Текст книги "Пересечение"

Пересечение
Илья Борисович Бомштейн

Сидя в кафе около часа ночи и размышляя о жизни за чашечкой мате, она никак не могла привыкнуть к тому, что всё изменилось: изменились друзья. Стали практически чужими людьми, изменились привычные места, где, будучи студенткой, сидела и пила пиво… город стал чужим… или она стала чужой для города?

© Илья Борисович Бомштейн, 2015

© Ольга Евгеньевна Петрова, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть I

О ней и о нём.

Зимний вечер. Пустой холодный зимний вечер.

К ней пришло новое, вернее забытое чувство свободы.

Неопределимо, непреодолимо тянуло в какие-то моменты смутного, зыбкого, туманного детства. Да, ей двадцать, но чувствует себя прожившей не одно столетие.

Безличность, безликость, безумие…

Слитность и в тоже время раздельность многих понятий… Каких понятий? Доверия, любви – самых банальных, которые только могут быть.

Сумбур: разложить бы в голове всё по полочкам – нет, так не интересно. Лучше перемешивать, делать из мыслей коктейли, а-ля «Кровавая Мэри».

Порука… Общая, неразрывная была порвана ей в один миг, такой хрупкой и нежной, обладающей железной волей, желанием объять необъятное.

У окружающих вызывала либо раздражение, либо желание согреть. У некоторых эти два желания вступали между собой в ожесточённую схватку

Не всё жизнь тебе малина, не всё она радость приносит или…

Крылья ангела сожгли, давно сожгли…

Отрывочность, непредсказуемость, резкость…

Навёл, выдержал, вспышка – кадр готов. Ещё один из тридцати шести.

Тридцать шесть и шесть – нормальная температура человеческого тела.

***

Домой не раньше трёх-четырёх утра….

Тревожный поверхностный сон.

Очень хочется пить. Скорей, на кухню, за глотком воды. Единственное её спасение – вода.

Навстречу (сон) – масса, сплошная, бесконечная… потоком.

Крик… Безмолвный громче… громче…

Апатия, бессилие.

***

Не скоро…

Опять всё как всегда, или что-то изменится…

Открыть книгу: прочитать, переварить…

Для неё смысл в тех, кто отмечен, отмечен печатью незримого, неопровержимого…

Мосты, подсветка… Ностальгия и усталость в одном флаконе…

Горше, ещё горше…

Поймала машину.

– Куда?

– Не знаю…

– А всё-таки?

– На Васильевский.

За окном мелькают дома…

– Прибыли.

Вышла. Неспешно к стрелке Васильевского острова – смотреть на Неву, покрытую льдом, как покрыта льдом её душа.

Практически у самого края, перед томной, сонной речной гладью стоял он. Ветер как будто упирался в него и не мог продвинуться дальше.

Она подошла, встала рядом.

Тихо, было так тихо… и спокойно…

Положил ей одну руку на плечо. А второй показал вперёд…

В том направлении, куда простиралась его рука, двигалась маленькая светящаяся точка.

Присмотрелась… Поняла – звезда падает. Загадала желание.

– Сбудется?

– Да, если искренне…

Улыбнулась…

Дикое. Необузданное, первозданное… ждать…

Не смешно, очень грустно…

Следующим вечером – в театр… Та же жизнь, только сконцентрированная в мгновениях, экстракт, взятый из реальности и перенесённый на подмостки.

Ещё успеется назначить встречу остальным, с которыми – к сожалению, или к счастью? – не успела увидеться…

Уйти в подполье… Какое подполье! Его давно не существует!

Всё равно уйти…

Записать на свой счёт несколько так и не выполненных обещаний.

Раскрыть душу ему легко, но он никогда в полной мере не раскрывал свою.

Стрелка Васильевского…

Зачем она приехала, какова была цель? Цель – вспомнить… почувствовать и заново впитать в себя Петербургскую атмосферу.

***

Оригинальность мышления – достоинство, которое может дорого стоить.

Резко не принимал стандартность, упёртость, ограниченность в чём бы то ни было. Раскрепощение, но не разболтанность и вседозволенность.

Любитель небольших ресторанчиков и уютных кофеен, с предрасположенностью к неврастении, всегда прямой спиной он резко выделялся из общей массы.

Лёгкая походка, ироничность, за ироничностью – грусть, за грустью – отчаяние…

Через определённое время понял – кислород негативу надо перекрывать, причём окончательно…

Развитие отношений между людьми зачастую приводит к полному взаимонепониманию, а любовь даёт трещину – это в порядке вещей. Он хорошо знал примеры таких ситуаций, да и на своей шкуре испытывал нечто подобное.

Говорят, шрамы украшают мужчину, интересно, душевные тоже?

Несколько дней, недель – время не имело для него значения – мог не спать. Разница в отношении к сну. Некоторым достаточно несколько минут полежать с закрытыми глазами, другим мало и двенадцати часов…

Партия со знакомыми в преферанс – удовольствие от процесса игры, и абсолютно наплевательское отношение к результату.

Он любил гулять по ночам, вспоминать их разговоры…

И вот, она снова в Петербурге…

То, что они встретились на стрелке Васильевского острова, было абсолютной случайностью, счастливой случайностью, правда, напоминающей закономерность…

Конкретное слово, конкретное дело, плюс подтекст и подоплёка. Сужение рамок до плотно сдавивших четырёх стен.

Камерность пространства, в котором находился, превратил в массивную кантату. Звучал каждый миллиметр…

Меланхолия? Нет. Отстранённость? Тоже не то. Созерцание? В точку.

Он созерцал себя, её, родителей, свою квартиру, книги, город, прохожих небо, магазины, афиши, блочные дома, природу…

Сочетание эгоизма и желания помочь всем, кому только можно, придавало его характеру особый колорит.

Она же всё время пыталась казаться независимой, не нуждающейся ни в ком и ни в чём.

Попробуй угадай, кому из них больше повезло.

Бывают лихачи за рулём, бывают лихачи в жизни – он и она относились именно к ним.

Причинять боль другим? Суетиться? Кому это нужно!

Спокойствие и хладнокровие. Горячее сердце, холодный ум. Не для мести, для возмездия. Обиды прощаются, но не забываются.

Его губы изображали улыбку, которая играла на лице Пьеро, брошенного Мальвиной – уголками вниз.

Разучился улыбаться…

Высоко поднятая планка обязывает.

Встреча.

Сидел, листал литературные журналы – среди привычного графоманского бреда всегда можно найти несколько достойных внимания вещей.

Звонок.

– Да?

– Привет.

– Привет.

– Встретимся?

– Хорошо. Где?

– У Эрмитажа.

– Через сколько?

– Через полтора часа

– Договорились.

Начал одеваться. Чуть не забыл часы и кошелёк. Бывает…

До метро идти минут двадцать. Целых двадцать… В метро – минут сорок. Еще какое-то время на то, чтобы дойти…

Ничего не скажешь, романтично…

На улице – воздух, в метро – духи.

Душно даже в мороз.

В вагоне тряска, шум. От шума перестаёт работать голова. Взял в себя в руки, сосредоточился.

– Молодой человек, Вы выходите?

– Нет.

– Разрешите, я пройду.

– Пожалуйста.

Стандартный диалог. Бесит напускная вежливость.

В метрополитене логике подвержены передвижения эскалаторов и поездов, но не пассажиров…

Пассажиры – атомы в Броуновском движении.

Прочь из вагона, к самодвижущейся лестнице.

Наверх, наверх… Отдышаться, выбравшись из подземелья…

Скользкие тротуары. Ничего не поделаешь. Встал на путь – иди и не жалуйся.

Лейкопластырь залечит царапину, но не остановит кровотечение.

Прибыл к месту назначения… Опаздывала…

Закурил. Прошло минут десять. Заметил знакомый силуэт.

Непредсказуемое предопределяло необъяснимое, которое, в свою очередь, подталкивало к недосказанности.

Силуэт, плывущий по каменной реке, напоминал призрака, который вот-вот пройдёт сквозь тебя, не задумываясь о последствиях – об оставленной им памяти прожитого, тоски.

Желание красиво умереть…

Глупо…

Силуэт приблизился ещё на несколько метров. Даже не силуэт – фигура.

Плоть и кровь, в сущности – биоробот, с истекающим через определённый период сроком годности.

Она преодолевала обледенелую асфальтовую пропасть для того, чтобы скорее прикоснуться к нему. Он стоял – ждал, чтобы поймать её на исходе преодоления…

– Наконец-то!

– Я тоже рад.

– Ты холоден.

– Нет, просто сдержан. Слишком много чужих вокруг.

– А тебе на них не наплевать?

– Наплевать.

– Тогда, почему?

– Что, почему?

– Сдержан.

– От того, что мне на них наплевать, чужими они быть не перестают.

– В тебе накопилось много злобы.

– Не больше, чем в остальных.

– Ты не особо разговорчив…

– Сосредоточен.

– Скажи мне что-нибудь!

– А, что ты от меня хочешь услышать? Не изменилось ли моё отношение к тебе? Как я жил всё это время? Не изменилась ли ты?

– Не кричи на меня… Я этого не заслужила…

Шли, лавируя между людьми…

***

Попрощались. Он – домой. Она – в бар. Бар – шумно, весело. Дом – уютно, покой.

Разбирал старые блокноты, нашёл переписку:

«Первый раз пишу тебе письмо… Неловко себя чувствую. В голову лезут дурацкие фразы, цитаты из книг великих, но мёртвых, талантливых, но живых.

Сегодня наблюдал одно из уникальнейших явлений нашего города – чаек, роющихся в помойке. Вот до чего доводит голод и чаек, и людей (последние роются в мусоре гораздо чаще и с большим энтузиазмом).

Ничего не скажешь – радужную выбрал тему… Постараюсь сменить.

Как ты могла заметить, я не особо оптимистичен, зато прибегаю к иронии. Знаю, знаю – опять занудничаю… Извини.

Тяжело вырывать из души страницы.

Недавно пришёл к выводу: писать – вычёркивать мысли из головы. Угадай, что попадает на бумагу?

Суета сует…

Телевизор последнее время вообще не смотрю: бомбы, террористы, войны – моя нервная система такое зрелище не выдерживает, а твоя бы выдержала? Наверное, да…

Тебе, скорее всего, трудно будет принять всерьёз мои письменные излияния. Они тебе могут показаться смешными, но…

Твой…».

Ответ:

«Получила твоё письмо. Прочитала, задумалась – а, сколько тебе лет? С одной стороны – состоявшаяся личность. С другой – маленький ребёнок, который нуждается в постоянном уходе и контроле.

Бомжи, чайки, новости… Неужели тебя ничего не радует? Никто и ничто тебя не греет?

То, что ты пишешь, не может показаться смешным, поскольку является очень грустным.

Ты не такой, как все…

Твоя…».

И почему эти письма попались ему на глаза именно сегодня, после их встречи?

Ничего случайного не бывает – аксиома.

Новая встреча.

Столкновение мироощущений…

Ледниковый период на планете Земля привёл к вымиранию динозавров и дальнейшему развитию жизни. Ледниковый период действует на отношения двух людей точно также, только есть одно маленькое «но»: может получиться так, что развиваться нечему будет.

Её передёрнуло от таких рассуждений.

Нельзя циклиться, нельзя… Как же – это из той же серии, что и «Не думайте о белой обезьяне, только не думайте о белой обезьяне», – естественно, что ты будешь думать исключительно об этой самой обезьяне, и ни о чём другом.

Парадокс: хочешь тепла и мягкости – получаешь страсть, хочешь любви – получаешь секс, хочешь секса – получаешь доверие, – и как-то, вроде, не до плотских утех, не до любви, не до тепла, в принципе, не до жизни…

К чему всё это – он не понимал, вернее не хотел понимать.

Трёхмерного пространство не хватало, а в спиралевидном существовать пока не научились. Впрочем, им было всё равно – трёхмерное или спиралевидное. Хотели существовать вне пространства, но во времени.

***

Подъём по лестнице, звон ключей – обычный звук при доставании их из кармана – открывание двери… Ничего нового они за ней не увидят: коридор, слева и справа по комнате, прямо – ванная, справа от ванной – туалет, справа от туалета – кухня, своеобразная Мекка для общения друг с другом. На кухне пьют, закусывают, разговаривают, курят.

Тик-так, тик-так… Тик… так – это нервное.

В разговоре не обойтись без многоточий. Три маленькие точки, повисающее в воздухе, после сказанного ней, три маленькие точки, повисающее в воздухе после сказанного им…

– Ничего не изменилось.

– Кроме нас.

– Естественно.

– Возразить нечего.

– Ты…

– И ты…

– Мы?

– В определённом смысле.

– Если не секрет, в каком?

– Сказано же – в определённом.

– Что-то чересчур много отвлечённости.

– Конкретика скучна и утомляет.

– Какой ты умный…

– Не надо, мне сейчас не до сарказма.

– Сам виноват.

– Знаю, но проще от этого…

– Не становится.

– Я начинаю.

– А я заканчиваю.

– Дуэт разговорного жанра.

– Ха… Не до сарказма, говоришь?

– Не до всякого…

– Ах, извините!

– Опять начинается!

– Извини, издеваюсь…

Перемещение по коридору… Следующая остановка – комната.

– Здесь уютней…

– Но и напряжённей…

– Из-за?

– Мой взгляд достаточно красноречив?

– На испуг берёшь?

– Нет.

– И на том спасибо.

– На том свете отблагодаришь.

– Не смешно.

– Ты видишь или слышишь, чтобы кто-нибудь смеялся?

– Сбавь обороты.

– Душно.

– Сейчас приоткрою форточку.

С улицы – ни звука. Безветрие, безлюдье.

Невозможно провести точную инвентаризацию чувств даже в один конкретный момент…

***

На его лбу давно выжжено клеймо несуществующего. Его лоб весь был испещрён непонятными символами, заметными не многим, те, кто их видел испытывали или страх, или уважение.

Клац, клац… Зубы от страха бьются друг об друга. «Тише, тише…» – успокаивает она, – «Всего лишь кошмар». Кошмары мучили его во сне и наяву.

Перелезая через забор, рискуешь порвать штаны. Перелезая через себя, рискуешь порвать душу. Сутки просиживал за книгами, тетрадками только для того, чтобы приблизиться к знанию, которое из этих источников не почерпнуть.

Посмотрел в окно – деревья пестрели осенним узором, угасание до весны, прекрасное угасание…

Как опытный игрок-шулер определяет карты по крапу, так и он определял по облику людей степень их счастья или несчастья.

Впрочем кого волнуют чужие проблемы… Разве что психологов, и то, с корыстной точки зрения.

Часть II

Волнение.

Переступить порог. Сказать. Или сдержаться? А, если сказать, то что? И о чём?

Веление сердца – любить. Понимание разумом – скоро уедет. Кратко, но ёмко.

Короткий миг встречи. Две недели. Потом – каждый сам по себе. Опять.

Характерная ситуация. Пример взаимной невозможности быть в одном территориальном пространстве.

Не понимал, почему получилась так, что в разных странах. Не понимала, почему вместе с ним. Глупо…

Хроническая усталость от собственных чувств – не настигла, накрыла гигантской волной. Цунами взаимных эмоций.

Ночь. Открытое окно. Душно. Не спит. Из угла в угол. Как сумасшедший. Её до сих пор нет. «Аппарат абонента выключен или вне зоны действия сети», —

даже не гудки – записанный на цифровой носитель голос, повторяющий одно и тоже. Искать… бесполезно…

Насмехающийся своими размерами город.

Голод гонит животное на пастбище или охоту. Одиночество, как голод. Гонит его навстречу единственной. Её одиночество гонит на улицу, подальше от него. Если не сейчас, то никогда. Не сможет. Останется.

Ей нельзя, но она вернётся. Не к нему, к его душе.

Обнять. Вымокшую под дождём. Зарыться лицом в её волосы. Плакать. От счастья. От чего-то щемящего внутри.

Утром ничего не изменится… Никогда ничего не изменится…

Память души долговечнее памяти разума….

Как в дешёвой мелодраме про высокие чувства, но не мелодрама. Для них это – жизнь.

***

Перекрёсток. Символ. Что-то означает. От чего-то предостерегает. К чему-то готовит.

Глинтвейн. Каждый вечер. Не хватает камина.

Молча сидят.

Больно. Так больно, как никогда.

И в этом одна из ипостасей их отношений. Боль их сближает, притягивает друг к другу как магнит.

Карнавал. Дикое веселье. На экране. Сквозь его призму превращается в шабаш. Маски. Костюмы. Он и она. Их маски сняты. Они не по ту сторону экрана.

Причинно-следственная связь разрушена. Анархия стихий. Хаос – хорошо упорядоченный беспорядок. Теперь молчать – это говорить, а говорить – значит молчать.

Картины прошлого – проклятие, благо.

Высшая свобода для них – быть вместе. И в этом их высшее рабство.

Точка кипения ещё не достигнута. Но струна начала истончатся. Скоро настанет её время.

Пошёл на кухню. Захотелось кофе. Закончился. Выпил воды.

Потери неизбежны. Но они не хотят в это верить.

Закричать. Закричать так громко, чтобы лопнули собственные барабанные перепонки. Нет сил.

Он способен отказаться от неё ради неё. Способна ли она отказаться от него?

Время покажет.

***

Сидит. Читает книгу. На самом деле она уже десять минут не переворачивала страницу. Она не читает. Делает вид. Так легче сосредоточится.

Её думы тяжелы, как кандалы на ногах заключённого. Ещё тяжелее.

Долг и сердце всегда будут противостоять друг другу.

Счастье, если веление долга и веление сердца совпадают.

Отложила книгу. Включила телевизор. Переключает с одного канала на другой.

«Взрыв, происшедший накануне… Хосе, я не позволю тебе отнять у меня дочь!… Стой! Стрелять буду!… Проблема современного общества в том…..Чтобы ваш ребёнок вырос крепким и здоровым… Аномальная активность солнца связана…»

Выключила. Какое ей до этого всего дело?

Никакого.

Возвести мост над необъятной бездной. Тяжело. Но необходимо.

Сняли все зеркала. Не хотят видеть свои отражения – отражения фальшивы.

Педаль газа в машине марки «Жизнь» выжата до упора.

Несутся в мир сна и фантазий по белоснежному ночному шоссе, покрытому асфальтом простыней.

Как не хочется просыпаться.

Пробуждение неизбежно, как расплата за возможность увидеть мечту.

Разговор за завтраком:

– Как спалось?

– Хорошо. Мне снился такой чудесный сон. А ты? Выспался?

– Да, наверное, не знаю.

Возможно это их самое счастливое утро за всю жизнь.

Днём каждый убегает по своим делам.

Бешеный ритм бешеного города оставляет свой отпечаток на всём, что они делают.

Как это естественно.

Тёплые, грустные улыбки обречённых лишь на краткие моменты любви вечно молодых героя и героини бесконечного романа давно умершего сумасшедшего автора сродни спокойствию взгляда человека, идущего на эшафот, где через несколько долгих мгновений повесят его душу.

Все усилия, которые они приложат к тому, чтобы удержать друг друга, не пропадут даром.

Пропадут они сами.

Нехорошее предчувствие.

Марионетки в руках кукловода-мастера оживают. Стоит нитям оборваться – превращаются в кучу тряпья на полу. Но некоторые из них начинают жить сами, отдельно от ловких пальцев своего хозяина.

Обстоятельства из многих делают марионеток.

Они ими не стали, и этим подписали себе приговор, который никогда не будет сформулирован и оглашён.

Их спасение только в единстве.

Сгущаются сумерки. Естественный свет заменяют на искусственный.

Тусклый, грязно-жёлтый, угнетающий, но всё же свет.

Гуляют, держась за руки. Так им не страшно, так они сильнее.

Периодически под их ногами скрипят осколки разбитых бутылок.

Чем дальше идут, тем труднее даётся каждый следующий шаг. За любым поворотом – чёрная дыра. Поэтому – только прямо. Не сворачивая, не оглядываясь назад. За их спинами остаётся поедающая сама себя реальность.

Плод воображения. Сон. Что-то большее?

Разберутся потом.

А пока продолжают своё движение в безвременном пространстве.

***

Водопад. Шум кидающейся с обрыва и никак не могущей окончательно упасть воды.

Пелена из пыльной обыденности не позволяет летать…

Их отпустят только тогда, когда больше нечего будет ампутировать.

Костыли в крылья не превратишь. В лучшем случае послужат опорой.

Добрая сказка с плохим концом или хороший конец злой сказки?

Глашатаи судьбы, помолчите хотя бы минуту. И так вами слишком много сказано.

Как быть. Как жить. Он и Она. Как остаться. Как не сорваться.

Слишком много для них поставлено на карту.

Хочет её о чём-то спросить, но всё время забывает о чём. Хотя у неё есть ответы на все его вопросы.

Они горят, как горят подброшенные в костёр опавшие сухие листья.

Приносить себя в жертву ради друг друга – удел сильных, сильных духом.

А сейчас танцы – медленные, быстрые, бальные, латино-американские, рок-н-рольные, страстные, нежные. Танцуйте, танцуйте, пока ещё есть возможность, пока вы сильны, пока вместе, пока ваши души не поглотил страх. Танцуйте, танцуйте! Отпустите себя! Ощутите власть движений!

За один миг Он стал седым, за один миг в Её глазах отразилась вся Мировая История.

Не слишком ли для двух обычных людей? Но они необычные люди. Они любящие люди – это многое меняет, не правда ли?

Смотря для кого…

В прозрачных одеждах шагать по млечному пути…

Держась за руки…

Вместе…

Закрыть глаза и ощутить покой…

Хорошо, когда есть плечо, на которое можно опереться.

А если умирать, то смотреть на Небо со Спокойствием и Любовью.

***

Секунды – минуты – часы – дни – недели – месяцы – годы…

Существующая испокон веков временная цепочка, приспособленная под себя человеком.

Прокипятить бы свою совесть, как бельё… Ему не под силу…

Ищет возможность забыться. Но не находит. Никогда не найдёт.

Щепотка соли на рану бывает целебной. Иногда надо заново пережить боль, чтобы от неё избавиться.

Своего рода шоковая терапия…

Для него – пытка.

– Заруби себе на носу – я не твоя собственность! Хорошо понял?

– Не смей на меня кричать…

– Ты… ты… ты невыносим!

– Можно подумать… А у тебя характер просто ангельский, да?

– Эгоист… ненавижу…

– Знаешь что…

Обнимает Её. Она Его. Плачут.

– Прости…

– И ты…

– Нервы…

– Именно они.

– Пойдём на кухню… Выпьем чаю…

– Пойдём.

Она садится. Он подходит к кухонному шкафчику.

– Тебе крепкий или не очень?

– Чем крепче, тем лучше.

– Хорошо.

Заварил. Налил чай в чашки. Сел рядом с ней.

Перекличка сердец. Диалог.

Скорость взаимообмена информацией зависит от степени доверия. Прежде всего, доверия к себе. И только потом доверия к близкому человеку.

Клич брошен. Боевой, призывающий к последней битве клич.

Он был услышан.

Силы неравны.

Этим Их не напугаешь.

Внимание и восприятие обострились до предела.

Их сон больше напоминал боевое дежурство.

Глаза открыты. Дыхание равномерное и тихое. Грудная клетка практически не шевелится.

Тело расслаблено, но при этом в любой момент готово придти в движение.

Холодная голова.

Усталости не осталось.

Вот и всё.

Длина пути определяется его сложностью. Сложность определяется количеством принятых решений и количеством необходимостей делать выбор.

Закат Эпохи происходит только тогда, когда больше не имеет смысла её развивать, когда нужны радикальные перемены.

Их Эпоха заканчивается. Им осталось не так много.

И только от Них самих зависит – будут ли их оплакивать ивы над прудом или Они будут вознесены ветром к солнцу.

В любом случае Их не забудут

Спина к спине, душа к душе.

Скоро Ей отправляться в обратный путь. Ему – либо следовать за ней, либо оставаться одному.

Деревья уже запели Балладу. Ветер на исходной позиции. Ворота в Небо отроются через каких-нибудь двадцать часов – оно готово предоставить Ей свободную полосу.

Диспетчеры и пилоты заканчивают подготовку.

Это Её самый ответственный полёт. Второго такого не будет.

Для Него – самый важный выбор в жизни.

Лететь прямо или войти в штопор – каждый волен выбирать сам.

Пошёл снег. Тает, не долетая до поверхности земли.

В этом сущность и Их бытия – тают, так и не достигнув цели.

У них остался последний шанс.

Звучит музыка. Сама по себе, в независимости от Их настроения и пожеланий. Проникает в самые дальние уголки души. Призывает их к действиям, к решающим действиям. Лестница в небо ждёт.

Письма, которые писали друг другу, потеряли своё значение.

Личные дневники отправлены в мусорную корзину.

Облака переняли форму Их мыслей.

Материализация духа… слияние началось.

***

– Всё собрала?

– Кажется… Да.

– Отлично. Скоро нам выезжать.

– Знаю. Но так не хочется.

– Надо.

– Вечно это дурацкое «надо».

– Так устроен мир.

– Ты со мной.

– До определённого момента.

– До какого?

– Ты поймёшь, когда он наступит.

Отвернулась.

Неопределённость всегда удручает, заставляет нервничать. Главное, под влиянием эмоций не совершить необдуманных поступков, не сделать того, о чём потом долго будешь жалеть.

Взяла себя в руки.

– Ты прав. Будь, что будет.

– Вот видишь.

– Самое страшное, что ты почти всегда прав…

– Я от этого тоже не в восторге.

– Верю…

– Не переживай.

– Легко сказать…

Ещё чуть-чуть и Он бы рассмеялся. Но этот смех не над Ней, смех не от веселья, а смех, который сквозь слёзы.

– Закрой форточку! Дует.

– Сейчас.

– Мог бы и сам догадаться…

– Не надо, пожалуйста…

– Что «не надо»?

– Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю…

– А мне надоело понимать. Не хочу.

– Тогда не понимай.

– Ты как всегда отличаешься тактичностью…

– Так. Хватит. Нам осталось всего пять часов. Давай хотя бы немного поспим!

– Как скажешь.

Она погрузилось в сон сразу после того, как её голова коснулась подушки.

Он так и не смог заснуть.

***

Шум от больших висячих телеэкранов. Кафе заполнены.

Гул турбин сливается с гулом никак не прекращающихся разговоров.

Они сидят, ожидают регистрации – после неё – новая жизнь.

– Позвони, когда долетишь.

– Конечно.

– Обещаешь?

– Не трави душу!

Сжал её ладонь своей рукой.

Его рука была холодной. Её – горячей.

– Моя очередь.

– Иди. Я помашу тебе с балкона, когда будешь садиться в автобус.

– Ты дождёшься, пока самолёт взлетит?

– Естественно.

– Спасибо тебе.

– Всё, иди!

Смотрел вслед.

Вышел на балкон.

Когда Она садилась в автобус – помахал ей рукой.

Дождался, пока самолёт выехал на полосу, пока разогнался, пока взлетел, пока исчез из виду.

Теперь его черёд.

Взлётная полоса свободна. Он расправил руки.

Разбег. Взлёт…