Текст книги "Камерные гарики"

МОСКОВСКИЙ ДНЕВНИК

Напрасно телевизоров сияние,

театры, бардаки,

консерватории —

бормочут и елозят россияне,

попав под колесо своей истории.

* * *

Вернулся я в загон для обывателей

и счастлив, что отделался испугом;

террариум моих доброжелателей

свихнулся и питается друг другом.

* * *

Евреи кинулись в отъезд,

а в наших жизнях подневольных

опять болят пустоты мест —

сердечных, спальных и застольных.

* * *

Я вдруг оглянулся: вокруг никого.

Пустынно, свежо, одиноко.

И я – собеседник себя самого —

у времени сбоку припека.

* * *

Я с грустью замечал уже не раз,

что в тонкостях морального оттенка

стыдливая проскальзывает в нас

застенчивость сотрудников застенка.

* * *

Люблю я дни и ночи эти,

игру реалий, лепет бредней,

я первый раз живу на свете,

и очень жалко, что последний.

* * *

Не вижу ни смысла, ни сроков,

но страшно позволить себе

блудливую пошлость упреков

эпохе, стране и судьбе.

* * *

Забавно, что так озабочена

эпоха печатных клише

наличием личного почерка

в моей рукописной душе.

* * *

И я бы, мельтеша и суетясь,

грел руки у бенгальского огня,

но я живу на век облокотясь,

а век облокотился на меня.

* * *

Всегда в нестройном русском хоре

бывал различен личный нрав,

и кто упрямо пел в миноре,

всегда оказывался прав.

* * *

Нет, не грущу, что я изгой

и не в ладу с казенным нравом,

зато я левою ногой

легко чешу за ухом правым.

* * *

Забыли все в моей отчизне,

что это грех – путем Господним

идти, взыскуя чистой жизни,

в белье нестираном исподнем.

* * *

Становится вдруг зябко и паскудно,

и чувство это некуда мне деть;

стоять за убеждения нетрудно,

значительно трудней за них сидеть.

* * *

Бог очень любит вдруг напомнить,

что всякий дар – лишь поручение,

которое чтобы исполнить,

нельзя не плыть против течения.

* * *

Выбрал странную дорогу

я на склоне дней,

ибо сам с собой не в ногу

я иду по ней.

* * *

Стыжусь примет и суеверий,

но верю в то, что знаю точно:

когда стучатся ночью в двери,

то это обыск, а не почта.

* * *

Покуда жив и духом светел —

не жди, не верь и не жалей;

в России текст авторитетен

посмертной свежестью своей.

* * *

Весьма уже скучал я в этом мире,

когда – благодарение Отчизне! —

она меня проветрила в Сибири

и сразу освежила жажду жизни.

* * *

И женщины нас не бросили,

и пить не устали мы,

и пусть весна нашей осени

тянется до зимы.

* * *

Мы еще живем и тратим сочно

силы, не исчерпанные дочиста,

но уже наслаиваем прочно

годовые кольца одиночества.

* * *

Не нам и никому не воплотить

усладу и утеху упоения,

когда вдруг удается ощутить

материю мелькнувшего мгновения.

* * *

В кишении, борьбе, переполохе —

нелепы, кто пером бумагу пашет,

но чахнут величавые эпохи,

а слово отпевает их и пляшет.

* * *

Когда с утра смотреть противно,

как морда в зеркале брюзглива,

я не люблю себя. Взаимно

и обоюдосправедливо.

* * *

Он мало спал, не пил вино

и вкалывал, кряхтя.

Он овладел наукой, но

не сделал ей дитя.

* * *

Который год в крови и прахе

делами, чувством и пером

себе мы сами строим плахи

и сами машем топором.

* * *

Сталин умер, не гася свою трубку,

и, живя в ее повсюдном дыму,

продолжаем мы вертеть мясорубку,

из которой не уйти никому.

* * *

Столько пламени здесь погасили,

столько ярких задули огней,

что тоскливая серость в России

тусклой мглой распласталась над ней.

* * *

Благодарю тебя, отечество,

за изживаемые начисто

остатки веры в человечество,

души тоскливое чудачество.

* * *

Во тьме и свечка без усилий

подобна пламенной звезде;

гнилушки светятся в России

гораздо ярче, чем везде.

* * *

Эпическая гложет нас печаль

за черные минувшие года;

не прошлое, а будущее жаль,

поскольку мы насрали и туда.

* * *

Люблю слова за лаконичность:

луч лаконической строки

вдруг так высвечивает личность,

что видно духа позвонки.

* * *

Крича про срам и катастрофу,

порочат власть и стар, и млад,

и все толпятся на Голгофу,

а чтоб распяли – нужен блат.

* * *

Ко мне вот-вот придет признание,

меня поместят в списке длинном,

дадут медаль, портфель и звание

и плешь посыпят нафталином.

* * *

Зря моя улыбка беспечальная

бесит собутыльников моих:

очень много масок у отчаянья,

смех – отнюдь не худшая из них.

* * *

Двух миров посреди

мой дворец из досок,

двух миров я изгой и приблуда;

между злом и добром

есть пространства кусок

и моя контрабанда – оттуда.

* * *

Любовь с эмиграцией —

странно похожи:

как будто в объятья средь ночи

кидается в бегство кто хочет и может,

а кто-то не может, а хочет.

* * *

А мы, кто боится дороги другой,

скользим по накатанным рельсам,

легко наступая привычной ногой

на горло собственным пейсам.

* * *

Самим себе почти враги,

себя напрасно мы тревожим —

с чужой начинкой пироги,

мы стать мацой уже не можем.

* * *

Я счастлив одним в этом веке гнилом,

где Бог нам поставил стаканы:

что пью свою рюмку за тем же столом,

где кубками пьют великаны.

* * *

В каждый миг любой эпохи

всех изученных веков

дамы прыгали, как блохи,

на прохожих мужиков.

* * *

Учился, путешествовал, писал,

бывал и рыбаком, и карасем;

теперь я дилетант-универсал

и знаю ничего, но обо всем.

* * *

Дух осени зловещий

насквозь меня пронял,

и я бросаю женщин,

которых не ронял.

* * *

Россия красит свой фасад,

чтоб за фронтоном и порталом

неуправляемый распад

сменился плановым развалом.

* * *

Россия нас ядом и зверем

травила, чтоб стали ученые,

но все мы опять в нее верим,

особенно – обреченные.

* * *

То ли с выпивкой перебрал,

то ли время тому виной,

только чувство, что проиграл,

неразрывно теперь со мной.

* * *

Запой увял. Трезвеют лица.

Но в жажде славы и добра

сейчас мы можем похмелиться

сильней, чем выпили вчера.

* * *

Россияне живут и ждут,

уловляя малейший знак,

понимая, что наебут,

но не зная, когда и как.

* * *

Очень грустные мысли стали

виться в воздухе облаками:

все, что сделал с Россией Сталин,

совершил он ее руками.

* * *

И Россия от сна восстала,

но опять с ней стряслась беда:

миф про Когана-комиссара

исцелил ее от стыда.

* * *

В душе осталась кучка пепла,

и плоть изношена дотла,

но обстоят великолепно

мои плачевные дела.

* * *

Земная не постыла мне морока,

не хочется пока ни в ад, ни в рай;

я, Господи, не выполнил урока,

и Ты меня зазря не призывай.

* * *

Ни успехов, ни шумных похвал,

ни покоя, ни крупной казны —

я не знал, ибо все отдавал

за щемящий озноб новизны.

* * *

Я ловлю минуту светлую,

я живу, как жили встарь,

я на жребий свой не сетую —

в банке шпрот живой пескарь.

* * *

Жаль тех, кто не дожил до этих дней,

кто сгинул никуда и навсегда,

но, может быть, оттуда им видней

кошмарные грядущие года.

* * *

К добру или к худу, но все забывают

шумливые стайки юнцов,

и дети убитых легко выпивают

с детьми палачей их отцов.

* * *

Свобода с творчеством – повенчаны,

тому есть многие приметы,

но прихотливо переменчивы

их тайной связи пируэты.

* * *

За чувство теплого комфорта,

слегка подпорченного страхом,

я здесь жилец второго сорта,

опасность чувствующий пахом.

* * *

У нищей жизни – преимущество

есть в наших сумерках стальных:

за неимением имущества

я чуть вольнее остальных.

* * *

Устав от свар совместной жизни,

взаимной страсти не гарант,

я импотент любви к отчизне,

потенциальный эмигрант.

* * *

Дым Отечества голову кружит,

затвори мне окно поплотней:

шум истории льется снаружи

и мешает мне думать о ней.

* * *

В уцелевших усадьбах лишь малость,

бывшей жизни былой уголок —

потолочная роспись осталась,

ибо трудно забрать потолок.

* * *

Верна себе, как королева,

моя держава:

едва-едва качнувшись влево,

стремится вправо.

* * *

Несясь гуртом, толпой и скопом

и возбуждаясь беспредельно,

полезно помнить, что по жопам

нас бьют впоследствии раздельно.

* * *

Возросши в рабстве, я свободен

душой постичь его края;

в неволе сгнивши, я не годен

к иной свободе, чем моя.

* * *

Но если слова, словно числа,

расчислишь с усердьем слепым,

то сок внесловесного смысла

струится по строчкам скупым.

* * *

Я легкомысленный еврей

и рад, что рос чертополохом,

а кто серьезней и мудрей —

покрылись плесенью и мохом.

* * *

Порой мы даже не хотим,

но увлекаемся натурой,

вступая в творческий интим

с отнюдь не творческой фигурой.

* * *

Пока душа не вынеслась в астрал,

сидел я и в цепях, и на ковре,

а выиграл я или проиграл —

неважно, ибо цель в самой игре.

* * *

Странно я жил на свете,

путь мой был дик и смутен,

мне даже встречный ветер

часто бывал попутен.

* * *

Из России съезжать не с руки

для живущего духом еврея,

ибо здесь мы живем вопреки,

а от этого чувства острее.

* * *

В час, когда, безденежье кляня,

влекся я душой к делам нечистым,

кто-то щелкал по носу меня;

как же я могу быть атеистом?

* * *

Все минуло – штормы и штили,

теперь мы судачим часами,

во что они нас превратили

и что мы наделали сами.

* * *

Есть люди, которым Господь не простил

недолгой потери лица:

такой лишь однажды в штаны напустил,

а пахнет уже до конца.

* * *

Пробужденья гражданского долга

кто в России с горячностью жаждал —

охлаждался впоследствии долго,

дожидаясь отставших сограждан.

* * *

За то, что столько опыта и сил

набрался, – лишь России я обязан;

тюрьмой, однако, долг я погасил,

теперь я лишь любовью с нею связан.

* * *

Повсюду, где евреи о прокорме

хлопочут с неустанным прилежанием,

их жизнь, пятиконечная по форме,

весьма шестиконечна содержанием.

* * *

Ночь глуха, но грезится заря.

Внемлет чуду русская природа.

Богу ничего не говоря,

выхожу один я из народа.

* * *

Когда у нас меняются дела,

молчат и эрудит, и полиглот;

Россия что-то явно родила

и думает, не слопать ли свой плод.

* * *

Неясен курс морской ладьи,

где можно приказать

рабам на веслах стать людьми,

но весел не бросать.

* * *

Сгущается время, исчерпаны сроки,

и в хаосе, смуте, кишении —

становятся явными вещие строки

о крахе, конце и крушении.

* * *

Гегемон оказался растленен,

вороват и блудливо-разумен;

если ожил бы дедушка Ленин,

то немедленно снова бы умер.

* * *

Слава Богу – лишен я резвости,

слава Богу – живу в безвестности;

активисты вчерашней мерзости —

нынче лидеры нашей честности.

* * *

Не в хитрых домыслах у грека,

а в русской классике простой

вчера нашел я мудрость века:

«Не верь блядям», – сказал Толстой.

* * *

Русский холод нерешительно вошел

в потепления медлительную фазу;

хорошо, что нам не сразу хорошо,

для России очень плохо все, что сразу.

* * *

Легчает русский быт из года в год,

светлей и веселей наш дом питейный,

поскольку безыдейный идиот

гораздо безопасней, чем идейный.

* * *

В летальный миг вожди народа

внесли в культуру улучшение:

хотя не дали кислорода,

но прекратили удушение.

* * *

Сейчас не спи, укрывшись пледом,

сейчас эпоха песен просит,

за нами слава ходит следом

и дело следственное носит.

* * *

Нас теплым словом обласкали,

чтоб воздух жизни стал здоров,

и дух гражданства испускали

мы вместо пакостных ветров.

* * *

Мне смотреть интересно и весело,

как, нажав на железные своды,

забродило российское месиво

на дрожжах чужеродной свободы.

* * *

Край чудес, едва рассудком початый,

недоступен суете верхоглядства;

от идеи, непорочно зачатой,

здесь развилось несусветное блядство.

* * *

К нам хлынуло светлой волной

обилие планов и мыслей,

тюрьма остается тюрьмой,

но стало сидеть живописней.

* * *

Настежь окна, распахнута дверь,

и насыщен досуг пролетария,

наслаждаются прессой теперь

все четыре моих полушария.

* * *

Привыкши к рабскому покорству,

давно утратив счет потерям,

теперь мы учимся притворству,

что мы опять во что-то верим.

* * *

К исцелению ищет ключи

вся Россия, сопя от усердия,

и пошли палачи во врачи

и на курсы сестер милосердия.

* * *

Россия – это царь. Его явление

меняет краску суток полосатых.

От лысых к нам приходит послабление,

и снова тяжело при волосатых.

* * *

Частичная российская свобода

под небом в засветившихся алмазах

похожа на вдуванье кислорода

больному при обильных метастазах.

* * *

Вдруг ярчает у неба свет,

веют запахи благодати,

и, приняв просвет за рассвет,

петухи поют на закате.

* * *

Вновь поплыли надежд корабли

под журчанье чарующих звуков;

наших дедов они наебли,

будет жаль, если смогут и внуков.

* * *

Извечно человеческая глина

нуждается в деснице властелина,

и трудно разобраться, чья вина,

когда она домялась до гавна.

* * *

Тому, что жить в России сложно,

виной не только русский холод:

в одну корзину класть не можно

на яйца сверху серп и молот.

* * *

Лишенное сил и размаха,

остыло мое поколение,

душевная опухоль страха

дала метастазы в мышление.

* * *

Увы, сколь женственно проворство,

с каким по первому велению

у нас является покорство

и женский пыл к употреблению.

* * *

Опять полна гражданской страсти

толпа мыслителей лихих

и лижет ягодицы власти,

слегка покусывая их.

* * *

Не всуе мы трепали языками,

осмысливая пагубный свой путь —

мы каялись! И били кулаками

в чужую грудь.

* * *

Мы вертим виртуозные спирали,

умея только славить и карать:

сперва свою историю засрали,

теперь хотим огульно обосрать.

* * *

Все пружины эпохи трагической,

превратившей Россию в бардак,

разложить по линейке логической

в состоянии только мудак.

* * *

У России мыслительный бум

вдоль черты разрешенного круга,

и повсюду властители дум

льют помои на мысли друг друга.

* * *

Всем загадка и всем беспокойство,

тайна века, опасность во мраке —

наше самое главное свойство —

наслаждение духом клоаки.

* * *

Россия очнулась, прозрела,

вернулась в сознанье свободное

и смотрит спокойно и зрело

на счастье свое безысходное.

* * *

Живу в неослабном внимании

к росткам небанальной морали,

что весь наш успех – в понимании

того, что мы все проиграли.

* * *

Жаль тех, кто не дожил до этих дней,

кто сгинул никуда и навсегда,

но, может быть, оттуда им видней

кошмарные грядущие года.

* * *

Боюсь, что вновь обманна весть

и замкнут круг,

и снова будем сено есть

из властных рук.

* * *

Не стоит наотмашь и с ходу

Россию судить и ругать:

Бог дал человеку свободу

и право ее отвергать.

* * *

Вожди протерли все углы,

ища для нас ключи-отмычки,

чтоб мы трудились, как волы,

а ели-пили, как синички.

* * *

Разгул весны. Тупик идей.

И низвергатели порока

бичуют прах былых вождей

трухлявой мумией пророка.

* * *

Он был типичный русский бес:

сметлив, настырен и невзрачен,

он вышней волею небес

растлить Россию был назначен.

* * *

Наследием своей телесной ржави

Россию заразил святой Ильич;

с годами обнаружился в державе

духовного скелета паралич.

* * *

Российской справедливости печальники

блуждают в заколдованном лесу,

где всюду кучерявятся начальники

с лицом «не приближайся – обоссу».

* * *

Мир бурлил, огнями полыхая,

мир кипел на мыслях дрожжевых,

а в России – мумия сухая

числилась живее всех живых.

* * *

Томясь тоскою по вождю,

Россия жаждет не любого,

а культивирует культю

от культа личности рябого.

* * *

Империя вышла на новый виток

спирали, висящей над крахом,

и жадно смакует убогий глоток

свободы, разбавленной страхом.

* * *

Нельзя поднять людей с колен,

покуда плеть нужна холопу;

нам ветер свежих перемен

всегда вдували через жопу.

* * *

Когда отвага с риском связана,

прекрасна дерзости карьера,

но если смелость безнаказанна,

цена ей – хер пенсионера.

* * *

Крикунам и евреям в угоду,

чтобы Запад ловчей обаять,

вопиющую дали свободу

понапрасну о ней вопиять.

* * *

Нельзя потухшее кадило

раздуть молитвами опять,

и лишь законченный мудило

не в силах этого понять.

* * *

Сквозь любую эпоху лихую

у России дорога своя,

и чужие идеи ни к хую,

потому что своих до хуя.

* * *

В дыму теоретических сражений

густеют очертанья наших бед,

злокачественность гнусных достижений

и пагуба растлительных побед.

* * *

Свободное слово на воле пирует,

и сразу же смачно и сочно

общественной мысли зловонные струи

фонтаном забили из почвы.

* * *

В саду идей сейчас уныло,

сад болен скепсисом и сплином,

и лишь мечта славянофила

цветет и пахнет нафталином.

* * *

Полны воинственных затей,

хотя еще не отвердели,

растут копыта из лаптей

российской почвенной идеи.

* * *

Растет на чердаках и в погребах

российское духовное величие,

а выйдет – и развесит на столбах

друг друга за малейшее различие.

* * *

Миф яркий и свежеприлипчивый

когда утвердится везде,

то красный, сойдя на коричневый,

обяжет нас к желтой звезде.

* * *

Когда однажды целая страна

решает выбираться из гавна,

то сложно ли представить, милый друг,

какие веют запахи вокруг?

* * *

Зыбко, неприкаянно и тускло

чувствуют себя сегодня все;

дух без исторического чувства —

память о вчерашней колбасе.

* * *

Немедля обостряется до боли,

едва идет на спад накал мороза,

естественно присущее неволе

зловещее дыхание некроза.

* * *

Всегда во время передышки

нас обольщает сладкий бред,

что часовой уснул на вышке

и тока в проволоке нет.

* * *

У России в крови подошвы,

и проклятие той беды —

настоящее сделать прошлым

не дают ей ее следы.

* * *

Тянется, меняя имя автора,

вечная российская игра:

в прошлом – ослепительное завтра,

в будущем – постыдное вчера.

* * *

Куда-то мы несемся, вскачь гоня,

тревожа малодушных тугодумов

обилием бенгальского огня

и множеством пожарников угрюмых.

* * *

Я полон, временем гордясь, —

увы – предчувствиями грустными,

ибо, едва освободясь,

рабы становятся Прокрустами.

* * *

Никакой государственный муж

не спасет нас указом верховным;

наше пьянство – от засухи душ,

и лекарство должно быть духовным.

* * *

Всеведущ, вездесущ и всемогущ,

окутан голубыми небесами,

Господь на нас глядит из райских кущ

и думает: разъебывайтесь сами.

* * *

Мне жалко усталых кремлевских владык,

зовущих бежать и копать;

гавно, подступившее им под кадык,

народ не спешит разгребать.

* * *

Нынче почти военное

время для человечества:

можно пропасть и сгинуть,

можно воспрять и жить;

время зовет нас вынуть

самое сокровенное

и на алтарь отечества

бережно положить.

* * *

Изнасилована временем

и помята, как перина,

власть немножечко беременна,

но по-прежнему невинна.

* * *

Вынесем все, чтоб мечту свою

страстную

Русь воплотила согласно судьбе;

счастье, что жить в эту пору

прекрасную

уж не придется ни мне, ни тебе.

* * *

С упрямым и юрким нахальством

струясь из-под каменных плит,

под первым же мягким начальством

Россия немедля бурлит.

* * *

Устои покоя непрочны

на русской болотистой топи,

где грезы о крови и почве

зудят в неприкаянной жопе.

* * *

Народный разум – это дева,

когда созрела для объятья;

одной рукой стыдит без гнева,

другой – расстегивает платье.

* * *

Ты вождей наших, Боже, прости,

их легко, хлопотливых, понять:

им охота Россию спасти,

но притом ничего не менять.

* * *

Какое нелепое счастье – родиться

в безумной, позорной, любимой стране,

где мы обретаем привычку гордиться,

что можно с достоинством

выжить в гавне.

* * *

Пускай хоть липовый и квелый,

но пламень лучше темноты,

и наш король не ходит голый,

а в ярких шортах из туфты.

* * *

Доблестно и отважно

зла сокрушая рать,

рыцарю очень важно

шпоры не обосрать.

* * *

Когда приходит время басен

про волю, право и закон,

мы забываем, как опасен

околевающий дракон.

* * *

Все стало смутно и неясно

в тумане близящихся дней;

когда в России безопасно,

мне страшно делается в ней.

* * *

Пейзаж России хорошеет,

но нас не слышно в том саду;

привычка жить с петлей на шее

мешает жить с огнем в заду.

* * *

Бенгальским воспаляется огнем

и души растревоживает сладко

застенчивый общественный подъем

в империях периода упадка.

* * *

В галдящей толпе разношерстного

сброда

я с краю безмолвно стою;

всего лишь на жизнь опоздала свобода —

как раз целиком на мою.

* * *

Я пью, но не верю сиропу:

в одну из удобных минут —

за душу, за горло, за жопу

опять нас однажды возьмут.

* * *

То ли правда Россия весну

заслужила на стыке веков,

то ли просто судьба на блесну

ловит мудрых седых мудаков.

* * *

В пучине наших бедствий

спят корни всей кручины:

мы лечимся от следствий,

а нас ебут причины.

* * *

Россия взором старческим

и склочным

следит сейчас в застенчивом испуге,

как высохшее делается сочным,

а вялое становится упругим.

Я блеклыми глазами старожила

любуюсь на прелестную погоду;

Россия столько рабства пережила,

что вытерпит и краткую свободу.

* * *

Вранье – что, покинув тюрьму,

вкусить мы блаженство должны;

мы здесь не нужны никому,

а там никому не нужны.

* * *

Бросая свой дом, как пожарище, —

куда вы, евреи, куда?

Заходят в контору товарищи,

выходят – уже господа.

* * *

Уезжать мне отсюда грешно,

здесь мой дом и моя работа,

только глупо и не смешно

проживать внутри анекдота.

* * *

Я мечтал ли, убогий фантаст,

неспособный к лихим переменам,

что однажды отвагу придаст

мне Россия под жопу коленом?

* * *

Я вырос, научился говорить,

стал каплями российского фольклора

и, чтобы не пришли благодарить,

бегу, не дожидаясь прокурора.

* * *

Давай, дружок, неспешно поболтаем

о смысле наших странствий и потерь;

мы скоро безнадежно улетаем,

а там не поболтаем, как теперь.

* * *

Какая глупая пропажа!

И нет виновных никого.

Деталь российского пейзажа —

я вдруг исчезну из него.

* * *

Я не знаю судьбы благосклонней,

чем фортуна, что век мой пасла, —

не она ли на жизненном склоне

мою душу изгнаньем спасла?

* * *

Мы едем! И сердце разбитое

колотится в грудь, обмирая.

Прости нас, Россия немытая,

и здравствуй, небритый Израиль!

август 84 – март 88 гг.