Текст книги "Водопад грез"

– Это ничего не значит там, за рекой, – покачал я головой. – И это не изменит правды. Если ты веришь, что все они одинаковы, что все они мерзавцы, то чем ты отличаешься от них?

На этот раз они не ответили ничего. Я подумал, обсуждают ли они мысленно этот вопрос, или же я действительно заставил их заткнуться. Я неожиданно сел на скамейку рядом с Мийей, чувствуя себя совершенно разбитым после стольких часов без отдыха, и, ощутив на себе взгляд Мийи, оглянулся на нее. Даже будучи готовым к тому, что увижу, я не смог отвести глаза.

Вновь обретя голос, я сказал:

– Я знаю того, кто может помочь вам. Один из высших чиновников ФТУ на Земле…

Наох, не поверив, рассмеялась.

– Как ты можешь знать подобную личность?

– Я работал телохранителем леди Элнер Та Минг. – Я выдержал пристальный взгляд Мийи. – Она – член Совета безопасности Федерации.

Мийа кивнула, ее лицо было полно удивления. Возможно, она не слышала о леди, но знала, что Совет Безопасности – это власть над всей Федерацией.

– Натан Испланески – ее друг, он управляет Агентством контрактного труда ФТУ. В его силах назначить специальную инспекцию…

– Как он может помочь нам? – спросила Мийа. – Нас не нанимали за деньги.

– Я думаю, он поможет вам. Справедливость еще что-то значит для него. – Наох издала неприличный возглас. – Я работал по контракту, – медленно произнес я, – на рудниках телхассиума, принадлежащих Федерации, на Синдере. Рабочие ценятся там не больше грязи. Если бы один человек не выкупил мой контракт… – Внезапно я увидел лицо Джули Та Минг вместо лица Мийи. Я моргнул, и комната снова сфокусировалась. – Когда я встретил Испланески, все, о чем я мечтал, – это плюнуть ему в лицо. Но затем я увидел, что творилось в его мыслях… – Сестры уставились на меня, но не перебивали. – Тот факт, что федералы обращаются с контрактниками хуже, чем большинство корпораций, кое-что значил для него. Я был ничем, едва ли не уличной крысой, изгоем. Но то, через что я прошел, имело для него значение. Он провел большую часть жизни включенным в Сеть – он был ближе к Богу, чем кто-либо, но даже он не мог знать всего, что шло не так в его вселенной.

– А он пытался исправить положение вещей? – спросила Мийа.

Я пожал плечами.

– Я знаю, что он начал. Как вы сказали, нельзя добиться справедливости без правды. – Я поднял глаза, слегка улыбаясь. – Кроме того, он задолжал мне больше, чем просто бутылку пива. Скажите мне, что он должен узнать.

Мийа молчала, глядя на остальных. Я наблюдал за лицами, за руками, выдающими, что они переговариваются. Наконец она повернулась ко мне:

– Мы можем сказать тебе. Мы можем показать тебе… если у тебя глаза гидрана.

Я не понял, выражалась она фигурально или нет.

Мийа встала и повела меня из комнаты. Двое мужчин, те, что играли с шаром, последовали за нами.

Когда мы шли по темному коридору, они назвали свои имена: Сорал и Тиен. На этот раз, когда они заглянули в мои глаза, в их собственных отразилось лишь любопытство.

Холл закончился старой винтовой лестницей.

– Будь осторожен, – сказала мне Мийа, словно не была уверена, что я вижу в темноте. Интересно, зачем гидраны вообще мучаются с лестницами? Затем я вспомнил Хэньена, пришедшего из города, чтобы навестить Бабушку: он заботился о своем теле так же, как и о мозге.

Мы пошли вверх, не вниз. Я не стал спрашивать почему. На лестнице было темно даже для моих глаз. Я слышал сюрреалистичное эхо жизни, текущей где-то за стенами: глухой треск, лязг, временами тонкий высокий свист. Я не мог выделить голоса, если они были, я слышал лишь отдельные звуки. Гидраны впереди меня взбирались, не разговаривая и не оглядываясь. Спираль лестницы становилась все уже; я делал шаги все более осторожно, следуя за ними через воронку тишины.

Наконец мы переступили порог и вышли на чистый ночной воздух. Я глубоко вздохнул. Мы стояли на платформе на вершине башни, возвышающейся над куполами крыш. Здание под нами было идентично сотне других, которые я увидел, оглядывая город: большинство было с куполами и башнями, но я не мог заметить этого, когда бродил по улочкам внизу.

Лицо Мийи серебрилось в свете поднимающейся луны Убежища. Я снова задержал на ней взгляд и отвернулся только тогда, когда она заметила это.

Колонна рядом со мной и еще с полдюжины подобных ей поддерживали меньший, полупрозрачный купол над нашими головами. Мои пальцы прошли по ней, стирая слой бархатной пыли. Я не мог сказать, из чего была сделана колонна и что должен был значить узор на ее поверхности. Рядом со мной висела изящно изогнутая металлическая трубка.

– Это называется ш'ан. Он для… ан, – мягко произнесла Мийа позади меня: она колебалась, словно знала, что нельзя найти точный аналог этого слова на языке людей. Слово гидранов было переведено в моем мозгу как медитация/молитва/сон. – Когда ан лирр – облачные киты – прилетали, чтобы поделиться с нами своим ан, часто лил дождь или шел снег, тогда для ш'ан была нужна крышка. – Она отошла, и ветер разделил нас, пока она всматривалась в ночь. – Но они не приходят больше. И почти никогда нет ни дождя, ни снега.

Я бросил взгляд туда, где далеко за крышами мутные воды реки исчезали в сумеречной стране облачных рифов – скрытом мире Отчизны.

– Почему они больше не появляются здесь?

Она пожала плечами, облокотившись на низкие перила платформы.

– Судя по тому, что… я слышала, Тау манипулирует магнитным полем Убежища, чтобы облачные киты проплывали преимущественно над теми местами, где у них появляются более «продуктивные» грезы. – Она покачала головой. – Но ойазин говорит, что они покинули нас, потому что больше не узнают нас, поскольку мы оставили Путь…

– Ойазин? Бабушка?

– Да. – Она не удивилась.

Я сморщился.

– Что такое? – спросила она.

– Протс, – ответил я. – Мне не хочется верить этому.

– Тому, что ойазин разделяет наши намерения?

– Тому, что Протс может быть в чем-то прав.

Она улыбнулась.

– Насколько она связана с вами? – спросил я.

– Она учит нас ясно видеть Путь. Она учит нас чтить наше наследие. Она не судит нас за то, что мы должны были сделать, чтобы спасти наш народ. И все.

– Получается, не Бабушка предложила вам похитить Джеби.

– Конечно нет. – Легкое раздражение промелькнуло в ее глазах. – Это не ее Путь… Это наш путь. – Ее рука сжалась в кулак, но угрозы в этом не было. Я вспомнил жест клятвенного обещания в Старом городе.

– Говорят, что вы можете сказать, когда врет шишка из корпорации. По движениям губ.

На этот раз Мийа отвела взгляд, вместо того чтобы улыбнуться. Не говорили ли на этой стороне реки то же самое о всех людях?

– Ты веришь, что облачные киты вернутся, если у них появится такал возможность?

Она снова подняла на меня глаза. На этот раз я поразил ее.

– Не знаю… – Она подошла к металлической трубке, висящей на колонне, легко прикоснулась к ней губами. Я вдруг понял, что это флейта. Она заиграла, и музыка была подобна движению облаков по небу.

– Вы таким образом зовете их? – спросил я. Память уносила меня к другой музыке, в другие миры под другими небесами.

Мийа кивнула, аккуратно возвращая флейту на место.

Я опустил глаза, а когда снова поднял их, на ее плече сидела летучая мышь. Она рассеянно погладила ее. Я не знал, откуда появилось животное, и настороженно наблюдал за ним.

– Подобное существо пыталось выцарапать мне глаза, – сказал я.

– Некоторые учат своих таку нападать на тех, кто… закрыт.

– Зачем? – спросил я со злостью.

– Тот, кто закрывает свои мысли, может вынашивать опасные для нас планы, – сказала она неохотно, словно ощущала, как чувство вины горит на моем лице. – Но таку добрые… – Я отвернулся, когда она прикоснулась щекой к животному, которое прижалось к девушке лбом, покрытым шерстью, тихо что-то щебеча. – Вот до чего мы дошли: уже думаем о том, чтобы сделать что-то нехорошее. – Мийа пыталась подтолкнуть мышь лететь ко мне, а та неловко жалась к ее плечу, упрямо вцепившись в тяжелую куртку когтистыми лапками. Я не знал, беспокоиться мне или радоваться.

– Ты сказала, что она чувствует людей. Она обладает телепатией?

– Да. – Взгляд девушки снова был полон удивления, словно она забыла, что я почти ничего не знаю о таких вещах, а догадаться не могу, и это снова привело меня в смятение: то ли я почувствовал себя лучше, то ли просто чужим. – Они похожи на меббетов, которые живут здесь изначально. Но меббеты не умеют летать и не обладают телепатией. Таку – единственные телепаты на Убежище, если не считать нас и облачных китов. Их создали облачные киты.

– Ты действительно веришь, что их создали облачные киты? – Я затаил дыхание.

– Мы знаем это. Тысячу лет назад на Убежище не было ни одного таку.

– Медитация – мать открытия… – Я подумал, сотворены ли они случайно, как полузаконченное лицо, виденное мной в рифах… или же облачные киты почувствовали себя одинокими, или они думали, что одиноки гидраны. – Погоди минутку. Ты сказала, что облачные киты – телепаты?.. – В тех сведениях о китах, которые стали известны мне, на это не было даже намека. Но это сходилось с тем, что говорил Воуно: гидраны чувствуют отблеск мыслей, сохранившийся в рифах. Я внезапно понял, что мои собственные ощущения в рифах – пробудившийся дар – могли быть не случайны.

– Тогда почему…

– Значит так полукровка пытается понять, что мы потеряли? – Наох возникла рядом со мной из воздуха.

– О Боже! – Я отступил и покраснел под взглядом Наох.

– Мебтаку, – сказала она. Летучая мышь – таку – кружилась вокруг ее лица. Я подумал, что значит мебтаку. Не является ли это слово командой для подобных существ? Рада ли мышь появлению Наох? Та отбросила ее, но мышь возвратилась – и внезапно исчезла, словно женщина выкинула ее из существования. Мийа нахмурилась, но если что-то еще и происходило между ними, они не собирались этим делиться со мной.

– Я видел, как выглядит Фриктаун, – сказал я. – И я говорил с Хэньеном…

– Хэньен! – фыркнула Наох. – Он мог бы с равным успехом быть землянином.

– Ойазин ручается за него, – возразил я и добавил: – И за меня тоже.

Наох взглянула на сестру, словно Мийа безмолвно подтвердила это. Руки Наох дрогнули, она покачала головой.

– Хэньен дурак! – сказала она мне, но никак не охарактеризовала Бабушку. – Он всю жизнь плюет против ветра, а если попытается сильнее надавить на Тау, корпорация его сломает, как когда-то сломала Наву… – Она внезапно замолчала. – Ненавижу слова, – пробормотала она, отвернувшись.

В первый раз я понял ее совершенно адекватно. Слова не что иное, как пустой шум, не что иное, как ловушки.

– Я тоже, – пробормотал я. – Но это все, что дано мне.

– Мебтаку, – произнесла она снова, и одно я усвоил точно: это не комплимент. Я снова попытался найти в свежих слоях своей памяти объяснение этому слову, но не смог.

– Кто такой Наву? – спросил я.

В глазах Наох отразилось что-то, похожее на боль. Она жестом попросила Мийю молчать.

– Ты хочешь, чтобы он понял, как страдает наш народ. – Лицо Мийи стало каменным. – Тогда покажи ему Наву.

Наох первой отвела глаза – за время их общения при мне это случилось в первый раз. В конце концов она пожала плечами.

И затем я получил ответ.

Глава 11

Внезапно я оказался на улице, застыв в изумлении. Мийа и Наох стояли рядом со мной. По форме стен я понял, что мы все еще во Фриктауне. Вокруг нас сновали другие гидраны, но среди них не было тех, кого я уже видел. Я выругался про себя, Наох таки сделала это – перенесла нас сюда без предупреждения.

Наох уже шла ко входу в здание, Мийа молча стояла рядом со мной, глядя в спину сестре. Обе они не беспокоились, что их узнают. Я подумал: может быть, ДНО имеет такую ничтожную поддержку в общине, что риск невелик… или наоборот. Я опустил голову, стараясь уйти от взглядов, желая лишь одного: чтобы мое тело стало таким же невидимым, как и мои мысли.

Во Фриктауне трудно было определить, где начинается один дом и кончается другой, но, когда мы вошли, стало ясно, что это очень большое здание. Коридоры уходили во всех направлениях из холла при входе. Обстановка напомнила мне пересадочную станцию. Даже сейчас, посреди ночи, люди бродили по нему, сидели на скамейках, дремали на матах. Некоторые из них были, без сомнения, больны, некоторые ранены, но тем не менее здесь царила странная для такого места тишина.

– Что это? – пробормотал я.

– Госпиталь, – ответила Мийа.

Я остановился.

– Я думал, что это пересадочная станция.

– Тут нет пересадочных станций, – сказала она.

Я никогда не видел подобных госпиталей. По сравнению с ним обветшалый медицинский центр Старого города мог называться произведением искусства. Этот госпиталь был похож на больницы докосмической Земли – такой примитивный, что трудно было поверить в его назначение.

По выражению лица Мийи было видно, что она прекрасно поняла, о чем я думаю. Она проходила обучение на терапевта на другом берегу реки. Она должна была видеть сама, как выглядит современное оборудование, которым снабжены медицинские центры корпорации.

– Тут нет оборудования, поскольку вы не нуждаетесь в нем?

Она пристально посмотрела на меня.

– Ты имеешь в виду, – сказала она горько, – что мы, с нашей ментальной силой, можем лечить любые болезни и раны, обходясь без методов диагностики и лечения, принятых у землян?

– Да.

– Нет. – Она покачала головой, сжав пальцами виски. – Это не так, как хотелось бы. – Она медленно повернулась, оглядывая комнату взором, похожим на мой, но проникающим глубже. – Мы должны есть, или умрем с голоду. Мы должны тренировать наши тела, иначе они ссохнутся. Как и земляне. И если нас ударить ножом, потечет кровь…

Три незнакомых гидрана появились из воздуха позади Мийи и пошли по залу, даже не заметив ее: мужчина и женщина поддерживали юношу или удерживали его внутри телекинетического поля, созданного ими. Они не прикасались руками к нему: из его обнаженной груди каплями сочилась кровь, словно с него содрали кожу. Я удивился, кто из гидранов оказался в состоянии сотворить с ним такое…

Он уставился на меня, кровь потекла у него из носа, пока я смотрел на него. Он ругался одними губами, не произнося ни звука. У гидранов, удерживавших его, от боли побелели губы и глаза были полны слез. Он сам сделал это. Кто-то позвал их, и они снова исчезли.

Я со свистом втянул в себя воздух.

– Мы живем, и мы умираем… – продолжала Мийа, словно с ее дыханием все было в порядке. – Временами мы раним самих себя, чтобы облегчить боль.

– Совсем как мы, – прошептал я.

– Землянин счастливее, – пробормотала она. – Он может плакать по другим. Мы можем лить слезы только по себе.

Я закусил до боли губу и не ответил.

Мы стояли рядом, глядя на пустующий проход, на ближайшую к нам тихую комнату. Внезапно Мийа сжалась, словно ее ударили.

– Это… это верно, что у нас есть методы исцеления, которые сейчас недоступны землянам, – сказала она, выдавливая из себя слова, с трудом плетя нить беседы. – Кое-что мы делаем по-своему. Мы можем передать это им. Тело ведь не только химическая фабрика, это еще и биоэлектронная система.

Я положил руку на металлическую трубу, проложенную по стене рядом с нами и вздрогнул, когда статический заряд ушел в землю.

– Знаю.

– Но земляне не беспокоятся о второй своей сущности постоянно, в отличие от нас… – Ее взгляд опять принялся блуждать по комнате. Она видела поле энергии каждый раз, когда смотрела на человека: не только вокруг лица, но вокруг всего тела. Возможно, она могла даже увидеть раны и пораженные болезнью органы. – Врачи Тау со всей их медицинской аппаратурой не знают и половины потенциальных возможностей тела. Они даже представить себе не могут, как много они теряют.

Я представил, как часто она, должно быть, пыталась передать врачам Тау свой взгляд на лечение и как терпела в этом поражение. Я представил себе их скрытые пороки, явные для нее, представил предрассудки, давление, которому она подвергалась день за днем только для того, чтобы пройти обучение, которое было необходимо ей для работы с Джеби. Потребовалось упорство и большая сила воли вне зависимости от того, какие мотивы ею двигали. И не имеет значения, каковы были ее истинные мотивы, ведь занимаясь с Джеби, она помогла ему куда больше, чем мог бы это сделать человек.

Ее взгляд все еще бродил по комнате, и я не был уверен, что она просто избегает встречи с моим взглядом.

– Когда-то у нас тоже были замечательные технологии, – сказала она. – Когда-то они были даже лучше, чем имело человечество… – Было ли это правдой, или же их организация просто хотела верить в это? Мийа опустила глаза, словно ее тоже мучили сомнения. – Тау не дает нам доступа к информации. Если бы они дали нам возможность работать с ней… Они считают, что гидраны не могут пользоваться аппаратами, которые созданы для землян. Но это ложь.

…Псионы даже не нуждаются в аппаратах… Ее слова приливной волной унесли меня к звукам другого голоса – голоса изгоя по имени Мертвый Глаз, который когда-то говорил мне, как, будучи псионом, он обнаружил, что можно, используя пси-способности, проникнуть в киберсистему без всяких, там аппаратов.

Активные электромагнитные поля, которые составляют ткань галактической сети спрятанной вселенной коммуникации, находятся вне диапазона нормального функционирования пси-энергии гидрана. Но однажды Мертвый Глаз открыл способ состыковать их, и ничто не препятствовало ему стать привидением в машине, кроме законов Федерации и неизбежной головной боли. А значит, любой гидран может достичь пси-связи с машинами, если кто-нибудь расскажет ему, как это сделать.

Мертвый Глаз очень неохотно доверил мне этот секрет, и ему не было необходимости объяснять мне почему. Если Федеральное транспортное управление или синдикаты узнают, что он открыл, ксенофобия распространится по всей галактике, как чума, и петля преследования сожмется вокруг шеи каждого псиона, будь то гидран или человек… Я не был готов увидеть такие перемены в их развитии и обернулся к Мийе, выбрасывая эти мысли из головы.

Мийа исчезла. Я окинул взглядом толпу, испугавшись, что она бросила меня. Однако она стояла рядом с Наох в другой части комнаты. Что бы они там ни делали, во мне они явно не нуждались. Я оставался на своем месте, пытаясь игнорировать взгляды, которые бросали на меня проходящие мимо гидраны, пытаясь не думать об отсутствии их в моем мозгу или меня – в их мыслях. Интересно, что заставило Мийю и ее сестру забыть о моем существовании в таком людном месте?

Я переминался с ноги на ногу, скорчив гримасу, когда заметил, который час. Успею ли я вернуться в Ривертон до того, как кто-нибудь обнаружит мое отсутствие? Что будет делать Киссиндра, если я не вернусь вовремя? Интересно, что она делает сейчас? Спит или…

Кто-то положил руку на мою ширинку и надавил.

– О черт! – Я схватился за штаны, в панике осматривая комнату. Рядом со мной никого не было. Если какой-нибудь гидран и приближался ко мне, он моментально отходил. Но затем я заметил женщину, стоявшую у дальней стены и глядевшую на меня сквозь толпу. Гидранка, как и все здесь, кроме меня. Но в ней было то, что каждый человек, если он мужчина, узнает инстинктивно – по манере одеваться, по выражению глаз, когда она направляется к тебе. Я понял, как выглядят шлюхи, как только увидел первую.

– О Боже, – пробормотал я, поскольку что-то снова коснулось меня, но это уже была не невидимая рука. Скорее это был невидимый рот. – О Боже.

Я стоял, парализованный удивлением, когда она подошла ко мне.

– Привет, землянин, – сказала она на стандарте. Она улыбнулась, ее взгляд сначала отыскал браслет на моей руке, потом перешел на лицо. – Я знаю, чего ты хочешь… – Она замолчала, разглядев меня. Я наблюдал, как меняется выражение ее лица, когда она пыталась дотронуться до моих мыслей так же, как и до моего тела, видел, как она наткнулась на стену. На долю минуты она так же, как недавно я, потеряла все свое хладнокровие. Но потом ее улыбка вернулась, такая же автоматическая, как дыхание. – Это хорошо, мой сладкий, – промурлыкала она. – Я могу дать тебе все, что ты хочешь… – То, что она вытворяла со мной, вдруг стало таким яростным, что у меня перехватило дыхание.

– Прекрати! – прошипел я, радуясь, что на мне плащ.

– Ты не хочешь, чтобы я остановилась… – Она положила физические руки мне на плечи, поглаживая пальцами плащ. – Я знаю, что ты не для того пришел во Фриктаун, чтобы провести ночь в этом месте… – Она обвела взглядом комнату. – Давай ты проведешь ее со мной.

Я стряхнул с себя ее руки, собираясь с мыслями, чтобы заблокировать ее: этой способностью я еще мог пользоваться.

– Я не хочу этого, – сказал я. – И не плачу за это.

Она, моргая, отступила на шаг, и я не знаю, от чего появилось изумление на ее лице, – от того, что я сказал, или от того, что я сделал. Она развернулась и внезапно столкнулась лицом к лицу с Мийей. Они молча глядели друг на друга. За спиной Мийи появилась Наох – проститутка исчезла.

Я выругался про себя. Мой член казался мне раскаленной докрасна кочергой, когда две женщины обернулись ко мне. Я видел, как Мийа подбирает слова:

– Она…

– Понял, – пробормотал я. – Я понимаю, когда меня насилуют. – Глубоко вздохнув, я ощутил, как спадают жар и напряжение. Взгляды этих женщин сейчас вполне заменяли ледяной душ, но Мийа как-то странно сложила губы. – Я думал, что гражданам Ривертона не позволяется оставаться здесь после наступления комендантского часа, – сказал я грубо. Старый город, помнится, оживал ночью, когда темнота далеко вверху встречалась с темнотой внизу и темнотой в душах людей, которые приходили туда, чтобы удовлетворить свой голод. Было небезопасно заниматься этим в свете дня. Осознание того, что такие есть и в Тау Ривертоне, меня не удивило. Такие со своими потребностями будут везде. Меня не удивило и то, какой способ удовлетворения они нашли.

– Тут днем идет серьезная торговля, – теперь уже бесстрастно произнесла Мийа. – Некоторые добропорядочные граждане Тау оказываются в таком восторге от «экзотики», что остаются на ночь.

– Что она делала здесь? – В госпитале Фриктауна посреди ночи не могло быть много человеческих выродков, жаждущих иноземного секса.

– Возможно, лечилась, – сердито сказала Наох. – Я лучше погибну от голода, нежели стану заниматься сексом с землянином. – Она отвернулась, ее глаза стали темны, темнее, чем бывают от внезапно нахлынувшего чувства.

– Наверное, ты просто никогда не была достаточно голодной, – сказал я. Лицо Мийи стало холодным, Наох повернулась ко мне. Я заметил, как она проглотила гневный ответ, и удивился, что остановило ее, почему она ничего не сказала.

Мийа снова окинула меня взглядом, на этот раз долгим и изучающим, но тоже промолчала. Ее глаза изменились, словно она услышала что-то, чего не мог услышать я.

Наох взглянула в сторону, ошеломленная тем же беззвучным сообщением.

– Он ушел! – выдохнула она, словно не могла сдержать слов. – Наву ушел.

– Опять? – пробормотала Мийа с бесконечной усталостью в голосе. – Наву…

– Он никому ничего не сказал. Он просто вышел. – сказала Наох.

Наву. Кем же он был? Почему он был так значим для них? Почему они говорили о нем как о сумасшедшем?

– Но теперь ты знаешь, где его можно найти, – сказала Мийа покорно. Не как. Где.

Наох сделала что-то, что заставило Мийю вздрогнуть, но она кивнула. Их взгляды, устремленные друг в друга, игнорировали меня. Но затем они обе обернулись ко мне.

– Пойдем с нами, – нехотя произнесла Наох. – Пойдем, и ты узнаешь нечто новое.

Прежде чем я смог ответить, я почувствовал, как сжалась вокруг моих чувств их пси энергия…

Все изменилось в мгновение ока Мы оказались в другом незнакомом месте. Я помотал головой, меня тошнило. Интересно, сколько еще таких бросков я смогу выдержать, прежде чем меня вырвет?

– Проклятье… – сорвалось у меня с языка.

Мы стояли в тени на аллее в сердце Фриктауна – на улице, которая могла бы привести в отчаяние тех, кто подвержен клаустрофобии. Темнота была глубже ночи; только узкая полоса неба цвета индиго была чуть светлее.

Гидраны, оказавшиеся неподалеку, выглядели слегка испуганными: нас тут не ожидали. Слышались ворчание и ругань, некоторые шумно уползали от нас подальше.

Наох сразу направилась в глубину теней. Мийа взяла меня за руку, потянув за собой, и я догадался, что Наох прошла не сквозь стену, а через дверной проем. Мы пошли по настолько темному коридору, что даже мои глаза не могли вычленить из непроглядной мглы ни одной детали Казалось, что она шла на ощупь, то ли помогая себе руками, то ли пользуясь даром. Она двигалась так, словно ходила тут прежде – в этом у нее было преимущество передо мной.

Туннель отражал непонятные звуки и от этого производил более гнетущее впечатление, чем то место, где они держали Джеби. Я удивился, что мы не телепортировались сразу в ту точку, где хотели оказаться Мийа и Наох, возможно, это было слишком рискованно и трудно было нащупать достаточно большое пространство, чтобы перенестись туда.

Наох отодвинула в сторону тяжелый занавес, и оттуда, ослепляя, вырвался свет.

Зловоние стеной обрушилось на меня, когда я шагнул в освещенное помещение – грязные, немытые тела, гниющие и разлагающиеся.

– О Господи, – я зажал нос скорее для того, чтобы остановить воспоминания, а не запах.

В моей жизни было слишком много подобных сцен… Тут было около дюжины людей, все – гидраны, сидящие на грязном голом полу или развалившиеся у облупившихся стен комнаты без окон. Двое или трое поднялись на ноги, уставившись на нас. Живые мертвецы. Не имело значения, каким зельем они одурманены. В конце концов все наркотики одинаковы.

– Наву! – позвала Наох, пересекая комнату, словно та была пуста. Мийа последовала за ней, тоже почти по прямой, но ни разу не наступив на беспомощно лежавшую на полу руку. Девушки подняли одного наркомана и прижали его к стене, что-то говорили ему негромко и такими низкими голосами, что я не мог разобрать слов. Я пошел через комнату сквозь стоны, зловоние и грязь. То, о чем я даже не хотел думать, прилипало к подошвам моих ботинок. Я смотрел прямо перед собой, не задерживая ни на ком взгляд. Наву, на которого смотрел я, выглядел лучше, чем большинство из них: не такой истощенный, не такой грязный. Ведь он только что покинул реабилитационный комплекс.

Я остановился прямо перед ним. Мийа и Наох оглянулись, прервав разговор.

– Это ваш брат? – спросил я Мийю.

– Нет, – ответила Мийа, и по тому, как она произнесла это, я понял: он может быть только любовником Наох. Бывшим любовником. Мийа оглянулась на него, когда он попытался вырваться.

На его лице ясно читалось, что его не радует неожиданное появление женщин, но он не исчез. Я удивился: неужели они блокируют его пси-способности и не дают уйти? Он посмотрел на меня. Я видел, как он пытается сфокусировать глаза на моем лице.

– Что, Мийа? – пробормотал он. – Ты уже сп'шь с земл'нин'ом?

И я понял, под каким он наркотиком, почему он не мог исчезнуть, почему прочие наркоманы остаются рядом с нами.

Золотая кожа лица Мийи приобрела цвет корицы. Она оттолкнула Наву, Наох тоже отпустила его, и он сползал по стене, пока не сел на пол, мрачно глядя в пространство.

– Уб'райтесь, шлюхи, – сказал он. Слово на стандарте выпало из плавного потока речи гидранов.

– Ты еще возмущаешься, – произнесла Наох. Она пнула его ногой. – Поднимайся, ты…

Я поймал ее за руку, потянул назад:

– Прекрати.

Что-то невидимое ударом убрало мою руку с ее рукава. Та же боль и тот же протест отразились в ее глазах, когда она посмотрела на меня. Я отступил, почувствовав себя совершенно лишним.

Мийа опустилась на колени рядом с Наву. Я смотрел, как она пыталась заставить его отвечать, как он отворачивался от нее. Я увидел повязку с наркотиком на его шее: нефаза. Этот наркотик использовали на мне легионеры. Они используют его на всех псионах, чтобы они не смогли сбежать…

Сбежать. Вот что хотел сделать он, вот чего хотели все, находящиеся в этой комнате. Они хотели убежать от своего дара, от того, что делало их уникальными, от того, что заставляло их страдать.

– Если это все, что ты чувствуешь, – спросил я Наох, – почему ты беспокоишься о нем?

– Ты не знаешь, что я чувствую! – зло ответила она.

Я не мог этого отрицать, и потому промолчал. Мийа встала, ее плечи поникли.

– Наву… – сказала она, глядя на него, не убирая протянутой руки.

Он не поднял глаза. И никто не взглянул на нас. Мы могли бы быть службистами, пришедшими, что бы арестовать Наву, мы могли тащить его отсюда, ругаясь и награждая пинками, – и никто не пошевелил бы и пальцем, чтобы вступиться за него.

Внезапно я почувствовал, что задыхаюсь, развернулся и пошел к двери, спотыкаясь о ноги, наступая на руки. Мийа последовала за мной, за ней двинулась и Наох. Или же они просто решили, что с них достаточно? Я остановился на улице, вдыхая относительно чистый воздух.

– Ну что, мебтаку, своротил нос? – Наох обвела рукой аллею, указала в сторону маленькой комнаты в старом здании, откуда мы только что вышли. Мне показалось, что я вижу следы слез на ее лице, но при таком свете я мог и ошибаться. – А нам не так просто это сделать… – Ее голос стал отрывистым – от горя ли, от ярости, не знаю.

– Не в этом дело. – Мой голос стал хриплым.

– Тогда в чем же? – спросила Мийа. Слова ее были так же холодны, как тусклый лунный свет, падающий на наши плечи. Где она нашла столько сил, чтобы так держать себя в руках, когда все вокруг, казалось, вышло из-под контроля? Возможно, жизнь среди тех, кто ненавидит гидранов, научила ее большему, чем она хотела бы.

– Я… – Мой голос оборвался. – Я думаю, не имеет значения, откуда ты. Наркотики везде одинаковы.

Наох резко повернулась. Ее телекинетическое поле отшвырнуло меня к стене.

– Наох! – Мийа еле удержалась, чтобы не оказаться рядом со мной.

– Я сужу по собственному опыту. – Я оторвался от стены, крутя головой.

Мийа непонимающе пожала плечами:

– Ты знаешь наркоманов?

– Я был наркоманом. – Я видел, как они переглядываются в серебряном полумраке.

– Долго? – спросила Наох.

– Достаточно долго.

– Зачем?

Я бы не задавал такого вопроса, но она ждала ответа.

– Предполагаю, для того же, что и они.

Несколько секунд она молчала.

– Ты остановился. Как?

Я сообразил, где на самом деле витали ее мысли, и о чем, собственно, она спрашивала меня, и покачал головой, отводя глаза.

– Где они достают наркотики? – спросил я. Расплывчатые тени наркоманов, располагающихся невдалеке, стали принимать форму, по мере того как мои глаза привыкали к темноте.

Наох посмотрела на Мийю взглядом, которого я не смог понять. Мийа опустила глаза и не ответила. Интересно, чего они не хотят рассказывать мне? И почему?

– Расскажи нам, кто ты, – пробормотала Мийа, меняя тему беседы с болезненной очевидностью. – Расскажи, что случилось с тобой, с твоим даром. Я даже не знаю твоего имени.