Текст книги "Камикадзе"

30 сентября, 10.23 пополудни

После долгого подъема на колоннаду в боку кололо. Даниил подошел к бортику и облокотился на него обеими руками. Закрыл глаза… постоял молча… полез в карман за сигаретами.

Там, наверху, все опять напились, опрокинули пепельницу, и мир стал серым. С колоннады город казался жалким, совсем маленьким. Напрягись, плюнь – доплюнешь до самых окраин.

Согласно плану Даниил занял позицию неподалеку от входа на колоннаду. Чуть дальше видами Петербурга любовался Гребень с гитарным футляром в руке, а на другой стороне уже минут двадцать прогуливался Артем. Полный молодой человек в мешковатом плаще.

Горизонт выглядел так, что его хотелось пожалеть, назвать «горизонтик». За ним, далеко слева, лежал невидный Финский залив. Внизу плыли ржавые крыши троллейбусов. Даниил отвернулся и прижался к бортику спиной. Поправил воротник куртки. Несколько раз прошелся туда-сюда. Пригляделся к остальным посетителям.

Пожилая пара (немцы? скандинавы?), ходят, любуются. Молодой человек с девушкой, – видно, что из провинции. Очкарик в дождевике. Типчиков с мускулистыми плечами и характерными стрижками видно не было.

Он еще раз достал из кармана сигареты, прикурил и снова повернулся лицом к Исаакиевской площади. Серое, похожее на тюрьму здание гостиницы «Астория». Зеленый от окиси Николай Первый на коне. Облезлый фасад Мариинского дворца.

Понятно, почему туристы к нам не едут. Приедешь в такую Северную Пальмиру, погуляешь по набережным и площадям, а потом вернешься в гостиницу и повесишься от тоски и безысходности.

В гробу туристы видали такой отдых – лучше уж съездить… ну, например, на Ривьеру. Впрочем, на Ривьере Даниил не бывал. Возможно, там все было так же, только солнца больше.

Сигарета, которую он держал в руке, быстро промокла. Он больше не чувствовал ее вкуса.

Стоявший дальше по галерее Гребень отвернулся от бортика и посмотрел Даниилу прямо в глаза. Не меняя позы, Даниил задрал бровь: «Что?» Гребень повел подбородком вниз. Даниил понял, что к лестнице, ведущей на колоннаду, прошел Густав.

Значит, через несколько минут появится и японец. Очень хорошо.

Он швырнул докуренную сигарету в лицо заплаканному миру и стал смотреть в сторону входной двери. Если бы Гребень не предупредил его заранее, он никогда бы не догадался, что перед ним Густав-Великий-и-Ужасный.

Бочком протиснувшись, под дождь выбрался средних лет мужчина в длинном, дорогом и элегантном пальто. У мужчины была чересчур пижонистая для его возраста испанская бородка и дорогая оправа очков. Он скривился, посмотрел на небо, откуда продолжали сыпаться гаденькие капли, и раскрыл черный зонт.

Скользнув равнодушным, неузнающим взглядом по Даниилу, мужчина поправил воротник пальто и, не торопясь, зашагал по галерее. Когда он проходил мимо Даниила, тот почувствовал запах дорогого афтешейва.

Почти сразу снизу пискнули милицейские сирены, и из-за «Астории» показался кортеж машин. Впереди бело-голубая милицейская, за ней – несколько дорогих лимузинов. Красные солнца на прикрепленных к капотам флагах были единственными солнцами этого самого дождливого из миров.

Высыпавшие из головного лимузина бодигуарды в темпе образовали живой коридор, и только после этого дверца самой большой машины открылась, и над макушкой японского премьера раскрылся громадный зонт. Вокруг раскрылось еще несколько зонтов поменьше. Все это вместе поплыло в сторону собора и скрылось из виду под массивным фронтоном.

Во рту стоял кислый привкус. Как будто он только что на время пробежал стометровку. Вон в том ресторанчике за Мариинским дворцом они с Полиной как-то ели вкусного цыпленка. Сколько ему потребуется времени, чтобы подняться на эту высоту? По телевизору говорили, что нынешний японский премьер – спортсмен и вообще энергичный парень. Пистолет, лежавший в кармане, невыносимо оттягивал левую половину куртки. Даниил почувствовал, что начинает сутулиться. Сколько времени уже прошло? Он вспомнил, как позавчера, уходя, Лора сказала, что обязательно дождется его – во сколько бы он ни приехал. Или она не говорила «во сколько бы ни приехал»? Почему он это вспомнил? Говорят, перед смертью человек вспоминает самое главное в своей жизни. Он что, сейчас умрет? Когда же появится этот японец?

Дул сильный ветер. От холода у Даниила противно ныло ухо. Цыпленок с Полиной… Лора, обернувшаяся на пороге… это и было самым лучшим в его жизни?

В дверном проеме показалась внимательная физиономия бодигуарда. Не делая последнего шага вперед, он обвел взглядом галерею, зацепился на мгновение глазами за Даниила и наконец целиком вышел наружу.

Бодигуард был здоровенным мужиком под два метра ростом. У него был неброский, но очень дорогой пиджак и галстук спокойного сероватого оттенка. Ни того, ни другого бодигуарду жалко не было. Не обращая внимания на дождь, он сделал несколько шагов по галерее. За ним вышли и все остальные.

Сверху, из-за зонтов, Даниилу не было видно, сколько человек приехало с японцем. Теперь, когда все поднялись, он задрал брови: на галерею вывалилась целая толпа сопровождающих.

Охранников, как и обещал Густав, было четверо. Один рядом с телом, держит зонт. Еще двое – по бокам, чуть сзади. Сухонький японец мелкими шажками шел по металлическому полу галереи и вполсилы улыбался всему, на что падал его взгляд.

Рядом, старательно выговаривая слова, шагал отечественный дядька в дешевом костюме. Экскурсовод, догадался Даниил. За ним, на ходу тараторя, двигалась молоденькая переводчица с зачесанными назад волосами и в юбке, как положено, чуть выше коленок. Остальная публика идентификации не поддавалась.

– Колоннада Исаакиевского собора – самая высокая смотровая площадка города. Петербуржцы и гости любят подниматься сюда, чтобы полюбоваться красотой открывающегося вида.

Провинциальные влюбленные прекратили свои фотоэксперименты

(давай снами меня вполоборота, чтобы было видно, какая у меня куртка, и во-о-он тот голубенький домик, но только на фоне площади, и пусть влезет немножечко неба, ладно?)

и тоже обернулись в их сторону. Когда японец проходил мимо, Даниил как можно дальше отступил из прохода и вежливо опустил глаза.

– С этой стороны, господин премьер-министр, вы можете полюбоваться знаменитой стрелкой Васильевского острова и неторопливым течением Невы, главной реки нашего города…

Одновременно с экскурсоводом чирикала, едва успевая, переводчица. Японец прошел мимо Даниила, поравнялся со старичками-иностранцами. Охрана аккуратно убрала с дороги влюбленных. Не торопясь и не меняясь лицом, премьер кивал окружающим, послушно смотрел в ту сторону, куда указывал экскурсовод, и не переставал улыбаться.

Охранники настороженно вращали маленькими, коротко остриженными головками.

Они отошли от входа на галерею уже метров на десять. Мимо Даниила ползли последние сопровождающие. Из-за поворота показался Артем.

Артем прогуливающимся шагом шел навстречу японцу, а тот слушал, что Васильевский остров, отлично видный справа от нас, был назван так в честь одного из сподвижников знаменитого русского царя Петра Первого.

На Артеме был надет несуразный, почти до щиколоток плащ. В плаще он выглядел на несколько размеров толще, чем был на самом деле. Когда он прошел мимо Гребня, тот отвернулся к стене и спиной закрыл чехол своей гитары. На Гребня никто не смотрел. Гуляющие по колоннаде смотрели на японца, а японец и охрана смотрели на приближающегося Артема.

Как только мимо прошагал замыкающий бодигуард, Даниил передвинулся на центр прохода, сунул руку за пазуху и нащупал рифленую рукоятку «ТТ».

Артем сделал еще шаг, и путь ему преградил охранник в дорогом пиджаке:

– В сторону, пожалуйста. Официальная делегация.

Артем был одного с ним роста и не обратил внимания на его слова. Он стоял и глупо улыбался. Громко, через голову бодигуарда, он сказал:

– Вы переводчица?

От удивления девушка запнулась, попыталась договорить предложение, окончательно забыла, о чем речь, и повернула голову в его сторону.

– Вы переводчица?

Охранник не понимал, что происходит. Одной рукой он пытался сдвинуть с пути Артема, а вторую шаловливо тянул к нижней пуговице своего пиджака. Словно прикидывал, а не пописать ли ему хоть раз в жизни с колоннады Исаакиевского собора, но немного стеснялся.

– Да, я переводчица.

Артем очень медленно расстегнул пуговицы и отвел в сторону левую полу плаща,

– Переведите, пожалуйста, что это шесть килограммов армейского тротила. Если я просто шевельну пальцем, от собора не останется даже пары кирпичей.

Куда лучше эта картина смотрелась бы весенним солнечным утром, когда на металлических поверхностях играли бы блики света и мужественные лица бодигуардов покрывались смертельной бледностью.

Но утро было не весенним. За бортиком ограждения нудно барабанил дождь.

Даниил вытащил руку с пистолетом из-за пазухи и сделал шаг назад.

«Шаг в сторону! Это захват!» – рявкнул Артем, и все четверо бодигуардов синхронно, словно части одного механизма, пришли в движение. Двое телами закрыли непонимающего японца, а тот, что ближе всех стоял к Артему, с пистолетом в руке бросился на него.

Это было глупо. Они не блефовали. Чтобы взорвать бомбу, Артему действительно нужно было лишь двинуть пальцами. Это было глупо, но громадный стокилограммовый мужик, не рассуждая, как учили, летел на Артема.

Руки у Артема были заняты. Он держал проводки детонатора, а охранник уже вытягивал пистолет к его голове. Спустя мгновение тишину взорвал первый за бесконечное утро выстрел. А спустя еще одно – молоденькая переводчица что есть силы завизжала. Так, как умеют визжать до смерти перепуганные молодые и симпатичные женщины.

Охранник рухнул на металлический настил сразу – всем телом. Густав, размахивая пистолетом, гаркнул: «Всем лечь!» – и одновременно Гребень дал очередь в воздух из «Калашникова».

– Лежать! Лежать! Все взорвется! Лежать!

Он, надсаживаясь, кричал слова приказаний, но ничего не происходило. Охранники, вытянув в его сторону стволы пистолетов, прикрывали японца. Сопровождающие, открыв рты, смотрели на Густава в упор.

Густав шагнул, приставил свой пистолет к высокому, с залысинами, лбу экскурсовода. И нажал на курок. Голова с громким хрустом разлетелась на куски.

Стоявший рядом с экскурсоводом пузатый тип в галстуке весь до пояса покрылся мелкими черными брызгами крови. Сила выстрела была такой, что стоявшего у самого ограждения экскурсовода выбросило наружу.

Мелькнув в воздухе старыми ботинками, он рухнул вниз и, проскользив немного по мокрой крыше, застрял, зацепившись плащом, почти у самого края.

Все разом повалились на мокрый металлический настил. Замыкавший колонну охранник рыпнулся куда-то вбок. Даниил упер ему в лицо дуло пистолета.

Японец медленно присел на корточки. По его черным прилизанным волосам стекали капли. Прикрывавшие его бодигуарды опустились вместе с ним.

– Это захват! Малейшее движение – и все взлетит на воздух!

Даниил, как и было ему сказано вчера на инструктаже, следил за теми, кто лежал у его ног, и одновременно посматривал, чтобы кто-нибудь не появился из ведущей на колоннаду двери.

(появится – тут же стреляй, или в голову, или в живот, будешь мяться – и себя погубишь, и акцию)

Забухав коваными ботинками по настилу, Гребень обежал колоннаду вокруг. Оттуда, тыча в бок автоматом и держа рукой за ворот куртки, он приволок давешнего интеллигента в дождевике.

– Больше никого?

– Никого.

За спиной Густава серел мокрый город, и серело над городом мокрое небо. Зеленый от окиси Николай Первый презрительно отвернулся от происходившего на колоннаде. Ему, самодержцу и реакционеру, никогда не нравились злые парни в черных кожаных куртках.

Густав картинно передернул затвор «Макарова» и не торопясь обвел взглядом распластанных перед ним мокрых людей.

– Все слушают меня внимательно. Мы не уголовники, мы ведем политическую борьбу. Никакого вреда простым людям мы не причиним. Это ясно?

Женщины тихо всхлипывали. Густав перешагнул через несколько тел и подошел к японцу. Охранники снизу вверх, как бездомные псы, смотрели ему в лицо.

Густав обратился к переводчице:

– Скажи ему, что мы не уголовники, что у нас только политические требования.

– Я уже перевела… все, что вы сказали.

– Скажи ему, чтобы лежал тихо. Будет делать как я скажу, – останется жить. Переведи, что у нас бомба и смерти мы не боимся. Когда наши требования выполнят, он сможет идти.

Девушка, смешно кривя губы, залопотала по-японски. Премьер внимательно выслушал ее и сказал что-то в ответ. Даже лежа животом в луже, он умудрялся выглядеть так, словно под зацветающей вишней ведет неспешную беседу с приятным собеседником.

– Господин Фукоку просит, чтобы вы отпустили ни в чем не повинных людей и допустили врача к этому несчастному молодому человеку.

Густав перевел взгляд на охранников:

– Кто старший в группе?

– Я.

– Ты представляешь, что такое шесть кило тротила?

– Представляю.

– Тогда сдай оружие и скажи своим, чтобы сдали.

– А когда…

– Не рассуждать! Исполнять приказ! Еще слово скажешь, и я твоему японцу пулю между рогов влеплю! Сдал оружие и лег мордой в пол! Быстро!

Охранник положил пистолет на пол. Двое его подчиненных положили свои рядом.

– Ты! Иди сюда и осмотри раненого. Быстро! Остальным не шевелиться.

Охранник подошел к подстреленному парню. Вокруг того успела натечь довольно большая лужа черной крови.

– Плохо. Тут врач нужен.

– Тебя учили оказывать первую помощь? Перевяжи, и пусть лежит.

– Какая помощь? У него дыра в животе. Его тронешь, он кровью истечет.

Густав молча смотрел на охранника. Потом достал из нагрудного кармана вчетверо сложенный листок бумаги.

– Вот это – передашь своему начальству. Это наши требования. Когда приедет врач, скажете, что мы разрешаем ему подняться. Без фокусов – вход мы заминируем прямо сейчас.

Охранники переглянулись.

– Я останусь с японцем.

– Ты останешься здесь только трупом, ясно? Бегом вниз! И если через десять минут нам не передадут ответ на наши требования, я лично отстругаю твоему японцу ухо, понял?

Охранники поднялись. Дорогие костюмные брюки облегали их мокрые мясистые ноги. Артем закрыл за ними дверь на галерею.

Наглый Гребень, с автоматом наперевес, улыбался во весь рот. Даниил понимал его: еще ни одна их акция не проходила так гладко. Вот что значит – с ними Густав.

Густав скинул пальто и очки прямо под ноги. Бородку он отлепил одним движением.

– Теперь быстро! Данила! Артем! Закрыть дверь! Ты – быстро на ту сторону! Японца я держу. Поехали, поехали!

Повозившись с проводами, Артем прикрутил скотчем несколько шашек тротила к дверному косяку и вогнал в дверь несколько принесенных с собой гвоздей. Остальную взрывчатку он вытащил из-за подкладки плаща и сложил аккуратной стопочкой перед японцем. Проводки детонатора тоже очень аккуратно протянул в сторону.

Спустя минуту появился Гребень:

– На той стороне тихо.

– Сейчас станет громко. Минут через пять.

Даниил опустил пистолет и наконец сунул руку в карман плаща. Там лежали сигареты.

Все. Совсем все.

– Мы все-таки сделали это?

– Сделали. Вы молодцы.

– И что теперь?

– Осталась ерунда.

Даниил услышал, какая странная тишина повисла сзади, и обернулся. У парней были вытянувшиеся, непонимающие лица. Он перевел взгляд на Густава.

В руках у Густава была рация – маленькая, черная. Он поднес ее к уголку рта и негромко сказал:

– Центр? Алло, Центр? Говорит «Семнадцатый». Мы взяли его. Переходим ко второй фазе.

30 сентября. То же время

Сигнал о взятии заложников поступил на пульт диспетчера группы в 11.05, а уже спустя пятнадцать минут «Гром» в полном составе мчался в сторону Исаакиевского собора, распугивая пешеходов воем сирен.

Полковник любил такие минуты. Оружие в руках, парни замерли на скамьях. Его отряд делал дело. Люди могут быть уверены – он начеку. Парни натянут маски на лица, возьмутся за оружие и восстановят порядок. Что бы ни случилось. Быстро и надежно.

Машина затормозила резко. Стуча подошвами, бойцы посыпались наружу.

Полковник негромко скомандовал «Построиться!» и поискал глазами встречающих. Встречающими были несколько типов в милицейской форме.

– Полковник? Мы вас ждем.

– Нас ждать не надо. Мы на месте. Что там?

Тип в милицейской форме обильно потел, вытирал толстую шею носовым платком и по третьему разу описывал, что именно происходит.

– Японский премьер? Ничего себе!.. Они что-нибудь требуют?

– Да, передали меморандум.

– Деньги? Самолет? Наркотики?

– Эфир на телевидении.

– Чего?

– Эфир на телевидении.

– Психи ебаные!

Милиционер с тоской заглядывал ему в глаза.

– Что теперь?

– О чем вы?

– Что будем делать?

– Вы – отдыхать. Руководство операцией переходит ко мне. Пожарных вызвали?

– Да. Пожарных… «скорую». Все едут. Собор оцеплен, народ с площади убираем.

– Вы свободны. Лейтенант! Ко мне!

(просто так светошумовую гранату на колоннаду не закинешь, нужна «Муха»)

Тип в милицейской форме, о существовании которого Полковник давно забыл, был еще здесь.

– Простите, Полковник. Это не всё.

– Что еще?

– С вами хотят поговорить…. понимаете…

– Кто?

Тип наклонился и на ухо сказал Полковнику кто.

– Откуда-откуда?

– Точно вам говорю. Прежде чем начинать, вы бы с ними поговорили.

На огражденную решетками и тройным кордоном площадь начинали прибывать пожарные машины. Милиционеры не пускали их ближе первого кордона. Пожарные, перекрикивая шум моторов, надрываясь, орали.

Вместе с милицейским начальником Полковник побродил между большими рычащими машинами. У «Волги» были государственные номера. Сам Полковник давно пересел на служебный «SAAB».

(«Волга»… смешно… почему «Волга»?)

Перед машиной стоял охранник в зеркальных очках и пиджаке. Он открыл дверцу:

– Садитесь внутрь. Быстро!

От этого тона Полковник вскинул голову… будто кто-то высморкался в его мундир… будто он увидел, как лезут в постель к его жене. Потом он опустил голову обратно и все-таки сел в машину.

Тип в милицейской форме остался ждать снаружи. Сквозь незакрытую дверцу «Волги» до него долетали обрывки разговора:

– Так точно!.. Да, товарищ майор!.. Все понял!..

– Вы всё поняли?

– Так точно!

– Особенное внимание обратите на тех, кого я вам описал…

А потом тот, кого называли майором, добавил фразу, которую должен был услышать, наверное, только Полковник, но которую милиционер услышал тоже:

– Ни один из них с колоннады уйти не должен. Вообще ни один.

…

– Что это?

– Это рация. Моя рация.

– Густав… Зачем тебе рация, Густав?! С кем ты разговариваешь?!

– Сядь! Убери руку от детонатора! Я все объясню! Конкретно тебе ничто не угрожает, слышишь?

– Густав, что ты затеял?

– Можешь больше не называть меня Густавом. Можешь называть меня по званию. Просто Капитан.

И он назвал организацию, в которой работает.

А Даниил-то думал – кого Густав ему напоминает?

(антитеррористической деятельностью у нас в стране занимаются несколько независимых друг от друга структур, у кого-то из них в движении есть свой человек)

Подняться на колоннаду. Проделать отверстие в животе у охранника. Взять в заложники премьера могучей азиатской империи. И узнать, что рядом с тобой стоит офицер спецслужбы!

Гребень шагнул к японцу и ткнул ему автоматом в лицо. Он затравленно озирался. Переводил взгляд с Густава на Артема, а с него на Даниила.

Успокойся и выслушай. Я ВСЕ ОБЪЯСНЮ!

– Что ты объяснишь?

– Всё! Сядь!

– Что здесь можно объяснить?!

– Опусти ствол. Или я тебя пристрелю.

Внизу суетились люди и выли сирены машин с государственными номерами, а они стояли вокруг распластанного на металлическом полу японца и смотрели друг на друга. Пальцы впивались в курки, но никто не торопился выстрелить первым. Никто никуда не спешил.

Потом Гребень убрал дуло автомата от лица японца и сделал шаг в сторону.

– Хорошо. Можешь сказать, что ты хотел. Я слушаю.

У Густава была немного смущенная улыбка. Будто он пукнул при дамах, но ведь он не специально! с кем не бывает? Да, он работал на Контору, а что здесь такого? Поверьте, парни, так было лучше для вас. Вы хотели сыграть и выиграть? Вы сыграли и выиграли!

– Ты думаешь, почему мы смогли его взять? Ты думаешь, иностранного премьера можно вот так взять в заложники? Открой глаза! Нас прикрывали! Нас всю дорогу прикрывали! Нас и дальше будут прикрывать. Можете считать, что отныне вы на государственной службе. Вам, парни, ничто не угрожает.

– Как ты мог?!

– Я хоть раз тебя обманывал?

– Ты врал нам с самого начала!

– Я просто не говорил ВСЕЙ правды. А теперь сказал. Я не подставлял вас раньше. Не подставлю и теперь. Все идет по плану.

– А как же решение Бюро?

– Какого Бюро?

– А как же решение? Наша информационная акция?

– Не было никакого решения! Не было Бюро, не было решения…

– Ты с самого начала знал, что никакой акции не будет? Что подумают люди из Бюро?

– Бюро – это я. Всех этих деятелей повязали почти год назад. Уже очень давно все «Прямое действие» – это я. Просто вы об этом не знали.

– Сука.

– Я?

– Нет, я! Из-за тебя мы здесь! Нас сейчас мочить начнут!

– Не начнут. Я специально пошел сюда вместе с вами. Операция прошла удачно. Ты попадаешь под программу защиты лиц, сотрудничающих с Конторой. Ты получишь деньги и документы на другое имя. Сможешь уехать из страны.

Он повернулся к Артему с Даниилом:

– Вы тоже получите все, что причитается. Ты, Данила, можешь забрать деньги, о которых договаривался со своим Майором. Деньги приготовлены. Ждут тебя внизу. А тебе, Артем, я хочу предложить работать со мной в паре. Я к тебе присмотрелся и понял – ты сможешь…

Густав говорил медленно, как гвозди вбивая им в голову каждое слово. Они стояли и молчали.

– А как же?..

– Что?

Я не понимаю. Если ты работаешь на НИХ… если ты с самого начала работал на них… зачем ты нас сюда приволок?

– Честно?

– Честно.

– Понимаешь, Артемка, наша с тобой Контора получает деньги из международных фондов. Большие деньги. Эти деньги перечисляют, чтобы мы развивали программы по борьбе с терроризмом. Последнее время финансирование свернули… Акция была необходима… Со временем я объясню подробнее. Ведь теперь мы работаем вместе, да?

– Все-таки ты сука…

– Ты думаешь, я один сука? Между прочим, Писатель тоже наш человек. С самого начала был наш.

– Писатель, это правда?

Парни, как механизмы, повернули головы. У Артема был охрипший голос.

– Ну ладно – он… Но ведь мы с тобой…

Еще у него были огромные глаза. Даниил попробовал ответить. 11 и чего путевого из этого не вышло.

– Всё! Кладем оружие и спускаемся! По одному! То, что я сказал, остается в силе. Если не соглашаетесь – вы трупы. Если соглашаетесь – можете считать, что сегодня у вас самый удачный день в жизни.

Моросящий дождь все стучал и стучал по жестяному козырьку. Гребень снял руки с приклада автомата… опустил руки. Даниилу показалось, что сейчас он заплачет.

– Нет. Это неправда.

– Что «неправда»?

– Все неправда. Я никогда не работал на спецслужбу. Он врет.

– Хватит, Данила. Все кончено. Зачем тебе эти понты?

Артем с Гребнем смотрели только на него. Так смотрят на доктора родственники онкологических больных.

– Не слушайте его. Не знаю, что он себе навоображал, но это вранье. Ни из какой страны уезжать я не собираюсь. Что он имеет в виду – понятия не имею. И вообще, парни, нас тут трое, а он один. Может, пристрелим умника?

– Данила, ты сумасшедший?

Даниил вытащил из кармана сигареты, прикурил и убрал пачку обратно.

– Не знаю. Может быть. Наверное, я сумасшедший. Но я – не сука. По крайней мере не такая сука, как ты. Отсюда по собственной воле я не уйду. Мы поднялись делать дело? Давайте делать дело.

Все смотрели на него. Даниил курил и, усмехаясь, разглядывал их лица. У сигареты был отличный вкус.

– Ты серьезно? Не уйдешь?

– Не уйду.

– А я-то подумал…

– Ты что, не знаешь меня?

– Знаю. Просто когда говорят такие вещи… Сам понимаешь…

Артем широко улыбнулся.

– Дай, как бы, Писатель, сигарету, что ли.

– Свои кури. У меня мало.

– Вот и хорошо, что мало. Здоровее будешь.

Он вытащил из пачки Даниила сигарету, прикурил и кивнул в сторону заложников:

– Что будем делать с ними?

– Как я понимаю, эфира на телевидении нам не дадут. Или дадут, а, Густав? Я думаю, ребят можно отпустить. Нам тут и без них вроде не скучно…

Гребень подошел к лежащим заложникам.

– Всех?

– Всех.

– Может…

– Да брось ты. Нам бы между собой разобраться.

Гребень велел им встать и построиться. Одежда у стоящих людей была мокрая, слипшаяся, перепачканная ржавчиной. По лицам, прокладывая дорожки в грязи, текли капли дождя… или слезы?

– С вами – всё. Можете идти.

Сперва нерешительно, а потом почти вприпрыжку заложники двинулись к выходу. Старичок-скандинав поддерживал свою старушку под локоть. Упитанные мужчины из сопровождения японца вжимали головы в почти белые воротники рубашек.

Лежать оставались только японец и давящаяся слезами девушка-переводчица. Артем наклонился к ним и помахал рукой в сторону выхода:

– Алё! милые! идите отсюда!

Девушка перевела. Премьер поднял серое лицо. Потом поднялся на ноги. Артем махал руками у него перед носом.

– Нерусский? Не понимаешь? По губам читай: «По-шел-на-хер!»

Даниил докурил, бросил сигарету вниз и огляделся. Странное дело: дождь все еще лил. Ветер все еще завывал. Город был все еще серым. Больше это его не трогало.

– Хорошо-то как.

– Ага.

– Как бы, неплохо начать отсюда выбираться.

– Да. Неплохо.

Они разом посмотрели на Густава, держащего руку на рукоятке «Макарова». Артем, не поднимаясь с корточек, сказал:

– Знаете, парни? Вы идите, а я его задержу.

– Ты?! Меня?! Задержишь?!

– Да. Я. Тебя задержу. Идите, парни, и, если получится, убейте внизу несколько ублюдков вроде этого.

– Не катит. Уходить – так, как бы, всем вместе. Сначала этого вниз сбросим, а потом пойдем.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– Не хотите сдаться на моих условиях?

– Засунь свои условия себе, как бы, в задницу.

– Артем, ты тоже не хочешь сдаться?

– Нет.

– Данила?

– Да пошел ты…

Густав не спеша вытащил пистолет из-за пояса.

– Мне казалось, что из вас может выйти толк. Я ошибся. Прощайте.

…

– Готовы?

– Так точно.

– Как они стоят, запомнили?

– Так точно.

Снайперы были рассажены вдоль бортов. Старший группы поерзал, поудобнее усаживаясь на полу, и сквозь прорези в маске поглядел в лицо Полковнику.

Полковник, пригибаясь, чтобы не задеть макушкой железный потолок, прошел в кабину, сел в кресло рядом с пилотом и нацепил наушники с микрофоном.

– «Первый»! Слышишь меня?

– Слышу хорошо, товарищ полковник, прием.

– Ориентируйся на первые выстрелы. Как только снайперы стартуют – оба взвода должны рвать наверх, как русские борзые. Понял меня?

Он махнул пилоту рукой: «Взлетаем!» Парни в камуфляже аккуратно сняли борт с машины. Лопасти крошечного вертолета задрожали, будто планировали прямо сейчас забиться в истерике.

Земля наклонилась, прицелилась дать Полковнику по лбу… он понял, что вертолет оторвался от земли. Такие шестиместные (пилот, командир группы и по два спайпера с каждого борта) машины он пробовал использовать еще там… в Анголе… сколько же лет назад это было?

Если противник засел, скажем, в ущелье… где-нибудь на высоте… если он считает, что застрахован от сюрпризов… то и пусть себе считает.

Грузишь вертолет в фургон (кто догадается, что вертолет можно привезти в машине?) и подъезжаешь к объекту как можно ближе.

Вертолет взлетает почти беззвучно. Когда противник увидит, как на него выныривает вся в прожекторах морда вертолета, одновременно врубаются все сирены и тут же с земли его начинает поддерживать артиллерия… в лучшем случае у него хватит времени помолиться. Какой-нибудь очень короткой молитвой.

– Отсчет высоты пошел. До контактного уровня осталось двенадцать метров… Десять… Семь… Четыре…

Оборачиваясь к замершим снайперам, Полковник повторил:

– Четыре. Мы начинаем.

…

Справиться не то что с тремя, а даже с тридцатью тремя такими, как эти, для Густава было просто, как потушить окурок об спящую кошку. Перед началом операции руководство его Конторы просчитало все до деталей. Он был уверен, что сюрпризов не будет.

И все-таки он проиграл.

Уехать из страны… жить в лучших отелях мира… делать секс с влажногубыми мулатками. Занимайся чем хочешь – у тебя столько денег, что ты можешь позволить себе всё.

Они должны были согласиться, поверить ему, сложить оружие, сдаться, подставить затылки. Тогда он аккуратно, одного за другим, перестрелял бы их как собак.

Но они не согласились. А когда японец скрылся в дверном проеме и он мог начинать – было поздно.

Из-под колоннады, ревя сиренами и слепя прожекторами, выплыл вертолет. В эту секунду растерялись все, но Артем пришел в себя быстрее, чем даже Густав. Даниил успел заметить, как, изогнувшись дугой, мелькнуло в опасной близости от края его большое и грузное тело.

Они рухнули на пол и замерли.

Артем обеими руками сжимал провода детонатора:

– Бегите! Я взрываю!

Одновременно с его криком Даниил услышал, как о камень плющатся пули снайперов.

Краем глаза Даниил видел, как, переползая через окончательно замершего охранника, к нему карабкается Гребень. У него было безумное лицо. Снаружи бешено ревели сирены.

– Артем, они убьют нас всех! Я знаю этих людей! Подними руки и отойди от детонатора! Они убьют нас всех!

Гребень был уже близко. Он, словно большое насекомое, перебирал руками-ногами и двигался к выходу. Даниил приподнялся на локте, кинул взгляд в сторону вертолета и тут же нырнул обратно.

– Бегите, парни! Я взрываю!

– А ты? – успел крикнуть Даниил, но ответить Артем не успел.

На стенку брызнуло черным. Перед глазами танцевали угольки, а вокруг не происходило больше ничего особенного. Не надо было никуда спешить. Можно было посмотреть в глаза Артему и увидеть, что ему больно, но пока он держится.

(fuck!., умирать-то как неохота)

Вертолет все ревел. Он почти нависал над ними. Тень от него почти накрывала ползущего в сторону выхода Гребня.

– Бегите, блядь! Я взрываю!

Приняв решение не умом (какой уж тут, в задницу, ум?), а тем, что ниже диафрагмы, Даниил рванул с места и, пригибаясь как можно ниже, побежал. Каждый шаг… словно новая строчка на экране зависающего компьютера… Даниил просто считал шаги и боялся оглянуться, чтобы посмотреть, как там сзади.

Он бежал, а за краем колоннады, ревущий и страшный, висел вертолет. Даже пригнувшись, он ощущал на себе сосредоточенные взгляды снайперов. Он уже видел выход с колоннады, но чувствовал, что добежать до него не успеет, и, когда до двери оставалось несколько метров, он не выдержал и прыгнул, а взрыва все не было, и повисшая ватная тишина… куда только делись сирены?., давила на уши, а пульс бился в ушах, сотрясая колонны и давно, наверное, взбудоражив весь город, но, когда у него за спиной наконец рвануло, он уже летел, раскинутыми руками чувствуя холодный осенний воздух, и только потом на другой от него стороне планеты на волю вырвался ослепительный свет, и все сделалось пусто и безвидно, и продолжалось это не просто вечность, а сразу несколько вечностей подряд.