Текст книги "Человек без дождя"

Алла Холод
Человек без дождя

© Холод А., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Часть 1

Глава 1

В то утро она проснулась от громкого чириканья воробьев за окном. Солнце, яркое и совершенно бесцеремонное, светило прямо в глаза через незадернутую штору. «Что за концерт? – подумалось Алене. – Пойти прогнать, что ли, этих воробьев к чертовой матери?» На полу, перед разложенным диваном, лежал ее мобильник, Алена откинула крышку чехла, чтобы посмотреть время. Нет еще и восьми часов. Ее вчерашний приятель, отбросив простыни, громко храпел, лежа на левом боку. Алена встала, натянула майку, направилась в туалет. На спящего мужчину смотреть не хотелось. От одного воспоминания о вчерашнем вечере она испытала мучительный стыд – чувство, которое, как известно, многократно усиливает похмелье.

Кстати, о похмелье. Алена же обещала себе, что коли уж не удалось отвертеться от компании, то пить она ни за что не будет – пару бокалов шампанского и все. Поначалу так и было, она держала данное себе обещание довольно долго. Но потом этот вчерашний Костя… Алена поморщилась, вспоминая Костю, коньяк, который с ним пила, его нелепые ухаживания. Как она могла! Ведь сто раз уже говорила всем своим приятельницам, озабоченным ее неустроенной личной жизнью, чтобы больше никаких сводничеств, никаких знакомств, никаких мужиков! Клялась: увижу в нашей компании мужика без пары – сразу уйду. Но почему-то вчера не ушла. Мало того, пила с этим Костиком, а потом поехала к нему домой. Если коньяк еще хоть как-то можно себе простить, то ночную вылазку – уж точно нет.

Алена вышла на кухню, оглядела остатки вчерашнего застолья. В компании они и так набрались достаточно, но Костя и дома настаивал на продолжении банкета. На столе стояла двухсотпятидесятиграммовая бутылочка простецкого коньяка, на дне которой еще оставалась жидкость. Алена отвернулась, чтобы не стошнило, открыла холодильник в писках холодной минералки или кефира и не нашла ни того, ни другого. «Интересно, – подумала она, – этот красавец решил, что с утра, когда проснется, пошлет меня за пивом?» От мысли о том, что вчерашний ухажер может вдруг проснуться, Алена забеспокоилась. Только не это! Что угодно, лишь бы не столкнуться со своим позором лицом к лицу, не видеть мятого лица, не слышать никаких просьб, не объяснять, почему не хочешь оставлять номер своего телефона. Алена решила, что вызывать такси нужно, выйдя из квартиры. Не дай бог Костя услышит, проснется… Ну его к чертям собачьим. Лучше посидеть во дворе до приезда машины, послушать воробьев, подышать воздухом. Волосы стояли дыбом и не поддавались расчесыванию, Алена кое-как прижала их к голове, поспешно умылась. С собой у нее в сумочке были только помада и пудра. Алена чуть припудрилась, красить губы на такой мятой физиономии не имело никакого смысла.

Выскочила на улицу с отвратительным ощущением несвежести и нарастающей сухости во рту. По лестнице темного затхлого подъезда она спускалась на автопилоте, а выйдя на солнечный свет, ощутила всю полноту похмелья, которое только теперь начало заявлять свои права в полную силу. Внезапно накатила тошнота: результат смешивания шампанского с крепким алкоголем. Алена постаралась делать глубокие вдохи, чтобы муть на дне желудка улеглась, и почувствовала, что не за горами следующий этап утренней расплаты на вечернюю несдержанность – похмелье моральное. Стыдно ей было с самого утра, а сейчас ей стало еще и очень жалко себя. Ну почему у нее все через задницу? Почему она, в свои тридцать четыре года, сидит ранним утром одна во дворе чужого дома и мучается от раскаяния и жажды? Сложись жизнь иначе, это утро могло быть совсем другим. Этот солнечный, июньский день вполне мог начаться с аромата кофе и свежеиспеченных оладушков, нежного поцелуя в горячую со сна шею и ласкового шепота: «Любимая, пора вставать!» А могло оно начаться и по-другому. Алена вдруг представила себя с большим животом, подумала, как могла бы поглаживать его, переговариваясь с невидимым, но уже явственно ощутимым внутри человечком, и как Он, единственный и неповторимый, заходит в спальню с нежными бело-розовыми занавесками, присаживается рядом и протягивает ей стакан свежевыжатого сока. «Ты уже проснулась, любимая? Как спал наш малыш?»

Когда видение исчезло, по щекам уже текли слезы. Впрочем, как и всегда, когда она представляла себе, как все могло бы быть… «Однако надо вытереть морду и вызвать такси, – подумала Алена, – какой же тут адрес?» Она встала со скамейки, огляделась в поисках таблички с номером дома, но поблизости таковой не было. Не беда – первый этаж соседнего подъезда занимает частное медицинское учреждение, об этом гласит вывеска «Диагностика плюс». Улицу она знает, скажет, чтобы подъезжали к диагностике, сообразят. Сплошные траты с этими ухажерами, вздохнула Алена, которая пользовалась услугами такси только в самом крайнем случае.

Алена достала салфетку, высморкалась, вытерла слезы и продолжила рыться в сумке в поисках телефона. В этот момент во двор въехал белый джип. Алена машинально отвернулась. Когда ты немытая и нечесаная, да к тому мятая и заплаканная, как-то не очень ловко оказываться в обществе владельцев дорогих машин. Это чисто женское… Впрочем, из машины выскользнула дамочка, и Алена, даже несмотря на свой внешний вид и все еще хлюпающий нос, не смогла удержаться, чтобы не взглянуть в ее сторону. Что-то неуловимое в ее движении и повадках заставило Алену напрячься. Дамочка казалась скорее девушкой: среднего роста, стройной, в креативненьких джинсах, поцарапанных в нескольких местах, белой майке и белых мокасинах, в закрывающих пол-лица солнцезащитных очках. Ее губы были слегка тронуты улыбкой. Алена знала: девушка не улыбается кому-то конкретному, у нее просто такая форма губ: совсем чуть-чуть, почти незаметно, их краешки почти всегда приподняты в полуулыбке. И когда она хмурится или злится тоже, просто тогда она слегка поджимает нижнюю губу. Но это у нее ненадолго, подолгу ни хмуриться, ни злиться она не умеет. Динка! Сколько же лет Алена ее не видела!

Динкин «Ренджровер» пискнул сигнализацией, и Аленина подружка детства направилась в сторону дверей «Диагностики». Внезапно она остановилась и повернула голову. Замерла – и несколько секунд обе женщины смотрели друг на друга.

– Боже мой! – воскликнула Дина, снимая с носа очки. – Не могу поверить своим глазам!

Они пищали и щипали друг друга, обнимались и шмыгали носами.

– Ты чего тут сидишь, – наконец оторвалась от подружки Динка, – живешь здесь? Ты с кем-то поругалась? Тебя что, муж из дома выгнал? Почему ты плакала?

Она засыпала ее вопросами, а Алена от неожиданности и нахлынувших чувств не могла ничего ответить, только снова захлюпала.

– Так, – нахмурилась Динка, – сиди тут и никуда не уходи. Мне нужно только кровь из вены сдать, тут очередей не бывает, так что это буквально пять минут.

– Ты что, болеешь? – удивилась Алена, оценивая цветущий Динкин вид.

– Болела, – отмахнулась Дина, – это контроль. Никуда не уходи, слышишь? Я сейчас…

С этими словами она поспешила к подъезду с тяжелой дорогой дверью и проскользнула внутрь.

Рядом с Динкой прошло все Аленино детство. На зиму в их большом дворе заливали каток, и они с Динкой катались по вечерам, когда все ребята уже уходили со двора. Из своего детства Алена помнила, что морозы стояли жгучие, снег оглушительно скрипел под ногами, а одинокий месяц в чернильном небе был единственным свидетелем их с Динкой выступлений. Зато они могли никого не стесняться и воображать себя знаменитыми фигуристками. Потом, став постарше, они втянулись и даже ходили кататься на большой городской каток. Когда морозы свирепствовали так, что мамы не пускали их во двор, они сидели долгими зимними вечерами дома, ели беляши, которые очень вкусно жарила Аленина мама, и играли в балду. Если Динка проигрывала несколько раз подряд, она психовала, обвиняла Алену в том, что она специально ее отвлекает, и уходила домой, громко хлопнув дверью. Их разлука продолжалась, как правило, 30–40 минут, после чего Динка звонила и звала к себе слушать «Битлз». Динкина мама, в свою очередь, кормила их салатом оливье, они брали поднос с собой в комнату и там предавались своему самому изысканному наслаждению. Алена любила Леннона, Динка – Маккартни. Они могли подолгу лежать на ковре, слушая «Эбби роуд» и тихонько всхлипывая от восторга. Иногда они даже ночевали вместе. Обе мамы смеялись: мало им дня! Но мамы не знали, что ночью у девочек было другое важное и совсем не дневное занятие. Они гадали. Чертили идеально ровный круг, вокруг которого располагали буквы алфавита, внутри делали отверстие для иголки. Держа иголку за ниточку, они задавали магическому кругу вопросы, иголка двигалась и замирала напротив какой-нибудь буквы. Из этих букв складывались ответы. Иногда они совершенно точно совпадали с тем, что потом случалось в реальной жизни. Уверовав в свои прорицательские способности, Динка раздобыла где-то карты Таро, и подружки долгое время изучали значение каждой карты, пробовали все новые и новые расклады.

Летом девчонки уезжали кто куда – Динку увозили к бабушке, к морю, Алену тоже к бабушке, но в деревню. Когда перед началом учебного года наставало время съезжаться домой, они с нетерпением ждали, кто первой появится. Если Алена возвращалась раньше Дины, она знала, что, когда будет подниматься по лестнице, дверь в Динкину квартиру будет открыта, из нее будет высовываться улыбающаяся, светящаяся нетерпением мордочка подружки. Если Динка приезжала позже, Алена караулила ее на балконе, проглядывая все глаза.

Алена первый раз вышла замуж в 19 лет. С того момента ее жизнь, такая спокойная и ровная до того, полетела вверх тормашками. Тогда же и их пути с подружкой Динкой разошлись на много лет.

Погрузившись в воспоминания, Алена не заметила, как Дина вернулась.

– Так что у тебя стряслось, ты скажешь или нет? – настаивала она.

– Да ничего такого особенного… – промямлила Алена.

– Оттого ты сидишь лахудра лахудрой в чужом дворе и вытираешь сопли? – уточнила Дина. – Ты ведь не здесь живешь?

– Нет, не здесь, я тут в гостях была, – ответила Алена.

– Все ясно, поехали, – заключила девушка, беря подругу под руку и подталкивая к машине.

– Куда? – уточнила Алена, хотя ей было совершенно все равно, куда ехать.

– Ко мне, куда же еще…

Алена уселась на мягкое кожаное сиденье, и напряжение мгновенно отпустило ее. Динка протянула ей бутылку биокефира:

– На, хлебни, тебе, кажется, надо, – сказала она, – я брала себе, кровь же натощак сдают, думала, вдруг захочется.

– Не захотелось?

– Пей, тебе нужнее, – ухмыльнулась подруга.

Они успели проскочить к Динкиному дому до того, как город парализовала повсеместная будничная пробка. Динка жила в новом доме с видом на Вознесенский храм и водохранилище. Алене этот район казался очень странным. Каким-то удивительным образом здесь соседствовали совершенно не сочетающиеся между собой кварталы. Даже не кварталы, а скорее островки. На одной стороне улицы, например, располагался ультрасовременный, даже помпезный деловой центр, напротив коммерческий банк отделал свой офис так, что, если не видеть всего остального, казалось, будто находишься где-нибудь на Манхэттене. Рядом с ним выстроили большой элитный жилой дом, в первых этажах которого находились продуктовый магазин, шикарный мебельный салон, великолепно оформленный ресторан итальянской кухни, кофейня «а-ля франс», салон красоты и фитнес-клуб. А рядом со всем этим архитектурным пиршеством каким-то чудом уцелел исторический памятник – дом какого-то купца, построенный в незапамятные времена и не знавший ремонта, несколько частных владений – крошечных домиков с микроскопическими двориками, двухэтажный жилой дом грязно-желтого цвета, внешне очень похожий на барак, и другой памятник, уже советской эпохе, – бывший магазин типа сельпо, который давно стоял с заколоченными окнами. Как могли уцелеть здесь, в районе активной застройки, эти мамонтовые скелеты? Вообще город развивался как-то странно. Левый берег представлял собой типичное провинциальное захолустье, с периодически разливающейся речкой-вонючкой, молодые районы северной части правобережья были аккуратно застроены новыми огромными жилыми массивами: единообразными, геометрически выверенно расположенными по отношению друг к другу. Другие районы являлись форпостами советской архитектуры и уныло смотрели на мир глазами хрущевских пятиэтажек. А центр являл собой странное зрелище. В одних местах он сверкал великолепием новомодных бизнес-центров и отелей, офисных зданий крупных строительных компаний, облагороженных краской и подсветкой административных учреждений. А кое-где оставались еще островки «прошлой жизни». Причем если островки мешали строителям осуществлять их проекты, их сносили, а если нет – так и оставляли стоять, смотреть подслеповатыми глазками крошечных окошек на соседствующее с ними великолепие новостроек.

Динка жила в новом красивом доме, даже с ее невысокого второго этажа открывался приятный глазу вид на водохранилище, на пустынные набережные, золотой купол храма. От того, что за окном расстилалось неоглядное пространство, само помещение казалось свободнее и просторней. Хотя оно и так являлось немаленьким. У Динки была квартира-студия. Никакого коридора, по холодному времени одежду, наверное, снимали и вешали в шкаф-купе с зеркальными дверями. По левую сторону от входа располагалась обеденная зона: кухня в хай-тековском стиле, барная стойка, широкий угловой диван и небольшой оригинальный столик. Пол был выложен плитками цветов кухонных панелей: темно-синими и бледными грязно-розовыми. Такими же грязно-розовыми были занавески, в них мерцала золотая ниточка, они были как-то причудливо собраны, сразу Алена даже не разобрала, как именно. Правая часть помещения была отделена от обеденной зоны, но не стеной с дверью – этого здесь вообще не было. Дизайнер, работавший над интерьером, разместил здесь две строгие колонны, без всяких выпуклостей и украшений, а между ними Дина повесила картину. Картина была больших размеров и освещалась подсветкой снизу и сверху. За ней угадывалось личное пространство хозяйки.

От картины невозможно было оторвать глаз. Алена, ровным счетом ничего не понимавшая в живописи, в том числе и примитивистской, застыла как вкопанная.

– Это Егоров, настоящий, подлинник, он сам мне ее подарил, не веришь? – с гордостью заявила Динка.

Алена поверила. Она не знала, кто такой Егоров и может ли быть у Динки его подлинник, она просто как зачарованная смотрела на полотно.

– Потом насладишься, – развернула ее Динка, – а пока приводи себя в порядок. Сначала позавтракаем или в душ?

– В душ, – без сомнений ответила Алена.

Дина провела ее в просторную ванную, где Алена с наслаждением стояла под теплыми, тугими струями воды в душевой кабине, смывала с себя позор вчерашнего вечера и случайной, ненужной связи. Потом она распаковала новую щетку, тщательно почистила зубы, намазала лицо увлажняющим кремом, освежилась дезодорантом и надела оставленный Динкой в ванной легкий халатик-кимоно. Пока она все это проделывала, ее подруга соорудила завтрак. На столике стояла большая квадратная тарелка с нарезанным сыром и нежной варено-копченой индейкой. Рядом стояли открытые упаковки с паштетом, а на дощечке Дина намазывала маслом нарезанный темный хлеб.

– Потом надо будет хвостики у клубники вырвать, – сказала Дина, подвигая к Алене миску с ягодой, – смешаем со сметаной на десерт.

Понятно, Динка и в детстве любила самое вкусное.

Подруга стала насыпать в турку кофе, но вдруг остановилась.

– Слушай, матушка, а тебя, наверное, сейчас кофейком не удивишь, – сказала она, – тебе вот что нужно. Сейчас, у меня есть, все будет как в лучших домах.

На Алену накатила новая волна морального похмелья: вот уже люди по внешнему виду определяют, что она вчера перебрала.

– А что, так сильно видно? – проныла она.

– Не столько видно, сколько понятно, – объяснила Динка, – помятость, конечно, определенная есть, да фонило от тебя, когда мы обнимались. Но главное: что бы еще ты делала в слезах в чужом дворе, если бы не это?

Тем временем она достала из холодильника бутылку французского шампанского и довольно ловко ее открыла.

– А ты? – протянула Алена.

– Ну мне-то оно без надобности, но по такому случаю… ладно, обойдусь сегодня без машины, – подытожила Динка и достала два высоких узких бокала.

Они позавтракали, выпили шампанское, с удовольствием съели клубнику со сметаной, сварили кофе, и только после этого Дина попросила серьезным тоном:

– А теперь расскажи, как ты живешь.

«Бесхитростно, безденежно, – хотелось сказать Алене, – обхожусь без джипа, без студии в новом доме, без подлинников модных примитивистов и даже без креативных джинсов. И не пью французское шампанское».

– Да так себе, если честно, – сказала она вслух.

Динка понимающе кивнула, отчего Алена вспыхнула: значит, ее бедственное положение заметно с первого взгляда.

– Странно, – пожала плечами Дина, – ты такая красивая, у тебя отличные данные, ты умница, почему у тебя что-то не так?

У Алены было не просто «что-то не так», у нее, честно сказать, все было не так. Здоровьем и внешностью ее действительно бог не обидел. Он дал ей статную фигуру, длинные ноги, густые каштановые волосы. И лицо у нее было выразительное, запоминающееся. Но был у Алены один существенный недостаток. Может быть, в подростковом возрасте и ранней юности он если и начал проявляться, то серьезно к нему никто не относился. А впоследствии оказалось, дело было – серьезнее некуда. Алена была слишком влюбчива. Причем влюбчива до полной потери разума, самоконтроля и самоуважения. Влюбившись, она переставала замечать окружающий мир и погружалась в чувство, как алкаш в запой. На первом курсе университета она заболела пневмонией и оказалась в больнице. Там она без памяти влюбилась в лечащего врача и сбежала из дому. Доктор только что пережил развод, юная пациентка вскружила ему голову, и он был не против, что она некоторое время поживет у него. Алена растворилась в своем возлюбленном, поклонялась ему и дрожала от одного звука его имени. Через некоторое время буря чувств слегка улеглась, и оказалось, что у тридцатипятилетнего врача и юной студентки слишком мало общих интересов. Вернее, их единственный общий интерес – это постель. Кроме того, выяснилось, что развод у доктора хоть и состоялся, но бывшие супруги продолжали сходить с ума от ревности. И, поселив у себя молодую студенточку, ее возлюбленный сделал назло бывшей жене, которую сильно ревновал. В итоге Аленин доктор помирился со своей бывшей женой, а девушку, как исполнившую свою миссию, выставил за дверь. Сказать, что Алена переживала – это не сказать ничего. Родители даже не стали ей выговаривать: боялись, что она бросит университет или – того хуже – наглотается каких-нибудь таблеток. Прошло некоторое время, и Алена успокоилась. Не сама, правда, ей помог выпускник журфака по имени Рома. На него трудно было не обратить внимание: это был высокий и красивый парень, балагур, остряк, душа компании. Его окружало множество девушек, с которыми он имел легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Слишком близко девушки сами не подходили к Роме, потому что он слишком много пил. Алена, дурочка, влюбилась в него без оглядки. Родители сначала обрадовались, что она забыла своего женатого доктора, но, когда поняли, что представляет собой Рома, забили тревогу. Если он постоянно подшофе в 23 года, то что будет дальше! Но Алена никого не слушала, она унеслась в космическое пространство своей безоглядной любви и не желала внимать никаким доводам. У Ромы недавно умерла мама (отца у него и вовсе не было), и он предложил Алене руку и сердце. Он не мог жить без горячей пищи, так его приучили с детства, и ему требовалась постоянная женская забота, потому что в быту он был патологически ленив. Несмотря на категорический протест родителей, Алена вышла замуж (потихоньку, без всякой свадьбы), и скоро выяснилось, что ее муж ленив не только в быту, но и вообще, в принципе. После университета Алена, получившая специальность экономиста, устроилась работать на телевидение бухгалтером. Подруги крутили пальцами у виска, все вокруг говорили ей, что она сумасшедшая и хоронит заживо свои способности, но девушка была непреклонна. Туда устроился ее муж, она должна быть рядом. На самом деле Алена боялась оставлять Рому без присмотра, потому что вокруг него постоянно крутились какие-то девицы. Объяснялось это легко: ее первый муж имел выдающиеся мужские способности и не делал из этого секрета. Он считал, что его мужская сила подпитывается за счет наибольшего числа «покрытия» особей противоположного пола. Уследить за развратником Алена, конечно, не могла, так же как и остановить процесс скатывания Ромы в пропасть. Он пил все больше и больше. На работе ему сначала прощали за его способности, но когда злоупотребления стали мешать не только продвижению вверх, но и исполнению даже самых несложных обязанностей, у него начались неприятности. Его убрали из эфирных ведущих, переведя на работу исключительно за кадром, но Рома не одумался, не остановился. Осознавая, что скатывается вниз, он еще больше пил и еще сильнее злился. Когда Алена попадалась под руку, ей доставалось. Она терпела долго, даже тогда, когда ее совсем перестали понимать подруги, родители и соседи, у которых она периодически укрывалась от мужниных кулаков. Она вернулась домой только после сотрясения мозга, которое устроил ей Рома по очередному пьяному делу. Некоторое время она была тише воды ниже травы, сотрясение в этом смысле пошло ей на пользу. Но после оформления официального развода ей стало скучно, любвеобильное сердце стало томиться в одиночестве. С работой у нее ничего хорошего не получалось, она не могла хорошо устроиться, круг ее знакомых не пересекался с теми кругами, где люди легко делают карьеры и зарабатывают хорошие деньги. После Ромы ее ожидало глубокое разочарование от встреч с человеком, который оказался женат. Потом у Алены завязался служебный роман, но и он плохо кончился: ее избранник предпочел другую девушку, Аленину приятельницу и коллегу. Что-то в Алене отталкивало мужчин. С ней охотно ложились в постель, но серьезные отношения завязывать боялись. Мужчины боятся женщин, которые готовы слишком много отдавать, – ведь они так же много требуют взамен. Но Алена все-таки вышла замуж во второй раз, и во втором замужестве ее тоже ждал неприятный сюрприз. Ее муж Павел, получив официальные права на жену, полностью подчинил ее своему контролю: она обязаны была записывать каждую потраченную копейку, обосновывать ту или иную трату денег. Дальше – больше. По вечерам он стал требовать отчета за каждый час: что Алена делала, где была, с кем разговаривала. Павел стал проверять ее мобильный телефон, требовал, чтобы она отчиталась за каждый звонок, просматривал сообщения в соцсетях. Прошло, наверное, около года, пока Алена поняла, что у ее мужа просто-напросто не все в порядке с головой. Она нашла у него какие-то таблетки, которые он употреблял по назначению психиатра, и, хорошо помня о своем первом сотрясении, в страхе бежала домой, к родителям.

Она и сейчас жила бы с родителями в старом доме, если бы не умер дедушка, ветеран войны, который получил от государства новую однокомнатную квартиру и завещал ее Алене. На деньги, которые скопил дедушка, Алене удалось сделать скромный ремонт и купить самую необходимую дешевенькую мебель. Порой настолько дешевенькую, что она держалась на одном честном слове. После сумасшедшего Павла, который, кстати сказать, еще долго ее преследовал, Алена боялась встречаться с мужчинами, не хотела ни с кем знакомиться. Иногда женская природа заставляла с кем-то общаться, как она говорила, «в целях удовлетворения физиологической необходимости». Но такие встречи были редкими и ничего не значащими. Алена мечтала о любви, но жизнь ее была пуста. Имея престижную и востребованную специальность, она так и не смогла устроиться на хорошую работу. Одежду приходилось покупать самую дешевую, скидочную, а потом подруга, такая же безденежная, как и Алена, научила ее делать покупки через интернет. Рацион составляли в основном блюда из курицы, от которой уже хотелось кудахтать, и всякой другой дешевой снеди. Вот, пожалуй, и все. О чем еще было рассказывать?

Рассказ о судьбе задушевной подружки детства Динка слушала нахмурившись, изредка покачивая головой, что могло означать «что ж ты так…». Они выпили еще одну бутылку шампанского, вернее, ее почти всю выпила Алена, Динка только чуть притронулась. Когда Алена умолкла, Дина встала с дивана и засуетилась:

– Давай-ка знаешь что, ложись и немного поспи, – сказала она, – тебе это сейчас очень надо.

– Дин, я домой поеду и так расселась тут у тебя, – спохватилась Алена, – пора и честь знать.

– Поговори еще, – отмахнулась от подруги хозяйка дома, – вот тебе подушечка, пледик легкий, жарко не будет, поспи чуть-чуть, а я скоро приду.

– Ты куда? – спросила Алена, которой, по правде говоря, очень хотелось поспать после дурацкой ночи, Динкиного шампанского и собственных откровений.

– Я тут недалеко, – не стала уточнять подружка, – за руль не сяду, пешком пройдусь, близко.

Она ушла в правую часть квартиры и вскоре появилась уже в другом виде. Выглядела Динка обалденно: на ней была струящаяся шелком юбка, черный топик, мерцающий серебристой нитью. Она причесалась, накрасила губы помадой насыщенного оттенка, надела на шею витиеватое украшение, составлявшее комплект с крупным кольцом, выбрала очки с маленькими аккуратными стразами на дужках, окутала себя каким-то неземным ароматом и сказала:

– Ложись спать, я тебя закрою. Скоро приду, и тогда кое-что обсудим.

Алена, не сводя с подруги восхищенных глаз, не удержалась, прикоснулась к мерцающему топику, взяла из ее рук и примерила очки «Шанель». У нее никогда не было таких дорогих вещей, она даже в руках их никогда не держала.

– Ты выглядишь на миллион долларов, – выдохнула она.

Динка улыбнулась фирменной улыбочкой, одними уголками своих необыкновенных губ – таких, каких Алена никогда ни у одной женщины больше не видела, даже в кино.

– Я скоро вернусь, – сказала она и ушла, повернув с той стороны двери ключ в замочной скважине.

Алена провалилась в сон мгновенно: бурная ночь и впечатления от удивительной встречи сделали свое дело. Ей приснился ее второй муж, которого она старалась не вспоминать, ибо не получалось это сделать без дрожи. Он сидел напротив нее на стуле, облокотившись на спинку, и качал ногой. Алена сидела напротив, сложив руки на коленях, как послушная девочка.

– Ну а теперь рассказывай, что было вчерашней ночью, – сказал Павел, и Алена мгновенно проснулась и вскочила на своем ложе.

В первое мгновение она не поняла, где находится. На нее широким зубастым ртом ощерился мужик в телогрейке, в уголке улыбающейся пасти у него висела смятая цигарка. Мужик держал в руках гармошку, из оттопыренного кармана торчало горлышко бутылки. К нему большой мягкой грудью жалась румяная баба, заглядывала в глаза. На бабе был цветастый платок и перехваченная поясом тужурка. На заднем плане развеселые мужички и бабы пляшут, видно, что-то празднуют. А вокруг благодать – ровным слоем лежит белый снег. Солнце в небе мутное, холодноватое, подернутое морозцем, смотрит на мир вполглаза, заволакивает, надменно улыбается. А мужику и бабе хоть бы что! За ними изба – добротная, хоть и простая. В окошке горит свет, на подоконнике серый в полоску кот трется о ствол фикуса. И так Алене стало хорошо от этого зрелища, так спокойно на душе. Даже непонятно, сколько времени она разглядывала картину этого самого Егорова, но смотреть она на нее могла долго. Оцепенение прервала Динка, вернувшаяся с улицы.

– Ну что, подружка, будем кончать с твоим темным прошлым, – решительно заявила она.

– Это как? – не поняла Алена.

– А так, что завтра в двенадцать ты должны быть в офисе компании «Технологии роста», я запишу тебе адрес. Как подъедешь, позвонишь по мобильному телефону, тебя встретит руководитель службы по работе с персоналом. Она отведет тебя к твоему будущему боссу, познакомишься. Если не произойдет ничего экстраординарного, тебя возьмут на работу. Работа, правда, не совсем по твоей специальности, ты же экономист, но им сейчас экономист не нужен. Зато глава компании вторую неделю ищет помощника в приемную, и никак. Никто ему не подходит. Не знаю, какую уж он там ищет звезду, но мне в его приемной звезды не нужны. Зарплата у тебя будет не секретарская, не волнуйся. Думаю, если ты приглянешься, ты сможешь там продвинуться. Завьялов ценит способных людей.

– Кто-кто? – ошарашенно спросила Алена.

– Завьялов Валерий Иванович, глава компании, возможно, ты о нем слышала, пиар у него хороший, – пояснила Дина.

– Слышать-то я слышала, – остановила ее подруга, – но не совсем поняла. Ты меня к этому олигарху в приемную устроила, что ли?

Дина утвердительно кивнула.

– А как? – Не могла взять в толк Алена. – Как тебе это удалось? Он тебе кто?

– Пока любовник, скоро будет муж, – просто и без обиняков объяснила Динка, – но учти, я хочу, чтобы ты показалась в офисе во всеоружии. Вставай, мы сейчас с тобой сходим к моему парикмахеру, приведем в порядок голову, потом я подберу тебе кое-что из одежды, чтобы ты хорошо выглядела. У меня много всего, но все нужно мерить. Времени мало, но если ты будешь меня слушаться, мы успеем.

* * *

Подумать только! А он еще радовался, когда впервые услышал, что набережную будут реконструировать! Думал, что теперь этот район, к которому он уже успел прикипеть, станет не только еще более посещаемым, но еще и престижным. Стать-то он станет, теперь Леша в этом уже почти не сомневался, только уже, видимо, без него. Леша со злостью пнул ни в чем не повинное колесо своего джипа, открыл дверцу, чуть ее не вырвав, и газанул так, как делают глупые перепившие малолетки – с отчаянным протестующим визгом шин, вступивших в смертельное противоборство с асфальтом. Сделав вираж, автомобиль понесся по набережной.

Когда Алексей поставил здесь свой павильон, эта часть набережной никому не была нужна. Даже оптовый овощной рынок и тот отсюда переехал. Густые заросли диких кустарников, стаи облезлых бродячих собак, унылые жители частного сектора, изредка вылезающие из своих ветхих нор прошвырнуться по воздуху, – вот вам и вся набережная. Про левую сторону от главного моста, который соединял центральную часть правого берега с левобережьем, набережная имела совершенно другой вид. Городские богатеи облюбовали здесь участки задолго до того, как строительство особняков сделало из склона холма густо заселенный элитный район. Выкупленная земля застраивалась постепенно, и теперь этот район набережной имел вид дорогой, вальяжный, а порой и напыщенный. Еще дальше, в сторону нового моста и за ним, начинались новостройки. И дорога тут была хорошая, и кое-какое благоустройство переулков, ведущих вверх, в город, тоже имело место. На правую часть набережной обратили внимание после того, как привели в порядок военный памятник – Чижовский плацдарм. Затем реконструировали старинную Вознесенскую церковь, которая стояла брошенной и подтопленной грунтовыми водами. Еще позднее вокруг церкви построили ровную, квадратную площадь, украсили ее клумбами, поставили фонари и скамеечки. И стало это место постепенно приобретать популярность. Сначала сюда ходили романтические парочки, потом на площади сделали летнюю эстраду и стали привозить гастролеров, постепенно сюда же перекочевали свадебные церемонии и любители катания на роликах. Вслед за этими преобразованиями на набережную потянулись и частники: землю по другую от главного моста сторону было уже не купить, а здесь, на Вознесенской набережной, имелось еще множество незастроенных участков. В первую очередь осваивались земли ближе к центру, но со временем цивилизация стала расползаться все дальше и дальше. Лешка только радовался. Когда-то он, уволенный в запас сотрудник спецслужб, облюбовал здесь местечко для собственного бизнеса – небольшого павильона шиномонтажа. Постепенно Леша ввел целый спектр услуг: развал-схождение, компьютерную диагностику двигателя и так далее. Для этих целей место было – лучше не придумаешь. В некоторых дворах частного сектора издавна мыли машины, причем женщины тут старались и брали недорого. Место было непроходное, но очень проездное, автомобилисты знали его, и Лешкин бизнес оказался востребован. Когда он уже достаточно окреп, городские власти объявили предпринимателям, что временным сооружениям пришел конец, и если кто хочет развивать свой бизнес – милости просим переводить временные объекты в капитальные сооружения. То есть оформлять землю и по-человечески строиться. И действительно, киоски и павильоны убрали сначала с центральных улиц, потом с магистральных, а затем они и вовсе исчезли с карты города, оставшись в единичных числах и лишь на самых окраинах, где были проблемы с крупными торговыми точками. Лешка воспринял новшество с энтузиазмом, стройку вел стахановскими темпами. В итоге у него получился уже не жалкий павильончик, а вполне приличный объект. Он даже название ему придумал – «Скорость». Оформление документов шло своим чередом. Отношения в департаменте имущества и земельных отношений у него были налажены, но процесс двигался медленно. Конечно, по всей логике, нужно было начинать с другого конца – сначала поставить последнюю печать на последнем из всех необходимых документов, а потом уж строиться. Но кто ж так будет делать в реальности? Бюрократия длится долго, а кушать хочется каждый день. Все знакомые предприниматели поступали точно так же. Да что там мелкие предприниматели! Насколько знал Леша, даже самые крупные строительные конторы начинали строительство домов до окончания оформления всех необходимых документальных процедур. Бумаги доделывали уже по ходу процесса. За деньги, конечно, не без этого. И Леша тоже деньги платил, как все. Взятками это даже никто и не называл – подобные траты предприниматели закладывали в стоимость будущих проектов.