Текст книги "Где-то там, за морем…"

Крис Картер
Где-то там, за морем…

Глупые дети, в объятиях Морфея

Эти ль вы ищете сны?..

Рей Дж. Макмориган

«…Смерть и сон – вот две величайшие загадки почти для всех людей. Для кого-то смерть – это сон; для кого-то сон – это разновидность смерти. Но для всех, всех смерть и сон – ближайшие родственники, братья, старший и младший. Воспринимать их порознь – занятие столь же бессмысленное, сколь и вредное.

Более того: видеть сны и умереть – это практически одно и тоже. Недаром для прорицаний люди во все времена вызывали души умерших. Ибо кто лучше них видит сон Мира, называемый нашей жизнью.

Сновидец – это тот, кто стоит на краю двух миров, нашего мира и мира Вечной Тени…»

Открытая книга забыто лежала на маленькой тумбочке в ванной. Ополоснув руки и лицо, Скалли потянулась за полотенцем, и взгляд её случайно зацепился за эти дурацкие строки. Она не помнила, как называется книга и кто её автор. Она даже не смогла вспомнить, когда же она читала эту книгу, лёжа в ванне, – время от времени она любила так отдыхать. Но очевидно, читала – как бы иначе эта книга здесь оказалась.

Скалли мысленно сплюнула и вышла из ванной комнаты. Не самое лучшее занятие для рождественского вечера – читать мрачные рассуждения о сне и смерти. В другое время она бы, может, и просмотрела пассаж до конца, чтобы усмехнуться, а то и процитировать его при случае Малдеру. Но не сегодня же! Особенно если в гости пришли отец и мать. Редкие телефонные звонки никоим образом не могут заменить живое общение. Да хотя бы просто посидеть рядом с отцом, посмотреть в его лицо.

«Символ моей веры в людей и оплот надёжности, – подумала Скалли и усмехнулась. – Вообще– то такие мысли плохо сочетаются с католическим воспитанием. А всё дурное влияние мистера М.». Она снова усмехнулась и вошла в гостиную.

Увы, но приходилось прощаться.

– Так и оставишь ёлку на целый год? – с улыбкой спросил капитан Уильям Скалли.

Дана виновато кивнула, а потом подняла упрямый взгляд.

– Ага, – ответила она, – так и оставлю на целый год. Ты обычно, – она хитро прищурилась, – заставлял разбирать ёлку на следующий день после Рождества.

– Ну, – сказал Уильям Скалли, – если тебе удобно подметать сухие ёлочные иголки целый год – тогда пожалуйста.

– Можно подумать, – вмешалась Маргарет Скалли, мать и жена, – что он знает, каково это – сметать ёлочные иголки.

– Ладно, Мэгги, – с притворной суровостью сказал Уильям, – поехали.

Миссис Скалли подняла брови.

– Хорошо, поехали, – ответила она и повернулась к дочери. – Спасибо за приём. Обед был очень вкусный, как обычно.

Дана обняла мать, прижалась щекой к её лицу. Потом отстранилась и подошла к отцу.

– Счастливого плавания, Ахав, – козырнув, негромко сказала она.

Уильям Скалли широко улыбнулся и обнял её.

– Спокойной ночи, Старбак, – произнёс он, слегка похлопав дочь по спине.

Маргарет Скалли подняла брови и выразительно поглядела на мужа. «По-моему, ты сам торопился», – безмолвно напомнила она. Но капитан Скалли не внял этому молчаливому напоминанию. Сделав шаг назад, он ещё раз пристально посмотрел на молодую женщину.

– Как работа? – спросил он. – Всё хорошо?

– Ага, – Дана энергично кивнула, – с работой всё хорошо.

Она умолкла, ожидая продолжения, но отец молчал, словно не зная, что же ещё сказать. Повисла неловкая пауза.

– Ну что ж, – неопределённо произнёс Уильям Скалли, поворачиваясь и направляясь к выходу.

Дана двинулась вслед за ним. Она с грустью смотрела на то, как родители одеваются, открыла им дверь, поцеловала на прощание мать. Её не оставляло странное ощущение, что всё это уже было и в прошлый раз закончилось паршиво.

Выходя, отец слегка потрепал её по плечу.

– Спокойной ночи, пап, – с улыбкой сказала Дана. Прикрыв дверь, она сквозь щель смотрела, как родители усаживаются в машину. Хлопнули дверцы, заурчал двигатель. Проводив глазами удаляющиеся габаритные огни, Скалли вздохнула и защёлкнула заток.

«Вот и кончился праздник, – грустно подумала она, оглядывая гостиную, – остались лишь мелкие хлопоты по хозяйству». Но убирать со стола и домывать посуду не слишком хотелось. Скалли снова невесело вздохнула, включила для создания шумового фона телевизор и забралась с ногами на диван, взяв давешнюю книжку.

«…Не бывает смерти без сна, равно как не бывает сна без сновидений. Тропы этой реальности испещрены сновидениями смерти. Никто не может избежать видений смерти при жизни и видений жизни в инореальности, зовущейся смертью.

Тонка грань реальностей для тех, кто рядом со смертью, и ведут они окружающих тропами неясными. И опасность подстерегает того, кто доверится поводырю такому. Великая опасность или великая удача – кто мажет отделить одно от другого?..»

Скалли резко открыла глаза, разбуженная слишком громким воплем ведущего очередного бездумного рекламного шоу, крутившегося по телевизору. Её всё-таки сморило. Она тряхнула головой, проснувшись окончательно.

И оторопела. В кресле в углу гостиной сидел её отец. Губы Уильяма Скалли шевелились, но Дана не слышала ни звука, кроме воплей телеведущего.

– Папа, – недоумённо произнесла Дана, – вы же вроде уехали?

Она села на диване. Взгляд отца – неподвижный, даже немного пугающий – был устремлён на неё, слов по-прежнему не было слышно.

– Где мама? – спросила Дана, всё ещё ничего не понимая.

И в этот момент заверещал телефон за спиной. Дана вздрогнула и оглянулась назад. А когда она повернулась к отцу, то не увидела его – кресло было пусто. Скалли замерла. Она некоторое время с недоумением глядела на то место, где только что видела отца. Телефон заверещал второй раз, и Скалли, нахмурившись, покачала головой. «Чёрт, то ли я всё ещё не проснулась, – подумала она, – то ли начиталась дурацких книжек перед сном, и мне спросонья привиделось».

Скалли взяла трубку только после четвёртого звонка:

– Алло.

Тишина.

– Слушаю вас.

– Дана? – услышала она после долгой паузы голос матери, который едва узнала.

– Мама? Что случилось?

– Папы больше нет, – с трудом выговорила Маргарет Скалли. – У него был инфаркт час назад… Он умер.

Дана прикрыла глаза, а потом вновь поглядела на кресло в углу. Мягкое сиденье было слегка примято, словно тот, кто сидел в кресле, покинул его полминуты назад.

Университет Джексон

Роли, штат Северная Каролина

12 ноября 1994

Поздний вечер

Стёкла в машине запотели изнутри, и в какой-то момент у Лиз мелькнула мысль, что они с Джимом то ли в батискафе, то ли ещё чёрт знает в каком маленьком подводном кораблика погружаются, мерно покачиваясь, в какие-то жуткие глубины. Мысль мелькнула и сразу же ушла, ведь Джим – классный парень, и когда Лиз оставалась с ним наедине, незачем было думать о чём-то постороннем. И очень хорошо, что мир за стёклами машины невидим – взгляд не цеплялся ни за мокрые чахлые кусты на обочине, где был припаркован «Мерседес», ни за ветхие постройки в стороне от дороги. Было тепло, тихо и уютно, как в материнской утробе.

Но неприятные мысли всё равно лезли в голову – впереди были рождественские каникулы, обещавшие только нудное общение с предками и расставание с Джимом.

– Клянусь, – тяжело дыша, говорила Лиз в перерывах между поцелуями, – в день Рождества вся моя семья откроет подарки. А я буду сидеть в своей маленькой норке и думать: «Жаль, что нет Джима. Хотела бы я, чтобы Джим был здесь».

– Я знаю, – успел ответить парень, прежде чем Лиз накрыла его губы своими.

Поцелуй длился, казалось, вечность. Лиз сидела верхом на бёдрах Джима, обнимая его за шею, а он гладил её спину и ягодицы, чувствуя даже через одежду жар её тела.

Упоительный момент слияния вот-вот должен был наступить, пальцы девушки нащупали и расстегнули ремень на брюках парня, но…

В боковое стекло постучали, и рассеянный свет фонарика осветил лица влюблённой парочки. Лиз прерывисто вздохнула-ахнула – скорее от неожиданности и разочарования, чем от испуга.

«Чёрт, – подумал Джим, – вот кайфолом-то какой!»

– Ну вот, – натянуто усмехаясь, сказал он, – засекли.

Лиз плюхнулась с его колен на соседнее сиденье и принялась поспешно приводить одежду в надлежащий вид, а Джим, стерев с губ следы помады и застёгивая ремень, опустил боковое стекло.

– Что случилось, сэр? – спросил парень, жмурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза, и пытаясь разглядеть непрошеного гостя.

– Выйдете из машины, пожалуйста, – скрипучим голосом произнёс незнакомец.

– Сэр, простите, – столь искусственно виноватым тоном стал оправдываться Джим, что Лиз тихонько хихикнула, – мы сейчас проедем, и всё будет в порядке, сэр…

– Я сказал, – более жестоким тоном прервал его тираду незнакомец, – выйдете из машины!

«А, чёрт, – подумал Джим, поднимая стекло, – опять на моралиста напоролись. Теперь целый час будет докапываться – кто, что да почему». Он вылез из машины, захлопнул дверцу и выпрямился. Свет фонаря бил ему в глаза, и парень инстинктивно поднял руку, заслоняясь от яркого луча.

– Опустите руки, – приказ прозвучал всё так же жёстко.

На незнакомце была фуражка и какая-то форменная куртка, остального Джим не мог разглядеть из-за слепящего света.

– Документы, пожалуйста, – произнёс незнакомец, слегка отводя фонарь. И Джим увидел, что тот одет в джинсы, а на ногах – какие-то рыжие тупоносые ботинки. Ни один полицейский не допустил бы такого.

– Сначала – ваши, – резко ответил парень.

Фонарь опустился, и Джим постарался разглядеть, кто же перед ним, но перед глазами замелькали багровые круги.

Лиз увидела, как смазанное пятно света метнулось по косой дуге вверх, Джима отбросило на машину, и он медленно сполз на землю, оставив на боковом стекле полоску крови из рассечённой ударом тяжёлого фонаря скулы.

– Вот и славно, – донёсся до девушки голос незнакомца, уже другой – мягкий, даже несколько ласковый.

Лиз отчаянно закричала.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Утро

Шон О’Лири захлопнул дверцу своего подержанного «доджа» и направился в дому. Чугунная калитка каменной ограды, которой был обнесён его участок, покосилась, петли скрипели, и О’Лири в очередной раз пообещал себе заняться ею в ближайший уик-энд. Хотя бы подтянуть и смазать петли. Правда, обещал он это себе после каждого дежурства вот уже семь месяцев.

На ходу стягивая кожаную куртку, Шон взбежал по ступеням крыльца, толкнул входную дверь и, пройдя через прихожую, вошёл в кухню. Бросил куртку на стол, распахнул дверцу холодильника и немного порылся в продуктах, бормоча себе под нос довольно-таки непечатные выражения. Наконец поиски Шона увенчались успехом, и он вытянул на свет божий пару бутылок «Ред Булл». Захлопнул дверцу и от души выматерился вполголоса.

Сзади раздался сухой демонстративный кашель. Шон резко обернулся и покраснел. У входа в кухню стояла, прислонившись к косяку, высокая сухощавая женщина. Её седая голова была чуть откинута назад, живые серо-зелёные глаза строго смотрели на Шона.

– Привет, ма, – пробормотал Шон. – Извини, я не знал, что ты здесь. Кэйтлин О’Лири оттолкнулась от косяка и подошла к сыну.

– Я понимаю, Шонни, что ты не допустил бы непристойных высказываний в моём присутствии, но использовать в подобных выражениях имя Матери Божьей и её сына – непростительно. Даже наедине с собой, Шон.

Шон покраснел ещё гуще. Это было нелепое зрелище: высоченный – метр девяносто – тридцатидвухлетний мужчина, комплекцией напоминающий футбольного полузащитника в полной амуниции, краснел, как первоклашка. Но таково уж было его воспитание. Не боявшийся ни Бога, ни чёрта здоровенный рыжий полуирландец-полушотландец Шон О’Лири робел перед матерью.

Кэйтлин О’Лири – девичестве Мак-Ги – рано овдовела и воспитывала двух детей в строгости и богобоязненности, насколько это было возможно в безумной атмосфере конца шестидесятых – начала семидесятых. С Шона, как со старшего, она спрашивала строже, и доставалось ему за все детские шалости больше, чем младшей Мэри Пэт.

Кэйтлин не препятствовала, но и не приветствовала женитьбу сына. «Мог бы найти приличную ирландскую девушку, – ворчала она иногда, – а не эту проклятую пуэрториканку». Ворчала она, правда, наедине с собой, но Шон чувствовал её отношение к Сильвии Дельмонте, ныне миссис О’Лири. Теперь он понимал причину материнской неприязни. Сильвия была неаккуратна, сварлива, неумна. И плюс ко всему – бесплодна.

Брак тянулся по инерции; всё чаще в супружеской постели Шон поворачивался спиной к жене и засыпал. Былая страсть двух лет до брака и первого года супружества ушла. О’Лири с удивлением вспоминал иной раз о бессонных ночах, отданных любви, когда не дежурство он приходил с красными от недосыпания глазами и снисходительно выслушивал подначки сослуживцев. Даже некогда стройная фигурка Сильвии раздалась, оплыла. «Боже, – иногда думал он, – и всё за каких-то три года». Шон всё чаще погуливал на стороне и подозревал, что и Сильвия зря времени не теряет.

Но, несмотря на всё это, религиозные убеждения не позволяли Шону развестись с Сильвией. А ведь семья фактически развалилась.

– Как прошло дежурство, Шон? – спросила Кэйтлин.

– Спасибо, ма, – рассеяно ответил Шон, – всё в порядке.

– Слава Всевышнему, – перекрестилась миссис О’Лири. – Когда твой отец уходил на дежурство, я всегда молилась, но один раз, видимо, не слишком усердно.

Брайан О’Лири был патрульным полицейским, его застрелил налётчик, когда уходил от погони после ограбления ювелирного магазина. Шону тогда было всего пять лет.

– Твой отец хоть патрулировал улицы, где, кроме преступников, всё-таки попадались и

честные люди, – в который раз продекламировала миссис О’Лири. – Вокруг тебя же —

самые гнусные негодяи.

– Мне легче, ма, – в который раз ответил О’Лири. – Отец ходил среди преступников, прикидывавшихся честными людьми, у них было оружие. Я же хожу мимо клеток с мерзавцами. Я в большей безопасности.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

14 ноября 1994

8:30

«Всё как всегда, – грустно подумала Скалли, входя в подвал. – Призрак копается в бумагах и выдаёт сногсшибательные интерпретации и версии. Звонят телефоны, снуют люди. Всё как всегда».

Бесшумно приблизившись к напарнику, Скалли чуть сбоку заглянула ему в лицо.

– Последний раз ты был так увлечён, когда смотрел видеоновости для тех, кто одинок и

кому нечего делать за полночь, – сказала она.

Малдер быстро обернулся, но Скалли уже сделала шаг в сторону и отошла к заваленному папками столу.

– Дана, ты же вроде взяла выходной, – мягко произнёс Фокс. – Как у тебя дела?

– Дана? – Скалли с полуусмешкой подняла брови. – Надо же…Спасибо, всё в порядке. Над чем работаешь?

Она вернулась к столу Малдера и заглянула в бумаги, которые напарник изучал до её прихода.

– Два дня назад была похищена парочка из университета Джексон. Элизабет Хоули и Джеймс Сандерс. Обоим по девятнадцать лет. В прошлом году тоже была похищена влюблённая парочка, только это произошло в университете Дьюк. Неделей позже обоих студентов нашли мёртвыми. И точно такой же случай был три года назад в Пенн-Стейте. Неделя поисков – и два трупа в результате.

– Значит, – полувопросительно произнесла Скалли, – в течение недели их держали где-то живыми.

Малдер кивнул.

– И пытали. Полиция каждый раз полагала, что это единичный случай. Но теперь очевидно, что мы имеем дело с серийным убийцей.

Рассказывая, Малдер старался заглянуть в глаза Скалли, поддержать молчаливым участием, взглядом, в конце-то концов. Но Скалли полуотрешённо слушала его и глядела куда-то в сторону.

– Как бы там ни было, – закончил Призрак, – если наше предположение верно, у нас остаётся всего пять дней, чтобы найти этих детей.

Повисла неловкая пауза. Наконец Скалли взглянула в лицо напарнику:

– Мрачный срок, я бы сказала.

Малдер легко тронул Скалли за плечо и тут же уткнулся в бумаги.

– Есть ещё один мрачный срок, – сказал он, не поднимая головы. – Через неделю Лютер Ли Боггз сядет в газовую камеру в Северной Каролине.

Он протянул Скалли папку.

– А этот-то здесь при чём? – спросила Дана, разглядывая малопривлекательное лица на фотографии.

– Он утверждает, что у него есть информация, относящаяся к делу. Он описал браслет Хоули до мельчайших деталей. Эта информация была доступна только членам семьи.

– Или похитителю, – добавила Скалли.

Малдер улыбнулся – от ироничной апатии Скалли остался только лёгкий дымок.

– Боггз считает, что, если его таланты помогут спасти хоть одного из этих юнцов, ему следует скосить приговор до пожизненного тюремного заключения.

– Таланты? – изумилась Скалли.

– Он утверждает, что получает информацию по астральному каналу, – хмыкнул Малдер и, мотнув головой, медленно пошёл в противоположный угол комнаты.

– Малдер, – глядя ему в спину, произнесла Скалли, – извини, но я сто, почувствовала нотку Скепсиса в твоём голосе?

Фокс повернулся к ней и уселся за стол.

– Может быть, – ответил он, развалившись на жёстком стуле, словно в мягком кресле.

«Ну ничего себе», – подумала Скалли. Она с любопытством, даже с некоторым недоумением слушала напарника.

– По Лютеру Боггзу, – продолжал Малдер, – плачет газовая камера. Он там уже был, причём отправил его туда я. Его пристегнули к креслу, но в последний момент дали отсрочку. Боггз утверждает, что пережитые ощущения открыли ему канал связи с потусторонним миром. В принципе, я бы поверил, но только не этому типу. Ни за что.

«Что-то новенькое», – подумала Скалли, но вслух сказала совершенно иное:

– Значит, ты считаешь, что Боггз подстроил похищение, сидя в тюрьме? Специальный заговор, чтобы спасти его жизнь?

Малдер энергично кивнул и открыл папку на нужной странице.

– В шестилетнем возрасте Лютер Боггз перерезал всех домашних животных в доме, где жил. Когда ему было тридцать лет, он задушил пять членов семьи, собравшихся на обед в День Благодарения, а потом спокойно сел смотреть баскетбол по телевизору. Некоторые убийцы – порождение общества, некоторые мстят за прошлые оскорбления и изнасилования. Боггз убивает потому, что ему это нравится.

Малдер подался вперёд и опёрся локтями на стол. Скалли внимательно смотрела на него, ожидая продолжения, но Фокс молчал.

– И что, к тебе обратились, чтобы ты с ним поговорил? – спросила она.

Малдер развёл руками и встал.

– Вообще-то он сам потребовал, чтобы я с ним поговорил, – ответил он.

– А почему именно ты?

– Ну, – произнес Фокс, достав из ящика стола пистолет, – потому что он изучил свой психологический портрет, который сделал я, и считает, что только я в состоянии понять, что он собой представляет.

Он вложил пистолет в кобуру и потянулся за пиджаком.

– Как бы то ни было, я уезжаю в Роли сегодня днём, – закончил Малдер.

Скалли быстро положила лист на стол и встала.

– Я поеду с тобой.

Малдер остановился и внимательно посмотрел на неё.

– Похороны будут в полдень, – глядя в сторону, произнесла Скалли.

Малдер чуть наклонился и заглянул ей в глаза.

– Я думаю, что не стоит так торопиться. Ты бы ещё немного отдохнула, – негромко сказал он.

– Мне нужно работать, – упрямо и даже зло отрезала Скалли.

И тут Малдер мягко провёл ладонью по её щеке.

– Мне очень жаль твоего отца.

Дана неловко кивнула. Ладонь задержалась на щеке. Потом Малдер опустил руку, резко повернулся и быстро пошёл к двери. На пороге обернулся:

– До встречи.

Скалли снова кивнула, коротко вздохнула и решительно шагнула к шкафу, где Малдер держал свой архив. Выдвинула ящик, пробежала пальцами по корешкам папок и вытащила одну, за номером Х-167512. «Визуальные контакты с умершими».

Некоторое время Скалли отрешённо глядела на обложку. Любопытство настойчиво советовало заглянуть внутрь, но рационализм не позволял.

«Должно же хоть что-то остаться незыблемым и постоянным, – невесело усмехнулась она, заталкивая папку на место и задвигая ящик. – Даже в такой сумасшедший день, как сегодня».

Эта мысль посетила Скалли вновь, когда она стояла рядом с матерью на берегу Чесапикского залива. Накрапывал мелкий дождь, дул пронизывающий сырой ветер, усугубляя обстановку похорон. Частые небольшие волны раскачивали катер, стоящий на якоре ярдах в ста от берега. Там, на корме, бывший сослуживец отца, корабельный капеллан, совершал обряд погребения, принятый на военном флоте. Только вместо тела, завёрнутого в брезентовый саван, перед ним была урна с пеплом капитана Уильяма Скалли. Играла музыка, казалось бы, совершенно неподходящая для похорон, и жизнерадостный голос Синатры только бередил болезненные раны души:

Где-то там, за морем,

Где-то там, за морем,

Где мы будем…

Дана повернулась к матери.

– Как капитан, он должен быть похоронен в Арлингтоне, со всеми почестями, – сказала она.

Маргарет Скалли сквозь застилающие глаза слёзы неотрывно глядела, как пепел её мужа развеивается над морской водой.

– Он хотел, чтобы его похоронили именно так, – произнесла она. Повернувшись к дочери, добавила: – Только в присутствии семьи.

Обряд закончился. И музыка словно зазвучала громче, раздражая Дану своей неуместностью. Мать, почувствовав это, негромко произнесла, глядя в море:

– Эта песня играла, когда его корабль возвращался с кубинской блокады. Он сошёл по трапу и промаршировал прямо ко мне. А потом он сделал мне предложение.

Дана склонила голову.

– Я знаю, – сказала она после долгого молчания, – что вы с папой были… – она умолкла, подыскивая нужное слово, – разочарованы, когда я выбрала путь, по которому иду, вместо того, чтобы заниматься медициной. Но…мне нужно знать – он вообще гордился мной или нет?

Маргарет Скалли грустно улыбнулась сквозь слёзы.

– Он был твоим отцом, – ответила она, не глядя на дочь.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Утро

– Где эта драная сука, ма? – спросил О’Лири.

– Шон, не должно так говорить о данной тебе Богом жене, – ответила Кэйтлин.

О’Лири хотел что-то сказать насчёт того, откуда взялась Сильвия, но промолчал, не желая впадать в богохульство при матери. Кэйтлин О’Лири могла простить любую нецензурную фразу, вырвавшуюся в гневе. Но не богохульство – этому прощения не было.

– И всё-таки, где она, ма?

– Она уехала за полчаса до твоего прихода.

– Твою мать… – тихо пробурчал Шон. – Небось на моём «мустанге»?

– Она сказала, что на автобусе уже не успевает, – дипломатично ответила Кэйтлин.

Она отлично знала, как её сын относится к своему спортивному «скакуну». Шон купил машину подержанной, отремонтировал, отладил, и теперь «форд-мустанг» работал как часы.

О’Лири снова вполголоса грязно выругался.

– Шон, или попробуйте пожить отдельно, – внезапно резко произнесла миссис О’Лири, – или постарайся наладить отношения. Мне страшно смотреть, как ты дёргаешься и мечешься из стороны в сторону. Я чувствую, что скоро произойдёт что-то очень нехорошее.

Шон, склонив голову, потёр подбородок:

– Нет, ма, всё будет хорошо. Пусть идёт, как идёт. Я… знаю, что должен делать.

Кэйтлин непонимающе поглядела на сына:

– Откуда, Шон?

– Мне один человек сегодня, ну… нагадал, что ли.

Кэйтлин нахмурилась:

– Он твой сослуживец?

О’Лири не смог солгать и покраснел.

– Нет, ма.

Миссис О’Лири в ужасе поглядела на сына:

– Шон, неужели ты…

О’Лири потупил взгляд:

– Да, ма. Он убийца. Но он…он знает моё прошлое и будущее.

– Шон! Как ты можешь?!

– Да, ма. Я верю ему.

– Он преступник!

– Но я верю!

Кэйтлин побледнела. В углах глаз выступили слёзы.

– Я знала, Шон, – впервые созналась она, – что твоя женитьба и твоё богохульство доведут тебя до этого, что ты начнёшь якшаться с преступниками.

Центральная тюрьма

Роли, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

17:50

Лютер Ли Боггз сидел на стуле, уставившись неподвижным взглядом на сжатые в кулаки кисти своих скованных рук. На крупных костяшках пальцев были вытатуированы буквы: «kill» – на правой руке и «kiss» – на левой. Мешковатый красный комбинезон, положенный опасному заключённому, делал его тощую фигуру располневшей и бесформенной. Низковатым хриплым голосом он говорил нараспев, не обращаясь ни к кому конкретно, словно вещал:

– Душа Лютера Ли Боггза тонет в адском огненном море. Теперь он в наших руках.

Впервые с того момента, как агенты ФБР вошли в камеру, Боггз поднял на них взгляд. Глаза его горели каким-то лихорадочным огнём.

– В наших? Это в чьих? – переспросил Малдер. Войдя в камеру, он пододвинул Скалли стул, помог ей расположиться поудобнее, но сам остался стоять, внимательно глядя на заключённого. – Ты имеешь в виду души твоих жертв?

– Мёртвых, живых – не всё ли равно, – тем же напевным голосом поправил его Боггз. – Все души едины.

Малдер наклонил голову и глянул на Лютера исподлобья.

– И вы их соединяете, – продолжил Фокс.

Боггз сел прямо, дыхание его стало учащённым и тяжёлым. Он улыбался.

– Дана, – проговорил он каким-то другим, более мягким и естественным голосом, – пожалуйста, поймите, что отсюда мы можем вернуться в прошлое, мы можем видеть настоящее, мы можем знать будущее.

– Откуда – отсюда? – прервал его Малдер. – Где конкретно вы находитесь?

Заключённый поднял скованные руки, помял пальцами подбородок. Потом откинул голову назад, закрыл глаза. Малдер точно таким же движением помял подбородок и усмехнулся.

Когда Боггз открыл глаза, Скалли внутренне содрогнулась – остекленевшие, с неестественно расширенными потемневшими зрачками, они словно не видели ничего перед собой, а были обращены куда-то внутрь. А может быть, так оно и было? Боггз прижал кулаки к губам, и слова доносились невнятно, будто смазано:

– Мистера Боггза следует достойно отблагодарить за его откровения.

– На следующей неделе суд штата Северная Каролина так и намеревается поступить, – сказал Малдер, поворачиваясь к Боггзу спиной.

Из уголка право глаза не щеку Лютера Ли скатилась слеза. Но он широко улыбнулся и покачал головой.

– Не-а. Давайте договоримся, – почти весело сказал он. – Жизнь Боггза – за жизнь двух детей. Надеюсь, вы меня понимаете.

Скалли перевела внимательный взгляд с заключённого на напарника. Малдер еле заметно пожал плечами.

– Сначала вы должны доказать, что говорите правду, – сказал он, вынимая из кармана полиэтиленовый пакет, предназначавшийся для упаковки вещественный доказательств. – Не поймите теня превратно, Лютер Ли. Мне хотелось бы верить.

Подойдя к заключённому, Малдер вынул из пакета клочок тёмно-синей ткани и осторожно, двумя пальцами протянул его Боггзу. Тот с интересом взял этот клок, сжал обеими руками. Дыхание заключённого вновь участилось.

Он поднёс тряпицу к лицу, шумно втянул носом запах, исходящий от неё. Закрыл глаза и как-то странно скособочился.

– О Боже! – простонал он. – Нет! Это должно остановиться. Стой, стой, стой!

Скалли переводила взгляд с Боггза не Малдера и обратно. Заключённый был в трансе либо очень искусно имитировал его. А Малдер… Малдер смотрел на него с интересом, скорее даже с любопытством, как на некий занятный экспонат. Он даже присел на край стола поближе к Боггзу.

– Боль, – задыхающейся скороговоркой бормотал Боггз, – ужасная боль. Мальчик… – Лютер Ли задохнулся, всхлипнул, – Джим…связан бечёвкой, – Боггз трепал и мял клочок ткани, словно стремился его разорвать, – той, которой упаковывают тюки… Боже! – затрясшись, выкрикнул он визгливо. – Боже!.. Он бьет их вешалкой для одежды, проволочной вешалкой…

Боггз выпрямился и устремил невидящий взгляд в потолок. Руки его сложились словно в мольбе, лица покрылось испариной. «Как бы его сердечный приступ не хватил», – подумала Скалли.

– Тёмное место… – уже отчетливей продолжал Лютер Ли, – холодно… Погреб?.. Нет, склад…

«Всё слишком гладко, – подумала Скалли, – и то же время абсолютно неконкретно».

– Каменный ангел…водопад…падающая вода… Не водопад, не вода… Они там. О Господи! – Боггз снова скособочился и в изнеможении прикрыл глаза, словно его самого только что били. Слова его вновь стали неразборчивы. – Я должен идти, должен идти.

Он мешком осел на стуле, словно уснул. Малдер поднялся со стола, медленно подошёл к заключённому и присел рядом. Приблизив лицо почти вплотную к покрытому испариной лицу Боггза, он негромко, но отчётливо произнёс, вытаскивая тряпицу из вялой руки Лютера:

– Этот кусочек оторван от моей детской майки «Нью-Йорк Никс». Он не имеет никакого отношения к преступлению.

«Та-ак, – мысленно протянула Скалли, – вот вам и Призрак».

Фокс резко встал и, не говоря ни слова, вышел. Скалли чуть задержалась, укладывая в портфель блокнот, в котором делала пометки. Она уже направилась к выходу, но хриплый голос заставил её замереть:

– Где-то там, за морем, где мы будем…

Скалли медленно обернулась и отшатнулась, судорожно вздохнув и зажмурившись. Она закусила губу, сдерживая рвущийся вскрик. На секунду ей показалось, сто на стуле сидит её отец, облачённый в мешковатый красный комбинезон заключённого. Или… не показалось? «Этого не может быть», – несколько раз повторила про себя Скалли, глубоко вздохнула и резко открыла глаза.

На неё внимательно глядел со своей обычной полуулыбкой Лютер Ли Боггз. «Чёртовы нервы», – выругалась Дана, но облегчённого вздоха не получилось – следующие слова Боггза ударили её, как бейсбольная бита в солнечное сплетение:

– Ты понимаешь меня, Старбак?

Резко развернувшись, Скалли буквально выбежала из камеры. Она проскочила мимо Малдера, о чём-то беседовавшего с одним из охранников, и остановилась перед решетчатой дверью, повернувшись спиной к камере. Впервые в жизни она была так напугана. «Напугана? – спросила она себя. – Чёрта с два! Я просто в ужасе». Но только ли страх гнал её сейчас подальше от камеры? Она знала, что нет, но не могла ответить, что же ещё.

– Скалли, что случилось? – обеспокоено спросил Малдер, почувствовав её состояние. – Он тебе что-то сказал?

Скалли медленно повернулась к напарнику.

– Нет, – не сразу ответила она. – Нет, это мой отец. Извини, это всё из-за него.

– Да нет, ничего. Давай-ка ты вернешься в отель.

Малдер помолчал, а потом, наклонившись к напарнице, негромко заговорил;

– Мы разоблачили обманщика. Боггз не тот, за кого он себя выдаёт. Возможно, это он подстроил похищение. Теперь он знает, что мы раскусили его и ему ничего не светит. Я подожду пару часов и попытаюсь его снова допросить. Надеюсь, он расскажет мне, где дети.

И тут Скалли вновь ударила по нервам проклятая песенка Синатры. Её мурлыкал Боггз, которого конвоировали из помещения для допросов в камеру.

К счастью, в этот момент открыли решётку, и Скалли быстро вышла. Малдер недоумённо поглядел ей вслед, перевёл взгляд на Боггза, и что-то неприятно и тревожно шевельнулось у него в сознании.

Скалли не сразу сумела взять себя в руки. Она долго сидела в машине на стоянке, не заводя мотор и бездумно глядя на стену тюрьмы. События последних нескольких дней измотали её, в голове царил хаос. Мир был пуст и уныл, словно из него с кровью выдернули какую-то важную составляющую. «Да, собственно, так оно и есть, – подумала Скалли. – Что-то умерло вместе с отцом».