Текст книги "Главный свидетель"

Ну соглашение, в конце концов, ладно, новое написать нетрудно, а вот… И вдруг Юрия словно осенило! Он даже сел, чтобы обдумать новую мысль. А забеспокоившемуся было полковнику показал рукой: мол, подождите, кажется, что-то наклюнулось! И ведь верно. В самом деле именно наклюнулось.

Носов уже сегодня может получить весточку о том, что на адвоката совершено нападение, изъяты все документы и материалы допросов Андрея. Что они представляют большую ценность, ибо в них постоянно упоминается фамилия Ильи Андреевича и его сынка, одного из лидеров бандитской группировки из Бабушкинского района Москвы. И Носов просто вынужден будет немедленно засуетиться, начать какие-то телодвижения, на которых его и можно будет наконец-то прихватить. Главное теперь, чтобы Денис со своими мужиками не прозевал этой суеты!

– Конечно, ошибка, дорогой Борис Серафимович, – произнес наконец Гордеев и полез в сумку за своим мобильником, который почему-то именно в этот раз оставил дома. – Но им моя ошибка тоже может выйти боком. Сейчас я, с вашего разрешения, сделаю один звоночек в Москву, а потом подумаем, чем заняться завтра… Нет, все-таки не понимаю, почему они меня-то не убили?

– Дело в том, Юрий Петрович, – маленько кряхтя, попробовал объяснить Подыбайло, – у нас хоть и глухой угол-то, но законы есть. Куда уж совсем-то без них? Морду набить там, грабануть кого из пришлых – тут еще куда ни шло. А вот мочилово, как выражается в основном мой новый контингент, такого в наших краях особо как-то не замечалось. Народ же друг друга знает. Не, с этим делом у нас пока полегче, не Москва все ж!..

Это было хорошее объяснение.

Глава девятая
КОЕ-ЧТО О ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ

1

Денис, конечно, ожидал чего-нибудь подобного, но очередная весть от Юры просто поразила его наглостью господина Носова. Такое не то чтобы прощать, даже оставлять без внимания было нельзя. Впрочем, никто и не собирался играть в поддавки.

И еще одну наводку дал Гордеев: потрясти хорошенько «бабушкинских». Пощупать связи этих бандитов со «станичниками» – наверняка что-нибудь интересное обнаружится. Вот когда речь пошла о конкретике, это ведь не блуждать в дядькиных базах данных, тут действительно могут отыскаться любопытные данные даже в милицейских сводках происшествий, обобщать которые начальство не очень любит, а зря.

Но наиболее интересным в данный момент вполне могли бы оказаться показания следователя Мансурова и майора Лукина. Естественно, что ни один, ни другой и под страхом смертной казни ничего не станут рассказывать, тем более открывать те условия, согласно которым и происходило расследование убийства Инны Осинцевой, а также сбор доказательств виновности Андрея Репина.

Ну да, скажет Мансуров, тот же сам во всем чистосердечно признался – этот Репин! Чего вы от меня хотите? И будет при этом делать вид, будто не знает, что каждое из признаний обвиняемого все равно должно быть доказано следствием, иначе всем им, этим признаниям, грош цена. Просто повезло тогда, что Репин в суде не отказался от всех своих показаний. Сказал бы, например, что меня, мол, заставили, – и вот вам большая фига в нос, поскольку ни одно признание следственными действиями не подтверждено. Я вся ваша пирамида, господа хорошие, развалилась до основания.

Но нет, конечно, эти деятели, разумеется, учитывали обстоятельства, которые, видимо, и вынуждали Андрея брать вину на себя. И настаивать на своей лжи. Теперь-то проклевывается причина: и дядя старался, и братец Гриша со своим будущим сыном – от него ж никто не ожидал предательства, тут тебе, возможно, и безоглядная любовь к Лидии, которая довела нормального человека до такого вот идиотизма… Много всяких факторов, объяснения которым еще пока не найдены. Или они уже имеются там, у Гордеева, которому придется почти стопроцентно посылать охрану. Иначе не только материалов не довезет до Москвы, но умудрится и собственную голову потерять.

И чтобы больше не ломать себе на этот раз уже свою голову долгими размышлениями и сомнениями, Денис вызвал Всеволода Михайловича Голованова и Владимира Афанасьевича Демидова. Для очередной операции требовались люди, умеющие внушить к себе уважение, смешанное у объекта с изрядной долей робости, а также, что не менее важно, работающие быстро и решительно. Опять-таки не оставляя у того же объекта сомнений, что если ему будет сказано: оторвем яйца, – он мог бы в этом ни секунды не сомневаться.

Основные данные на Мансурова и Лукина в «Глории» уже имелись, невелика проблема, да и не секретные агенты. Первый из них, Павел Борисович, проживал в собственном доме в Малаховке, что по Казанской дороге. Было установлено, что мужик попивает, оттого у него нелады с женой, частенько убегающей от него к своим родителям, имеющим трехкомнатную квартиру в Выхине, по той же ветке.

У Михаила Федоровича Лукина, напротив, была благополучная семья – жена и двое детишек, пяти и семи лет. Один ходил в детский садик, второй – в первый класс, и оба в дома напротив тех, где проживали Лукины, на Комсомольском проспекте, по соседству с Лужниками. Жена его нигде не работала, а жить семьей на зарплату только мужа – майора милиции, – вещь довольно рискованная. Однако ж ведь живут! И, похоже, беды не знают. С каких таких доходов? А вот тут и возникает легкое подозрение, что работа майора по Андрею Репину могла быть хорошо оплачена. Как, возможно, и по другим делам, просто за неимением времени трудно проверить, однако при большом желании – можно. Что и будет решающим аргументом во время беседы. Если стороны не захотят понять друг друга.

Трудно сказать, что думал бы по этому поводу Голованов, но вот Демидыч, – тот попроще и мысли частенько на лице написаны. И это обстоятельство в критических ситуациях производит иной раз гораздо большее впечатление на объект во время допроса, нежели толковые логические умозаключения Севы. Именно поэтому у них хорошо получалась работа в паре, один отлично дополнял другого.

Явившись и выслушав указание шефа, сыщики переглянулись, почти незаметно подмигнули друг другу и… отправились на очередную операцию, не теряя дорогого времени.

Первым решили потревожить Мансурова. Обычно он не задерживался у себя на службе в Окружной прокуратуре Центрального округа, что размещалась на улице Льва Толстого, возле метро «Парк культуры». Туда подъехали на девяносто девятой Голованова. Демидыч пошел к охране и снизу позвонил Мансурову. Ему ответили, что тот только что ушел домой.

Отлично, значит, он выйдет из здания с минуты на минуту. И пойдет, по-видимому, в продуктовый магазин, рядом, делать запасы для дома. Супруга его в очередной раз, и это точно установил Демидыч, пряталась от гневного во хмелю мужа у родителей. Оставалось проследить, что будет покупать следователь, после чего легко сделать выводы о его семейном состоянии в данный момент.

Сменяя друг друга, чтобы не примелькаться, сыщики увидели, что первым делом Мансуров подошел к отделу спиртных напитков и положил в свой кейс две бутылки водки. Дальнейшие его действия сомнений не вызывали: закуска, затем – метро и – в Выхино, где он обычно пересаживается на электричку.

Поскольку Володя Демидов был покрупней Голованова, заметнее, Сева отдал ему ключи от машины, а сам отправился за Мансуровым. Связь держали по сотовым телефонам. Если в Выхине клиент пожелает навестить жену, на всякий случай туда же подъедет и Демидыч. Когда свой транспорт под рукой, оно как-то лучше себя чувствуешь. Ну а нет, тогда Сева проводит следователя почти до самого дома, куда чуть позже подъедет для разговора по душам и Володя.

Подобные операции у них были уже отработаны, и проколы поэтому практически исключались.

Так оно все и двигалось. В Выхине, выйдя из вагона метро, Мансуров направился не к автобусной остановке, чтобы ехать к жениной родне, а на соседнюю платформу, к электричкам. Голованов тут же сообщил Демидову, что ждет его у дома клиента. После чего сел в соседний с тем, куда вошел Мансуров, вагон. Было уже совсем темно, народу в электричку набилось сверх всякой меры, поэтому Сева так и остался в тамбуре. И при первой же возможности перешел в тот вагон, где ехал Мансуров.

2

Поезд шел до Быкова, и с каждой остановкой толпа редела. А на подъезде к Малаховке вагоны стали вообще полупустыми. Сева по-прежнему из тамбура наблюдал за Мансуровым, сидевшим к нему спиной и читавшим газету. Глазами его Сева старался не сверлить, по себе зная, как люди этой профессии уже автоматически ощущают спиной чужие внимательные взгляды. Посматривал время от времени, и все, готовый в любую минуту вернуться в соседний вагон. В том случае, если следователь пойдет на выход не по ходу поезда, а сюда, в ближний тамбур.

Затем, следуя за Мансуровым, Голованов прошел еще с полкилометра по темным улицам, а фонари здесь светили почему-то лишь на перекрестках, и остановился, отпустив следователя, до дома которого оставалось еще метров пятьдесят. Свернув в соседний переулок, он решил подождать, пока Мансуров войдет в дом, зажжет свет и, возможно, даже примет первую дозу – с устатку. А тем временем и Володька подъедет.

Когда скрипнула калитка, а затем хлопнула входная дверь, Голованов подумал, что можно и выйти из своего укрытия. Но все же выглянул на улицу из-за угла и уже через мгновение готов был благодарить себя за осторожность.

Улица резко осветилась лучами сильных фар. Нет, это не Демидыч торопился. Судя по высоте расположения и мощности лучей, ехал какой-то шибко крутой джип. И Сева благоразумно вжался в кустарник у забора, спрятав лицо в воротник куртки.

Мимо него, подскакивая на неровностях дороги, прокатил здоровенный черный джип вроде «рейндж-ровера». И остановился прямо напротив калитки Мансурова.

Голованов снова выглянул и увидел, как из джипа быстро выскочили двое крупных парней и, чуть пригнувшись, как-то по-воровски, кинулись в калитку.

«Эге-ге!» – подумал Сева. Такой оборот его никак не устраивал. Это что же, проснулась конкурирующая организация? Неужто Барин решил начать избавляться от опасных для себя свидетелей? Ведь подобным образом он вполне может оставить «Глорию» без необходимых доказательств! Не, ребята, так дело не пойдет!

Жаль, конечно, что рядом еще не было Демидыча, вдвоем-то оно сподручней, но Сева и на свои возможности не жаловался. Может, он бы еще сомневался в том, кто прикатил на джипе, кабы не повадки этих братанов, что он не подвергал сомнению. Ну а значит, и базар с ними должен идти соответствующий.

Голованов вышел из-за угла и неторопливо поплелся к джипу. При этом он шарил руками по карманам, похлопывал себя по кожаной куртке, а в зубах его торчала незажженная сигарета. Начинать надо было с водителя, если таковой остался в машине.

Сидел, курил в приспущенное окно. Не очень здорово, конечно, но можно. Так подумал Сева и быстренько изобразил из себя пьяного.

– Браток! – радостно возвестил он заплетающимся голосом. – Не пожалей огонька ветерану Афгана и Чечни! А, браток?

– На, – хохотнул водитель и высунул руку с сигаретой в окно.

Но Сева, как ни старался, не мог попасть сигаретой в сигарету, чтобы прикурить, – качало его. И тогда водитель, распахнув дверь джипа, протянул «ветерану» в другой руке зажигалку. Чиркнул огоньком.

Сева уже успел разглядеть, что в машине больше никого нет. Значит, приехали втроем – двое вошли в дом. И еще он подумал: «Ты уж извини, парень, но ничего не поделаешь…»

Короткий удар в челюсть опрокинул водителя на соседнее сиденье. Он всего-то и успел, что всхлипнуть. Вытащить его из машины и закинуть на заднее сиденье лицом вниз было делом одной минуты. Парень находился в полной отключке, в глубоком нокауте. И отойдет он никак не раньше, чем минут через десять. Но Сева на всякий случай выдернул ремень из его джинсов и, завернув руки парня за спину, затянул их тугой петлей, а длинным концом прихватил обе ноги, которые загнул сзади к спине. В рот затолкал его же черную вязаную шапочку. Так, с одним пока покончено.

Чертыхнувшись про себя, что так долго нет Демидыча, Голованов решил и дальше не мешкать. В дом он вошел без скрипа – дверь была прикрыта неплотно, никого, видно, не опасались мальчики. Может, тоже все уже знали заранее, а возможно, и рассчитывали на свои силы, на свою наглость.

Осторожно войдя в дом, Сева прислушался и различил доносящийся из комнаты, из-за закрытой двери, не то хрип, не то стон. Подошел ближе и услышал текст, который вмиг определил остальные его действия.

– Че ты, падла, дергаешься? Те ж все равно теперь хана! Говори, кто был и про что базарили? Тя раскололи, фраер, видели уже здесь ментов, наезжали по твою душу. Ну отвечай, сука! Котел, принеси-ка из машины монтировочку, щас я ему буду мертвую петлю изображать…

Голованов метнулся к двери и, прикрыв ее за собой, стал сбоку. Услышал, как, насвистывая, приблизился с той стороны парень по кличке Котел и попытался толкнуть дверь, но Сева легонько придержал ее. Матюкнувшись, бандит сильно ударил ее плечом, но дверь открылась легко, и бандит, не ожидая этого, вылетел на крыльцо и рухнул башкой в снег. Ну а Сева в хорошем прыжке догнал его и, спикировав сверху, вдавил бандитскую морду в твердый сугроб у крыльца. Тот пару раз дернулся, издав глухой звук, и затих.

Сева поднялся, рывком выдернул парня из сугроба и резким ударом по шее, под подбородок, отключил окончательно. Такого теперь можно было даже и не связывать. И рта не затыкать. Все-таки школа, и руки хорошо помнили, чему их учили и Афган, и Чечня…

Пошарив по карманам парня, Голованов достал тэтэшник – обычное оружие бандитов. Рука была в перчатке, и Сева мог не опасаться оставить на рукоятке оружия свои отпечатки. Сложив бандита пополам и придвинув его к стене дома, Голованов спокойными уже шагами пошел в дом.

Потопал ногами, стряхивая снег, толкнул дверь и, увидев удивленные глаза бандита, который мельком взглянул было на вошедшего приятеля, качнул перед его носом стволом пистолета.

– Ручки-то подними, братан, – спокойно сказал Сева, но когда тот отпрянул, пытаясь, видно, резко отскочить назад, чтобы успеть выхватить свое оружие, Голованов сделал быстрый выпад, какие привычны для фехтовальщиков, и сильно ткнул стволом в подбрюшье бандита.

Ну тот и завалился навзничь. Мгновение спустя Сева уж сидел на нем верхом, затем ловко перевернул лицом вниз и загнул руки за спину с такой силой, что бандит взвыл. А дальше дело техники. Все тот же ремень, «салазки» – руки сзади притянуты к пяткам, и его можно было пока оставлять в покое. Второй пистолет ТТ тоже перекочевал в карман Голованова.

Вот теперь можно было обратить внимание и на следователя Мансурова.

А смотреть на Павла Борисовича было делом малоприятным. За то короткое время, что бандиты находились в доме, они успели привести следователя поистине в жалкое состояние. Он сидел враскорячку, привязанный к стулу руками и ногами, со спущенными штанами. Веревочная петля на шее оттягивала его голову к спинке стула, по существу перехлестывая дыхание. Болваны, даже и пытать-то не научились толком.

Голованов взял лежащий на столе кухонный нож – им уже успели несколько раз черкануть по груди Мансурова, оставив кровавые борозды. В три приема перерезал веревки на шее, руках и ногах. Мансуров тут же бессильно сполз на пол – не только ноги, уже и туловище его не держало. Голованов поднял следователя и прямо со спущенными портками перенес на диван у другой стены, устроил в полусидячем положении.

Увидел на столе открытую бутылку водки и пустой стакан. Плеснул до половины и протянул Мансурову:

– Пейте!

Тот, продолжая глядеть каким-то застывшим, полубезумным взглядом, принял стакан дрожащей рукой и, проливая водку на грудь, отхлебнул. Проглотил и закашлялся. И теперь, напряженно, истово кашляя, он стал наконец приходить в себя. Неловко попытался подтянуть к коленям штаны.

– Да не стесняйтесь, Павел Борисович, – усмехнулся Голованов, – свои люди, а дам рядом нету. Жена-то по-прежнему у родителей?

Мансуров более внимательно посмотрел на Севу и, подумав, кивнул.

– Вот видите, – продолжил Сева, – какая удача! А каково было бы ей наблюдать эту сценку, а? Что бы могла подумать бедная женщина? Это в том случае, уважаемый, если бы братва, с которой вы, как я теперь понимаю, сотрудничали, позволила бы ей просто наблюдать за их «беседой», пардон, с вами, в чем я сильно сомневаюсь. Она ведь женщина внешне симпатичная, правда? А таких они без внимания не оставляют…

– Вы… кто? – наконец вырвалось у Мансурова.

– Ну а кто был бы вам наиболее интересен в данный момент?

– Вы следили за мной? Или…

– Первое. Но не с целью ущемлять дверью ваши сомнительные мужские достоинства, можете быть уверены. Просто вам нынче крупно повезло. Мы ехали сюда, чтобы поговорить по душам. Но нас опередили эти братаны. Тем не менее вы, уважаемый, остались живы. Чего я никак не могу, к сожалению, гарантировать вам в дальнейшем. Вот сейчас сюда подъедет мой коллега, и мы, надеюсь, сумеем поговорить, да?

– Я так и не понял, кто вы и что вам от меня надо.

– Объясним… Ага, вот и он! – Сева услышал шум мотора своей машины. – Сейчас вернусь. А вы пока не дергайтесь и не делайте глупостей, о которых потом будете обязательно жалеть.

Голованов вышел на крыльцо и увидел выходящего из-за руля Демидыча. Махнул ему рукой. Крикнул:

– Там, в джипе, на заднем сиденье, паренек прикорнул. Так ты его, не развязывая, прихвати сюда, а?

Сам же Сева спустился с крыльца и поднял еще не пришедшего в себя… как его?.. ну да, Котел же! Приволок его в комнату и небрежно бросил на пол у порога. Водителя, стонущего и матерящегося, завязанного колесом, принес Демидов и кинул рядом с Котлом.

– Ну вот и вся команда, – облегченно сказал Сева, стряхивая снег с перчаток. – Ты уже все понял? – обернулся он к Демидычу.

– А то… – буркнул Володя. – Что, обождать пять минут не мог? – спросил с легкой обидой. – Вечно все сам норовишь…

– Так если б я ждал, пока ты тот переезд одолеешь, – усмехнулся Голованов, – эти мальчики оторвали бы нашему приятелю яйца. А как их обратно пришивать? Ты умеешь?

Демидов серьезно покачал головой: мол, не умею.

– И я тоже, – словно извиняясь, добавил Сева. – Вот и пришлось, ты уж извини…

– Да ладно, свои люди, – не обиделся Демидов.

Странно будничный и какой-то словно потусторонний разговор этих здоровенных мужиков совершенно сбил с толку Мансурова. Однако лежащий в стороне главный бандит понял их по-своему.

– Зря вы, мужики, – прохрипел он, поскольку поза была очень неудобной для вольного разговора.

– Чего тебе? – перевел на него взгляд Голованов.

– Зря, говорю… Вам же самим теперь… отрежут…

– Да ну? – удивился Демидов. Он посмотрел на Севу: – А можно теперь я с ним поговорю? Не, не здесь, зачем хозяина пугать? У него, гляжу, и так со штанами проблема. Я там, в прихожей?

– А чего? Побазарьте… негромко только…

Демидыч легко поднялся, мягко, будто крадучись, подошел к бандиту, подхватил его под коленки и вот так, вниз головой, вынес одной рукой из комнаты. Через мгновение из прихожей донесся несколько приглушенный, но в первородстве своем явно истошный вой.

Голованов послушал и удовлетворенно кивнул:

– Очень не любит, когда ему перечат, – и показал рукой на дверь. – Ну так что, Павел Борисович, рассказать, кто они и откуда, а также почему именно по вашу душу? Или вы мне сейчас сами обо всем поведаете? Только имейте в виду – и можете мне верить на слово, – станете врать, – голос Голованова стал скучным, – я просто развяжу этих ребят, а сам уеду.

– Хорошо… Но с одним условием: я должен знать, кто вы и откуда сами.

– Ну вообще-то в этой ситуации условия могу выдвигать я, а вовсе не вы. Но я, пожалуй, скажу. Даже свой документ потом предъявлю. Только ведь вам это мало что даст. А еще в более худшем положении может оказаться ваш приятель Миша Лукин. У него ж двое ребятишек! Ну так что, объяснять, зачем эти тут?

– Да чего объяснять-то… Только лажа все – чистой воды. Никто ко мне не приезжал и никто не допрашивал. А я даже и не знаю, о чем меня нужно допрашивать…

– Врете вы все, – лениво отмахнулся Голованов и, услышав новый приступ воя из прихожей, многозначительно поиграл бровями. – Гляди-ка, голосистый какой оказался… Это я сюда приезжал – посмотреть, где живете, с кем и когда домой возвращаетесь. Я, значит, вами интересовался, а они, – он кивнул на лежащих, – стало быть, мной. Вот и вся загадка. Я-то внимания не обратил, мне вроде ни к чему, а они просекли, что вы кому-то еще нужны. Кроме них. Потому и поторопились, чтоб ваши признания не попали в суд.

– Ничего не понимаю, какой суд? И какие признания?

– Эх, не получается у нас, – вздохнул Голованов и поднялся. – Пойду скажу, чтоб он не вышибал из парня дух, пусть поживет еще. Прощайте, Павел Борисович. – Голованов достал из карманов пистолеты, выщелкнул обоймы, проверил стволы и швырнул оба ТТ на стол, а обоймы сунул обратно в карман. Посмотрел с сожалением на Мансурова и закончил с грустью: – Каждый сам выбирает свой конец.

– Постойте! – почти истерично вскричал Мансуров. – Так же нельзя! На кого вы меня оставляете?!

– А сажать невиновного человека можно? А вышибать из свидетеля нужные вам показания – тоже можно?

– Да вы про кого?!

– Сами вспоминайте. Но побыстрее, у меня нет времени и желания рассказывать вам историю, как вы с Лукиным посадили некоего Репина. Только вы решили, что все шито-крыто, однако вышла ошибочка: вот и до вас добрались – свидетели и исполнители тоже ведь никому не нужны, верно? Я даже могу назвать вам фамилию конкретного человека, которому вы служили. Но сперва хочу ее услышать от вас. И кто вам деньги передавал, тоже знаю, есть тому свидетели. Только они раньше молчали – из страха, а теперь опомнились и заговорили. Ну? Не тяните…

– А если я скажу, что мне будет?

– Вот это уже вопрос, как говорится, интересный! А вы на что вообще-то рассчитываете? На премию? Орденок от начальства? Или боитесь, что со стула сгонят? Так ведь это обязательно однажды произойдет. Лучше раньше, пока силы есть найти себе иную, более подходящую работу. Адвоката, к примеру. Охранника в каком-нибудь ЧОПе… Ближе к пенсии – хуже, никому вы не нужны тогда окажетесь, даже собственной жене. И еще скажу, как мужик мужику: послушай, Паша, пьянство твое уж точно не доведет тебя до добра. Я знаю, поверь, не такие мужики – покрепче! – и те валились с ног…

– Все знаете… – с непонятной злостью сказал Мансуров.

Из-за двери опять донесся тягучий вой, оборвавшийся коротким визгом.

– Сказать, чтоб зря не мучил? – сам себя спросил Голованов.

– Да, не надо бы криков… – болезненно поежился Мансуров.

Сева вышел за дверь и сделал знак Володе: мол, прекрати пока. Тот поднялся с бандита, на котором сидел, и вошел в комнату, раскладывая на столе изъятые у него документы и трубку мобильника. Потом обыскал и вытащил то же самое у двоих других, положил рядом, придвинул стул, сел верхом и стал изучать ксивы. Обернулся к Севе:

– Вы продолжайте, я вам мешать не буду…

– А мы еще и не начинали, – хмыкнул Сева.

– Это как? – словно бы оторопел Демидов и грозно посмотрел на следователя. Тот в буквальном смысле стал меньше размером, так съежился под взглядом Володи.

– Он все интересуется, кто мы, – хмыкнул Голованов.

– Так давай объясним. Шеф ведь разрешил. В порядке исключения, да?

– Он-то да, а я вот думаю, надо ли? Знаешь что, сходи-ка в машину и позвони шефу, пусть подошлет кого-нибудь к Лукину. Раз братва решила форсировать мочилово, она уже не остановится. А здесь мы еще не закончили.

Демидов кивнул, встал и вышел.

– Вы чего-то хотели сказать, Павел Борисович, да? – как бы прислушался Голованов. – Фамилию, что ли?

– Носов – фамилия, – с трудом выдохнул Мансуров. – Оба – Носовы, отец и сын. Илья Андреич и Григорий Ильич.

– Все верно, гендиректор «Феникса» и начальник его службы безопасности, – кивнул Голованов. – А почем сторговались?.. Да говорите уж, поди, и сумма-то не бог весть какая! Десять? Двадцать кусков? В баксах, разумеется.

Мансуров лишь кивнул.

– Но там же все чисто было! – воскликнул он вдруг. – Собственные же признания!

– Ну да. После беседы племянника с дядюшкой в Петрах. А куда ожерелье девали?

– Не было никакого ожерелья! – искренне испугался Мансуров, и Голованов поверил ему. – Ну ладно, предположим… Наденьте наконец штаны и садитесь к столу, писать будем, – сурово сказал Сева и сам стал рассматривать документы поверженных бандитов.

3

Филя с Самохой старательно изучали подходы к квартире господина Носова в Весковском переулке.

Охрана была солидная, что естественно в доме, где квадратный метр жилплощади в момент ее сдачи в эксплуатацию зашкаливал за полторы-две тысячи долларов. А у Ильи Андреевича, если судить по словам Юлии Марковны, которая там и бывала неоднократно, и даже удовлетворяла, по ее же словам, некоторые сексуальные потребности хозяина, она состояла из двух спаренных квартир. Поэтому Юлия легко и со знанием дела описала ее интерьер любознательному Филе. Тот просто спросил, а она, как профессиональный архитектор, тут же выложила все, что касалось планировки жилья.

Кабинет, где обычно предпочитал сиживать Илья Андреевич, будучи дома, выходил тремя большими окнами на угол переулка. Так что если глядеть в них на том же уровне, очень подошла бы позиция в доме напротив. И расстояние небольшое, не дальше сотни метров.

Оно бы все так, да вот подъезды этого дома выходили во внутренний двор, принадлежавший, как и все вокруг, Гуманитарному университету, и проход в него был ограничен фигурными железными оградами и многочисленными вахтерами. А скакать через металлические решетки, по мнению Фили, им с Самохой, людям серьезным и взрослым, было несолидно. Зачем, когда имеется в наличии старый и испытанный способ. Этот способ они скоро и применили…

Обе девушки звались Людмилами, но только одна – Люсей, а вторая – Милой. Обе пухленькие хохотушки, при вполне аппетитных формах, обе учились на третьем курсе, изучали архивное дело и намеревались в дальнейшем посвятить ему свои рабочие биографии. Они оказались вовсе не прочь устроить небольшой междусобойчик в комнате их общежития. Так, чтоб не очень громко и не привлекать к себе излишнего внимания сторожих и подруг. Условия устраивали всех без исключения. И к означенному времени кавалеры с сумками, полными питья и закусок, подошли к ближайшей вахте. Представились родственниками девушек, подкрепили свою уверенность крупной купюрой и получили наконец доступ во внутренний двор.

Пока Самоха занимался приготовлением ужина и старательно показывал Миле, что он от нее просто без ума, Люся все переживала по поводу непонятной задержки Фили, на которого сама положила глаз. Самоха ее успокаивал: наверняка встретил кого-нибудь знакомого, он ведь часто бывает в этом районе, и при этом всячески развлекал девушек байками из развеселой своей жизни.

Филя же тем временем тщательно исследовал возможности и подходы к соседнему дому, из которого и предполагалось им вести наблюдение за квартирой господина Носова. Тут подъезды, слава богу, не охранялись, ни тебе консьержек с их любопытными глазами и вопросами, ни лишних замков, ни прочих архисложностей. Очень скоро ему удалось выбраться на крышу этого дома, и теперь окна кабинета Ильи Андреевича находились от него на расстоянии, вполне достижимом для полета стрелки, выпущенной из арбалета. Что и требовалось узнать. Необходимое оружие и техника, предназначенная для прослушивания, была у Фили с собой, но пока пользоваться ею было рано: слишком светло еще на улице. Надо, чтоб хотя бы немного стемнело. И вообще, стрелять лучше все-таки не с крыши, то есть под углом к плоскости окон, а с лестничной площадки. И тут нашелся удобный вариант. Окна, конечно, были на зиму закрыты и заклеены, это он уже видел. Но можно ведь надеть спецовку, открыть окно, а потом заклеить его заново. Времени уйдет немного. Вот только девочек придется на короткое время отключить, чтоб не помешали своим любопытством. А теперь надо и поторопиться, поди исстрадалась уж Люсенька! Ведь где неоправданное страдание, там и до опасного подозрения легко скатиться…

Но пока Филя возвращался, успел придумать повод, как, не обижая подруг, покинуть их на время, чтобы возвращение было потом вдвойне приятным.

– Ты даже не представляешь! – воскликнул он, входя в комнату девушек. – Знаешь, кого я встретил только что?

– Ну? – обрадовался его приходу Самоха.

– Василия Егоровича! – выпалил Филя.

– Кого? – изумился было Самоха, но сообразил и тоже воскликнул: – Да быть того не может! Он же в Питере живет!

– Жил, – подтвердил Филя. – А теперь тут, в соседнем доме. Мы сегодня же просто обязаны заскочить к нему хотя бы на пяток минут. Девочки нас поймут и простят. Всего пяток минут – туда и обратно! Я не смог не пообещать… Не мог же и я профессора пригласить к нам, сюда, верно? Что он о Люсеньке подумает? Я уж не говорю про Милу!

– Ну разве что на пять минут, – согласился через силу Самоха. – Вы позволите? Не обидитесь? Сто лет человека не видели! Надо же!..

Чуть позже, выбрав момент, он спросил у Фили, кто такой этот Василий Егорович – чтоб обоим врать грамотно.

– Да придумай чего хочешь, – отмахнулся Филя. – Какая разница! Главное, что он – профессор и проживает в профессорском доме. Давай сбегаем через часок, я там уже все присмотрел. Будем работать из окна шестого этажа, с площадки.

Девочки оказались голодными в самом прямом смысле слова и накинулись на вкусно поджаренную ветчину с такой страстью, что от обильной пищи с небольшими дозами спиртного быстро захмелели. После чего совсем, оказывается, не стеснительная Мила ловко переместилась на свою кровать, куда утащила и Самоху, предварительно отгородив себе пространство спинками стульев. Николай улыбался и не особенно сопротивлялся.

«Эх, где наша не пропадала!» – мысленно воскликнул Филя и отдал себя также в полное распоряжение Люси, уже разгоряченной жарким шепотом и отдельными натуралистическими восклицаниями подруги…

Потом девушки захотели малость передохнуть, а гости поняли, что самое время заняться и собственными неотложными делами.

Честно пообещав скоро вернуться, они оделись, оставив как бы в залог сумку с достаточным еще количеством и еды, и питья, и отправились «на работу». Филя, поверх куртки натянул рабочий халат, а Самоха надел припасенную спецовку синего цвета с красной надписью «ЦАО» на спине, то есть работника муниципальных жилищных структур Центрального административного округа столицы. Солидно.

Они поднялись на нужный этаж и при сумеречном освещении аккуратно отодрали старую и пыльную бумагу с переплетов оконной рамы. Затем Филя, как человек, обладающий мастерским разрядом по стрельбе и постоянно поддерживающий это свое звание на практике, приспособил собранный арбалет и произвел наконец выстрел. Стрелка с микрофоном-передатчиком легла точно в угол рамы окна напротив. Самохин тем временем пошуровал приемником и, надев наушники, произвел необходимую настройку. Наконец услышал мужской голос: