Текст книги "Птицам нельзя летать"

Птицам нельзя летать
Зоя Илоинен

© Зоя Илоинен, 2017

ISBN 978-5-4485-9185-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Маленькую девочку Олю спросили: «Как тебя зовут?» И она с уверенностью ответила: «Ая».

Была одна из тех дождливых ночей в Японии. Наш отряд схватили и бросили в тюрьму. Точнее сказать: остатки нашего отряда, ведь почти всех расстреляли на месте. Не знаю, повезло мне или нет, но я остался жив. А холодные стены темницы стали последним, что я помнил в жизни, ну… или почти последним…

После того, как нас, выживших, допросили, нас оставили сидеть пожизненно. Мы были врагами государства, да и, пожалуй, всей нации.

Я получил камеру одиночку. И неспроста. Я был молод, силен и агрессивен. Я бил по морде всякого, кто осмеливался встать на моем пути или просто косо посмотрел. Меня боялись не только заключенные, но и охранники. Первое время это угнетало, быть изолированным от товарищей, но вскоре, я начал находить в одиночестве особый кайф. Иногда, ночами, я сидел на койке и размышлял, откуда во мне столько ярости. Был ли я злой от рождения, или таким меня сделала армия и тюрьма.

Но, тем не менее, я ни сколько не сожалел об этом. Был случай, когда меня вывели на прогулку во двор. Там были мои ребята и все остальные. И вдруг, какой-то салага вздумал прикалываться надо мной, тявкал что-то нелицеприятное издалека. Я медленно подошел к нему, взял за грудки, поднял до уровня своего лица и посмотрел в его бесстыжие глаза. В них уже промелькнул страх, но малой продолжал вякать. Я взял его за шкирку и нагнул к земле. С криком: «Жри скотина, жри!», я вдалбливал его в грязь. В состоянии аффекта я бил его, пока несчастный не был истерзан и унижен. Прикончить его помешала только охрана, подбежавшая сзади с электрошоком и скрутившая мне руки. Состояние эйфории и морального удовлетворения, часто бывающее у меня после подобных драк, сменилось болью во всем теле и темнотой в карцере. Единственное, о чем я жалел в тот день то, что амнистии мне не видать. А ведь совсем недавно, ходили слухи, что нас, иностранцев, могут освободить за хорошее поведение и вернуть на родину. Но мне следовало забыть о доме и коротать свой век, сидя в камере, дрочить или избивать кого-нибудь. Ведь мне было только 20 лет, либидо на пике и нужно куда-то девать избыток энергии. Бывает, размозжишь пару носов и, прямо удовлетворение наступает.

Так прошло два года. Начальник тюрьмы уходил на пенсию, а значит, грели перемены. Новый был моложе и только Бог знал, что с нами могло произойти. Я, конечно, не боялся ничего. Срока мне не добавят точно, да и смерть была бы в радость. Но товарищи мои слегка паниковали.

И вот, наш начальник, в честь своего ухода решил сделать всем заключенным подарок. Он как-то здорово помог одному влиятельному сутенеру, отмазав его от тюрьмы, и теперь тот, в качестве благодарности, предоставил нашей темнице своих девочек на ночь. В шутку ее назвали: «Королевская ночь».

Да, надо сказать, что свидания с женским полом у нас были, но с такими же заключенными. Я не любил трахать этих сучек, развязных и мужеподобных.

В честь праздника всех собрали в зале, приглушили свет и включили мелодичную музыку. Получилась атмосфера а-ля романтИк. Девочки из публичного дома и правда оказались очень даже милые. Чистые и ухоженные, вроде бы все бывшие гейши. Но, не смотря на это, настроения у меня не было никакого, так что я просто вышел во двор и курил, ожидая пока все разойдутся по камерам. Пачка кончалась, а дождь намочил последнюю спичку. Я вернулся в зал. Народу уже не было и я спокойно уселся на лавку возле стены, задумавшись как всегда о смысле жизни.

– Эй, привет! – внезапно раздалось у меня над ухом. – Чего один сидишь? Может, пойдем, развлечемся?

Я рассеянно обернулся и… оцепенел. Передо мной стоял ангел с длинными иссиня-черными волосами.

– Эй! Меня Ая зовут. А тебя?

Мои мышцы вдруг перестали слушаться меня. Я тупо уставился на нее и мой рот растянулся в дурацкой улыбке.

– Красавчик, как тебя зовут? – повторил ангел.

– Ая.., – тупо улыбался я.

– Да нет же, Ая – это я. А как твое имя?

Я продолжал пялиться на нее. Ее легкое прикосновение к моей руке вывело меня из ступора. Я взял ее ладонь в свои руки и наконец, произнес:

– Ая… какое прекрасное имя…

– Ладно, романтик, ночь не вечна, пошли трахаться! Где твоя клетка? – звонко сказала девушка и потянула меня за собой.

Мой член уже давно напрягся до предела, поэтому я неловко поднялся с лавки, чтобы она его не заметила, и радостно побежал за ней, рукой махнув в направлении своей камеры.

Так в моей жизни появился прекрасный цветок. Между нами сразу возникло нечто большее, чем просто перепихон на раз. Мы стали «встречаться». Если это конечно можно было так назвать. Ая приходила ко мне каждое третье воскресенье месяца в день встреч, и мы трахались. Иногда она приходила и чаще. У нее были какие-то связи с некоторыми охранниками, так что в их смену она спокойно проходила на территорию тюрьмы. Я предпочитал не знать, что это были за связи. На наших свиданиях мы вообще мало разговаривали. Я не хотел знать ничего о ее прошлом и настоящем. То, что она сейчас со мной – только это имело значение. Очень редко, после секса, она затягивалась моей папиросой и спрашивала как я жил до тюрьмы. И я рассказывал о том, как не доучился в школе, как раньше призвали в армию, в связи с недостатком военных сил в стране, как в 19 лет был отправлен на войну, убил кучу японцев, среди которых были и мирные жители. Чтобы подзаработать занимался контрабандой наркотиков. И, наконец, рассказывал ей о том, как был схвачен вместе со своим отрядом и отправлен сюда на пожизненное заключение.

Мы встречались уже несколько месяцев и я стал осознавать, что каждый раз при видя ее все мое нутро трепетало, дыхание перехватывало, а сердце колотилось от волнения как у школьника на первом свидании. Я знал подобные ощущения влюбленности и они обычно быстро проходили. Но то, что я чувствовал находясь с Аей, было не передаваемо, а в дни разлуки меня будто выворачивало на изнанку, хотелось выть от безысходности и тоски. Даже драки и садизм над зеками не приносили больше той радости и удовлетворения. Я писал ей письма, в которых повторял, как хочу ее снова увидеть… Когда видел, смотрел на нее будто преданная дворняга, а касаясь, боготворил каждую клеточку ее нежной как шелк кожи, целовал упругие ягодицы и молился, чтобы наше свидание длилось вечно.

Братва говорила, что я запаршивел и стал мягкотелым, что любовь сделала из меня размазню. Я отшучивался, уходил и от злости заряжал с ноги какому-нибудь салаге, не на своем месте сидящему во дворе, например. Но в глубине души задумывался, а что если это и правда любовь? И если так, то любит ли она меня? А может, я докучаю ей своим трепетом и фразами, что жить без нее не могу? Конечно же, это так. Она – свободная молодая девушка, вольная выбирать себе лучшую жизнь. А кто я? Я – уголовник, обреченный всю жизнь провести за решеткой.

Мучительно пережив три недели, в ожидании нашей следующей встречи, я, наконец, набрался смелости поговорить с ней не только о сексе.

Я договорился с охранником, и мы спрятались в его постовой будке на заднем дворе тюрьмы.

Оставшись наедине, я обнял ее и стал целовать в щеки, губы, шею. Сердце колотилось в бешенном темпе, внутри все сжималось от счастья снова находясь с ней, хотелось кричать… Слова любви чуть не вырвались из меня. Ее рука проникла ко мне в штаны и стала ласкать мой член. Я… я хотел ее, безумно хотел, но усилием воли остановил ее руку и отстранился. Ведь я надеялся поговорить, узнать ее лучше. Теперь я действительно хотел знать о ней всё. И мы говорили. Лежали обнявшись, сначала просто болтали и смеялись, а потом я попросил ее рассказать о себе.

Ая открылась, что ей пришлось рано покинуть родительский дом, она стала гейшей в элитном районе Японии, получала хорошие деньги и могла многое себе позволить. Но вскоре, заведение, где она работала, пришлось закрыть и, много девушек остались ни с чем, вынужденные идти на улицы. И вот ей, ничего не оставалось, как опуститься на самое дно, лишь бы не умереть с голоду. Ей еще не было 18, когда судьба привела ее в нашу тюрьму, где мы и познакомились.

– А ты еще говоришь, что не достоин меня? – рассмеялась Ая, закончив свой рассказ.

Я крепко обнял ее. Печаль и радость одновременно переполняли меня. Печаль – за ее искалеченную юность, а радость, потому что она хочет быть со мной.

– Знаешь, ты мог бы вести себя хорошо. Может быть, тогда твое дело отправят на пересмотр и амнистируют? Тогда мы сможем начать новую жизнь вдвоем, на свободе.

Она погладила меня по руке и тепло улыбнулась.

Луч надежды вновь заплясал в моей душе. Черт, да ради нее, ради того чтобы быть с ней, я в лепешку расшибусь, но все сделаю!

Сам я давно уже плюнул на свою жизнь и готов был встретить старость в этом богом забытом месте. Надо сказать, что временами, задумываясь о жизни на воле, я приходил к выводу, что быть за решеткой очень даже удобно и мне это в каком-то смысле нравится. Ведь когда живешь на свободе, надо постоянно принимать какие-то решения, порой жизненно важные. Нести ответственность за все подряд, работать и самому планировать каждый свой день. Это кажется невероятно сложным. Здесь же, в тюрьме, ты живешь от звонка до звонка. Есть установленный режим дня: подъем – еда – не сложная работа – еда – прогулка – отбой. Ничего сложного, просто действуй по распорядку. Единственное с чем нужно справляться – это вечная скука в мыслях и думы, как скоротать кучу времени до освобождения. Но я любил подебоширить. Любил бить, смотреть на мучения людей и любил чувствовать боль самому, когда избивали меня, а потом я все равно побеждал их и вдалбливал в грязь, унижал и издевался, пока они не захлебывались в собственном дерьме.

Но ради Аи, ради моей ненаглядной девочки, я готов был на все! Я порву любого, но добьюсь амнистии!

А вдруг и правда получится? И мы сбежим с ней вдвоем из этой грязной жизни в лучшее будущее! У нас будет свой собственный дом на берегу реки. Мы будем сидеть на лавочке в тени цветущей сакуры и любоваться на воду и горы вдали. А на плите будет ждать нас вкусный ужин, а после него уютная постель.

С того дня я стал примерным пай мальчиком. Вел себя как подобает, согласно правилам японской тюрьмы. Начал работать сверх нормы и завязал с драками.

Ая продолжала приходить ко мне. Может быть не так часто как раньше, но я понимал, что это время нужно пережить. Так прошло около года и меня, наконец, заметили. Начальник тюрьмы вызвал меня к себе и сказал, что если так пойдет и дальше, то он отдаст мое дело на пересмотр.

– В конце концов, Япония для японцев, нечего вам, иностранцам, занимать тут места, – подытожил он.

Я вышел из его кабинета в смешанных чувствах. Уж не собирался ли он меня просто депортировать в тюрьму моей страны? Но если собирался, зачем поощрять тогда мое примерное поведение?

На следующей неделе Ая пришла в субботу, так что мы опять прятались в постовой будке на заднем дворе. За это пришлось достать охраннику изрядную порцию травки. Зараза просек, что помогать нам прибыльно и поднял цены.

– Милый, ты очень рискуешь. Нельзя доставать наркотики, когда ты уже так близок к освобождению! Кстати, я ушла с работы. Не хочу больше изменять тебе. Хочу, чтобы только ты был моим единственным!

– Солнце мое.., – от счастья слова застряли в моем горле. – Я же тебе говорил, что не считаю это изменой, ведь тебе надо на что-то жить… Это всего лишь работа.

– Не переживай, на сбережения я сниму себе нормальное жилье и устроюсь на честную простую работу. Буду как все нормальные люди. Хоть даже полы мыть, но это будет в сто раз лучше, чем все мое прошлое. И… я буду ждать тебя!

И время потянулось, а может быть, стремительно понеслось. Смотря для чего. Понеслось, потому что рассвет сменял закат и снова был рассвет. Серые тюремные будни окрашивались лучами восходящего солнца, освещая мою жизнь. Дело лежало на пересмотре и оставалось только ждать вердикта и приглашения в суд на повторное слушание.

Но ожидание казалось не выносимо долгим. Прошло несколько лет, за которые Ая сменила кучу домов и всевозможных работ. В наши свидания она все чаще плакала, порой от нависающей безысходности или просто от усталости. Тогда я притягивал ее к себе, она клала голову мне на плечо, и я обнимал ее, гладил по волосам и успокаивал. Я вселял в нее уверенность, говорил, что все наладится и, она улыбалась. Целовала меня, сначала благодарно, потом нежно переходя в страстно и, мы занимались любовью.

Я наверное был законченный идиот, если смог испортить всю свою жизнь. А может быть, и не только свою. В один из дней я получил не хорошее письмо от Аи. Я получал подобные и раньше, ведь она была человеком настроения, и все свои накопившиеся эмоции тут же выплескивала. Она могла признаваться мне в любви и писать, как сильно скучает, а в следующей строчке давать понять, что мы больше никогда не увидимся из-за каких-то мелочей ею же придуманных. Но я знал по себе, что если любишь, то никаких преград не существует, тем более бытовых. А значит, она просто лгала мне про свои чувства.

После таких писем я ходил несколько дней в полном смятении. Работа валилась из рук, сон не шел, хотелось забиться в темный угол и тихо умирать. Одна только мысль о том, что я никто для нее, словно нож вонзалась в сердце, а осознание того, что я ее больше никогда не увижу, не смогу коснуться ее, почувствовать тонкий аромат ее волос и просто быть рядом, проворачивала этот нож до самого нутра, вырезая органы и опустошая душу.

В этот раз я получил подобное письмо, которое подкосило меня на месте. Я был зол на нее, на себя и на все остальное. А до кучи, заседание по поводу меня хотели отложить еще на пару лет.

Я вышел из своей камеры и побрел по коридору, невидяще смотря вперед. Какой-то отморозок, проходя мимо ляпнул: «Эй, ну как там твоя подружка-проститутка? Может одолжишь ее на выходной?» Я просто вытащил заточку и распорол ему живот, а потом заставил жрать его же собственные кишки. Потом последовал карцер на 30 дней, и личное дело было отправлено в архив с печатью: «Пересмотру не подлежит».

Через месяц Ая приехала ко мне как обычно. Естественно бытовые проблемы не заставили ее отказаться от встречи со мной. Я рассказал ей, что произошло и, умолял простить, если она конечно сможет. Она горько улыбнулась и обняла меня.

– Эх ты! Столько лет, а ничему не научился. Ну ничего, когда-нибудь ты расплатишься за все свои грехи сполна, – сказала она и я заметил озорные огоньки в ее глазах. «Значит, простила» – подумал я.

– Ха! А что же я по-твоему делаю сейчас? Я сижу в этом богом забытом месте и не имею возможности жить с любимой, разве не это плата за всё содеянное?

– Ну, у тебя ведь был шанс сдержаться, но ты не использовал его. Опять преступил закон. Может быть, в следующей жизни ты родишься маленькой хрупкой девочкой и не сможешь никому навредить? – она заливисто засмеялась и, мне тоже стало весело от этой мысли.

***

Прошло уже несколько месяцев, а от Аи не было никаких вестей. Я не находил себе места. Был как загнанный зверь в клетке, пытаясь хоть по каким-нибудь каналам узнать, что с ней и где она. Но информации не было. Я выкуривал по 3 пачки папирос в день, сидя во дворе и сдерживая слезы.

Холодным декабрьским утром по решетке моей камеры простучали дубинкой и объявили что ко мне посетитель. Я проснулся, вскочил с койки и понял, что во сне рыдал – кожа на щеках была стянута от высохших слез. Я потер лицо и поспешил в комнату для свиданий. Там была Ая.

– Родная моя, что случилось? Где ты пропадала? – я подбежал к ней и крепко обнял.

Она казалась очень мрачной, а в глазах читалась безысходность.

– Понимаешь… Мне было очень тяжело все эти месяцы. Работы не было, деньги кончались. А из комнаты выселят со дня на день. Но особенно трудно было не видеть тебя все это время. И вот сейчас я обнимаю тебя, но лишь для того, чтобы вновь проститься… навсегда…

– Почему?! – слезы остановились в моих глазах.

– Мне нужно как-то жить… а пару дней назад мой «бывший» нашел меня и предложил работу. Это займет несколько месяцев, потом возможно я вернусь, а может быть… и нет. В Англию идет корабль с влиятельными чиновниками и они наняли «бывшего» обеспечить им досуг на время долгого плавания. Вот он и набирает своих прежних девочек. Мы профи, а значит точно справимся с этой работой.

«Бывшим», Ая называла сутенера, на которого раньше работала. Поэтому, вновь услышав это слово, у меня все перевернулось внутри: она возвращалась к проституции. А значит, снова будет мне изменять. Но больнее всего то, что я могу ее никогда больше не увидеть. Да и грех для нее, упускать такую возможность. Если хорошо ублажить богача, можно стать его наложницей и переехать в лучшую жизнь. А что могу дать ей я? Только слезы и нищету.

Я бессильно опустился на пол, закрыл лицо руками и, тело мое беззвучно вздрагивало от невозможности зарыдать. В животе все сжалось, я пытался «отпустить» ее прямо сейчас, «выгнать» из своего сердца. Но не получалось. Она опустилась на колени рядом со мной, взяла мое лицо в свои ладони и начала целовать в лоб, в щеки, в губы, что-то бессвязно бормоча, а слезы катились из ее глаз, делая влажным лицо и одежду.

Я ощутил их соленый вкус на своих губах и, что-то надломилось во мне в ту секунду. Я взял ее за руку и резко вскочил.

– Идем! Мы сейчас же выберемся отсюда!

Она хотела было что-то сказать и удержать меня, но не успела. Я уже тащил ее к двери.

Резко дернув ручку, я выломал замок, и оглушил охранника дверью. В углу я заметил кусок арматуры и взял его. Им я сбил второго охранника, спешащего на подмогу. Когда мы оказались в основном корпусе, там во всю уже выла сирена. Охрана неслась к нам со всех сторон.

– Прошу тебя, не надо, – просила меня Ая.

Но я продолжал бежать, одной рукой держа ее, а другой, размахивая арматурой, валил подбегающих охранников. Какая-то неведомая сила владела мной в тот момент. Люди разлетались, словно тряпичные куклы от моих ударов. Я пронзал их насквозь и проламывал черепа. Мы уже почти добрались до главного выхода, как вдруг острая боль пронзила мое правое плечо и я не смог держать Аю. Она упала на пол и охранники тут же схватили ее. Я рванул к ним, но новый выстрел подкосил мою ногу. Поднявшись, я продолжил движение, отбиваясь от налетающих на меня охранников. Я видел дикий испуг в глазах Аи, я слышал, как она кричит мне, умоляет перестать и сдаться.

– Я люблю тебя, слышишь! Мы выберемся! – кричал я ей.

– Я тоже… тебя… Но пожалуйста, остановись!

Они уводили ее прочь от меня. Я резко рванул, сбросив всех, кто уже висел на мне в попытках усмирить, и побежал, но громкий выстрел отразился хлопком в моей голове и, кровь залила глаза. Мир вокруг окрасился в красное и погрузился в тишину. Я увидел ее широко распахнутые от ужаса глаза и то, как она дернулась в мою сторону. Я продолжал ползти к ней и повторял: «Ая, я люблю тебя! Я люблю тебя, Ая! Я никогда не забуду! Я… тебя… Ая!

Она сидела на коленях, держала мою голову и гладила по волосам. Касалась губами моего уха, что-то шепча, а кровь окрашивала ее руки и заливала пол. Это последнее, что я помнил в жизни, прежде чем погрузиться в невесомость. Такой сильный я угас на глазах. Такой молодой, я прожил бесславную жизнь. Я мог вырваться и лететь, но лежал с отрубленными крыльями, не в силах что-то изменить.

***

Маленькая Оля стояла посреди комнаты и старательно укладывала куклу в коляску. Оля со всем терпением погрузилась в этот процесс, но кукла сначала не хотела запеленываться, а потом упорно не лезла в люльку.

– Ах ты гадина! – девочка жестоко затрясла игрушку, насильно запихнув ее в коляску, а потом продолжила неистово пинать все вместе.

Наконец с куклой было покончено и Оля с мамой отправились гулять на детскую площадку.

В песочнице играло еще несколько детей, и они попросили у Оли кто совок, кто ведерко. Она была не жадной и сразу же поделилась, но вскоре поняла, что сама осталась без всего. Попросив игрушки обратно, она нарвалась на грубость. И ком подкатил к горлу. Вернее сначала была праведная злость и желание врезать всем и каждому, окунув обидчиков головами в песок, но она понимала, что этих мальчиков ей не победить, ведь они были намного сильнее ее.

Оля просто стояла посреди песочницы, бессильно опустив руки, вспоминая что-то. А в мыслях были только: Ая, ненависть, решетки и безысходность… Она снова была как орел, скованный цепями собственного тела.