Текст книги "Врач Дамира. Ястреб в гнезде певчих птиц"

Врач Дамира. Ястреб в гнезде певчих птиц
Зиля Залалтдинова

© Зиля Залалтдинова, 2023

ISBN 978-5-0059-4650-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В кабинете главврача на стуле сидела девушка, всё ещё молодая, но явно не студенческого возраста. Держалась она прямо, черты лица твёрдые, словно высеченные из мрамора. У неё тёмно-серые глаза, холодные как металл. Было видно, что характер у неё явно непростой и обращение соответствующее – доктор Драйзер… Нет, врач Дамира!

– Ассаляму алейкум.

– Ваалейкум ассалям.

– У вас хорошие рекомендации. Почему вы решили работать у нас?

– Здесь крупная клиника, через которую проходит множество пациентов, и здесь работают крупные учёные. Мне было бы интересно работать здесь.

– Семейное положение?

– Не замужем и в ближайшее время точно не собираюсь, ин шэ Аллах.

– Почему вы не собираетесь замуж?

Дамира взглянула на него, как учитель на дерзкого ученика, который на весь класс выкрикнул: «Что такое презерватив?». Но также невозмутимо ответила напрямик:

– Потому что можно вывезти человека из деревни, но вот деревню из человека – крайне проблематично. Я пока не встретила мужчину, который бы придерживался на роль женщины в семье… не деревенских взглядов.

Умный главврач не стал лезть дальше, а смекнул для себя выгоду. А то вечно – принимаешь на работу женщину, а потом через некоторое время уходит в декретный отпуск – и до свидания! Конечно, он старался не брать врачей-женщин под любыми благовидными предлогами, но он не может всем давать от ворот поворот, иначе по шапке настучат.

– Ну что ж, пожалуй, вы меня устраиваете. Пройдите в отдел кадров и оформите документы и с завтрашнего дня можете приступать к своим обязанностям.

Началась история несколько лет назад. Дамира тогда оканчивала университет и думала над специализацией. Медицина развивалась семимильными шагами в Дар-ул-Исламии, но многие специализации ещё не прошли аккредитацию. И перед выпускником был выбор – остаться здесь и получить доступные специализации или уехать за границу.

Тогда родственники стали думать, что хорошо было бы выдать замуж. Это ж, сколько ещё учиться надо, так можно и старой девой остаться. Дамира видела, как многие однокурсницы выходили замуж и даже успевали родить. «Может и мне пора?».

Вот только хитбы11
  Хитба (помолвка) – это объявление о желании жениться на определённой женщине ей или её семье. Это может сделать или сам мужчина, или его семья, или другие доверенные люди. Если ответ девушки или её семьи будет положительным, то считается, что хитба состоялась


[Закрыть] приносили только одни огорчения. То ей жених не нравился, то она жениху. Иногда у неё возникало ощущение, что это было похоже на выставку породистых собак, где оценивали экстерьер, окрас, телосложение, дрессировку, а подобное она терпеть не могла. Да ещё стоял вопрос – как совмещать учёбу и семью? Не секрет, что обучение на врача требует огромной отдачи, и она неоднократно видела, как многие девушки так сказать сходили с дистанции, не справляясь с этим. А если появится ребёнок, так вообще придётся расстаться с мечтой стать врачом.

Дамира поняла, что можно просто не выходить замуж. Легко сказать – попробуй это сделать! Это ж будет такое кудахтанье! Решив, а вдруг выйдет, Дамира решила перейти в наступление. Теперь на хитбах после предварительного разговора она задавала следующие вопросы.

– Как ты отнесёшься к тому, что я буду работать.

И тут же кандидаты тушевались.

– Зачем? Я зарабатываю достаточно.

– Да нет же, мне просто нравится эта профессия. Я хочу работать в медицине. И разве это плохо, если будут ещё деньги?

И, как правило, она видела недовольство или как минимум потерю интереса к ней. Если и этого было недостаточно, она задавала последний вопрос.

– Как ты отнесёшься к тому, чтобы отложить рождение детей?

– Что?!

– Мы будем жить вместе, но будем предохраняться от беременности. Мне хотелось бы закончить ординатуру, да и поработать бы основательно, а не уходить через полгода в декрет.

И всё. Как правило, сватовство заканчивалось ничем. Кто-то говорил, что она имеет право распоряжаться жизнью как хочет, но на подобный план действий он не согласен, но к сожалению, встречались те, кто явно выражал удивление тем, что женщина желает поступать по своей воле, а не делать все, что захочет муж.

Последнее сватовство добило окончательно.

– Женщинам стали слишком много позволять. По мне так следовало бы им запретить учиться и работаться, иначе, вместо того чтобы заниматься тем, что им положено, начинают кочевряжиться «А я хочу работать! А я не хочу детей!».

– Запретить учиться говоришь?

– Для того чтобы варить обед и рожать детей образование совсем ни к чему, даже наоборот – умная становится, где не надо и начинает мужу перечить.

В Дамире все всколыхнулось от потребительского отношения к женщине. А когда надо, она умела становиться жёсткой как подошва и бить соответственно, как эта подошва по лицу.

– Как жаль, что у меня нет намазлыка,22
  Намазлык – коврик для намаза


[Закрыть] я сейчас бы сделала суджуд33
  Суджуд – земной поклон


[Закрыть] в благодарность за то, что такие мрази как ты не управляют Дар-ул-Исламией.

– Ах ты…!

– Ты похож на прыщавого избалованного подростка, который считает, что девушки должны дымиться от любви только от факта наличия первичных половых признаков и потом удивляется, что они ему не дают, и пишет в инетике, какие они суки. Естественно ни одна здравомыслящая девушка не хочет с тобой связываться. Поэтому твой идеал – бессловесная рабыня, желательно неграмотная и безработная, чтобы она точно не могла уйти от тебя. Вот только ты время перепутал, сейчас далеко не джахилия,44
  Джахилия – период доисламского невежества и неверия


[Закрыть] так что тебе придётся поменять взгляды на жизнь, если не хочешь остаться один.

Мужчина вскочил и решил ударить по лицу, но Дамира увернулась, и он по инерции упал на стол. Треснула крышка. Дамира вскочила, чтобы убежать, пока он не встал, тут же примчались работники кухни и стали вязать его полотенцами. Вызвали полицию. Дело закончилось тем, что его заставили оплатить сломанный стол и разбитую посуду. Да вот для Дамиры далеко не все закончилось. Новость о происшествии мигом облетела город, да и Дамира не стала ничего скрывать, что изрядно испортило ему репутацию.

Дамира сначала хотела учиться на терапевта, но, поняв, что ей не дадут спокойно жить, решила пройти ординатуру по неврологии за границей. Потом, вернувшись, домой, поняла, что слишком вошла во вкус жизни на съёмной квартире. В ординатуре поначалу ей было страшновато, но про Дамиру можно было рассказать такой анекдот: «Экстраверт: какой ужас – дома никого нет! Интроверт: ура – дома никого нет!». А тут – считай рай для интроверта. Захотел пойти погулять – погулял, захотел дома целый посидеть – остался и не одна собака не тявкнет на предмет зарастания мхом, или шляться столько времени непонятно где. Что касательно готовки, то тут конечно никто не приготовит и не подаст, но опять же есть настроение готовить – можно поколдовать на кухне, нет желания – сготовил по-быстрому из полуфабрикатов, Дамира не была фанаткой здорового питания, считая его уделом тех, кому больше нечем заняться.

Теперь же живя в отчем доме, Дамира испытывала глухое раздражение. Ей после тишины съёмной квартиры казалось, что дома слишком людно и шумно к тому, как привыкшей к свободе действий ей был неприятен контроль. Можно было, как и прежде снять квартиру, но в то же время не хотелось иметь дело с обидами: «почему ты не хочешь в нашем доме? Тебе разве с нами плохо?». Им-то может, и было не плохо, но никак не самой Дамире.

– Драйзер, что ты забыла на работе? Твоя смена уже закончилась! – спросил коллега Камаев.

– Не хочу идти домой. Вот с души просто воротит!

– Отдыхать тоже надо.

– Да я там не отдыхаю, а страдаю! В одном психологическом опыте добровольцы жили в таком помещение, которое спроектировали так, что было невозможно ни на минуту остаться одному. Результат, на мой взгляд, предсказуем: люди были готовы поубивать друг друга.

– Родители никак не смирятся, что ты не только закончила учиться, но уже работаешь врачом? – насмешливо-сочувственно отметил Камаев.

– Вот я думаю, как рыбку съесть и косточкой не подавиться. Думаю, о переезде на съёмное жильё, но сам понимаешь…

– Да что уж не понимать – сам съехал вместе с семьёй, такой скандал был из-за этого! А есть у меня идея! Можно подать заявку в НИИ имени Ахмеда Джабаля!

– Это бы было просто замечательно! Но вряд ли меня возьмут.

– Почему? Мозги у тебя варят, с какой стати не возьмут?

– Ну, по той причине, что я женского пола.

– Эх, дискриминация…

– Да не дискриминация! Знаешь ли, работодателя можно понять: возьмёшь работницу, а та возьмёт и уплывёт в декретный отпуск, и опять думай, чем дыру заткнуть. И ведь не скажешь ей: не рожай – сразу подвергнут остракизму, мол, какой козёл посягает на репродуктивное право!

– Ну, раз ты доселе не вышла замуж – значит, в ближайшее время точно не собираешься. Да и за спрос не дают в глаз, можно попытаться, а вдруг выгорит!

– Вдруг выгорит.

– А вот новый врач Дамира ван Генрих Драйзер. Прошу любить и хе-хе не жаловаться, – представил Гаян Мусаев.

Молодая женщина в белом халате, подняв голову, оценивающе посмотрела на неё. Дамира тоже в ответ осмотрела с головы до ног. Та была маленького роста, в белом тоненьком шарфе, в чертах лица было что-то лисье – маленькие узенькие глаза, вытянутый нос. Белый халат не особо скрывал факт беременности, да вот отчего-то Дамире казалось, что она как это и не стремилась скрыть. Девушке это надоело, и она одарила взглядом, от которого «взрослые спотыкаются на ходу, а дети писаются в штаны». Мол, нечего таращиться, я не музейный экспонат.

– Камиля Гасанова, – и названная Камилей спросила, – Тебя правда так зовут?

– Нет, это литературный псевдоним.

Ох уж эта природная женская враждебность, когда любой представитель женского пола априори является соперницей, хотя, по сути, и делить-то нечего! Поэтому Дамире легче было находить общий язык с мужчинами – они не страдали такими загонами. Гаян потихоньку отпустил комментарий, что девочки скорее не поладили.

– Ты замужем?

– Нет.

– Почему?

– Вам не кажется, что вы лезете не в своё дело?

– Давай, покажу НИИ тебе во всей красе! – сказал заведующий.

– Хочу сразу предупредить – НИИ на то и НИИ, что это не обычная больница, где лечат всех желающих. Поэтому удерживаю от искушения брать всех подряд – Тагиров не любит необоснованных госпитализаций и очень сильно за них песочит. «Ну, как же не по-мусульмански – отказывать в помощи» – «А тратить время профессоров на остеохондроз – это по-мусульмански?! Остеохондрозу безразлично, кто его лечит, и вообще это не богадельня, а научный институт!».

– А если ОНМК?

– Если человеку угрожает опасность, конечно, мы его не оставим, но, если срочности нет – не стесняйся отсылать в другую больницу или поликлинику. Да конечно потом ругаются, мол, эти ахмедовцы невесть, что о себе возомнили, больных не хотят лечить, но зато как припечёт, так идут на поклон – помогите, чем сможете. И ещё один специфический момент.

– Да?

– Как ты понимаешь, в нашу клинику нередко обращаются люди, облечённые властью и некоторые из них не любят слышать слово «нет».

– Богатые шишки?

– Ну, вроде того. И когда они слышат слово «нет», они начинают угрожать позвонить, написать, сказать куда надо. Лучше таких отсылай к Тагирову – тот знает, как с ними разговаривать.

– Хм, хм, – Дамира давно не питала иллюзий по поводу отношений врача и больного. Чаще всего больные были вежливы, но, тем не менее, хватало «оторви и выбрось».

– И как впечатление?

– Воздержусь.

– Не очень положительное? Ну что ж, что касательно Гасановой – она всё равно уйдёт в декретный отпуск, так что не обращай внимания. Да и как я посмотрю, ты вовсе не нежная фиалка, так что справишься, ин шэ Аллах.

– Вам не показана госпитализация. Обратитесь в поликлинику.

– Я, зря, что ли преодолела такой путь, чтобы вернуться ни с чем?

– Получается, зря. А разве вам врачи не говорили, что даже если и поедете сюда, то вас всё равно не госпитализируют?

– Ха! Они мне не хотели выписывать направление, но я была настойчива!

«Валлахи,55
  Клянусь Аллахом


[Закрыть] да ты их просто достала, и они решили дать направление, чтобы отделаться от тебя – мол, пусть там разбираются». Дамира искренне сочувствовала врачам той поликлиники, но не им же теперь выедают мозг!

– Зачем вам нужна госпитализация именно в эту клинику?

– Для обследования.

Девушка только покачала головой, ложиться сюда, чтобы обследоваться – это все равно, что звонить президенту по поводу неработающего крана. И позвонят же – наглости таким людям не занимать.

Как назло, не было ни срочных пациентов, ни даже просто пациентов, так что эта старуха могла сидеть и пререкаться. Дамира уже начала злиться… но стоп. Закон, конечно, был на её стороне – стационарная помощь самая дорогостоящая и врач даже бы, если и захотел, не может направо и налево класть в больницу всех желающих. Но если она и на самом деле побежит жаловаться, нервы ей точно попортят. Может быть старуха и упряма, но и по сравнению с Дамирой осёл мог показаться образцом сговорчивости. Она достала КПК и стала читать книгу по топической диагностике. Старуха ошалела от такой наглости.

– Как это понимать?

– Как есть, так и понимать. Госпитализация не показана, ну если вам так нравится, можете здесь посидеть.

– Я буду жаловаться! Это что ещё такое!

Дамира не понимала, чего хотят добиться угрозами. Плохой врач от этого лучше не станет, разве что будет больше лебезить, а вот хороший конечно будет тщательнее вести документацию, чтобы было что предъявить, если и в самом деле нажалуются, но вряд ли преисполнится сочувствия и желания помочь. Но многие чуть ли не с порога начинают угрожать, а потом удивляются отсутствию тёплого приёма.

В отделении уже передали вызов от главного врача.

– С первым вызовом на ковёр, – засмеялся Самат.

– Если на врача ни разу не подали в суд за этот месяц, значит, он был в отпуске! – поддержал Гали.

– Ничего, я не боюсь.

Дамира поднялась к главврачу.

– И как это понимать? Она утверждает, что ты на приёме грубила ей, выражала пренебрежение, даже сидела в своём смартфоне!

– Одну минуточку, – Дамира достала смартфон и воспроизвела запись.

– Как видите, я ни одного грубого слова не сказала, приём провела в полном объёме, а в «телефон втыкала» уже после окончания приёма. Знаете, как это называется? Клевета называется… а значит, я имею полное право подать в суд.

– Пожалуйста, не надо, – старуха мигом приняла жалкий вид, – я ведь старая, больная женщина, мне так плохо, так плохо, если бы знали.

– Но к главврачу жаловаться вы очень даже бодренько побежали, – не удержалась от шпильки, – ладно, я вас прощаю, но только из-за того, что мне не очень охота таскаться по судам, хотя не помешало бы. Быть может, впредь вы бы постеснялись возводить поклёп.

– Значит, вы не имеете претензий к врачу Драйзер? – прищурился главврач.

– Нет, нет, что вы.

– Вот и замечательно.

Когда старуха ушла, главврач обратился к Дамире.

– Вы записывали разговор на диктофон?

– Совет от зарубежных коллег – если на приёме пациент скандалист, лучше на всякий случай включить диктофон, чтобы было что, потом предъявить.

– Гм… гм… но без согласия, без предупреждения… законно ли?

– А клеветать на меня – это законно? Неизвестно, удалось бы мне оправдаться, если что, – и холодно посмотрела на главврача.

Выйдя из кабинета, Дамира выдохнула. Был один преподаватель, который постоянно обрабатывал студентов, рассказывая истории, как пациенты подставляют врачей, вплоть до того, что они оказываются за решёткой. Тогда она не понимала, зачем говорить такие гадости, так можно и расхотеть помогать больным. «Очень надеюсь, что вы молодые друзья, никогда не столкнётесь с этим, но сейчас время другое и отношение к врачам другое, и рассказываю вам это не для того, чтобы вы возненавидели больных, а для того, чтобы вы не теряли бдительности. Как в хирургии советуют проявлять насторожённость к любому пациенту, как к потенциально ВИЧ-инфицированному, так и здесь советую всегда воспринимать пациента как возможного истца». Он и давал советы тщательно вести документацию, никому не верить на слово и всегда брать расписки. Да и диктофон тоже посоветовал. Теперь Дамира радовалась, что она сохраняла бдительность, несмотря на то, что все пациенты были благожелательны… до этого дня.

– Ну как? Сильно распекал?

– Да никак не распекал. Я предъявила запись разговора, так что эта старуха быстро растеряла спесь.

– Умно! – одобрил Гали, – но, если честно отдаёт паранойей.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Правильно! – сказала Камиля с кислым видом. В глазах так и читалось «Умная тут нашлась!». Дамира никак не могла понять причину такой неприязни.

«Валлахи. Все равно в декрет уйдёт, так что не будем ссориться».

– А я ведь могла получить выговор…

– Радуйся, что Аллах отвёл. У нас и хуже бывает.

– Да был такой… особо предприимчивый. Все хотят сюда попасть, да не всех понятное дело, берём. Вот один такой помогал с госпитализацией… за вознаграждение. Правда его разоблачили при таких обстоятельствах: один врач поругался с пациенткой, как ты сегодня, и та говорит мол, все равно я буду здесь. Он не придал значения словам, а потом видит – и правда в отделении лежит, да ещё злорадствует – а ведь говорила! Тот понятное дело шепнул главврачу, тот провёл расследование и разоблачил.

– Ты наказаний особо не бойся, – Тагиров придерживается политики, что, если слишком часто наказывать подчинённого, тот потеряет чувствительность к ним. Конечно, на первых порах были и лишения премий и даже выговоры, но потом мы стали умнее, и работать стало спокойнее.

– Хорошо.

– Это значит, оперировать тетраду Фалло я имею право, а вот лечить банальный ишиас – нет? – рвала и метала директор кардиохирургического центра. Асель Закирова, дочь знаменитого нейрохирурга Фаиза Закирова, уже сама почётный обладатель медальона врача, обеспечивающего неприкосновенность при военных действиях, нервно постукивала пальцами – да вы понимаете, что меня просто на смех поднимут, если я вызову ахмедовца на консультацию остеохондроза!

– Если сотрудник желает, чтобы его ишиас посмотрел специалист из ахмедовского центра – значит, пускай сотрудник его посмотрит. Консультация будет оплачена!

– Да понятно, что будет оплачена. Просто я не вижу в этом никакой целесообразности! Давайте на каждое обострение хронического гастрита будем звать гастроэнтеролога, на каждый насморк – ЛОРа, а на каждый бронхит – пульмонолога! Притом званием не ниже завотделения!

– Не передёргиваете, а делайте, что приказано.

– Отольются кошки мышкины слёзы…, – сказала, набирая номер.

– Добрый день. Мне нужна консультация невролога. Диагноз: радикулопатия поясничного отдела. Стойкий болевой синдром. Со спецами не заморачивайтесь, все равно банальнее некуда. Да я бы даже дёргать не стала, что же, я сама симптомы Ласега, Нери и Дежерина провести не могу? Но требуют, чтобы вы непременно посмотрели.

Асель как последователь старой школы терпеть не могла, когда специалист знает только свой орган – и никакой другой больше. Ей-богу, шаг вправо, шаг влево – и начинает нести такую околёсицу, что и студенту медицинского вуза произносить стыдно, не то, что врачу!

– Расскажите мне, из каких компонентов состоит ритм перепела! – с иезуитской улыбкой спрашивала молодых ординаторов.

– Да зачем эта пропедевтика внутренних болезней?! – пробовали огрызаться.

– О, зачем? А такие слова, как клиническое мышление не слышали? Конечно, зачем нужна эта аускультация сердца, когда есть МРТ, кибермедик! Сердечные шумы – прямое отражение гемодинамики порока! Раньше врач мог поставить диагноз, просто приложив фонендоскоп к груди. Значит так, пока не научитесь с живыми больными работать – в операционную ни шагу! Или вы хотите только резать, а потом – трава не расти?!

На неё строго смотрела… Рахиль.

Асель сдержала возглас. Всё-таки без самообладания хирургу делать нечего, а уж тем более – оперировать на открытом сердце. Присмотревшись, она поняла, что это не Рахиль – у девушки серые глаза, а у Рахили темно-карие. И к тому же на лице не было шрамов.

– Где ваш номенклатурный больной?

– В 11 палате.

Сильное фенотипическое сходство имеет в основе генотипическое сходство. То есть если видишь двух сильно похожих людей, то вероятнее всего предположить родственную связь, чем случайное совпадение.

Пользуясь, случаем, та невзначай посмотрела имя-фамилию консультанта. Врач-невролог Дамира ван Генрих Драйзер.

– Удивительная фамилия.

– У меня папа немец, – объяснила невролог.

– А ты с характером. Вся в отца.

– Откуда вы знаете моего отца?

– Приходилось сталкиваться в молодости.

Асель села в кабинет и начала вспоминать. И нервно захихикала. Заставить нервно захихикать кардиохирурга с двадцатилетним стажем – это надо постараться. Если добавить к этому первую операцию по удалению аппендицита в пятнадцать лет и операцию по огнестрельному ранению брюшной полости и последующая реанимация больного, который выдал остановку сердца… То картина выглядела поистине сюрреалистичной.

«О да… Если прикинуть возраст, то получается, её зачали в тот момент, когда её папаша прибежал ко мне каяться в изнасиловании». Хотя… Рушан точно не был немцем. Асель снова присела в кресло. В последнюю из встреч она объявила, что больше не желает его видеть. Потом Команда собралась, чтобы спасти его из-под обломков рушащегося здания. И собственно собрались они тогда в последний раз – их лидер слишком любил работать в одиночку. Харун ядовито заметил, что раньше Рушан их терпел, потому что без псионических способностей сам он ничего не мог делать. Асель списала бы на извечную ревность к главенству, но теперь сама сомневалась, может ли она считать его своим другом. Строящееся Мусульманское государство. Приглашение возглавить кардиохирургический центр. Операции, операции, операции… Они с Харуном были слишком заняты, чтобы заводить детей. Кардиохирургический центр и целая плеяда профессиональных хирургов – чем тебе не родное детище, собственноручно взращённое? Ну а дети? Не получилось вот, и излишне рефлексировать она не собиралась.

Асель не видела его уже давно, что даже не могла утверждать, жив ли он или нет.

Ей вдруг остро захотелось убедиться – а существовал ли такой человек или нет. Не галлюцинация ли это, ни бред?

– Отыщи мне Ильхама. Ветерана боевых действий в таком-то году. У него была ампутация правой ноги.

То, что прошлое не было бредом, был тот факт, что Ильхам был жив, и у него был бионический протез. И он был женат… на Илькиной. Хотя Асель бы не удивилась, если бы он женился на ком-то другом. Слишком много воды утекло и слишком много чего могло произойти.

– А, та девочка, которая вырезала аппендицит в пятнадцать лет? Я знал, что ты будешь хорошим врачом! И кем ты сейчас работаешь?

– Директор кардиохирургического центра.

– Да ты птица высокого полёта!

– Вы помните… Рушана?

Илькина нахмурилась:

– Этот хмырь с лиловыми глазами, который спас нас всех, но чуть коней не двинул?

«Помнит! Не сошла ещё с ума!».

– Да тот это он.

– Кстати он жив? А то его неизвестно кто умыкнул – и поминай, как звали.

– Да он жив. Я его потом лично встречала.

– Да ладно?

– Живее не бывает.

– Вот козёл, а нас навестить, сказать, чтобы мы его не оплакивали? Да и ты тоже хороша!

Асель вздохнула.

– По правде говоря, он очень некомпанейский человек. Настолько не компанейский, что я его сама встретилась с ним двадцать лет назад.

– Конечно он хмырь! Безусловно, он много что для нас сделал, но он ведёт себя как последний мерзавец!

«Вы даже не представляете, как много он для вас сделал».

– А чего это ты вдруг сорвалась-то? – Илькина прищурила глаза – жила себе без него. И вдруг стала им интересоваться. Даже нас разыскала. Что стряслось?

– Мне кажется, у Рушана есть дочь. И я даже видела её.

– Ну, есть и есть. Пусть хоть дюжину детей наплодит – тебе-то какое дело.

– Смотря от кого, он их плодит, – и Асель поделилась догадкой.

– Ни хрена себе поворот, – Илькина так и не утратила привычку к сквернословию, – значит так, птичка-невеличка. Я бы тебе советовала не слишком копаться в этом направлении. Эта история похожа на байку, которую любили на привале рассказывать. Поэтому тебе мало кто поверит, а ещё меньше может рассказать что-то полезное. Да и он важная шишка и ему не слишком понравится, если кто-то будет про его детей разузнавать.

– Дамира, а Дамира?

– Чего тебе? – отозвалась не очень приветливо.

– А я знаю, почему ты сбежала за границу. Я знаю, как ты выделывалась перед женихами, а одного даже спровоцировала на удар…

Дамира схватила её за грудки, а потом припечатала её к стене. Ничего с её ребёнком не случится, а её приструнить не мешает. Камиля испытала испуг человека, который долго дразнил терпеливого пса, а тот взял и укусил.

– Никогда не суй нос в чужой кошелёк, чужую постель и чужие трусы, а иначе потом не удивляйся, что тебя размазали по стенке тонким слоем! Ты меня поняла?

– П-поняла.

Дамира грубо отшвырнула в сторону.

– Ты мне завидуешь!

– Чему завидовать? Тому, что все мечтают от тебя избавиться и ждут, не дождутся, когда уйдёшь в декретный отпуск?

– Ты не состоялась как женщина!

– Зато я состоялась как специалист.

– Пустоцвет!

– Говорящая кхм…, – проглотив нецензурное слово, которое так и просилось на язык, – матка!

– Что-о-о-о?! – завизжала Камиля.

– Девочки, девочки не ссорьтесь во время работы, не роняйте авторитет! После работы можете хоть поубивать друг друга, только завтра потом к восьми ноль-ноль как штык! – вмешался Мусаев, и с явным одобрением к Дамире – не ожидал от тебя такого остроумия, вот что значит читать книги в свободное время.

Камиля покрылась красными пятнами – случайно вырвавшееся оскорбление грозило превратиться в ходкое прозвище. А уж по ехидному виду Гаяна было очевидно, что он постарается, чтобы случилось именно так.

– Дамира, ты можешь приехать в гости? Есть серьёзный разговор.

Её сестра-близнец Медина вышла замуж. Вот только ребёнок никак не хотел зачинаться. Дамира сказала обратиться в центр репродуктологии – а куда ещё посоветовать обратиться?

– У Медины идиопатическое бесплодие.

Бывает такое – приходит совершенно здоровая девушка, менструальный цикл её можно демонстрировать в качестве наглядного пособия для студентов, и вообще она может выносить и родить футбольную команду и ещё сил на пару детей останется. Но она никак не может забеременеть. И этот вариант был на самом деле самым худшим, потому что, если бы имелись реальные проблемы со здоровьем, их можно было решить.

– Я очень сочувствую, – она искренне не понимала, что от неё хотят.

– Есть возможность забеременеть…

– Как? – всё ещё не соображала Дамира.

– Взять твои яйцеклетки.

– Кхм, – «Валлахи!», – вы это серьёзно?

– Да, – впервые за этот вечер заговорила её сестра.

– Ты знаешь, чем отличаются разнояйцевые и однояйцевые близнецы?

– А к чему ты это?

– А к тому, что однояйцевые близнецы возникают в результате деления зародыша на две части. Поэтому они генетически одинаковые, можно сказать клоны друг друга. А разнояйцевые возникают в результате оплодотворения двух разных яйцеклеток разными сперматозоидами. И это значит, что они генетически абсолютно разные. И пол у них может быть разный.

– И?

– Господи, ну нельзя до такой степени игнорировать биологию! Объясняю проще некуда – если взять мою яйцеклетку, оплодотворить и сделать из него ребёнка, генетически это будет не твой ребёнок!

– Тебе жалко, что ли? Ты все равно замуж не собираешься! А так у меня будет ребёнок!

– Вот уж спасибо, все кому не лень тыкают моим семейным положением! Знаешь на что это похоже? «Отдай почку, у меня же дети, а ты не замужем и с одной побегаешь!», – вспылила девушка и собралась уйти.

– Дамира, стой! – приказала мама.

– Ну, чего?

– Не злись, пожалуйста. Она просто очень расстроена диагнозом, и только ты ей можешь помочь.

– А как же младшие сёстры?

– Они несовершеннолетние и не могут участвовать в донорстве.

– Через несколько лет – смогут.

– Дамира…

– Значит так, я соглашаюсь помочь, но при одном условии – я не спрашиваю, зачем вам это нужно, а вы не попрекаете меня тем, что я не вышла замуж. Хоть полслова скажете – и будете ждать, пока сёстры подрастут.

Взгляд у медработника был неприятный такой. Дамира знала – так обычно смотрят, если в ходе обследования выясняется такое, о чём пациент не слишком бы хотел признаваться.

– Вы не можете быть донором.

– Но почему? Я здорова… И у меня нет генетических заболеваний!

Взгляд лаборанта стал ещё холоднее.

– Вы знаете правило донорства яйцеклетки?

– Донором может быть только близкий родственник. Но это какая-то ошибка… Мы родные сёстры!

– Мы перепроверили всё несколько раз. Ошибки быть не может – вы не родные сёстры. И собственно степень высшего родства – ноль целых…

То есть если взять на улице случайного человека и проверить их степень родства – процент будет примерно такой же.

– Быть такого не может!

Этим и объяснялся загадочный разговор с директором кардиохирургического центра. Она что-то знала! Надо пойти к ней и выяснить в чем дело!

Холодные руки в перчатках безжалостно сжали рот. Дамиру мешком потащили в машину. По правде говоря, девушка была больше ошарашена, чем испугана – какого шайтана это происходит? Возможность того, что кто-то может взять и утащить посреди дня, настолько не укладывалась в её голове, что там просто не осталось места для страха.

Напротив неё сел мужчина, внушавший ужас лишь одним внешним видом. Он был под два метра ростом и весом почти сто килограмм, и эти килограммы представляли собой отнюдь не жировую массу. Над глубоко посаженными глазами нависали массивные надбровные дуги, а лицо обрамляла чёрная, короткая, густая борода. Он едва помещался в просторном салоне, и Дамире приходилось втискиваться в оставшееся пространство.

– Это что за незаконное задержание посреди дня?!

– Уважаемая, я настоятельно рекомендую своё возмущение и прочие неуместные эмоции держать при себе. Могу уверить, что отсутствует непосредственная угроза твоей жизни и здоровью отсутствует.

– Так зачем нужна эта идиотская сцена с похищением?

– Ты будешь сотрудничать или тебя успокоить? – последнее слово было произнесено столь зловеще, что Дамире не захотелось узнавать, как её будут «успокаивать».

– Слушаю.

– Значит так, указания будут предельно краткими. О том, что тебе сообщила лаборант – никому ни слова. Ни папе, ни маме, ни своей любимой подружке. Ни единой живой душе. И даже не пытайся обсудить с кем-либо через мессенджер. Ты поняла меня?

– А как же Медина? Ей как объяснят, почему не возьмут мои яйцеклетки?

– А это не твоя забота. Ты будешь выполнять указания или…, – Дамира сообразила, как ещё могут заставить её замолчать.

– Я никому не скажу.

Дамира забыла свой блокнот в приёмном отделении, поэтому она спустилась в кабинет, где Камиля принимала молодую девушку. Она забрала со стола искомый предмет, но разговор, который она услышала, ей явно не понравился. Девушка жаловалась на ощущение бегающих мурашек, а Камиля уверяла, что это от новой обуви.