Текст книги "Два гения и одно злодейство"

РОССИЯ, В НОЧЬ С 6-ГО НА 7 ДЕКАБРЯ

Тимур до трех ночи играл в рулетку, забыв, что завтра на работу. Несколько раз выиграл, каково? И кто откажется от везения? Проиграв два раза подряд, сказал себе: хватит. Он азартен лишь в одном случае, когда лопухи не берегут карманы. Но это же одновременно и кайф от собственного мастерства. Увлекается, конечно, но не настолько, чтоб терять голову. Хотелось спать и есть. В казино Тимур немного выпил, но ужинать там не стал – дома в холодильнике полно деликатесов из колбасного цеха Ставрова, так зачем же тратить бабки?

У подъезда Тимур остановил машину и с минуту сидел в задумчивости. Надо бы в гараж поставить автомобиль, а неохота – открывай, потом въезжай, закрывай… «Да пусть стоит себе, – решил. – Кому такая рухлядь нужна? Украдут, ну и хрен с ней, не моя же». Проверив дверцы «рухляди», поднялся, сунул ключ в замочную скважину. Показалось странным, что дверь так легко открылась, вроде бы поворачивал ключ два раза, когда уходил. Войдя в квартиру, не раздеваясь, поторопился сразу на кухню, включил свет и полез в холодильник. Облизнулся: вот они, колбаски родимые! Тимур принялся есть, даже не присев, глотая непережеванную еду.

Лина сквозь сон услышала, как кто-то вошел в квартиру, мгновенно села с часто бьющимся сердцем. Рука машинально сжала пистолет в кармане. Некто повозился в прихожей, затем на кухне включил свет. Лина не помнила, за что бралась в квартире, следовательно, убивать здесь никого нельзя, надо просто тихонько убраться отсюда. Она поднялась, осторожно приблизилась к темной прихожей, прислушалась. Так, неизвестный на кухне, чавкает. Молнией метнулась к двери, щелкнул замок…

– Кто здесь?! – воскликнул Тимур, похолодев.

Хлопнула входная дверь. Тимур выскочил следом на площадку, глянул вниз. По лестнице сбегала женщина в черном пальто и вязаной голубой шапочке. Кто это? Алиса? Если вернулась, то почему убежала? Он ринулся следом, перелетая через три ступеньки. Во дворе разглядел убегавшую со всех ног в темноту женскую фигуру. «Ключи, где ключи от машины?» – Тимур в спешке шарил по карманам пиджака и пальто, которые не снял, потому что есть хотел больше, чем раздеться и лечь в постель. В кармане пиджака нашел, прыгнул в автомобиль и дал по газам.

Четыре часа утра, на улицах ни души. Единственная женщина торопливо шла по тротуару вдоль дороги, иногда оглядываясь, очевидно, ждала попутной машины. Тимур выключил фары и, держа ее на расстоянии видимости, медленно ехал следом. Останавливался, давая женщине уйти подальше. А в животе кишки революцию устроили, не успел набить желудок деликатесами. Но Тимур хотел угодить Ставрову, найти прибежище Алисы, поэтому преследовал женщину в голубой шапочке и черном пальто, страдая от голода при его-то гастрите.

Женщина достигла вокзальной площади, бегом пересекла ее и скрылась в здании железнодорожного вокзала. Тимур поставил машину у входа и – за ней. На вокзале всегда есть народ, здесь он не опасался, что она заострит внимание на нем. Женщина пошла к камере хранения. Рассмотрев ее как следует, удивился:

– И по такой мымре страдает Ставров? Ну и вкус у него. На фотках она лучше выглядит. Фотогеничная, наверное…

Тем временем женщина, получив сумку в камере хранения, ушла в платный туалет. Тимур купил сосиску в тесте и кофе, пристроился к стойке, откуда виден вход в туалет. Проглотил и не заметил, купил еще одну. Посмотрел на часы. Что можно делать в сортире полчаса? Он уже доедал третью сосиску, и вдруг из туалета вышла обалденная женщина. Где-то видел ее, вне сомнения, но где? На ней джинсы, короткая шубка из норки, модные сапоги. Темные волосы, собранные в пучок на затылке, косметика на лице, походка – все выдавало в ней особу изысканную. Вот только не заметил, когда она вошла в сортир. Неужели до мымры? Значит, торчала там час? Невероятно, час делала пи-пи? Но тут Тимур открыл рот, остолбенев. На плече у нее болталась сумка, которую другая женщина, предположительно Алиса, внесла в сортир. Да, это та сумка, приметная, фирменная, уж Тимур разбирается в подобных вещах. Выходит, изысканная дама украла сумку?

– Моя коллега? – и направился в туалет, искоса наблюдая за женщиной, которая поднялась на второй этаж в зал ожидания. – Зачем ей при таком прикиде грабить бедноту?

– Мужской туалет там! – рявкнула кассирша.

– Простите, а в женском туалете кто-нибудь есть?

– Никого нет. Иди отсюда.

Несмотря на угрозы кассирши вызвать милицию, он ломанулся в дамскую комнату, пробежался у кабинок, заглядывая внутрь, – пусто. А кассирша бегала следом, выкрикивала ругательства. Заткнул ей пасть пятьюдесятью рублями, а то и правда вызовет ментов, вышел в полном недоумении. И вдруг Тимура осенило: павлин и мымра один и тот же человек! Он сорвался с места и помчался в зал ожидания.

Поставленные рядами кресла почти все заняты. Обвел глазами зал и облегченно вздохнул, женщина дремала в середине одного из рядов. Тимур отыскал свободное кресло, с удовольствием растянулся, вытянув отекшие ноги. Часто поглядывал назад, на нее, и мучился: где же еще он ее видел? Но это не Алиса, как вначале ошибочно предполагал, та действительно красивая девушка. Но и эта очень даже ничего. Достал фотографии, которые всегда носил при себе по приказу Марка.

– Ну, вот она, Алиса, – пробормотал. – Как же я мог подумать, что та мымра она? И мымра совсем даже не мымра оказалась. Но тогда что ей надо было в квартире Марка?

Перебирая снимки, нечаянно уронил их. С одной фотографии на него смотрело знакомое лицо, которое он никогда не видел живьем, но почудилось, что оно уже мелькало… Роскошная блондинка с хищным разрезом глаз. Тимур посмотрел на женщину. Похожа. Только брюнетка. Но это же она!!!

7 ДЕКАБРЯ

Знакомая незнакомка до девяти утра спала в зале ожидания, затем перекусила в кафетерии, вышла в город. Тимур держал ее на крючке. В одном из дворов она выбросила содержимое сумки в мусорный бак и налегке гуляла по городу. Разумеется, Тимур проверил, что выбросила женщина. Оказалось: черное пальто, старые джинсы, свитер, голубую вязаную шапочку и… пистолет. Пистолет переложил в свой карман. Сначала ездил за ней, но в конце концов бросил машину в переулке, так как преследовать даму на колесах стало невозможно. Она предпочитала безлюдные улицы и скромные кафе. Потрясающая жадность! В норковой шубке, а ест всякую дрянь в дешевой забегаловке! Или она намеренно избегала дорогих кабаков, чтобы не встретить знакомых?

Около трех часов дня женщина вошла в одно из туристических агентств. Поразмыслив, Тимур принял решение тоже войти. Людей там собралось много, все толпились вокруг мужчины, он что-то объяснял им. Среди толпы разглядел и объект слежки. Мужчина замолчал, а группа, как по команде, вытащила документы и направилась к стеклянной перегородке, видимо, регистрироваться.

– Скажите, – Тимур остановил мужчину, – это какая группа?

– В Париж чартерным рейсом. Через час отходит автобус.

– Что вы говорите, а я как раз хочу в Париж.

– К сожалению, на этот рейс вы уже не попадете. Через неделю будет еще рейс. Кстати, мы готовим документы, открываем визу, подробности можете узнать в пятой комнате, если хотите в Париж.

Тимур поблагодарил, затем постепенно протиснулся к интересующей даме. Люди стояли плотно, внимание их было приковано к окошку, так что ничего не стоило открыть сумочку, висевшую на плече у дамы. Пальчики у него, как лепестки розы, касались внутренностей сумочки, вытаскивая бумаги. Кто-нибудь способен двумя пальцами вытащить сложенный лист, развернуть тремя, сфотографировать глазом, свернуть и сунуть назад? А кто способен вытащить документ прямо из паспорта в руках? Только не сунешь его назад. Тимур, пробежав глазами документ, выронил его и тронул Лину за локоть, одновременно наклоняясь:

– Кажется, вы обронили.

– Ах! – спохватилась она. – Благодарю вас. Я растяпа.

– Со всяким случается, – улыбнулся он, насколько мог обаятельно. – Вы первый раз едете в Париж?

– Нет, я живу там, – в ответ улыбнулась она. Тимур отметил, что она очень привлекательная женщина, с эдаким зовущим огоньком в глазах.

– Правда? – обрадовался он. – А я собираюсь работать там, имею приглашение, но немного страшно одному в чужой стране. Не скажете ли свой адресок? Я докучать вам не буду, обещаю. Просто хоть иногда мы встретимся и поговорим.

– Понимаете, – замялась она, – я меняю квартиру, поэтому сама не знаю, где буду жить. Но вы меня можете найти в русских ресторанах. Я бываю иногда в «Балалайке» у Марка де Лучека и в «Петрушке». Оба в Париже довольно известны, вы легко их найдете.

– Простите, а как вас зовут?

– Лина.

– А меня Тимур.

– Очень приятно, – улыбнулась Лина. – Ой, извините, мне пора. Еще раз спасибо и до встречи в Париже.

Тимур к автомобилю бежал, как юный любовник к богатой вдовушке:

– Ай, Тимур-джан, ты просто маг, ты… ты божественный Тимур! Как? «Петрушка» и «Балалайка»? Ну, Ставров, ты обязан выплачивать мне пожизненную пенсию.

Особенное удовольствие Тимур получил во время своего упоительного рассказа, видя рожу Лехи, которая замерла на стоп-кадре. Ставров тоже был немало потрясен, впрочем, это понятно. После доклада о проделанной работе и тех «непереносимых трудностях, с которыми пришлось столкнуться» Тимуру во время слежки, все долго молчали, первым ожил Леха, наехал:

– Надо было ее сюда привезти!

– Таран, думай, что говоришь, – обиделся Тимур. – Я не той комплекции, чтоб завернуть мадам в бурку и кинуть во чрево железного коня. Она, как я понял, не из тех, кто позволит себя украсть.

– А почему не позвонил? – зверел Леха.

– Забыл, – честно признался Тимур, чем обезоружил Леху. – Вылетело, что мобильник в машине, как назло, забыл в карман положить. И потом, я слишком был поглощен преследованием, я ел ее глазами без перерыва. Когда вспомнил про телефон, находился вне машины.

– Как же она проникла в квартиру? – вышел из задумчивости Марк.

– А вот ее ключ! – Тимур бросил на стол ключ на цепочке. – Прежде чем ехать к вам, я на квартиру заскочил переодеться. Извините, но я могу ходить только в свежем белье. Вдруг смотрю – ключ на столике в прихожей. Я и захватил его с собой, этим ключом она дверь и открыла.

– Это ключ Алисы, – потускнел Ставров. – Она носила его на этой цепочке. Значит, мы не ошиблись, она у них. Что за документы были у мерзавки?

– Так, мура всякая на иностранном языке. В паспорт я не заглянул, он у нее в руках был, но из паспорта вытащил какую-то бумажку, там была фамилия «Глазкова». На русском и на иностранном. Я прочел только фамилию. Представляете? Кажется, она действительно живет во Франции. Интересно, сколько бабок отвалила за постоянное местожительство?

– Стало быть, босс, прячутся они в Париже. Не хило, – хмыкнул Леха. – А сюда ездят наскоками, потому ни мы, ни милиция не могли их засечь. И милиция на след поэтому не нападает. Сделали свое грязное дело, сели в автобус – и «прощай, Россия».

– В таком случае, – сказал Ставров, – оформляйте оба документы, вы поедете в Париж искать их там.

– Босс, – испугался Леха, – как искать будем? Этот даже армянского не знает, я тоже ни в зуб ногой по-французски.

– Почему не знаю? – ухмыльнулся Тимур. – Бонжур – знаю, еще мерси, оревуар. А ментов у них называют ажанами. Чувствуете, мент – ажан? Звучит.

– Потрясные знания, – съязвил Леха. – Считаешь, этого хватит?

– Но ты забыл! – И Тимур торжественно встал. – Там есть русские рестораны. Она сама мне их назвала, я думаю, найти их не проблема.

– Найдете, – согласился с Тимуром Ставров. – Они же не живут там затворниками. И не подозревают, что мы напали на их след. У вас есть ее фотографии. Знакомьтесь с людьми русского происхождения, общайтесь, угощайте по-русски щедро, застолье делает людей словоохотливыми. Как только найдете, сразу мне сообщите, сами ничего не предпринимайте. А я приеду и… там посмотрим. Ты, Тимур, молодец. Да, ребята, узнайте расписание чартерных автобусов всех агентств, которые возят туристов во Францию. Сделать это нетрудно, далеко не каждому по карману такое удовольствие, следовательно, автобусов туда и назад ходит мало. Здесь мои люди будут встречать каждый рейс, вдруг они прибудут сюда. Ну, а вы с завтрашнего дня займетесь оформлением документов. Сегодня седьмое? Значит, в первых числах января поедете, на праздники там столпотворение. Теперь они от нас не уйдут. На сегодня все.

Часть пятая
УИК-ЭНД В ПАРИЖЕ

ПАРИЖ, СЕРЕДИНА ДЕКАБРЯ

Володька, отправляясь на день рождения Софи, приоделся, купил букет. И попал в сплошной чад от сигарет, за пеленой которого трудно разглядеть кого бы то ни было, а за шумом услышать. Гости примостились кто где: на полу, на креслах и диванах, на тумбочке, одна девчонка умостила зад на телевизор, стоявший на маленьком возвышении. Володька переступил через чьи-то ноги, оглядывался в поисках Софи. Его окликнули три девчонки из балета, помахали ручками и принялись стрекотать дальше. Володьке они нравились, симпатичные и шебутные. Вдруг ему любезно сунули бокал с шампанским, он поблагодарил и попытался отпить. Облился, потому что с другой стороны кто-то панибратски стукнул по спине, обращая на себя внимание. Открыл было рот для знакомства, а его потянули за руку.

Наконец-то Софи! Вручил ей «веник», до того покоившийся под мышкой. Она увлекла его на балкон, где он с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Но Софи не дала насладиться прохладой, прижала его телом к стене, говорила проникновенно и быстро, а о чем – неизвестно, не успевал в уме переводить. До чего же трудный язык, никак не давался! Володька знал уже много слов, складывал их в предложения, но медленно это проделывал. Не успел опомниться, как целовал Софи. Или целовала она его. Короче, они целовались. Как это получилось – сам недоумевал. А почему, собственно, нет? Клин клином вышибают. Софи очаровательная девушка, давно одаривает его вниманием. Володька смелее обнял Софи.

На балкон ворвалась Одетт с гитарой, не подумала извиниться, а потащила Володьку назад в комнату, призывая общество к тишине. Когда гости мало-помалу утихли, поведала, что перед ними стоит самый настоящий «рюс Володья» и сейчас он будет петь «шансон рюс». Делать нечего, раз тебя так представили, пришлось петь. Надо отдать должное, слушать они умеют. Не то что наши ребята, которые в таких случаях ведут себя на вечеринках наплевательски по отношению к певцу. Свет погасили, горели свечи, курились индийские благовония, что-то сверкало, обдавая комнату огоньками. Пили вино и шампанское. Закуски почти никакой, так, бутерброды толщиной с пергаментную бумагу и пирожные. Володька спел пару песенок из русской попсы, романс, песню Высоцкого, в общем, репертуар разнообразный. И поражался: ни хрена не понимали по-русски, а просили еще.

Позвонили. Одетт на цыпочках ушла открывать, он пел как раз романс «Очи черные», ему даже нестройно вторили, и вдруг… Полин и Влад! У Володьки разом все оборвалось. Кажется, и они не ожидали его здесь увидеть, Влад помрачнел, Полин разнервничалась, а Володька все же допел. Его просили еще спеть. И он пел, что давалось теперь с трудом. И не смотрел в сторону Полин, хотя тянуло. Она же тихонько переговаривалась с Одетт. Володьку хвалили, а похвала на любом языке вещь доступная и приятная, он принимал восторги и восхищение с нарочитой скромностью, подставлял щеку девушке, желавшей облобызать его. Наконец поднял руки, мол, не могу больше, гитару тут же подхватил танцор из кабаре, а Володька с бокалом ушел на балкон. Ждал, что и Полин придет, чувствовал, что придет, хотя бы дежурно полюбопытствовать, как дела. В комнате толкались друг о друга пары, то есть танцевали, но Полин не приходила. «Ну и не надо!» – сказал себе и решил потихоньку слинять. Все – значит, все. И нечего встречаться даже случайно.

Он протиснулся между танцующими парами, отыскал куртку и очутился на площадке. Постоял, все-таки не теряя надежды, что Полин соизволит выйти. Не вышла. Разозлившись на нее, галопом сбежал вниз.

После шумной вечеринки голова гудела. Володька огляделся, не зная, куда податься. Не хотелось быть одному. Ночью далеко не все улицы Парижа многолюдны, этот район как вымер. В таком случае надо идти туда, где много людей и огней, чтобы забыться. Все, хватит, Полин нет и не было. Она приснилась, а сон не может приносить переживания. Только так подумал, сделав несколько шагов по направлению «неизвестно куда», как его окликнул женский голос. Ему бы бежать без оглядки, а он обреченно повернулся к Полин.

– Куда ты так рано? – спросила она, приблизившись. Про себя отметил, что Полин выскочила в пальто, значит, решила не задерживаться на вечеринке.

– Домой, – буркнул он и неторопливо побрел по тротуару.

Минут пять шли бок о бок. Она первая нарушила молчание:

– Написал что-нибудь?

– Создал два шедевра. Хочешь посмотреть?

Опять прозвучал вызов. Кому и зачем?

– Конечно, – ответила она, приняв вызов. – Поехали?

– Мадам, – остолбенел он, – ты хочешь на чердак?

Но Полин уже остановила такси. Пока ехали, не переставал ей удивляться. Вела себя так, будто сегодня утром расстались по-дружески. Она болтала о всякой всячине, о Софи и Одетт, с которыми, оказывается, все это время перезванивалась, о том, что не предполагала увидеть Володьку на вечеринке, что не знала о его работе в кабаре. Ну, и он отвечал тем же, беззаботным прикидывался до откровенной фальши, даже самому было неловко. Однако раздирало любопытство: почему она согласилась ехать на ночь глядя к черту на кулички? Ведь просмотр работ можно было отложить и до завтра.

Когда вошли в дом, пропитанный самыми неожиданными запахами, Володька предупредил, поднимаясь:

– Сама понимаешь, здесь живут униженные и оскорбленные, все точно по Достоевскому. Кстати, есть лифт, но я ни разу не видел, чтоб он работал. Нам на десятый этаж. Осторожно, Полин, не касайся стен, а то бывает, шутники мажут их… Еще тут гуляют полчища тараканов, клопы живут, можно подхватить чесотку, малярию и… и… ты не передумала? Нет? Тогда вперед на десятый. Кажется. Я точно не подсчитывал, на каком этаже живу.

Он включил свет в каморке, Полин не ужаснулась убогости жилища, во всяком случае внешне, но и не рисковала присесть. Впрочем, оба стула заняты тюбиками и банками с красками, а на кровать сесть как-то неудобно. Он сбросил покрывала с холстов и покосился на Полин. Несмотря на паршивое освещение, эти два полотна слишком очевидно не состыковывались с каморкой. Два человека, две страсти, две жизни настолько разнились и одновременно обнаруживали схожесть своей естественностью, что Полин долго молчала, внимательно глядя на работы, не выражая, впрочем, никаких эмоций.

– Это Саломея, – догадалась Полин, – а негр кто?

– Адам. Еву я оставил на вилле.

– Ты мне польстил. Но почему Адам черный?

– Понимаешь, – придумывал на ходу, – бог лепил его из глины. А глина есть не что иное, как земля. Вот потому Адам черный – похож на землю. Ева создана из ребра Адама, кость имеет белый цвет, значит, Ева должна быть белая. Вот и все.

Очевидно, ответ удовлетворил Полин, потому что она больше не спрашивала, а сосредоточенно рассматривала картины.

Снова Володьке удалось поймать движение, секундный миг. У Саломеи даже юбка еще колышется, а от блесток тянется след. Уже не девочка, но еще и не женщина только что закончила танец. Она жаждет похвалы, она слышит ее, это главное для нее. Замерла, откидывая волосы со лба, счастлива от тех восторгов, которые звучат. Открытый чувственный рот на приподнятом вверх лице, словно произносит: еще хвалите меня! И нет ей дела до секундного каприза – головы на подносе в чьих-то сильных руках. Она само совершенство, грех и девственность одновременно, порок и добродетель, жадность и щедрость. Присмотревшись, Полин заметила, что вокруг Саломеи просматриваются лица. Да, они все еще кружились перед глазами девушки-девочки, вовлечены в танец экстаза и не успели остановиться, как и ее юбка.

– Я впервые вижу, – сказала задумчиво Полин, – чтобы художник смог написать взгляд изнутри картины и со стороны. Это действительно шедевры… Почему ты уехал с виллы? Тебе надо серьезно писать, а не болтаться на побегушках в кабаре.

– Ты прекрасно знаешь, почему я уехал, – нахмурился он.

– Володя, прости меня, – вдруг произнесла Полин тихо, – прости. Я все это время разыскивала тебя, поверь. Мне не хватает тебя.

Он подошел к Полин сзади, взял за плечи:

– Ты шарахаешься с одного полюса на противоположный, а я человек стабильный. Мне было трудно…

– Я знаю, – она повернулась лицом, уткнулась лбом в грудь Володьки. – Мне понадобилось время… Володя, ты мне нужен, очень нужен…

Вот так, всего несколько слов – и за спиной вырастают крылья, да какие! Володька мог бы подпрыгнуть и проломить головой ветхую крышу, взлететь над Парижем и обогнуть весь шарик вместо спутника. Жаль, это невозможно, но именно так он чувствовал, и все чувства вкладывал в руки, обнимавшие Полин, и в губы, целовавшие ее.