Текст книги "В волчьей стае"

Батарейку поместили на крышку унитаза и, не тая громких звуков, стали стучать по ней стальным брелоком в форме кинжальчика, стараясь оставить вмятины. Или деформация емкости на некоторое время вернет батарейке жизнь, или убьет то, что и так мертво.

– Хватит! – прошептал Сашка.

По коридору торопливо прошли люди.

Сергей вставил батарейку на место. Телефон ожил. Теперь вопрос, есть код на сим-карте или она общедоступная. Он думал, что будет последнее, потому что не верил, чтобы боссы давали своим боевикам карты с кодами, ведь коды можно забыть, а «быки» редко отличались математическими способностями.

Так и есть!

Палец забегал по кнопкам. Пи-пи-пи– пи-пи-пи-пи-пи-пи.

– Аллоо-о, – голос дяди Леши еле пробивался в треске – туалет, видимо, находился в таком месте здания, что сигнал просачивался с большими помехами. И телефон подал голос: «Недостаточно энергии для поддержания вызова!».

– Это мы. Петровский дом, первый подъезд, квартира два. Здесь, – прохрипел Сергей.

Сашка вздохнул – мобильник сдох. Баринов выбросил телефонную трубку в унитаз, сам сел, опустив голову. Успел услышать его слова Апостолов или нет?

– Надо ждать, – сказал он мрачно.

– Что ждать? – усмехнулся Сашка. Сергей удивился его неожиданной стойкости в такой экстремальной ситуации. Сашка уточнил с сарказмом, что он ожидает: – Когда нас зарежут?

– Когда нас спасут, – отозвался Баринов, сам не веря своим словам. Но ему было жалко, что тупой Филиппов поплатится своей никчемной жизнью за… Сергей уточнил, сидя на унитазе с закрытыми глазами: – А если зарежут или порвут, как Крольчонка… за благое дело… все должны знать, Сашка, все, кем бы они себя ни мнили – закон покарает по всей строгости!

Сашка вдруг вскинулся обиженно:

– Ты за благое дело, а я за что? За те копейки, что ты выдавал, давясь от жадности?!.

– Фрукт ты, Филиппов.

– А ты овощ! Втянул меня… в самое дерьмо.

– Дерьмо в унитазе. А ты около унитаза. Так что радуйся.

– Я и радуюсь, – отозвался со злостью Филиппов.

– Тогда радуйся молча!

Сгустилась тишина. Говорить с Сашкой больше не хотелось – лучшие мысли о его героизме и выдержке теперь сменились яростью – Филиппова ничто не изменит, он дитя нового циничного времени.

Сергей чувствовал телом каждый шорох, каждое движение за стеной, отделявшей туалет от коридора. Прошел кот. За трубой шуршал паук. Нервы были напряженными тугими струнами.

Сколько прошло времени с той поры, как они затаились в туалете: десять минут, сорок? Кто-то подошел, дернул дверь туалета на себя. Дверь не подалась – заперто. Подошедший удивился.

– Кто там?

Сергей подобрался. В дверь пнули и ушли.

По коридору прошли двое. Пробежали люди. Опять дернули за ручку двери. Сашка в испуге навалился на Сергея. Тот не шевелился.

В дверь нетерпеливо забарабанили.

– Бум-бум-бум-бум!

Пробежали еще несколько человек. И вдруг…

– Сука-а! А-а…

В коридоре дрались.

– Сука! Вот сука! – надрывно стонал явно русский мужик.

– Эй, кто там?! Открывай, на хрен! Изрешечу! – В дверь стали бить ногами, а потом железом автомата. – Открывай, или сквозь дверь захреначу!

Сашку забила дрожь. Сергей сдавил его руки – молчи!

Хрясть! Дверь сорвалась с петель (шурупы от древности прогнили). Еще удар – вышибли.

Сашка зажмурился, повернулся спиной к снопу света из проема. Сергей увидел трех омоновцев в униформе и черных масках, скрывающих лица, с короткими спецавтоматами. Их тут же оттеснил, в мокрой от дождя зимней кожаной куртке с богатой волчьей опушкой, улыбающийся Матвеев.

– Ха-ха! Знакомые все лица. Как мне надоело вас извлекать из всевозможных туалетов… Педики, на выход!

Сергея затрясло – накатила внезапная слабость и муть. Он столкнул с себя Филиппова, бледного и потного, в полуобморочном состоянии.

– Сам педик! – огрызнулся он на Матвеева. – Детей нашли?

– Нашли. Прямо перед видеокамерой. Чистая работа, Сережа. Ты профи, я всегда это знал. Эй, Филиппов, ты можешь не выходить, оставайся, опростайся в унитаз, иначе в служебную машину не пущу. Ха-ха. Потный какой! А что вы все-таки делали в туалете в темноте?

– Петя, перестань, – попросил Сергей, выходя в коридор. – Не смешно.

Филиппов уперся лбом в холодную стену. Омоновцы провели нескольких боевиков, загибая им головы вниз. Матвеев закурил, сплюнул на ковровую дорожку в коридоре.

– Я понял, Баринов, ты помирать собрался. Твой Хавьер только что себе горло перерезал, когда понял, что попался с поличным…

– Я дядю Лешу ждал, а тебя нет…

– Конечно, ты мою машину спустил, что же ты меня ждать будешь!

– Верну я тебе долг!

– Надеюсь, Баринов. Только из-за этого и гнал спецгруппу, не щадя автотранспорт. А так бы… Ха-ха-ха!

– Дурак, – отозвался Сергей. Смеяться не хотелось. Хотелось сесть в уголке, закрыть лицо руками и расплакаться навзрыд…

Не оборачиваясь на Матвеева, Сергей вышел в просторный зал, обитый алым бархатом. Здесь сотрудники спецгруппы выворачивали нутро ящиков комодов и тумбочек. Щелкали затворы фототехники, полыхали вспышки.

– Привет, Сережа, – поздоровался фотограф, увидев Баринова среди бедлама.

Сергей вяло пожал его руку. Он до сих пор не верил, что вышел сухим из смертельной передряги. Мозг пульсировал предательской слабостью. Он жив, а студия Хавьера разгромлена. Он спас детей и пресек еще тысячи новых преступлений. Почему же так плохо, что блевать хочется?

Появился Апостолов, крепко пожал пятерню Сергея.

– Как ты? Белый весь.

– Плохо.

– Это нормально. Тебе выпить надо. Мой дурень в порядке?

Сергей только кивнул.

Апостолов обернулся к одному из омоновцев в маске:

– Алеша, здесь у них алкоголь должен быть… Парням выпить надо, видишь, колотит… – Он обратил свое внимание на Сергея. – Вазелин прилетает завтра, утренним рейсом. Мы установим наблюдение за последней конспиративной квартирой его банды – там пятеро охламонов сидят безвыходно, видимо, его «гвардия». Надеюсь, до прилета босса их никто не известит о твоих «проделках». Телефон в квартире им отключили – ведем «ремонтные» работы на линии. Но у них есть мобильники.

– Звонить им уже некому, – влез в разговор Матвеев.

– Будем надеяться, что так, – сказал Апостолов.

Сергей кивнул головой. Один из омоновцев в маске поднес ему большой бокал темного стекла, на две трети заполненный темной влагой. Сергей залпом выпил.

Матвеев воодушевился:

– Тут коньяк подают!

– Портвейн, «три семерки», сорок девять рублей за бутылку ноль-семь, – пояснил омоновец.

Сергей, еле удерживая рвотные позывы, пошел прочь из квартиры.

Больной от нового «смертельного приключения» Филиппов стоял на улице, у входа в подъезд, смотрел в дождь – капли били по лицу. Они обжигали ледяным холодом, но он с наслаждением ощущал их удары – он остался жить. Жизнь – это самое лучшее, что может быть!

* * *

К прилету рейса из Челябинска Сергей приехал в аэропорт. Он увидел телохранителя Вазелина. По словам Апостолова, всего «гвардейцев» пятеро. Троих Сергей знал в лицо, потом разглядел еще двух амбалов в модных солнцезащитных очках, черных костюмах (куртки нараспашку), блистающих бритыми полированными черепами, без головных уборов.

Вчера вечером Сергей обрадовал Филиппова, вручив ему еще пятнадцать тысяч рублей и отпустив отсыпаться на неделю. Петьке Матвееву он отдал сорок тысяч – справедливая цена его ржавому рыдвану. Матвеев сказал, что если его «карету» все-таки отыщут, он претендовать на нее не будет, пусть Сергей ездит на ней, сколько влезет, только надо будет переоформить документы, а он, Петька Матвеев, за полученные сорок тысяч немедленно купит себе давно присмотренную «девяносто девятую» в хорошем состоянии.

Апостолову и Оленшайнцу Сергей тоже кое-что подкинул за оперативную помощь. Хотелось бы больше, но денег на все щедроты не хватило. Во всяком случае, он закрыл все счета, чтобы не остаться должным в случае летального финала его последней криминальной эпопеи. А что эпопея будет последней, сейчас он был уверен на сто процентов.

Апостолов и спецгруппа Оленшайнца вышли на исходные позиции в условленном месте. Сергей взглянул на свои наручные часы. Он не упустит Вазелина. Ни за что.

Самолет уже выруливал на стоянку. К нему подали трап и автобусы для пассажиров.

В зале аэропорта прилетевшего немного усталого, еще несущего настроение от дел на Южном Урале Вазелина окружили встречающие боевики. Он им кивнул, бросил пару фраз. Сергей не видел рядом с Вазелином Демона. В душе дернулся живчик страха и слабости. Голова пошла кругом. Что сотворил зверь с веселым парнем в косичках?

Вазелин увидел Сергея. Мягко улыбнувшись, он помахал рукой, направляясь навстречу.

– Сережа… Ты меня встречаешь! Приятно…

– Есть информация.

Вазелин враз посуровел.

– Что-то стряслось? Я только с самолета и не в курсе наших дел. Извини.

– Я нашел убийцу Саши.

– Где он? – дернулся в показном гневе Вазелин. А может, это был искренний порыв – Сергей так и не понял. Вазелин схватил Сергея за ворот куртки. – Где он? В городе? Кто это?

– Зурев. Маньяк.

– Шеф, это тот гад, про которого газеты писали, – подсказал через плечо один из «гвардейцев».

– Он?! – Вазелин изумился и недоверчиво воззрился на Сергея. Он ожидал услышать любое имя, но маньяк, резавший женщин, в роли убийцы «младшего брата» его озадачил. – Маньяк?

– Точно.

– Но как ты на него вышел? Почему ты уверен…

– Есть свидетели. Саша снимал квартиру в том же подъезде, где живет Зурев. В то утро они пересеклись. У них до этого были бытовые «терки»…

– Что-о? Э, вы, – Вазелин гневно оглянулся на охрану. – Вы могли сами вычислить, если бы головой думали! Сергей, что, урод так и живет себе спокойно, или его уже загребли менты?

– Живет спокойно. Ходит не таясь. Никого не боится – его боятся.

Они вышли из аэровокзала. Двое боевиков сбегали на стоянку, пригнали два джипа. Все погрузились. Вазелин велел ехать на место гибели Саши Игрока, на что и рассчитывал Сергей.

– А где Демон? – спросил он, не удержавшись.

– Дима погиб, – сонно отозвался Вазелин. – Плыли по реке в резиновой лодке. Он вывалился. Было раннее утро, Демон, видимо, задремал… Там, знаешь, много водоворотов… на неприветливом Южном Урале. Мы ездили наказать одного гада. Очень давно я дал слово, что накажу того человека. Его звали Сева Густ. Я поклялся себе убить его. Надо держать слово, если ты дал его себе.

– Согласен, – задумчиво произнес Сергей.

Приехали. Джипы затормозили посреди баскетбольной площадки. Все полезли наружу. Сергей увидел Зурева. Он прогуливался перед подъездом, где жил, держа руки в карманах брюк. Маньяк находился под негласным надзором – его берегли для нового процесса, питая общественность надеждами на силу закона. Маньяк на законы чхал. Ну, впаяют ему пятьдесят лет тюрьмы, и что? Будет книжки читать в отдельной камере с туалетом и умывальником, богу молиться да давать интервью… Смертной казни ведь нет даже для самых ужасных ублюдков. Он хищник, а все вокруг – овцы, которых можно безнаказанно резать и резать, пьянея от крови.

Сергей попросил Апостолова упросить «охрану» Зурева прогулять его у подъезда, чтобы с ним смог пообщаться Вазелин.

– Это он, – сказал Сергей.

– Что? Кто? – не понял Вазелин.

– Это он убил Сашу. Вышел пьяный и ударил ножом. Отомстил за свои обиды.

– Что? Этот гад? Эй, ты, сука! – Вазелин, задирая подбородок, стремительно двинулся к маньяку.

Тот прищурился, безбоязненно глядел, как его окружают крупные, дерзкие мужчины, – он знал, негласная охрана не допустит беспредела. Ублюдки поорут и уберутся.

– Козел, ты убил моего брата! – Вазелин смотрел на маньяка, держа руки в карманах расстегнутого кожаного плаща.

– Убил?! Хер с ним! Я всех режу, – голос маньяка был с хрипотцой. Он вдруг рассмеялся и сказал серьезно: – А ты что, ругаться пришел? Ха-ха. Хочешь, я и тебя убью? Я волк, а вы все – стадо! Вы… х-х…

Удар был молниеносным. Вазелин выбросил вперед руку, сжимавшую длинный узкий нож, и всадил его до рукояти. Зурев хрипел, не понимая, что понес заслуженную кару за свое зло – смерть. Его никак не могли лишить жизни по закону, не имели такого права, его процесс должен был длиться годами, а он бы куражился и учил всех правильной жизни… Только высшие небесные силы устали от бессилия людских законов, сделав невозможное возможным, послав наказание руками людей, которые тоже не чтили юридических закавык.

Сергей стоял у джипа, завороженно глядя, как отовсюду (из подворотен, подъездов, кустов) выносятся оперативники, как валят охрану Вазелина, как самого босса разгромленной банды куют в наручники.

Вазелин, глядя исподлобья, оглянулся на Сергея. Сергей беззвучно, одними губами, произнес для него:

– Я дал себе слово.

Оленшайнц врубил Вазелину по бритому затылку, и того потащили к подъехавшей оперативной машине.

Сергей закрыл глаза. Все…

Эпилог

Все происшедшее как-то разом опустошило Сергея. Он почувствовал сейчас никчемность своей жизни особенно ярко. Жизнь, даже если удалась, жестокая штука, по-другому не скажешь!

Ощущая усталость, он пошел на автобусную остановку.

Автобус хрюкнул, открывая дверцы.

Войдя в полупустой салон, Баринов сел в холодное кожаное кресло. Когда это кончится, когда начнется весеннее тепло? Видимо, календарь погоде не указ! А ехать долго, больше часа.

Он устремил взгляд в окно. Поползли деревья проспекта, спешили прохожие, обгоняли юркие легковушки.

Итак, свершился праведный суд – маньяк-насильник убит, убийца схвачен полицией и будет осужден. Но не к этому стремился Сергей. Так долго мучившая его мысль, что жизнь никчемна, после свершившегося не пропала, а жгла так же сильно, как после того случая, той трагедии. Столько лет прошло…

Сергей Баринов был счастлив. У него была семья – жена, дочь и смышленый кот, у него была работа, которая его удовлетворяла своей значимостью – он ловил жуликов и бандитов, ибо болезненно чувствовал, когда жизнь права, а когда нет. И сутками пропадал на работе. Там же ему сообщили…

Жена забрала дочь из детсада, они спешили домой. Когда они переходили дорогу, огромный внедорожник, послушный рулю в неверных руках, дернулся носорогом и сбил девочку. Жена Маша взвыла раненой волчицей… Ребенок умирал, истекая кровью.

Джип вернулся. Тонированные стекла опустились. За рулем ухмылялся обкуренный и пьяный в доску Александр Пряха – Саша Игрок. Рядом смеялся Вазелин. Им было все равно.

– Помогите! – кинулась к ним несчастная мать, но, осознав, кто перед ней, обрушилась ураганом – в вихре проклятий и зла она дважды дотянулась и хлестанула по холеному лицу, расцарапав Игрока в кровь.

– Тварь! – скривился Пряха. Внедорожник умчался прочь.

С трудом, в потоке машин, остановив хоть одного, кто согласился помочь (водителя древней «копейки»), ребенка привезли в ближайшую больницу – частную клинику профессора Касогова. Там оцарапанного Игрока мазали бальзамом. Вазелин, поняв, какого ребенка требуют срочно оперировать, с ухмылкой велел Касогову отказать. Профессор, простодушно улыбаясь, развел руками.

Рыдающая от горя Маша снова ловит такси, причем с огромным трудом – таксисты не хотят связываться с несчастным случаем, дальше пробки, из «Скорой» отвечают, что им проще самим добраться до дежурной клиники, она рядом… Маша добралась, но… но…

Сергей бессильно сжал кулак и ударил себя по колену. Игрока даже не удалось обвинить – прорва денег Вазелина подняла его над законом.

Смерть ребенка, удар, от которого не оправишься (ты останешься сильным, если ты мужчина, но боль будет преследовать всю жизнь!).

Жена после похорон ровно сдурела. Запила, пошла по рукам, орала на Сергея, обвиняя во всем его, перекрасилась, став крашеной беловолосой шлюхой Женей. Она грозила, что подберется к этим ублюдкам и сама их накажет, а он тряпка и размазня.

«Наверное», – подумал Сергей, сжимая и разжимая кулаки. Он не виноват, что не плакал над гробиком и его лицо всегда выражало спокойствие, скрывая внутреннюю бурю чувств и эмоций.

А Маша, ставшая Женей, так ничего и не сделала из обещанного. Спала с ними, и они, Игрок и Вазелин, не могли даже в голову взять, что пользуются женщиной, у которой убили ребенка, а она им улыбается, смеется их шуткам и вообще душка.

Тогда-то Сергей и задурил с женой начальника. Получилось совсем по-свински, пришлось оставить работу. Потом было житье амебы. Он стал частным сыщиком, ел, пил и говорил себе: «Жизнь – дерьмо!»

«Ты тряпка и размазня!»

Сергей поежился. Холодно. Очень холодно. Это из-за дождя.

Он вышел из автобуса. Дождь кончился, но черные тучи клубились и готовы были в любую секунду разродиться новыми ледяными, моросящими потоками. По тропинке, через прутья кустарника, вышел к дыре в заборе.

Это было кладбище.

Она стояла у ее могилы. Она обернулась. Странно, что не беловолосая и не крашенная броско. Глаза припухшие. Это от слез.

– Ты? – удивилась она.

– Я.

– Я уезжаю. Хочу забыть этот город.

– Куда?

– Далеко.

– Понятно.

– Как ты?

– Плохо, – Сергей поежился. Он не хотел ее видеть сегодня, сейчас, именно в эту минуту, никогда.

– Поедем со мной, – вдруг предложила она.

Сергей не удивился и не взволновался ее предложением.

– Не могу. Мне еще надо кое-что здесь доделать. Когда-нибудь потом…

– Ясно… Прости меня.

– Ты передо мной ни в чем не виновата. Ты сама себя простишь?

– Не знаю.

Они постояли молча пару минут.

Она ушла быстро, не оборачиваясь и не прощаясь.

Сергей уперся лбом в мокрую чугунную оградку, посмотрел на портрет погибшей дочери на черном граните, подмигнул ей.

– Привет, пушистик!..

Он встретил Игрока случайно, ранним утром, возвращаясь от одной из блудливых клиенток. Он так долго жаждал этого момента. Так долго. Все произошло быстро, безрассудно, как во сне. Раз, и все…

Маша сразу поняла, кто убил Сашу Игрока, потому и отправила Вазелина к нему, чтобы уберечь от подозрений и дать возможность добить. И он добил. Добил супердоктора Касогова. Нанес удар Вазелину. Но он-то жив – человек, так легко принявший решение, жить дочери Сергея или умереть…

Сергей посмотрел на счастливое изображение дочери. Стало муторно до боли.

Он тоже уедет из этого города. Куда – все равно. Будет приезжать раз в год, приходить сюда, а жить здесь он не сможет.

Он посмотрел на часы. Вазелина сейчас крутят Апостолов и Коля Оленшайнц. Ему надо кое-что им сказать. Всего пару слов… Почему же так тяжело?

Прошлого не вернуть и не исправить, вот почему…

* * *

Через пять дней после ареста Георгий Вазелин по кличке Вазелин умер, вскрыв себе вены (официальная версия следствия)…

Из ФСБ пришла секретная информация о бурной гомосексуальной молодости Жоры, Оленшайнц «допустил» утечку информации – и люди Африкана Иноземцева задавили Вазелина и его людей. И словно не было никогда такой банды, ведь честь авторитета должна быть чиста, как горный хрусталь.

На сотовый Сергею позвонили.

– Слушаю, – номер Сергею был незнаком.

– Африкан говорит.

Сергей не испытал ни страха из-за возможной своей гибели за содеянное с «вазеловскими», ни злости на их могущественного покровителя.

– Да, – отозвался он покорно. Умирать так умирать – он свою месть совершил, остальное – дело десятое…

– Живи…

Адрес автора: [email protected]