Текст книги "Смертники"

Подполковник Трясунов

– …Противник отходит. Море трупов, – слегка переволновавшийся радист вместо нормального доклада выплескивал в эфир нахлынувшие эмоции.

– Наши потери? Прием, – сколько и чего потерял враг, можно было подсчитать и попозже.

– Я… ну… раненые есть…

Приотставший в самом начале боя радист, теперь оказавшийся среди действующей на левом фланге первой тройке ядра, был не в курсе понесенных потерь. Видя лишь общую картину боя, даже иногда умудряясь постреливать сам, он, тем не менее, не видел, как упал Ляпин, и не имел информации от пробивающихся наверх, к группе Ефимова, бойцов второй тройки ядра. Он просто знал, что «чехи» отступают, что командир где-то впереди и что скоро, судя по всему, бой закончится.

– Ладно, качай связь! – Поняв, что большего от «потерявшегося» радиста он не добьется, Трясунов, тряхнув головой, словно сбрасывая навалившуюся усталость и отдав гарнитуру дежурному радисту, ступил на ступеньку лестницы. – Как только появится конкретная информация, сообщишь дежурному, – комбат кивнул на стоящий на столе телефон. Я у себя, – после чего он спустился по лестнице и, сжав зубы, пошел вперед.

– Только бы не упасть, только бы не упасть! – твердил подполковник, идя к своей палатке. Болезнь и особенно этот бой его совершенно вымотали.

Теперь поняв, что все действительно заканчивается, а того, что уже произошло, не изменить, он позволил себе передышку. Зайдя в командирскую палатку, Трясунов наглотался корвалола и буквально повалился в остывшую за время его хождения кровать. Сердце никак не хотело работать, но болело у него не сердце – душа…

Старший Келоев

Выскочив на высотку, боевики Ибрагима услышали, как впереди, чуть ниже по склону, часто-часто застучали автоматные очереди. Бросив убитых и раненых, они рассыпались в разные стороны и залегли. Ибрагим спрятался за ближайшее дерево и, привалившись к нему плечом, осторожно выглянул. Внизу еще стреляли, но выстрелы слышались все реже и реже. Отдельные пули, рикошетные или просто пущенные вверх, долетали даже сюда, теряясь где-то среди листвы и веток, изредка роняя вниз труху срубаемой коры.

– Махамед! – появившаяся в голове догадка, даже не догадка, а уверенность заставила Келоева схватиться за радиостанцию. – Махамед, Махамед! – настойчиво выкрикивал он в бесплодной попытке достучаться до начавшего отходить чуть раньше Ахмадова. Ответа не было. Поняв, что произошло, Ибрагим обхватил руками голову и взвыл. Его ноги ослабли, и он начал присаживаться на землю, скользя спиной по стволу дерева.

– Надо помочь, надо помочь, ударить сверху по ничего не ожидающим русским, ударить… помочь, – начал твердить сам себе Ибрагим, хотя понимал, что помогать больше некому. Он зажмурился и на миг представил, как они спускаются вниз, стремительно сметают уже упивающихся своей победой спецов, и… тут же перед глазами Ибрагима мелькнул он сам – мертвый, обезображенный, со страшно раздутым лицом и с застывшей на губах гримасой боли. Тряхнув головой, Ибрагим, оттолкнувшись от земли, решительно поднялся на ноги.

– Уходим! – Рука Келоева указала на восток, и остатки разгромленного отряда, загрузив на себя тех, кого могли и хотели унести, двинулись в указанном направлении. А Ибрагим отошел в середину строя и, отрешившись от окружающего, полностью погрузился в свои думы.

«Осознание своего превосходства… но стоило ли оно того? – появившаяся, но незаконченная во время боя мысль вернулась к нему снова. – Сколько там оставалось русских – живых, способных держать оружие? Двое? Трое? Надо было остановиться, отойти и уйти. Нет, не остановился, вовремя не отвел своих воинов. Недооценил противника…» Нет, это неправда. Ведь именно желание доказать самому себе возможность на равных противостоять или же даже бить русский спецназ и гнало его вперед, до конца, до победы. Вперед, и уже не считаясь с потерями; вперед, не замечая времени, вперед… И что? Вместо обретенной уверенности – ощущение собственной никчемности и страх, закравшийся в сердце страх перед противником. Ибрагим вдруг понял, что уже никогда не сможет чувствовать себя в безопасности: ни идя по лесу, ни сидя на самой тайной и замаскированной базе. Мужество, поколебленное в сегодняшней схватке, не могла вернуть никакая жажда мести. Ибрагим осознал это, и теперь шел, повесив голову, и с каждой минутой, с каждой секундной ожидая грохота чужой, раздирающей грудь очереди…

Группа капитана Гуревича

То, что боевики бесповоротно дали деру, Гуревич понял по тому, как в его сторону почти перестали лететь пули, а впереди если и мелькали вражеские фигуры, то, по большей части, виделись они со спины; к тому же убегающие даже не пытались отвечать на посылаемые в их сторону очереди. Бандиты бежали, падали, пытались уходить зигзагами и прорываться короткими перебежками, но все равно количество их разбросанных по лесу трупов все увеличивалось и увеличивалось. Наконец целей не стало, и Игорь с двумя оставшимися бойцами головного дозора вошел на территорию базы.

– Максим – вправо, Серега – влево, прикрывать!

Отдав команду, Гуревич двинулся по ее территории, внимательно осматривая прилегающую местность и проверяя оставленные помещения. Иногда ему что-то казалось подозрительным, и тогда он или его бойцы вначале стреляли внутрь схрона или даже бросали гранату, а уже потом разглядывали, есть ли там кто или нет.

Увы, но в только что отрытых землянках царило запустение. Лишь в крайней из них вдруг наметилось какое-то движение.

– Стоп! – окрик Гуревича остановил уже вознамерившегося кинуть гранату Сергея. И тут же тишину разорвал новый, уже гораздо более грозный окрик: – Выходи! Руки вперед!

Тонкий всхлип, шарканье ногами, и в дверном проеме показалась черная рука.

– Негр. Араб, – невольно вырвалось у залегших неподалеку бойцов, взявших на изготовку вход в земляное укрытие. – Наемник.

– Ни ест наемник, – отрицательно размахивая руками, на свет вылезла толстая фигура дрожащего от страха негра. – Мы ест телегрупп. Кино, кино, – повторил он дважды, похоже, опасаясь, что его не поймут или поймут не так.

– Кинокрут, значит? – усмехнулся Гуревич, и эта усмешка не сулила часто моргающему негру ничего хорошего.

– Я, я, – почему-то по-немецки ответил помощник оператора, по совместительству бывший агентом одной из иностранных разведок. И его страх по большей части был напускным, укладывающимся как раз в рамки отведенной ему роли тупого неудачника.

– И какое же кино ты собирался снимать? – Игорь едва подавлял в себе желание заехать прикладом по этой жирной, трясущейся роже.

– Вот, – появившийся из-за спины боец первой тройки ядра бросил под ноги негра разбитую пулей телекамеру. – Второй там, – он кивнул за спину. Засаду на наших снимать собирались.

– Хорошее кино! Ну что, сволочь, и кто вас на эту натуру пригласил? – Игорь до дрожи в руках жаждал со всей пролетарской ненавистью врезать по зубам этому гаду, но он уже принял решение, и разбитое лицо могло создать некоторые проблемы в последующем.

– Я есть помощник оператор, я не знай. Мне платить, я ездить…

– Платить, ездить… только время с тобой теряем! – Игорь поднял автомат. – Отъездился…

На лице агента отразился ужас от осознания происходящего, и в следующий миг в его жирный живот влетела длинная автоматная очередь. Помощник оператора Сэм – а точнее, специальный агент Стивен – с сиплым стоном начал оседать на землю.

– Добить? – без всякого сожаления к умирающему спросил у командира подошедший Андрей.

– Сам сдохнет. Возьмите какой-нибудь ствол, киньте этой сволочи, – Гуревич сплюнул: – По мне, такие, как он, гораздо хуже тех, – кивнул вверх, в сторону валяющихся в лесу вражеских трупов. – Те хоть сами на грани, а эти… падальщики! Не согласились бы эти сволочи, может, засады никакой бы и не было. Ладно, пошли наверх к «тыловикам», – проговорил он и уже отойдя на приличное расстояние, напомнил идущему сзади Сергею: – Только про ствол потом не забудьте. А то наедут, мать их… всякие правозащитники…

– Сделаем! – Мельников, незаметно смахнув выступившую на глазах слезу (убитого Григория Ляпина уже потащили наверх, к занимаемым ефимовскими бойцами окопам), повернулся умирающему Стивену и тоже сплюнул. – Сволочь!

Теперь здесь – около тылового разведдозора – собралась большая часть группы: собственно, сама тыловая тройка, первая тройка – точнее, двойка ядра и потерявший сегодня Ляпина головной разведдозор.

Первая же тройка ядра, точнее, тоже двойка, находясь на позициях Ефимова, совместно с подошедшей группой Крушинина собирала раненых и оказывала им первую медицинскую помощь.

– Чибисов! – уже на подходе крикнул Гуревич, и впереди сразу наметилось движение. – Докладывай, что тут у вас произошло. – Игорь еще не отошел от горячки боя, и его слова звучали резко и зло.

– Командир! – Леха Чибисов выбрался из-под завала маскировавших его укрытие и теперь вот рухнувших на него веток. – Туда ушли, – ствол его автомата качнулся вдоль убегающего вдаль ручья и пошел вверх.

– Мы их там нехило окучили! – влезая в разговор, похвастался стоявший рядом с Лехой Васька Быков, по виду и по уверенности в себе действительно напоминающий быка.

– Это точно. Они трупы вытаскивать сунулись; ну, мы их и прищучили! – Леха улыбался, хотя его руки нервно дрожали.

– Понятно, а трупы там откуда?

– Да чуть раньше вальнул я там кого-то… – Эмоции бурлили и переполняли Чибисова. – Мы их хорошо сперва окучили.

– А потом они нас! – хихикнул совершенно не соответствующим своей фигуре смешком Васька. – Вон Федьку подстрелили, – Быков кивнул в сторону лежавшего неподалеку и тихо стонущего командира тыловой тройки.

– Пошли, посмотрим, кому вы там дали по мозгам. Андрей, раненого и пленных к выходу из леса! – отдал команду Игорь и, махнув рукой, приказал: – Быков, Чибисов, за мной!

Гуревич развернулся и стал не спеша спускаться вниз, мимо базы, по только что пройденной тропе. Выехавшая за ними бронеколонна еще только подбиралась к району …тов, и время для досмотра у капитана и его бойцов еще было.

Проходя мимо трупа Стивена, Игорь еще раз сплюнул, кинул ему на спину захваченный у пленных боевиков автомат и поспешил дальше.

Шамиль Басаев

Время шло, а новых сообщений от Ибрагима Келоева не поступало, и по тягостному молчанию в радиоэфире Шамиль понял: тщательно продуманная и лично им разработанная операция провалилась.

Шамиль уткнулся лицом в подушку, обхватил голову руками и, чтобы не взвыть, заскрежетал зубами. Злость на старшего Келоева за столь бездарное выполнение задуманного переполняла Басаева, и это не сулило Ибрагиму ничего хорошего.

Майор Никишин

Если бы майор мог, он бы сам впрягся в никак не желающий мчаться как метеор БТР. Кричать и стучать по лбу сидевшего за рулем водителя было без толку – он и без того выжимал из своего железного коня все что можно. Но Никишину хотелось большего, хотелось, чтобы они уже были там. Чтобы… одним словом, чтобы успеть. Вот уже и группа Гуревича зарубилась, вцепилась в противника, с ходу смяв его боевые порядки. А они все ехали. Никишин нервничал и, нервничая, едва слышно пел какую-то песенку. Не помогало. Наконец показалась окраина селения …ты. Совсем немного, и теперь по грунтовке вверх, до самого места боя.

– Влево вот по той дороге, – скомандовал майор и, подлетев на очередной канаве, даже не стал материться на вовремя не притормозившего водилу, лишь крепче вцепился в висевший на ремне автомат и сплюнул на мелькающую под колесами гальку. В ответ на полученную команду водитель кивнул и, почти не сбавляя скорости, свернул на старую, давно неезженую дорогу. Загрязняя воздух непрогорающей солярой и завывая, «восьмидесятка» начала подниматься в гору. До места боя оставалось совсем ничего.

Того, что на старой дороге могли быть установлены такие же старые, забытые противотанковые мины, майор вовсе не исключал, но наверху по-прежнему гибли ребята из его отряда, и он предпочитал рискнуть, а там будь что будет…

Группа капитана Гуревича

Первый труп боевика они увидели уже на подходе к месту боя. Окровавленная разгрузка, отсутствие автомата, слетевшая и валяющаяся на земле кроссовка – все свидетельствовало о том, что его какое-то время пытались тащить, потом бросили. Затем бойцы увидели и подобрали бесхозный ствол, а чуть дальше, уже за поворотом тропы, лежала тонкая фигура в черных джинсах и такой же темной джинсовой куртке. Светлые, окрашенные кровью и спутанные волосы короткой прически, лицо, повернутое вниз, уткнулось в землю, ноги были неестественно вывернуты и заброшены на корни дерева. На спине виднелось пятно еще более темное, чем материал куртки, и в центре пятна – маленькое, едва заметное отверстие от вошедшей туда пули.

– Пацан, блин… – без всякого сожаления констатировал Леха. И впрямь, эта фигура не могла принадлежать взрослому мужчине. Подойдя ближе, Чибисов без всякого почтения ткнул носком ботинка в голову лежащего, поворачивая лицом на сторону.

– О, черт, баба! – вырвалось у отшатнувшегося Лехи.

– Переверни! – нисколько не смутившись данного факта, скомандовал капитан, с интересом рассматривая явно европейские черты лица убитой.

– Раз, два, взяли! – самому себе скомандовал Чибисов, с легкостью поднимая и переворачивая тело Барбары. Перевернув, он поморщился от пахнувшего в лицо запаха и отступил в сторону.

– Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним! – вспоминая старый мультфильм, Игорь залез в топорщившийся нагрудный карман и вытащил оттуда небольшое удостоверение, написанное сразу на двух языках. Первое, что бросилось в глаза Игорю, было слово «Телерепортер».

– Во как! – ухмыльнулся Гуревич. – Кино, значит, приехали снимать… Сняли, – с удовлетворением заключил он, вспомнив труп, лежавший подле раздолбанной выстрелом телекамеры. – Барбара Смиткович.

– Немка? – услышав имя, попытался уточнить Леха.

– Нет, полячка, – авторитетно заявил Быков.

– Удостоверение вроде как на английском, не поймешь, – сказал Чибисов, – наверное, из Америки приехала.

– Ну и хер с ней! – сказал Гуревич, бросая документы обратно на мертвое тело. – Пошли отсюда. Пацанов раненых отправим, тогда разберемся.

– Нет, эту бросать тут нельзя, уволокут, – резонно заметил Быков, подобрал брошенное удостоверение и, ухватив труп за ногу, потащил его вслед уходящему в сторону базы и что-то насвистывающему Гуревичу. А наверху близ почерневшей от гранатометных разрывов опушки тяжело гудели двигатели взбирающейся наверх техники. Боевое задание подходило к завершению.

Ибрагим Келоев

Между тем остатки подразделения Келоевых, таща на себе раненых, скорым маршем уходили в сторону близлежащего селения. Труп Идриса, ценой жизни трех моджахедов вытащенный из-под носа русских, несли на самодельных носилках, сделанных из веревки и двух ореховых кольев. Замыкая строй, шатаясь и приволакивая ногу, двигался едва не рыдающий от душившего его горя Ибрагим. Если бы он заплакал, ему было бы легче, но старший Келоев сдерживался. Он лишь тихо повторял одно из любимых изречений Шамиля Басаева: «Когда муджахиду приходится обнажать свое оружие, он использует его по назначению». А он, Ибрагим, свой клинок вытащил, и не было силы, способной теперь вернуть его обратно в ножны.

Группа старшего прапорщика Ефимова

Контуженный, только что пришедший в себя, но еще плохо соображающий, Тушин сидел на бруствере окопа и глупо таращился в спину вышедшего на опушку группника. Сам же Ефимов стоял, тяжело опираясь на пулемет, и глядел на выползающую к лесу бронированную колонну. Вся его одежда казалась черной от разлившейся по ней, перемешавшейся с грязью и копотью крови, своей и чужой. А в черной пулеметной ленте тускло поблескивали три последних патрона.

– Серега, брат! – спрыгнувший с брони БТРа майор Никишин бросился в сторону командира второй группы, в приветственном жесте поднявшего чудом уцелевшую руку. Но, увидев состояние Ефимова, майор резко обернулся и крикнул бежавшим за спиной бойцам: – Двое сюда… живо на носилки… Серега…

– Ребят, грузи ребят, у меня тяжелые, – попросил Ефимов, отстраняя от себя подбегающих солдат, пытаясь улыбнуться и одновременно теряя сознание…

Послесловие

Сообщение «Кавказ-Центра» по поводу проведенной акции ограничилось небольшой заметкой:

«Вчера в районе населенного пункта …ты была окружена и полностью уничтожена рота специального назначения Главного разведывательного управления. Потери отряда моджахедов составили три человека убитыми и пятеро ранеными».

От интервью Шамиль Басаев решил отказаться. А Ибрагим Келоев спустя трое суток сдался властям.