Текст книги "Фуггази-Джаз"

Сначала я увидел набережную с черной чугунной изгородью, тянущейся вдоль берега реки. Серый асфальт, кусты, аккуратно подстриженные в метре от земли. А вот и мы с майором Ворным, стоим и разговариваем. Звука не было, но я знал, что в этот самый момент Владимир Леонидович убеждал меня в том, что беспокоиться мне совершенно не о чем. Убедил!

Камера скользнула в сторону и развернулась вокруг вертикальной оси. Я увидел, как опускается тонированное стекло задней дверцы пурпурной «Тойоты». В темном проеме появляется ствол автомата, и на конце его начинают лопаться огненные вспышки.

В этот момент изображение остановилось, и камера вновь развернулась на нас с Ворным. Смешно втянув голову в плечи, майор пытался повалить меня на землю.

– Смотрите внимательно, Петр Леонидович.

Изображение начало медленно двигаться.

Я медленно, выставив перед собой руки, падал на землю.

Майор Ворный чуть быстрее тянул из кобуры пистолет.

– Видите?

– Что?

– Следы от пуль.

Я присмотрелся.

– Нет.

– Потому что пуль не было.

Картинка снова переключилась в режим реального времени.

Камера поймала в объектив уносящуюся прочь «Тойоту».

Выкативший на полной скорости из переулка черный «Додж» бьет «Тойоту» в бок.

«Тойота» перелетает через тротуар, проламывает ограждение и падает в реку.

Ахав щелкнул пальцами, и изображение исчезло.

– Это был отвлекающий маневр.

– В машине сидели камикадзе?

– Нет. В тот момент, когда машина упала в воду, в ней уже никого не было.

– Уже?.. Что значит «уже»?.. Или я снова неверно истолковал значение слова?

– Видите ли, Петр Леонидович, в будущем люди научатся перемещаться во времени.

– В будущем?

– Да.

– Но не сейчас?

– Конечно, нет.

– Ну что ж, это все объясняет!

Я взял стакан, залпом допил остававшуюся в нем водку и закусил зубчиком чеснока.

– Не ерничайте, Петр Леонидович. Я говорю серьезно.

– Простите, я не понял.

– За несколько секунд до того, как «Додж» протаранил «Тойоту», находившиеся в ней люди переместились на двенадцать часов назад. И спокойно покинули место будущего происшествия.

– То есть вы заранее знали, что именно так все и произойдет?

– Это была уже не первая попытка.

– Серьезно? Почему же я ничего не помню?

– Потому что с вами это случилось впервые… Полагаю, вам трудно в это поверить, Петр Леонидович, но мы прибыли из будущего.

– Для того чтобы нацепить мне на голову мешок, затащить в какой-то темный ангар и угостить водкой?

– Кстати, – я снова увидел открытую ладонь Ахава, обращенную ко мне. – Хотите еще водки?

– Нет.

– Чудесно.

– Что хорошего в том, что я не хочу водки?

– Это просто такой оборот речи. Хотя количество алкоголя, которое вы уже употребили сегодня, значительно превышает…

– Давайте не будем об этом, – я недовольно поморщился. – Вы не моя мама и не моя жена. Вы вообще из будущего! Какое вам дело, когда и сколько я пью?

– Дело в том, Петр Леонидович…

– Из какого вы года?

– Нас с вами разделяют столетия.

– Да ну?.. А, инопланетяне прилетели?

– Мы и есть те самые инопланетяне…

– Вы захватили Землю?

– Петр Леонидович, вы не даете мне закончить!

Мне показалось или же действительно в искаженном электроникой голосе Ахава я услышал нотки раздражения?

Я сложил ладони вместе, а затем медленно развел их в стороны, давая понять, что теперь буду молчать и слушать.

– Пришельцами оказались наши далекие потомки, вернувшиеся из будущего.

– Что, в будущем все так плохо?

– Будущее поливариантно.

– Кто же этого не знает! – развел я руками.

– И, как ни странно, Петр Леонидович, именно от вас зависит, захочется ли нашим и вашим потомкам бежать из своего будущего в прошлое.

– От меня? – на всякий случай, чтобы не вышло ошибки или непонимания, я еще и пальцем в грудь себя ткнул.

– Именно от вас, – подтвердил Ахав.

– Ясно. Чтобы в будущем все было хорошо, я должен сейчас умереть.

– С чего вы это взяли?

– А что еще я могу сделать для будущего?

– Петр Леонидович, пожалуйста, сосредоточьтесь.

– Да-да.

Я поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Кашлянув в кулак, прочистил горло. Сложил руки на коленях.

– Будьте предельно внимательны.

– Я весь внимание.

– Будущее зависит от того, станет ли Россия частью единого информационного пространства. А это, в свою очередь, зависит именно от вас, от ваших действий сегодня и в самые ближайшие дни.

Я почесал ногтем кончик носа.

– Вы нечего не путаете?

– Ошибка исключена.

– Я как-то не думал…

Не закончив фразу – потому что не знал, что сказать, – я сделал эдакий весьма многозначительный и неопределенный жест рукой. Жест сей ровным счетом ничего не означал, но Ахаву, наверное, будет интересно подумать над его смысловым наполнением.

– Петр Леонидович, вы разве сами не видите, какие интриги плетутся вокруг вас? Во время прежних ваших визитов в Москву с вами случалось что-то подобное?

– Вы имеете в виду перестрелку в ресторане?

– И это тоже.

– Так, значит, она была на самом деле?

Рука Ахава, появившаяся из темноты, повторила мой недавний жест.

– И ради чего все это? – спросил я.

– Вас пытаются вынудить отказаться от поездки в Облонск.

– А я должен туда ехать?

– Непременно.

– Зачем?

– Именно среди реликтовых Облонских болот поднимутся первые в России информационные башни. Созданное ими информационное поле окажется достаточно сильным для того, чтобы они смогли защитить себя, когда их обнаружат. После этого прогресс уже невозможно будет остановить.

– Но при чем тут я?

– Вы разве сами еще не поняли?

Прежде чем ответить, я задумался.

Определенно, у меня не было никаких вариантов.

Видимо, Ахав и сам это понял.

– Вы сами, Петр Леонидович, создаете поле, необходимое спорам для того, чтобы пробудиться и начать рост. Такова уж особенность вашего организма.

– То есть я должен непременно поехать в Облонск, чтобы пробудить спящие там споры?

– Именно так, – подтвердил Ахав.

Я удивленно посмотрел на свои ладони. Говорят, некоторые особо одаренные люди могут видеть свое биополе. Я ничего не видел. Хотя, конечно, источник силы, о которой говорил Ахав, мог скрываться не в ладонях, а в какой-то другой части тела или органе. Например, в печени. Точно – в печени! Поэтому-то Ахава так беспокоит то, что я, по его мнению, слишком много пью!

– Так, значит, я должен лететь в Облонск? – еще раз спросил я.

Меня охватило некое странное волнение. А может быть, беспокойство. Мне вдруг стало казаться, что я чувствую время. Не так, как ощущаем мы его обычно, мысленно отсчитывая секунды, часы и дни, а физически. Как песок, утекающий между пальцев, – избитое, но очень верное сравнение.

– Да, – сказал Ахав.

– И что я должен там сделать?

– Ничего.

– Как это ничего? – Мне показалось, что я ослышался. – Сначала вы говорите, что от меня зависит будущее, потом заявляете, что мне ничего не нужно делать!

– Все произойдет само собой, – заверил меня Ахав.

– Но я должен буду убедиться, что все в порядке. Иначе потом всю жизнь буду думать, получилось или нет.

– У вас все непременно получится.

– Точно?

– Конечно. Если что-то пойдет не так, мы вернемся и все повторим.

– Только я об этом знать не буду.

– По ситуации.

Мне вдруг пришла в голову другая мысль:

– Вокруг полно психов, желающих убить меня. Один даже обещал отравить меня грибами по дороге в Облонск. Скажите, Ахав, я вернусь домой?

– Да.

– Живым?

– Живым и здоровым, Петр Леонидович.

– Обещаете?

– Конечно.

– Ну да, – усмехнулся я. – Если что-то пойдет не так, мы вернемся и все повторим.

– А вот тут, Петр Леонидович, вы ошибаетесь! – Ахав показал мне указательный палец. – Мы можем повторять одно и то же действие бесконечное число раз. Но лишь до тех пор, пока все его участники живы. Если вы вдруг умрете, то это уже навсегда, – руки Ахава с раскрытыми ладонями разошлись в стороны. – Извините.

– Так, значит, шанс умереть у меня все же имеется?

– У нас у всех есть такой шанс.

Что ж, следует отдать Ахаву должное, ответ он дал неоднозначный, требующий глубокого философского осмысления. При этом уклончивым его не назовешь – Ахав был предельно честен.

Но оставался другой вопрос – насколько я готов поверить в то, что он говорит? В смысле, о гостях из будущего и о судьбе мира, которая, как выяснилось, находится у меня под большим пальцем?.. Честно сказать, не знаю. Все это здорово смахивало бы на глупую шутку, тупой розыгрыш. Если бы не события, произошедшие накануне. Ахаву было известно о перестрелке в ресторане «Острова Длинного Ганса». В то время как майор Ворный отказывал сему происшествию в праве на существование. Мне хотелось верить в то, что я не идиот, даже если это противоречило элементарному здравому смыслу. Поэтому, не делая пока окончательного вывода, я отдал лишнюю призовую звездочку Ахаву. Я знал, как его проверить, – выяснить у Владимира Леонидовича, сколько человек они вытащили из утонувшей «Тойоты».

– Хотите еще водки? – спросил Ахав.

– Слушайте, уважаемый! – возмутился я. – Вы что, споить меня тут собираетесь?

– У вас еще осталась закуска, – спокойно проскрежетал в ответ Ахав.

– Закуска? – я машинально глянул на тарелку. – Ну да, осталась… Приберите до следующего раза.

– Боюсь, снова нам встретиться не доведется.

– Вы в нашем времени нечастый гость?

– Слишком частый. – Мне показалось или Ахав действительно усмехнулся? – Не обижайтесь, Петр Леонидович, но ваше время мне настолько опостылело, что, как только все закончится, я уберусь отсюда с надеждой больше никогда не возвращаться.

– Прекрасно вас понимаю, – кивнул я.

– Серьезно?

– Еще бы! Я бы тоже с удовольствием свалил в какое-нибудь другое время, будь у меня такая возможность.

– Извините, Петр Леонидович…

– Да нет, я не напрашиваюсь. Просто констатирую факт.

– Как же вы тогда вообще здесь живете? – с сочувствием поинтересовался Ахав.

– Да вот так и живем, – развел я руками.

А что еще я мог сказать?

Судя по тому, что реплика моя осталась без ответа, разговор подошел к концу. Странная вообще-то получилась беседа. Минимум информации, парочка ценных указаний и вместо «будьте здоровы» в конце – далеко не оптимистичный прогноз на будущее. На мое личное будущее. Которое, честно говоря, интересовало меня не меньше, чем будущее всего мира. Уже хотя бы потому, что я не мог представить будущее без себя, любимого. А ежели так, выходит, нет меня – нет и будущего.

Впрочем, все это глупый солипсизм, который Ахав и ему подобные энтузиасты-альтруисты, ощущающие будущее как свой собственный геморрой, скорее всего, в расчет не принимали. И, может, были правы.

– Был рад с вами познакомиться, Петр Леонидович, – в пятне света вновь появилась рука Ахава. Пальцы двигались так, будто разминали комочек пластилина. – Должен сказать, по той информации, что сохранилась в будущем, я представлял вас несколько иначе.

– Меня будут помнить через столетия? – искренне удивился я.

И было ведь чему! Последнее заявление Ахава оказалось для меня самым неожиданным.

– Будут, Петр Леонидович, – подтвердил Ахав.

– И что же будет известно обо мне потомкам?

– А вот этого, Петр Леонидович, я вам сказать не могу, – Ахав щелкнул пальцами – он будто играл со мной. – Для вас будущего не существует, а это значит, что вы ничего не должны о нем знать.

Снова пауза.

Я вдруг осознал, что так и не спросил Ахава о самом главном.

– Как далеко в прошлое вы можете проникнуть?

– Я не вправе отвечать на этот вопрос.

– Когда будет открыто путешествие во времени?

– Этого я и сам не знаю. С техникой путешествий во времени нас познакомили те, кто прибыл из будущего. Из нашего будущего.

– Запутанная история, – я покачал головой.

О чем же я не спросил?

– У вас есть еще вопросы, Петр Леонидович?.. Я имею в виду вопросы, на которые я могу ответить.

– Да нет вроде бы.

– В таком случае вам пора возвращаться.

– Куда? – спросил я.

В голове у меня все здорово перепуталось – настоящее и будущее, реальность и бред, правда и ложь.

– Мы постараемся вернуть вас в ту самую временную точку, откуда забрали. Проблема в том, что чем меньше временной отрезок, с которым приходится иметь дело, тем ниже точность попадания в цель. Разброс может составлять от нескольких минут до двух часов двадцати одной минуты.

– То есть я могу оказаться не совсем там, где вы меня подхватили?

– Да.

– А если я окажусь раньше этой минуты?

– Придется все повторить. Вариант того, что вы окажетесь позже точки своего исчезновения, нас вполне устраивает.

– Боюсь только, он не устроит майора Ворного. Что он скажет, если я исчезну у него на глазах?

– Ну, во-первых, не у него на глазах, а у него за спиной. Во-вторых, вам придется придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение. Скажите, например, что у вас вдруг разболелась голова и вы решили вернуться в гостиницу.

– Неубедительно.

– Придумайте что-нибудь другое.

– Ладно, – отчего-то мне вдруг сделалось невыносимо скучно, так, что зевнуть захотелось. – Сориентируюсь на месте. Что я сейчас должен сделать?

– Сложите руки на коленях.

– Есть.

– И поплотнее закройте глаза.

– Зачем?

– Чтобы они не выпали из орбит.

– Такое случается?

– Никто не проверял, но лучше не рисковать.

– Хорошо.

Я закрыл глаза.

– Вас ждут Облонские реликтовые болота.

– Что?

– Не открывайте глаза!..

* * *

– Ты знаешь, сколько стоит фунт костного клея?

– Нет.

– И ты никогда не задумывалась над этим?

– Нет, а зачем?

– Это очень выгодное вложение капитала.

– Для тех, у кого он есть.

– Даже если ты купишь двадцать фунтов костного клея по оптовой цене, а затем перепродашь его по фунту по розничной…

– Где я буду его продавать?

– Да где угодно! Знаешь, сколько костного клея потребляется ежегодно?..

Я осторожно приоткрыл глаз.

В комнате царил полумрак. Светло-розовые шторы на окне были задернуты. Стены на две трети выкрашены в бледно-голубой цвет. Выше – белые.

Это определенно был не мой номер.

Больше всего комната походила на больничную палату в очень хорошей, привилегированной клинике.

Судя по тому, что рядом с кроватью, на которой я лежал, располагалась серебристая стойка с мигающими и тихо попискивающими медицинскими приборами, так оно и было.

Я открыл второй глаз.

Неподалеку, возле столика, сидели Наталья и Андрей. На этот раз они были одеты так, что сразу было ясно, кто из них мужчина, а кто женщина.

Наталья первой заметила, что я проснулся.

– Как чувствуете себя, Петр Леонидович? – спросила она, приветливо улыбнувшись.

Я прислушался к собственным ощущением. Никаких дисфункций не ощущалось. Даже голова не болела.

– Нормально, – ответил я. – А как ваше плечо?

– А, ерунда, – Наталья все же машинально коснулась пальцами плеча, которое, как я знал, было ранено во время перестрелки в ресторане. – Едва зацепило.

– Давно я здесь?

Андрей обернулся, глянул на меня, затем – на часы.

– Полтора часа. Чуть больше.

Я откинул одеяло и сел в кровати. На мне была длинная, до пят, ночная рубашка с кружевными оборочками на рукавах и вороте и милыми завязочками с кисточками на шее. Определенно не из моего гардероба.

– Что случилось?

– Вы потеряли сознание во время прогулки с Владимиром Леонидовичем. Вас привезли сюда…

– Куда – сюда?

– В клинику Госбезопасности, разумеется.

Ну разумеется! Куда же еще!

– Врачи сказали, что ничего страшного. Просто вы устали и перенервничали. Вам сделали пару успокаивающих инъекций и положили спать.

– Велели не будить, – добавила Наталья. – Мы и не думали, что вы так скоро проснетесь.

– А Ворный где?

– Хотите позвонить? – Андрей протянул мне мобильник.

– Нет, – махнул я рукой. – Пока – нет… Расскажите сами, что произошло.

– Когда?

– Перед тем как я потерял сознание.

– Вы с Владимиром Леонидовичем гуляли по набережной…

– Да, гуляли, – нетерпеливо перебил я Андрея. – Потом нас обстреляли из проезжающего мимо автомобиля. Потом этот автомобиль столкнулся с другим автомобилем, за рулем которого находился ваш коллега, и ахнулся в реку. Меня интересует, сколько человек находилось в утонувшей машине.

Андрей и Наталья непонимающе переглянулись.

– Я, пожалуй, врача позову, – сказала Наталья как можно более непринужденно и поднялась на ноги.

– Сядь на место! – махнул я на нее рукой. – Я не сошел с ума! Со мной все в порядке!

– Ну конечно, – успокаивающе улыбнулся Андрей. – Никто и не говорит… Вы просто устали… В смысле, переутомились…

– В смысле, вам приказано не говорить мне правду, – передразнил я Андрея.

– Да нет же! – развел он руки в стороны.

– Не было никакой утонувшей машины, – поддержала коллегу Наталья. – И в вас никто не стрелял.

– Понятно. – Я легонько хлопнул себя по бедрам.

«Какой смысл биться головой в стену, если за ней другая камера. Ежи Лец».

От меня хотели скрыть правду. Сначала о перестрелке в «Островах Длинного Ганса». Теперь – о стрельбе на набережной. Мне было обидно и горько. Я ведь на самом деле доверял полковнику Ворному. Именно поэтому я сказал то, чего, скорее всего, не следовало говорить:

– Передайте майору Ворному, что я знаю: в утонувшей «Тойоте» никого не было. Вернее. – Я усмехнулся. Не без злорадства. – Вернее, это они никого в ней не нашли. И еще – завтра я лечу в Облонск. Даже если сегодня взорвут гостиницу, в которой я живу.

Я решительно сунул ноги в тапочки и встал на ноги.

– Постойте, Петр Леонидович! – вскочив со своего места, метнулся наперехват Андрей.

– Оставьте меня! – отмахнулся я от него, как от москита.

Наталья поступила разумнее и проще. Она окинула меня насмешливым взглядом и спросила:

– Вы что, вот так прямо и собираетесь выйти на улицу?

Мой пыл несколько поостыл.

– Где моя одежда?

– Костюм запачкался, и мы отдали его в чистку, – объяснил Андрей. – Присядьте, Петр Леонидович. Я сейчас позвоню, – он показал мне мобильник. Как дурачку, честное слово. – Через несколько минут вам принесут одежду, и мы отвезем вас в гостиницу.

В самом деле, идти ловить такси в долгополой ночной рубашке было глупо. Бог знает, за кого принять могут. Может, за пидора, а может, за святошу из тех, что в лесу живут, хороводы по утрам водят и с деревьями обнимаются. И то и другое из категории «ну его на фиг».

– Звони!

Я сел на кровать. Закинул ногу на ногу. Приготовился ждать, всем своим видом показывая, что спешу.

Андрей отошел в дальний угол комнаты, набрал номер и прижал трубку к уху.

Наталья сидела за столом и пристально, будто в гляделки играть тренировалась, смотрела на меня. Взгляд у нее был тяжелый, и я отвернулся.

По стене поползла трещина. Сама собой, будто гусеница. Добравшись до самого низа, она перебралась на пол, обрела объем и поползла дальше. Теперь это была уже не трещина, а гигантский слизень, синевато-зеленого цвета с бахромой по краям, здорово смахивающий на покрытую плесенью сардельку. Слизень полз, оставляя за собой влажный, маслянистый след, а я смотрел на него и никак не мог понять, откуда он тут взялся. Может, у Натальи спросить?

Я перевел взгляд на девушку. Ее лицо словно окаменело, покрывшись сеточкой мелких трещинок. Глаза холодно поблескивали, будто залакированные.

Слизень добрался до металлической ножки стола и, обвившись вокруг нее, пополз в верх. По мере того как слизень поднимался выше, ножка покрывалась кавернами, будто разъеденная кислотой, и стекала на застеленный коврипленом пол лужицей расплавленного металла.

– Все в порядке! – радостно сообщил мне Андрей. – Через пять минут принесут.

– Какое там, к черту, в порядке, – медленно процедил я сквозь зубы.

Из-под кровати выполз второй слизень.

Третий объявился на подоконнике и пополз вверх по шторе.

Я сидел на кровати, боясь пошевелиться, в полной уверенности, что стоит мне только это сделать, и мерзкие твари разом кинутся на меня.

– Петр Леонидович? Вам нехорошо?

– Мне хреново, – уточнил я.

– Позвать врача?

– Лучше принеси водки.

– Это больница…

– Тогда – пива.

– Я не думаю…

– У меня в пиджаке были таблетки.

– Все, что находилось в карманах вашей одежды, упаковано, опечатано и убрано в сейф. Пакет доставят вместе с одеждой.

Покрытые трещинами стены стали беззвучно и медленно, как в научно-популярном фильме, рассыпаться и опадать на пол. В дырах зияла черная, беззвездная тьма. Мир у меня на глазах медленно, но неотвратимо обращался в ничто. И, что самое ужасное, никто, кроме меня, этого не видел.

У окаменевшей Натальи отвалилась, сломавшись в локте, правая рука. Отделилась и осталась лежать на столе кисть левой руки. Ровно посередине, по переносице, раскололась голова. Половинки разошлись в стороны и вывернулись наружу, превратив голову девушки в подобие зева чудовищной мухоловки. Из черепной полости выползли еще два слизня, ярко-оранжевые, в фиолетовую крапинку, с большими, выразительными, отороченными ресничками глазами на мясистых выростах.

– Ну что ж ты так, Леонидыч, – посмотрев на меня, с укоризной произнес один из слизней.

– Это уже не накат, дружище, – вторя ему, произнес другой. – Нет, это полный распад личности.

– Деграданс, – согласился с ним первый слизень.

– Упадок, – констатировал другой.

– Постмодернизм.

– Помноженный на творческую импотенцию.

– Да пошли вы! – зло огрызнулся я.

Андрей как-то очень нехорошо на меня глянул и принялся быстро-быстро давить пальцами на кнопки мобильника.

Кому он звонит?

– Понятное дело кому, санитарам! – ответил на мой незаданный вопрос оранжевый слизень.

– Ща прибегут со смирительной рубашкой! – как будто в предвкушении добавил другой. – Повяжут тебя, Гудини!

– Упакуют, точно батон колбасы!

Второй слизень вдруг засуетился.

– О! Ты посмотри, что делается! Ты только посмотри!

– Да, пора сматываться, – согласился с ним первый.

И они дружно поползли в глубь Натальиной черепной коробки.

– Эй, постойте! – окликнул я слизняков.

– Чего еще? – недовольно обернулся один из них.

– Вы постоянно живете в мозгах?

– Чувачок, мы и есть мозги, – ответил слизень и исчез.

Без них вроде бы стало поспокойнее. Правда, развороченная, будто внутренним взрывом, голова Натальи наводила на грустные мысли. Но в остальном…

Это было только начало кошмара.

Из окружавшего нас мрака выскользнули две огромные тени. Это были гигантские червеобразные существа. Тела их были похожи на расплавленное стекло, они будто не скользили даже, а перетекали из одной точки пространства в другую. С появлением этих странных существ воздух наполнился отвратительнейшим зловонием. Волна смрада накрыла меня с головой, будто плотное одеяло, так что в какой-то момент я испугался, что задохнусь.

Кто были эти существа? Из каких глубин мироздания, из каких измерений и времен проникли они в наш мир? Отвратительные чудища были ужасны своей абсолютной чуждостью нашему миру. Что они делали здесь? За чем или за кем явились?

Один из ужасающих червей скользнул по остаткам распавшегося на сотни осколков пола, изогнулся широким полукольцом и приподнял верхнюю часть тела так, что конец его оказался напротив моего лица. Вне всяких сомнений, он всматривался в мое лицо. У него не было глаз, но он изучал меня с помощью каких-то иных, недоступных и непонятных людям органов чувств.

– Петр Леонидович! Дорогой вы мой! Успокойтесь, прошу вас!

Кто это там кричит? Я никогда прежде не слышал этот голос.

– Сейчас, дорогой вы мой, сейчас мы вам поможем!..

Для того чтобы увидеть того, кто это сказал, достаточно было повернуть голову. Но я не мог отвести взгляда от словно гипнотизирующего меня червя.

– Расслабьтесь, Петр Леонидович…

Тем временем другой червь подобрался к не замечающему его Андрею, вознесся над его головой, изогнулся крючком и стал натягиваться на человека, будто чулок на ногу. Сквозь прозрачное тело монстра я видел искаженное ужасом лицо Андрея. Он что-то кричал перекошенным ртом, но слух мой не улавливал звуков его голоса. Отлетел в сторону и раскололся, ударившись о стену, мобильник, что сжимал в руке Андрей. Он сунул руку под пиджак, достал пистолет и в отчаянии принялся палить куда попало.

Что он делает? Неужели всерьез надеется убить существо из иного мира?

И тут я неожиданно вспомнил, как называются эти существа. А вместе с именем пришло и осознание чего-то чрезвычайно важного не только для меня одного, но и для всего человечества. Как минимум для всех моих современников. Это оказалась мысль, которая должна была перевернуть всю систему человеческих ценностей, полностью изменить все восприятие реальности, стереть все ныне действующие алгоритмы…

– Ну вот!

Что-то кольнуло меня в шею. Не очень больно, но чувствительно. Я машинально прикрыл уколотое место ладонью, будто комара прихлопнул.

На мою ладонь сверху легла чья-то чужая рука, морщинистая, широкая и уверенная.

– Все, Петр Леонидович, – с непонятным мне значением произнес все тот же незнакомый голос.

Прозрачный червь – я вновь забыл его имя – кинулся на меня столь стремительно, что я не успел среагировать на бросок. Он разом заглотил меня всего. И я провалился в небытие.

* * *

– …Четырнадцатый день эксперимента. Объект – Максин Петр Леонидович. Диагноз – обширная деградация тканей левой височной области головного мозга, наступившая вследствие травматического повреждения. Задача – попытаться восстановить ткани мозга, используя для этой цели специальных нанороботов серии «Пи-Икс – сто тридцать три» с функциями совмещения. Если в первые два дня отмечались незначительные улучшения в состоянии больного, то с утра третьего дня начались регрессивные изменения. Судя по томограммам, восстановление поврежденного участка мозга прошло успешно. Но при этом все сильнее проявляются негативные изменения психики пациента. Он стал более нервным и раздражительным, снова, как и сразу после травмы, перестал узнавать знакомых. Судя по обрывочным репликам, его преследуют галлюцинации, переходящие в кошмары. При этом он одержим некой идеей, суть которой, похоже, и сам не до конца понимает. Она каким-то образом связана с распространением нанотехнологий и желанием спасти мир от гибели. Полный психометрический анализ…

Я открыл глаза.

Это снова была больничная палата, только поменьше той, в которой я отключился. На стенах бледно-голубая кафельная плитка. За окном… Я запрокинул голову, чтобы посмотреть в окно. На подоконнике лежал снег. Странно, но меня это совсем не удивило.

За столиком с белой пластиковой столешницей сидел человек в расстегнутом белом халате и негромко надиктовывал текст на крошечный ядовито-красный плеер. На вид ему было лет пятьдесят. Широкое, чуть помятое лицо, большой, будто расплющенный нос, широкие, сросшиеся у переносицы брови, седые виски. Профессор. Как минимум – доцент. Лицо его мне казалось смутно знакомым. Но где, когда и при каких обстоятельствах мы встречались, вспомнить я не мог. Да, честно говоря, и не особенно старался.

– …Попытки принудительного стимулирования скрытых воспоминаний привели к весьма неоднозначным результатам. С одной стороны, пациент…

– Уважаемый! – окликнул я врача.

Он обернулся и посмотрел на меня, как анатом на свежевспоротый труп.

– А, Петр Леонидович, – произнес он подчеркнуто дружелюбно. – Как наши делишки? Головушка не болит?

Я откинул одеяло и сел на кровати.

На мне была серая, застиранная больничная пижама с криво пришитым широким подворотничком, которую до меня носили десятки, а то и сотни больных с самыми экзотическими диагнозами.

– Где моя одежда? – спросил я.

– Об этом вам пока думать рано, – покачал головой строгий доктор. – Прогулки начнутся не прежде, чем придут в норму показатели биохимии.

– Андрей обещал, что одежду принесут через пять минут.

– Что за Андрей? – непонимающе наморщил лоб доктор.

В самом деле, какой еще Андрей?

– Позвоните майору Ворному.

– Видите ли, Петр Леонидович…

– Я сказал, позвоните Ворному! – рявкнул я во всю глотку. – Пусть мухой летит сюда!

Врач изобразил на лице выражение крайней озабоченности.

– Боюсь, Петр Леонидович, нам придется повторить вчерашнюю процедурку.

– Идите вы к черту, – безразлично бросил я в ответ.

Нашарив разношенные, безразмерные тапочки, я сунул в них ступни и поднялся на ноги.

– Оставайтесь на месте, Петр Леонидович! – словно бы защищаясь, выставил перед собой руку врач. – Оставайтесь на месте, или я буду вынужден позвать охрану.

– В туалет-то можно? – я взглядом указал на входную дверь.

– В туалет? – врач оглянулся.

Этого я и ждал.

Схватив с тумбочки прямоугольный металлический стерилизатор, я с размаха ударил им врача по голове. Врач сдавленно охнул, инстинктивно втянул голову в плечи и прикрыл макушку руками. Я размахнулся и нанес еще один удар, слева, по касательной, целясь в висок.

Врач опрокинулся вместе со стулом на пол и затих.

Я бросил стерилизатор на кровать, присел на корточки возле бесчувственного тела врача и первым делом проверил его карманы. Стетоскоп, оторвавшаяся от халата пуговица, склянка темного стекла с какими-то пилюлями, огрызок карандаша, сильно помятая упаковка с презервативом – ничего интересного, барахло. Два плоских английских ключа на одном кольце и пластиковая магнитная карточка-ключ – это уже что-то.

И, что самое главное, ничего, что могло бы пролить свет на происходящее. Где я нахожусь? Как я здесь оказался? Какое сегодня число? Все эти вопросы, да и многие другие в придачу, которыми я мог бы терзать свои душу и разум, я благоразумно оставил на потом. Для начала нужно было выбраться из этой больницы, здорово напоминающей психушку – на двери даже ручки нет, – добраться до гостиницы и связаться с консулом. В том, что я все еще в России, у меня не возникало ни малейшего сомнения.

Стараясь все делать быстро и аккуратно, я раздел доктора и сам облачился в его одежду. Штаны оказались чуть великоваты – пришлось потуже затянуть ремень, – а рубашка так и вовсе висела мешком. Но под халатом все эти недостатки гардероба были почти незаметны.

Я подошел к двери, сунул в замочную скважину ключ.

Он даже не поворачивался.

Зато второй ключ легко отомкнул замок.

Я вышел в длинный, сумрачный коридор. В левом конце коридора виднелся стол, за которым, низко наклонив голову, сидела медсестра. То ли дремала, то ли близоруко газету читала. Чтобы не нарываться без толку на неприятности, я пошел в другую сторону.

В коридоре страшно неприятно пахло лекарствами, потом, карболкой и застоявшейся мочой. Как и во всех российских больницах. Честное слово, я не понимал принципа, не позволявшего русским использовать нанотехнологии хотя бы для обеспечения санитарных норм в больницах и клиниках. Со стороны это здорово походило на своеобразное сектантство. Что-то вроде ортодоксально-клинического православия. Бог знает, что делает, а все разговоры о том, что мы сами можем выполнять хотя бы часть боговой работы, до которой у него просто руки не доходят, – ересь несусветная.

В конце коридора я обнаружил застекленную дверь и вышел на лестничную площадку.

Боже мой, на каком же этаже я находился? Уходившая вниз шахта тонула во мраке. Как будто лестница, изломанной спиралью вьющаяся по ее стене, вела не на улицу, а в глубины земли, в самое средоточие древних кошмаров, тысячелетиями таившихся во тьме, чтобы в один ужасный день выбраться на поверхность и погрузить наш далекий от совершенства, но все равно такой привычный мир в хаос и ад.