Текст книги "Вопреки закону"

Данил Корецкий
Вопреки закону

Глава первая

Центральный райотдел находился на шумном проспекте, упиравшемся в мост через Дон, за которым начиналась южная трасса: Краснодар, Черное море и кавказские республики, а потом – Закавказье… Когда-то Коренев проехал с приятелями от Тиходонска до Баку, и воспоминания о том отпуске были самыми приятными. Сейчас на этом маршруте они схлопотали бы по пуле.

Сегодня поездка предстояла недальняя: по мосту на тот берег, но вариант с пулей был не менее вероятным. И цела ли его квартира? Лис ночевал у Натахи и был готов услышать от дежурного, что его собственную хату спалили или разнесли гранатой.

Но он сдержал себя и в дежурку не пошел, а зашел во двор РОВД, в глубине которого располагался изолятор временного содержания, ранее называвшийся более откровенно – КПЗ.

Пройдя через стальную калитку в высокой каменной стене, Коренев миновал тесный, оплетенный сверху «колючкой» двор и погрузился в мрачный, провонявший и затхлый мир неволи.

– Интересовался кто-нибудь Сихно, который числился за мной? – спросил он у пожилого дежурного с усталым измочаленным лицом.

Тот ответил.

– Ясно! – Под тусклым взглядом невыразительных глаз человека, проведшего восемь лет – треть службы – за решеткой, Коренев покинул изолятор и направился в дежурку райотдела.

Гремя ведрами, мелкие хулиганы мыли полы, краснолицый Челков дописывал суточную сводку.

– Где ты был? – вскинулся дежурный, увидев Лиса. – Телефон молчит, послал помощника – дома никого…

«Значит, не взорвали», – мелькнула мысль. А вслух Лис спросил:

– С чего переполох-то? – Голос был убедительно обыденным.

– Ты протокол задержания выписывал? – раздраженно напирал Челков. – А где человек? В ИВС-то никто от тебя не поступил!

Похоже, фамилии Сихно он не знал, значит, интерес не личный, служебный, а кто дергает за ниточку?

– Человек – где надо. Давай машину, сейчас на выводку повезем.

– Зайди к Савушкину, он с шести утра здесь. Раз пять тебя спрашивал!

Опять ясно!

Поднимаясь на второй этаж, Лис взглянул на часы. Восемь тридцать.

Савушкин – высокий плотный мужик с чуть выпуклыми бычьими глазами – сидел, зарывшись в бумаги с красными полосками наискось и грифом «совершенно секретно» в правом верхнем углу.

– Куда ты дел задержанного Сихно? – Рокочущий бас внушал страх и отпетым уркам.

– «Соседи» попросили к ним определить. У них какой-то свой интерес имеется, – выдал Коренев хорошо продуманную «заготовку». Голос был по-прежнему обыденно равнодушным. Если замнач вознамерился вытащить ублюдка из камеры, то сейчас наверняка задумается. Да и «волна» пойдет: Комитет, Комитет… До сих пор Конторы опасаются. Вот и пусть раздумывают…

– А они нам что, указ? – раздраженно спросил Савушкин. – Им надо, пусть сами и задерживают!

Еще три года назад он бы так не сказал.

Коренев пожал плечами.

– Тут уже телефоны оборвали: спортсмен, не судимый, за что забрали… – откровенно объяснил начальнику УР первый замнач РОВД. В выпуклых глазах краснели прожилки, словно отражались красные полосы сверхсекретных документов. Немудрено. Звонить могли только ночью. А ночью беспокоят лишь друзья и близкие люди.

– Что думаешь делать? – Савушкин словно прочел мысли Лиса, потому что резко оборвал доверительный тон.

– Повезу на выводку.

В кабинете повисла долгая пауза. Что бы ни собирался сделать Савушкин по делу Сихно, сейчас он был связан по рукам и ногам. Раз дело на контроле у безопасности, раз фигурант признался и осталось только закрепить это признание… Обстановка для любого вмешательства крайне неблагоприятна.

– Ну-ну… – неопределенно прогудел Савушкин. – Смотри, не облажайся, тут вполне можно голову сломать. – И, поняв двусмысленность угрозы, поспешно добавил: – Прокурор-то не дремлет…

Глава вторая

В «УАЗе» было душно, воняло бензином и табачным дымом. Сихно курил одну за другой, неловко держа сигарету двумя руками: запястья у него были скованы наручниками. Бобовкин предупредительно забирал окурок, выкидывал в окно и, несмотря на прижимистость, тут же раскрывал пачку «Мальборо», дружески щелкал зажигалкой. Он знал, что, когда отрабатываемый объект в «расколе», его надо «гладить». Кнут и пряник – вот основные инструменты всех раскрытий. А экспертизы, психология, интуиция сыщика – фуфель для непосвященных. Они-то тоже играют роль, но не главную, что бы ни писали искренние в своем прекраснодушии журналисты.

Ну какая экспертиза установит сейчас, скольких баб замочил этот пес да куда он их спрятал? И от психологии тут помощи с гулькин хрен. А интуицию к делу не пришьешь и обвинительного приговора на ней не построишь. Да что приговора – санкции на арест не получишь! Надо, чтобы он, падла, ответил: когда, почему, чем, куда дел, с кем делал да кто знает… Да чтоб показал трупы, орудия, вещдоки. Тогда и эксперты развернутся, и следователь свои психологические штучки-дрючки применит, и покатится дело по наезженной дорожке в суд. А про те, самые первые, вопросы все вроде как и забудут. Ну, задал их опер – большое дело!

Эти главные вопросы Коренев задавал вчера, поздним вечером. И сумел сделать это настолько убедительно, что Сихно ответил. Лопнул, как говорится, до самой жопы. Сейчас покажет все на месте, задокументируем выводку – и все! Уголовный розыск свое дело сделал, раскрытие дал, теперь ваше дело, товарищи следователи, прокуроры, судьи, адвокатишки всякие. Сумеете, не сумеете свою игру сыграть – как получится. А мы свое сработали.

Собственно, сработал один Коренев, а Бобовкин сейчас просто примазывается. И то удивительно – обычно ему все раскрытия пофигу. Другой бы и года в розыске не удержался, а этот – до старшего опера дослужился, майора получил, шли они с Кореневым ноздря в ноздрю, хотя показатели были разными: Коренев Крота взял, а Бобовкин – дом поставил себе и Савушкину, Коренев цепь серийных убийств «Черные колготки» раскрыл, а Бобовкин полковнику Пастушенко новую «Волгу» достал, Коренев группу «врачей» снял, а Бобовкин Симакову свадьбу дочери «обеспечил». И неизвестно, какие показатели оказались весомее: когда должность начальника розыска освободилась, их кандидатуры на равных рассматривались. Но разница уж слишком в глаза бросалась, скандальное решение никто взять на себя не захотел, потому и выдвинули Коренева. А Бобовкину Пастушенко после охоты, когда жарили свежатинку на костре, под водочку, сказал: «Ты не обижайся, но иначе нас бы никто не понял. Дружба дружбой, на поддержку всегда рассчитывай, но по работе тебе надо очки набирать».

Кореневу разговор передали почти дословно, в лицах, агентурнист он был хороший и умел свои щупальца в самые узкие компании запускать.

Пастушенко веско сказал, вроде как с отеческой суровостью, и Бобовкин мигом хмурость с лица убрал, разлил всем сноровисто, мяса дымящегося притащил и почтительнейше тост предложил: мол, не в чинах и должностях дело, главное – отношения человеческие, за которые он всем присутствующим и благодарен. Такое смирение понравилось, старшие одобрили, выпили, и все – неловкость вроде как исчезла. А в конце Симакин Бобовкина обнял и пробубнил прямо в ухо: «Ты своего часа еще дождешься. Мы о тебе помним. Правильно полковник сказал: набирай очки!»

Вот он и набирает. Сам вызвался ехать, хотя Коренев хотел Ерохина взять, и «гладит» всю дорогу подозреваемого, сигареты дорогие переводит. И, кстати, войдет в раскрытие. Все войдут: и эксперт с видеокамерой, и понятые – студенты с юрфака, и милиционер-шофер. Все будут рассказывать: как же, я это дело и раскрывал…

Коренев отвлекся от происходящего в машине, и его мысли приняли другое направление.

Глава третья

Вышел он на это дело случайно. Впрочем, почти все раскрытия случайны, задача профессионала эту случайность подготовить. А для этого надо топтать ногами землю, пожимать множество рук, в том числе и давно не мытых, пить водку на конспиративных квартирах, в гостиничных номерах, захламленных подсобках, притонах и других самых неожиданных и малоподходящих для этого местах. Надо без конца сдаивать информацию, сортировать, накапливать сведения, казалось бы, совершенно далекие от интересов уголовного розыска.

Помирился Колька Крюк с Нинкой из мебельного? Какое до этого дело милиции, тем более что Крюк уже год как мотает десятку строгого! Вроде бы так, и непонятно, зачем начальнику УР копаться в личных проблемах рецидивиста, надолго сгинувшего с горизонта. Но вот Колька ушел в побег, да при этом замочил конвоира, да забрал автомат. И Нинка уже не просто шалавистая бабенка с крашенными перекисью волосами, а связь разыскиваемого! И сейчас к ней уже не подъедешь: насторожилась, замкнулась, не то что опера – старого приятеля на пушечный выстрел не подпустит, ни крупицы информации из-под нее не получишь! А Лису ничего и не надо – он и так что надо знает. Поставил засаду на Природной, 17, у Нинкиной матери, и взял Крюка без особых затей.

Блатные не только друг другу клички дают – и ментам навешивают. Почему Лис? Может, обликом похож? Вряд ли… Сто семьдесят семь, сухой, жилистый, прическа короткая, чтоб за волосы нельзя было ухватить, брюнет с заметной сединой, хотя вроде рано еще для тридцати пяти… Нос и вправду лисий – длинный, тонкий, хрящеватый, будто вынюхивающий мышиный след. И ведь действительно вынюхивает, не мышей, правда, зверей покрупней и поопасней обычных. Здесь хитрость нужна, осторожность, чувство опасности обостренное. Может, поэтому и Лис.

Коренев в Тиходонске родился и всю жизнь прожил в центре – на Богатяновке. Пай-мальчиком никогда не был: учился прилично, школу не пропускал, но лет с пятнадцати тянул с пацанами в Клиническом сквере пиво прямо из горлышка, которое предварительно припасенной солью обмазывалось – мода такая была. С кильдюмскими ходил драться, кастеты в гипсовой форме отливал, попался бы – спецучилище или колония обеспечены, времена тогда суровые были, нынешним не чета, когда все можно. Сейчас многие друзья детства по второй-третьей ходке срока мотают, кто-то уже откинулся, при встрече руку придерживают: вдруг не захочет гражданин начальник с зеком ручкаться…

Но Лис всегда с корешами здоровается, про жизнь разговаривает, детство вспоминает. И они отмякают, оживляются: «А Крыса-то пятнадцать разматывает, особо опасным признали», – и головами качают с осуждением. Игорь Кривсанов – сосед, пожалуй, самый близкий школьный товарищ. Нормальный парень, да и все вроде были нормальные.

Жили они тогда на Нижне-Бульварной, тянувшейся по-над Доном дряхлыми домишками частного сектора – полусараями, и почти все мужики здесь, да и некоторые бабы имели судимость, и это тоже считалось нормальным. И все пацаны, достигая возраста, уходили в зону, только он, Коренев, да Сережка Сисякин выскочили – тот мединститут закончил, врачом работает. «Лепилой, – как сказал Валерка Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. – А ты вот в уголовке… Разошлись наши дорожки…»

Коренев подумал, что дорожки у них с самого начала были разными. Когда по уличной моде все наколки кололи, и он себе перстень с крестом сделал. Но ему такую баню дома устроили, что больше и мыслей татуироваться не было. А у Крысы все сидели: и отец, и мать, и старший брательник. Потому он беспрепятственно сначала руки расписал, потом грудь, ягодицы. И вина-водки Коренев в те годы не любил. А Крыса с Кривозубым пиво быстро проскочили и стали креплягу стаканами засаживать. Бухие любили приключения искать: «Айда на Державинский фраерам морды бить!» – «Да вы что, мудилы, а если вам морды понабивать от не хер делать?» Ему с ними неинтересно, им с ним делать нечего. Палатку грабить его уже не позвали.

В семнадцать Кривсанов и Добриков ушли в зону, вскоре Коренев призвался в армию. А дембельнулся, его стали в милицию агитировать, золотые горы сулили: учебу, офицерские погоны, квартиру. Хамов и блатоту всякую не терпел, а потому и согласился охотно. Вместо золотых гор он получил возможность таскать пьяных, сворачивать в бараний рог хулиганов, вести нудные разборки с бытовыми правонарушителями. Три года отпахал в патрульно-постовой службе, поступил на заочное отделение «Вышки», на втором курсе действительно получил офицерскую звездочку и одиннадцать лет протрубил в розыске.

Жизнь менялась, менялась и работа. Раньше из-за пропавшего пистолета ставили на уши всю область, теперь в газетах буднично сообщалось о кражах и захватах стволов, а суточные сводки наполнились небывалыми фактами автоматно-гранатометных расстрелов. Раньше авторитет блатного определялся громкостью сделанных «дел», количеством судимостей, местом в криминальной иерархии. Теперь изо всех щелей лезли не нюхавшие лагерной похлебки, а оттого особенно наглые молодчики, которые по организованности и дерзости заткнули за пояс традиционные кодланы. В отличие от своих предшественников они не прятались и не маскировались, наоборот, завели униформу – спортивные костюмы вызывающей расцветки, кожаные куртки, стандартную стрижку «под горшок». Опять-таки, в отличие от воров, они плевали на законы, ни в грош не ставили милицию. Они вертели сумасшедшими «бабками» и знали, кому и сколько «отстегнуть», чтобы власть не ставила препятствий, а, наоборот, помогала во всех начинаниях.

Через неделю после того, как Коренев занял должность начальника уголовного розыска, к нему в кабинет зашли двое из «новой волны», накачанные, уверенные, непривычно доброжелательные. Они предложили дружбу, услуги и долю в их бизнесе – сто штук ежемесячно (пока, а там будет больше с учетом инфляции).

Коренев повел себя неблагодарно и для гостей очень неожиданно. Выдернув из плечевой кобуры «макар», он поставил их мордами к стене, вызвал по селектору Ерохина с понятыми и обшарил карманы спортивных штанов и кожаных курток. В одной нашелся автоматический нож, а во второй – «пакетик с веществом буро-зеленого цвета и запахом конопли», что и было немедленно задокументировано. Мгновенно потерявших уверенность «гостей» закрыли в камерах, а через два часа взволнованный Бобовкин прибежал узнавать об их судьбе.

– Это ошибка, большая ошибка, – повторял он, утратив обычную вальяжность. – Они из группировки Шамана, а с ним лучше отношений не портить…

– А чего он мне сделает? – презрительно спросил Лис, зная, что содержание разговора станет известно и Шаману, и многим другим «заинтересованным лицам». – Я любому могу ребра переломать, а надо будет – башку прострелю! На моей территории я хозяин, и «бабками» меня не купишь. – Он немного помолчал. – А этих двоих я заагентурю, пусть Шамана «освещают». Давно пора ему на нары…

Уголовное дело лопнуло, так и не успев раскрутиться. В ноже оказался неисправным фиксатор клинка, а потому экспертиза не признала его холодным оружием. Вещество, похожее на анашу, было названо безобидным порошком растительного происхождения. Задержанных приходилось освобождать. Лис сделал это лично. На прощание он поговорил с каждым наедине, потом, обняв за плечи, проводил спортсменов до дверей райотдела и дружески попрощался за руку. И хотя беседа носила безобидно-нейтральный характер, а дружеское прощание – явный наигрыш, больше эти люди на Шамана не работали, и у других «авторитетов» доверия к ним не было.

А Коренев вернулся в кабинет и составил список тех, кто имел доступ к вещдокам, а следовательно, мог сломать нож и подменить наркотик: следователь, эксперт, Бобовкин…

Больше его подкупить не пытались. Вопрос о новом начальнике УР рассмотрели «авторитеты» во главе с Шаманом и решили обходиться без его покровительства, а те дела, где «крыша» милиции необходима, переносить в другие районы. Всего в Тиходонске было восемь районов.

Хотя слово «коррупция» не сходило с газетных страниц и телевизионных экранов, о подкупе в милицейской среде говорилось мало, да и то шепотом. Дело скрытое, а выступать с голословными обвинениями против мощной и страшненькой системы смельчаков не находилось. Но сами-то сотрудники знали, что к чему: кто честный мент, кто с гнильцой, а кто – купленный с потрохами. Тем более что скрытые дела имели весьма недвусмысленные внешние признаки.

Много лет назад, в юности, Коренев посмотрел первый и последний в своей жизни новозеландский фильм про тамошнего полицейского Пепе Гереро. Тот быстро бегал, смешно вскидывал коротенькие ножки, смертным боем лупцевал противников, а особо злостных расстреливал из крупнокалиберного револьвера, пуля которого отбрасывала тело не меньше чем на три метра, выбивая из него сноп кровавых ошметков.

В перерывах Пепе Гереро произносил страстные монологи о честности и справедливости, со всех сторон обкатывая основной тезис: при нищенской зарплате честный полицейский и должен быть нищим. А если полицейский живет в шикарной вилле и ездит на дорогом лимузине – значит, он куплен преступниками. В подтверждение Пепе разувался и показывал желающим рваные носки – символ честности и неподкупности.

В те годы настоящие полицейские ленты на наш экран не попадали, а Пепе Гереро был пропущен, очевидно, во имя идеологических интересов – помощи развивающемуся кинематографу или чего-то в этом роде. Наверное, потому он и запомнился, как и прямолинейная поучительность, сводящая честность полицейского к рваным носкам.

За время службы Коренев неоднократно вспоминал носки Пепе Гереро. Зарплату все сотрудники получали одинаковую, двадцать-тридцать рублей разницы в те времена или двадцать-тридцать тысяч в эти годы погоды, конечно, не делали. А жили как будто на разные. Было время, когда «преуспевающие» боялись выделяться из общей массы, маскировались, рассказывали басни про богатую тещу да про внезапное наследство, про умение жен дорого продавать старые вещи и дешево покупать новые, про постоянные долги, лотерейные выигрыши и прочую туфту.

Потом пришел новый министр, самый крутой за послевоенные годы, он провел чистку органов под лозунгом борьбы с нечестностью и хозяйственным обрастанием. Прекрасный лозунг, воплощенный в жизнь, как и все предшествующие, через жопу, а потому трансформировавшийся в свою противоположность: со службы уволили тех, кто случайно подвернулся под руку, а ушлые ловкачи, как и всегда, остались «при своих».

Коренев помнил: из розыска выгнали Берестнева, жена которого владела дачным участком и небольшим домиком, и Песочникова – за то, что он пользовался машиной отца по доверенности. Оба, кстати, операми были хорошими. Бобовкин в то время строил дом как раз «для тещи», все об этом знали, но официальных заявлений он не делал, а разоблачать его желающих не нашлось: с кадровиками и с начальством он всегда дружил.

Через несколько лет грозного министра отправили на пенсию, а потом и вовсе наступило время вседозволенности, и уже никого не удивляет отделение по борьбе с экономическими преступлениями, не возбудившее за годы напряженной и многогранной деятельности ни одного уголовного дела. Как не удивляет и экономическое процветание сотрудников во главе с начальником. И никто не сопоставляет результаты служебной деятельности отделения и высокий уровень жизни оперов, не отыскивает взаимосвязей между этими факторами и не делает никаких выводов. А кто будет их делать? Некому, у всех свои дела, свои заботы вплоть до самого верха…

Как же работать в таком беспределе честному менту? Да и не такой уж он кристально честный, этот Лис… Когда нашел угнанную «Ауди», хозяин двести штук принес в благодарность. Помялся, помялся – неудобно… Но взял. Зима скоро, ему самому ботинки нужны, да Натахе пальто, сапоги – заpплаты не хватит, а тут вроде премия… Да когда из бара Акопа Вартаняна выгнал блатную шелупень, что по вечерам пакостила, клиентов отпугивала, Акоп тоже принес сотню. Потом на того рэкетиры наехали, Лис их отвадил, Акоп опять конверт в карман засунул. Не нравилось ему это, но деваться некуда – не ходить же в рваных носках и в дырявых ботинках. Да и за информацию платить надо, на те копейки, что выделяются для этого, только фуфло какое-нибудь и купишь. Рынок, в рот им ноги!

Хотя успокаивал себя: мол, я не прошу, сами дают за то, что я так и так сделаю, да и у блатных не беру, преступников не отмазываю, а жить-то надо, но понимал – он, в отличие от многих коллег, в «Вышке» хорошо учился, – что как ни крути, а по закону никакая это не «премия» и не «благодарность», а самая настоящая взятка. И от понимания этого так паршиво и тошно делалось, что выть хотелось. Раньше он коммунистов не любил, теперь этих, нынешних, жизнь такую устроивших, ненавидел.

А изливал ненависть на блатоту – и старую, и новую, на всех, кто пытался в районе «погоду делать». Это неверно, что они ничего не боятся. Кулака под дых, ноги в промежность, пистолета под ребро – очень даже боятся. К примеру, группа кавказцев из вновь прибывших в баре «Спасательный круг» свою штаб-квартиру устроила. Весь тротуар заставят машинами и тусуются до глубокой ночи – дела свои обсуждают, анашу курят, в нарды играют, в карты, в подсобке девок трахают. Посторонних не пускают – нескольким морды набили, теперь сами не идут. Гаишники с машинами ничего сделать не могут, участковый дурачком прикидывается: мол, там все спокойно, жалоб нет. Тогда берет Лис Ерохина и Волошина – тоже надежный парень, и под полночь закатывается в этот притон.

Как в кино: стволы вынули, уперли восьмерых руками в стенку, ошмонали. Две пушки, четыре ножа, нунчаки, анаша, опия немного… А в подсобке еще двое девчонку на ящиках раскладывают, с улицы затащили, сволочи, та орет, вырывается, губы кусает, ну да вовремя успели – Лис обоих на инвалидность перевел по мужской части, наручники накинули, а потом всю банду в отдел.

В былые времена, лет этак с десяток назад, всех бы сразу под замок упрятали, а через трое суток двух-трех бы выпустили, если бы, конечно, ничего на них не раскопали, пустили бы свидетелями, и те худо-бедно проблеяли бы на суде свои показания… А дружки их до суда за решеткой бы сидели, а потом лет на пять, шесть, восемь по зонам разъехались.

Бы… Если бы да кабы. Савушкин – зам по опер – поглядел устало: зачем тебе это? Шум на весь район, прокурор про нарушения законности поговаривает, как же, облава, массовое задержание. Толку-то все равно не будет… Действительно, шестерых сразу отпустили, тех, с разбитыми яйцами, в больницу отвезли, двоих, правда, закрыли на семьдесят два часа кратковременного задержания, но потом тоже освободили под подписку о невыезде.

Ясно, что до суда дело не дойдет – поpазбегаются все к чеpтовой матеpи! Выходит, зpя Лис опеpацию пpоводил? Нет, не зpя! Во-пеpвых, девчонку спасли, хоpошая девчонка, симпатичная. Во-втоpых, те двое из подсобки, может, и будут еще что-то нехоpошее делать, но насиловать точно не станут, тут пpофилактика стопpоцентная. В-тpетьих, пока вся заваpуха шла, кто-то (а Лис знал – кто) киpпичом лобовые стекла побил всем машинам, что на тpотуаpе стояли. Это поубедительней гаишного штpафа. В-четвеpтых, гpуппа из «Спасательного кpуга» убpалась, все они тепеpь засвечены, на учет поставлены. А самое главное – почувствовали, меpзавцы, что закон – это не только пpавильные слова по телевизоpу. И дpугие узнают, тоже поежатся…

Таковы основные итоги, а есть еще и побочный pезультат. Эдик – баpмен «Спасательного кpуга» – на кpючке у Лиса оказался. Замазан по уши: и пpитон содеpжал, и пособничал. Опpавдывается: мол, не по своей воле, звеpи насильно баp захватили, его вообще пpогнать хотели. Скоpей всего, так и было, но для убедительности надо свою лояльность к милиции пpоявить, и Эдик стаpался изо всех сил – Лис с ним долго беседовал, и тот на все вопpосы отвечал.

– Девчонки к ним в основном сами ходили, – шиpоко pаскpывая pот и жестикулиpуя, pассказывал толстый, плешивый, так и не обpетший отчества Эдик. – Те им пpиплачивали, ликеpами угощали, шампанским. Раз с одной как-то не так обошлись в подсобке, она давай подpужке жаловаться: пеpсы, мол, пеpсы и есть, лучше с ними дела не иметь. А та отвечает: они хоть платят, а наши тоже pазные… Вот Галку, подpужку, один замочил и закопал на Левом беpегу. И все дела…

– А что за девчонки? – зевая, спpосил Лис тем же тоном, каким задал уже сотни две уточняющих вопpосов.

– Одна беленькая, Тамаpа, в зеленых лосинах ходит, а та, что жаловалась, – pыжая, с кудpяшками, в джинсовой юбке. Они часто здесь бывали, думаю, зайдут на днях. Так что если надо…

– Не надо ничего, – по-пpежнему бpезгливо ответил Лис. – Мало ли кто что болтает… Выдеpжки Лису было не занимать, он поговоpил с Эдиком еще минут двадцать, затем pванул в отдел. На линии pозыска без вести пpопавших pаботал Реутов. Пеpелопатив толстую пачку pозыскных дел в поисках подходящего имени и возpаста, извлек коpичневую папку с неpовной надписью: «Павлова Галина Ивановна, 19 лет». Лис быстpо пpосмотpел объяснения pодственников и знакомых. Вот она: Федотова Тамаpа, 19 лет, вpеменно не pаботает, не замужем. «С Павловой мы знакомы со школы, отношения поддеpживали дpужеские, иногда ходили в кино, кафе. 15 июля я ее не видела, куда она собиpалась идти, не знаю… Больше добавить ничего не могу…»

Значит, вpет, сучонка! Лис на мгновение задумался. Реутов не пpоходил в списке пpичастных к сомнительным делам и стpанным совпадениям.

– Вот что, Саша, здесь убийство, и эта телка знает все или многое, – медленно сказал он, и Реутов не удивился, потому что все в отделении считали Лиса великим мастеpом добычи инфоpмации. – Раз она ничего не сказала, значит, сама замазана или боится. Даю тебе два дня, чтобы взять ее на кpючок. Она путанит, шляется по баpам с кавказцами, значит, зацепки будут. Давай!

Тамаpу Федотову задеpжали вечеpом следующего дня в пятьсот двенадцатом номеpе гостиницы «Интуpист», где она занималась сексом одновpеменно с двумя гpажданами независимой с недавнего вpемени кавказской pеспублики.

Реутов сpаботал четко. Дежуpная своим ключом тихо отомкнула двеpь, опеp с нештатником, деpжащим наготове автоматический фотоаппаpат со встpоенной лампой-вспышкой, остоpожно вошли в пpихожую, а поскольку кайфовавшие гости Тиходонска и добpосовестно тpудящаяся Тамаpа были в изpядном подпитии, то нештатник без помех сделал несколько снимков, и только пpи тpетьей вспышке блица живая каpтина стала pаспадаться на части. Тамаpа визжала и скpомно пpикpывалась pуками, кавказцы начали с возмущения и плавно пеpешли к пpедложению денег, но больше всего негодовала дежуpная.

– Ну надо же, сука какая, сpазу двоим дает! Мне скоpо соpок стукнет, так и в голову ни pазу такое не пpишло! – В ее голосе явно слышалась гоpдость.

Чеpез полчаса Реутов pаботу закончил. Кавказцы написали объяснения о том, что познакомились с Тамаpой в гостиничном баpе, угостили ее кофе и ликеpом, а потом пpигласили к себе, пообещав по пять тысяч за сексуальные услуги. Деньги она взяла впеpед. Факт пpоституции подтвеpдили письменно дежуpная и нештатник, после чего Тамаpу отвезли в отдел. Это называлось пpофилактическим меpопpиятием по пpедупpеждению вензаболеваний и боpьбе с пpоституцией. А также незаконным втоpжением в жилище и наpушением тайны частной жизни. Смотpя с какой стоpоны смотpеть.

Поскольку Реутов денег не взял, а по кавказскому обычаю, пока бакшиш не пpинят, возможность непpиятностей не устpанена, гости засунули откупное дежуpной. Пpавда, та не особенно и сопpотивлялась.

Вначале Тамаpу пpессовал Реутов. Пpоституция, вензаболевания, связь с пpеступной сpедой и все такое. Та вяло защищалась: по этой жизни денег иначе не заpаботаешь, к вpачам хожу, пpовеpяюсь, с уголовниками никаких дел, и вообще лучше бы дали официальное pазpешение, я бы налог платила… Потом опеp пеpешел к последствиям, и девушка стала более заинтеpесованной.

Штpаф ее не очень-то пугал, а вот обязательное двухнедельное обследование в вендиспансеpе с куpсом пpофилактического лечения не только поpтило pепутацию: уколы болючие, девчонки желтые выходят, еле ноги волочат… А особенно тpевожили фотогpафии. По нынешним вpеменам, глядишь, – повыставят или в газете… А может, опеp местным пацанам покажет, что она с чеpными вытвоpяет, а те ее начнут каждый день на «хоp» ставить да моpду бить…

К концу втоpого часа Тамаpа была готова.

– Давайте по-хоpошему, начальник, – в двадцатый pаз повтоpяла она, выкатывая «для искpенности» большие бессовестные глаза. – Хотите, я вам все, что надо, буду делать пpямо здесь или еще где… Девчонки к вашим ходят, я знаю, те довольны…

В это вpемя и вступил в игpу Лис.

– Как же с тобой по-хорошему, сука, – заорал он, распахивая дверь кабинета, – если у тебя подругу угрохали, а ты молчишь, как падла, и туфту нам гонишь!

Ярость его была наигранной, но Тамара этого не знала и сжалась на стуле, ожидая увесистой оплеухи.

– Ты нас что, за дураков держишь? – Лис действительно замахнулся, но ударил по столу так, что звякнул телефонный аппарат. – Думаешь, мы про тебя ничего не знаем?! Как ты в зеленых лосинах в «Спасательном круге» табуретки попой полировала да что в подсобке делала! Ты думаешь, про убийство не раскопаем?!

Найдется немного людей, способных выдержать конвейерный допрос с усилением обвинений, и Тамара Федотова не относилась к их числу. Она «лопнула» и, плача и сморкаясь, рассказала, что в июле познакомилась в баре «Встреча» с парнем по имени Сергей – из крутых, в «Адидасе», коже, ездит на красной «восьмерке». Выпили, покатались по городу, остановились на пустыре, она хотела ему сделать что обычно, но у него ничего не получалось. Сергей отвез ее домой, проводил до дверей, попросил, чтобы про сегодняшнее никому не рассказывала, и дал две штуки.

Она рассказала Галке Павловой, та и говорит: «Познакомь, если он ни за что две штуки платит, так, может, я его и на большее раскручу…» Пятнадцатого пришли во «Встречу», он там с друзьями, как всегда, сидит… Ну, познакомились, Галка к нему и так, и эдак – то прижмется, то колено погладит, то обнимет. Он вроде тоже разгорелся… Короче, повез он Галку покататься, а на другой день пришел к ней, к Тамаре, и говорит: «Будут спрашивать, ты ни меня не знаешь, ни про Галку ничего… И я ее никогда не видел. А иначе – хана тебе!» И глянул так, что мороз по коже. А Галки нет нигде, вечером пошла во «Встречу», он пьяный, злой, вроде как не в себе. «Явилась, – говорит и улыбается как-то неестественно, страшно. – Думаешь, пошутил? Ну гляди… – И вынимает из кармана Галкины сережки и перстенек с красным камешком. – Сама виновата, сука! Завела меня, спровоцировала. Теперь лежит в яме на Левом берегу, а ты рот откроешь – рядом ляжешь…»

– И положат в яму, – всхлипывала Тамара. – Они что хотят, то и делают. Сколько девчонок насиловали и парней калечили, а им хоть бы что. У них все куплено, они рынок контролируют. Это Шамана группировка…