Текст книги "1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты"

Отречения не было

Тайна лжи и беззакония имеет в XX веке отправную точку – так называемое «отречение». До февраля 1917 года Россия шла «царским путем», и путь личного духовного спасения был делом частным. После устранения «удерживающего» Россия хранима Богом только для того, чтобы вернуться на «царский путь», для чего требуется коллективное покаяние за непротивление злу. Шанс на это сохраняется, и мы обязаны его использовать, понимая, что тайна беззакония действует уже не в отношении частных лиц, а в отношении России и русского народа, а. многие из нас вольно или невольно втянуты в процесс уничтожения нашей страны и нашего народа.

Как же была создана иллюзия отречения Государя, которого в действительности не было? Как явно сфабрикованная бумажка с невнятной подписью (неизвестно чьей рукой) в уголочке листа «Николай» была выдана за Высочайший Манифест? Текст, где имеется фальсифицированная подпись Государя, – это телеграмма Генеральному Штабу. А текст, который по 8 копеек продавали на петроградских улицах, – это уже Манифест. Причем, оформленный, как положено для подобного рода документов, словами: «Мы Николай Второй,…» и так далее.

Сокрытие факта фальсификации было одной из задач, которую решали и большевики. Им нужно было представить, что в феврале 1917 года они подобрали «ничью» власть, что законного правителя у России на тот момент не было. Поэтому уже после Великой Отечественной войны из-за рубежа был извлечен совсем уже дряхлый «монархист» Василий Шульгин со своей версией «отречения», и с его участием изготовлен пропагандистский фильм «Перед судом истории». Где внимательный взгляд обнаруживает массу накладок. К примеру, в рассказе Шульгина по подписании «отречения» отсутствует важное лицо – тот, кто напечатал текст на пишущей машинке. «Отречение» возникает как из воздуха и исправляется чудесным образом без присутствия исполнителя. Фантазии Шульгина становятся чуть ли ни документом, хотя внимательный исследователь Сергей Мельгунов, проживший, а потом детально изучивший Февраль, неопровержимо доказал, что все мемуарные сочинения Шульгина – это плод его воображения, создающего иллюзию, а не воспроизводящего реальные факты.

Современная власть также тщательно обходит вопрос об «отречении», поскольку прямо наследует свою «легитимность» от коммунистического режима, образовавшегося воровским образом. Если этот режим является просто следствием антигосударственного мятежа, то он был незаконен. Следовательно, и очередная «экспроприация экспроприаторов» в 1991 году также была незаконной: вор у вора дубинку украл. Именно поэтому с такой поспешностью и массой нелепостей власть «разрешила» проблему «екатеринбургских останков», превратив всю процедуру научных экспертиз в фарс – фактически передав ее организацию заинтересованным лицам за рубежом. История, по задумке фальсификаторов, должна выглядеть примитивно: Царь отрекся, а большевики убили гражданина Романова. Преступление, таким образом, будет касаться только убийц, но не созданных в результате незаконного захвата власти органов управления, которые арестовали Царя, а потом отдали его в руки душегубов.

Внешне ситуация февраля-марта 1917 года выглядела так: в Петрограде начинаются волнения праздношатающихся солдат из запасных полков. Их никто не призывает к порядку, хаос нарастает. В думских кругах начинают говорить о необходимости «отречения». Гучков и Шульгин без всякой санкции каких-либо коллегиальных (самозваных) органов отправляются в Псков к Государю и на следующий день прибывают с текстом отречения. Тут же исполком Петросовета выносит решение об аресте отрекшегося Государя. И все это в течение недели!

Могли ли два думских завсегдатая добиться от Государя отречения? Могли ли истеричные телеграммы о беспорядках в Петрограде испугать Николая II, имевшего опыт подавления революции в масштабах страны? Да ни под каким видом! Можно с уверенностью сказать, что происходившее в Петрограде не имело к «отречению» никакого отношения. Просто два авантюриста исполнили необходимую сцену заготовленного спектакля. Кто-то же должен быть привезти «отречение»!

Историк С. Мельгунов разоблачает Шульгина, который в эмиграции выступил в качестве мемуариста и ярого ненавистника революции. В действительности все его «мемуары» не имеют ничего общего с действительностью, а эмоциональные оценки событий противоречат его собственной позиции тех дней. Слывший ярым монархистом, Шульгин на самом деле за кулисами вел разговоры не только об отречении Государя, но и цареубийстве (дневниковая запись высланного Государем из столицы в. к. Николая Михайловича от 4 января 1917 года приводится в книге Мельгунова «Мартовские дни 1917 года»)!

Чтобы верно оценить свидетельства Гучкова и Шульгина об «отречении», нужно понимать, что это были за люди.

Василий Витальевич Шульгин

Шульгин хоть и слыл монархистом и националистом, по «делу Бейлиса» резко критиковал правительство, за что получил трехмесячный тюремный срок. В 1915 году с думской трибуны протестовал против ареста депутатов-большевиков. В последующем, уже после революции, Шульгин выступил как провокатор, подыгравший большевикам в грандиозной мистификации – чекистской операции «Трест» Ему было позволено в 1925 году нелегально посетить советскую Россию и беспрепятственно ее покинуть, после того как он «проинспектировал» созданную ГПУ «нелегальную организацию монархистов». Шульгин был арестован в 1944 году в Югославии, но не расстрелян вместе с другими участниками «белого движения», а осужден на 25 лет. В 1956 году вышел на свободу, ему было позволено заниматься публицистикой и прославлять коммунистический режим.

Гучков – яростный противник участия великих князей в государственном управлении, один из организаторов думской кампании против Распутина, участник заговора против Николая II с целью совершения дворцового переворота. Молодые годы Гучкова связаны с путешествиями и авантюрами – службой на КВЖД младшим офицером (откуда он был уволен за дуэль), участие в войне на стороне буров против англичан (попал в плен к англичанам), сдача в плен японцам под Мукденом под предлогом помощи раненым – в качестве уполномоченного Красного Креста (организация, часто прикрывающая агентов иностранных разведок). При этом банкир, предприниматель, один из создателей партии «октябристов» (опоры Столыпина в Думе), председатель III Думы (сложил полномочия для отбытия наказания за дуэль, а затем окончательно – в знак протеста против перерыва в заседаниях Думы, объявленного Государем). Став военным и морским министром Временного правительства, Гучков отменил титулование в вооруженных силах, разрешил военнослужащим участвовать в политических союзах, в марте-апреле сменил военное руководство армией (заменил 8 командующих фронтами и армиями, половину командующих корпусами, значительную часть командующих дивизиями).

Александр Иванович Гучков

И вот такие «свидетели» все время говорят о «манифесте»! Протокол их беседы с Государем свидетельствует, что Николай II самолично писал этот документ, своей рукой делал правки в нем по рекомендации думцев. Однако автографов Государя подобного рода никто не видел. Понятно при этом, что существуй они в действительности, заговорщики торжественно потрясали бы ими над головой. Поэтому с большой вероятностью можно утверждать: имела место фальсификация. Какой манифест готовил и подписывал Государь, мы не знаем. Одно мы можем вывести наверняка: участники заговора многократно и многогранно искажали действительность и скрывали факты, подменяя их своими измышлениями и толкованиями.

Не было «отречения» – была фальсификация. В качестве выражения воли Государя были представлены газетные публикации и, будто бы, отсутствие со стороны Государя какого бы то ни было сопротивления. Поэт А. Блок, близкий к заговорщикам, солгал либо ляпнул по своей политической наивности: отрекся «как сдал эскадрон». Судьба воздала Блоку: как и большинство участников заговора, а потому убийства Государя и его Семьи, он канул в начавшейся смуте.

Сомнения в подлинности факта отречения высказывались давно. Но лишь недавно, благодаря усилиям самодеятельного исследователя Андрея Разумова и историка Петра Мультатули, документы и обстоятельства отрешения Государя от власти стали общедоступными и были подвергнуты пристальному анализу. Сразу выявились признаки фальсификации: документ, претендующий на роль и достоинство царского Манифеста, направлен по странному адресу (Ставка. Начальнику штаба). Он представляет собой текст телеграммы с карандашной подписью Николая II в углу, причем росчерк Государя не соответствует обычному, повторенному в сотнях документов. Заверяющие документ записи от имени министра Двора на трех экземплярах документа полностью идентичны друг другу, (что невозможно: человек не в состоянии с такой точностью трижды воспроизвести запись от руки), и к тому же обведена чернилами по карандашу. Это ли не признак грубо сфабрикованной фальшивки!

Уже при появлении «манифеста» всем участвовавшим в заговоре лицам было совершенно ясно, что этот «акт» не имеет юридической силы.

Заговорщик генерал Данилов передает слова Шульгина 2 марта по поводу текста «отречения»: «Несомненно, здесь юридическая неправильность. Но с точки зрения политической, которая должна сейчас превалировать, я должен высказаться в пользу принятого решения. При воцарении Царевича Алексея будет весьма трудно изолировать его от влияния отца и, главное, матери, столь ненавидимой в России». При таких условиях останутся прежние влияния, и сам отход от власти родителей малолетнего Императора станет фиктивным: едва ли таким решением удовлетворится страна». В этих словах достаточно очевиден политический смысл заговора: сделать власть вообще нелегитимной, обрушить всею властную систему в стране.

Постфактум заговорщики пытались представить «акт отречения» как некую уловку со стороны Государя. Давая такую оценку, они разоблачали сами себя. О полном понимании заговорщиками того, что они творили, говорят воспоминания депутата Думы Бубликова (Нью-Йорк, 1918) по поводу «акта отречения»: «Во-первых, он составлен не по форме; не в виде манифеста, а в виде депеши нач. штаба в Ставку. При случае это кассационный повод. Во-вторых, в прямое нарушение основных законов империи Российской он содержит в себе не только отречение Императора за себя, на что он, конечно, имел право, но и за Наследника, на что он определенно никаких прав не имел. Цель этого беззакония очень проста. Права Наследника этим никого, по существу, не подрывались, ибо по бездетному и состоящему в морганатическом браке Михаилу, в пользу которого отрекся Николай, все равно автоматически имел право вступить на престол Алексей. Но зато на время беспорядков с него как бы снимался всякий одиум, как с отрекшегося от своих прав».

Чтобы фальшивка была принята за достоверный документ, при посредстве тогдашних газет, принадлежность которых хорошо известна, была проведена кампания обработки сознания. После этого уже никого не интересовало, убедителен ли вид документа, адекватен ли его правовой статус. Последовавшая дезорганизация управления, развал тыла, а потом фронта, сняли вопрос о достоверности текста «отречения» на многие годы. А затем он был стерт из памяти народа большевистской пропагандой и советскими учебниками, со школьных лет вбивавшими в головы людей простенькую картинку: народ восстал и сверг Царя.

Освобождая истину от напластований лжи, мы видим, как разворачиваются перед нашим взором различные «проекты» разрушения России: германский (действия по разрушению противника изнутри, повлекшие за собой саморазрушение Германии – ноябрьскую революцию 1918), английский (попытка поставить у власти в России подконтрольного монарха – малолетнего Цесаревича Алексея или храброго в боях, но по общему убеждению неумного и не желающего царствовать Михаила Александровича), французский (учредить в России республику, управляемую на французский манер – тайными масонскими группировками), «кабалистический» (разрушение России до основания, истребление ее ведущих сословий). Каждый из этих «проектов» искал и находил в России своих исполнителей, щедро финансировал их, насаждая измену. Все они сопрягались между собой через лиц, стремившихся возвысить свою роль в истории за счет унижения России. И все эти проекты ничего бы не стоили, если бы не измена.

СМИ сегодня создали такую атмосферу в обществе, когда наличие заговора, войны темных сил против России представляется как домысел, как продукт воспаленного сознания. Доходит до того, что мир, окружающий Россию, представляется неопасным для нее, вероятность последовательной работы иностранных разведок и тайных негосударственных объединений против России кажется совершенно невероятной. Тем самым искажается сама суть истории XX века, в которой мировая война против России не прекращалась. Не расшифровав тайные механизмы войны, в поворотные моменты истории мы окажемся вновь беззащитными. Не поняв, что Россия является пространством, за которое ведут тайную войну мировые силы зла, оспаривающие первенство покорения «самого непокорного народа», мы ничего не поймем в истории XX века и в реальности века XXI. Не обращая внимания на присутствие тайных сил, мы так и останемся в плену примитивной марксистской историософии. И у нас не возникнет никаких вопросов рассказ о расстрельной команде «латышей» во главе с человеком с «черной как смоль бородой», убивших Царя и его Семью в 1918, ни на команду снайперов, которые «разогревали» ситуацию в 1993 и получили тогда определение «бейтаровцы». А ведь вмешательство подобных должно бы подвигнуть нас к мысли о том, что внешний абрис событий порой не имеет ничего общего с реальными силами, разворачивающих курс страны в ключевые моменты истории.

К измене Вере, Царю и Отечеству не всегда вело увлечение нигилистическими политическими теориями или личная ненависть к условиям жизни в Российской Империи (закон некоторыми натурами ощущается как «гнет»). К измене могло привести наивное представление о том, что ситуация катастрофична, тогда как на фронтах положение было спокойным и стабильным, а погромы государственных учреждений коснулись лишь Петрограда, где нерешительность военной власти в отсутствие Государя позволило развиться отдельным беспорядкам в массовые), и что все дело можно поправить, лишь заменив «раздражающую многих» фигуру Николая II. Но планы внешне верхушечного, косметического изменения оказались идентичны планам злейших врагов России. Без Царя Россия начала рассыпаться, а вместо борьбы с внутренним и внешним врагом русские люди направили оружие на своих братьев.

Почему заговорщикам нужно было именно «отречение», а не свержение Государя? Им важно было сохранить внешние атрибуты самодержавия. Свержение означало бы открытое попрание закона, которое спровоцировало бы немедленное выступление сил, верных Государю. Но если «Сам отрекся», то против кого выступать? Ведь есть еще внешний враг. Лучшие люди России были и остались на фронте, ожидая восстановления власти по закону и не понимая, что «тайна беззакония в действии» – беззаконие уже свершилось. Именно на это и рассчитывали заговорщики.

Бесспорно, свержение привело бы к большим проблемам в определении международного статуса Временного правительства, к отсутствию какого-либо статуса у самозваных министров, а также к возбуждению как революционной стихии, так и опирающейся на закон реакции. Отречение создавало иллюзию легитимности перехода России в новое состояние. Но при этом «гражданин Романов» оказывался не частным лицом, а политическим «товаром», за который можно было поторговаться с заинтересованными сторонами: немцами или англичанами. Вывоз Государя и Семьи в Тобольск был совершен Керенским только ради того, чтобы не дать большевикам перехватить «товар» и переправить своим германским заказчикам. Планы большевиков по перевозу Семьи в Москву прямо свидетельствовали о реальности такой передачи, – в качестве отработки германских денег, а в дальнейшем как способ усилить позиции при заключении Брестского мира. Государь сказал: «Я скорее соглашусь дать руку на отсечение!» Затем в действие вступил план сатанинской секты (по линии Янкель Шифф – Янкель Свердлов), предполагавшей обман большевистского руководства и ритуальное убийство Государя, его семьи и верных слуг.

Почему Николай II не смог опровергнуть своего «отречения»? Этот вопрос не столь таинственен, как может показаться. С момента ареста Царь был блокирован, вся его переписка фильтровалась, все его действия и слова обуславливались угрозой гибели семьи. Многие документы (включая дневниковые записи), скорее всего, полностью или частично фальсифицированы. В пользу этой догадки говорят многочисленные факты фальсификации со стороны большевиков и эмигрантских «свидетельств», последовательно разоблачаемые историками.

Даже если бы у Государя была возможность распространить свое воззвание к верным Престолу с призывом подавить мятеж, кто был бы адресатом его послания? Средства информации в то время отнюдь не были массовыми и общедоступными. Они принадлежали врагам России, а их аудиторией были в основном интеллигентские слои. Обращаться к беспочвенной интеллигенции было бессмысленно. Верхушка армии предала; и транслировать через неё правдивую информацию солдатским массам Царь явно не мог. Да что генералитет! К Временному правительству стремительно примкнули даже церковные верхи! Изменническое отречение от Государя и Соборной клятвы 1613 года не изжито до сих пор. Заговор разорвал живую связь между Государем и народом, он использовал тяготы войны и трудную проблему переходного периода от традиционного общества к национальному. Без Государя он был полностью дезориентирован и растерян.

Спрашивают: почему Николай II не предпринял превентивных шагов против революции? Но в действительности такие шаги были предприняты: была распущена Дума, отданы приказы по наведению порядка в столице, по направлению в Петроград фронтовых частей, сохранивших дисциплину. Получив сообщения о беспорядках в Петрограде, Государь сам направился в столицу, чтобы лично руководить наведением порядка. Но все его решения были дезавуированы заговорщиками. Командующий войсками, расквартированными в Петрограде, генерал Хабалов не предпринял решительных шагов по разгону бунтующих толп, военный министр Беляев и председатель Думы Родзянко дезинформировали Государя истеричными посланиями о крахе всякой власти, генералы Алексеев и Рузский не доставляли ему объективных данных и фальсифицировали телеграмму об отзыве войск, якобы, отправленную Царем генералу Иванову. Измена небольшого числа высших должностных лиц и готовность общества принять «отречение» сыграли решающую роль. Народ остался в стороне от всех этих событий. И безмолвствовал, потому что не имел ответа на «отречение», которого в принципе не допускал.

Почему генералы, которые не могли не понимать значимости Царя для России, пошли на измену и соучаствовали в заговоре? Их поведение объясняется склонностью искать для себя иного – не милостивого, умного, честного, грамотного Государя, а жестокого Диктатора, у которого жаждущие не порядка, а самоуправства, генералы составили бы свиту. А монархию сделали бы формальной, на английский манер. Генералы наследовали настроения декабристов – участвовали в масонских ложах, мечтали о «слабом» царе и военной хунте над ним.

Словно в насмешку над генеральскими иллюзиями, привитыми им придворными сплетниками и иностранными посланниками, в диктаторы был предложен паяц – Керенский. А когда пришел настоящий, кровавый диктатор, его свиту составили палачи, обагренные кровью тех самых генералов, скверноподданных всех мастей, их врагов и врагов их врагов. Верховная власть досталась антиподу Николая II – Сталину, который вместе с соратниками пытался и Россию сделать её антиподом. До конца сделать это не получилось. Но сатанисты торжествовали: они пролили моря русской крови, – причем русскими же руками, или руками естественных союзников русского народа.

Обманув и предав Царя, генералы и политики развернули русскую историю на путь чудовищных страданий: вместо заслуженной и уже просматривавшейся победы в войне 1917 года, Россия испила горькую чашу поражения и гражданской войны, а потом еще одну войну, которой не стряслось бы, будь Россия Царской. Вместо «русского чуда» – бурного экономического роста в течение всех лет правления Николая II, Россия получила ломающие народ через колено индустриализацию, коллективизацию, голод; вместо народного просвещения – «культурную революцию», заморочившую головы пропагандой. Все это, вместе взятое, отразилось в военной катастрофе начала Великой Отечественной: индустриализация создала железо, но не солдата; «культурная революция» научила читать большевистские агитки, но не создала прочных мотивов защиты Отечества; сталинизм приучил к страху, но уничтожил инициативу. Как сражаться за Родину, вспомнили, потеряв миллионы и сдав полстраны врагу. Символ измены народа, расплата за петроградскую бесовщину 1917 года – Пискаревское кладбище, где лежат уже не подданные Империи и жители Петербурга, а граждане СССР и жители Ленинграда.

Самое страшное, что фальсификации ведут нас к тому, чтобы мы признали приметы гибели чуть ли не геройством, прославляющим народ: чем больше жертв, тем больше славы. Чтобы мы отказались видеть вину, лежащую на изменниках и лжецах. Именно поэтому фальсификация русской истории XX века продолжается.