Текст книги "Главный свидетель"

– Я этому мудаку сам голову оторву! Ничего поручить нельзя!..

– О, – сказал Николай, – похоже, Барин сердится! Что-то у них не сработало, грозится кому-то башку отвертеть. Все, Филя, клеим окно, и я отваливаю в машину. Надо запись включить…

– Ну так что, сваливаем? – усмехнулся Филя, когда они, скинув и спрятав в сумку свою маскировку, вышли из подъезда. – Ты считаешь, мы там еще нужны?

– Сумку мою прихвати… Если в ней что-нибудь осталось. А я внизу, за углом, тебя подожду. Скажи им: Василий твой Егорыч задержал! Это ж надо придумать! – Он засмеялся.

Но когда Филя поднялся к девушкам, он с ходу понял, что ни его, ни Самохино присутствие здесь больше не требуется. Комната была полна народу. Сидели на стульях и кроватях, бродили вокруг стола, на котором грудой было вывалено все содержимое оставленной сумки. Сама же сумка валялась пустая возле двери. На заглянувшего Филю никто не обратил внимания. Говорили, точнее, кричали все одновременно, не слушая друг друга. Значит, все в порядке, и обе Людмилы, вероятно, с большим трудом будут вспоминать завтра, что же с ними такое произошло сегодня и почему в общаге случился настоящий пир. И слава богу…

Подхватив сумку, Филя незаметно ретировался. Вахтерше же сказал, что сейчас сбегает до магазина и вернется. На всякий случай, мало ли как повернется фортуна – каким боком. Или задом. По-разному ведь бывает.

Самоха сидел в машине, припаркованной возле дома, в ряду других и, прижав к уху один наушник, внимательно слушал и улыбался. А на панели мигала маленькая лампочка, которая свидетельствовала о том, что запись идет.

– Ну? – спросил Филя, садясь рядом и хлопая дверцей.

– А там? – кивнул Самохин в сторону дома, где они были.

– Там – большой хурал. Сумка пустая. Народ, кажется, в восторге, хотя и сам не знает, с какого бодуна. Полный балдеж. Сумку я забрал, а девочек наших не видел. А у тебя что?

– Тут такое… – лишь помотал головой Николай. – Мат стоит площадной. Видать, крепко достали папашку… Ну ладно, пусть пишет. – Он кивнул на магнитофон. – Позвони в контору, доложись и узнай, чем заниматься дальше.

4

– Ну и что ты с ними сделал? – заинтересованно спросил Филя.

Сева с Демидычем переглянулись и едва заметно подмигнули друг другу.

– Вова разобрал тэтэшники, я вывалил патроны кучей. Спросил у Мансурова, есть ли у него телефон, он ответил, что есть. Показал – с московским номером. Ну вот я тогда и говорю: делай, мол, с ними, чего хочешь. Вот тебе их оружие, вот документы, а вот мобильники. Хочешь – сдавай в милицию, хочешь – приятелей зови или сам мочи – твои, мужик, проблемы. А мы поехали. Забрал я его показания, сели мы в нашу «девяточку» и укатили. Темно еще было на дворе… А Володя еще ключи от джипа прихватил, чтоб не было соблазна догонять нас и следить.

– И что он с ними сделает, по-вашему? – спросил Денис Грязнов.

Он проводил утреннее совещание и был почему-то мрачен. То ли не нравились ему действия сыщиков, то ли была какая-та другая причина.

– Я ж говорю: его проблемы, – повторил Голованов и пожал плечами. – Будь я на его месте, я бы погрузил всех троих в джип, отвез подальше, отключил бы их напрочь и сжег машину, к едрене фене. Но он на такой шаг не пойдет. Потому что трус – во-первых, и будет уверен, что даст нам этим самым веский аргумент против него. А во-вторых, чтоб убивать, надо другой характер иметь, он же – службист и садист по совместительству, но не убийца. Так я думаю.

– А чего гадать? – вмешался Демидов. – Подождем, посмотрим. Кто мы такие, он так и не узнал. А братва вычислила Головача случайно, не зная, кто он, но подозревая, что из ментовки.

– В ближайшие день-два может запись с Весковского подсказать, – напомнил Самохин. – Наверняка Барин раскроется. Вот еще бы в его офисе сесть ему на хвост…

– Там не подберешься, – с сожалением заметил Филя.

– Это почему же? – удивился Голованов. – А Макс у нас на что? Пусть вскроет мобилу Носова, а прослушку мы устроим за милую душу.

– Попробовать-то можно, – неуверенно сказал Денис, – но это ж надо находиться с ним практически в контакте… А он без охраны ни минуты не бывает.

– А мы двумя машинами, – предложил Филя. – Впервой, что ли? А с этим, кстати, со вторым-то как?

– Там Щербак сейчас, – ответил Денис. – Под присмотром. Семья, имею в виду. А самого чего стеречь? Он при оружии. Крепенький такой бугаек, голыми руками не возьмут… Так, мужики, а кто из вас готов отчалить в Вологду? Надо Юрия прикрыть.

– Шефу видней, – хмыкнул Филя. – Но могу и я. Самохе я больше пока не нужен, если там чего опять возникнет с девушками, полагаю, он теперь и сам справится, верно, Коля?

– Да ладно тебе, – смутился Самохин. – Ты ж видел, она сама…

– Все так, но что б она одна, без тебя, делала?

– Они как, ничего? – с серьезным видом спросил Голованов.

– Все! – строго приказал Денис. – Обрадовались, жеребятинку почуяли, понимаешь… Оперативная необходимость – это одно, а вот…

– Принято, шеф, извини! – тут же среагировал Филя. – Конечно, исключительно по оперативной необходимости, кто ж будет спорить? Так я тогда собираюсь? А звонить адвокату будешь ты?

– Сам свяжись, – недовольно буркнул Денис.

Не любил он, когда взрослые мужики вдруг начинали вести себя как мелкая шпана. И еще обсуждать свои амурные похождения вслух.

– Я опять поеду к дядьке, – добавил он деловым тоном, – надо заново пошерстить бабушкинских. Эта публика, кажется, из совсем новых, молодых, дядька сказал, что на них вряд ли что наберется. Похоже, наши еще не успели обзавестись там толковой агентурой. Так пока, по мелочам. Но возможно, кто-нибудь уже и успел засветиться… А ты, Филипп, кстати, до отъезда свяжись-ка и с Лидией. У вас с ней вполне доверительные отношения, прозондируй, что она предприняла. Относительно договора на защиту.

– Так это я сейчас могу!

– Сейчас не надо, она наверняка на службе, а там ее прослушивают. И ты будешь им интересен больше, чем она. Да, возвращаясь ко вчерашней операции… Сева, а ты твердо уверен, что этот Мансуров действительно поверил вам? И что у него достанет ума не устраивать браткам показательную казнь?

– Да нам-то, собственно, какая разница? Для начала ему так или иначе пришлось поверить, что мы большого зла ему не желаем. А что колоться вынудили, так ничего не попишешь: такова жизнь, сам ведь догадывался, на что шел. А потом он же не может не знать, чем ему может обернуться мочилово! Если Барин докопается, следователю хана. Я обещал молчать. А если он сдаст тех парней в милицию, они вполне могут заговорить, вспомнить, о чем у нас с Мансуровым шло толковище. Нет, ему выгоднее всего самому убрать их, причем чисто, не оставляя после себя никаких следов. То есть произвести зачистку профессионально. А ты что, против, Денис Андреевич? Да пускай! Меньше дерьма по земле бегать будет.

– По твоей логике – лучше всего, если бы бандиты сами перестреляли друг друга, да?

– А я никогда и не скрывал, гражданин начальник, точно так! – засмеялся Голованов. – И нам поменьше работенки. При той же зарплате. Кстати, Денис Андреич, я не навязчив в этой своей последней мысли?

– Не волнуйся, я не забываю о нуждах своих сотрудников. Вот сейчас закончим, дам вам ведомость, расписывайтесь и берите вашу зарплату. И благодарите при этом Юрия Петровича – его ведь заботами. А он условия нашего с ним договора выполняет всегда четко.

– Филя, – мрачно прогудел Демидыч, – ты просто обязан уберечь адвоката как собственную зеницу ока, понял? Он нам всем еще не раз пригодится… И даже без предварительных условий.

Народ заулыбался, и на этой оптимистической ноте совещание закончилось. Каждый знал, что делать дальше.

Глава десятая
СЛЕДОВАТЕЛИ ТОЖЕ ОШИБАЮТСЯ

1

Павел Борисович Мансуров объективно был поставлен в безвыходные условия. Знать бы еще – кем! Не самая острая на данный момент проблема со временем выяснится, конечно. Но – со временем! Вот в чем беда. Бандиты, приехавшие по его душу, стали невольными свидетелями, от которых теперь требовалось обязательно избавиться. Ни с миром отпускать, ни сдавать в милицию категорически нельзя. Клял себя Мансуров, что вынужден был признаваться вслух, называть имена, о которых должен был раз и навсегда забыть, но иного выхода у него также не было. Дело сделано. Осталось лишь закончить его грамотно.

Мансуров оглядел своих пленников, судьбу которых собирался решить в самые ближайшие час-полтора, поскольку дальше начнет светать и появятся вот уж совершенно ненужные свидетели.

Из двух зол, что обрушились сегодня ночью на его грешную голову, приходилось решительно выбирать самое неприятное. Ибо именно оно, по его прикидкам, представляло все-таки меньшую опасность.

Он не знал точно, кто те двое, что легко и профессионально повязали бандитов и раскололи его тоже, кстати, в два счета. Но что не уголовники – это точно. И тем, что они, по сути, оставили на его усмотрение судьбу бандитов, даже их документы и оружие с собой не забрали, показало, что им на будущих покойников абсолютно наплевать, – поступай, мол, с ними как хочешь. Но ведь тем самым они и ему не оставили выбора! Вот в чем дело. И, значит, однажды, если объявится нужда, могут предъявить и свои обвинения. Или не захотят? Вот от решения этой дилеммы и зависела дальнейшая судьба следователя Мансурова.

Впрочем, какого, к черту, теперь следователя? Прав был, по существу, этот крепыш с интеллигентной речью, вырубивший один троих вовсе не хилых отморозков. Кончать, видимо, придется с прокуратурой… Свет на ней клином не сошелся. И лучше, пожалуй, в самом деле заранее сделать это лично, чем ждать, когда тебя выкинут с позором. А делать это у нас еще ой как могут! И любят!

Недаром же эта хитрая стерва судья Афанасьева звонила ему и предупреждала, что настало, кажется, время расплачиваться за старые грешки. Грешки – это для нее, видите ли! Ну да, к ней-то какие претензии? Разве что где-то недоглядела. Где-то… что-то… Ну и сволочь же! Наверняка и ее хорошо подмазал господин Носов, ибо был совершенно спокоен и уверен в выдвинутом обвинении.

Конечно, однажды то дело вполне могло всплыть, но не думалось, что все-таки так скоро. Однако теперь-то уж чего голову себе морочить? Как вышло, так и вышло. В другом теперь вопрос: напрочь убирать подонков или вывезти их подальше и аккуратненько сдать милиции? Не обязательно ведь при этом сообщать свое имя и адрес. Можно представиться анонимом. Да и не в их, бандитов, интересе колоться в ментовке! Или все-таки…

Время идет больно уж быстро. Скоро действительно станет светло, а он все никак не решит, что делать…

И тут он заметил, что тот мужик, который его допрашивал, допустил небольшую, но очень опасную для него, Мансурова, оплошность: одного из троих, Котлом его зовут, просто отрубил, но не связал, как остальных. И вот парень очнулся. Мансуров тут же исправил ошибку. Нашел бельевую веревку, стянул ему руки и ноги, а рот залепил скотчем. По иронии судьбы – тем самым, что бандиты приготовили для него. И опять задумался: что делать-то? Очень не хотелось пачкаться в крови. Даже этих подонков. Такое может однажды откликнуться. Того, в чем он вынужден был сознаться, вполне хватало для вылета из органов. Так зачем же усугублять?

Наконец он принял единственно верное для себя решение.

Поднимать и тащить этих бугаев на себе охоты не было. Но ведь должны же и они, хотя бы в конце жизни, почувствовать на себе то, что обычно чувствовали их жертвы? Есть же справедливость?

Вот он и ухватил первого за ремень, стягивающий его руки с ногами, приподнял и поволок прямо так, мордой по полу, по ступеням, а после и по снегу через весь двор до калитки. На улице открыл дверцу их джипа и, опять же не церемонясь особенно, благо рот бандита был запечатан его же вязаной шапкой, затолкал его в багажник.

Второго и третьего он тем же манером засунул в салон, на пол возле заднего сиденья. Потрудился, однако, бугаи ж все-таки, да и перетаскивать их было неудобно, хоть он вовсе и не церемонился.

И только теперь заметил, что ключей-то в машине не оказалось. То ли выбросили те мужики, то ли с собой забрали, черт их разберет!

Не великий он был, конечно, знаток автомобилей, да и на свой собственный как-то не накопил, предпочитая пользоваться электричкой, так оно было привычнее, однако как завести машину, если нету ключа, все же знал. Но прежде чем отправиться в путь, решил обставить ситуацию так, будто ни сном ни духом ни о каких налетчиках не в курсе.

Вернулся домой, все прибрал, чтобы никаких вещдоков не оставить. Во дворе лопатой и метлой зачистил следы волочения. Прихватил с собой также оружие – собрать пистолеты для знающего человека было делом нескольких минут, сгреб бандитские документы и телефонные трубки и запер за собой дом.

Хороша была все-таки машина, даже жаль расставаться. А ведь придется…

Время отъезда выпало удачное: шесть часов. Соседи только просыпались, кое-где, в не газифицированных еще домах, начинали топить печи. На работу еще никто не спешил.

Погода была отвратительная – какая-то промозглая. Складывалось впечатление, что всю округу придавил непонятный ледяной туман.

Быстро выехал на Егорьевское шоссе и погнал в сторону Раменского. Ближайший милицейский пост находился аж у бетонки, но до нее не собирался катить Мансуров. Тут и недалеко есть немало достаточно укромных мест.

Дома он захватил расписание поездов и прикинул по Куровской ветке, какой ему удобнее. Выход около семи. Значит, к этому времени с бандитами все должно быть покончено.

Нет, он не считал себя кровожадным человеком, но почему-то был уверен, что оставь он теперь бандитов в живых, они ему обязательно и жестоко отомстят. Значит, следовало обставить дело так, будто у самих бандитов где-то что-то сработало не так. Что постарался кто-то другой, а вовсе не следователь Мансуров, который вообще никакого отношения конкретно к этим бандитам не имел. То есть отчасти, конечно, имел, поскольку те могли приехать к нему, чтобы выяснить, кто за ним следит. Но они выяснили все, что им было от него нужно, и уехали. А что с ними случилось дальше, он понятия не имеет. Может, у них стрелка с кем-то еще была, разборка там какая-нибудь, кто знает.

Проехав станцию Хрипань, Мансуров свернул налево, в сторону леса, на узкую дорогу, ведущую к садовым участкам. Когда-то в эти места он с супругой по грибы приезжал. Девственные были края, а теперь их вовсю застроили, дачники заселили, но это летом, а сейчас, в зимнюю пору, видно, только наезжали изредка. Дорога трактором прочищена, но не накатана. И следов после недавнего снегопада тоже совсем немного.

Сам следователь Мансуров прекрасно понимал, на что в первую очередь станут обращать внимание те, кому придется расследовать дело, которое он замыслил. И делал все так, как будто готовил именно для себя самого очередной тухлый «висяк».

Остановив машину за крутым поворотом, из-за которого железная дорога не просматривалась, а уж станция Хрипань – тем более, он выволок из багажника бандита и уложил его на водительском сиденье. Вот и пригодилась монтировочка, за которой этот мерзавец посылал своего кореша Котла. Коротким ударом Мансуров напрочь вырубил его, после чего снял с рук и ног путы. Ту же операцию проделал и с двумя остальными. И тоже вытащил из их разинутых ртов шапочки. Останки, которые будут вскоре обнаружены, должны выглядеть естественно. В смысле – как явные жертвы какой-то разборки. Документы и пистолеты он рассовал по карманам бандитов, а путы швырнул на пол.

А дальше судьбу находившихся в отключке бандитов решила канистра бензина, обнаруженная в багажнике. Ну зачем они возили ее с собой? Сами, значит, и виноваты.

И тут, словно по команде, заверещали все три мобильника. Мансуров вздрогнул, словно от суеверного страха: смерть, что ли, почуяли?

Он отделался от наваждения просто: облил лежащих бензином, плеснул побольше на пол, затем окатил джип снаружи и кинул канистру обратно в багажник – пусть себе льется, сколько хочет. Гореть так гореть! Тем более что если кто услышит взрыв, вряд ли сразу обратит внимание. Вот на черный дым обратит, но к тому времени будет поздно.

Оставалось только самому теперь поостеречься, не вспыхнуть факелом, поскольку нечаянно и сам немного облился бензином. Аккуратнее надо было, черт возьми! Да где уж!..

Странное испытывал ощущение: делая свое дело, ни о чем страшном не думал. Будто механически все получалось. И никакой жалости не испытывал к тем, кто вот сейчас должен вспыхнуть жарким пламенем, окутанным черными клубами дыма от горящей резины.

Нет, в поселке заметят, конечно, может, кто-то и прибежит, чтоб посмотреть, что горит. Но пока то да се, трупы обуглятся до неузнаваемости. И от машины останется один черный остов.

Поразительно, один из мобильников все надрывался, пока гудящее пламя не загасило полностью его жалобный звук…

Он был уже возле железнодорожной станции, к которой вышел не по дорожке, протоптанной вдоль полотна, а со стороны поселка, изнутри, так сказать, когда увидел на фоне светлеющего неба черные клубы дыма, поднимающиеся из-за лесного массива. На них обращали внимание и другие пассажиры, ожидавшие электричку на Москву, но как-то лениво, словно еще не проснувшись. Ну горит – и пусть горит… Не в поселке же, это понятно, а где-то далеко в стороне. Может, на дачах? Так там сторожа имеются, если чего…

Подошел поезд, и немногочисленный народ устремился в вагоны. Мансуров остался в тамбуре, явственно ощущая исходящий от себя запах бензина. Это очень нехорошо. Придется возвращаться домой и переодеваться, а ведь не хотел.

Но это все были уже мелкие заботы по сравнению с тем, что он уже сделал, и при этом никакого, даже запоздалого, раскаяния не испытывал. Будто не его трудами ушли на тот свет подонки, в документы которых он даже и заглянуть не удосужился, а значит, и не ведал, как их зовут…

Он сошел в Овражках и через полчаса был дома. Поселок просыпался по-зимнему лениво. Дома он еще раз внимательно осмотрелся глазами придирчивого следователя и стал переодеваться. Куртку и брюки было, конечно, жаль, но от них несло, словно от бензиновой бочки. Еще куда ни шло, если имеешь собственную машину, есть на что сослаться, а когда ее нет? Куртку из синтетики и брюки он засунул в большой пакет, чтобы выбросить в контейнер возле станции. Кто-нибудь из бомжей обязательно подберет. Утешало одно, вещи хоть и привычные, удобные, но не новые. Опять же и дубленка имеется, и зима в самом разгаре, чего экономить-то? Или ждать? Дубленку эту почему-то не любил – неуютно себя в ней чувствовал. А может, потому что жена купила, а не сам.

Вон на двери календарь висит. Она же и повесила – сплошная тебе эротическая Япония, мать ее… Синяя рамка, перемещаясь по прозрачной ленте, натянутой на лист с голыми розовыми девками, отмечает дни месяца. Давно уже никто ее не двигал. Это забава супруги, пока та не сбежала к матери, сучка…

Мансуров опустил ленту в самый низ календарного листа и поставил рамку на последнюю январскую неделю. Четверг сегодня, вот так. Еще денечек – и можно будет позволить себе хорошо скинуть напряжение. А то, что принял вчера, даже и не считается, потому что все пошло наперекосяк.

2

Найденный в районе Хрипани сгоревший джип с останками троих пассажиров сперва обследовали на месте. Эксперт-криминалист обнаружил среди еще чадящих остатков машины помимо обгоревших, но читаемых номеров пистолеты с развороченными взрывами рукоятками. Боевые патроны в обоймах, естественно, взорвались от высокой температуры, рукоятки были раскурочены. Все указывало на то, что здесь, скорее всего, произошла обычная бандитская разборка, вещественные следы которой победители постарались уничтожить. Ничего не дал и опрос местного населения. Подозрительных вроде не видели, взрывов и выстрелов тоже никто не слыхал. «Висяк», одним словом.

Потом останки погрузили на платформу эвакуатора, который пришлось специально вызывать аж из Раменского, и привезли для дальнейшей возможной идентификации в Экспертно-криминалистическое управление, на Петровку, 38.

По номеру транспортного средства без труда определили, что бывший теперь уже джип «рейндж-ровер» принадлежал гражданину Котлову Игорю Селиверстовичу, семидесятого года рождения, проживавшему на Енисейской улице, в Бабушкинском районе Москвы. Но поскольку по указанному адресу хозяина машины обнаружить не удалось, было высказано предположение, что один из трупов, найденных в машине, вполне мог оказаться вышеуказанным, также бывшим теперь лицом. Работа предстояла долгая, и никто особенно не торопился. Тем более что Котлов И. С. уже проходил по картотеке МУРа, имея за плечами судимость по статье сто шестьдесят третьей Уголовного кодекса – за вымогательство – и трехлетний срок пребывания в колонии, из которой он вышел в середине прошлого года. Вероятно, в машине находились его подельники, идентифицировать останки которых возможности пока не имелось. Как, впрочем, и самого Котлова.

Просматривая сводки происшествий за прошедшие сутки, Вячеслав Иванович Грязнов обратил внимание на данный факт ничуть не больше, чем на все остальные, среди которых имелись два убийства, три разбойных нападения с причинением жертвам тяжких увечий, парочка изнасилований и ряд иных преступлений помельче – фиксированных карманных краж и драк с нанесением телесных повреждений.

Но на всякий случай, просто по привычке не оставлять в памяти ничего непонятного, Грязнов попросил Людмилу Ивановну, свою секретаршу, найти и принести ему из архива дело этого Котлова И. С., как-никак сосед был все-таки, на той же улице проживал.

Ничего необычного дело также не представляло. Типичное вымогательство. По жалобе директора универмага, обложенного непомерной данью, двоих рэкетиров взяли с поличным. Суд особо и не сомневался: обоим впаяли по три года. Котел отсидел свое, после чего, как предположил Вячеслав Иванович, вернулся к прежней работе. И вот результат. Но одно неподтвержденное положение все же привлекло внимание начальника МУРа. Тридцатилетний детина Котлов – его фотографии в деле словно специально иллюстрировали теорию прирожденного преступника господина Чезаре Лоброзо – по некоторым выводам следствия мог принадлежать к так называемой бабушкинской оргпреступной группировке. И вот последнее уже явно что-то напоминало Вячеславу Ивановичу, но что конкретно, он припомнить сразу не сумел. Поэтому сам факт в памяти своей отложил до той минуты, когда он сможет зачем-нибудь понадобиться.

И еще не раз на протяжении дня фамилия Котлова всплывала из недр памяти, подобно тому самому банному листу, который имеет обыкновение прилипать почему-то именно к заднице. Грязнов почувствовал даже раздражение в этой связи и не нашел ничего лучшего, как позвонить племяннику, в речах которого и прозвучала, кажется, эта бандитская группировка. Нашел-таки концы Вячеслав Иванович.

Названная Денису фамилия сразу того насторожила, это уж профессионально почувствовал Грязнов-старший. А сам факт сгоревшего джипа, принадлежавшего Котлову, ну да, уголовная кличка Котел, с тремя находившимися внутри машины трупами всерьез взволновал племянника.

– С этим делом у тебя что-то связано? – напрягся и Грязнов-старший.

– В том-то и беда… – как-то очень уж неопределенно ответил Денис. – Сейчас буду срочно разбираться. Спасибо тебе, дядька, за неожиданную весть.

– Ты… это… – строго заметил Вячеслав Иванович. – Если чего, сам понимаешь… Немедленно докладывай! Мне еще не хватает, мать их за ногу, твоих забот! Учти, я держу вопрос под контролем. Эй, слышь-ка, а уж не связано ли оно с Юркиными проблемами, а? Ну-ка отвечай!

– Дядь, сделай милость, отвяжись, пожалуйста, дай нам самим разобраться, и я тебе потом все как на духу, ладно?

– Ну… смотри, ты парень взрослый… об ответственности своей помнишь… валяй.

Но Денису было уже не до воспоминаний о собственной ответственности, он приказал немедленно найти Голованова с Демидовым, которые находились на очередном задании, и сообщить, чтоб они срочно явились в офис.

Через час те прибыли.

Денис передал им информацию из МУРа, назвал фамилию и кличку, которую слышал именно от Голованова. После чего попросил обоих серьезно подумать и высказаться по поводу данного факта. А тут особенно и думать-то было уже не о чем, картина представлялась сыщикам предельно ясной. Но для подтверждения собственных предположений им необходимо было снова как-то связаться со следователем Мансуровым. Ибо только он один мог бы дать необходимые объяснения. А дело теперь сходилось к тому, что он оказался не только садистом, как назвал его тот же Сева, а все-таки убийцей. Хотя… последнему требовалось подтверждение.

Голованов тут же сел за телефон. Но в окружной прокуратуре ему сказали, что Павел Борисович сегодня на службе почему-то не появлялся. Может, приболел, он вчера чувствовал себя вроде бы неважно.

– А что, позвонить ему домой разве нельзя? – спросил Сева.

– Звонили. Никто не отвечает. Может, в поликлинику ушел.

– Но у него же мобильник! – напомнил Сева. – Какая разница, где он находится?

В ответ услышал невразумительное:

– Попробуйте сами, если вам известен номер. Мы посторонним такие номера не даем. Извините.

Ситуация становилась прямо-таки критической. Ничего иного не оставалось, кроме как немедленно мчаться в Малаховку, чтобы выясниь, что там случилось. Или обращаться за помощью к Вячеславу Ивановичу.

Денис подумал и выбрал второе.

– Ну так что там у тебя? – недовольно спросил Вячеслав Иванович, уже понимая, что конечно же неприятность имела место быть. Иначе с чего бы это стал Дениска звонить спустя всего час после их разговора?

– Я мог бы к тебе прямо сейчас подскочить?

– Один?

– Лучше вместе с Севой и Володей.

– М-да!.. – будто крякнул Грязнов-старший. – Ладно, жду.

И тяжко вздохнул.

А еще через полчаса, одним только взглядом вылив на головы прибывшей троицы все возможное свое презрение, он раскрыл справочник и нашел номер дежурного Малаховского отдела внутренних дел.

– Грязнов из МУРа, – сердито бросил он в трубку. – С кем разговариваю?

– Дежурный старший лейтенант Юшков, товарищ генерал! – отрапортовал тот.

– Слушай, сынок, у вас там… спокойно?

– Что вы, товарищ генерал! – воскликнул дежурный. – Тут такое! Убийство, товарищ генерал! И не бытовуха какая-нибудь. Следователя прокуратуры замочили… извините, товарищ генерал!

– Вот-вот, я как раз хотел выяснить кое-что по этому поводу. Фамилия следователя?

– Мансуров, товарищ генерал.

– Понятно… И когда это произошло?

– Там бригада сейчас, товарищ генерал, из области. А первое сообщение поступило от соседки. Это было… ага, вот записано: в десять тридцать две. Выехала дежурка, сержант Фролов обнаружил труп – на веранде его дома. В смысле – убитого, товарищ генерал. И больше пока ничего. Но вы можете…

– Угу, ладно, сынок, спасибо. Я сам знаю, что могу… – Грязнов положил трубку, тяжелым взглядом окинул сыщиков и закончил: – А чего не могу. Вот так. Убит этот ваш Мансуров, ребятушки. Теперь рассказывайте все. И с деталями. А я буду думать, что делать в этой дерьмовой ситуации…

3

Позже, в самом конце дня, Вячеслав Иванович, переговорив со своим коллегой из областного управления уголовного розыска, который сегодня вынужден был сам выезжать на труп, ввиду того что жертвой оказался «важняк» из окружной прокуратуры ЦАО, попросил того о небольшом личном одолжении. И вскоре курьер доставил ему копии материалов по только что возбужденному уголовному делу.

Утром, в районе десяти, в Малаховский отдел милиции пришла гражданка Сокольникова Ирина Мартыновна, шестидесяти лет, проживающая по Октябрьской улице, как раз напротив того дома, где, по ее убеждению, и произошло смертоубийство. Жительница поселка настаивала на своей версии, требуя, чтобы на место немедленно выехала милиция.

Дело в том, что на протяжении всей ночи у нее под окнами, точнее, за забором, который примыкал к дому, рычали машины, не давая спать спокойно. Сокольникова выходила на крыльцо и видела, что возле соседа стояли две машины – одна обычная, как все, а другая – большая. На них определенно приехали гости к Паше, соседу, который большой пост в Москве занимает – по судебной части, так считают. Потом одна машина – поменьше которая – уехала. И вроде все успокоилось. Но уже под утро снова зарычала машина и тоже скоро уехала. В начале восьмого Сокольникова вышла во двор – курей кормить – и заметила идущего откуда-то соседа, Пал Борисыча, хотела уж было окликнуть, чтоб поинтересоваться гостями, но тот был будто испуган чем, шел осторожно, оглядываясь, а что самое непонятное, не со стороны станции, а с другого конца, что к шоссе ведет. Зашел он в свой дом, а вскоре опять новая машина зарычала. Из нее выскочили двое незнакомых ей мужиков – молодые, в шапочках, как у этих, которые деньги на рынке у торговцев собирают. И сразу – шмыг оба во двор к Пал Борисычу…

Сокольникова их видела, поскольку как раз из сарая в дом возвращалась. Она бы, может, и не обратила пристального внимания, но скоро услыхала матерные крики, потом вопли, будто бьют человека, ну а скоро все стихло. Она выходить на улицу боялась, больше из окна, из-за занавески, выглядывала, да там много ли увидишь? А потом услыхала, что и эта машина зафырчала да и умчалась туда, откуда приехала, то есть к станции Малаховка. Вот тогда она и решилась выйти, чтобы посмотреть. А как во двор к соседу заглянула, так чуть не обмерла. На веранде увидала ноги лежащего человека. Самого-то видно не было, а ноги торчали. Больше глядеть и не стала, а сразу засобиралась на станцию, чтоб заявить в милицию.

Ну а дальше дежурная группа в составе сержанта и водителя милицейского автомобиля марки «УАЗ» привезла гражданку Сокольникову к указанному ею дому, где и был обнаружен труп гражданина Мансурова. При этом на теле лежащего мужчины были явственно видны следы издевательства и, возможно, пыток. Почему труп оказался на веранде, а не в доме, определить трудно. Может быть, тело хотели транспортировать куда-то, но не стали по причине того, что во дворе было уже светло и убийц могли спугнуть неизвестные прохожие.

Сотрудник милиции, записывавший показания Сокольниковой, похоже, обладал определенным литературным даром. Эмоционально записывал. Но как бы там ни было на самом деле, зафиксированная схема достаточно точно ложилась на картину, нарисованную сыщиками из «Глории», а также на ту воображаемую, которая могла возникнуть уже после их отъезда. Что, к сожалению, и требовалось доказать…

Вячеслав Иванович отпустил Дениса и его сыщиков, сказав, что должен сам обдумать ситуацию, а им велел не разбегаться пока по делам. Возможно, придется еще раз встретиться. После чего углубился в документы.