Текст книги "Коммунальная страна: становление советского жилищно-коммунального хозяйства (1917–1941)"

§ 2. Озеленение как социальная и политическая задача

Драться за каждый зеленый листочек, за каждую веточку.

Л. Каганович

До революции в Москве многие зеленые насаждения принадлежали домовладельцам, купцам и прочим гражданам и потому были недоступны для общественного пользования. На 1 января 1916 г. в общественном пользовании находились всего три парка (Сокольническая роща, Воробьевы горы и Мамоновская дача) общей площадью 577,8 га, 36 садов и скверов (41 га) и 26 бульваров (41 га) – всего 659,8 га. Ежегодно высаживалось не более 5–6 тыс. деревьев и 20 тыс. кустарников. Но в ведении городской управы в 1913 г. находилось всего 6 тыс. деревьев. За 1906–1916 гг. в Москве было устроено всего 26 скверов и бульваров (9,3 га), причем только в центральной части города; на рабочих окраинах преобладали свалки[503]503
  Гольдберг М. О нормировании зеленых насаждений и свободных пространств в городах // За социалист. реконструкцию городов. 1933. № 2. С. 18.


[Закрыть].

Революция обобществила зеленые насаждения. Однако в результате топливного кризиса в годы Гражданской войны многие деревья были вырублены. Так, в Саратове площадь лесных посадок к 1921–1922 гг. сократилась до 315 га. Меры по восстановлению зеленых насаждений были предприняты только в 1927–1928 гг.[504]504
  Соловьева Т.А. Повседневная жизнь советского провинциального города… С. 118.


[Закрыть] Даже в столице площадь зеленых насаждений к 1931 г. увеличилась всего на 102 га. И это при том, что в годы нэпа вопрос о санитарно-оздоровительной роли городской зелени ставился как «вопрос о жизни для молодых и старых». К примеру, соотнесение данных о зеленых насаждениях по переписи 1926 г. и о смертности за 1927 г., по материалам Управления статистики Госплана РСФСР, свидетельствовало, что в городах с зеленой площадью свыше 10 кв. м на человека смертность резко падала[505]505
  При условии, что на смертность влияет целый ряд других факторов: скученность населения, теснота жилищ, отсутствие канализации и проч.


[Закрыть] (табл. 5.4). Необходимый минимум зеленой площади для городов в то время составлял не менее 20 кв. м на человека[506]506
  Губельман Н., Лебедев Г. Пролетарской Москве – зеленые насаждения // Коммунал. дело: орган Гл. упр. коммунал. хоз-ва при СНК РСФСР. 1931. № 5–6. С. 69; Сарсатских П. Материальная ценность зеленых насаждений в градостроительстве // Коммунал. стр-во. 1931. № 9. С. 4–5.


[Закрыть].

В начале 1930-х годов вопрос об озеленении был переведен в политическую плоскость. Мотивировали это тем, что ударник «нуждается в здоровом воздухе, проветривании своих легких на свежем воздухе, в заслуженном отдыхе среди зелени и цветов». Утверждалось, что «социализм – это не “каменный век” и не каменный город». Признание, что современное общество не может жить без камня, железа и бетона, дополнялось уверенностью, что зелень и цветы помогут преодолеть отрицательные стороны железобетонного строительства[507]507
  Губельман Н., Лебедев Г. Пролетарской Москве – зеленые насаждения. С. 68.


[Закрыть].

За период 1917–1930 гг. в Москве было посажено 205,5 тыс. деревьев и 653,5 тыс. кустарников. Осенью 1930 г. в зеленом фонде столицы прибавилось еще 6520 деревьев и 24 456 кустов. На 1931 г. президиум Московского совета утвердил план посадочных работ в еще больших размерах: 250 тыс. деревьев, 1 млн кустарников, 50 тыс. вьющихся растений и около 100 га газонных посевов. Впервые в истории страны проводились «озеленительные работы столь крупного масштаба». По инициативе Л.М. Кагановича и Бюро Московского обкома партии 16 мая 1931 г. Московский горисполком организовал специальный «Зеленый комитет». Если до организации комитета в Москве за весну было высажено 15 тыс. деревьев и 25 тыс. кустарников, то с 16 июня за одну пятидневку – 17 220 деревьев и 32 тыс. кустарников. Этот результат был достигнут прежде всего работой организованных на фабриках и заводах рабочих бригад, а в вузах и школах – комсомольских и пионерских бригад. Кроме того, рабочие и школьные коллективы брали шефство над молодыми саженцами, давая обязательство охранять их и ухаживать за ними.

Таблица 5.4

Зависимость смертности населения от площади зеленых насаждений

Но, по мнению нового руководства столицы, «старая пятилетка развития зеленых насаждений предусматривала черепашьи темпы» (на 1931 г. – 40 га новых насаждений, на 1932 г. – 62 га, на 1933 г. – 125 га). Тем самым обеспечение рабочих Москвы санитарной нормой зелени (20–30 кв. м на человека) «откладывалось в далекое будущее». Поэтому Каганович на очередном пленуме Московского комитета партии поставил задачу довести площадь зеленых насаждений в столице до санитарной нормы в ближайшие 3 года. В пределах только Окружной дороги предстояло покрыть зеленью 3–3,5 тыс. га. Кроме того, Трест зеленого строительства Москвы занялся проработкой вопроса о создании вокруг Москвы зеленого кольца в пределах 25—30-километровой зоны отдыха – резервуара кислорода и поставщика ягод, фруктов, овощей, меда и проч. Как уже отмечалось, осенью 1931 г. планировалось ежедневно сажать столько же, сколько за весь 1913 г. Для этого при Тресте зеленого строительства был создан специальный оперативный орган – штаб по осенним посадкам. Фактически весной 1931 г. было посажено 45 210 деревьев и 126 470 кустов, а осенью этого же года – 250 тыс. и 1 млн соответственно. Было озеленено 218 улиц, 108 бульваров и скверов, 2607 домовладений, 77 фабрик и заводов и т. д. К 1932 г. площадь зеленых насаждений в Москве увеличилась по сравнению с 1916 г. в 5 раз (3284,1 га без пригородных рощ и лесов)[508]508
  См.: Большевик. 1932. № 4; Гольдберг М. О нормировании зеленых насаждений и свободных пространств в городах. С. 18; Губельман Н., Лебедев Г. Пролетарской Москве – зеленые насаждения. С. 69; Щетинин. Озеленим пролетарскую столицу // Коммунал. дело: орган Гл. упр. коммунал. хоз-ва при СНК РСФСР. № 9. С. 45.


[Закрыть].

Распределение зеленых насаждений по районам Москвы представлено в табл. 5.5. В таблицу не вошли придомовые сады (около 125 га) и несколько зеленых массивов, принадлежавших ведомствам и учреждениям (парк Тимирязевской академии, Черкизовская роща, Канатчикова дача и проч.), общей площадью до 1 тыс. га. Всего в Москве в пределах Окружной железной дороги числилось 3282,7 га зелени, но она была распределена «крайне неравномерно». Резко бросалась в глаза «ничтожность зелени» внутри Садового кольца (0,28 кв. м на человека). Несколько лучше (благодаря бульварам) было внутри Бульварного кольца и еще лучше – в пределах кольца Камер-Коллежского вала[509]509
  Губельман Н., Лебедев Г. Пролетарской Москве – зеленые насаждения. С. 68.


[Закрыть].

Таблица 5.5

Зеленые насаждения Москвы в 1931 г.

Но в целом по городам СССР в 1931 г. средняя площадь зеленых насаждений составляла всего лишь 1,9 % заселенной площади, в то время как должна была достигать не менее 15 %. Сопоставление наличной площади зеленых насаждений с количеством населения давало столь же неудовлетворительную картину, а именно: на 1 тыс. жителей приходилось в среднем 0,42 га (или на 1 жителя – 4,2 кв. м), в то время как «голодной нормой» в западноевропейских городах считалось менее 1 га на 1 тыс. человек[510]510
  Сарсатских П. Больше зелени! // Коммунал. дело: орган Гл. упр. коммунал. хоз-ва при СНК РСФСР. 1931. № 7. С. 98; Его же. Внимание зеленому строительству // Там же. № 5–6. С. 86.


[Закрыть].

Впрочем, положение, пусть и постепенно, улучшалось. Решения июньского (1931 г.) Пленума ЦК партии о важности зеленого строительства подтолкнули к резкому росту затрат на зеленые насаждения. Если в 1931 г. на зеленое строительство было ассигновано 3,5 млн руб., то в 1932 г., по разным данным, – от 10,3 до 18 млн. В Сталинграде, например, на озеленение в 1932 г. был выделен 1 млн руб., в том числе 261 тыс. – на строительство парка культуры и отдыха. Массовое озеленение райцентров, кишлаков, колхозов, совхозов и МТС весной 1932 г. началось даже в Средней Азии[511]511
  Гольдберг М. О нормировании зеленых насаждений и свободных пространств в городах. С. 18.


[Закрыть].

Во второй пятилетке партийное руководство поставило задачу превращения основных индустриальных пунктов страны в культурные, технические и хозяйственно развитые благоустроенные пролетарские центры. Уже с 1933 г., кроме ассигнований по линии коммунального хозяйства, большие средства на озеленение стали отпускать промышленные предприятия. В 1933–1934 гг. общая сумма ассигнований составила 25 млн руб. В итоге в стране не было города и рабочего поселка, где не были бы проведены работы по озеленению. Во многих населенных пунктах были созданы крупные зеленые массивы, парки культуры и отдыха, сады и бульвары. Активно участвовали в посадке зеленых насаждений сами трудящиеся: созданное «Общество друзей зеленых насаждений» насчитывало 60 самостоятельных организаций. Трудовое участие населения в посадках деревьев в эти годы достигало 15 % ассигнований на озеленение городов. Особенно широко озеленительные работы развернулись на новых стройках и в крупных промышленных центрах. Например, в Магнитогорске на месте мусорных свалок и загрязненных площадок было разбито 280,6 га скверов и бульваров, заложено 51,5 га питомника, построена крупная оранжерея. В Горьком было устроено 102 га парков и скверов, около 2 км улиц засажено деревьями. Большая работа по озеленению была проведена республиканским трестом «Госзеленстрой», заложившим 1192 га парков, садов и скверов, 258 га питомников как базы для развертывания дальнейших работ по озеленению, засадившим зелеными насаждениями 500 км улиц и дорог и организовавшим ряд оранжерей[512]512
  ГА РФ. Ф. А-314. Оп. 1. Д. 175. Л. 28.


[Закрыть].

Советская пресса все больше писала о комплексном значении зеленых насаждений для населенных пунктов. С санитарно-гигиенической точки зрения зелень служила фильтром для воздуха и регулятором температуры и влажности воздуха, защитой от ветров и снежных и песчаных заносов, каналом для проведения чистого воздуха с периферии внутрь поселений. Психогигиеническое воздействие проявлялось в благоприятном влиянии на психику, а декоративное – в эстетическом. Зеленые насаждения выполняли экономические (источник дополнительного плодово-ягодного и овощного снабжения населения), противопожарные (препятствие для распространения огня) и мелиоративные функции (борьба с оврагами и осушка местности). Также зеленые зоны служили местами массового культурного отдыха и предназначались для спортивных и детских игр[513]513
  Гольдберг М. О нормировании зеленых насаждений и свободных пространств в городах. С. 19.


[Закрыть].

Следует признать, что к середине 1930-х годов стараниями властей, специалистов и общественности в сфере зеленых насаждений были достигнуты значительные результаты. Общая площадь городских насаждений только в 524 городах РСФСР выросла за первую пятилетку на 80 %, увеличившись до 16,7 тыс. га против 9,2 тыс. га в 1928 г. К 1935 г. она составляла уже 27 тыс. га. Хотя работы, в основном, велись за счет лимитов Наркомхоза, довольно крупные суммы на озеленение новостроек (за 1933–1934 гг. – 13 млн руб.) были вложены промышленностью[514]514
  См.: Броун А.А. Задачи озеленения городов // Социалист. город. 1935. № 3. С. 5–8.


[Закрыть]. Зеленое строительство меняло облик и старых центров. Например, в 1933 г. в южной части Свердловска на месте Мещанской рощи на берегу р. Исеть был открыт Центральный парк культуры и отдыха. Общая площадь садов, скверов, бульваров города за 1935–1938 гг. выросла с 80 до 125,9 га, уличных газонов – с 22,2 до 73,4 га. На городской площади Коммунаров был разбит сквер, посажено 2 тыс. деревьев и 485 кустарников, благоустроены парк Дворца пионеров и бульвар на проспекте Ленина[515]515
  Анимица Е.Г., Власова Н.Ю., Поздеева О.Г. Коммунальное хозяйство.


[Закрыть].

Докладная записка о работе Государственного треста зеленого хозяйства Наркомхоза РСФСР от 2 сентября 1938 г. акцентировала внимание на поднятом трестом и Наркоматом земледелия СССР вопросе о сосредоточении при наркомхозах «дела» выращивания древесно-декоративного и цветочно-семенного материала. Основным злом для автора записки представлялось «крайнее распыление этого дела и отсутствие центрального руководящего, планирующего и оперативного органа по зеленому хозяйству и строительству». Действительно, выращивание древесно-декоративного посадочного материала производилось одновременно несколькими ведомствами: трестом «Госзеленхоз», наркоматами земледелия, совхозов, лесной, тяжелой промышленности и путей сообщения, Управлением лесоохраны и лесонасаждений при СНК СССР, горкомхозами и др. Промышленным цветоводством и цветочным семеноводством занимались, помимо «Госзеленхоза», Московский, Тульский и Киевский тресты зеленого строительства, горкомхозы, Харьковский техникум зеленого строительства, наркоматы внутренних дел, пищевой промышленности, земледелия и путей сообщения, совхозы, колхозы, садово-винодельческие тресты и проч. По мнению руководителя треста, «многие из этих организаций занимаются явно не своим делом», выпуская нестандартный, дорогой и крайне ограниченный в ассортименте материал. Научно-исследовательская работа в области декоративного садоводства, в свое время начатая Академией коммунального хозяйства, была свернута, лаборатории закрыты, а сотрудники уволены. Селекционная работа по цветочному семеноводству отсутствовала, поэтому материал выписывали из-за границы. Огромное и ценное хозяйство[516]516
  Только города РСФСР имели около 600 тыс. га городских лесов и лесопарков и 17 тыс. га городских зеленых насаждений.


[Закрыть] эксплуатировались «из рук вон плохо»: учета, надзора и единого руководства не было.

Словом, зеленое хозяйство и строительство оставалось «без руля и без ветрил». К примеру, в Ростове-на-Дону местный совет начал строительство большого ботанического сада, вложив в это 1,5–2 млн руб., но в этом же году сад закрыл и передал его садово-парковому управлению, который решил использовать его под парк. В Сталинграде местные организации в 1937 г. выбрали для парка культуры и отдыха место вдали от города, не связанное «никакими массовыми средствами передвижения». При этом они ограничились расходом 300 тыс. руб. на строительство забора, который «разрушается и растаскивается». В Майкопе городской сад наполовину был смыт рекой, а в Магнитогорске за год погибло более половины новых посадок. В итоге было выброшено на ветер более 500 тыс. руб. В Первоуральске все растения, на которые потратили более 0,5 млн руб., «были выломаны, вытоптаны и съедены козами». Судя по вырезкам из газет, «такое положение отмечается во многих городах»[517]517
  ГА РФ. Ф. А-469. Оп. 1. Д. 4. Л. 1–2.


[Закрыть].

В начале 1940 г. общая площадь зеленых насаждений в городах РСФСР достигла 72 тыс. га при общей площади всех городских земель почти 3 млн га. Города республики обслуживались 14 совхозами треста «Госзеленхоз». Запланированные капиталовложения в благоустройство городов РСФСР (без Москвы) на 1940 г. составили 15,25 млн руб., а в столице – 98,2 млн руб.[518]518
  Там же. Ф. А-314. Оп. 1. Д. 373. Л. 8.


[Закрыть] Таким образом, на практике осуществлялся план создания «зеленого рая» в отдельно взятом городе. В целом же, несмотря на все усилия, города Советского Союза (особенно на национальных окраинах) весьма медленно приобретали «экологический» облик.

Глава 6
Кладбища и крематории в системе коммунального хозяйства

 
А на кладбище так спокойненько
Среди верб, тополей и берез
Все культурненько, все пристойненько
И решен там квартирный вопрос.
 

М. Ножкин. А на кладбище все спокойненько

Сразу укажем на прямую зависимость данного сектора коммунального хозяйства (особенно в первые послереволюционные годы) от политики советской власти в отношении Русской православной церкви. После прихода большевиков к власти началась активная подготовка законодательства об отделении церкви от государства. Впрочем, отношения коммунистической власти и РПЦ на протяжении всей истории советского государства не исчерпывались конституционной формулой отделения. Политика монопольно правившей партии по отношению к церкви была определена вождем мировой революции однозначно: «Мы должны бороться с религией»[519]519
  Ленин В.И. Полн. собр. соч.: в 55 т. Т. 17. М.: Политиздат, 1968. С. 418.


[Закрыть]. В.И. Ленин и его соратники по партии были твердо убеждены в возможности покончить с церковью одним махом – путем лишения ее собственности. Уже декретом II Всероссийского съезда Советов о земле монастырские и церковные земли «со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями» переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов.

Логическим продолжением политики десакрализации погребальной культуры стал декрет Совнаркома РСФСР от 7 декабря 1918 г.

«О кладбищах и похоронах», которым православная церковь и иные конфессии отстранялись от похоронных дел, а все кладбища, крематории и морги передавались в ведение местных советов. Упразднялось деление мест погребения и похорон на разряды, и отменялась оплата мест на кладбище. Смерть теперь именовалась «актом гражданского состояния», а погребение усопших разрешалось только при наличии удостоверения о регистрации смерти в местном отделе ЗАГС. Расходы на похороны оплачивались советами депутатов по месту смерти граждан, но похоронные религиозные обряды на кладбище совершались только за счет родственников и близких умершего. Все частные похоронные предприятия с их аппаратом подлежали передаче местным советам до 1 февраля 1919 г.

Впрочем, процесс муниципализации похоронного дела в стране Советов шел непросто. Например, в Новгороде вышеуказанный декрет стал воплощаться в жизнь сразу с конца декабря 1918 г., когда в ведение городского совдепа были приняты два частных похоронных бюро. Зато городские кладбища были переданы в ведение открытого еще в апреле 1918 г. похоронного подотдела городского исполкома Совета депутатов только в феврале 1919 г. В июне этого года указанный подотдел был слит с отделом ЗАГС, но организационная перестройка не изменила удручающего состояния кладбищенского хозяйства. В мае 1920 г. на заседании 2-го Новгородского губернского съезда работников коммунального хозяйства констатировалось, что «кладбища оказались… в неисправности, дороги не расчищались, мостки поломаны, деревянные заборы требовали ремонта»[520]520
  ГА РФ. Ф. Р-4041. Оп. 1. Д. 14. Л. 91об.


[Закрыть].

Подобное положение кладбищенского хозяйства было скорее нормой, нежели исключением. Так, похоронный подотдел уездно-городского отдела коммунального хозяйства Перми был создан только 23 ноября 1919 г., получив в ведение все городские кладбища, морги и похоронные бюро. Согласно докладу о деятельности отдела, зачитанному на заседании 1-го Пермского губернского съезда работников коммунального хозяйства в сентябре 1920 г., «к этому моменту кладбища находились в ужасном положении, так как на поверхности земли было сложено не похороненными свыше 200 трупов»[521]521
  Там же. Д. 15. Л. 76об.


[Закрыть]. И это несмотря на то что части Красной армии вступили в Пермь еще 1 июля 1919 г. В Витебске похоронный отдел был организован после введения декрета о муниципализации похоронного дела, проведенной лишь частично по отношению к еврейским кладбищам. «Отсутствие средств, людей и инициативы» не дали возможности распространить действие декрета на христианские кладбища. В итоге похоронный отдел только в 1920 г. приступил к изъятию похоронного дела из частных рук[522]522
  Там же. Д. 43. Л. 18, 20.


[Закрыть].

Опыт 1919–1920 гг. показал, что коммунотделы оказались не в состоянии справиться с захоронением граждан из-за отсутствия как специальных перевозочных средств, так и необходимых материалов. Кроме того, наблюдались случаи самостоятельной организации погребений отдельными группами населения из соображений религиозного характера. Тем более что введение новой экономической политики приравняло частную продажу принадлежностей для похорон (гробов, саванов и т. п.) к обычной торговле. Это, в свою очередь, подтолкнуло Главное управление коммунального хозяйства к разработке декрета о демуниципализации похоронного дела. Согласно проекту декрета, в исключительном ведении отделов коммунального хозяйства оставалось лишь заведование кладбищами. В свою очередь, кооперативам и частным гражданам предоставлялось право организации погребальных братств, похоронных бюро и магазинов по продаже принадлежностей для похорон[523]523
  Хроника центра // Коммунал. дело: ежемес. журн. ГУКХ НКВД. 1921. № 1. С. 87.


[Закрыть].

Но, конечно, коммунистическая власть не могла отдать на откуп частнику идеологическое сопровождение вопросов жизни и смерти. Новым, официальным погребальным обрядом стали «красные» похороны «жертв революции», начало которым было положено 10 ноября 1917 г. Формирование Красного пантеона в Москве первоначально ограничивалось братскими могилами погибших за советскую власть. Постепенно пантеон дополнился Мавзолеем Ленина и 12 отдельными захоронениями за ним, колумбарием в Кремлевской стене и могилой Неизвестного солдата. Но при этом похороны стали разновидностью бытовых услуг только с принятием 10 февраля 1977 г. Санитарных норм и правил устройства и содержания кладбищ, централизовавших систему похоронного обслуживания[524]524
  Сазанов А Похоронное дело в России: История и современность. СПб.: Роза мира, 2001. С. 27, 36.


[Закрыть].

Что касается крематориев, то показательно, что первый кремационный центр в Советской России пытались организовать в 1919 г. в митрополичьем саду Александро-Невской лавры в Петрограде, но проект так и не был реализован. Мысль о постройке крематория возникла вновь в связи с высокой смертностью от голода и эпидемий и полным упадком кладбищенского хозяйства, в частности с закрытием в 1920 г. двух кладбищ – Александро-Невской лавры и Чесменского. В Москве и Петрограде даже были созданы специальные комиссии для постройки крематориев. Но ограничились бывшей столицей, где начали строить временный крематорий, открытый 14 декабря 1920 г. в здании бань на 14-й линии Василеостровского района. Правда, первая отечественная кремационная печь «Металлург», созданная в марте – октябре 1920 г. профессором В.Н. Липиным, проработала только до 21 февраля 1921 г. После всего 379 сожжений она была остановлена из-за отсутствия топлива. Тогда как начавшиеся в 1920 г. в Москве работы по сооружению крематория на ипподроме в здании электрической станции остановились на стадии фундамента «в силу отрезанности от Запада», а местная инициатива носила скорее чрезвычайный характер. Например, к массовой (1200 человек) кремации умерших от голода были вынуждены прибегнуть жители уральского Белорецка, использовав для сжигания тел переделанную Гофманскую печь для обжига кирпичей[525]525
  Алексеев К. Кремация и оздоровление городов // Коммунал. хоз-во. 1922. № 8–9. С. 17; Бартель Г. О введении кремации в городах СССР // Коммунал. дело: ежемес. журн. ГУКХ НКВД. 1926. № 2. С. 31; Сазанов А. Похоронное дело в России… С. 60–64.


[Закрыть].

Для сравнения: первый крематорий в мире появился в Милане в 1876 г., затем в 1878 г. – в Германии, в 1885 г. – в Англии и США, в 1887 г. – в Швеции, в 1889 г. – во Франции и Швейцарии, в 1893 г. – в Дании, в 1902 г. – в Канаде, в 1903 г. – в Австралии, в 1907 г. – в Норвегии, в 1913 г. – в Нидерландах, в 1918 г. – в Чехословакии, в 1922 г. – в Австрии, Аргентине, Бразилии, Испании, Мексике, Чили и Португалии. Хотя в России был опыт массового сжигания умерших от чумы в Ветлянке еще в 1876 г., пропаганда кремации началась только в конце 1880-х годов. Впрочем, до революции идея кремации наткнулась на жесткое сопротивление Синода[526]526
  Бартель Г. О введении кремации в СССР // Коммунал. дело: ежемес. журн. ГУКХ НКВД. 1925. № 15–16. С. 28.


[Закрыть].

В 1923 г. по инициативе известного специалиста по кремации Гвидо Бартеля[527]527
  Бартель Гвидо Габриэлевич (Гаврилович) (1885, Одесса – 1942) – специалист в области кремации. Осенью 1941 г. отправлен как немец в казахстанскую ссылку, в 1942 г. арестован и приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.


[Закрыть] при поддержке наркома здравоохранения Н.А. Семашко[528]528
  Семашко Николай Александрович (8(20).09.1974, с. Ливенское Елецкого уезда Орловской губернии – 18.05.1949, Москва) – советский партийный и государственный деятель, один из организаторов системы здравоохранения в СССР. В 1918–1930 гг. – нарком здравоохранения РСФСР.


[Закрыть]была создана группа по пропаганде кремации, а сам Бартель направлен в Германию и Австрию для изучения этого дела. В октябре 1924 г. Государственным институтом социальной гигиены Наркомата здравоохранения в Москве была организована кремационная выставка, которую за 9 месяцев посетили 40 тыс. человек. Правда, основной контингент посетителей дали бесплатные экскурсии по воскресным дням, устраиваемые МГСПС и Главполитпросветом[529]529
  Бартель Г. О введении кремации в СССР. С. 29–30.


[Закрыть].

Наконец, в 1926 г. в столице было начато устройство крематория, открытого на Даниловском кладбище Донского монастыря в следующем году. Под крематорий было приспособлено бывшее церковное здание, а печи и приспособления доставлены из-за границы. Введение «огненного погребения» расценивалось как «культурнейшее орудие в руках нашего государства в борьбе с вековыми предрассудками, суевериями, косностью широких масс населения». Хотя в московском крематории в 1927 г. было сожжено всего 158 человек[530]530
  В октябре был сожжено 34 взрослых и 2 ребенка, в ноябре – 46 и 3, в декабре – 64 и 9 соответственно. Кроме того, в период строительства крематория (с 1 января по 7 октября 1927 г.) были кремированы, согласно завещанию, еще человек.


[Закрыть], эти цифры расценивались «для начала деятельности первого русского крематория блестящими». На очереди стояло устройство крематория на территории митрополичьего сада в Александро-Невской лавре в Ленинграде, а в перспективе – «задача насаждения кремации и в других крупных центрах». В частности, предполагалось построить крематории на Кирилло-Мефодиевском кладбище в Харькове и в Ростове-на-Дону. В Тифлисе сооружение крематория было даже включено в пятилетний перспективный план строительства[531]531
  Бартель Г. О введении кремации в городах СССP. С. 32; Его же. Обзор деятельности по кремации за 1927 год // Коммунал. хоз-во. 1928. № 5. С. 8; Веселовский Б. Некоторые итоги и ближайшие задачи // Коммунал. дело: ежемес. журн. ГУКХ НКВД. 1926. № 1. С. 12; Коммунальные предприятия // Там же. 1926. № 21–22. С. 100–101.


[Закрыть]. Но новый крематорий в Ленинграде был открыт только в 1973 г. Да и в целом «география» крематориев до войны ограничилась Москвой и Ленинградом, и только в 1983 г. список городов, имевших крематорий, пополнился Свердловском.

Еще перед открытием московского крематория высказывались сомнения относительно его пропускной способности. Действительно, если смертность в Москве в среднем составляла 27 тыс. человек в год, пропускная способность открывавшегося крематория не превышала 6,5 тыс. человек в год. Даже при допущении, что «огненное погребение» распространится на 50 % умерших, очевидной была необходимость строительства в ближайшее время еще одного крематория[532]532
  Хроника коммунальной жизни // Там же. 1927. № 7. С. 92.


[Закрыть]. Но второй крематорий открылся на Николо-Архангельском кладбище лишь спустя 45 лет. В 1985 г. крематорий появился на Митинском кладбище, а через 3 года – на Хованском.

Впрочем, количество сожжений в единственном до войны московском крематории росло из года в год. Так, в 1927/1928 хоз. году было 3162 сожжения, в 1928/1929-м – 5001, в 1929/1930-м – 6010. Однако в 1928 г. удельный вес подвергшихся кремации среди всех умерших в столице составил всего 14,5 %. И самое главное: 70 % прошедших через крематорий составляли «административно сожженные»: мертворожденные, после судебных медицинских вскрытий, выкидыши, безродные и т. п. Не спешили предаться «огненному погребению» даже коммунисты: удельный вес членов ВКП(б), кремированных в московском крематории в 1928 г., составил менее четверти всех сожжений. Даже в 1931 г. Москва, как уже отмечалось, оставалась единственным городом в СССР с крематорием. Хотя с пуском последнего в Москву стали «совершать паломничество» отдельные представители крупных городов Союза (Тулы, Харькова, Ростова-на-Дону, Свердловска и др.), дальше намерений дело так и не пошло[533]533
  Бартель Г. Работа Московского крематория // Коммунал. хоз-во. 1929. № 19–20. С. 34; Колесников Ф. Огненное погребение (к постройке второго крематория в Москве) // Коммунал. работник. 1931. № 9. С. 17.


[Закрыть].

Не в лучшем состоянии находилось перед войной и кладбищенское хозяйство. Архивные документы позволяют увидеть, что в 1939 г. «кладбища, в культурном содержании которых заинтересованы миллионы населения, во многих городах, не говоря уже о селах и деревнях… загажены, не благоустроены, чем вызывают справедливое недовольство трудящихся». Впрочем, речь шла не столько о приведении кладбищ в порядок, сколько о возможности разбить на занятых ими местах сады и парки. Подобные планы руководством Наркомата коммунального хозяйства РСФСР считались не только «практически целесообразными», но и «политически необходимыми»[534]534
  ГА РФ. Ф. А-469. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.


[Закрыть]. На пересечении идеологии и прагматики рождалось новое, далекое от православной традиции отношение к смерти. Однако нет оснований считать ликвидацию захоронений в городской черте и пропаганду кремации только проявлением атеистической политики коммунистической власти. Эти меры, помимо удара по Русской православной церкви и другим религиозным конфессиям, диктовались нехваткой площадей под застройку и задачей придания советским городам современного облика.