Текст книги "Фиалка"

Он опустил глаза и скользнул взглядом по той, которую так и не выпустил из рук.

Как только он ослабил хватку. Фиалка повернула голову, и он встретился с взглядом ее темных глаз, казавшихся огромными на тонком лице, формой напоминавшем сердечко. Она смотрела пристально, в глазах ее он прочел любопытство, и менее скептически настроенного человека выражение ее лица могло бы обмануть кажущейся безмятежностью.

– Ну и что теперь, английский полковник? – Она говорила по-английски с таким слабым акцентом, что только очень чуткое ухо могло его уловить.

– Ты хорошо говоришь по-английски?

– Конечно, моя мать была англичанкой Вы собираетесь опустить меня на пол?

– Если я это сделаю, дашь ли ты мне слово, что не попытаешься бежать?

В ее глазах блеснуло нечто, похожее на насмешку.

– И вы поверите слову разбойницы, английский полковник?

– А ему следует верить?

Она рассмеялась:

– Мое дело – знать, а ваше, полковник, выяснить это.

Насмешка резанула Джулиана, прозвучала для него почти что личным оскорблением. По-видимому, разбойница просто не осознала, что ее сегодняшнее благополучие зависит целиком от его доброй воли.

– Спасибо за предупреждение, – сказал он сухо. – Я учту его.

Он оглядел маленькую негостеприимную комнату:

– Думаю, мне следует воспользоваться тем воротником, что надел на тебя Корнише, не забыв закрепить его, – так будет спокойней.

– В этом нет никакой необходимости, – ответила она быстро, и внезапно ее глаза приобрели кроткое и умоляющее выражение. – Пожалуйста, полковник, опустите меня на пол. Как я могу убежать, когда кругом столько ваших людей?

Внутренне улыбнувшись, Сент-Саймон подумал: «Ну что за маленькая актриса!» Но его было трудно обмануть.

– Я с удовольствием опущу тебя на пол, – процедил он. – Но извини, если я приму некоторые меры предосторожности. Сержант, принесите мне длинную веревку.

Тэмсин проклинала собственную глупость. Положительно, она недооценила этого полковника, он оказался особым экземпляром – образец цвета веллингтоновской кавалерии. Она позволила гневу ослепить себя, наслаждалась своим презрением и отвращением ко всему этому надутому, самовлюбленному выводку с золотыми галунами и пуговицами, но, как оказалось, полковник вовсе не был так слеп и глуп, как подсказывала ей ее гордыня.

Она почувствовала под ногами твердую землю, но так как все еще оставалась пленницей под тяжелыми складками плаща, не могла сделать и шагу.

– Садитесь, сеньорита! – пригласил полковник голосом, гладким, как шелк. – Пол немного сырой, но боюсь, что в данных обстоятельствах проявления моего гостеприимства несколько ограниченны.

Сент-Саймон взял у сержанта длинную веревку и, так как Тэмсин не откликнулась на его приглашение, тотчас же поло, жил ей руки на плечи и заставил сесть.

Снова ее сопротивление оказалось напрасным. Тэмсин и не стала сопротивляться, а просто покорно опустилась на пол и прислонилась к сырой стене. Снова эта поза! И она предалась мрачным воспоминаниям и размышлениям о своем переходе из огня да в полымя. Она мрачно ждала, когда англичанин прикрепит веревку к ошейнику, все еще болтавшемуся на шее, но, к ее облегчению и радости, вместо этого полковник нагнулся и связал ее щиколотки, свободный же конец веревки привязал к пряжке своей перевязи с саблей. Длина веревки позволяла ему довольно свободно передвигаться по замкнутому пространству, чего нельзя было сказать о Тэмсин, но это неудобство нельзя было и сравнить с унизительным «сидением на цепи».

Руки оказались свободными, и она могла теперь распустить складки плаща и надеялась, что сумеет освободить и щиколотки, если этот зоркий англичанин отвлечется или уснет. Тэмсин отстегнула ненавистный ошейник и отбросила его как можно дальше от себя.

Полковник поднял бровь, но не сказал ни слова и не сделал попытки водрузить ошейник на место. Вероятно, у него были собственные методы укрощения строптивых и он предпочитал их. Тэмсин закуталась в плащ и, свернувшись калачиком, стала ожидать дальнейших событий.

, Теперь в той части хижины, что была защищена крышей, потрескивал небольшой костерок, и сержант пытался приладить над ним котелок с водой. Мигала масляная лампа, отбрасывая чудовищные тени. Полковник расстегнул мундир, развязал седельные сумки и занялся их содержимым. Снаружи до Тэмсин доносились шарканье и приглушенные голоса солдат, устраивавшихся на ночлег на своем импровизированном бивуаке.

Ее рот наполнила слюна, когда она увидела, что англичанин достал каравай хлеба и извлек из пакета холодное мясо. Сержант готовил чай, вымачивая драгоценные листья в кружке, чтобы чай как следует настоялся, прежде чем заварка будет вылита в котелок с кипящей водой.

«Да, похоже, эти англичане умеют позаботиться о своих удобствах, – размышляла Тэмсин, – даже в таких далеких от комфорта условиях».

Джулиан наслаждался ужином. Он принял из рук сержанта кружку с чаем, поблагодарил его, и сержант ушел, чтобы присоединиться к своим товарищам, расположившимся под деревьями. Полковник будто и не замечал пленницу, пока с жадностью и очевидным удовольствием пил чай. Он решил, что Фиалке будет полезно поголодать – это, несомненно, улучшит ее характер.

– Что ты сказала Корнише? – внезапно спросил он. Тэмсин пожала плечами и закрыла глаза. Обычное упрямство почему-то покинуло ее, и она почувствовала, что, как никогда, близка к тому, чтобы заплакать. Ей хотелось выпить чашку чаю. Даже больше, чем есть. Собственно говоря, ей даже казалось, что она способна совершить убийство из-за чашки горячей, дымящейся красновато-коричневой жидкости – желание было столь сильным, что в горле стало сухо, как в пустыне.

– Ничего.

– Я полагаю, они только принялись за тебя? Она не ответила.

– Что он хотел знать?

– Почему вы обращаетесь со мной, как с пленницей? – ответила она вопросом на вопрос. – Я не враг англичанам. Я помогаю партизанам, а не французам.

– Пока это сулит тебе прибыль, как я понимаю, – сказал он, и в темной лачуге его голос прозвучал как щелканье бича.

– Не притворяйся патриоткой. Мы все знаем, чем занимается Фиалка.

– А какое это имеет к вам отношение. – спросила она с яростью, забыв о голоде и усталости. – Я не причинила вам вреда. Я не вмешиваюсь в дела английской армии, Вы заполонили всю мою страну, ведете себя, как богоданные герои-победители. Сплошное самодовольство, смотрите на нас свысока…

– Ты, придержи язык! – Сент-Саймон вскочил на ноги, глаза его засверкали. – Четыре года этот проклятый полуостров орошается кровью англичан, выполняющих работу за твоих соотечественников и пытающихся спасти тебя и твою страну из-под пяты Наполеона. Из-за твоей жалкой страны я потерял больше друзей, чем могу сосчитать! Ты хоть понимаешь это?

Могучая фигура нависла над ней, но Тэмсин не сделала попытки отодвинуться. Внезапно он наклонился, схватил ее за подбородок и повернул лицом к мигающей лампе:

– Понимаешь?

Голос его казался спокойным, но ярость, как обнаженное лезвие, сверкала в его ярко-голубых глазах, змеилась меж плотно сжатых губ, превратившихся в жесткую прямую линию.

– У англичан свои причины оставаться на полуострове, – ответила она, не отводя взгляда. – Англии не выжить, если Наполеон удержит Испанию и Португалию. Он закроет их порты для торговли с англичанами, и вы все умрете с голоду.

Оба они знали, что она говорила правду. Наступило молчание. Он все еще держал ее за подбородок, приблизив к ее лицу свое так, что она чувствовала тепло его кожи. Она глядела не отрываясь, его лицо вырастало перед глазами, пока не закрыло от Тэмсин все – жалкую комнатенку, тусклый свет очага – все это исчезло среди теней.

Джулиан впервые так пристально разглядывал девушку, впервые изучал ее, и тем временем порыв его праведного гнева испарялся – она была права. Бледно-золотые волосы, похожие на шелковистую пшеницу, образовали нечто вроде шапочки вокруг ее маленькой головки, на лоб падала неровно обрезанная челка. Миндалевидные, опушенные густыми ресницами глаза казались темно-лиловыми под изогнутыми светлыми бровями. Какое необычное лицо…

– Боже милостивый, а ведь сравнение с фиалкой не случайно, – произнес он медленно в полной напряжения тишине. – Хотя это, наверное, какой-то новый сорт – с шипами.

Его пальцы сильнее сжали ее подбородок, и его рот оказался так близко от ее губ, что Тэмсин чувствовала теплое дыхание, и от этого казалось, что только они двое существуют в этом времени и пространстве. Когда их губы встретились, у обоих возникло ощущение неизбежности.

Теплая, пахнущая мускусом темнота отгородила ее от прочего мира, а здесь остался лишь запах смоченной дождем кожи, жесткость его щетины на ее щеке и большие нежные губы.

Но вдруг все пропало, тишина разлетелась вдребезги, Тэмсин резко отдернула голову и ударила его по щеке.

– Бастардо! – Ее голос дрогнул. – Негодяй! – Она выплюнула эти слова ему прямо в лицо. – Вы насилуете своих пленниц, английский полковник? А я-то думала, что таким манером развлекаются только ваши пехотинцы. Но полагаю, они берут пример с офицеров.

Сила ее ярости и ненависти на секунду ошеломила Джулиана. Он не отвел взгляда, а его рука невольно взметнулась к щеке. Потом внезапно он схватил ее лицо обеими руками и снова прижался ртом к ее рту, на этот раз со свирепой силой, не жалея ее губ и раня их, прижимая ее голову к стене.

Когда он отпустил ее, Тэмсин не двинулась, лицо ее выделялось в темноте бледным пятном, глаза казались темными озерами.

– Теперь ты не будешь путать поцелуй по взаимному желанию с насилием, – заявил он прежним жестким тоном, его гнев теперь был направлен скорей на самого себя, чем на девушку. Сент-Саймон не мог понять, что на него нашло. Он поставил себе за правило никогда не знаться с женщинами, принимавшими участие в этой войне.

– Ты снова меня обидела, mi muchacha[5]5
  моя девочка (исп.).


[Закрыть], и я не отвечаю за последствия.

По ее телу пробежала дрожь, но она не сдвинулась с места и не сказала ни слова. Джулиан глядел на нее сверху вниз и теперь заметил голубые тени усталости у нее под глазами, тонкую, как бумага, кожу и тонкие линии осунувшегося лица. Два дня она была пленницей французов. Когда она в последний раз ела, когда пила?

Она напомнила ему привядший цветок.

«Боже милостивый! Я пал жертвой припадка сентиментальной фантазии!» – подумал он с отвращением, но все же повернулся к огню и наполнил кружку чаем:

– Вот!

Все еще не говоря ни слова, она потянулась к чаю, и он заметил, как дрожат ее пальцы. Она обхватила двумя руками горячую кружку и поднесла ее к губам. Когда теплая жидкость пролилась в горло, Тэмсин почувствовала себя на седьмом небе. Джулиан разломил хлеб, положил на краюшку два толстых ломтя холодной баранины и протянул ей. Потом повернулся к огню, чтобы не смущать ее и дать поесть в относительном уединении, забыв о веревке, все еще привязанной к его поясу.

Потирая руки, стараясь согреть их над слабым огнем, он вдруг понял, что дождь кончился. После семи дней непрерывной барабанной дроби, к которой он уже успел привыкнуть, Джулиан заметил, что все смолкло и наступила долгожданная тишина. Он взглянул на небо, видневшееся через проломленную крышу. Сквозь облака уже проглядывало тусклое туманное свечение. Хорошая погода должна была ускорить земляные работы и приблизить осаду Бадахоса. Осада города была делом адовым и неблагодарным и оставляла в сердцах людей смуту и разочарование. Они будут рады, когда наконец с осадой будет покончено.

Сент-Саймон взглянул через плечо на девушку. Она поставила пустую чашку на пол у ног и сидела, уютно завернувшись в огромный плащ, глаза ее были закрыты.

Для «фиалки с шипами» она казалась удивительно уязвимой и хрупкой. Но на всякий случай лорд Сент-Саймон решил бодрствовать до самого утра.

Глава 2

Через два часа Тэмсин проснулась. Как всегда, переход ото сна к бодрствованию не занял много времени. Сознание было ясным, тело отдохнувшим, воспоминания о событиях, которые привели ее сюда, отчетливыми. Вот разве что… Она не могла понять, что было причиной того, первого, поцелуя. В этом не было смысла. Они были ей отвратительны, она всегда презирала всех мужчин в военной форме, и все же этого она поцеловала. Поцеловала человека, который без всякого основания держал ее пленницей в этой грязи. Она его поцеловала и ей это доставило удовольствие. Ну как это можно понять? И, не понимая, она набросилась на него с бурными и несправедливыми упреками, которые, она знала, вызовут ответную реакцию с его стороны.

Тэмсин открыла глаза и посмотрела на англичанина. Он сидел у огня, накинув на плечи лошадиную попону. Огонь все еще горел, а это означало, что он давно не спит.

Не спуская глаз с его согнутой спины и стараясь не спугнуть его дремоты, она сжала руки под тяжелыми складками морского плаща. Руки скользнули вниз и нащупали веревку, завязанную узлом на щиколотке. Она подумала, что если развязать веревку и не двигаться, то ее тюремщик ничего не заметит.

– Даже и не думай об этом.

Его голос был холодным и жестким, англичанин поднял голову, глаза его смотрели зорко и ярко выделялись в рассветной полумгле.

«Если он и спал, то сон у него, как у кошки», – мрачно размышляла Тэмсин. Она притворилась, что не поняла, о чем он говорит.

– Мне надо выйти, – сказала она, непринужденно зевая и потягиваясь, и кисло добавила:

– Полагаю, мне это дозволено.

– Возражений нет, – ответил полковник вежливо, поднимаясь на ноги. Встала и она, он дернул за веревку, поторапливая.

– Пошли, у нас мало времени.

Бормоча сквозь зубы проклятия, Тэмсин осторожно ступала за ним связанными ногами. Так они вышли в благоухающую рассветную рань.

В безоблачном небе, на горизонте, красным шаром висело солнце, воздух был чистым и свежим. Роща звенела от птичьего пения, солдаты шестой бригады просыпались, ставили котелки с водой на огонь, подходили к своим стреноженным коням. Поглаживая лошадей, они бросали любопытные взгляды на командира и его пленницу, удалявшихся от бивуака в сторону реки.

– Пожалуй, ты сможешь уединиться за этими камнями, – заметил Сент-Саймон, сделав жест в сторону берега. – Веревка достаточно длинная, чтобы позволить тебе зайти за них.

– Вы так внимательны, полковник.

– Да, полагаю, это так, – согласился он с беззаботной улыбкой, не обращая внимания на ее язвительный тон.

– Чего вы от меня хотите? – спросила Тэмсин. Она уже задавала этот вопрос вчера вечером, но так и не получила ясного ответа.

– С тобой хочет поговорить Веллингтон, – ответил он, – поэтому я везу тебя в его штаб-квартиру в Эльвасе.

– Как пленницу? – Она указала на связывавшую ее ноги веревку. – Разве это требуется для обычной беседы? Ее голос был полон сарказма.

– А разве Фиалка примет приглашение от главнокомандующего Армией Его Величества на Полуострове? – ответил он ей в тон.

– Нет, – сказала девушка решительно. – У меня нет времени для армии, на чьей бы стороне она ни сражалась. И чем скорее эта страна освободится от вас, тем будет лучше. – Она посмотрела на ярко-красный шар восходящего солнца. – У вас не больше оснований вмешиваться в дела Испании, чем у Наполеона. И вы не лучше его.

– Но, к сожалению, мы вам нужны, чтобы прогнать его отсюда, – ответил он упрямо. – А Веллингтону от тебя нужна информация, которую ты ему предоставишь, дитя мое. А теперь прошу поторопиться.

Он нетерпеливо махнул рукой в сторону камней. Тэмсин помедлила. Английский полковник был слишком самодоволен, как и все остальные представители этой породы. С минуту, она смотрела на реку, потом произнесла:

– Я бы хотела искупаться. Кажется, я уже несколько дней не вылезаю из грязи, – Искупаться? – Джулиан воззрился на нее, обескураженный этой внезапной сменой темы. – Не говори глупостей. Вода ледяная.

– Но солнце теплое, – возразила она. – Я всю жизнь купаюсь в этих реках. Только раз окунуться, чтобы смыть с себя грязь!

Она умоляюще посмотрела на него:

– Ну что за беда, полковник?

Сент-Саймон колебался и уже готов был отказать, но, прежде чем он успел заговорить, она рванула свою рубашку и провела рукой по коротким волосам.

– Взгляните! – Тэмсин вытянула руки, чтобы показать ему. – А мои волосы! Так и хочется выскочить из собственной шкуры! Если мне предстоит беседовать с вашим главнокомандующим, то по крайней мере разрешите хоть сохранить некоторое достоинство.

Джулиана позабавило то, как она сморщила носик, демонстрируя отвращение, хотя другие ее речи разгневали его. Вне всякого сомнения, помыться ей не помешает. Он по опыту знал, как это неприятно: после долгих дней марша в любую погоду, когда спишь на грязной земле и в кустарнике, собственный запах доводит до исступления. Его задача – привезти ее в ставку в Эльвасе. И в этом он не отступит, но почему бы не пойти навстречу в некоторых мелочах?

– Ты замерзнешь насмерть, – сказал он. – Но, если так хочется, можешь залезть в воду на две минуты.

– Примите мою искреннюю признательность.

Тэмсин сбросила башмаки и выжидательно посмотрела на него:

– Могу я развязать веревку? Мокрая, она будет невыносимо резать ноги.

– Хорошо, – согласился он. – Но если ты попытаешься от меня удрать, подружка, я тебя поймаю и заставлю бегом бежать в Эльвас, привязав к стремени.

В ее взгляде полыхнул гнев, отчего темно-фиалковые глаза почти почернели, но это выражение мгновенно изменилось. Она пожала плечами, как бы принимая к сведению его заявление, и нагнулась, чтобы развязать веревку. Потом она стянула носки, расстегнула бриджи и отпихнула их ногой в сторону. Одетая только в тонкие льняные панталончики и рубашку, девушка повернулась и зашагала к реке.

Внезапно Джулиан ощутил, что она натянута как струна, так же как вчера, когда он вез ее на лошади. В каждой линии хрупкого тела чувствовались целеустремленность и решимость. Он схватил девушку за руку:

– Минутку! – Сент-Саймон оглядел реку. Вода была достаточно спокойной, но в нескольких футах от берега дрожала предательская рябь, а это означало омут. Маловероятно, что она способна переплыть на другой берег…. маловероятно, но не невозможно. Ведь в конце концов это Фиалка. – Сними остальное.

– Что? Снять все у вас на глазах? Она казалась возмущенной, но его почему-то не убедила эта демонстрация девической скромности., – Да, все, – подтвердил он спокойно, – думаю, даже ты вряд ли поплывешь на тот берег совсем раздетой.

– А почему вы думаете, что я могла бы до него доплыть? – Глаза ее округлились, обнаруживая простодушное недоумение. – Здесь должно быть добрых полмили, да еще подводное течение сильное.

– Я не настолько хорошо плаваю.

– Ты меня простишь, если я тебе не поверю, – ответил он ровным, как и прежде, тоном. – Если хочешь искупаться, то придется купаться нагишом. А иначе делай то, зачем пришла, вон за теми скалами, и мы вернемся в лагерь.

Ее лицо исказила мгновенно промелькнувшая досада. Это было молниеносно, но от него не укрылось, и Сент-Саймон понял, как был прав, предположив, что Фиалка лелеет надежду на побег.

Тэмсин повернулась к нему спиной и начала расстегивать рубашку. Будь проклят этот проницательный негодяй. Для нее не составило бы труда доплыть до противоположного берега, и, уж конечно, вскоре нашелся бы какой-нибудь дружелюбно настроенный фермер, который помог бы ей. Но бродить по полям и лесам нагишом – это уже совсем другая история.

Ее голова лихорадочно работала, изыскивая иную возможность побега. Глаза рыскали по берегу реки, высматривая что-нибудь, что могло бы сыграть ей на руку. Местность была относительно плоская и мшистая, а она умела бегать как ветер, если бы ей был задан хороший старт. Через сотню ярдов начинался подъем на небольшой холм, вершина которого была увенчана чащей кустарника и подлеска. Если бы удалось туда добраться, она бы затаилась, как лисица, убегающая от гончих. Ни один английский солдат не сможет поймать Фиалку на ее земле.

Она сняла рубашку, пихнула ногой панталоны. Сент-Саймон оказался прав, предположив, что его пленнице была незнакома стыдливость, если только она не могла послужить ее целям. Ее воспитание трудно было назвать монастырским:

Тэмсин выросла среди ругани и потасовок разбойничьего лагеря, где рано знакомятся с прозой жизни. Кроме того, в эту минуту в голове у нее начал складываться новый план, и ей было вовсе не до того, что англичанин разглядывает ее тело.

Собрав разбросанную одежду, она тщательно сложила ее на земле возле скалы. Эта аккуратность почему-то поразила Сент-Саймона. Но прежде чем он успел понять причину своей настороженности, девушка повернулась к нему лицом, слегка расставив ноги и раскинув руки, – она была совершенно голой, если не считать затейливой работы серебряного медальона на тонкой цепочке.

– Удовлетворены, полковник?.

С минуту он не отдавал себе отчета в двусмысленности ее вопроса. Его взгляд охватил полное энергии поджарое упругое тело. Сент-Саймон понял, что хрупкость ее была иллюзией. Обнаженное, ее тело напоминало тело атлета, крепко сбитое, с сильными мускулами, гибкое и прямое, как стрела. Его взгляд задержался на маленьких острых грудях, плавном изгибе бедер, спутанной поросли светлых волос у основания живота.

На это изящное тело трудно было смотреть равнодушно. Его дыхание участилось, а ноздри раздулись. Он попытался подавить нахлынувшее на него возбуждение. Должно быть, он рехнулся, если поставил себя в такое положение. Какого черта, ему пришло в голову позволить ей искупаться? Но это случилось, а теперь было слишком поздно.

Сумев подавить свои чувства, Джулиан поднял глаза и с мрачным удовлетворением отметил, что пристальное внимание смутило ее. В ее вызывающей позе уже не было такой уверенности, и она старалась отвести взгляд…

Что ж, это была достойная компенсация за его непрошеное волнение.

– Великолепно, – процедил он. – Я вполне удовлетворен. Ее смущение сменилось гневом, это нетрудно было заметить, наблюдая за ее лицом, – девушка сделала шаг вперед, словно снова собираясь его ударить. Ох, как бы она пожалела, если б сделала это!

Тэмсин прочла угрозу в ярко-синих глазах. Желание броситься на него угасло так же быстро, как и вспыхнуло, когда она вспомнила, что теряет время. У нее уже полностью сложился план, и бессмысленно было растрачивать силы попусту. Без единого слова она повернулась к нему спиной и направилась к высокому берегу.

Джулиан наблюдал за ее грациозной фигурой, застывшей у воды. Пожалуй, сзади она выглядит не хуже, чем спереди, отметил он. Девушка встала на цыпочки, подняла руки над головой и нырнула прямо в быстро бегущие воды реки.

Он подошел к краю обрыва, ожидая, когда на поверхности появится ее золотистая головка. Течение было сильным, а рябь, указывавшая на омут, серебрилась широкой полосой на расстоянии примерно пяти футов от берега. Зимородок сверкнул ярко-синим оперением и нырнул на быстрине, а потом вновь появился с рыбой, отливавшей серебром в лучах восходящего солнца. Но Фиалки нигде не было видно. Похоже, она нырнула и исчезла. Горло его сжала тревога. Она могла запутаться в предательских водорослях. Он видел их; мясистые, темно-зеленые, они шевелили листьями как раз под тем местом, куда она нырнула.

Могла ли она доплыть под водой до другого берега? Взгляд Джулиана метнулся к груде ее одежды. Вещи были на месте.

Сент-Саймон обшаривал взглядом поверхность воды. Ничего! Никаких признаков. Сколько времени прошло с тех пор, как она нырнула? Несколько минут.

Он стащил сапоги, скинул мундир, еще бессознательно, не приняв решения. Звякнула брошенная на траву сабля, туда же полетели бриджи и рубашка, и он прыгнул в воду, в то место, где, как он считал, могла оказаться его пленница. Через несколько мгновений Джулиан вынырнул, выбивая дробь зубами, – ледяная вода текла в реку с покрытой снегами Сьерры. В таких условиях никто не смог бы выдержать дольше. Поверхность реки по-прежнему была гладкой. Ничего. Фиалка исчезла, будто никогда и не существовала.

Сент-Саймон снова погрузился в воду, пытаясь продраться сквозь лес камышей и высматривая бледную руку или ногу, трепетанье волос, которые показали бы ему, где она запуталась.

Тэмсин вынырнула по другую сторону камней, как только услышала всплеск – его тело разрезало воду. Она тоже дрожала от холода, мокрые волосы облепили ее голову, но в глазах появился торжествующий блеск, и улыбка изогнула посиневшие губы. Она была уверена, что он нырнет в воду без малейших колебаний; ведь Сесиль рассказывала ей много историй о Доходящей до смешного галантности английских джентльменов. Этот английский полковник явно не был исключением из правил.

Она выскочила на берег, под прикрытие скал, и отряхнулась с силой и резвостью молодой собаки. Солнце обдало теплом ее заледеневшее тело, когда Тэмсин стрелой метнулась к куче одежды, сложенной на берегу.

Джулиан вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть немного воздуха. Тело онемело от холода, он понимал, что больше ему нельзя оставаться в воде ни минуты, но все же хотел заставить себя погрузиться в ледяную купель еще раз, чтобы бросить на дно последний взгляд. Уже приготовившись нырнуть, он посмотрел на берег и увидел: бледная тень метнулась за скалу. Видение было мгновенным, но он сразу понял, что это.

Его яростный рев раскатился по берегам Гвадианы, нарушив тишину раннего утра. Подражая ему, закричал кроншнеп, и стая диких уток поднялась со своего гнезда в камышах, в тревоге колотя крыльями.

Тэмсин чертыхнулась про себя и, подхватив башмаки, помчалась по мшистой земле к небольшому поросшему кустарником холму. Она и не пыталась одеться, просто крепко прижала к груди охапку своих вещей. Чертовски не повезло, что он ее заметил, но она надеялась, что взяла хороший старт. Ему еще надо было выбраться на берег. Уж бегала-то она, конечно, быстрее, чем этот неповоротливый солдафон.

Однако Джулиан в школьные годы был спринтером, и его длинные ноги быстро преодолевали разделявшее их расстояние. Он несся, подгоняемый слепой яростью, ненавидя себя за то, что оказался таким легковерным, и свою удравшую пленницу за то, что она сделала из него дурака. Он всегда доводил дело до конца, и на этот раз также не собирался проигрывать этой миниатюрной, коварной, алчной грабительнице и мародерке.

Джулиан нагонял ее, ледяная речная вода превращалась на его теле в пот. Фиалка уже почти добежала до холма, и он понимал, что в кустарнике ее будет почти невозможно найти. Его солдаты могли бы часами прочесывать кусты, но он знал по опыту, что люди герильи умели исчезать на этой земле без следа.

Тэмсин приближалась к склону холма, и земля под ее ногами становилась неровной, подъем круче. Ей становилось все труднее дышать – каждый вздох теперь был похож на всхлипывание. Она скорее чувствовала, чем слышала, своего преследователя – звук его шагов, так же как и ее собственных, утопал в мягком, влажном, поросшем мхом речном берегу. Последним отчаянным рывком она взлетела на склон холма, но ее нога запуталась в переплетении похожих на жилы корней, выползших на поверхность земли.

С проклятием она упала на колени, но этот крик тотчас же превратился в вопль ярости, когда Джулиан рванулся вперед и сомкнул пальцы на ее щиколотке. Она и не подозревала, что он уже так близко. В отчаянии она попыталась лягнуть его, но он не разомкнул железной хватки даже тогда, когда она угодила ногой ему в подбородок. Руки Тэмсин шарили по узловатым корням, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Но вот уже обе ноги ее оказались в плену, и тело ее тянули назад по жесткой земле. Ветки и маленькие камешки царапали и кололи обнаженную кожу на ее животе и груди.

– Солдафон! – бушевала она, стараясь перевернуться на спину, чтобы ногтями добраться до его лица. – Ты делаешь мне больно!

– А ты сделала из меня дурака. Разве не так? – прорычал Сент-Саймон яростно. – Дьяволенок! Ловкая, хитрая, чертова маленькая обезьяна!

Он схватил ее за руки, молотившие по его лицу, и прижал их к мшистой земле, стараясь прервать поток плевков и проклятий.

– Ты сыграла со мной славную шутку! Разве нет? Послушай, mi muchacha, для того чтобы обойти меня, недостаточно быть хитрым разбойничьим отродьем.

Тэмсин извивалась всем телом, стараясь действовать ногами, как рычагом, но полковник неожиданно взгромоздился на нее, всем весом надавив на бедра так, что она оказалась буквально раздавленной. Руки и ноги ее были пригвождены к земле, и все тело расплющено.

– Солдафон! – не сдавалась она. – Может быть, я и разбойница, но ты негодяй и мерзавец, полковник. Дай мне встать.

– Нет!

Это, похоже, изумило ее. Тэмсин уставилась ему в лицо, казавшееся таким спокойным и лишенным эмоций, будто они сидели в гостиной. Положительно, он выглядел так, будто ему было удобно.

Ее изумленное молчание едва ли продлилось секунду – потом она разразилась бранью такого разнообразия и богатства, что у Сент-Саймона отвисла челюсть. Она бранилась на трех языках, с легкостью переходя с одного на другой, и эти ругательства и оскорбления могли бы сделать честь любому пехотинцу.

– Успокойся, девушка!

Он уже оправился от изумления и сделал единственную вещь, которую смог придумать, – прижался ртом к ее губам, чтобы как-то заставить ее замолчать. Его пальцы все еще сжимали тонкий подбородок, он крепче стиснул ее запястья и тяжело навалился на распростертое тело.

Тэмсин неожиданно почувствовала, что не только не может больше ругаться, но и дышать ей удается с трудом. Она металась и извивалась под ним, как рыба, выброшенная на сушу и ожидающая удара острогой. Словно внезапная лихорадка настигла ее: резкая дрожь, озноб, болезненная чувствительность кожи, туман перед глазами и волны жара, окатывающие с головы до ног… Она ощущала вторгшийся в рот чужой язык, живой, исследующий и пробующий ее на вкус.

Как все запуталось! В них обоих была ярость, дикая ярость, но она была смешана с иной страстью, не менее свирепой и дикой. Был страх. Ее тело казалось жидким огнем, в голове ее мешались и плавились мысли. Он все еще сжимал ее запястья, его рот впивался в ее губы, но вторая рука двинулась вниз, лаская груди, коснулась влажной разгоряченной кожи живота. Ее ноги сами собой согнулись в коленях и раздвинулись, и, когда Тэмсин почувствовала, как он вошел в нее, она закричала.

Пальцы Джулиана бродили по ее коже, тела сплелись и двигались в едином ритме, вознося их куда-то в иную реальность, где воздух потрескивал, а вокруг кружилось и бушевало пламя. И тогда Тэмсин ощутила, что ее поглотил этот ревущий костер и тело ее утратило свои очертания, она растворилась в сжигавшем ее огне с такой безусловной и окончательной полнотой, что почувствовала ужас физической гибели.

Джулиан медленно приходил в себя, сначала ощутив теплое прикосновение солнца к своей спине, потом услышав легкое и нежное дыхание лежащей на земле девушки. Он наклонил голову и увидел ее лицо. Глаза были закрыты, на щеках горел румянец, губы слегка приоткрыты. Он все еще сжимал ее запястья, другая его рука лежала на ее бедре. Он смотрел и смотрел и никак не мог понять, что произошло…