Текст книги "Оранжевая страна. Фехтгенерал"

Глава 22

Южная Африка. Наталь. Верховья реки Оранжевая

28 июня 1900 года. 09:00

Из зарослей кустарниковой акации, метрах в пятидесяти ниже по склону, выскочили несколько здоровенных собак. Антрацитово-черные, бугрящиеся мускулами, раззявив брыластые пасти, они летели на нас наметом, по-зрячему хрипло взлаивая.

Я вскинул пистолет и сразу опустил его: с такого расстояния палить из «Браунинга № 1» по движущейся мишени – занятие для клинических оптимистов.

Схватился за маузер, но не успел достать его из кобуры, как позади раздались хлесткие выстрелы.

Две первые собаки, с разгона полетев кубарем, задергались в конвульсиях, третья – просто ткнулась мордой в щебенку и застыла, четвертая – получив рикошетом по морде пулей, жалобно взвизгнула, пошла юзом, попыталась развернуться, но последний выстрел уложил ее замертво.

Я обернулся. Ну кто еще так может? Конечно…

– Как-то так, милый. – Пенни картинно выбросила затвором гильзу из «Винчестера» и стала быстро заталкивать патроны в магазин.

– Что это за нахрен, падре? – рявкнул я на священника и сразу замолчал. И так ясно, «что это за нахрен». Святой отец, воспользовавшись бурей, откуда-то бежал: возможно, даже из того поселка, который видела Пенелопа. Побег не остался незамеченным, вдогонку послали собак. Остается открытым вопрос: кто и за что полонил батюшку, и ответ на него надо получать как можно быстрее. Почему? Да потому что за собаками всегда идут люди. А по ним вот так, с бухты-барахты, палить не следует. А если падре гоняют за дело? За матушкой католической церковью и ее проводниками всегда водилось немало грешков. Да таких, за которые затравить собаками еще милостью посчитать можно.

– Милая, бери свой «Манлихер» и держи под прицелом край зарослей. И не высовывайся… – приказал я жене, а сам обратился к священнику: – Падре, у вас всего несколько секунд на объяснения.

Священник оказался образцом лаконичности для своего сословия:

– Нес слово Божье, миссионерствуя в койсанском племени, банда разбойников взяла меня вместе с туземцами в плен, всех заставляли работать на промывке породы, ужасные люди, почти все португальцы, ничего святого, только золото на уме. Главарь и его помощники – вообще сатанисты и мужеложцы. Я воспользовался непогодой и бежал. Но на прииске остался мой собрат, падре Доменик и полсотни туземцев. Помогите нам – и Господь отблагодарит вас.

Похоже, что падре не врет. Или врет, но очень складно. Ладно, поставим на первый вариант.

– Понятно. – Я быстро пристегнул к маузеру кобуру-приклад. – Пенни, приказ прежний: остаешься здесь и убиваешь всех, кто появится из кустарника. Старайся не подпускать близко. Я их встречу вон там. Видишь?..

– Угу. – Пенелопа деловито оборудовала себе позицию, пристраивая стрелковый мешок на камень. – Иди…

И пошел. Ввязываться в позиционную перестрелку с бандитами очень не хотелось – к ним могло подойти подкрепление. Да и вообще, чревато это. Поэтому само собой напросилось следующее решение: пока они будут бодаться с Пенни, зайти к португалам в тыл и решить все по-быстрому. За жену почти не опасался, снизу ее позицию еще попробуй обнаружить, а сверху совсем наоборот, все заросли как на ладошке, и стреляет Пенелопа как бог. И главное, не боится людей убивать – а это дорогого стоит. Но вообще не дело это – бабе воевать. В первый и последний раз резвится.

– Вот же, сука, не везет-то как, – бормотал я, перебегая от скалы к скале. – От водопада ушли – нарвались на бурю. Бурю пережили – нашли священника. Кинуть бы его да свалить самим на хрен, но не получается. Нам на ремонт шара время нужно, а бандиты уже на подходе. По-любому стычки не избежать. Увы нам, увы… Непруха, одним словом. Так, пришли. Вот здесь и подождем.

Долго ждать не пришлось, через пару минут в двух десятках метров от меня появились два вооруженных мужика. Карабины Маузера, длинные ножи, револьверы, высокие сапоги, бурские допперы, то есть короткие полупальто из толстого сукна, перепоясанные широкими кожаными ремнями, шляпы и смуглые морды, прямо подтверждающие теорию Ламброзо – то есть ничего необычного, типичный внешний вид доброй половины белого населения Южной Африки.

Укрывшись за большим камнем, они стали разговаривать, но на португальском языке, поэтому я ни черта не понял.

Почти черный от загара крепкий парень показывал на скальную гряду, за которой скрывался наш воздушный шар, а его товарищ, постарше, упрямо мотал заросшей патлами башкой и, видимо, предлагал вернуться. Трупы собачек им пока не было видно, но выстрелы они слышали точно, что, скорее всего, и вызвало ожесточенный спор. Оно и понятно: одно дело весело гонять безоружного святошу и совсем другое – связываться с вооруженными неизвестными.

Разброд и шатание прекратил появившийся третий, настоящий гигант с рыжей бородищей лопатой. Он тут же разразился длинной экспрессивной тирадой, сопровождаемой энергичными жестами. Насколько я понял, приказывал обойти гряду с разных сторон.

Как только он закончил, из кустов выполз четвертый – длинный и тощий юнец с большущей «слоновьей» двустволкой.

Гигант погрозил опоздавшему кулачищем и стал повторять приказ лично для него.

Я мог легко положить всех четверых со своей позиции и даже уже прицелился, выбрав первым рыжего, но тут решила вступить в дело Пенни.

С холма грохнул выстрел, башка главаря, неосторожно высунувшегося из-за камня, лопнула как перезревший арбуз. Его подчиненные после секундного замешательства залегли в кустах, но не все – юнец галопом помчался прямо на меня, путаясь ногами в висевшем на поясе длиннющем ноже.

Мысленно выматерившись, я дождался, пока он подбежит, и банально подставил ногу, а когда тот с грохотом приземлился, дал парню по башке подвернувшимся под руку булыжником.

Пока вязал ему руки кожаным шнурком, Пенни еще раз пальнула, опять кого-то подбив – что засвидетельствовали болезненный вопль и сдавленная ругань. Впрочем, та прервалась на полуслове сразу же после третьего выстрела моей женушки.

– Три, четыре, пять, я иду искать… – закончив с «языком», я стал осторожно высматривать последнего разбойника. – Кто не спрятался, я не виноват.

Но тот спрятался, хорошо спрятался, потому что я так никого и не обнаружил. Но обнаружила Пенни с уже стандартным для нее вариантом развития ситуации. Хлестнул выстрел, и опять прозвучал короткий вопль в зарослях, совсем неподалеку от меня.

Подбитый разбойник попытался отползти, но я уже заметил его и без затей пристрелил. Как бы все.

Быстро проверил трупы, собрал оружие со всем ценным, потом поднял за шиворот начинающего приходить в себя пленного, навьючил на него трофеи и пинками погнал в лагерь.

Пенелопа уже перевязывала священника, вовсю болтая с ним по-французски.

– Это падре Жозеф! – представила она его мне. – Из ордена иезуитов.

– Я из ордена Святого Игнатия, дочь моя, – вежливо поправил священник. – Называть нас иезуитами не совсем правильно… – и тут же обратился ко мне, перейдя на английский: – Я хочу поблагодарить вас, но, увы, не знаю вашего имени…

– Джеймс Бонд!.. – упредил я уже начавшую открывать рот Пенелопу. – Мистер Бонд и миссис Бонд. Итак, падре Жозеф. С преследователями мы решили. Теперь самое время рассказать вашу историю, но желательно в сокращенном варианте. А ты, дорогая, отведи в сторону пленника и хорошенько допроси его. Нет, развязывать не надо.

– Я? Ты мне доверяешь? Ну хорошо… – Пенни выглядела несколько ошарашенной. – А если он не захочет говорить, можно я его… мм… побью немножко? Хлыстом. Или палкой.

– Можно, но лучше прострели ему колено, моя роза, – мягко посоветовал я.

– Право слово, в этом нет нужды! – поспешно заявил священник. – Это Адольфо, он еще не закоснел в грехе окончательно, так что не будет упорствовать…

– Ты меня слышала, дорогая, – бесцеремонно прервал я священника. – Падре Жозеф, у нас не так много времени.

– Да-да, сын мой, – быстро закивал иезуит. – Все случилось три месяца назад…

А случилась с ним довольно банальная по меркам Африки история. Они на пару с падре Домиником просвещали племя койсан. Дело шло на лад, но тут пришли золотоискатели, они же по совместительству разбойники, которым позарез нужны были рабы на золотой прииск неподалеку. Половину аборигенов без особых затей постреляли, вторую половину взяли в плен. Братья иезуиты попробовали возмутиться, не оценив предложения сваливать подобру-поздорову, и живо сами оказались в загоне для рабов.

– Ну что же, падре Жозеф, вы теперь свободны, – высказался я, дослушав священника. – Провизию и снаряжение мы вам предоставим.

– Но там же люди в рабстве! – вскинулся священник. – Вы же не можете…

– Милый, можно тебя на минутку, – подозвала меня Пенелопа.

– Один момент, падре… – Я подошел к ней. – Что, дорогая?

– Он… – Пальчик Пенни указал на «языка», сидевшего с пришибленным видом. – Говорит, что на прииске осталось всего четыре человека. Было больше, но пятеро сегодня с утра отправились за провизией в ближайший поселок. Неделю их точно не будет. И там… – она загадочно понизила голос, – там золото. Много!

А вот здесь наступила пора озадачиться. Нет, я вполне человеколюбив, но до известного предела. Наобум соваться спасать второго иезуита и не собирался. Но вот эта новая вводная вносит некоторые поправки в мои намерения. Золото – это, конечно, соблазнительно. Но оный металл имеет одно неприятное свойство – тяжелый, зараза. А у нас шар на ладан дышит…

– Можно заменить песок в балластных мешках на самородки, – невинно сообщила Пенни. – И заодно сделать доброе дело.

– Добрыми намерениями выложена дорога в ад, – буркнул я ей. – Ладно, я подумаю. Иди пообщайся с падре. Накорми его, что ли. А я побеседую с этим…

Особо не церемонясь, отволок Адольфо подальше от глаз иезуита и начал беседу с легкой зуботычины:

– Английский понимаешь?

– Угу, – отчаянно закивал парень. – Да, сеньор, да…

– Молодец. А теперь…

Парень слово в слово повторил то, что я уже слышал от священника и Пенелопы. При этом добавив, что раскаивается и готов в обмен на свою жизнь показать короткую дорогу к лагерю.

– И золото, сеньор! Я покажу, где Альфонсо прячет золото!.. – горячо зашептал он. – Альфонсо – это был наш главный. Ну… тот, которого вы застрелили. Рыжий. Только не убивайте, Христом Богом молю! И не отдавайте туземцам, – парень вдруг бурно зарыдал, – не надо, они меня съедят… а-а-а!..

– С чего ты взял, что мы тебя собрались отдавать?

– Сеньора сказала… – всхлипнул Адольфо и показал носом на Пенелопу.

– Понятно. А теперь заткнись… – Я засунул ему кляп в рот, отошел в сторонку, присел, не спеша раскурил сигару и спросил сам у себя: – Ну и что делать?

Самая благоразумная часть моего мозга настойчиво советовала ни во что не ввязываться. Отремонтировать шар, на что уйдет времени максимум до вечера, и валить домой. Особо лихачить на нем не получится, но в воздухе держаться должен.

А вот вторая, авантюрная часть сознания, прямо в голос орала, рекомендуя разобраться с оставшимися разбойничками и захапать золотишко. Ибо пригодится, а с вопросом перегрузки можно справиться, заменив балласт и выбросив все лишнее из шара, коего, как я успел убедиться, вельми много. И совсем необязательно брать на дело Пенни, с четырьмя бандитами я и сам справлюсь. Вот только надо отправляться прямо сейчас, чтобы хорошенько понаблюдать за прииском.

В общем, докурив до половины сигару, я принял решение и стал собираться. Куда? Конечно же на прииск. А куда же еще? Надо только Пенни приструнить. Ишь, глаза горят – воительница…

– И не думай – тебя с собой не возьму.

– Ну почему? – Пенелопа даже кулачки к груди от отчаяния прижала.

– Милая, я все понимаю, но не возьму. Даже не буду объяснять почему, ты все сама знаешь.

– Знаю, но мне так понравилось!.. – Тут она сообразила, что сказала лишнее, и покраснела. – Хорошо, хорошо… И не надо делать такое строгое лицо. Да-да, я понимаю, что это не спорт и в ответ может прилететь пуля. Война – не женское дело и так далее и тому подобное. Ты мне уже сто раз говорил. Я не дура, запомнила. Но все равно: мой муж – жуткий злюка.

– Вот и хорошо, что ты все понимаешь. – Я чмокнул ее в щечку. – Приглядывай за этим Жозефом. Я скоро.

– Ракетницу возьми. – Она вытащила из кофра тяжеленный сигнальный пистолет с бронзовым стволом и дала мне. – Как закончишь, выстрелишь ракетой. Чтобы я не беспокоилась.

Глава 23

Южная Африка. Наталь. Верховья реки Оранжевая

28 июня 1900 года. 18:00

– Итак, что мы имеем? – Я отложил бинокль и перевернулся на спину. – А имеем мы нелегальный золотой прииск, хозяева которого вдобавок к этому используют незаконный рабский труд, что, как бы странно это ни звучало, совершенно преступно в Оранжевой Республике. И я, как официальное лицо, в полном праве сие безобразие пресечь. И скоро пресеку. Еще немного понаблюдаю – и обязательно исполню свой гражданский и служебный долг.

Адольфо, как и обещал, привел меня самым кратким и удобным путем к логову бандитов. Сделав свое дело, он мирно пристроился возле большой акации, связанный по рукам и ногам. А я вот лежу на пригорке и уже два часа как наблюдаю за лагерем.

Лагерь как лагерь. Несколько хижин, сложенных из сланца, загоны с лошадками и быками, выгороды для содержания рабов, ну и сам прииск. Неглубокий котлован и мойка, куда отвели воду с реки. Все как везде. Видимо, Оранжевая здесь сменила русло, вот старое и разрабатывают.

Туземцы, около полусотни, уныло роются в земле, пара бандитов за ними присматривает. Третий разбойничек кашеварит возле кухни под навесом. Четвертый – мирно спит на топчане в тенечке. Падре Доминика не видно.

Непосвященному человеку может показаться странным, что несколько белых успешно тиранят стольких кафров. Но тут ничего удивительного нет. Туземцы принадлежат к койсанской народности: более чем мирные и наивные существа. В неволе быстро ломаются, да и методы, используемые рабовладельцами, отточены веками, кого хочешь вымуштруют.

Будь со мной Пенни, мы бы в два счета перестреляли субчиков с расстояния, но ее нет, а одному это сделать совершенно нереально. Поэтому придется переться в лагерь.

– Поехали… – Я отполз с холмика назад, встал и, особо не скрываясь, направился по неглубокому оврагу к лагерю.

Вышел к торцу крайней хижины, осторожно выглянул, тщательно прицелился и выстрелом в голову из нагана упокоил мирно дремавшего в тенечке толстяка. Совсем тихо не получилось, он вскрикнул перед смертью, но повар, ближе всех находившийся к этому месту, как раз яростно лупцевал дубиной какого-то кафра и ничего не услышал. Я спокойно подобрался поближе, дождался, пока негр уползет в сторонку, поймал поварскую лысину на мушку и плавно нажал на спусковой крючок. Револьвер тихо кашлянул, кулинар едва слышно всхлипнул и осел прямо в костер.

– Минус два… – Я быстро выбил из барабана стреляные гильзы и вставил новые патроны. После чего спрятал револьвер в кобуру, удобно пристроил ствол маузера на поленницу дров и прицелился в охранников, стоящих ко мне спинами.

Резкий звук выстрела – и левого разбойника снесло в котлован к кафрам. Второй успел укрыться за штабелем бревен, пал на колено и, вскинув винтовку, стал водить стволом по сторонам, высматривая противника.

Ты смотри, резкий какой… Мне не было видно его голову с туловищем, зато отлично просматривалась опорная нога, куда и послал пулю. Бандит взвизгнул, пальнул в воздух, завалился на бок и, тут же получив еще два свинцовых подарка, навсегда затих.

– Как бы все… – Чрезвычайно довольный собой, я встал и пошел к хижинам, искать второго иезуита. Кафры подождут. Но едва сделав пару шагов, полетел на землю от страшного удара по голове.

Не знаю, как я не потерял сознание. Вернее, я его все-таки потерял, но, когда через мгновение пришел в себя, обнаружил, что сижу на земле и целюсь из пистолета в низенького кафра с дубиной в руках.

Страшно грязный, плюгавый и кривоногий, с разбитой мордой, он замахивался на меня здоровенным длинным поленом.

В глазах все плыло, но я успел заметить, что лицо туземца было искажено жуткой гримасой ненависти.

«Дурень ты дурень… – мелькнула мысль. – Я же тебя освобождать пришел…»

И дважды нажал на спусковой крючок.

А потом, напрягая все усилия, чтобы не улететь в маячившую где-то рядом темноту, дополз до стены хижины и привалился к ней спиной.

Приступы отчаянной тошноты жестоко терзали желудок, сознание временами исчезало, сменяясь причудливыми видениями, потом опять появлялось вместе с жуткой головной болью. Не знаю, сколько я так просидел, но, когда пришел в себя, уже наступали сумерки. Тошнота с туманом в глазах прошли, но во рту пересохло так, что язык царапал десны, как наждачная бумага.

Первым делом вылил в себя половину фляги воды, а потом осторожно ощупал череп. С ужасом ожидая найти в нем дырку с кулак размером. Но не нашел, а обнаружил всего лишь легкую ссадину и здоровенную шишку чуть повыше уха.

– Были бы мозги, было бы сотрясение… – нашел в себе силы пошутить и попытался встать.

Не с первой попытки, но встал и огляделся. К дикому удивлению, в лагере ничего не изменилось. Вот обугленная тушка повара дотлевает в костре, чуть поодаль валяется трупик охранника, третий разбойничек так и лежит на топчане в луже засохшей крови. Дохлый кафр с дубиной тоже никуда не исчез.

– Не понял… А где рабы? Разбежались? – Я подобрал карабин повара и, опираясь на него как на палку, поковылял к котловану.

Добрел, заглянул вниз, обнаружил рабов смирно сидящими на корточках, хмыкнул и, достав сигнальный пистолет, выстрелил в начинающее темнеть небо красной ракетой.

– Идиоты долбаные… Пусть с вами ваш пастырь разбирается… – буркнул я, вылил себе на голову остатки воды из фляги, а потом, почувствовав себя лучше, побрел осматривать лагерь.

Второй иезуит нашелся в одной из хижин. Он лежал на куче тряпья без сознания, сотрясаясь в приступах жестокой лихорадки. Я ничем серьезным не мог помочь, поэтому только смочил священнику губы водой из плошки, стоявшей на полу, и направился в другую хижину, где, по рассказам Адольфо, располагалось обиталище главаря банды и по совместительству хранилище общака.

Тяжеленный амбарный замок поддался только с третьего удара колуна. Я совсем обессилел, его круша, а когда наконец сломал, вспомнил, что забрал у мертвого Альфонсо связку ключей. Ну и ладно: мне, ушибленному в голову, простительно.

– Так, ну и что тут у нас? – Я шагнул через порог и, разглядев керосиновую лампу на стене, зажег ее.

Обстановка внутри оказалась вовсе уж немудрящей. Стол, сбитый из досок от ящиков, колченогий табурет, пара полок, здоровенный, окованный железными полосами сундук да топчан, покрытый облезлыми козьими шкурами.

Но меня интересовал только сундук. Я достал из кармана ключи, подбросил их в руке и, решив передохнуть перед решающим обыском, присел на табурет. Голова уже не кружилась, но все еще зверски болела, да и ноги то и дело норовили подкоситься.

Посидев пару минут, обнаружил на столе маленькую табакерку. Открыл ее и довольно ухмыльнулся. Да-да, я все понимаю, это явное зло, но в моем случае – наименьшее зло. Сыпанул на палец белого порошка и употребил.

По голове будто опять поленом саданули, но в этот раз с совершенно другими постэффектами. Голова сразу прояснилась, вокруг стало как-то светлее, я четче стал различать звуки, а руки и ноги опять налились силой.

Прекрасно понимая, что это ненадолго, вскочил с табурета, упал на колени и стал быстро подбирать ключ. Открыть замок удалось только с третьей попытки. Отчаянно заскрипев, крышка открылась…

И тут же над головой что-то оглушительно грохнуло, а в противоположной стене образовалось отверстие размером с арбуз.

Боясь пошевелиться, я потряс головой, приходя в себя, дождался, пока пороховой дым рассеется, и только потом сообразил, что случилось. Клятый Альфонсо, видимо не доверяя своим подельникам, устроил хитроумную ловушку. Предполагалось, что желающие поживиться золотишком откроют сундук, крышка потянет проволочку, а припрятанный на полке обрез чудовищного калибра снесет незваному гостю башку. Или что там под выстрел подвернется.

Спасло меня лишь то, что я стал на колени, да еще несколько сбоку, неосознанно уйдя с линии огня.

– А не слишком до хрена на сегодня приключений? – поинтересовался я у сундука. – Как по мне, хватит уже…

Ответа ожидаемо не получил и принялся выбрасывать барахло на пол.

Чистое бельишко, куртка, новые сапоги, еще какая-то хрень… Стоп, а что это?

На свет появился сверток. При ближайшем рассмотрении находка оказалась небольшой шкатулкой, бережно завернутой в кусок одеяла.

Ключ к ней на связке не нашелся, пришлось ломать. Просунул в щель кинжал, с силой провернул… легкий треск, и крышка отлетела в сторону.

– Тебе бы домушником подрабатывать! – погордился собой и, разглядев содержимое, несколько озадачился. С каких это делов банальному разбойнику собирать такие изящные и редкие вещички?

Взвесил на руке складной нож, а если точнее, испанскую наваху. Щелкнула пружина – и из ручки, отделанной черненым серебром, выскочил хищный клинок матово-синеватой стали.

– Красавица… – Я влюбился в нее с первого взгляда. Немалого размера, но великолепно сбалансированная, строгой красоты, и в руке лежит как влитая. – Однозначно забираю себе.

После того как находка опустилась в карман, достал небольшой револьвер скрытого ношения весьма странной конструкции. Пять стволиков, собранных в один пакет, одновременно являются барабаном, калибр несерьезный, но под унитарный патрон кольцевого воспламенения, а сам револьверчик на диво ладный и компактный. И красивый: изящно отделан слоновой костью и золотом.

Покопавшись в памяти, я определил его как бундельревольвер, или по-иному – пеппербокс, и решил подарить Пенни. Еще та любительница стреляющих кунштюков, как раз в тему придется.

Так и разделил все содержимое шкатулки. Помимо навахи мне еще достались жилетные платиновые часы почтенной швейцарской фирмы «Брегет». Помните, как у Пушкина? Вот-вот, это именно о них.

Все остальное отошло Пенелопе, а вот старинный, немного аляповатый женский золотой перстень с просто громадным красным камнем я приберег для подарка ей на помолвку, коей у нас толком и не случилось.

Но это все мелочи; когда сундук опустел, я добрался до главного – потайной крышки, за которой должны были находиться мешки с золотом, общим числом пять, примерно по двадцать пять килограмм каждый. Так, по крайней мере, рассказывал Адольфо.

Крышка вышла из пазов и улетела, отброшенная в сторону. Я просунул руку внутрь и…

И лапнул только голый камень. Тайник оказался пуст.

Золото там когда-то, может быть, даже совсем недавно, наверняка лежало, я все-таки нащупал маленький самородок, очевидно выпавший из мешка, но сейчас его точно не было.

Пообещав себе утром медленно кастрировать Адольфо, я запер хижину изнутри и завалился на топчан. Дремать, ибо сил не осталось совсем…

Ночь пролетела как одна минута. Выспаться ожидаемо не получилось, подспудно глодала мысль, что клятые туземцы вот-вот придут в себя и спалят здесь все, вместе со своим спасителем.

Но не спалили. Выйдя из хижины, я обнаружил их потерянно слонявшимися по лагерю. Увидев меня, бывшие рабы дружно грохнулись на колени и, как я ни старался, поднять их не получилось.

Я плюнул, проанализировал свое самочувствие, решил, что все-таки смогу дойти к Адольфо и выполню свое вчерашнее обещание – отхвачу к чертовой матери его бубенцы под корень. Нет, ты смотри, сука какая! Спрашивается, для чего я здесь такие муки принимал? Из-за малюсенького самородочка? А вот хрен!

Но тут появились Пенни с падре Жозефом. Пенелопа вооружилась до зубов и выглядела очень воинственно, а вот иезуит смотрелся каким-то сконфуженным. С чего бы это?

– Милый, что с тобой?! – ахнула Пенни и бросилась ко мне на шею.

– Ничего страшного… – Я осторожно освободился и глянул в бочку с водой. – М-да…

– Ничего страшного? – грозно завопила Пенелопа. – Ты говоришь, ничего страшного? Надеюсь, ты убил эту сволочь?

– Угу… – показал я на дохлого кафра, уже начинавшего пованивать. – Совсем сдурел клятый ниггер.

– Это Мбота, – скорбно пояснил падре Жозеф. – Страдания лишили его разума.

– А я лишу этих макак жизни! – Пенни вскинула винчестер.

Аборигены, как цыплятки к несушке, подбежали к священнику и скучковались за его спиной. А сам иезуит сделал шаг вперед, поднял руки и, трагически играя голосом, заявил:

– Нет, смилуйтесь! Они же как дети! Если вам нужна чья-то жизнь, забирайте мою!

Надо сказать, в этот момент он был похож на какого-то библейского святого, идущего на костер за свои убеждения. А точнее, на голливудского актера вторых ролей, отвратительно играющего этого святого.

– Оставь… – я опустил ствол карабина Пенелопы, – хрен с ними. Тут такое дело. Я там привязал к дереву чертова Адольфо, так вот, он мне срочно нужен.

– Видели мы его, – хихикнула Пенни. – Сопляк получил по заслугам.

– Не понял.

– Парня сожрали звери, – пожала плечами она. – Одни кости да сапоги остались. А зачем он тебе?

– Тайник пуст, – я со злостью пнул пустую консервную банку, – понимаешь, он пуст! Вот зараза!

– Вы, наверное, о золоте? – встрял в разговор священник. – Так его позавчера увезли. К счастью, увезли. – И пафосно добавил: – Этот презренный металл приносит только страдания.

– Знаете что, падре… – я чуть не заехал ему по морде, но сдержался, – лучше займитесь выпасом своих овечек. И кстати, ваш собрат вон там. Вчера еще дышал. Как сегодня, увы, не знаю. А мы откланиваемся…

Но сразу откланяться не получилось – я сильно переоценил свои силы. Пришлось остаться и отлеживаться с компрессом на башке.

К счастью, второму священнику стало лучше, он даже поднялся, оказался сведущ в медицине и, осмотрев меня, назначил какие-то припарки из местных трав, сразу снявшие головную боль.

К утру следующего дня я сравнительно ожил и, вопреки уговорам Пенелопы, собрался отчаливать.

Все трофейное оружие оставил аборигенам, пусть их: может, научатся давать отпор злодеям. С падре Жозефом обошелся сухо – ну его, хренова художника человеческих душ… Особых причин нет, но не нравится мне он. А вот с падре Домиником простился вполне сердечно. Приятным дядечкой оказался иезуит.

С шаром дело обстояло гораздо хуже, чем показалось на первый взгляд. Оснастку я поправил быстро, но вот сфера с водородом травила, причем в неизвестном месте. Внешнюю оболочку я заштопал, добавил газа, полностью исчерпав его запас, но подъемная сила все равно упала в несколько раз.

Пришлось избавляться от ненужного хлама. К величайшему раздражению Пенелопы.

– А может…

– Нет, милая. – Я взвесил в руке сумку с посудой и аккуратно поставил ее на камень.

– Но…

– Никаких «но». – К посуде присоединилась раскладная мебель, походная тренога с котлом и сковородками, а также ночной горшок в кокетливый красный горошек.

– Ты изверг, – огорченно сообщила Пенни, заметила мой взгляд, метнулась к кофру со своей одеждой и истошно заверещала: – Нет, Михаэль! Только через мой труп!

– Тихо, тихо, я шучу…

В общем, могу сказать, что операция по очищению от хлама прошла сравнительно успешно. Хотя и с эксцессами в виде легкого скандала, устроенного Пенелопой. Но это мелочи, главное – шар стал значительно легче, что делало наши призрачные шансы на благополучное завершение путешествия по воздуху уже более значительными.

Закончив работу, решил подбодрить приунывшую жену.

– Милая…

– И не надо подлизываться! – буркнула Пенни. – Кофейный сервиз я тебе ни за что не прощу.

– Я очень огорчен, что не подарил тебе на помолвку кольцо.

– И что? – слегка оживилась Пенелопа. – Зачем ты это сейчас говоришь? Что-то я здесь не наблюдаю ювелирных магазинов…

– У меня уже все есть. – Я открыл ладонь и показал ей найденный перстень. – Это безделушка, но все-таки…

– Безделушка? – Пенни широко раскрытыми глазами смотрела на кольцо. – Ты говоришь, безделушка?

– Ну да. А что не так?

– Да это… это… – Она взяла в руки перстень, внимательно посмотрела на камень, а потом, поймав им лучик света, возбужденно завопила: – Да это же звездчатая рубиновая шпинель по крайней мере в шестьдесят каратов!

– И что? – Я понял только про караты. – Что с того?

– Да она стоит дороже… дороже… – Пенелопа запнулась. – По крайней мере, полсотни тысяч фунтов. Да бог с ними, с деньгами. Это очень редкая, можно даже сказать, статусная вещь. Да такие камни в королевских коронах блистают! Я его никогда не продам! Ми-и-илый!!! Ты у меня просто прелесть!..

В общем, вечер завершился на мажорной ноте. Между прочим, пеппербоксу она тоже радовалась. Но все же чуть меньше, чем перстню.

Женщины, что с них возьмешь…