отныне дому брата Рауля никогда не быть священным сердцем Храма. И, ощутив эту душевную муку, Оливье испытал волнение. И поэтому произнес в момент прощания:

– Мне очень жаль, прошу прощения…

Старый тамплиер взглянул ему прямо в глаза.

– Спасибо… но не стоит нас жалеть. Наш дом, укрытый от людских глаз, станет убежищем для всех, кто знает сюда дорогу. Если у вас возникнет нужда…

– Мы не забудем. Ни я, ни мой друг.

Брат Анисе цокнул, подавая сигнал лошадям. Рыцари уселись рядом с ним. Вход в повозку замаскировали скрещенными ветками, словно тканью, но так, чтобы их набухшие почки не закрывали полностью доступ воздуха. Долгое путешествие началось.

Размытые зимой и недавними дождями дороги превратились в топь, и даже на древних римских дорогах, образующих более-менее приемлемую для передвижения сеть, не всегда было легко двигаться вперед. Если бы лошади везли только седоков, то они полетели бы, как птицы, но стоявший в повозке гроб замедлял ход – в день удавалось проехать не больше пяти лье. Целых три недели они добирались до Монтелимара. Все шло прекрасно – везде им встречались командорства, отправлявшие их отдыхать на фермы или в амбары, принадлежащие Ордену. Каждый раз тамплиерские приемы были деликатными, вежливыми и щедрыми. Покрывший всю страну с севера на юг и с востока за запад, словно громадная паучья сеть, Храм предлагал своим сынам, пустившимся в опасный путь по большим дорогам, доступ к владениям – этапам их пути. Ритуал, непоколебимо соблюдавшийся вечерами, давал путешественнику иллюзию того, что он вернулся в свой дом.

Одним апрельским вечером они добрались до Ришранка. Погода была промозглая, хотя после Лиона климат стал более мягким…

Ришранк – крупное командорство, от которого, как и от Монтелимара на севере и Оранжа на юге, зависело множество тамплиерских домов. Это была настоящая крепость, благодаря своей прямоугольной ограде с четырьмя круглыми башнями – вне всякого сомнения, один из самых грозных тамплиерских бастионов в долине Роны. Босеан[22]22
  Штандарт и девиз Ордена тамплиеров, в переводе с провансальского означает «Святая роза».


[Закрыть], черно-белый вымпел Ордена, развевался на каждой башне, отчего создавалось впечатление, будто крепость смотрит на каждого в округе своим зорким глазом. По обычаю, днем все ворота и двери должны были быть открыты, но Ришранк этому правилу не подчинялся, хотя до ночи было еще далеко. Встав перед глубоким рвом, Оливье снял висевший на поясе рог и три раза отчетливо подал сигнал. Только после третьего призыва между бойниц показалась голова в шлеме.

– Кто идет?

Оливье нахмурился: вопрос звучал как оскорбление, ведь на его белом плаще был ясно виден красный крест.

– Кажется, вы должны сразу это понять?

– Конечно, конечно, но мы не знаем ваших имен, а брат-командор требует, чтобы мы знали всех, с кем имеем дело, потому что к нам неоднократно пробирались те, кто выдавал себя за тамплиеров.

– Наверное, это была целая армия, раз владельцы столь могучей крепости так перепугались? – тут же откликнулся Эрве, который никогда не упускал случая подать голос.

– Все может быть! Но приказ есть приказ! Ваши имена!

– Довольно! – крикнул Оливье. – Скажи своему командору, что брат Оливье де Куртене и брат Эрве д’Ольнэ в сопровождении брата Анисе просят гостеприимства на ночь. Мы перевозим к месту назначения гроб с останками нашего брата!

Голова, наконец, исчезла, и мгновение спустя со скрипом опустился подъемный мост, сделанный из огромных брусьев, открыв решетку из частокола прутьев, которая начала подниматься. Дорога была свободна, если не считать трех сержантов в черных кольчугах, загородивших въезд во двор. Они подошли, чтобы взять под уздцы лошадей, – это тоже было совсем необычно и странно! Оливье, быстрый как молния, отстранил протянутую руку.

– Назад! – приказал он таким тоном, что никто не посмел двинуться, и въехал во двор неторопливой рысью.

За ним следовал Эрве, а за ним – повозка. Едва передвигаясь, они добрались до традиционной обители рыцарей.

Внутри обширный двор усиливал впечатление мощности, созданное внешними укреплениями. С трех сторон тянулись большие конюшни, седельная мастерская, кузница, оружейная, а в самой низкой части – стойла для лошадей и различные помещения для «братьев-мастеров»: хлебопеков, бочаров, столяров и т. п. Все усиленно трудились для своего, очевидно многолюдного, командорства: помимо нескольких сержантов, целая группа тамплиеров упражнялась в метании копья в чучела рядом с оружейной, и волна пыли поднималась из-под подков их коней.

Оливье и Эрве остановили своих лошадей перед лестницей, которая вела в жилище: на площадке только что появился командор, которого можно было узнать по жезлу и по исходившей от его облика властности.

Лицо у него было длинным и худым, почти иссохшим, под нависающими бровями светились холодным металлом глаза, глубокие морщины окаймляли растянутый в ниточку рот с презрительной складкой. Седая борода отливала желтизной, но мужчина этот, судя по всему, был лыс, потому что из-под белого колпака не выбивался ни единый волос. На нем было белое одеяние с красным крестом, которое соответствовало уставу, но рукоять и ножны свисающей с пояса шпаги блистали золотом и рубинами, что было совершенно необычно для «бедного рыцаря Христа».

Несмотря на возраст, – если ему и не было восьмидесяти, то он не дотянул до этого возраста совсем немного, – он держался чрезвычайно прямо, и поза его выражала надменность, которая сразу настраивала против него, хотя он пытался улыбаться, обнаруживая отсутствие во рту нескольких зубов. Улыбка эта совершенно не отражалась в ледяных глазах, устремленных на Оливье.

– Добро пожаловать во имя Христа, братья, – проронил он. – Мне сказали, что вы принадлежите к семье Куртене. Случилось так, что я знавал в жизни многих из них, поэтому позвольте мне спросить вас, к каким Куртене относитесь вы?

– К Куртене из Святой земли, там родились мои предки, – сухо ответил Оливье, которому не понравилась встреча, слегка походившая на допрос.

Принимая гостя, обычно не полагалось расспрашивать его о родственных связях, поэтому он продолжил:

– Можем ли мы, в свою очередь, узнать, каким именем следует нам приветствовать хозяина дома?

Вопрос со стороны простого рыцаря тоже был дерзким, но командор, по видимости, не оскорбился.

– Меня зовут брат Антонен д’Арро, – небрежным тоном ответил он.

Теперь внимание его обратилось на повозку и ее содержимое. Пока гости спешивались, он подошел в сопровождении своего капеллана и двух рыцарей, которые присоединились к нему, поближе к повозке. Он приказал откинуть мешковину и задумчиво уставился на гроб, тогда как Эрве д’Ольнэ, не дожидаясь вопроса, который явно назревал, поторопился коротко дать ему необходимые объяснения. После чего брат Антонен заметил:

– Должно быть, ваш брат Мартен был совершенно необыкновенным человеком, коль скоро ему оказали… такую странную милость? Ведь по традиции тамплиера обычно хоронят там, где он умер… разумеется, в освященной земле!

Фальшиво добродушный тон, плохо скрывавший неуместное любопытство, ибо в Храме никогда не задавали столько вопросов гостям, оказавшимся в доме проездом, крайне не понравился Оливье, который замкнулся в молчании, предоставив своему спутнику продолжать диалог.

– Да, он действительно был необыкновенным, – сказал Эрве, выказывая добродушную почтительность. – Иначе и быть не может, поскольку Его Святейшество Папа соизволил выдать нам краткое разрешение препроводить покойника на родную землю вместе с материалом, который нужен для весьма важной работы. Брат Мартен был великим ученым…

– Прекрасно! Значит, нам следует перенести его в часовню, чтобы наши братья могли воздать ему посмертные почести.

– Боюсь, это невозможно. Нам предписали не сдвигать с места гроб, который очень тяжел, пока мы не доберемся до места назначения. И мы будем охранять его всю ночь, поочередно сменяя друг друга.

– Но почему?

– Нам это неизвестно, – холодно отрезал Оливье. – Мы исполняем, как должно, полученный приказ, который не подлежит обсуждению.

Это прозвучало резко и категорично. Антонен д’Арро не стал настаивать. Повозку переместили под ближайший к часовне навес, а лошадей отвели на конюшню. Гостям же предложили разделить с братьями вечернюю трапезу. Было уже поздно. Они поторопились совершить омовение и, насколько возможно, очистить дорожную пыль: согласно уставу, тамплиеры должны были вкушать пищу чисто одетыми. Затем, по сигналу колокола, один из братьев проводил их в столовую, где два стола, накрытых белой скатертью, ожидали тамплиеров. Каждое место было отмечено миской, кубком, ложкой, к которой каждый добавлял собственный кинжал, и ломтем хлеба. Как и во всех монастырях, рядом со столами стояла небольшая кафедра, за которой сидел один из братьев. Во время ужина, когда никто не имел права нарушать тишину, они должны были поочередно читать вслух какую-либо главу из Священных Евангелий.

Итак, тамплиеры в своих белых накидках выстроились перед столами и стали ждать, пока капеллан, стоявший справа от командора, который сидел во главе стола, не прочтет «Benedicite», а затем «Pater»[23]23
  «Благослови», «Отче наш» – важнейшие христианские молитвы.


[Закрыть]. После этого каждый из сотрапезников занял свое место, причем вновь прибывшие оказались недалеко от брата Антонена – за исключением сержанта Анисе, который первым заступил на вахту у повозки. Все вынули кинжалы, чтобы резать хлеб и мясо, для которого настанет свой черед. Устав предписывал соблюдать так называемые «знаки уважения», согласно которым каждый тамплиер обязан был оставлять часть своей пищи беднякам. Чтец открыл книгу – в этот день это были «Деяния апостолов», а служители принесли большие блюда с мясом и овощами, другие же тем временем разливали по кубкам вино и воду, а иногда то и другое разом.