Электронная библиотека » Ксения Букша » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Inside Out (Наизнанку)"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 16:04


Автор книги: Ксения Букша


Жанр: Современные детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Ксения Букша
Inside Out (Наизнанку)

1

Жарко стало на Земле.

Легли шлагбаумы поперек дорог, разделили мир надвое. С этой стороны забора жизнь. С той стороны забора смерть. Тут – работают в стеклянных небоскребах, ведут сложные разговоры, сидят у компьютеров с чашечкой кофе. Там – натирают лицо жирными листьями, хватают автоматы и убивают друг друга. Охрана на вышках мрачно вглядывается в недобрую, чужую местность. Кое-кто с этой стороны поставляет на ту сторону оружие. Воровато подрагивает шлагбаум. За ним – звенящая тишина. Пятна стали и жирной крови на дороге. Пустые поляны на много километров. Кое-кто с той стороны иногда перепрыгивает на эту сторону и брызгает охране в глаза заразной кровью. С этой стороны про всех знают все: кто что думает, кто каков. С той стороны никто не знает ничего. Но нет никакой той стороны. Равно и этой стороны тоже нет. Мир един.

И над этим единым миром что ни день поднимается, как ведро из колодца на золотой цепи, огромное и раскаленное светило. Оно такое поразительно большое, что заполоняет все небо. Разевает пасть солнце, крутится на ниточках в небе день и ночь, огромное, как колесо, с подвешенными к нему разноцветными мигалками, разрисованное индексами.


2

Мир похож на перегонный куб, на кастрюлю с плотно закрытой крышкой, – так иногда подумывал Леви Штейнман, глава информационного отдела банка Бакановиц. Подумывал, поглядывая из своего окошка вдаль. Вон там, далеко внизу, рельсы разделяют квартал заводов и квартал черных. Здание банка Бакановиц стоит несколько на отшибе – на хуторе, и выезжать из гаража приходится на третьей скорости, чтоб арабские подростки не ограбили. В результате банкиры постоянно сшибают этих отморозков. Скоро весь этот район тоже закроют. Перенесут забор на три километра к Западу. Уже построили новый шлагбаум; а если приглядеться, можно увидеть новое здание банка, в которое они скоро переедут – поскорей бы уж.

А там, внизу, поезд продирался сквозь жаркие бараки, сквозь яркие и приземистые ангары заводов. Тут и там стайки народу переползали через рельсы. Слева супермаркет по жаре гремел на все стороны попсой и рекламой. Чуть дальше, в брызгах сварки, в веселом грохоте, строился небоскреб сволочей-конкурентов.

– Этот гад специально заказал окна своего будущего главного офиса размером с наши двери, – ласково сказал Штейнман своему монитору. – Но он прогорит, это как пить дать.

Ему нравилось такими словами подбадривать подчиненных. Работа была важная, а Леви Штейнман – молод. Леви Штейнман обожал смотреться в зеркало и всячески потреблять свой образ. Он думал о себе постоянно. Он пил себя то крупными глотками, то мелкими, то фыркал и плевался сам собой – больше ничего в нем не было, только он сам, как в небе было только солнце.

Мир лился со всех сторон. Начинался прибой. Леви Штейнман потянулся назад и вверх, безразличный, теплый, свежий, и устремил взгляд своих черных глаз в электронный документ. Но тут замахала своими желтыми крылышками летучая мышка почтовой службы.

– Ну-ка, что нам пишут, – сказал Леви Штейнман и умолк.

Двенадцать сотрудников информационного отдела осторожно скосили глаза, но Штейнман ничего не стал продолжать и комментировать. Он качнулся, встал, нажал на Reset, и, не дожидаясь, пока компьютер перезагрузится, вышел вон.


3

Директор инвестиционного банка Элия Бакановиц не имел собственного кабинета. Он сидел в торговом зале за большим столом, напоминавшим по форме букву икс, в перекрестье, и работал вместе со всеми, пуская поверх то брань, то смех. Все задавалось и росло. Элия Бакановиц крутился на стуле и оживленно разговаривал с окружающими, с клиентами и сам с собою.

Леви Штейнман приблизился к директору и спросил:

– Звали, господин директор?

Бакановиц запрокинул голову. Леви увидел его глаза вниз бровями.

– Знаешь, сколько стоит одна минута моей работы? – грозным голосом спросил Бакановиц.

– У-у, – покачал головой Леви. – Тонн шестьдесят розовеньких?

– Вот! – крикнул Бакановиц всем. – Все слышали? Покурить, да? Пять минут, да?

Он уже вел Леви по коридору. Тон у него был шуточный, но пятерней он так вцепился в рукав пиджака Леви, что тот уже распрощался с хорошим настроением. Элия Бакановиц любил покричать по пустякам. Вот и курилка. Тут Леви Штейнман попытался остановиться, но директор потащил его дальше, затолкнул в туалет, и, прежде чем Леви успел очнуться от изумления, открутил воду на полную мощность, пригнулся к струе и прошептал:

– Спускай воду в унитазе.

– Зачем? – попытался Леви Штейнман.

Элия Бакановиц сделал безумные глаза, и Леви повиновался, начиная кое-что понимать. Он нажал на кнопку бачка, и, пока вода низвергалась в унитаз, директор молниеносно пригнул его к струе воды из крана и прошептал:

– Помнишь Шварца?

– Ну да, тот тип из Администрации, который продавал нам разную информацию заранее. Что, он засыпался и сдал нас?

– Вчера он позвонил мне и сказал, что у него есть для нас охренительная новость. Сегодня мы встречались… ну, тебе неважно знать, где… и вот что он мне передал. Один тип, русский, изобрел топливо на воде. Нефть больше не нужна. Мир спасен. Но русский прячется, его не могут найти. Понимаешь?

– Пока да. А мы-то тут при чем?

– Русский ползает по нашему округу, – прошелестел Бакановиц. – Ты попробуешь найти его раньше, чем они, и купишь у него изобретение. Я знаю, что у тебя огромная информационная база. Что касается людей, я нанял для тебя двенадцать человек. Поскромнее, чем у них, раза в три. Но ты справишься.

– Даже не собираюсь, – прошипел Леви Штейнман сквозь блестящую струю воды. – Я не камикадзе.

– А я тебя дополнительно стимулирую, – зловеще проговорил Элия Бакановиц, – в твоей машине полным-полно наркоты, и если ты не хочешь всю оставшуюся жизнь провести на нарах, ты будешь делать то, что я говорю…

Прозрачная вода из крана залила Штейнману лицо и пиджак. Штейнман дернулся, выпрямился, на щеках у него краснели пятна.

– Шварц сказал, что русского найдут, по прикидкам, не раньше, чем через неделю. Ты должен сделать это раньше, Леви, – сказал Бакановиц от крана. – Тебе ясно?


4

Да уж яснее некуда. Один беглый взгляд на директора все скажет. Руки у него трясутся и потеют от жадности. Алчность обливает ему лысину маслом, он ерзает, словно на раскаленных углях, шарит мышкой по столу, а пухлые губы раскрыты, будто нацелились на виноградную гроздь. Элия Бакановиц хочет делать заначки от Системы. Все бунтовщики и террористы – ничто по сравнению с ним. Мятежный банкир. Купил секретную информацию и хочет ею воспользоваться в своих целях – и в каких! Водяное топливо! это ведь завоевание мира, практически!

Штейнман вдруг понял, что уже минут пять сидит в своем кабинете и в тоскливом ужасе, вжав голову в плечи, крутит в руках карандаш.

Перед этим, стало быть, что-то было. Ах да. Ему показали этих людей, с помощью которых он должен искать русского. Он, кажется, сказал, что сможет дать им задание часа через три. То есть, надо начинать что-то делать прямо сейчас?..

Штейнман судорожно вздохнул и ввел пароль для входа в свою информационную базу. Они еще не знают, вдруг пришла ему в голову утешительная мысль, иначе уже взяли бы и его, и Бакановица. Если бы это была провокация, ему бы не дали даже начать искать русского. Директора просто арестовали бы в момент передачи взятки чиновнику Администрации.

– Что там у нас, – пробормотал Штейнман. – Хм…

Русских в базе Штейнмана имелось около десяти миллионов. Их было вообще довольно мало, и в основном с темным прошлым. Да, мать их, подумал Штейнман, у всех русских темное прошлое, с тех пор как их сраный монарх продал всю их засранную шестую часть суши китайцам, а денежки поровну (это ж надо было удумать!) разделил между своими зафаканными подданными. Говорят, то, что там потом творилось, было почище третьей Мировой. Естественно, у всех оставшихся русских прошлое темней гнилой черносливы, и никто не спрашивает, откуда у них деньги – какая уж тут легитимность. И опять же естественно, что эти жизнерадостные люди специализируются на работорговле, наркоте, оружии и информации. Что, естественно, затрудняет их поиск по базе. Даже они, скорее всего, по именам всех русских не знают.

Но этот русский в базе должен был быть. Не бывает гениальных физиков, которые приходят ниоткуда. Физик должен быть в контексте, читать чужие разработки, писать что-то сам, не так ли. А значит, про него есть данные в базе.

Своей базой данных Леви Штейнман гордился. Собственно, эта база данных и сделала его начальником информационного отдела банка в столь молодые годы (Штейнману было двадцать девять лет, он недавно закончил учебу). База умела искать людей не только по именам, прошлому и фотографии, но и по звуку голоса, запахам, связям.

– Надо искать, как на аукционе, – пробормотал Штейнман. – Сначала отсечем всех физиков.

Хоп! – и количество русских резко сократилось, правда, не так резко, как ожидал Штейнман. Да, у них ведь там всегда были хорошие технические вузы, вспомнил он и ввел новый параметр: кто из них находится в нашем округе? Хоп – и осталось всего пять человек. В нашем округе пять русских физиков! – Штейнман поднял хвост трубой и впился в экран.

Первого русского звали Герман Треф, и он был личность темная и непредсказуемая. Ходили слухи о том, что он пытался сплавить несколько своих разработок за забор, причем не из абстрактного гуманизма – назывались суммы. Одна такая продажа была выявлена и предотвращена, Герман Треф улыбался ослепительно, чернявый, с фиолетовой мраморной трубкой в зубах, с длинными волосами, перехваченными бриллиантовой заколкой.

Второй русский был некто Петр Введенский. Он прозябал в зоне Москва – Петербург, которую давно собирались окончательно прикрыть по причине тамошней нищеты, и сильно полемизировал с каким-то Николае Брамсом. Все материалы о Петре касались исключительно буйной ругани этих двух людей.

Третьего русского звали Замир Мурадов, и он был личность еще темнее Трефа, да к тому же к науке никакого отношения не имел, кроме того, что в молодости защитил кандидатскую диссертацию по физике.

Четвертый был Вася Курочка, десятилетний вундеркинд из зоны Гонконг, и к нему Штейнман почувствовал какую-то внутреннюю симпатию: вундеркинд отказывался учиться чему-либо, кроме физики, химии и математики и из принципа говорил только на мертвом (русском) языке. О нем снимали передачи, и вообще малый делал деньги.

Пятый, наконец, никак не мог быть тем самым русским, потому что он был не русский, не пятый и не тот самый, а непосредственно сам Леви Штейнман, – база данных всегда из уважения выводила на экран имя своего творца, делая его и физиком, и шпионом, и русским, и всем, чем только можно.

Штейнман чертыхнулся. Никто из них, по идее, не может быть тем самым русским физиком. Но почему бы и не поискать их. Петра Введенского, скорее всего, найдут быстро, он приехал выдирать волосья Николае Брамсу. Также нет проблем и со звездой экрана Васей Курочкиным. Двух аферистов будет найти посложнее, но тоже нет ничего невозможного. В конце концов…

Штейнман посмотрел на часы. Ха, он управился гораздо быстрее, чем думал. Правда, решение так же далеко, как и прежде. Но кто сказал, что он должен чрезмерно усердствовать, когда речь идет о беззаконии. Если тебя отымели, подумал Штейнман, необязательно получать удовольствие.


5

Да. Уделать, отыметь, вставить, лег под него, по самое не балуйся, на хрен – похрен – ни хрена. Подчинение и агрессия, жизнерадостная демонстрация победы силы над слабостью. Кто сверху, кто снизу? Кто кого вверх-вниз? Конечно, если бы была любовь, можно было бы и по-другому. Но если бы да кабы. Любви нет – значит, будем драться, конкурировать, соперничать, лишь бы друг до друга хоть как-нибудь дотянуться, хоть разик посмотреть в твои безумные глаза моими безумными глазами, и может быть, на одну секундочку, между пиком и дном, прежде чем ты меня поимеешь, а я тебя уделаю по самое некуда, – Штейнманом вдруг овладело бешенство. Он рассвирепел, хлопнул дверцей машины и вдавил газ в пол. Сто километров в час за полторы секунды, говорите? Ворота вверх рывком, джип, напрягаясь до дрожи, вылетел на свободу. В-в-в! – пролетел через двор. – У-у-у! – завопили черные тени, бросаясь на машину – арабские подростки, кто пристал, кто отстал, двое откатились, ух, ловки. Новичков вот часто грабят, те останавливаются с испугу, окна открывают, или еще что-нибудь такое… Лучше б ты был новичок, подумал Штейнман, яростно виляя по неровной щербатой улице мимо тополей и блошиного рынка; на лугу паслись облезлые козы. Ты влип, урод, кретин, и не поможет тебе все твое пафосное образование, вся твоя карьера в кредит, все твои мозги, деньги и костюмы, – все это не поможет, и все вместе взятое – тррык! – хрустнет под гидравлическим прессом, что бы ты ни делал, как бы ни метался… Штейнман заскрежетал зубами и вцепился в руль. Ну, дир-ректор, ну, сво… Черт, психов полный район, ходить не умеют. Три иссиня-черные бабуси в сарафанах ядовитых цветов, как куры, решительно кинулись через дорогу. Здесь живут идиоты, скоро забор перенесут на три километра вправо, так им и надо, уродам, – однообразно ругался Штейнман, вцепившись в руль и глядя перед собой, – дер-рьмо… давай же, вперед, вот сейчас будут ворота, вот они, наконец, две вышки с пулеметами, крепостная стена с колючей проволокой. Скорей, скорей поднимайте шлагбаум, поднимайте выше, впускайте меня в мой мир. Джип вскарабкался на мост, на автобан. Срочно отвлечься. Лучше всего перестать думать вообще.


6

Обычно по вечерам Леви Штейнман отдыхал, пытаясь вдохнуть в себя как можно больше воздуха, влить как можно больше рыжих огненных напитков, купить как можно больше девиц с розовыми ушками и бесстыжими глазами. Он, конечно, знал, что все это обман. На самом деле не было ни девиц, ни джипа, ни напитков, ни даже воздуха: откуда бы его столько взялось? Ничего этого не было. Был только он сам, Леви Штейнман. Он потреблял себя. Он дергался, как бешеный, среди лучей, метавшихся по площадке, в окружении таких же, как он, – пиджак за спиной, в глазах немеркнущее солнце. Ревел, гремел вокруг призрачный вечер, бурный лес рук освещало сиреневым, малиновым, ярко-желтым. Было известное средство, чтоб не спать всю ночь. Элия Бакановиц использовал его, чтобы всю ночь торговать («деньги не спят», фанатик чертов), Леви Штейнман – чтоб успеть насладиться собой, чтобы потребить-потратить себя, бешено по себе попрыгать, умять, чтобы хрустнули и провалились в тартарары все диджеи, цифры на табло, автомобили, бабки и пузыри.

Штейнман вылез из машины и встал, озираясь и вбирая в себя жидкий оливковый воздух. Закат обливал небоскребы тяжелыми лучами, вокруг было серо и шумно. Штейнман стоял около большого пивного завода, на первом этаже которого находился огромный пивбар. Штейнману немедленно захотелось пива. Реклама еды неизменно возбуждала в нем аппетит, порнофильмы – желание, вид пивбара – жажду. Он вошел внутрь, но там было битком. Нашелся лишь один свободный стульчик, на который мистер Штейнман и присел:

– Одно пиво с турбонаддувом и интеркулером.

Но тут он встрепенулся. На соседнем стуле – они здесь были дубовые и кованые, тяжелые, – сидела и читала журнал красивая девушка.

«Ай, черт», – простонал про себя Штейнман и постарался отодвинуться так, чтобы это было незаметно. Сидеть рядом с любым существом женского пола – безумный риск. Будешь пялиться – «сексуальное домогательство», пятьдесят лет тюрьмы. Не будешь пялиться – «оскорбительное для достоинства игнорирование», от двух до десяти лет. Будешь смотреть спокойно – тоже не факт, что обойдешься простым штрафом. Поэтому Штейнман проклял все и решил выглотать это чертово пиво с турбонаддувом и интеркулером и идти куда глаза глядят – шататься по городу. Он уже видел себя в ямах-дворах, среди башен и уступов, серых в надвигающихся сумерках, но тут девушка оторвалась от журнала и сказала благосклонно:

– Ничего, сиди…

И опять углубилась в чтение. Леви Штейнман очень удивился, отставил бокал и посмотрел на нее.

– Спасибо, – сказал он изумленно.

– Ничего, – опять сказала девушка, глядя в журнал.

А читает, глянь-ка, «Финмаркет». Коллега, похоже. Все на ней было джинсовое, даже тапочки и сумка, а на голове красный платочек. Модная и очень красивая девушка; милая, милая, в панике отвлекался Штейнман.

– Эй, мне еще пива дайте!.. – Слушай, – сказал он, наклонившись к ней. – Ты мне скажи, ты что, мусульманка?

– Да нет, – сказала девушка. – Просто вижу, человек сидит пиво пьет. Что я ему буду мешать из-за какой-то дурацкой политкорректности.

– То есть, ты подумала – про меня? – вконец удивился Штейнман. – Но, слушай, это же большая удача – мужик сел рядом, можно ведь кучу деньжищ через суд слупить, как же ты так просто упускаешь свой шанс?

– Я не голодаю, – заметила девица.

– А что, деньги нужны, чтоб не голодать?! – А-а, – Штейнман все понял и решил уточнить детали, – какая у тебя группа потребления?

– М-654, – сказала девушка, поднимая глаза на Штейнмана и улыбаясь. – Я очень лояльный потребитель.

Ну, теперь-то уж точно все ясно. Она проститутка, и недешевая. Улыбка – это аванс. Ну что ж.

– И где ж ты работаешь такая молодая и красивая! Может, пойдем туда и немножко поработаем?

Штейнман напряженно светился и мигал, и пихал пиво кулаком к себе в глотку. Давал себе передышку. Ну, давай я схвачу тебя за руку, и мы пойдем… я же вижу, что ты хочешь.

– Я работаю вот здесь, – девушка тряхнула журналом «Финмаркет». – Журналистом.

Это был удар. Разом вылетел из головы у Штейнмана директор Элия Бакановиц, и все проблемы, и даже сам он на секундочку растворился – правда, тут же обрел себя.

– Ты… о-о, блинский блин… – замотал он головой. – Прости! Пожалуйста! Я впервые вижу, чтобы… Ох, ну и дела! – он рассмеялся очень смущенно.

– Ладно, – улыбнулась девушка. – Ты-то кем работаешь?

– Я, блин, банкир, – сказал Штейнман. – Ну-ка, что пишут. – Он быстренько схватил «Финмаркет», руки у него тряслись. – «Кризис в зоне Новогрудка-Щецена-Вильнюса выявил все болевые точки зон Восточной Европы вообще: слишком сильное отгораживание, инициированное олигархами, поставило людей на край…» Что ты думаешь об этом?

– Тебе это неинтересно, – сказала девушка. – Ты до сих пор не спросил, как меня зовут. Ты просто хочешь отвлечься со мной.

– Хочу-то я просто, – согласился Штейнман, – да вот отвлечься мне вовсе не просто, вот в чем фишка-то, чуешь?

– Чую, – сказала девушка уже серьезно. – Тебе надо вылезти из себя.

– Это как? – наморщился Штейнман. – Прости, но мне в себе вообще-то нравится. Вылезешь, а потом не влезешь, нет уж, ну его на фиг! А как тебя зовут? – спохватился он.

– Франческа.

– Меня Леви, – представился Штейнман. – Слушай, ты мне вот что скажи: почему ты меня не послала на три буквы? Десять девиц из десяти послали бы, и нигде бы у них не дрогнуло, а ты, – он изумленно пожал плечами, – терпишь такие крутые наезды, я думал, ты мне в морду заедешь, – Штейнман нервно хохотнул. – Скажи, почему?

– На мужчине плюсик, на женщине минусик, – сказала Франческа. – Мы тянемся друг к другу. А тут какие-то суды. Мужчины уже от женщин шарахаются. Еще чуть-чуть, и секс станет таким чисто профессиональным делом, ну, как пиво приносить или детей растить. Будут проститутки, и будут «вагинальные американцы»… Мой дед был с моей бабкой всю жизнь, они оба работали, и – никаких судов.

– Когда это было-то, – вздохнул Штейнман.

А про себя подумал, что это бы ему не понравилось – всю жизнь с одной, спятить можно.

Франческа закурила, выпустила дым и сказала задумчиво:

– Эта политкорректность, она как зараза. Как вирус общественного иммунодефицита. Как после этого будет продолжаться жизнь, они не думают…

– Кто они? – поинтересовался Леви.

– Ну, – уточнила Франческа, – я могла бы сказать «мы не думаем»… если бы я тоже не думала.

– Вы бы могли сказать «ты не думаешь», – подсказал Леви.

– А мне кажется, ты тоже думаешь.

Умная, выкрутилась, – подумал Штейнман не без восхищения, – но, конечно, не умнее меня, такого просто быть не может.

– Знаешь, – откровенно сказал он, придвигаясь, – здание нашего банка стоит в ужасно хреновом месте. Его уже обнесли забором и скоро официально закроют. Мы уже почти достроили другое здание, но по разным причинам пока не можем туда въехать. И вот каждый день я вижу этих арабских подростков, этих черных… знаешь, у них там – никакой политкорректности. И если представить, что они сломают забор и набрызгают своей, большей частью заразной, кровью нам в глаза, —

Леви остановился и красноречиво допил пиво, – мол, дальше сама продолжай.

– Точно, – сказала Франческа. – Абсолютно с тобой согласна. Но они, конечно, не сломают забор, – уточнила она, глядя на Леви невинно-ясно.

– Да уж, где им, – закивал головой Леви. – Мы сильнее.

– Богаче, – подсказала Франческа.

– Броня крепка, и танки наши быстры.

Он почувствовал, что вот-вот истерически расхохочется. Пиво как-то неожиданно его взяло – всего два литра, правда, без закуски, – чудовищное поручение директора, которое многотонным камнем наваливалось на него, вдруг перестало пугать и начало прямо-таки смешить – шпионская авантюра, блин!.. Штейнман элегантно взмахнул рукой, и они под взгляды «потенциальных насильников» и «вагинальных людей» прошествовали под ручку к выходу.

Солнце уже опустилось за дома, и все кругом стало зеленоватым.

– Я в метро, – сказала Франческа.

– Как? – обалдел Штейнман. – А кто это там говорил про плюсики, минусики? Что нас тянет друг к другу и можно без всяких денег?..

– А я еще кое-что важное говорила, – ехидно напомнила Франческа. – Про бабку с дедом, помнишь?

– Про бабку… про бабки… – Штейнман совсем сбился с толку. – Ну, ты хоть адрес-то свой дай, журналистка!

На небольшом неустойчивом пятачке, среди машин и людей, на пересечении множества лучей, они вытащили по клочку белой бумажки и написали друг другу электронные адреса.


7

Уже густы были сумерки, когда Штейнман наконец – пешком, вверх на лифте, опять пешком – вскарабкался туда, где он жил, отодвинул занавеску и вошел к себе. В квартире, которую он снимал, не было дверей и вообще почти ничего не было: все необходимое ему каждый день приносили в потребительской корзинке. Кое-кому не нравилось так жить, но какой смысл бегать по магазинам, если все и так ясно. Тот, кто этим занимается, смотрит в компьютер и читает: «Леви Штейнман», глава информационного отдела инвестиционного банка Бакановиц. Коэффициенты «Леви Штейнмана» 678-924-55, следовательно, по своим психофизиологическим и социально-экономическим характеристикам «Леви Штейнман» наиболее лоялен(на) брэнду Q437. И нет необходимости втюхивать Леви Штейнману брэнд Q438 – это был бы обман; но если банк Бакановиц обанкротится, брэнд изменится. Sweetest perfection, slightest correction.

Но сейчас в корзинке у Леви Штейнмана все, что ему нужно – чистые дискеты и чистые х/б носки на утро, сигара диаметром 1 см и акции Западно-Техасского, тарелка жареной картошки со свининой, булочка с кремом, именно которую он должен был захотеть этим вечером – именно которую, а не какую другую, – ну и, конечно, рюмаха, мужику после тяжелого дня полагается. Тоталитаризм! Вот что надо понимать под этим словом. Вам угодят, про вас все угадают, только, ради Бога, не надо давать выхода своим деструктивным аффектам. Леви Штейнман потребляет себя: это его потребительская корзинка, она одновременно выделяет его из всех и обозначает его индивидуальность. И именно этот, вот этот конкретный бумажный стакан отделяет его от того мира, через который он каждый день носится, как угорелый, – от арабских подростков, облезлых коз и еще кой-чего похуже. Жизнь не сахар, все мы на войне, а что про Леви Штейнмана система все знает, так ведь мир – большая деревня. Тут и надо про всех все знать, – нет?

Леви Штейнман врубил соответствующую его сану музыку, в темноте съел ужин и выпил рюмку водки, отчего темнота проплесневела чем-то зеленым. Потом он разделся догола, поплескался в резервуаре с жасминной водой, вытерся, сел на одеяло, расстеленное на полу, взял радиотелефон.

– Броня крепка, – бормотал Леви, набирая номер, – и танки наши быстры… Алекс! Послушай-ка меня внимательно. Мне нужна девушка по имени Франческа, лет – около двадцати пяти, черные волосы, работает в журнале «Финмаркет»… Ага… Что? Ах, вот как. А это не может быть псевдоним? Все ясно… Ладненько, спасибо… нет, это очень интересно, то, что ты узнал. Ну, привет!

Леви положил трубку рядом с собой. Никакой Франчески в журнале «Финмаркет» нет. Воздух вдруг опять сгустился, и ему захотелось выпить еще. Черт. Леви Штейнман, ты очутился в сумрачном лесу. Утратив правый путь во мгле долины. Ты это понимаешь? А на столе стояли три графина! Нет, Леви Штейнман все-таки, ха-ха, не боится. После двух литровых кружек и рюмки на хмель – чего там нельзя делать с градусами, я забыл? повышать или понижать? Три графина, мать их за ногу! В окне крутилось ночное солнце на ниточке, все в блестках и индексах. Внизу, до горизонта, мерцали цепи, вереницы и сгустки огней. Между сгустками были черные провалы. За горизонтом начиналось жаркое небо, рыжее от огней города. Штейнман вырубил телефон, залез под одеяло и уснул, с тем чтобы увидеть во сне, как директор Элия Бакановиц скачет верхом на свинье и кричит: «Алла!»


8

А Франческа между тем навстречу ветру подходила по большому полю к главному офису нефтяной корпорации Болеслава Серпинского, и тут очень кстати можно заметить, что она была очень красивая. Леви Штейнман ведь всюду видел только себя, и на Франческу внимательно не смотрел – очень зря.

Франческа! – а! – помелькивают каблучки диаметром с горошину под красной юбкой в багровых разводах, блеск удовольствия переливается на черных волосах, под наполовину задернутым топиком колышется ничего-лишнего. В ушках сережки, как маленькие люстры. Вот она вошла в лифт, отразилась во всех его стенках, но на себя не взглянула – она и так себя видела. Лицо у Франчески нежное и очень правильное, она выглядит лет на двадцать, хотя на самом деле ей намного, очень намного больше. Верно, оттого, что редко морщила она свое гладкое чело, никогда не крутила носом, не брала себя за виски, не поджимала губы, не щурила глаза в презрении, да и смеялась-то редко. И время не вело осаду ее неприступной красоты, не копало траншеи на ее лице.

– Вы куда?

– К мистеру Серпинскому…

К генеральному директору Серпинскому – для чего же он хочет видеть эту красивую девушку, такой старый и страшный? Вот он встал из кресла ей навстречу, плоский-квадратный, похожий на голливудского злодея: высокий лоб, клочья седых волос, глаза ярко-голубые и безумные, сам высокий, костлявый, а голос скрипучий и надменный. Дверь на засов. Серпинский врубил шумовую завесу: запись со стройки. Тут же начался лязг и грохот, а говорили собеседники так, что даже по губам, как выразился бы Леви Штейнман, «хрен прочтешь».

– Вы понимаете, – проскрипел Серпинский, – что я могу вас сдать вашему начальству?

– Нет, – вежливо ответила Франческа, – вы меня не сдадите. Вам совершенно не улыбается лишиться доходов от нефти, а если водяное топливо будет в наших руках, мы, конечно, внедрим его. И, соответственно, разорим вас.

Серпинский изобразил смех.

– Ничего не делается как следует, – проговорил он, глядя на Франческу. – Секретные агенты продают государственные тайны.

– Не правда ли, хорошенькое доказательство того, что мир устроен неестественно.

Франческа и сама хорошенькая. Зачем она пошла в секретные агенты, подумал Серпинский тяжело. Сволочная работа – служить системе. Серпинский встал и стал в два раза страшнее. Веки у него были тяжелые, в морщинах и жилках; глаза темно-серые, как металлические шарики, ладони большие и сухие.

– Кстати, – проговорил Серпинский, – могу ли я поинтересоваться, по каким вопросам вы сегодня встречались в пивном баре со Штейнманом?

– С кем, простите? – наклонила голову Франческа.

– Не надо придуриваться, а то я буду думать, что вы плохой профессионал, – раздраженно проскрипел Серпинский. – Если я решил иметь с вами дело, значит, будет контроль с моей стороны… Леви Штейнман, начальник информационного отдела банка Бакановиц – зачем он вам?

Франческа нахмурилась.

– Он сам со мной познакомился, – сказала она. – Сегодня.


9

Франческа все делает как следует. Ей есть к чему стремиться. У Франчески нет никакого характера. Она абсолютно прозрачна, и для нее все абсолютно прозрачно: столько датчиков в нее вмонтировано. Так просто. Ее свобода – полное подчинение. Идеальный агент. Пустота. Мистер Маккавити и другие могут в любое время суток посмотреть: что она делает? И смотрели, пока не поняли, что – неинтересно это.

– У нашей Франчески новый любовник, – кисло говорит мистер Маккавити.

– Ну и?

– Ну и лежат на кровати и делают секс, – заключает мистер Маккавити. – Черт ее знает. Хорошо. Качественно…

Франческа приносит информацию, не сбиваясь с ног, осторожно вступает в святая святых, берет ручку – маникюр, смуглые запястья – не хмурясь, ставит легкую и четкую подпись без всякого росчерка.

– Идеальная девушка, – совсем уж кисло говорит мистер Маккавити и кряхтит, облокотившись на стол. – Черт подери.

Он часто поминает черта, когда говорит про Франческу. Технологии – технологиями, но ведь есть и так называемый психологизм. Человек – не машина. У него то где-то дрогнет, то где-то екнет. Ему характер полагается. А если характера нет и никакой психологии, и все гладко, как долина, и пусто, и на все стороны одна питательная зеленая трава, – то, воля ваша, что-то тут нечисто. У самого-то Маккавити характер был, чай, не пустое место, не пальцем делан, на помойке рос. Рыжий Маккавити, широкие плечи, железные подковки, прищур, как у котяры.

– Франческа! – покрикивает Маккавити на нее. – Ты нас презираешь?

– Нет, – недоумевает Франческа, положив вилку.

Детектор лжи поблескивает в языке, но не пищит. Значит, не презирает, крякает Маккавити.

– Зачем ты стала нам служить? – глазки сверлят Франческу, но что толку сверлить солнечный луч.

– Я… э… денег хотела, – искренне отвечает Франческа, недоумевая.

Потому что неискренне нельзя, все равно ее насквозь видят.

– Де-енег хотела! – сатанински тянет Маккавити. – Блин…

Франческа видит, что шеф ужасно недоволен собой. Ему неприятно видеть перед собой существо абсолютно прозрачное и одновременно столь непроницаемое. На Франческе все системы дают сбой. Ее индивидуальность коренится где-то там, куда не досягает ни один из этих сволочных приборчиков. Черт знает, где.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> 1
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации