Текст книги "Охотники на колдунов. Часть 3. Соломон"

Наутро он ощутил, что странная немочь исчезла, зато свечение стало ярким, разноцветным, как от настольной лампы. Соломона это и пугало и страшно интересовало, тем более свечение непросто переливалось, как гирлянды на ёлках, но и таинственным образом передавало подробную информацию о предмете.

«Ну всё, я чокнулся, я сошёл с ума» – отстранённо подумал Соломон. Он просто оглядывал привычную обстановку, узнавая о ней что-то новое, и ему это нравилось. В мечеть зашёл сторож, и Соломон поспешно отвёл глаза, узнав лишнее.

Вслед за ним зашла девушка со странным полем, по которому мчались большие и малые вихри.

– Алиса?

Та вздохнула:

– Да это я.

– Но почему? Ты же вроде учишься?

– Вроде училась – передразнила она – и училась бы дальше, да только приснилась женщина с ледяными глазами

– С голубыми?

– Я сказала – с ледяными. Как вспомню, так вздрогну. Говорит, бросай всё, в родном городе только что молодой охотник завершил перестройку поля, его нужно уму-разуму научить. Как приехала – так ужаснулась: в городе самый настоящий гадюшник!

– Гадюшник?

– На каждом шагу колдуны.

– Я не пойму «охотники», «колдуны», «перестройка поля».

Алиса начала терпеливо объяснять. Соломону стало страшно.

– Этого не может быть!

– Ладно, раз это глюки, иди по городу прогуляйся. Только не факт, что обратно вернёшься.

– Я не собираюсь ни с кем воевать!

– Чхать они хотели, хочешь ты или нет. Если у тебя поле охотника значит ты враг, подлежащий уничтожению.

У Соломона голова пошла кругом. Он хотел встать и пойти куда-нибудь.

– Не дёргайся, – Алиса придавила руку к груди, принуждая его лечь обратно, – это война, а на войне не спрашивают, хочешь воевать или нет. Я тоже была в шоке, когда это со мной произошло. Единственное что хорошо – это, наконец, поджелудочная заработала, но надо ли мне здоровье такой ценой?

– Поджелудочная?

– Сахарный диабет первого типа.

– Это когда инсулин принимать?

– Да. Выяснили случайно, когда была маленькой. В школе я колола инсулин в лаборантской или медпункт, но всегда носила с собой аптечку. Кто-то увидел, что в аптечке шприцы, и по школе пошли слухи, что я наркоманка. Нет, меня не стали травить в открытую, но шарахались как от прокажённой. Объяснять, что у меня сахарный диабет я не стала – вряд ли они поймут, что это такое. Мне предлагали перевестись в другую школу, но я решила держаться до последнего, потому что если я уйду, то точно дам повод думать, что я наркозависимая. И один раз на большой перемене в туалет ворвались несколько старшеклассников, которые прижали меня к стенке и требовать дури. Что я им могла сделать – девчушка-соплюшка против здоровенных парней. Тщетно я пыталась объяснить, я колю инсулин, они только смеялись надо мной – мол все наркоманы говорят, что они диабетики. До этого сложившаяся ситуация действовала на нервы, а после подобного в мозгах окончательно перемкнуло, и я решила, что раз им так хочется кайфа – будет им кайф. Давай, подставляй плечо, и вкатила ему сто двадцать единиц сразу. Сидим, ждём, парень начал бледнеть, на лбу пот появился – плохеет ему на глазах. Он ещё спрашивает – а скоро ли приход будет? Я ответила – подожди ещё чуть-чуть, щас такой приход будет – закачаешься. И он закачался. В смысле – начал биться в судорогах. Тогда даже до них дошло, что что-то не то происходит. Я начала говорить, что, если бы я баловалась дурью, он бы сейчас тоже лежал, блаженно пуская слюни. Но инсулин – это лекарство, к тому же смертельно опасное, и я пыталась донести до ваших губкообразных мозгов эту простую мысль, но вы ничего не поняли, поэтому пришлось наглядно показать, что такое инсулиновый шок. Нет, парня я откачала, потом не нашлось больше желающих попробовать «дури», и хоть в этот раз история закончилась благополучно, но в следующий раз может так не повезти и мне нужно научиться защищать себя, поэтому я пошла в спортивную секцию.

– Родители знали?

– Знали, но папа так сказал, что я не просижу всю жизнь под родительским крылом, а значит, мне придётся научиться с таким заболеванием и с такими людьми. И знаешь ли – правильно сказал! С волками жить – по-волчьи выть. Инстинкт сохранения вида, когда стая рвёт больных животных, чтобы они не обременяли их. Но это животные, а то люди! На что им разум дан? Чтобы размышлять или чтобы придумывать обидные дразнилки для ботаника Вани? Знаешь, что забавно?

– Что же?

– Они хотят естественного отбора? Будет им естественный отбор! Вася задохнётся от ХОБЛ, потому что он начал курить ещё в пятом классе. Маша благодаря привычке жрать много и вкусно переживёт инфаркт миокарда, а, потом, не желая ограничивать себя в еде и пить множество таблеток заработает и второй, а потом и третий, но третий инфаркт – это верная смерть, хотя и второй мало кому удаётся пережить. Петя заработает цирроз печени и однажды при рвоте после очередной пьянки начнётся массивное кровотечение из пищевода, и скорая помощь не успеет приехать. Вика станет наркоманкой и сдохнет от передоза. Даша будет работать проституткой, заразится ВИЧ, а потом будет долго и мучительно помирать от последствий СПИДа, никому ненужная. А я буду стоять на кладбище, смотреть на их могилы и смеяться над ними.

Алиса зло оскалилась – смотри, кто я такая. Соломон вздохнул – он не винил её в излишней жестокости.

– Ты как здесь оказался?

– Отец выгнал из дома.

– Предложила бы тебе жить у себя, да у меня трое братьев по лавкам сидят.

Алиса рассказала, что в Казани есть община охотников на колдунов, и главой мусульманского форта является эмир Ибрагим. Сказала и про то, что старшие охотники организовали школу, где обучали молодых охотников борьбе с колдунами. Вот только Соломон не выразил желания срываться с места, да и Алиса честно призналась, что мусульмане деградируют, поэтому младшие охотники могли устроить ему весёлую жизнь и не посмотреть, что он их брат по вере, если прознают, что он – еврей.

Мусульманка стала его тренировать и особенно много внимания она уделяла физической подготовке – заставляла проделывать множество упражнений на выносливость, ловкость и скорость. Она учила не только специфическим приёмам воздействия на поле, но и приёмам каратэ. Алиса была весьма сурова, и с Соломона порой по семь потов сходило, но не жаловался – они не собирались играть в игрушки.

Алиса рассказывала, что учителя спортивных секций открещивались от неё, как священник от чёрта, узнав, что она сидит на инсулине, и только один тренер по каратэ не побоялся взять девочку с сахарным диабетом. Строго говоря, такой вид спорта был ей не показан, но Алиса плевала на запреты врачей – в пределах разумного конечно. Тренер был весьма своеобразный, «его можно сразу убить или любить – третьего не дано». Его тренировки отличались весёлым садизмом, но тех, кто не сбегал на первых порах, потом уже за уши не оттянуть от них. Алиса его уважала за то, что он не носился с ней как с хрустальной, и даже когда она падала в обморок, он не пугался, а отпаивал сладким чаем и гонял дальше, прозвав её неваляшкой. Врачи были не слишком рады, но смирились, видя, что здоровье улучшились.

Она решила остаться верной традиции, например, наматывать круги на стадионе, «одним из важнейших навыков после умения драться является способность быстро бегать! Очень выручает, если не рассчитал силы и нарвался на серьёзного противника». Под конец Соломон еле волочил ноги и двигался исключительно на упрямстве, а Алиса ещё умудрялась прыгать по баллонам, стоявшим в качестве ограждения возле беговой дорожки.

– Ты – Со Хай!

– Ты тогда – Фредди Вонг, – насмешливо ответила Алиса, тоже смотревшая фильм «Пьяный мастер», – давай вставай, Джеки Чан недоделанный.

Ещё что удивляло Соломона – не только жёсткость тренировок, но и жестокость приёмов. Вряд ли тренер Иваныч учил, как правильно схватить за кадык, чтобы сломать хрящи гортани или как ударить в солнечное сплетение, чтобы вызвать разрыв диафрагмы. Да ещё это сопровождалось циничными комментариями типа: «Если продолжать дальше выкручивать руку – можно вывихнуть сразу три сустава» или «Если в ближайшие пять минут не сделать дырку в горле – человек умирает от удушья». Нельзя сказать, что Соломон придерживался ненасилия при любых обстоятельствах, но его смущало излишняя для девушки безжалостность.

– Чем отличаются уличные драки от боевых искусств, которые проходят в секциях, клубах и других заведениях? – поучала его Алиса, – В уличной драке нет никаких правил. Конечно, владение боевыми искусствами – это хорошо, но там упор делается на правильность техники, а не на максимальное нанесение вреда здоровью, и если, сойдясь на татами, ты ударишь ногой в пах – тебя дисквалифицируют, и пускай противник повержен, но ты проиграл соревнование. В уличные драки лучше не ввязаться, но, если тебе так не повезло, главная задача – остаться живым и по возможности здоровым. И для этого и для этого в первую очередь нужно избегать их. Тут уместно правило лучше быть живым трусом, чем мёртвым героем. Не то новички начинают думать: всё, я каратист, я теперь крутой, и никто мне не страшен, и начинают искать приключения на свою задницу. И приключения их находят – в виде приватного знакомства с врачом-травматологом. Наш тренер в драке стоит десятерых, но он не гуляет по улице один после того, как стемнеет.

Как говорил тренер Иваныч «Не бойся превысить меры самообороны! Разбираться с милицией будешь потом, а вот спасать свою или чужую жизнь нужно уже сейчас». На татами запрещается даже слишком сильно выражать радость по поводу победы, не то, что наносить серьёзные травмы. Здесь же им плевать, что ты можешь остаться калекой или даже умереть, так что отбрось излишнюю жалость и бей изо всех сил. Самые эффективные приёмы – они и самые жестокие. Если есть возможность ударить в пах – бей в пах, можешь дотянуться до лица – бей раскрытой ладонью в глаза, если противник забыл про свои ноги – опусти пятку на подъем стопы и сломай кости плюсны.

Алиса схватила толстую ветку, лежащую на земле, и сделала вид, что хочет хлестнуть ею по лицу.

– Настоящий мастер может любой подручный предмет превратить в смертельное оружие. И реалии таковы, что вряд ли под рукой может оказаться твой любимый шест или катана, зато, к примеру, на земле может лежать пустая бутылка из-под пива. Перехватываешь удобнее за горлышко и действуешь как дубиной. Если разобьётся о чью-то голову и получится «розочка» – ещё лучше.

Помнишь, как я обещала тому придурку сломать ему руку, а на самом деле пнула в живот? Тот, в самом деле, думал, что нужно беречь руки, забыв, что на теле есть много мест, в которые можно бить. У нас так Иваныч любил новичков ловить: говорит, что будет бить по корпусу, а делал подсечку или ещё что-то в этом роде.

Соломона удивляла энергичность Алисы и её способность открывать в нем скрытые резервы: казалось, он должен был свалиться без сил, ан нет – всё равно не падал и продолжал тренироваться. Порой ему виделось, что Алиса слишком много от него хочет, он уже истощён до крайности и больше ничего не может, а она всё равно продолжает его мучить! Но постепенно ему начало нравиться работать на пределе сил, появился азарт – а смогу ли я сдюжить или не смогу?

Алиса была опытнее, но всё-таки проигрывала в одном – в игре «Поймай шпиона» представлявшей собой смесь спортивного ориентирования и салок. Один из них – «шпион» выбирался в город и прятался, потом звонил на мобильный телефон «разведчику» и называл координаты. Но мало было «разведчику» отыскать «шпиона» – так ещё нужно было подкрасться к нему и при этом не дать поймать самого себя. Соломон в детстве облазил весь город и знал все укромные уголки, к тому же как, оказалось, обладал талантом создания различных полей – маскировочных, защитных, сигнальных. Алиса же владела этим средне, с презрением называя это методом колдунов, к тому же ей не хватало выдержки, которая с избытком была у Соломона – тот мог, сколько необходимо сидеть в засаде или прятаться. Не удивительно, что в этой игре Соломон оставался победителем. Вот и в очередной раз юноша подкрался сзади и насмешливо постучал пальцем по спине, означая этим провал разведчика. Алиса в ответ схватила руку в захват.

– Если это было бы на самом деле, тебе бы не поздоровилось, Соломон!

Тот морщился от боли, но по-прежнему усмехался:

– Не поздоровилось бы тебе Алиса, ведь колдун бы не стал деликатно стучать пальчиком по спине.

– Я не сильна в шпионских играх, но зато я хороша в открытом бою!

Юность брала своё – и после тренировок они часами гуляли по городу, иногда заходя в кафе или столовые. Алиса платила за него, и Соломон не стал играть в постоянную позу вежливости, решив отплатить тем же, когда представится возможность.

Соломон научился отключать эмоции по своему желанию: когда надо – радовался, когда надо – печалился. Конечно, это полезный навык для выживания, но калечащий психику – Соломон и сам отметил, что эмоции слабые, ненастоящие. Алиса же умудрялась расшевелить его – то вызывала неконтролируемое раздражение своими методами тренировки, то он хохотал до упаду или умиротворённо сидел с ней в кафе. Алиса не стеснялась своих эмоций – яркие, плотные, горячие, они согревали сердце Соломона. Ему было крайне непривычно реагировать на каждое событие в его жизни.

Соломону частенько казалось, что он живёт в королевстве кривых зеркал. Не понимал он многих вещей, а впоследствии и понимать не собирался: не понимал любовь парней к сальным шуткам и особую гордость ранней потерей девственности и множеством любовниц. Не понимал он нескромного поведения девушек, которые не обижались на эти самые шутки, откровенно флиртовали с противоположным полом, одевались как бляди, постоянно идя на конфронтацию со школьными учителями. Не понимал, как можно до брака переспать с десятерыми и брезговал этим. Не понимал, почему высмеиваются такие хорошие качества как скромность и стыдливость. Поэтому он легко воспринял моральные ценности ислама.

Не верил он любовь с первого взгляда и считал это игрой гормонов, которая, в конечном счёте, ни к чему хорошему не приводит, как после наркотического опьянения наступает долгое и мучительное протрезвление, где оказывается, что муж храпит по ночам, а жена ходит в халате и бигуди. Никто же не ждёт от друга, что он будет идеален во всех отношениях и учится прощать ему недостатки, значит, брак требует более тщательного построения отношений.

Алиса была не просто его наставником, она стала его солнцем. Говорят же «свет моей души», и она действительно стала его светом в доселе не слишком радостной жизни. «Неужели это и есть любовь?» – спрашивал себя Соломон и с ужасом понимал, что да. С ужасом, потому что он считал себя обузой для неё, да и без брака они не имели никаких прав друг на друга. Какой же их него жених – живёт практически на улице, без работы, без ничего.

Выйдя из кинотеатра, Соломон и Алиса обсуждали сюжет фильма, как вдруг на ясное небо набежали облака, и поднялся такой сильный ветер, что воздух стал плотным, и через него приходилось пробиваться. К тому же пыль забивалась в глаза и люди прятались в магазины, торговые центры, подземный переход. Соломон и Алиса скрылись в торговом центре и сквозь стекло смотрели, как бесновалась стихия. Но он утих, и люди высыпали на улицу, но потом так же спешно вернулись в убежища. Алиса неожиданно выбежала на улицу и унеслась в дождь. Соломон растерялся, но тут же помчался вслед. Он пытался догнать Алису, но та бегала зигзагами и не зло смеялась над ним. Соломон почувствовал, что ему нравится ощущать, как капли разбиваются о его лицо и даже порывы далеко не тёплого ветра, неприятно холодящего тело, не смущали его. Дождь лил стеной, не давая чётко разглядеть на расстоянии несколько метров, Алиса воспринималась как смеющийся метеор, и казалось, что дождь тоже смеялся. Наконец Соломон поймал Алису за капюшон куртки.

– Отпусти!

– А ты не убежишь?

– Убегу.

– Тогда не отпущу.

– Раз ты не хочешь меня отпускать – женись на мне!

– Что?

– Ну что ты такой непонятливый? Пойдём к Фатих-хазрату, он нам никах прочитает.

– Как же отец?

– Отец согласен – он знает, что я за плохого замуж не выйду.

– Но это же…

– Ты не хочешь на мне жениться?

Соломон очень этого хотел, но мог ли мечтать о подобном будущем, когда смерть ходит за ними по пятам?

– Друг мой, – сказала Алиса – знаешь ли, неизлечимая болезнь учит тому, что когда-нибудь ты умрёшь. Не от самой болезни, так по другой причине. Когда понимаешь этот факт, жить, как ни странно жить становится легче. Меняются приоритеты, ясно видишь цель.

– Твоя цель – это я?

– Представь себе, что мы бы не были охотниками на колдунов. Мы бы ходили вокруг да около, думая, а достаточно ли мы нравимся друг другу, чтобы связать жизнь. Сейчас, когда каждый из нас рискует нарваться на колдуна в очередной вылазке в город, знаешь, последнее что волнует – сколько у тебя квадратных метров, есть ли высшее образование и всё такое. Потому что метры, деньги, диплом – это не ты сам. Мне нужен ты.

Парни возраста Соломона даже при мысли о свадьбе бегут, опережая собственный визг ужаса. Когда-то Соломон увлекался плетением из бисера, и однажды вместо обычных ящериц, крокодилов и жучков решил сплести кольцо. Когда отец спросил его, зачем он это делает, мальчик ответил, что он хочет подарить его своей невесте. Габриэль засмеялся, но помог его сделать. Прошло время, он раздал свои поделки и случайно нашёл кольцо, когда он собирал вещи. Он никогда не думал, что ему придётся жениться во время войны, его подарком невесте будет лишь это кольцо, свадьба состоится в мечети, где гостями на ней были только братья Алисы. Но стоя перед имамом в мечети, в простых джинсах и старой водолазке, он бы в жизни не променял это на пышную свадьбу с традиционным белым платьем невесты, золотыми кольцами с бриллиантами и прочей мишурой. Когда имам прочитал им никах, Соломон просто взял руку Алисы и понимал, что именно сейчас он по-настоящему счастлив.

Этот день был отвратительно холодный. Алиса на этот раз играла роль «шпиона». Соломон терпеливо ждал звонка на телефон – «шпиону» давалось не более получаса, чтобы спрятаться. Но проходило время, а звонка всё не было. Тот начал злиться – неужто она решила поиграть на нервах, чтобы так отомстить за очередной проигрыш. Тот начал названивать на мобильный. Сигнал шёл, но Алиса не отвечала. Злость сменилась беспокойством – а что если Алиса попала в беду?

Соломон помчался во весь дух, прижимая мобильный к уху. Равнодушные гудки… таким же равнодушным голосом оператора: «Вы можете оставить голосовое сообщение. Абонент не отвечает». Наконец он услышал звонок из какого-то двора. Забежав туда, он увидел, что рядом с мёртвым мужчиной лежит девушка в полосатой чёрно-белой водолазке с красной олимпийкой…

– Алиса, нет…

Алиса лежала в позе молящегося в земном поклоне. От напряжения у Соломона заболела голова. Это была странная боль – над левым виском она вгрызалась в череп, словно собираясь проделать в нём дыру. Отмахнувшись от неё, на негнущихся ногах он проковылял к Алисе и рухнул на колени. Соломон перевернул её и увидел на лбу пулевое отверстие. Казалось, что это какая-то бессмыслица, жестокая шутка – ну не может быть такого, что человек, с которым ты вчера разговаривал – умереть.

Грудную клетку словно стиснуло железными обручами – настолько тяжело было ему дышать. Только ощутив на своих руках тяжесть безвольного тела, он осознал, что это не дурной сон, а безжалостная реальность.

– АЛИСА-А-А-А-А-А!!!

Страшный крик, пронзительный и в тоже время оглушительный, могущий принадлежать потустороннему духу, но никак не живому человеку. Случайные прохожие с удивлением и ужасом смотрели, как еврей раскачивался взад-вперёд, прижимая к себе мёртвую мусульманку, и воя как раненый зверь.

Люди тормошили его, пытаясь расспросить его, но он воспринимал их речь как набор звуков, ничего для него не значащий. Ничего не добившись от него, они оставили его. Реальность распадалась на разноцветные пятна, превращаясь в причудливую картину импрессиониста.

И снова на грани сна и бреда – он увидел сцену из прошлого:

Колдун выстрелил в живот. Пуля прошла сквозь живот, пробив позвоночник. Алиса не закричала лишь потому, что было так больно, что от боли она забыла, как дышать. Она упала на колени, прижимая правую руку к животу.

Колдун решил не просто убить – поглумиться над беспомощной жертвой, насладиться страхом жертвенного животного, над которым медленно заносят лезвие ножа. Алиса подняла лицо, и колдун решил взглянуть ей в глаза.

Во взгляде была видна боль и такая звериная ненависть, что, если бы Алиса, могла бы двигаться, она бы убила бы колдуна голыми руками, вцепилась бы в шею, чтобы вырвать зубами горло, лишь бы выдавить из него жизнь. «УМРИ» – кричала она всем естеством, обратив на это страшное повеление все силы своей души.

А затем – она улыбнулась, словно собираясь рассмеяться над самим колдуном, словно зная то, чего не мог знать сам колдун, и это знание сулило ему самое ужасное, что можно себе представить.

Это было для него слишком, и он немедля выстрелил ей в лоб. Но как только он собирался покинуть место преступления, как ледяные пальцы сомкнулись на горле, сжав его как стальные тиски, перекрыв малейший доступ воздуха.

Колдун сам умирал. Он нелепо сидел на заде, широко расставив распрямлённые судорогой ноги, и сипел, пытаясь протолкнуть воздух. Конечно, колдуны владели навыками самоисцеления, но попробуй их примени, когда практически потерял сознание от боли и удушья.

Монитор противно заверещал, и врач громко выругался, выражая своё отношение к происходящему:

– Ну что там?!

– Фибрилляция!

– Маша, тащи дефибриллятор! Адреналин! Разряд!

Худое тело парня дёрнулось, но линия ЭКГ, подскочив несколько раз, опять замерла.

– Разряд!

– Без толку!

– Сам вижу! Работай амбушкой,11
  Мешок Амбу – ручной аппарат для искусственной вентиляции лёгких, применяемой к пациентам с нарушением дыхания


[Закрыть] я буду проводить массаж сердца.

Соломон словно выкинули из тела в открытый космос. Он ничего не видел, не слышал, не ощущал своего тела и положения его в пространстве, как будто бы находясь в вакууме. Лишь жгучая боль, как будто бы идущая из другой вселенной тонкой ниткой тянулась к нему, напоминая ему, что он жив. Больше всего хотелось ему выдернуть этот зудящий нерв, чтобы он его не беспокоил.

Время остановилось. Ни будущего, ни прошлого – лишь бесконечное сейчас. Если бы Соломон мог испытывать эмоции, он чувствовал, что ему это нравится, но что можно было сказать точно – он хотел, чтобы это никогда не кончалось.

– Маш, запиши время смерти. Видимо парень вслед за девушкой ушёл, – врач устало присел.

– Вот это я понимаю – любовь! Не то, что у меня – заплачет ли хоть этот козёл, если со мной что-нибудь случится.

– Кому любовь, а кому смерть констатировать, – ворчливо отметил мужчина, – да и не верю в любовь мусульманки и еврея.

– Любовь зла, полюбишь и… еврея! – пошутил паренёк в синей форме фельдшера скорой помощи.

«Раствориться в Пустоте и стать самому Пустотой – заманчиво, не так ли?» – спросил голос. Соломон с досадой отметил разум, который не хотел успокаиваться, и не давал ему покоя.

«Ты не Пустота и не можешь стать ей. Как говорил Рене Декарт «Я мыслю, значит, я существую».

«Так что мне мешает прекратить существование?».

«Отказываясь жить, ты предаёшь своё стремление к жизни, которые заложено Творцом в каждое живое творение. Даже хилое растение изо всех сил тянется к солнцу».

«Что толку от моих трепыханий?».

«В тебе есть бесконечный мир возможностей, которые так бездарно хочешь похоронить. Если ты сдашься, то другим подавно нечего делать. Но для тебя это не убедительно?».

«Да».

«Загляни в своё прошлое. Если ты не найдёшь ни одной причины, по которой ты должен жить…».

«Валяй» – великодушно разрешил Соломон.

Голос замолчал и память, словно нетерпеливый приятель, который постоянно дёргал друга, заставляя читать интересные, по его мнению, отрывки из книги, вырванные из контекста, показывала отдельные не связанные между собой вспоминания.

«Убирайся отсюда! Я не потерплю в своём доме отступников!».

«Я буду стоять на кладбище, смотреть на их могилы и смеяться над ними».

«Был Соломон – стал Сулейман».

«Даже ушёл на почтительное расстояние, прежде чем пытаться меня оскорбить. Трусы, одним словом».

«Чхать они хотели, хочешь ты или нет. Если у тебя поле охотника значит ты враг, подлежащий уничтожению».

Большая часть сведений была связана с девушкой-мусульманкой. Девушку звали Алиса, и её повсюду сопровождал Смех. Смех воодушевлял его, словно уносил с собой всё зло этого мира. Смех был связан с Любовью и Горем. Горе принесли ему Колдуны, уничтожив этот Смех.

«Я должен жить, чтобы отомстить. Нет, Я ДОЛЖЕН УНИЧТОЖИТЬ ВСЕХ КОЛДУНОВ!». В сердце загорелась ненависть, огнём прошедшаяся по кровеносным сосудам и, заставила кровь бежать быстрее.

– Маш, я тебя просил желать мне доброго дежурства? Нажелала тут – всю ночь катаемся.

– Нельзя желать хорошего дежурства – примета такая. Вот и сегодня – два инфаркта, пьяная поножовщина в кафешке, и на закуску – три трупа! – добавил санитар.

Соломон, словно тонущий человек, которому, наконец, удалось выбраться из воды, с надрывным всхлипом втянул в себя воздух. Разум прояснился, и тогда он увидел крышу трясущегося грязного уазика, где рядом лениво переругивались медики.

– Глянь, ожил наш покойник! Дышит!

– Правда, что ли? Маш, поди сюда, – грохот падения, и отборный мат врача по поводу слишком впечатлительной медсестры, которая в нужный момент упала в обморок, – давай ты помоги мне!

Врач посмотрел ему в глаза. Во взгляде ещё полуживого человека была такая злость и непреклонная воля, что даже у видавшего виды медика по спине прошёл трепет. Именно эта воля вытащила его из коматозного состояния, и становилось понятно, что, когда он встанет – его врагам не поздоровится.

Он не плакал, когда давал показания в милиции, не плакал, когда встретился с родственниками Алисы, не плакал, когда вместе с другими мусульманами читал по ней джаназа-намаз,22
  Джаназа-намаз – это молитва, которая совершается над умершим мусульманином после обмывания его трупа


[Закрыть] не плакал, когда её тело опускали в могилу. Он ненавидел и ощущал свою ненависть в виде горящего огня на месте души, где раньше жила любовь. Над кладбищем пролетела стая чёрных птиц, и он, наконец, растолковал свой сон – его огненным мечом была ненависть к колдунам.

«Если есть возможность чему-либо научиться – всегда её используй, каким бы нелепым или бесполезным навык не казался. Неизвестно, может быть, это пригодится» – всегда учил отец Соломона. И он не мог не признать, да он выгнал его из дома и не рад его видеть, но всё же он сделал ему много добра, и его мудрость не раз ему пригодилась.

Вот и сейчас – в детстве он часами гулял по улице вместе с Моисеем, лазил во все углы, которые можно, и, возвращаясь домой, всегда получал нагоняй за то, что приходил грязный и оборванный, но зато знал все тайники. Вот и Соломон перестал жить в мечети, ночью находил скрытое местечко, днём сидел в засаде. Он играл в «шпиона и разведчика» с колдунами, где проигравшего ждала смерть.

Вскоре колдуны забили тревогу – они поняли, что на них открыли охоту. Соломон постоянно менял места засады, передвигался только ночью. Конечно, колдуны и сами неплохо видели в темноте, но мало кому охота бродить в одиночку тёмной-тёмной ночью. К тому же колдуны были запуганы, и хоть надо бы найти убийцу, да только как, если на улицу и пинками не выгонишь? Их стало значительно меньше, если и ходили по улице, то с опаской. Соломону уже приходилось вступать в прямые схватки. Стало происходить, что проходило несколько дней, за которые ему не удалось выследить ни одного колдуна.

Тогда Соломон применил другую тактику – в большинстве своём колдуны были евреями, а с ними Соломон был знаком. Нет, он не стал соваться в синагогу, но, зная образ жизни человека, его привычки можно вычислить, где лучше всего на него напасть. всё равно каждый ходит в магазин купить продукты или в гости. И снова дело пошло на лад. Колдуны поняли, что если они и дальше будут сидеть, сложа руки, то их уничтожат одного за другим. Соломон не стал соваться на вокзал – с группой колдунов ему не справиться, но зато засел на выездных путях – наверняка у большинства колдунов личные автомобили, и скорее всего они воспользуются ими.

Но его очень сильно беспокоило, что он давно не видел Моисея. Иногда он пренебрегал осторожностью и подходил к его дому, но ему не удавалось застать его там. Однажды он пошёл на риск и расспросил одноклассника Моисея, что с ним произошло. Тот рассказал, что Моисей принял ислам, и родители стали его жестоко третировать, поэтому он уехал из города. Других подробностей ему не удавалось выяснить.

Однажды Соломон сидел на чердаке. Был жаркий день, и крыша нагрелась так, что на ней можно было жарить яичницу. Юноша обливался потом, то и дело прикладывался к бутылке с водой. Он терпел, ожидая колдуна.

И он пошёл по улице. Это был его отец!

Соломон уже собрал энергию, чтобы нанести смертельный удар, но решиться на убийство отца было не так-то легко, тем более он вспоминал, как Габриэль приходил пораньше с работы и часами играл с ним, а когда Соломон подрос – усаживал рядом и читал ему Тору. Юноша скрипнул зубами, пытаясь убедить себя, что он колдун и что его надо истребить. Соломон ругал себя последними словами, но он очень любил своего отца и убить его – значит отрезать от души кровоточащий кусок. Зная, что он не раз об этом пожалеет, позволил отцу уйти.

Габриэль шёл грустный, думая о своём сыне, даже не заподозрив, какая опасность ему только что угрожала. В руках он держал толстую книгу с арабской вязью

Ребе Рамбам проснулся от щелчка замка. Он жил один, поэтому сразу насторожился и подумал, что в дом ворвались домушники.

– Кто здесь? – спросил он грозным голосом, надеясь спугнуть вора

Неизвестный не только не испугался, но даже замер в ожидании. У раввина заколотилось сердце, но он вышел в прихожую и вздохнул с облегчением, когда оказалось, что это Соломон. Он похудел, приобрёл почти военную выправку – подросток стал юношей. Но губы были сжаты в линию, а тёмные глаза горели ненавистью.

– Ты что здесь де…, – осёкся он, увидев пистолет, направленный ему в лоб.

– Ты дал приказ убить Алису?

– Нет.

– Врёшь. Говори правду или я прострелю тебе коленную чашечку, – каким-то образом Соломон смотрел не на него, а сквозь него и у Рамбама возникло неприятное ощущение, что бесполезно перед ним юлить и изворачиваться.

– Ты предал нас! Ты спутался с этой девчонкой и отрёкся от нашей веры, от нашей общины, от нашей истории, от наших предков! Ты отказался быть евреем и стал никем! Мне было обидно, что мой лучший ученик поступил столь отвратительным образом.