Текст книги "Битва на Калке"

Заключение

Несмотря на развернувшиеся через шестнадцать лет драматические события, сами по себе причины поражения объединенного войска южных княжеств Руси и половцев в битве на Калке все же следует признать более субъективными, чем объективными. При всей новизне во многом опередивших свое время военно-административных реформ Чингисхана нет никаких причин считать, что монголы находились на принципиально более высокой ступени социального, политического, культурного или военного развития, чем современные им европейские страны.

Безусловно, на Калке «войску трех Мстиславов» противостояло элитное подразделение лучшей армии того времени на всем земном шаре. Однако о каком-то качественном разрыве между противниками говорить не приходится. Уровень монгольской военной науки во многих аспектах был превосходен, но уже сам по себе упор на кавалерию предполагал относительно небольшие вариации построений и ведения боя.

Строго говоря, при всех новациях основой ее служила традиционная азиатская тактика конной стрельбы из лука в сочетании с использованием тяжелой кавалерии таранного типа. С подобной манерой ведения боя европейские народы столкнулись еще в античные времена. Наиболее яркий и известный пример – разгром иранцами-парфянами армии Марка Красса в битве при Каррах (53 г. до н. э.). Все в общем повторяет события на Калке: ложная атака легкой кавалерии, чтобы прощупать ответную реакцию римских легионов (около 50 тыс. человек с союзниками); ложное бегство; град стрел, обрушившихся на римлян; окружение легионов, чьи ряды редели под обстрелом неприятеля; наконец, атака конных латников (парфяне первыми стали защищать и лошадей) против дезорганизованного, неспособного к активному сопротивлению противника. Нечто подобное было и у кочевавших в украинских степях в первые века нашей эры других иранских кочевников – сарматов. Раскопки показали широкое распространение у них именно тяжелой кавалерии, применявшейся в сочетании с легкими лучниками. Монгольская армия имела непревзойденные для своего времени коммуникации и была способна совершать стремительные марши на огромные расстояния, но диапазон ее эффективного применения был все же ограничен.

Уже во времена Чингисхана стало ясно, что на море и крупных реках, в европейских лесах и болотах или азиатских джунглях, не говоря уже о горах, самая лучшая конница почти беспомощна. Дальнейшие исторические события только подтвердили это. В этом смысле на Калке природа, конечно, была «на стороне» монголов. Однако никак нельзя не учитывать и то, что из всех европейских армий именно войска южных княжеств Руси имели богатейший опыт войн с кочевниками и были наиболее подготовлены для столкновения в степи с большими массами кавалерии. О союзниках-половцах можно и не говорить. Никакие тактические приемы монголов, их вооружение и способы рукопашного боя и применения лука явно не были для воинов объединенной армии чем-то неожиданным. Можно уверенно сказать, что воин-профессионал из дружины киевского или галицкого князя едва ли уступал лучшему монгольскому воину. Однако «десятичная» система организации войска и в какой-то мере всего общества, введенная Чингисханом, принцип круговой поруки и коллективной ответственности – все это поставило мобилизационные возможности его государства на небывалый для средневековья уровень. Подобной эффективностью организации общества в военном плане даже в XX в. смогут похвастаться считаные диктаторы!

Зачастую в противовес этому говорится о слабости Руси, вызванной ее феодальной раздробленностью, отсутствием единого государя, зависимостью южнорусских князей от боярской олигархии. Учитывая то, какие события развернулись вскоре после битвы на Калке, и то, кто в них вышел победителем, спорить с подобными аргументами, конечно, трудно. Но, не вдаваясь в политические аспекты и параллели с современностью, следует все-таки помнить, что в этом конкретном случае против монголов выступила армия, которую Киевская Русь никогда не выставляла – ни в количественном, ни в качественном отношении, даже в эпоху своего расцвета и предельной централизации. Вряд ли тот же Ярослав Мудрый выставил бы войско побольше. Кочевые сообщества и до, и после Чингисхана организационно всегда превосходили земледельческие. Сама экономика заставляла каждого кочевника-скотовода время от времени превращаться в воина-грабителя. Но на Калке кочевым воинам противостояли как раз воины-профессионалы или достаточно подготовленные добровольцы из городского ополчения, а не наспех вооруженные, оторванные от сохи крестьяне.

Достаточно трудно объяснить «феодальной раздробленностью» и катастрофически несогласованные действия князей как перед битвой, так и во время нее. Летописец, который одну из главных причин поражения видит в том, что не было согласия между князьями, конечно, прав. Но опять же в этом случае основу объединенного войска составляли дружины смоленских Мономаховичей – самой сплоченной и никогда не знавшей конфликтов ветви Рюриковичей. Поэтому еще более нелепыми выглядят трагические разногласия между двумя двоюродными братьями Мстиславами – киевским и галицким, никогда до этого не ссорившихся, тем более, что Мстислав Старый был в общем-то обязан киевским престолом именно своему кузену, его воинской славе и популярности. И если роковую оторванность волынской дружины и половцев от основных сил еще можно объяснить горячностью молодого князя Данилы и стремлением кочевых союзников первыми разграбить обоз монголов, то запоздалое вступление части черниговцев в битву вообще не имеет никакого логического объяснения. Особенно если учесть тот факт, что Мстислав Святославич должен был иметь немалый военный опыт, ведь он был братом Всеволода Чермного, а авангардом черниговской дружины командовал такой знаток степной войны, как Олег, князь курский. Бестолковая гибель этой части союзной армии, как и капитуляция укрепленного лагеря киевлян, безусловно, самые трагические моменты катастрофы на Калке. Тем более, что отсутствие единоначалия было обычным недостатком всех европейских феодальных армий.

Описание средневековых битв переполнено случаями умышленной пассивности одного из участников сражения, а то и перехода на сторону противника. Княжеские усобицы не исключение, но на Калке сам характер врага исключает возможность предположить какой-либо сговор. Даже большинство половцев до самого конца битвы оставались в общем-то верными союзниками.

Но больше всего поражает – и вряд ли историки когда-нибудь этому найдут объяснение – абсолютно бездарное командование войсками Мстиславом Удатным. Конечно, его противник Субудай был талантливейшим полководцем своего времени, но все же не всегда непобедимым. Возможно, правы те историки, кто считает, что его полководческий талант несправедливо недооценен, а он должен занимать место в ряду лучших военачальников всех времен. Но и сам Мстислав был опытнейшим воином и его удачливость («удатность») в многочисленных войнах объясняется в первую очередь неординарным стратегическим и тактическим талантом, а не обычным везением, как уже при его жизни считали некоторые недоброжелатели.

С точки зрения опыта ведения войны в разных природно-климатических условиях и с разным противником, Мстислав, пожалуй, даже превосходил Субудая. Князю довелось участвовать в качестве командующего в войнах, причем почти всегда победоносных, на пространстве от Балтийского до Азовского морей и от Вислы до Волги.

До Калки Мстиславу пришлось подавлять и, по сути, партизанскую борьбу в глухих лесах эстов и литовцев, и сражаться в открытом поле с дружинами других князей и европейскими рыцарями. О половцах, – то врагах, то союзниках или наемниках, – можно и не говорить. Классическая тактика кочевников – осыпая градом стрел, заманить притворным отступлением взбешенного противника в ловушку – была ему хорошо известна.

По свидетельству летописей, половцы уже с первых десятилетий своего появления в причерноморских степях широко применяли подобную тактику. Но эффективной она оставалась только в борьбе с противником, незнакомым с подобным приемом. В битве на реке Вягре (укр. Birop, на границе Львовской области с Польшей) в 1099 г. воевавшие на стороне волынского князя Давыда Игоревича половецкие ханы Боняк и Алтунопа с успехом ее применили против венгерской армии. Легкая конница Алтунопы притворным отступлением увлекла венгерских рыцарей в погоню, растянула их ряды, после чего на них в лоб из тыла ударили волыняне и отборные отряды половцев. Дезорганизованные венгры понесли огромные потери, сам король едва спасся бегством. Из-за того, что в битве на Вягре погибли десятки европейских аристократов, один или два католических епископа, она получила очень широкую известность в Европе, хотя сама по себе и не привела к серьезным последствиям. Причем все источники подробно останавливаются именно на тактике половцев, которой, а не крайне непопулярному даже у себя на родине князю Давыду, единодушно приписывают эту победу. «Разделившись на три полка, сбили они венгров в толпу, как сокол галок сбивает», – восторженно замечал летописец.

На Руси долго помнили эту победу, и гордились ею, и выводы сделали незамедлительно. Когда через четыре года, в апреле 1103 г., в знаменитой битве на реке Сутине (или Сутени, предположительно ныне р. Молочная в Запорожской области) половцы легкомысленно снова применили испытанную тактику, их ждало страшное поражение. Ставший европейской знаменитостью хан Алтунопа так и не смог спровоцировать войско Владимира Мономаха броситься в погоню. В конце концов передовой отряд половцев был сам отрезан от основных сил и полностью уничтожен (погиб и Алтунопа). Теперь уже само половецкое войско было вынуждено попытаться спасти свой авангард и вступить в бой, окончившийся полной катастрофой. Эта битва получила широкую известность, Владимир Мономах после нее стал считаться полководцем европейского масштаба, а его тактика борьбы с кочевниками в степи и через сто лет признавалась безупречной.

Можно уверенно сказать, что оба сражения и действия в них разных сторон были прекрасно известны Мстиславу Удатному. Параллели с битвой на Калке в них прослеживаются, что называется, невооруженным глазом. И уж совсем удручает то, что две наиболее громкие победы самого галицкого князя либо имеют много общего с битвой на Калке, либо сам полководец ведет там себя с точностью до наоборот. Ярким примером может послужить состоявшаяся в 1216 г. битва на р. Липице (ныне близ Юрьева-Польского во Владимирской области России).

Призванный на княжение в Великий Новгород, Мстислав возглавил разношерстное союзное войско в ходе междоусобной войны во Владимиро-Суздальском княжестве. Сыновья знаменитого Всеволода Большое Гнездо, прозванного так за многодетность, Юрий и Ярослав, отодвинув в сторону старшего брата Константина, предваряя политику позднейших московских князей, стремились создать жестко централизованное государство с самодержавным правлением. Мстислав традиционно выступил защитником «старины», то есть удельной системы с формальным главенством великого князя Киевского.

Чей подход к политическому обустройству являлся более прогрессивным – вопрос непростой. В боевом искусстве более умелыми проявили себя «защитники старины». Конечно, Мстислав Удатный сражался вместе с дружиной в первых рядах. Современникам он запомнился особым приемом – привязывать к руке огромный боевой топор, игнорируя меч. Но это ни в коей мере не свидетельствует о какой-то горячности князя. То, что полководец обязан сражаться вместе с войском, было для средневековых войн нормой. Наоборот, исключением являлась более разумная манера самодержавных владимиро-суздальских князей руководить войском со стороны.

Нас в данном случае интересует тактика Мстислава. Почему в битве на Калке у этого полководца, утверждавшего всегда, что главное в сражении «не дай Боже, выдать добрых людей», т. е. не дать разбить их по частям, три части его войска вообще потеряли друг друга из виду, остается загадкой. Тем более, что на Липице войско Мстислава было не менее разношерстным, а сам он явно еще не имел в глазах других князей такого авторитета, как позднее.

Параллели с событиями на Калке возникают и при рассмотрении действий Мстислава Удатного в другом победоносном для него сражении – у Галича в 1218 г. Как и в случае с Липицкой, мы располагаем достаточно подробными описаниями этой битвы. В общих чертах действия князя здесь повторяют тактику Субудая. Осажденному в Галиче очередному венгерскому претенденту на престол, королевичу Коломану, пришла на помощь большая польско-венгерская армия. Основным соперником Руси-Украины на западе в то время была региональная супердержава Венгрия, а не Польша, как в последующую эпоху.

Мстислав прекрасно понимал, что разгромить хорошо вооруженное, руководимое знаменитым полководцем Фильнием (Филей) войско одним ударом в чистом поле будет трудно. Здесь и проявился его полководческий талант. Заметив, что войско Лешка Краковского стоит достаточно далеко от венгерских рыцарей Фильния, Мстислав отошел и спровоцировал поляка на бой с конной дружиной двоюродного брата (будущего киевского князя) Владимира Рюриковича. Поляки смяли войско Владимира и начали теснить его, пока вовсе не потеряли союзников из виду. Тогда Мстислав обрушился со всеми силами на войско венгров, за короткое время разгромил его, а потом настиг и атаковал польских рыцарей, которым, в свою очередь, ударили в спину остатки дружины Владимира. Разгром был полный, Фильний попал в плен, осажденный в Галиче королевич капитулировал. Победа принесла Мстиславу Удатному теперь уже европейскую славу.

Что случилось со знаменитым полководцем 31 мая 1223 г. историки, конечно, вряд ли когда-нибудь смогут понять. В любом случае можно утверждать, что основной причиной поражения союзной армии на Калке стали грубейшие тактические ошибки ее фактического командующего – галицкого князя Мстислава Удатного, оправдать которые может разве что фактическое отсутствие единоначалия и довольно бестолковое поведение двух других Мстиславов. Князей и их воевод подвела элементарная самоуверенность и недооценка противника. Очень практичные и надежные, но неказистые на вид доспехи монгольских всадников, их низкорослые лошади, отсутствие даже у командиров и багатуров каких-либо ненужных украшений (запрет Чингисхана) делали монголов в глазах средневекового европейского рыцаря сборищем вооруженных мужиков. И европейские, и соседние с ними исламские страны имели общие, давно устоявшиеся взгляды на войну, обустройство армии и командование войсками. Понятия «единоначалие» и «воинская дисциплина» почти отсутствовали: под первым понималось признание кого-то старшим, под вторым – личная преданность и послушание своему сюзерену и не более.

Конечно, созданная Чингисханом армия нового типа была исключительно грозным противником, хотя с виду и по вооружению едва ли представлялась таковой. Воспитанные совершенно в иной системе ценностей жители Киевской Руси, тем более ее «старых» южных княжеств, похоже, были просто не в состоянии сделать какие-то выводы даже после поражения.

Впрочем, даже победа Мстислава Удатного дальнейший ход истории едва ли изменила бы. И причина здесь не только в объективном превосходстве монгольской военно-политической системы, более напоминавшей устройство тоталитарных государств XX века.

Примыкавшая к юго-западной оконечности Великой степи Русь-Украина была обречена стать жертвой развернувшегося в ее недрах движения кочевых народов. И дело здесь не в какой-то особой жертвенности и «мессианской роли» Руси, как любят повторять некоторые российские и украинские историки. Степные всадники легко проходили смерчем по Балканам или Западной Европе, но остаться там все равно не смогли бы. Кочевников там ждало два выхода – отойти назад, как монголы, или осесть, смешавшись с местным населением, как венгры и дунайские болгары. Зато причерноморские степи позволяли им и дальше заниматься привычным образом жизни – экстенсивным животноводством, низкая эффективность которого компенсировалась грабежом соседей-земледельцев.

Воистину, географическое положение стало главной причиной культурного и экономического доминирования Приднепровья в Восточной Европе, возвысило Киев, ставший центром огромной лоскутной империи, и оно же стало настоящим проклятием этой земли. Через Черное море шла на Русь греко-римская европейская цивилизация, а через причерноморскую степь регулярно приходили кочевники, уничтожавшие ее завоевания.

Основной вред, принесенный кочевниками, в первую очередь монголами, состоял даже не в демографических или материальных потерях. От нашествия Батыя та же Венгрия пострадала не меньше. Но на территории Украины кочевые соседи умышленно подрывали само государственное строительство. Созданное одним из героев битвы на Калке – Данилой Романовичем – Галицко-Волынское королевство благодаря природным условиям и географическому положению останется практически независимым от монголов и просуществует еще сто лет.

А вот в примыкающей к степи Руси как таковой (Киевской, Переяславской и Черниговской землях) монгольское нашествие вызовет полную дезорганизацию государственности. Очень скоро европейские народы выяснят, что апокалипсические «гоги и магоги» не такие уж страшные. Более того, им снова придется иметь дело уже с привычными тюркскими кочевниками, «переварившими» захватчиков и взявшими имя одного из монгольских племен – татар. Последним на северо-востоке своей орды придется превратить Московское княжество в своеобразный центр по собиранию дани.

На территории современной европейской части России начнется период так называемого монголо-татарского ига. И хотя он растянется на двести пятьдесят лет, иногда создается впечатление, что московские князья были в этом иге заинтересованы. Во всяком случае именно будущее московское царство станет территориальным и политическим (вплоть до титула) наследником Золотой Орды. Отношения других частей бывшей Киевской Руси с татарами сложились совсем по-другому. Если Галицко-Волынская держава периодически хотя бы задабривала их данью (Данило даже ездил на поклон к Батыю), то белорусские княжества в союзе с литовцами, а потом и под властью династии Гедиминовичей, начнут успешно сопротивляться монголам уже с первых лет их появления в Европе.

Новое государство – Великое княжество Литовское (Литовско-русское государство) – очень скоро перейдет в успешное наступление на кочевников, закончившееся для них разгромом на реке Синие Воды (ныне Кировоградская и Николаевская области Украины), скорее всего, в 1362 г.

В Киеве сядет на престол литовский православный князь Владимир Ольгердович. С политическим влиянием татар в Украине будет в общем покончено. Начнется долгая, изматывающая, идущая с переменным успехом степная реконкиста. Очень быстро выяснится, что единственный способ победить кочевников раз и навсегда – это не карательные походы, не единовременный их разгром в каком-то генеральном сражении, а методичное (конечно, вооруженное) земледельческое освоение степи.

Только через несколько столетий после битвы на Калке Степь будет ждать окончательное цивилизационное поражение в борьбе с земледельческими народами. Но в Украине эту борьбу поведут уже не князья с их дружинами, а казаки. Причем первым ударом похоронного колокола по европейским кочевникам станет основание почти у места сбора войска трех Мстиславов – острове Хортица – Запорожской Сечи. История почему-то любит такие совпадения.

Предшествующие битве на Калке события, как и сам ход сражения, известны историкам достаточно хорошо. Они описаны сразу в нескольких древнерусских летописях, а также в ряде восточных источников (на арабском, фарси, монгольском и китайском). Благодаря последним достаточно хорошо известен и маршрут похода Субудая и Джебэ. Неудивительно, что сама битва как будто оттеняется позднейшими, куда более страшными событиями. Тем не менее в Украине, по крайней мере среди образованной части населения, она была хорошо известна. Пользовавшиеся как отечественными, так и польскими летописями украинские книжники в целом достаточно правильно давали историческую оценку этому событию и хронологически его определяли. Даже в ряде популярных литературных сочинений (например, изданной Иваном Домбровским в Киеве или Фастове латиноязычной поэме «Днепровские камены», 1618 г.) авторы демонстрируют неплохие знания о битве.

Безусловно, начало научного изучения вопроса следует отнести к концу XVIII в., когда в России и Польше стали появляться труды, посвященные истории этих государств (обе стороны историю Украины интерпретировали, как часть своей собственной). В целом, это не помешало российским, польским, а затем и украинским историкам иметь сходные взгляды в оценке самой битвы и анализе связанных с ней событий. Ошибка С. М. Соловьева, который в своей знаменитой «Истории России» неправильно указал маршрут похода монголов (через нижнее Поволжье) – всего лишь недоразумение. (Интересно, что у его предшественника Карамзина путь войск Субудая и Джебэ описан в целом верно.)

А вот по поводу точной даты битвы дискуссия не прекращается и по сей день. Причиной тому крайне запутанная хронология летописей Киевской Руси. Даты приводятся в них от «сотворения мира», т. е. первый год нашей эры (от Рождества Христова) – это 5509 г. Но сам год летописцы начинают то в марте, то в сентябре. Дополнительные трудности вносит и юлианский календарь. Тем не менее, большинство исследователей, благодаря открытию ряда восточных источников (перевести дату исламской хиджры на григорианский календарь не составляет труда), сходятся на дате 31 мая 1223 г.

К сожалению, тема битвы на Калке не избежала и некоторой политизации. Особенно четко это прослеживается в советский, прежде всего сталинский, период истории нашей страны. Оценка «феодальной раздробленности» как главной причины поражения часто походила на апологетику тоталитарного государства с диктатором во главе.

Рассуждения о «мессианской роли» Руси в спасении Европы и ее культуры зачастую соседствовали с едва скрываемым восторгом перед военно-политическим устройством Монгольской империи. Исходя из явно политических соображений, многие авторы пытались буквально за уши вытащить версию об участии в битве и северо-восточных русских князей. Апофеозом искажения истории ради «дела дружбы народов» с полным правом можно считать роман В. Яна «Чингисхан» (1939 г.), где витязи ростовского князя Василька сражаются с монголами и чуть не берут у них реванш за поражение «южных братьев» на Калке (на самом деле небольшой отряд племянника владимирского великого князя Василька дошел только до Чернигова и повернул обратно).

Впрочем, если учесть, что тогдашние советские историки могли совершенно аргументированно утверждать, что говорить о существовании в XII–XIII вв. единого французского или немецкого народа невозможно, и тут же писать о «едином древнерусском народе», все это неудивительно.

Скорее всего, политическими причинами вызвано и то, как мало внимания уделялось в советский период второй битве на Калке – уже в 1380 г.

В этом сражении хан восточной части Золотой Орды Тохтамыш разбил кочевавшего в причерноморских степях знаменитого темника Мамая, который, не будучи потомком Чингисхана, осмелел настолько, что сам занял престол, когда ему надоело править от имени ханов-марионеток. В сущности, это был только эпизод многолетней смуты («замятии») в Золотой Орде. Но в том-то и дело, что если об этой битве различные восточные и западные источники говорят (некоторые уверяют, что войска Мамая просто перебежали к Тохтамышу), то о другом, якобы еще более масштабном сражении, имевшем место за несколько месяцев до этого, все они молчат.

Речь идет о Куликовской битве. Сам факт, что о ней пишут владимиро-суздальские и новгородские авторы, причем подробные рассказы есть только у позднейших из них (сведения немецких хроник восходят к одному источнику и не слишком надежны), дали возможность некоторым еще дореволюционным историкам ставить под сомнение масштабы этой битвы и ее исход (немецкие хроники сообщают, что литовцы после битвы напали на русских и отняли их добычу). Тем более, что Дмитрий Донской официально боролся не с Золотой Ордой, а только с Мамаем, признавая законным монархом Тохтамыша.

Впрочем, дискуссия о ходе событий на Куликовом поле (если битва была действительно там) не является темой этой книги. А вот второй битвой на Калке украинским историкам следовало бы заняться. Тем более, что и здесь мы встречаем интереснейшие исторические параллели.

Так же, как после Калки-1 последовал Батый, после Калки-2, причем тоже через 15 лет, в Восточную Европу вторгается великий завоеватель Тимур, окончательно ослабивший Золотую Орду.

К сожалению, где именно произошло сражение на Калке, нам не известно. Единственное, что обычно не ставится под сомнение, так это то, что произошло оно на берегах реки, которая теперь называется Кальчик, в 20 км к северу от Мариуполя. Поставленные в последнее время сразу в нескольких местах различными политическими силами памятные знаки ученые всерьез не воспринимают. Археологические раскопки в этом районе не обнаружили следов ни одного из сражений. На Кальчике сейчас находится Старокрымское водохранилище (название связано с переселенными сюда в XVIII в. из Крыма греками). Место битвы может покоиться и под его водами. Да и сама прилегающая к реке степь настолько распахана и изрыта, что невозможно даже представить, как выглядела эта местность почти 800 лет назад. Впрочем, этот печальный для историков и археологов факт может служить еще одним подтверждением того, что великую борьбу с кочевой азиатской степью на самом деле выиграл плуг украинского крестьянина-земледельца.