Текст книги "Сказка для взрослых"

XVIII

Долго ли, коротко ли, а кабан-смутьян (ну, тот, что смуту против старого кабана затеять удумал), идеологически обработанный шакалом, не на шутку возомнил себя спасителем кабаньего отечества – он не валялся на поляне, не грел пузо на солнышке, не цеплялся к молодым свинкам и не лакал забродивший мед, хотя возможности для этого у клыкастого были очень неплохие, ведь полученных от крота шишек щетинистому хватило бы не на один год привольно-разгульной жизни. Но!.. Образ ответственной за все племя зверюги настолько засел в небольшом мозгу хряка, что ощущать он себя мог не иначе как Верховным Главнокомандующим щетинисто-пятачкового войска. Правда, на пути реализации столь завидных планов у молодого претендента была одна большая незадача – старый кабан.

Вначале претендент попытался самостоятельно придумать сценарий свержения действующего предводителя, однако фантазия его порождала исключительно финальную часть предстоящего действа, а именно – сцены торжества по поводу восхождения его, смутьяна, на престол. Он и ходил взад-вперед, и подпрыгивал на месте, и бился башкой о сосну, но бестолковое серое вещество вновь и вновь порождало только фанфары, разукрашенную поляну, целый гарем молодых свинок и провозглашавших здравицы гостей, прибывших на празднование воцарения нового кабаньего предводителя.

Помечтав таким образом, мятежный боров решил-таки воспользоваться подсказкой шакала и начать собирать свою будущую армию победителей. Вначале хитрован попытался проводить идеологическую работу среди себе подобных, но это не принесло должного результата. То ли не слишком убедителен был, то ли никто его не слушал, то ли слушающим было абсолютно пофигу – кто там кому в лесу предводителем приходится.

Помыкавшись так несколько дней и вконец разочаровавшись, усердная свинья вдруг вспомнила наставления шакала, и план потихоньку начал склеиваться. Любящие покутить за чужой счет кабаны упивались забродившим медом, цеплялись к свиньям и другим кабанам, выясняли время от времени отношения друг с другом и, благодарности ради, делали вид, что слушают разглагольствования своего благодетеля, устроившего банкет. Кабан где-то понимал, что его бредни вряд ли тронут вусмерть нализавшееся зверье, но решил в точности выполнять наставления шакала, так как своих идей у него не появилось:

– Ну что, други мои, – задавал тон кабан, – сербнем медку, да за нашу привольную кабанью жизнь, да за то, чтобы мы сами могли выбирать себе предводителей, не слушая старших!

– Молодежь рулит! – поддерживали его из толпы, и погружали свиные рыла в большие корыта, наполненные хмельной субстанцией.

– А давайте-ка еще сербнем за то, чтобы старый кабан издох наконец, и не парил нам мозги своими байками о правильных кабаньих принципах! О каких принципах говорит этот болтун? Чего он нам мозги пудрит? И вообще – мы его на правление не выбирали.

– А кто его выбирал? – задал кто-то вопрос.

– Не знаю я, – ответил кабан, – только я его не выбирал. А ты его выбирал? А может, ты?

– Так мы только с этого годка-то и можем голосовать.

– Вот, правильно говоришь – только теперь и можем, а раньше его наши не шибко далекие и запуганные предки выбирали. Но теперь-то все изменится, не дадим узурпатору нас в грязь втаптывать. Хватит уже ему над нами, кабанами, глумиться. И вообще…

– Так он вроде боец еще тот, много про него историй рассказывают. Легенда…

– Какая легенда? Был когда-то легенда, воевал со всеми, кто не так в нашу сторону смотрел, шакалов щемил да своих защищал, а сейчас…

– А что сейчас?

– А сейчас приволок на нашу поляну шакалья да зверей чужелесных, и носится с ними, как свинья с выводком, облизывает их да хвосты заносит… Тьфу! Противно даже говорить об этом…

Много еще было сказано, немало вылакано, и немногие встретили рассвет, стоя на всех четырех. Усталость скосила загулявшую живность так, что место празднования на утро напоминало поле брани, усеянное телами сраженных бойцов. Стоны и храп раскатывались над поляной, а выхлоп переработанного меда, источаемый могучими легкими, вызывал рецидив у возвращавшихся из небытия кабанов, и они вновь проваливались в иное, более соответствующее их состоянию, измерение. Лягушки перестали квакать, трава завяла, а птицы улетели…

С к а з о ч н и к: Как бы это странно не звучало, но я даже среди людей такие экземпляры встречал… Бывает же…

Утро старый шакал встретил с головной болью. Полночи он придумывал всякие пакости, а уже под утро эти лихо придуманные пакости никак не давали ему уснуть.

– Старею, – подумал шакал, хлебнул из кадушки водицы и уставился в нее, чтобы увидеть собственное отражение. Вода успокоилась и животина увидела изрядно помятый портрет шакальей наружности.

– Ну и что, что некрасивый, зато умнющий, как сто кабанов, вместе взятых, – убеждал он себя.

Побродив по полянке и растормошив спящих тут же волков, хитроплет распорядился позвать к нему лешего (ну, того, что до недавнего времени был лешим, а после выборов занял место медведя). Затем немного подумал и решил лицезреть обоих – и лешего, и медведя. Когда сонные деятели приковыляли, позевывая, шакал начал свою песню:

– Как спалось, лежебоки?

– Да спалось-то хорошо, вставалось плохо.

– Не ворчи ворчун, а то проспишь самое интересное, – хитро ответил шакал.

Медведь, точнее – тот, который последние пять лет играл роль медведя, сделал пару шагов и рухнул к ногам собеседников, треснувшись головой о кусок корня, торчащий из земли и завыв от боли.

– У-у-у, – протянул шакал. – Я смотрю, вы вчера что-то хорошо отмечали?

– Угу, – ответил медведь, кивая в сторону лешего, – вот его избрание и отмечали.

– Плохо выглядите, причем оба, – отметил шакал.

– Да хотели тихо посидеть… – оправдывался медведь. – Ну, чисто символически…

– А получилось, как обычно, – закончил начатую мысль шакал. – Мед, трава, кикиморы, соловьи, белки, и опять мед, кикиморы, мед, мед, кикиморы, кикиморы… Я ничего не пропустил?

– Кикиморы были не так часто, – потупив взгляд, ответил медведь. – Я после меда обычно не боец…

– Да ты и без меда не особо-то боец. И почему-то мне кажется, что начинали вы вдвоем, а банковал ты, как всегда, в гордом одиночестве. Кивни, если я прав.

Животное вздохнуло и молча кивнуло. Несмотря на то, что за пять лет правления его личное состояние многократно увеличилось, что позволить себе он мог все, о чем только мечтало другое зверье, что совмещение меда с кикиморами были явно противопоказаны чахлой от природы скотине, медведь, тем не менее, при любой возможности погулять на дармовщинку тут же уходил в глубокий загул, сопровождаемый блудом и всем тем, от чего в мире людей у врачей волосы встают дыбом. Леший же был полной противоположностью медведю, и потому-то был более обласкан шакалом: нельзя сказать, что он не куролесил, однако делал это всегда втихаря и вдалеке от посторонних глаз – все-таки сказывался долгий период жизни, проведенный им под личиной волка. Школа, знаете ли…

– А скажи-ка мне, бравый гуляка, – продолжал морально уничтожать медведя шакал, – часом, не орал ли ты вчера, что теперь твоя очередь место лешего занять?

Медведь заерзал, леший, отвернувшись захихикал, а шакал испытывающе смотрел в упор на разобранную по запчастям зверушку. Конечно же, шакал точно знал, что было вчера, причем в деталях и со всеми пикантными подробностями, однако должность гроссмейстера обязывала удивлять зависимых от него зверей. Потому-то и любил толстоносый изображать из себя великого провидца, выдавая известные ему факты за недюжинные аналитические способности.

– Я не специально, – проблеял медведь, – честное медвежье.

– Может, ты и мед лакал не специально, и кикимор тискал абсолютно случайно?

– Ну, нет. Мед и кикиморы были как причина и следствие, – оправдывался медведь.

– Ага, – смекнул шакал, – я так понял, что к тебе без приглашения заявились кикиморы, и ты по этому поводу надрался медку? А? Или нет: тебя насильно захватили кикиморы и заставили лакать мед. Так дело было?

– Ну, не совсем так, – еле мычало провинившееся существо. – Я это, вначале набрался меда, потом, естественно, потянуло на кикимор, а дальше я, чесслово, ничего не помню. Наверное, меня понесло…

– Ладно, проехали, – подвел черту шакал, – будет наука на будущее. Я очень надеюсь, что урок пойдет тебе на пользу. В следующий раз, когда захочешь оттопыриться, бери с собой мед, кикимор и прочие атрибуты фривольной жизни и схоронись так, чтобы ни одна живая душа не знала, где ты тусишь. Понял?

– А то!.. – ответил повеселевший медведь, понимая, что воспитательные мероприятия закончены.

Чтобы зверушка не сильно расслаблялась и прочувствовала всю значимость момента, шакал сделал знак лешему, который незамедлительно отвесил медведю смачный подзатыльник. Скотина крякнула, скорчила печальную гримасу и отступила на безопасное расстояние.

– Итак, – продолжил шакал, – зачем я, собственно, вас собрал… Не догадываетесь? А?

Сладкая парочка отрицательно замотала головами.

– Понятное дело, не догадываетесь, – съязвил шакал. – А позвал я вас вот для чего: спектакль под названием «Выборы» вы отработали, что называется, на славу. Чего стоили только слезы лешего в момент оглашения и так всем понятных результатов. За это каждому отдельная благодарность и, естественно, шишки. Однако, это только начало большой и кропотливой работы, осуществить которую мы обязаны в ближайшие шесть лет правления.

– Опять работать, – промычал медведь. – А отдыхать когда будем?..

– А ты сильно напрягаешься, горе-медведь? Ты толще банана ничегошеньки за всю свою звериную жизнь в лапах-то и не держал, – обрезал шакал, – закрой свою варежку и слушай, что старшие говорят.

– Да молчу я, молчу, – виновато промямлил медведь.

– Мы только подходим к основной цели вашего пребывания у руля огромного леса, – продолжал, успокоившись, шакал, – а цель эта – в присоединении соседних лесных территорий, которые в свое время были отделены без нашей на то воли, то есть – умышленно.

– А они захотят присоединяться? – задал вопрос медведь.

– Да, как бы не так, – вставил леший.

– Правильно, леший, – похвалил шакал. – Но никто их спрашивать и не будет.

– А тогда как же? – не понял медведь.

– А как обычно. Нам что, разве когда-либо кто-либо хоть что-то сам отдавал? – спросил шакал. – Фигушки. Мы завсегда все берем сами.

– И берем всегда, – процитировал гроссмейстера леший.

– И берем все, – хором сказали шакал с лешим.

Медведь только хлопал глазенками да таращился на веселящуюся парочку.

– А? Ну? Где? Как это? И? Что? – потерялась зверушка.

– Не обращай внимания, – осек собеседника шакал, – подрастешь – объясню популярно. Так вот, пора нам начать великое объединение соседних лесных территорий.

– А как? – тут же спросил медведь.

– Что я, по-твоему, делаю? – зло рявкнул шакал.

– Объясняешь, как соседние территории заграбастать, – быстро ответил медведь.

– А если я объясняю, то зачем ты меня, тупая твоя рожа, перебиваешь? А? – почти вскричал шакал.

– Интересно, – потупив взгляд, ответил косолапый.

– Вот и слушай молча, если интересно. Леший, а ты стукни эту скотину как следует, если еще хоть раз удумает меня перебить.

– С превеликим удовольствием, командарм, – засмеялся леший.

– Никто нам добровольно свои территории не уступит, – продолжал шакал, – это и коню понятно, в смысле слону. Но и мы не будем их присоединять к себе силой.

– ?

– Нам достаточно будет заменить их медведей на своих, окружив последних советниками нашей породы.

– А как менять будем? – поинтересовался леший. – Будь моя воля, я бы картофельного медведя вместе со страшилой собственными лапами порвал бы на части.

– А соседа из самостийных? – хитро прищурившись, спросил шакал.

– Бегемота?.. Не-е-е, с бегемотом сам не справлюсь… Уж больно упитанная и сильная скотина.

– Твоя правда, – улыбнулся шакал. – Вот только – учу вас дураков, учу, а вы все время на одни и те же грабли наступаете…

– А что такое грабли? – не понял медведь.

– Ну, это такая железка с кучей других железок, наподобие человеческой расчески… – попытался объяснить шакал.

– А что такое расческа? – не унимался косолапый.

– А расческа – это такая пластмасска…

– А что такое пласмаска? – опережал шакала медведь.

– Ну-ка, леший, – обратился шакал к послушному ученику, – долбани как следует эту наглую любопытную живность.

Леший не заставил себя долго упрашивать и тут же отвесил смачный подзатыльник коллеге. Медведь хрюкнул, почесал маковку и изобразил вселенское смирение.

– Запомните хорошенько мои слова, – продолжил назидательно шакал. – Мы, шакалы, никогда ничего собственными лапами не творим – для этого есть другое зверье и хищники. Это понятно?

– Угу, – пробубнили шакальи ученики.

– Менять медведей будем исключительно по лесным законам, – продолжил шакал, – вернее, я хотел сказать, что следующих будем ставить, соблюдая все законные процедуры.

– А действующих как снимать будем? – не понял леший.

– А как получится, – ответил шакал.

– А как получится? – опять не понял леший.

– Страшила, например, зверюга безбашенная и беспредельная, потому его лучше прибить по-тихому. Или порвать по-громкому. Но непременно чтобы сдох.

– Так он вроде послушный, как цепной пес, – возразил леший, – и делает все, что ему скажешь. Жадный, правда…

– Делает-то делает, – перебил собеседника шакал, – да только пока ему выгодно. Страшила по своей природе – волчара волчарой, а потому лебезить перед тобой будет только до поры до времени… Ты ему шишки даешь?

– Ну, даю, – неуверенно ответил леший.

– А перед другими медведями защищаешь?

– Ну, защищаю…

– Вот, а для чего ему тебе раньше времени зубы-то показывать? Эта скотина настолько глупа, что может отважиться сыграть свою игру, а нам сюрпризов сейчас ну никак не надобно. И потом, уж больно много правителей дальних лесных территорий имеют претензии по поводу такой безграничной помощи и показательной дружбы с этим субъектом медвежьей наружности. Не хорошо это для твоей репутации, ой как не хорошо. Тем более, какая тебе разница, кто будет на его месте, главное ведь, чтобы послушный был.

– Да мне вообще по барабану, – ляпнул леший.

– Почему? – не понял медведь.

– По барабану, – повторил леший.

– А что такое «барабан»? – не удержался от вопроса медведь.

– А это, любопытный ты наш, – скрипя зубами, сказал шакал, – когда тебя прибьют охотники, сдерут твою нежную шкуру, высушат, натянут на пустой изнутри пенек, и будут бить по ней палками, чтобы во всем лесу слышно было. Еще раз меня перебьешь, и я сам из тебя барабан сделаю.

– Да понял я, понял. Уже и спросить нельзя, – обиженным голосом пролепетал медведь.

– В общем, так, – безапелляционно подытожил шакал, – страшилу, как говорят люди – в расход.

– Куда страшилу? – не подумав, спросил медведь, и тут же отполз на безопасное расстояние, смекнув, чем может закончиться его любопытство.

Шакал с лешим зло зыркнули в сторону медведя, но, видя его испуг, этим и ограничились.

– Далее в списке – любитель картофельных клубней, – продолжал шакал. – В данный момент я вообще с ним проблем не вижу: зверье свое он застращал и держит в черном теле, хищников к себе не приблизил, а потому-то и один, как тополь на Плющихе…

– Кто на плющихе? И кто такая эта плющиха? – по привычке спросил медведь, но увидел взгляды собеседников и спрятался за сосну.

– В общем, – продолжил шакал, – с этим фруктом я проблем не вижу, пущай рулит до поры, до времени.

– А когда пора и время придут? – поинтересовался леший.

– Тогда и поменяем.

– А как?

– Да очень просто: без наших шишек, горючих воды и воздуха у них сразу хаос начнется, так что, проблем со сменой одного самодура на другого не будет. Тем более, зверье там спокойное, терпеливое и покладистое.

– А как это – покладистое? – опять не выдержал медведь. – Извините…

– А так – где его покладют, там оно и лежит себе, не выпендриваясь. И что показательно – вообще не задает глупых вопросов, – сострил леший.

– Ха-ха-ха, очень смешно, – съязвил медведь, кривляясь. – И, вообще-то, пока я здесь медведем числюсь. Понял?

– И че?

– Да ни че! Вот не передам тебе власть, и бейся потом башкой о сосенку.

– Как это? – не понял леший. – Как это – не передашь?

– А вот так, возьму и не передам. Не явлюсь на передачу. Зверье соберется, а я не явлюсь. А раз я не явлюсь, то никто и не увидит, что теперь тебе власть в лесу передана… Соответственно – ты нелегитимный правитель! Что, съел? – сказал медведь и показал язык лешему.

Шакал, видя растерянность лешего и то, как грызутся подопечные, отвернулся, чтобы не показать присутствующим своего злорадства.

– Ах, значит вот так ты? – сменил непонимание на раздраженность леший. – Я, значит, тебе всю жизнь помогал, перед шакалом за тебя слово замолвил, можно сказать – правителем сделал, а ты, зараза такая, не будешь мне власть передавать…

– А и не буду, – специально злил лешего медведь, – хватит уже с тебя. Напаковался так, что скоро лопнешь. Ты уже дважды рулил, а я только разочек попробовал, и то кое-кто вечно лез со своими наставлениями…

– Ты на кого, морда твоя шакалья, тявкать вздумал? – терял самообладание леший.

– От шакальей морды слышу!..

Медведь хотел еще что-то ляпнуть обидное в сторону лешего, но тот, изловчившись, юркнул под лапу приподнявшегося зверюги и, уже оказавшись за спиной маленькой толстеющей скотины, крепко обхватил, полностью лишив возможности не только двигаться, но и дышать. Медведь захрипел, глаза его налились кровью, а тело стало биться в конвульсиях. Шакал выдержал паузу до момента, когда косолапый стал терять сознание:

– Ну, все, хватит, – быстро сказал он, – отпусти немедленно медведя, а то ведь придушишь, и тогда точно некому будет власть передавать.

Леший неохотно отпустил поверженного противника, успев отвесить напоследок хрипящему сотоварищу смачный подзатыльник:

– Я тебя точно когда-нибудь придушу…

– Тоже мне, придушитель выискался, – не уступал косолапый. – Чуть что – сразу свои приемчики крутит, а ума-то и не хватает словесно собеседника переиграть, дурак.

Леший сделал шаг к медведю, но шакал остановил обоих:

– Ну-ка быстро завяли, а не то волков кликну и прикажу надрать задницы обоим.

Зверье разошлось, а шакал продолжил:

– Я вам сколько раз говорил, что вы не враги друг другу, а братья по крови. Сколько раз повторял, что ругаться вы должны со всеми, кто не шакал. Я даже говорил, что ругаться можно и с шакалами, но только с теми, кто не вашего круга будет. Я многократно учил вас не столько дружить друг с другом, сколько дружить против кого-то. А вы – по-прежнему грызетесь, как кабаны после меда, когда кикимор поделить не могут.

– А чего вы нас вечно с кабанами сравниваете? – немного обиделся медведь.

– Да потому, что ведете себя, как кабаны. Не нравится тебе леший, вот и не люби его про себя. И ты, леший, делай то же самое. Но работать вы должны, как один слаженный механизм. Как шерочка с машерочкой.

– Как кто??? – не поняли оба зверя.

– Не берите в бошки – от людей наслушался, – ответил шакал, но, видя, что парочке мало таких пояснений, продолжил: – Предвидя ваш следующий вопрос, сразу отвечу: понятия не имею, что это значит. Просто прикольно звучит. И больше – никаких вопросов. Понятно?

– Угу, – повесив головы, ответили все еще не успокоившиеся подопечные.

– Вот и хорошо. А теперь, чтобы доказать свое примирение, подойдите и обнимите друг друга.

Зверье, сцепив зубы, приблизилось, поднялось на задние лапы и, растопырив грабли, обнялось. Шакал уже собирался выдохнуть с облегчением, но тут леший со всей силы прижал медведя так, что у того затрещали кости, и он засадил в спину визави когти обеих своих медвежьих лап. Леший, в свою очередь, заорал и грызанул медведя за ухо. Разнимали дерущихся персонажей волки…

Когда злосчастные бойцы с намятыми боками сидели напротив шакала, почесывая ушибленные места, великий комбинатор начал обиженным голосом:

– Не хотите меня слушать – пес с вами. Найду новых рулевых, раз вам ума не достает. Думаю, желающих на ваши места в лесу найдется изрядное количество.

Ругающиеся правители, очень быстро прикинув в своих головах плюсы и минусы конфликта с шакалом, моментально посмотрели друг на друга влюбленными глазенками:

– Так это нам надо было пар выпустить, а теперь мы опять друзья, – наперебой выпалили антагонисты и показушно обнялись перед шакалом, – мы больше не будем, чесслово…

– Хо-ро-шо, – по слогам произнес шакал. – Я могу продолжать без присутствия волков?

– Ну да… Конечно… Само собой… – быстро выпалили подопечные, косясь в сторону серых.

– Тогда, пожалуй, продолжим, – сказал шакал и отпустил волков. – На ком мы остановились?

– Наверное, на бегемоте и плюшевом медведе? – предположил леший.

– Правильно мыслишь, – ответил шакал, – давайте начнем с плюшевого медведя. Он, как и страшила, свое дело сделал и его, скорее всего, будут менять.

– Кто его будет менять? – поинтересовался медведь.

– Тот, кто поставил – тот и менять будет.

– А кто его поставил? – не унимался косолапый.

– А поставили его шакалы из заокеанского леса, – нравоучительным тоном ответил шакал.

– А зачем им его менять, ведь это они его и поставили?

– Я же сказал, что он свое дело уже сделал, успев всем вокруг надоесть. Соответственно, менять его будут по-любому.

– А нам-то что с этого?

– Если смена пройдет без нашего участия, то ничего, – ответил шакал.

– А что надо, чтобы чего-то было? – спросил леший.

– А чтобы чего-то и нам обломилось, необходимо поучаствовать в смене плюшевой скотины.

– Но ведь заокеанские шакалы не дадут нам своего кандидата на место медведя поставить, – с сомнением в голосе произнес леший.

– Сто процентов не дадут, – утвердительно ответил шакал, – только мы и не будем своего кандидата совать.

– А тогда как? – не понял медведь.

– А так: если не можешь всунуть своего медведя, сделай так, чтобы всунутый кем-то медведь находился в окружении подконтрольного тебе зверья, – сказал шакал, затем немного подумал и добавил, – ну или суку какую ему подставь, или кикимору, чтобы там любовь-морковь и все такое.

– А где же ее возьмешь, суку-то, да еще и такую, чтобы подконтрольной была? – не понял леший.

– Знал бы ты, на кого западаешь! – подумал леший. – Было бы желание, а суку завсегда найти можно. Я даже больше скажу: суки, в отличие от кобелей, более идейные создания, потому-то часто они помогают не ради выгоды, а для куража.

– Как это? – не поняли зверушки.

– Да очень просто, – начал объяснять шакал. – Вот скажите мне: почему суки уважаемых хищников и шакалов чаще приделывают рога своим спонсорам, нежели свиньи кабанам? Ведь в первом случае у них все есть, их и лелеют, и хорошо кормят, и выгуливают, и всячески потакают, а они все равно по сторонам смотрят. Во втором случае все с точностью до наоборот: их не лелеют, не особо-то и балуют, постоянно юзают, иногда строят, а они преданно смотрят в глаза своих непутевых тиранов и ни-ни налево.

– Дуры потому что, – просто резюмировал медведь. – Мой дед так говорил.

С к а з о ч н и к: Вот и у людей так часто случается: чтобы поднять собственный рейтинг в глазах окружающих, нужно кого-то опустить ниже плинтуса… Кстати, самооценка отдельно взятого индивида растет стремительнее, если чья-то падает… Вот!

– Значится так, – сказал шакал, – для начала думаем – кем, а затем окружаем нового медведя своим зверьем. Это понятно?

Медведь с лешим молча кивнули.

– Теперь – бегемот, – сказал шакал, почесывая когти о дерево. – Какие предложения будут?

– Пока только слюни, – ответил леший. – Я бы его с удовольствием на ужин схрумкал. Эта толстая наглая рожа у меня во где сидит. Я бы его лес вместе с ним самим с землей смешал, но соседний лес – территория независимая, и агрессию проявлять – не по лесным понятиям будет… Тут это, повод нужен…

– Ты, леший, и думать об этом не смей. Я сколько раз говорил, что доспехами мы не бряцаем, и что открыто ни на кого не нападаем.

– А что же нам тогда делать? – не понял леший, – сидеть и ждать?

– Не сидеть и ждать, – парировал шакал, – а мутить и ждать.

– И чего из всего этого роя можно вымутить? – хором спросили зверушки.

– Много, мои дорогие, ой как много… – многозначительно и одновременно загадочно заметил шакал. – И в этом направлении нами уже немало сделано…

– Например?

– Ну, например, засланных нами козачков там видимо-невидимо. Один только долбодятел чего стоит, да нерпа.

– А нерпа здесь при чем? Она ведь все время на нас бочку катила…

– Ох… Ну почему вы все время слушаете ворон-лгуний да соседей-идиотов, вместо того, чтобы шевелить серым веществом? А? Одно дело оскорбительные речи высказывать, ничего не делая, и совсем иное – гадить молча…

– ???

– Нерпа у наших волчар давно на крючке была, ее старых выкрутасов достаточно, чтобы упрятать эту заразу в срамную яму жизней на десять. Вот и решили воспользоваться услугами жадной и похотливой бестии, когда у соседей козел к власти пришел. Его ведь, как и плюшевого, заокеанские хитроплеты ставили, и нам там по определению ничего не светило. Козел выборы выиграл, и зверье к нему потянулось, и в светлое будущее поверило, и, как водится, размечталось. Более того, в быстрые изменения поверили даже соседи из дальнего залесья. А мы нерпу на козла натравили, а заодно и на все его козлиное окружение. Нам ну никак нельзя было, чтобы зверье в соседнем лесу пошло за своим рулевым в дальнее залесье.

– И что из всего этого вышло?

– Ну, нерпа по части скандалов еще той скотиной оказалась, она за несколько лет развалила все, к чему так долго стремились заокеанские хозяева козла. Результат известен всем – следующие выборы козел проиграл в пух и прах своему не шибко далекому оппоненту.

– Вот ведь скотина какая? – возмутился медведь.

– Какая? – поинтересовался шакал.

– Ну, наглая и беспредельная…

– Запомни, простодушный ты наш, – поучал шакал, – в лесной политике нет слов «нечестно», «несправедливо», «не по совести» и так далее, зато есть слова «выгодно», «необходимо» и «целесообразно»… И всегда важен результат, а не то, как к нему добираются. Понял?

– Понял, – кивнула зверушка. – Но почему тогда мы допустили, чтобы нерпу бросили в срамную яму, если она нам так помогла? И почему мы не кричим на всех перекрестках: «Свободу честной ворюге!»?

– Ну, крикунов чужелесных, положим, и без нас хватает, а сидя в срамной яме, она продолжает помогать нашему делу…

– Как это? – опять хором спросили зверушки.

– Вот вы сами посудите: ну была бы она на свободе, и что? Что бы она делала? Да ничего, ходила бы по лесу да кляла бегемота почем зря… Вороны и сороки под когтями у бегемота, чужелесным зверям она вообще неинтересна – у них своих клоунов хватает, а так…

– А что так?

– А так – все новости как ближнего, так и дальнего инолесья начинаются с болтовни о терпигорице бедолашной. Сидя в яме, она стала более популярной, нежели когда рулила лесом на должности лешего… Не так ли? А?

– Похоже, – промычали зверьки.

– А теперь представьте, что произойдет, если эта скотина вдруг выскочит из ямы? Представляете, что начнется? Да она бегемота с землей смешает.

– А если она не выдержит и сдохнет? – спросил леший.

– Выдержать-то она выдержит – это еще та актриса… А даже если и сдохнет, то пофантазируйте: кого зверье обвинит в этой смерти? А? Правильно думаете – конечно же, бегемота… Тогда ему точно кирдык.

– Ну, а мы тут каким боком? – спросил медведь.

– Все очень просто: если ее выпустят – мы тут же окажемся рядом и расскажем скотине, как мы ее любим и уважаем, шишек дадим да подскажем, как бегемота сместить.

– А если сдохнет? – не успокаивался медведь.

– А если сдохнет, то мы громче всех станем орать о притеснениях на соседних с нами территориях, чем безусловно ускорим свержение бегемота.

– Да, – сказал леший, – складненько получается.

– Да, – повторил медведь, – складненько, вот только скажите, уважаемый шакал, а она знает, как мы ее танцуем?

– Конечно, нет. Хотя, даже если знает, то все равно будет плясать под нашу дудку.

– Это еще почему?

– Почему-почему – по качану. Выгодно, потому и будет. А убеждать я умею… Не так ли, леший?

– Эт да! – просто сказал леший, чего-то обдумывая. – С такими, как мы, лучше дружить, нежели ругаться.

Звери замолчали, о чем-то размышляя и пялясь в одну точку.

– Пойдемте дальше, – сказал шакал после небольшой паузы, но видя полное отрешение на мордах собеседников спросил, – ау, философы, вы со мной?

– Да, да, мы с вами, – быстро ответила сладкая парочка.

– Бегемот сейчас оказался в незавидной ситуации: к нему на летние гульбища никто из-за нерпы ехать не хочет, а сразу после гульбищ выборы в лесные представители…

– И? – открыли рот зверьки.

– Шишки из лесной казны давно украдены, травоядные тихо ждут, когда правителя свалят, а хищники уже достаточно открыто точат когти в сторону бегемота и негласно помогают тем, кто хочет свергнуть узурпатора. Конечно, бегемот со своим выкормышем лес хорошенько подоили, и им бы куда на покой, но тут – незадача с нерпой: если выйдет, то достанет косолапого из-под земли, а она на одном посажении не успокоится, ей надо будет, чтобы толстого линчевали, и непременно – чтобы на главной поляне, под звуки фанфар и барабанов. Вот и получается, что бежать бегемоту некуда, а жив он будет только пока у рулила лесного держится.

– Так а нам-то чего делать?

– Мы же, в случае чего, пообещаем бегемоту поддержку, а когда скотина расслабит булки, отдадим косолапого на разрыв нерпе или хищникам.

– И нерпу на царство?

– Нерпу после разрыва медведя – на покой.

– На покой, в смысле – на разрыв? – спросил медведь.

– На покой – в смысле на покой, она ведь нашего роду-племени будет. Своих мы не трогаем.

– А если не захочет на покой?

– Убедим.

– А если и после этого не захочет?

– Тогда заболеет.

– Чем?

– Да чем угодно. Какая разница. Она хоть и беспредельная рожа, и где-то дура, но не полная дура, это точно.

Звери захихикали.

– Хорошо, – сказал леший, – допустим, мы добились чего хотели…

– Послушай, леший, – перебил говорившего шакал, – никогда, слышишь, никогда не говори о наших делах в сослагательном наклонении. Понял?

– Понял.

– Продолжай.

– Так вот, допустим, – запнулся, зыркнул на шакала и тут же поправился, – когда мы уберем, опять же – чужими лапами – бегемота, страшилу, любителя картошки, плюшевого медведя – что потом делать будем? На их места зверье выберет других рулевых… А мы тут где?

– А мы, дорогой мой, – ответил шакал, – должны быть кругом и везде. Если получится, то своих медведей на должности расставить.

– А если не получится? – поинтересовался леший.

– А если не получится медведей поставить, тогда необходимо окружить их своими представителями и сделать так, чтобы выбранные косолапые ни в чем отказа не имели и ничем особо не заморачивались, предоставив грязное дело лесного управления окружающим их носатым зверькам. А если с окружением не получится, то лучше всего подставить жирному существу суку, а еще лучше – несколько сук, дав разомлевшей от кайфа скотине погрузиться в царство удовольствий. И желательно, чтобы до своей преждевременной кончины косолапое существо оттуда не выбиралось. А еще лучше, если получится медведей окружить и своими представителями, и суками, и удовольствиями. Это понятно?